Текст книги "Нити смерти"

Он выпрямился, посмотрел на часы. Инга Андерс скоро будет здесь, ее дежурство в медицинском центре по оказанию экстренной помощи закончилось десять минут назад. У нее был ключ, охранники получили указания.

Браунли вышел из столовой. Он вспомнил, что в нижнем ящике стола в кабинете стояла полная бутылка виски. По его указанию в кабинет принесли и застелили кровать. Чтобы нормально работать завтра утром, необходимо вскрыть нарыв горя, который зреет у него в горле и мешает дышать. Для этого был всего один способ. За годы непрерывной работы у него внутри, кроме гнева, накопилось много разных эмоций. Чтобы дать выход этим эмоциям, человеку надо напиться и поплакаться в мягкую женскую грудь. Неважно, чья это грудь. Лия никуда не годилась, она сама страдала от собственного горя. Страдала в пьяном виде.

Во время утреннего разговора у него мелькнула мысль прекратить связь с Ингой и снова вернуть ту, которую звали Эми. У нее была грудь очень удобная для того, чтобы в нее поплакаться. Но если думать о будущем, Инга лучше. Браунли подозревал, что она обладает весьма ценным в его глазах свойством – распущенностью. И грудь у Инги достаточно мягкая, он уже имел возможность убедиться в этом. Белая и мягкая грудь под накрахмаленным лабораторным халатом, похожая на белый зефир в жестком бумажном стаканчике.

Артур Борегар Браунли откупорил бутылку виски и поднес ее к губам.

Глава 24

У Джона Томса был списочек.

Он придумал новую игру. Если натянуть нить между кончиками мизинца и большого пальца и пользоваться ею очень осторожно, проводя рукой поперек стоек перил, то все на лестнице будет выглядеть как обычно. Когда он закончил свою игру, перила нескольких пролетов лестницы были готовы рухнуть от малейшего прикосновения. Джон решил, что обработанная таким образом лестница послужит ему вместо системы сигнализации. Если кто-нибудь заденет перила, чугунная решетка грохнется вниз, на каменный пол и предупредит об опасности.

Он приготовил уже много ловушек. Джон помнил их расположение, вернее, он помнил, где их не было. Он убедился, что легче запоминать безопасные маршруты. Никто не застанет Томса врасплох. Любой, кто отважится на это, разделится минимум на две части.

В башнях были высокие узкие окна. В ходе капитального ремонта здания каждое окно изнутри было закрыто листом фанеры, выкрашенной в черный цвет. от этого снаружи окна имели самый обычный вид Если срезать головки гвоздей, листы фанеры легко отодвигались в сторону.

Томс прислонил лист фанеры к стене и открыл окно. На улице было уже темно. Через окно он опустил на землю кусок отрезанных перил и, используя его как лестницу, спустился вниз. Высота была небольшая, всего футов шесть. На земле, в кустах, он притаился и приготовил из нити очередную головоломку в форме корзиночки. Он знал, что в ИХ мире нельзя быть безоружным.

Что-то темное, не слишком большое кинулось на него. Собака была уже в прыжке, но Томс успел сделать защитное движение рукой, в которой была только что сплетенная корзиночка. Доберман-пинчер ткнулся в ноги Томсу, не издав ни звука. Голова собаки была похожа на конец разорвавшейся ракеты, используемой для фейерверка. Томс взял труп собаки за хвост и оттащил под куст. На траву из трупа лилась какая-то жидкость, она была еще теплая, в ночном воздухе от нее поднимался пар. Так, ворота заперты на замок. Он знал, что раньше ворота никогда не закрывались на ночь. Если бы ему не мешала маска, если бы на лице сохранились кости и необходимые мышцы, он посмеялся бы над их ухищрениями. Стальные запоры! Они до сих пор не поняли, с кем имеют дело!

У Джона Томса был списочек.

Это произошло четыре года тому назад Он проводил свои исследования дома, и они еще не были связаны с идеей мономолекулярных нитей – эта страсть пришла позже. Тогда он занимался растворителями, к сожалению, ничего не получалось. Десятки литров жидких отходов от экспериментов он выливал в туалет. Закончилось все тем, что были вызваны ремонтные рабочие, которым пришлось вскрыть трубы под дорогой. Начались разговоры об уголовной ответственности, но он согласился уплатить штраф. Вся их вонючая система канализации не стоила восьми тысяч долларов, которые ему пришлось выложить! Уже тогда ОНИ начали выполнять свои планы, чтобы разорить его. Пришлось уплатить, поскольку разбирательство выявило бы сомнительные источники, из которых он брал реактивы для экспериментов. Джон не смог уплатить весь штраф сразу, он был еще должен тысячу двести долларов. Пусть теперь попытаются получить свои деньги!

В четырех кварталах от здания «Пластикорпа» он нашел первый контрольный колодец системы канализации. У него не было ключа от замка на люке колодца, но зато у него были его нити.

Джон спустился по лесенке в стенке колодца и натянул нить поперек зловонной трубы на высоте шести футов. Затем он вылез и перегородил несколькими нитями входное отверстие колодца. Первый же дурак из санэпидемслужбы, который захочет спуститься в колодец, полетит вниз гораздо быстрее, чем ему хотелось бы. Мысленно он представил, каким будет звук от падения двух отдельных частей разрезанного тела.

– Будет два всплеска, – прошептал он.

Джон Томс кружил по городу, как ядовитый скрюченный паук. За ночь надо было многое сделать. В его списке уже было вычеркнуто несколько имен, но появлялись все новые и новые. Он вспоминал вредных учителей, задиристых товарищей по играм, чопорных чиновников, нахальных водителей автобусов, занудливых соседей, продавца сосисек, который высмеял Томса за то, что он хотел положить на свою сосиску сразу перец, хрен, горчицу, кетчуп и майонез.

Имя им было легион, а он припомнил обидчиков только до девятого класса. У Джона Томса был списочек.

Балансовые отчеты в сберегательном банке города Ридж Ривер всегда сходились до цента. Служащие долго вспоминали случай, когда Карл Дюррант оставил всех после работы, чтобы установить, почему у кассира Эми Пратт не хватает одного доллара. Проработав полтора часа, Дейл Воррен смял в кулаке собственный доллар и объявил, что «нашел» его в корзине для бумаг. На следующий день в кассе Эми Пратт оказался лишним один доллар. Все походило на какой-то детектив. Этот лишний доллар до сих пор хранится в специальном конверте в сейфе Карла, но никто пока не пришел и не заявил свои права на него.

Если вы взяли в банке заем и задержали уплату хотя бы на один день, ваша фамилия тотчас же появлялась в желтом блокноте, лежащем на левой стороне письменного стола Карла. Фамилия Томса регулярно появлялась в этом блокноте. Долг Джона Томса составлял тысячу двести семьдесят четыре доллара и двадцать два цента. Во время медового месяца Карл пошел в универсам в Панама-Сити вместе со своей женой Кристой Дюррант, урожденной Брант. Кассирша закончила подсчет и сказала: – С вас шестьдесят восемь долларов и тридцать девять центов.

Карл посмотрел на Кристу, предупрежденную заранее, что она может тратить не больше пятидесяти долларов. Не вынимая бумажника из кармана, он спросил: – Вы принимаете чеки?

Поскольку еще продолжался медовый месяц, Карл решил воздержаться от нотаций, он просто не разговаривал с женой в течение трех дней. Он решил, что три дня молчания за перерасход восемнадцати долларов и тридцати девяти центов будут нестрогим наказанием. Все-таки Карл был влюблен, а медовый месяц, как известно, смягчает нравы.

Нить, натянутая Томсом между ножками кровати Карла, ждала свою жертву уже три дня.

Когда Криста сняла с комода кедрового дерева аккуратно сложенные брюки мужа, что-то звякнуло. Карл частенько оставлял мелочь в карманах брюк, предназначенных для химчистки. Этим он проверял ее. Вечером после работы он пересчитывал мелочь, сложенную стопкой на комоде. Он ничего не говорил жене про эту мелочь, но только улыбался ей. Она всегда делала так, что результат был правильным.

Когда она укладывала монеты на комод, десятицентовик выскользнул из ее руки и закатился под кровать.

Криста Дюррант опустилась на колени, увидела монетку на полу и полезла под кровать.

В агонии она билась на полу до тех пор, пока ее отрезанное лицо, державшееся на коже в районе шеи, не отделилось от головы. Лицевая часть упала на ковер, срезанной стороной вниз. Бившаяся в конвульсиях Криста оказалась за комодом. Она умерла, лежа на спине. Разрезанные пазухи, из которых текла слизь, были похожи на рассеченные морские раковины, мозг под лобными костями серел, высыхая на воздухе, оголенные резцы белели на фоне чисто срезанных костей черепа. – Криста! – почти крикнул Карл. Куда она запропастилась? Он поднялся наверх. – Криста!

В ванной комнате ее нет, полотенца аккуратно сложены, хромированные детали сверкают. Куда же запропастилась эта Криста?

Карл заглянул в спальню.

Что за маска на полу? Откуда она взялась?

Он нагнулся, поднял мягкое лицо. Оно было сырое, очень натуральное, кого-то напоминало. Только теперь он заметил пятна на ковре и то, к чему они вели. У Джона Томса был списочек.

Харри Сайкс высунул голову из окошечка своей будки и сказал:

– Доброе утро, сэр!

– Я же говорил тебе, Харри…

– Да, сэр. Я знаю, сэр. Но я думаю, нет ничего плохого в том, что я называю вас «сэр», сэр.

– Конечно, но…

– Тогда все в порядке. Как обычно, сэр?

– Да, Харри.

Роджер Брест сделал могучий вдох. От дома до его спортивного зала было всего десять минут бегом, поэтому он совсем не запыхался. Просто ему нравился запах можжевельника. Запах можжевельника, пота и дезинфекции. Именно так должно пахнуть в спортзале. На прошлой неделе он побывал с ознакомительным визитом в спортивном зале «Райский сад», принадлежащем его конкурентам. У них пахло духами. Единственное, чем они могли переманить его клиентов, так это ультрасовременным оборудованием. Да еще, пожалуй, крепкими, хорошо тренированными инструкторшами, одетыми в форму особого покроя. Он не мог позволить себе ни нового оборудования, ни привлекательных сотрудниц. У него были возражения как финансового, так и морального плана. У него был простой потогонный спортивный зал со звяканьем стальных снарядов, у них – духи и сладкая музыка. Он не мог понять, почему в этом соревновании сталь проигрывала. – Одно яйцо или два, сэр? – спросил Харри, держа в руке кухонное приспособление, которое при нажатии на рамку с проволочками резало яйца, сваренные вкрутую. – Одно.

– Тогда я беру себе второе, если вы не возражаете, сэр.

– Согласен.

Роджер заметил, что Харри зачеркивает крестиком очередную дату на календаре. – Сколько уже дней, Харри?

– Шесть месяцев и двенадцать дней, сэр. Благодаря вам.

– Уже шесть месяцев и двенадцать дней без капли спиртного! Просто замечательно. Харри, ты можешь гордиться собой.

Харри полил салат, предназначенный для Роджера, маслом и уксусом. – Это ваша заслуга, сэр. Я не смог бы ничего сделать без вашей помощи, да и без работы.

– Ты замечательно работаешь, Харри. Все достигнутое – твоя заслуга, ты мне ничем не обязан.

– Позвольте не согласиться, сэр. Я готов платить свои долги, не то, что некоторые.

Роджер поддел салат вилкой и спросил:

– Ты все еще вспоминаешь маленькое происшествие на прошлой неделе, Харри? Харри полил свой салат с яйцом майонезом.

– Да, именно происшествие на прошлой неделе, сэр. Думаю, тот бездельник мог хотя бы сказать «спасибо» за то, что вы сняли с него трех хулиганов.

– Некоторым очень трудно произнести «спасибо».

– Думаю, что между неблагодарностью и плевком в лицо есть большая разница. – Ну ладно, Харри. Ты давно сказал свое «спасибо». Думаю, я должен начать платить тебе зарплату за твои труды.

Харри поднял руки и затанцевал, как бы уходя от ударов на ринге. – Ни за что, сэр! Никаких денег. Вы меня кормите, у меня прекрасное место, я одет благодаря вам. – Он потрогал себя за ворот потрепанного мешковатого тренировочного костюма. – Если у меня заведутся денежки, может возникнуть искушение. Я знаю, что одного глотка спиртного достаточно, чтобы я снова скатился. Когда вы меня выручили, я был настолько беден, что сквозь подошвы мог чувствовать песчинки на асфальте. В ту пору лосьон для бритья был для меня роскошью, следующим и последним этапом мог стать метиловый спирт. Поэтому никаких денег, сэр.

И Харри облизал губы, которые тогда, при их первой встрече, кровоточили и были покрыты болячками.

Роджер решил сменить тему разговора.

– Как у тебя с памятью, Харри? Припоминаешь ли свою жизнь в Канаде? Харри оживился.

– Совсем недавно я вспоминал начало моей жизни в боксе. Помните, я говорил вам про то, почему у меня эти штуки? – и он потрогал свои изуродованные ушные раковины.

– Это было тогда, когда ты чуть не стал чемпионом в легком весе? Я помню. – Тогда я еще не пил, боль в голове еще не надо было заливать спиртным. – Да, ты говорил об этом.

– Ну, я припоминаю кое-что из того, что было до того…

– А что именно?

– Помню самое начало моей спортивной карьеры. Тогда я служил в Королевских ВВС, в Англии. Наверное, я был добровольцем, поскольку это происходило в сороковом году, если я не ошибаюсь.

– Прекрасно, Харри. Так что ты вспомнил?

– Смешную историю. Я слышал ее, но. сам в ней не участвовал. Помню, мы сидели в пивном баре «Слон и Башня», была воздушная тревога, а мы надрывали животы от смеха.

– Так что это за история?

– Ну, специалисты по маскировке – а в британской армии были такие части – работали на полигоне, недалеко от Лондона. Местечко называлось Винстед. Так вот, они установили там макеты танков и орудий. Эти макеты из дерева и парусины сбивали с толку гансов, прилетавших бомбить Англию. Они сбрасывали бомбы на макеты, и тем самым людям и домам в Лондоне становилось чуть легче.

Это продолжалось каждый день в течение месяца. Но в конце концов гансы разгадали хитрость и решили ответить тем же. Они построили ложный аэродром, установили там фанерные самолеты и всякое другое. Потом они сели и стали ждать. Ну, как положено, через неделю прилетает английский бомбардировщик и сбрасывает огромную бомбу. Бомба не взрывается. Тогда гансы высылают туда команду подрывников. Те приезжают на место и видят, что бомба сделана из дерева и на ее боку большими красными буквами написано: «Ба-бах!». Роджер вежливо посмеялся, затем спросил: – Так ты думаешь, Харри, что ты канадец?

– Конечно. А что?

– Понимаешь, когда ты рассказывал, ты произносил слова как-то по-другому. Может быть, ты был британцем, а после войны эмигрировал в Канаду? Ведь многие так делали.

Харри почесал голову.

– Это все было так давно… Надо подумать. Роджер попрыгал со скакалкой минут пять, чтобы разогреться, надел легкие перчатки. Чувство вины за то, что он не платит Харри за работу, Роджер решил выместить на тренировочном мешке. Следующим был универсальный тренажер.

Двадцать минут нагрузки на плечевой пояс – отжимания от скамьи, махи одной и двумя руками, наклоны вбок, повороты. Еще двадцать минут – нагрузка на тело с помощью приседаний и гантелей, затем поднятие штанги.

Через час тренировки его начало покачивать. Ощущение было очень приятным, и он закончил работу тем, что на каждой руке подтянулся по двенадцать раз. Просто так, от избытка сил.

Харри стоял рядом, чтобы принять промокший от пота тренировочный костюм от Роджера, собравшегося в душ.

– Без двадцати минут десять, – сказал Харри.

– Понятно. Ну что, опять к нам нет очереди?

– Нет.

– Тогда после душа я буду у себя в кабинете. А ты открывай спортзал. – Я принесу сок в четверть одиннадцатого. Вас ждут конторские книги, сэр. – Да, я знаю.

С потолка кабинета Роджера свешивалась бечевка. Вчера ее не было. К концу бечевки прикреплена бумажка с надписью: «Дерни за веревочку». Что за шутки? Что-то вроде «Алисы в стране чудес»? До первого апреля еще далеко.

Он еще раз посмотрел на бечевку. Ее верхний конец раздваивался наподобие буквы «у», оба кончика приколоты кнопками к облезлому дощатому потолку.

Роджер повернулся на каблуках и заметил наверху еще две кнопки, прямо над дверью. Вторая пара кнопок вроде бы ничего не держала.

Он пожал плечами и потянул за конец бечевки.

Кнопки отскочили от потолка. Роджеру показалось, что на него упала невидимая сетка из паутины. Он махнул рукой, чтобы отвести ее от лица. Рука зацепилась за что-то, он почувствовал сильную боль. Из большого пальца, наполовину отрезанного, брызнула кровь, срезанная кожа на тыльной стороне ладони собралась складками у основания пальцев. Из всех разрезов шла кровь.

Роджеру стало страшно, он отчаянно замахал руками. От каждого движения на желтые стены кабинета летели брызги крови и клочья мяса. Он упал, начал кататься по полу. Когда его рывки перешли в слабые конвульсии, стало заметно, что невидимая сеть с ячейками в виде ромбов прорезает тренировочный костюм и все вздрагивающее тело Роджера до костей.

У Джона Томса был списочек.

Мэвис Твайт открыла ключом дверь библиотеки и вошла. Она повесила свое приличное пальто и чистенькую черную шляпку на вешалку, прислушалась. Из кабинета доносились ритмичные удары. Значит, Джильда уже на месте. Девушка наконец научилась вовремя приходить на работу. Мэвис тогда правильно угадала, что со временем из Джильды получится хороший работник. Когда это было? Неужели прошло уже шесть лет? Как быстро летит время!

– Доброе утро, Джильда!

– Кофе уже готов.

– Чем занимаешься?

Джильда подлила немного чернил на штемпельную подушку и сказала: – Ставлю штампы с вашей фамилией на письма с требованием вернуть задержанную книгу.

Она поставила пробный оттиск на промокательную бумагу и продолжала: – Не понимаю, почему читатели не возвращают книги в установленный срок. Никакого уважения! Почему они не задумываются над тем, что кто-то стоит в очереди за этими книгами? И всегда задерживают новейшие поступления, всегда именно нужные книги.

– А что там на моем столе?

– Два письма по поводу поврежденных книг, на них требуется ваша личная подпись. И опять этот Томс!

– Что, надписи на полях?

– Да, и обязательно на самых ценных книгах! Пожалуй, надо снова лишить его права пользоваться библиотекой.

– Да, пожалуй. Ладно, я подумаю. А сейчас, пока нет ничего срочного, пойду подберу несколько книг по заказу университета. Я буду наверху, в книгохранилище.

Мэвис любила работать в книгохранилище. Второй этаж публичной библиотеки города Ридж Ривер представлял собой открытый балкон, протянувшийся вдоль трех стен здания. Там пахло книгами, оттуда хорошо были видны ряды книжных шкафов, сверху похожих на поставленные на ребро костяшки домино. Там, наверху, были лестницы. По секрету, больше всего ей нравились именно лестницы.

Оба конца каждой лестницы заканчивались роликами, каждый нейлоновый ролик катился по собственной направляющей, одна из которых проходила по крышке верхнего стеллажа, а другая по полу. Катание на лестнице напоминало аттракцион в Диснейленде.

Мэвис всегда работала методически, по списку, составленному в алфавитном порядке. Так, первым идет Арнолд. Она влезла на деревянную лестницу, выбрала нужную книгу и положила ее на прикрепленную к лестнице полочку, слегка оттолкнулась.

Мимо носа проплывали корешки книг. В животе от скорости что-то легонько переместилось. Следующим был Эразм. Она притормозила точно в нужном месте. Мэвис знала, где что лежит! Дальше – Гете, это будет там, на дальнем конце, перед самой ограничительной планкой.

Хороший толчок – и она прокатится по всей длине полки, до самого края, лестницу остановят небольшие резиновые амортизаторы. Замечательное путешествие! Раз, два, три – поехали! Мэвис, старший библиотекарь, испытывала радость от бесшумного качения на большой высоте. Путешествие должно закончиться легким толчком, поэтому она крепко держалась за верх дубовой лестницы, подняв руки вверх. Падать ни в коем случае не рекомендовалось. До пола первого этажа было двадцать футов, плюс пять футов высота лестницы, на которой стояла Мэвис. Опасная высота придавала путешествию дополнительную прелесть.

Ее руки на высоте кистей поразил странный удар, похожий на разряд электрического тока, брызнула кровь, в животе что-то перевернулось… Она закачалась на падающей лестнице, основание которой наткнулось на какое-то препятствие. Мэвис падала, дико размахивая руками. На ступеньке лестницы прочно стояли две ее ступни, отделившиеся от тела. Она перелетела через ограничительную планку. Стоявший на полу стол с подготовленными для работы книгами стремительно приближался к ней… На высоте двадцати пяти футов над изуродованным телом Мэвис остались две уцелевшие ступеньки лестницы, удержанные верхней направляющей. За самую верхнюю ступеньку по-прежнему крепко держались две человеческие кисти.