Текст книги "Нити смерти"

Глава 17

У Джона Томса был списочек.

– Молли, подежурь за меня немного, пожалуйста, – попросила Рената. – Ну конечно же!

В туалете Рената переоделась в голубые джинсы и замшевые сапожки с бахромой, в руках она держала голубую замшевую куртку. Собрав волосы в «хвост пони», она завязала их голубой лентой.

– Собираешься покататься? – ухмыльнулась Молли.

– Да… С Гордоном… Уже пять?

– Без четырех минут. Как прошло предыдущее свидание?

– Свидание? А-а, вчера… Думаю, нормально.

– Ты так думаешь? И сегодня вечером ты опять идешь на свидание с ним? – Мы только прокатимся.

– Прокатитесь. А вот и он!

В одной руке Гордон держал листок с отчетами о работе, в другой – два мотоциклетных шлема.

– Привет, Молли! Ты сегодня хорошо выглядишь! Ты готова, Рената? Рената вопросительно посмотрела на Молли.

– Проваливайте! Я закрою. Счастливо! Мотоцикл мурлыкал на стоянке. Рената чувствовала, как вибрация от двигателя переходила в ее тело. Она поплотнее прижалась к черной коже, туго натянутой на спине Гордона.

– Куда поедем? – отрывисто спросил он.

– Вперед!

Мотоцикл сорвался с места. Рената крепко взялась за фигурную металлическую пряжку его пояса. Подрагивание мускулов его ног передавалось ей. Она закрыла глаза, от большой скорости по спине пробежал холодок, от его куртки пахло кожей. Неважно, куда, только бы вперед и вместе!

Шум уличного движения остался позади, дорога пошла в гору. Мотоцикл описал широкую дугу, наклонившись влево. Рената еще крепче прижалась к Гордону. При повороте ее собственное тело стало более ощутимым, давление на внутреннюю поверхность левого бедра, вызванное центробежной силой, усилилось, ее грудь скользнула по спине Гордона.

Большие пальцы рук, засунутые под пряжку его ремня, сжались еще крепче. Он переключил скорость, мотоцикл кашлянул, от чего у нее в животе что-то вздрогнуло. Они поехали медленнее, машина шла по инерции и, наконец, остановилась.

Кругом было очень тихо.

– Хочешь размять ноги?

Рената открыла глаза, огляделась вокруг.

Они стояли на горе. Рената бывала здесь раньше, еще подростком. Они приезжали сюда на машинах после кино, танцев или ужинов, здесь целовались, а иногда и… Внизу были видны огни города, ясное ночное небо отражалось в большом черном озере. Она видела все это раньше, из машины. Сейчас же, когда автомобильные стекла не мешали смотреть, вид был более живописным, все казалось ярче и чище. Рената высвободила пальцы рук, слезла с сиденья, уронила шлем на траву. Гордон поставил мотоцикл на подножку. Ее ладони легли на его руки, лежавшие на руле мотоцикла.

– Это что, акселератор?

– Нет, это ручка сцепления, газ с другой стороны.

– У тебя сильная машина. Можно попробовать? Он завел мотор, съехал на заднее сидение. Рената села боком, по-дамски, на его место, еще хранившее тепло тела Гордона. Вытянув руки, она взялась за ручки.

– Надо так, – сказал он, положив руки сверху. Он повернул ручку вместе с ее ладонью, мотор набрал обороты. Она перебросила ногу через бак, села верхом, Гордон был пассажиром. Он убрал руки, теперь она могла сама управлять мотоциклом.

Она то увеличивала, то уменьшала обороты, упираясь спиной в грудь Гордона. Она уменьшила обороты до холостого хода. Его широкая рука обнимала ее талию, она чувствовала себя зажатой между мощью стальной машины и его сильным телом. Он нежно откинул «хвост пони» с ее шеи, и она почувствовала его горячее дыхание. Мотор заурчал громче. Его рука легонько нажала ей на живот, губами он коснулся ее волос над замшевым воротником. Пальцем он сдвинул воротник в сторону и стал горячо целовать шею.

Рената вздрогнула, мотоцикл заворчал громче. Его рука перешла под куртку, нащупала место между двумя пуговицами блузки. Кончиком пальца он начал легонько чертить круги на ее животе. Рената откинула голову назад, чувствуя его огненно-горячий язык у себя на шее. Ее бедра вздрогнули, дыхание участилось. Машина рычала.

Рената глубоко вздохнула. Гордон легонько прикусил ей мочку уха. Она вырвалась и повернулась к нему.

Ее губы были мягкими, податливыми, зовущими. Рената резко вдохнула воздух, мотоцикл заревел. Рука Гордона нащупала ложбинку между грудью. Она не могла произнести ни звука, но языком передала ему «да». Рука пошла глубже, под шелковистую ткань лифчика. Мотоцикл взревел еще громче. Рот Ренаты был горячим, жаждущим, тело изгибалось, требовало, чтобы рука шла еще дальше, легла на пульсирующую грудь, сжала ее…

На другом конце смотровой площадки зашуршали шины чьей-то машины. Гордон убрал руку, отчего ей стало холодно.

– Гордон!

– Что, милая?

– Хочешь, поедем ко мне?

По дороге домой ветер постепенно охладил ее голову, остудил горевшее желанием тело. «Не спеши, Рената, это только второе свидание! Что он подумает о тебе?» Ну, а что случилось? Поцеловались? Он ведь почти не дотронулся до нее. Немного объятий при втором свидании, это можно, необязательно же «позволять ему все». Они закусят, бокал вина, поговорят, познакомятся поближе. Ну, поцелуются, она позволит прикоснуться к себе. Это вовсе не означает, что…

– Вино в холодильнике, бокалы в шкафу, – сказала Рената. – Я быстро. Перед зеркалом в ванной она накрасила губы, осмотрела себя. Так, блузка мятая. Она разгладила блузку, ткань тонкая, лифчик тоже тонкий. От холода или по какой-то другой причине соски стали твердыми, как кремень. Нехорошо, не годится. Нехорошо по отношению к Гордону, если она не намерена потерять голову. Она сняла блузку и лифчик, кинула их в корзину. В ванной на полотенце лежал высохший свитер, который она недавно выстирала. Она взяла свитер и просунула в него голову.

Голой спиной она почувствовала легкий сквозняк, услышала позвякивание бокалов. Большие теплые ладони обняли ее.

– Гордон! – протестующе сказала она сквозь ткань свитера, но вырываться не стала.

– Мой бог, какая ты красивая! – хрипловатым голосом сказал он.

И она представила себе – голова обернута свитером, руки подняты, груди торчат, тело между облегающими джинсами и задранным свитером кажется вдвойне обнаженным. Она втянула живот, ожидая его прикосновения. Ладони ласкали ее, поднялись, взяли груди. Почему он медлит, почему его пальцы не… Соски расцветали, как раскрывающиеся бутоны. Пальцы играли ими, дразнили.

Рената отбросила свитер, увидела его глаза в зеркале – они были прикрыты, они наслаждались. Она прижалась к нему спиной, чувствуя сквозь двойную джинсовую ткань жар его тела. Пальцы рисовали круги, все ближе, ближе. Она хотела взять его ладони, сжать ими… Раздался стон, Рената поняла, что он вырвался из ее горла.

Своими ладонями она давила на его руки, усиливая испытываемое удовольствие. – Ну давай же, черт! – требовала она. Мужские ладони крепко, любовно сжались. По ее телу побежали волны, его руки ласково сдавливали, разминали ее тело. От испытываемого желания ей стало жарко. Гордон выпустил ее из рук.

– Продолжай, Гордон! Продолжай, пожалуйста!

– Это только начало!

Он повернул ее к себе, их лица сблизились. Она хотела чувствовать его всем телом, дрожащими пальцами начала расстегивать ему рубашку. Они слились в поцелуе. Не отрываясь от ее рта, он прошептал:

– Теперь мы на равных.

Руки Гордона сжали ее спину, он прижимал ее к себя все крепче. Она терлась о его бедро, все мысли о хладнокровии сгорели в пламени желания. Он оторвал ее от пода, ногами она сжала его бедра. Рената откинула голову и рассмеялась. Она откидывалась назад все дальше, пока не увидела себя в зеркале. Ее груди смотрели вверх. Он наклонился, взял сосок в пылающий рот.

– Не здесь! – выдохнула она.

Гордон задом вышел из ванной. Перехватив ее тело так, что она оказалась в его руках в позе невесты, вносимой женихом в дом, он понес ее к дивану. Когда он сел на диван, его руки неожиданно расслабились, и она скатилась с его коленей на пол. Она засмеялась и посмотрела на него – его лицо было искажено гримасой агонии.

– Что с тобой, милый? Спина? Кашель потряс его, из открытого рта потекла кровь. Ноги бессильно вытянулись, он покачнулся и упал.

– Гордон! – страшно крикнула она.

Он сложился пополам, его лоб ударился об пол между ногами. Из двух половинок свежеразрезанного тела фонтаном били кровь и какая-то жидкость. Рената пыталась встать с пола. Из его живота вывалились кишки, они упали на пол шевелящимися кругами, почти вертикально торчал пенек позвоночного столба.

Сидя в расползающейся красной луже, Рената начала кричать.

Глава 18

– Готов спорить на что угодно, что Браунли не сообщил ни слова полиции, – сказал Дункан, входя с Джанис в полицейское управление.

Но он ошибался.

Начальник полиции Гилдер смотрел Джанис прямо в глаза. Он загасил, не глядя, окурок сигареты в переполненной пепельнице, мусор из которой рассыпался по всему столу, и двумя пальцами достал из нагрудного кармана следующую сигарету «Лаки страйк».

– Сумасшедший с гарротой? – спросил он, зажигая спичку. – Нет, просто полоса несчастий для «Пластикорпа», черная полоса. Ну, этот старик, как его? Кармаджен! Тромб в головном сосуде. Мы получили подробное заключение от вашего штатного доктора, этой шведской сучки. Потерялся ребенок Браунли? Подумаешь! Он же футболист, не так ли? Скрывается с какой-нибудь тертой девкой из команды болельщиц.

Табачный дым окутал голову начальника полиции. У него были седые волосы, слегка пожелтевшие на проборе от никотина.

– Вы говорите про Трантона? – продолжал ой. – Несчастный случай. Сам дурак, сунул пальцы в какую-то машину, иногда случается. У Фиша ничего серьезного. Порезал голову, говорите? Раны головы всегда страшно выглядят, много крови. Пожалуй, тоже ничего серьезного.

– А что с Рональдом Трантоном? – спросил Дункан.

– Так вы не знаете? Он в больнице. Так, пустяки. Подумаешь, лишился кончиков пальцев. Я-то думал, что вы здесь по поводу этой… Нади Шума. Ваш босс, мистер Браунли, сказал, что вы будете интересоваться. Мне понадобятся ваши показания, это для следователя по случаям насильственной смерти.

– Смерти! – воскликнула Джанис.

– Так точно. У меня к вам несколько вопросов. Думаю, вы кое-что знаете. Это единственный случай из происшествий в «Пластикорпе», когда участие полиции является обязательным. Приходится разбираться с самоубийством.

– Самоубийство?

– Да, скверное дело. Пропали такие прелести, если вы меня понимаете, – сально улыбаясь сквозь дым, сказал Гилдер. – Послушайте, мистер Хелм. Попросите вашу девушку ненадолго выйти из кабинета, ладно? Я буду говорить о неприятных вещах. – Ты как, Джанис? – спросил Дункан.

– Я в порядке, – сглотнув, ответила она.

– Не называйте мисс Колман «девушкой», она является моим личным помощником. Продолжайте, господин начальник полиции.

– Ну, я вижу только девушку. Ладно, ваше дело, – сказал Гилдер, доставая из стола большой блокнот. – О'кей, идем дальше. Что вам известно о приятелях этой Нади Шума? Среди них могли быть извращенцы?

– Извращенцы? Что это значит?

– Ну… из этих, которые нюхают, практикуют необычные формы сношений? Дункан слегка подался вперед и сказал:

– Мисс Шума была абсолютно нормальной. Поясните, к чему вы ведете? – Нормальной? – пролаял Гилдер. – Нормальной? У вас странное понятие о нормальном, мистер Хелм. Вы что, не знали, что она сама из извращенцев? – Вы уже дважды прибегаете к этому слову. Лично я, а также мисс Колман, считаю термин оскорбительным. Поясните, пожалуйста, о чем идет речь.

– «Буфера», мистер Хелм! Именно это я имею в виду. Пожалуй, вы не могли ИХ видеть. Но есть же и другие моменты… вы работали вместе. Вы должны были знать, что у нее был пунктик, ну, она уделяла чрезмерное внимание своей груди. Кажется, это называется «фетишизм»? Извините, мисс!

– А почему вы думаете, что у мисс Шума был этот «пунктик»?

– Почему пунктик? Думаю, что можно выразиться и по-другому, но все равно я считаю это пунктиком. Знаете, как она покончила с собой?

– Вы же еще не сообщили нам, как она… умерла.

– Да, я еще не сообщил вам об этом. И вы ничего не слышали, так? – Именно так.

– Она просто отрезала их! – сообщил Гилдер, облизываясь. – Просто срезала! Думаю, опасной бритвой. Ну, разве не пунктик? Отрезать собственную грудь! Хотя нет, вру. Не совсем отрезала, а только наполовину, снизу. И потом сидела у зеркала, наблюдая за собственной смертью. Разве это не извращение?

Под Джанис затрещал стул. Зажав рот рукой, она выскочила из кабинета. – Я же сказал, что пропали такие прелести. Такие великолепные «буфера»! Но я думаю, вы, мистер Хелм, знали о них.

– Нет, я не знал об этом, – тихим голосом сказал Дункан. – Я и не мог знать об этом, господия начальник полиции.

– Ну, совместная работа… – поглаживая подбородок, произнес Гилдер. – Могли быть разный контакты.

– Вы упомянули опасную бритву, но не слишком уверенно, – заметил Дункан. – При самоубийстве орудие должно быть совершенно очевидным, не так ли?

– Вы правы. И именно поэтому я спросил про приятелей. Признаков борьбы не обнаружено, она просто сидела, как я уже говорил. Значит, это не убийство. Нет убийства в обычном смысле слова. Похоже на какую-то «последнюю жертву», у извращенцев такое случается. Именно так сказала ваша врач. Эти шведы любят половые извращения, не так ли? Они почитают Фрейда, практикуют «свободную» любовь, свои сауны.

Дункан задумчиво сложил пальцы.

– Обнаружены ли другие признаки необычных сношений?

– Что вы хотите сказать?

– Синяки, шрамы?

– На груди, хотите сказать? Нет, она в порядке, я точно знаю.

– И это не показалось вам странным?

– Странным?

– Вы упомянули «последнюю жертву», представленную девушкой с маниакальной привязанностью к собственной груди. Логично предположить, что жертва должна начать с самоистязания. Ну хотя бы пронзить соски? Нашлись ли предметы, которые могли бить использованы для ритуала? Веревки? Кожаные ремни? Нижнее белье, наконец? Для подобного ритуала, совершаемого самостоятельно или с помощью единомышленников, характерна постепенность, не так ли? Можно предположить, что событие развивалось постепенно, смертельные раны наносятся в самом конце. – Вы что, эксперт? Для «любителя» вы знаете слишком много о таких странных вещах.

– Нет, я не эксперт, даже не любитель заниматься подобными вещами. Но вам лучше найти эксперта. Если вы настаиваете на версии самоубийства, надо заручиться поддержкой какого-нибудь психолога. В вашей версии слишком много психологических неувязок. Начнем с того, что не найдена бритва.

– А у вас есть версия получше?

– Ну, меня нельзя считать объективным. Меня следует назвать чокнутым человеком, выдвигающим версию о маньяке со страшным оружием. Вам легче, вы имеете несколько несвязанных между собой несчастных случаев – Трантор, Фиш, Кармаджен, Надя, пропавший сын Браунли, случай со мной. Нет только лезвия, так называемой «бритвы Оккама». Интересно, кто будет следующим?

– А что за парень ваш Оккам?

– Вы с ним не соприкасались. Он когда-то сказал, что при наличии непонятных явлений и двух объяснений – простого и сложного, запутанного – наиболее подходящим оказывается простое объяснение.

– Это вы так считаете! – фыркнул Гилдер. – У вас что, есть свидетели? Кто-нибудь видел вашу нить-невидимку?

– Нет.

– И вы лично тоже ничего не видели, так?

– Очевидно.

– Значит, с вашей стороны мнение слепого и истеричной девушки. У меня же мистер Браунли и врач с великолепными ножками, заявление одной из ваших «жертв» – все уважаемые люди, мистер Хелм. Никто вас не поддержит. Будьте умницей, не вмешивайтесь. Не делайте волны, о'кей?

Дункан сжал кулаки.

– Не делать волны? Гилдер, вы что, не понимаете? Мне все понятно. Томс же сумасшедший. Почему вы думаете, что он теперь остановится? Сколько еще случаев вы сможете прикрыть? Сколько еще трупов появится?

Гилдер поднял руки.

– Ну-ну, мистер Хелм, не надо так волноваться. Полиция контролирует ситуацию. Мистер Браунли заверил меня, что Томс объявится в ближайшее время и что он не имеет ничего общего со случившимся. У вас что, нет других проблем? Мне казалось, что у вас много работы в связи с предстоящим большим открытием в лабораториях «Пластикорпа».

– Какое еще открытие?

– Ваша новая пластмасса. Не знаю подробностей, но мистер Браунли сказал, что вы на пороге великого события. Открытия! Он намекнул мне, строго по секрету, вы понимаете. Он посоветовал покупать акции. Молодец, этот ваш Браунли. Он даже помог мне. Вы же понимаете, что у полицейского не может быть много наличных денег, чтобы купить акции. Так вот, он предоставил мне заем, как он выразился, «на взаимном доверии». Почему бы и вам, мистер Хелм, не подумать о себе? Слепому не повредит небольшое золотое яичко, согласны? Готов спорить, корпорация может помочь своему сотруднику в приобретении акций. Поговорите с вашим боссом. Не забудьте про молодую леди. Займитесь своими делами, не стоит рисковать работой и соваться куда не надо. Я вам добра желаю. А проблемы оставьте тем, кто получает деньги за их решение. Дункан встал.

– Надеюсь, они хорошо вам заплатили, Гилдер. Я пойду посмотрю, как себя чувствует Джанис… то есть мисс Колман. Я запомню все, что вы мне сказали. Все, до последнего слова.

Выйдя из кабинета, Дункан позвал:

– Джанис!

– Я здесь, доро… мистер Хелм. Извини, что я… У меня что-то с желудком. Извини. – Пустяки! Атмосфера в этом кабинете такая, что меня самого чуть не стошнило. Пойдем на свежий воздух. На улице Дункан спросил:

– Отсюда далеко до больницы?

– Кварталов восемь. А что?

– Тогда идем пешком. Таксопарки записывают маршруты своих машин для «Пластикорпа», который оплачивает мои поездки. Предлагаю навестить Трантона раньше, чем это сделает Браунли.

Дункан, державший Джанис под руку, почувствовал, как она напряглась. – Дункан, сколько времени они смогут утаивать информацию о происходящем? – спросила она.

– Не знаю. У «Пластикорпа» большая мошна. Пока что все пострадавшие связаны с корпорацией, это облегчает им задачу, – покачав головой, сказал он. – Интересно, о чем думает Томс, совершая поступки. Похоже, что он был зол почти на всех, кто соприкасался с ним на работе. Но, слава Богу, не все так плохо.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду тебя, дорогая. Ты только начала работать у нас. Он может просто не знать о твоем существовании.

– Нет, он знает обо мне, – глубоко вздохнув, сказала Джанис.

– Что?

– Я встречалась с ним в столовой.

– Но вы ведь даже не разговаривали!

– Понимаешь, этот подросток, Драчун, приставал к Томсу. А я попыталась заступиться за Томса…

– Ну и что?

– Томсу это не понравилось. Как он посмотрел на меня! Тогда я еще не знала о его странностях. Никто не смотрел на меня с такой ненавистью…

– Ненависть из-за Драчуна?

– И да, и нет. Всего понемногу. Ненависть за то, что я посочувствовала ему, хотела помочь. Целый квартал они шли молча.

– Дорогая! – сказал Дункан.

– Что?

– Ты должна быть осторожной. Очень осторожной. В магазине у входа в больницу они купили цветы и коробку конфет. Время для посещения больных еще не наступило, но их как сотрудников «Пластикорпа» немедленно проводили в палату Трантона. Лицо Рональда на фоне ослепительных простыней выглядело как смятый комок бумаги. Дункан принюхался и сказал:

– Здесь уже кто-то был с цветами.

– В палате полно цветов, – пояснила Джанис. – Цветов, конфет и фруктов. Похоже, наши подарки уже лишние.

Рональд оторвал голову от подушки.

– А-а, Дункан. Мистер Браунли предупре… сказал, что ты, возможно, заглянешь. Спасибо за визит.

– Со мной Джанис Колман, мой новый личный помощник, – сказал Дункан. – Как ты себя чувствуешь? Рассказывают дурацкую историю, что ты пострадал от техники? – Почему дурацкую историю? Со мной произошел… несчастный случай, в лаборатории. По моей вине. Пальцы попали…

– Но у тебя в лаборатории нет станков.

– Нет, есть. Просто ты никогда не слышал их шума. А раз ты не слышал, то ты не мог знать об их существовании. Правильно?

– И тебе порезало руки?

Рональд показал забинтованные кисти. Джанис ойкнула и схватила Дункана за рукав.

– Дункан, у него все пальцы отрезаны как по линейке. Бедняга!

– Пустяки! – фыркнул Рональд. – К счастью, отрезано немного.

Дункан шагнул вперед и оперся о спинку кровати.

– Рональд, скажи правду, ради Бога! Это вовсе не станок, правда? Ты попал в ловушку, подстроенную Томсом?

– Глупости! Мистер Браунли предупредил, что ты носишься с какой-то бредовой идеей. Что Томс! Мы с Томсом вместе вели исследование, он не сделает ничего такого…

– Вели исследование?

– Да, мое исследование на тему о мономолекулярных нитях. Открытие принесет огромную прибыль корпорации и мне тоже. Заслуги Томса тоже будут признаны. Может быть, открытие заслуживает Нобелевской премии! Ну зачем моему ассистенту вредить мне? Мы уже на пороге открытия.

– Но это исследование проводил Томс, самостоятельно! Ты никак не был связан… – Осторожнее со словами! Не спеши, а то я могу обвинить тебя в клевете. Откуда тебе, да любому из вас, может быть известно, чем мы с Томсом занимались после работы? Неужели ты думаешь, что этот сукин… этот ассистент, не слишком подготовленный ассистент, мог самостоятельно сделать великое научное открытие? Чтобы нас не опередили, мы придумали историю о странном увлечении Томса. И мы одурачили вас, не так ли? И не пытайся умалить мои научные заслуги!

– Значит, тебя тоже купили, Рональд.

Трантон сел в кровати и закричал, брызгая слюной:

– Вон! Вон отсюда! И забери свою любовницу! Вон!

Обессилев от крика, он лег, уткнувшись лицом в подушку.