Текст книги "День мертвых"

И хотя на этот раз кое-что и вправду случилось, хотя Мардер старался никогда не лгать своим детям, он ответил бодрым тоном:

– Да ничего. Просто хотел узнать, как ты поживаешь, а заодно предупредить, что я уеду на какое-то время.

Из-за болезни и смерти матери они и так нахлебались горя, и он сказал себе, что так им же будет лучше.

– И куда ты едешь?

– Еще не решил. Возьму билет с открытой датой и чуток отдохну. В мире осталось много мест, которых я не видал, а я ведь не молодею.

– Но ты же ненавидишь путешествовать. Всегда жалуешься на аэропорты и кормежку.

– А я пересмотрел свое отношение. В общем, я уезжаю через день-другой и не хочу, чтобы ты беспокоилась.

– Но ты же будешь на связи?

– Само собой. Как работа?

– У нас проблемы с закаливанием. Когда работаешь со всякими художественными финтифлюшками и прототипами, 3D-печать – сущие пустяки, но вот когда пытаешься изготовить настоящую деталь, это совсем другое дело.

– Уверен, что ты со всем разберешься, милая, – сказал он. – С тебя еще начнется конец массового производства, как мы его знаем.

Она рассмеялась. Мардер до сих пор не мог надивиться, как это дети двоих литературных работников умудрились стать инженерами, причем блестящими. Кармел проходила магистратуру в МТИ; Питер преподавал в Калтехе[8]8
  Соответственно Массачусетский и Калифорнийский технологический институты – ведущие технические университеты США, важнейшие научные центры.


[Закрыть] – подальше от отца и от Нью-Йорка.

– Плаванием по-прежнему занимаешься? – спросил он.

– Каждый день. А ты все стреляешь?

– Каждую неделю. Как результаты?

– Без изменений. Выкладываюсь, но не настолько. На Олимпийских играх меня не жди. Надеюсь, я не разбила тебе сердце?

– Лишь бы твое не разбивалось. Кстати говоря, что у нас на личном фронте?

– Все как обычно. Банкетный зал пока не заказывай.

– То есть внуков в ближайшее время ждать не стоит?

– Разве что если клонов научатся делать. Я бы взяла себе десятилетку с веснушками, и чтобы щербинка была между зубов, когда улыбается.

Он не нашелся с ответом, не смог придумать и отеческих слов любви или совета на прощание.

– Ну, тогда не держу больше. Ты же Питеру передашь?

– Ты и сам мог бы ему позвонить.

– Мог бы. Но если он не возьмет трубку…

Кармел вздохнула.

– Ладно. Хорошо тебе съездить. Не пропадай.

Он обещал звонить, сказал, что любит ее, попрощался и дал отбой. На мгновение у него возникло чувство, словно он сам себя выключил – как будто уже умер. Исчезнуть, оборвать связи – в том-то и весь смысл.

Как не раз уже случалось, когда Мардер был недоволен собой и миром, ему захотелось пострелять. Он уложил пистолеты и обоймы в сделанный под заказ алюминиевый кейс и взял такси до тира «Вестсайд» на Двадцатой. По пути он придумал, как можно избавить себя от лишних перемещений, позвонил бухгалтеру и попросил, чтобы тот подготовил деньги и ждал его у себя в офисе через час. Бухгалтер уточнил, в самом ли деле он намерен таскать с собой по Манхэттену сто пятьдесят тысяч наличными. Мардер ответил, что волноваться тут не о чем.

Он посещал «Вестсайд» уже много лет и каждый месяц вносил аванс, так что для него всегда находилась дорожка. На огневом рубеже упражнялись в стрельбе многочисленные новички, не переставая нервно тараторить; Мардер был рад, что надел наушники.

Он прикрепил к тросику круглую мишень и выставил ее на семиярдовую отметку, затем зарядил первый пистолет. Это был «кимбер 1911» сорок пятого калибра – осовремененная сверхточная вариация оружия, которым экипировали американских солдат бо́льшую часть двадцатого века. Мардер занял позицию и нажал на спуск. В «яблочке» появилось отверстие, окаймленное ядовито-желтой краской, которой пропитали картон. Он выстрелил снова. Никаких явных изменений; сделав еще пять выстрелов, он отложил пистолет на полочку и подогнал мишень к себе. Осмотр показал, что отверстие стало немного больше – значит, все шесть пуль прошли через дыру, оставшуюся от первой. Этот трюк удавался ему нередко. Он зарядил вторую обойму и расстрелял мишень с десяти ярдов, потом с двадцати – и всякий раз попадал в центр.

Тогда он достал из кейса старшего братца «кимбера», настоящий армейский пистолет, который отец привез из тихоокеанской кампании. Формально он все еще принадлежал Сухопутным войскам США, но Мардер полагал, что там пистолет не особенно рьяно разыскивают. Он и на этот раз расстрелял три обоймы – с меньшей, но все же достойной точностью: с семи ярдов все пули поразили цель.

А потом Мардер сделал кое-что, чего не делал прежде никогда: зарядив свежую обойму в отцовский сорок пятый, заткнул его за пояс. Плащ полностью скрыл пистолет, но тяжесть его ощущалась. Чувствуя себя немного глупо из-за подобных предосторожностей и к тому же осознавая, что нарушает городское законодательство, Мардер убрал второй пистолет в кейс и покинул тир – очевидно, в последний раз. Он пешком дошел до Шестой авеню, там купил в универмаге алюминиевый чемоданчик и взял такси до пригорода, где располагался офис его бухгалтера. Вручив таксисту полсотни, он попросил дождаться его, вышел и вернулся уже с деньгами. В новом чемодане эта масса наличных казалась увесистей, чем он ожидал.

Из такси он позвонил последнему человеку, с которым хотел поговорить перед отъездом. Патрика Френсиса Скелли не было дома. Включился старомодный автоответчик, и голос Скелли объявил: «Как видите, Скелли тут нет. Оставьте сообщение». По дороге в центр Мардер набирал номер еще несколько раз, но неизменно попадал на автоответчик. Дома он также сделал пару попыток, затем на время сдался. К врачу он ходил натощак, потом целый день ничего не ел – и сейчас обнаружил, что не потерял вкуса к еде, хотя вроде как и умирает. Готовить ему тоже нравилось. Мардер пожарил себе стейк и соорудил «Цезарь» с яйцами всмятку, не пожалев анчоусов, а потом съел все это, посматривая новости по телевизору и искренне радуясь, что теперь не надо притворяться, будто происходящее в мире ему хоть как-то интересно.

Он еще несколько раз набрал номер Скелли, потом связался с автосалоном и узнал, что чек там уже получили и машину можно забрать в любое время. Мардер расстелил на кухонном столе старое полотенце и принялся чистить пистолеты. Это занятие всегда его успокаивало, но сегодня эффекта не возымело. Наверное, из-за денег. Он убрал все в оружейный сейф, тщательно запер дверь квартиры, вышел на улицу и поймал такси.

Водитель не горел желанием ехать в Лонг-Айленд-сити, но Мардер помахал у него перед носом крупными купюрами, и дело наладилось. В салоне на невзрачной торговой улице его дожидались пикап с полуприцепом – иначе говоря, кемпер. Мардеру прежде не доводилось бывать в «домах на колесах», и теперь, переступив порог трейлера, он был приятно удивлен. Справа от входа располагалась хитроумно устроенная комбинация туалета и душа, слева – большой гардероб. С одной стороны была установлена газовая плитка на три конфорки и раковина, под ними – холодильник. С другой имелась обитая кушетка со столиком, который достаточно было отвернуть в сторону – и спальное место готово. В навесных шкафчиках под потолком уместилось бы множество вещей. По лесенке можно было подняться в спальный отсек с полноценной кроватью, располагавшийся уже над платформой пикапа. В трейлере все купалось в свете и еле заметно пахло пластиком.

Мардер почти всю жизнь провел в городе, водитель из него был так себе, а габариты новой машины несколько устрашали. Поначалу он еле-еле с ней управлялся и вел очень, очень осторожно, но постепенно привык к ровной мощи восьмицилиндрового двигателя и отсутствию нормального заднего вида. Ко времени, когда он выехал на скоростную магистраль «Бруклин – Квинс», вождение уже начало приносить ему удовольствие.

Вскоре он почувствовал себя настолько уверенно, что взялся за мобильный, но с прежним нулевым результатом. Из всех его совершеннолетних знакомых один Скелли не желал заводить сотовый телефон, так что выйти с ним на связь всегда было той еще морокой. Мардер свернул с магистрали на Бруклин-Хайтс и не спеша двинулся по ухоженным тенистым улочкам. В нарушение правил он припарковался перед небольшим зданием из бурого песчаника, вышел, отыскал табличку без имени и нажал кнопку звонка. Приветственного жужжания двери не последовало. Он поднял взгляд на верхний этаж, где и обитал Скелли. Уже смеркалось, но окна оставались темными.

В пикапе до него наконец дошло, что вчера было 19 сентября – естественно, Скелли не будет дома. Сегодня у него очередное поминальное путешествие в беспамятство по случаю годовщины событий в Лунной Речке. Мардер каждый раз про нее забывал, Скелли – никогда.

Вообще-то, Скелли регулярно совершал набеги в страну забвения. Иногда они занимались этим совместно, но в свой ежегодный загул Скелли выбирался строго в одиночку. Это был самый давний знакомый Мардера. Они знали друг друга сорок лет, но сторонний наблюдатель едва ли назвал бы их лучшими друзьями. Большую часть времени Скелли проводил в разъездах. Он именовал себя специалистом по безопасности, но о подробностях умалчивал, а Мардер считал за благо не спрашивать. Судя по всему, платили ему прилично, потому что квартиры в Бруклин-Хайтс стоили недешево, а за выпивку, еду и билеты он всегда вносил больше, чем полагалось. В кино и на спортивные мероприятия Скелли предпочитал выбираться в компании, и Мардер с удовольствием к нему присоединялся. Среди коллег у Мардера было не особенно много друзей, а какие были, те не стали бы ходить с ним на хоккей в Мэдисон-сквер-гарден, чтобы продолжить вечер рейдом по барам и закончить в каком-нибудь гнусном кабаке в Гринпойнте или Ред-Хуке, где Скелли частенько влезал в драки. Мужчины помоложе и посильнее обычно принимали вызов и в результате оказывались на полу, под градом ударов. Зачастую Мардеру приходилось оттаскивать товарища от его ошарашенных, окровавленных противников и оставлять несколько купюр, чтобы замять дело.

Он проследовал на юг по Четвертой авеню, проехал под магистралью «Гованус» и вывернул на Вторую. На пустыре близ сортировочной станции Мардер приметил кучку бездомных, сгрудившихся вокруг горящей бочки, – как водится, укутанных в несколько слоев одежды, с воспаленными глазами. В отсветах невысокого пламени их лица казались демоническими. Хохоча и обмениваясь шутками, они передавали по кругу бутылку. До драк и оскорблений дело пока не дошло. Скелли всегда привносил в эти сборища немного веселья, и Мардеру повезло, что вечер только начинался и что, насколько можно было судить, в ход пока не пошли трубки с крэком. Скелли под крэком – это уже совсем не весело.

Мардер направился прямо к ним, приветственно помахав рукой, и встал возле невысокого крепыша с бритой головой, частично скрытой под грязной бейсболкой с эмблемой «Ред Сокс».

– Привет, Скелли, – сказал Мардер. – Уже веселимся?

Скелли бросил на него воинственный взгляд; его глаза никак не могли сфокусироваться, и от него пахло персиковым шнапсом.

– Мардер. Если хочешь погулять с нами, выпей. Если нет, вали отсюда!

– Давай чуток пройдемся, Скелли. Хочу показать тебе свой кемпер.

С утрированной дикцией очень пьяного человека Скелли проговорил:

– Иди в жопу, Мардер, и кемпер этот свой запихни туда же. Я тут решил слегка дернуть со старыми армейскими дружками. Мы тут все большие кореша. Хинтон, это Мардер. Только он мне ни фига не кореш. Мардер у нас из ВВС. В тылу сидел, скотина.

Бомжи расхохотались, Скелли – громче всех. Если бы это празднование протекало по обычному сценарию, то через несколько суток, в три ночи, Мардеру позвонили бы с телефона-автомата, после чего ему пришлось бы брать напрокат автомобиль и ехать в какую-нибудь круглосуточную дыру, где его ждал бы Скелли – без кошелька, ковбойских сапог, часов, пальто и прочих вещей, зато с обильным урожаем синяков и ссадин. Пару раз он остался в одних шортах и футболке. Теперь у Мардера не было на это времени.

Он потянул Скелли за пальто.

– Ну пойдем. Мне нужно с тобой поговорить.

Тот вырвался с такой силой, что пошатнулся.

– Я занят. Отцепись, мать твою!

Остальные наблюдали за происходящим с интересом. Мардеру уже становилось тесновато. Хинтон, тот самый кореш, – здоровяк с буйной шевелюрой типа «афро», выбивавшейся из-под вязаной шапочки, и глазами, как тухлые яйца, – прорычал:

– Да оставь его в покое. Скелли наш друг. Мы тут хорошо оттягиваемся, и нам не нужны всякие тыловые крысы, усек?

Эта реплика тоже показалась им смешной. Мардер обратился к здоровяку:

– Да, понимаю. Слушайте. Мне надо поговорить с моим другом, и если вы дотащите его до машины – вон она стоит, – то каждый получит по полсотни. Что скажете?

Несколько купюр поменяли владельцев. Не обращая внимания на протесты Скелли, собравшиеся взяли его на руки и затолкали на пассажирское сиденье «Форда».

– Отличный кемпер, – сказал Скелли. – Теперь я могу идти?

– Погоди секунду. Тут вот в чем дело – я уезжаю, а ты бы потом начал звонить мне и не застал бы. Хотел, чтобы ты знал.

– Ну и что? Позвонил бы кому-нибудь другому. Черт, Мардер, ты же мне не мамочка.

– Другому? Кому? Хочешь сказать, у меня есть дублер? Бог ты мой, что ж я раньше-то не знал, а то ты мне уже – сколько там? – сорок лет очки втираешь. Я бы тогда тебе сказал: «Отвали, Скелли. Сейчас три утра, звони-ка номеру два».

Скелли с минуту помолчал, потом спросил:

– Ну так зачем тебе кемпер? Туристом решил заделаться?

Он как будто протрезвел усилием воли – знакомая картина.

– Да. Всю жизнь мечтал ездить по заповедным местам и встречаться с интересными людьми.

– Отлично, Мардер. Мне нравится, как ты потихоньку превращаешься в старого пердуна. Купи еще себе штаны без ремня, одежду поярче. И пластмассовую шляпу. Только ничего особо не изменится: ты и в молодости был как старый пердун.

– Рад, что ты одобряешь. Тебя домой подкинуть или до ближайшего салуна?

– До салуна, будь так добр. Махнешь вот отсюда по Сорок четвертой, а на Девятой авеню как раз «Махоуни».

Мардер последовал его указаниям. Немного спустя Скелли спросил:

– Ну и долго планируешь путешествовать?

– Не знаю, – ответил Мардер. – Какое-то время. Страна у нас большая.

Он остановился у бордюра перед тускло освещенным маленьким баром и протянул другу руку. Тот пожал ее.

– Пока, Патрик.

Скелли как-то странно, с чуть заметной улыбкой посмотрел на него.

– Ну да, увидимся еще. Счастливого пути, и будь любезен соблюдать ПДД.

Потом он выбрался из машины и перешел дорогу. И после этого прощания Мардер как никогда остро ощутил, что прежняя его жизнь и в самом деле закончилась, – острее, чем когда оставил свой дом и профессию, чем когда прощался с собственным ребенком. А может, и не закончилась. Это уже зависело от Скелли.

2

Утром Мардер приготовил яичницу с беконом, поджарил мягкий бублик и нацедил себе полный кофейник. Он всегда старался, чтобы его кухня была максимально удобной и чтобы в ней имелось все необходимое, и теперь торжественно пообещал себе, что не будет по ней скучать, хотя и знал – будет. Позавтракав и выпив пару чашек кофе, он слил остатки в термос. Мардер отправлялся в путь налегке, но ему все равно потребовалось несколько рейсов, чтобы перенести вещи в прицеп. Винтовку и кейс с пистолетами он убрал в гардероб в основном отсеке, сумку положил в верхний шкафчик, запер все и пошел за ноутбуком, деньгами и голубой керамической урной, в которой хранился прах Марии Соледад Беатрис де Аро д’Арьес-и-Касальс, или просто Чоле Мардер – под этим именем ее знали в Нью-Йорке. Урну он разместил в ящике комода и обложил полотенцами, чтобы не каталась. Постельные принадлежности отправились в спальный отсек. К этому времени начало светать: грохотали мусоровозы, где-то вдали завывала сирена, небо над манхэттенскими ущельями наливалось синевой. Хороший день для поездки.

И действительно, хороший: погода выдалась теплая, ясная, и машин на дороге было всего ничего, пока Мардер не добрался до Филадельфии, угодив на федеральную трассу в самый час пик. Да, есть в этом что-то замечательное – пускаться в долгое путешествие, выехав из города на рассвете. Маршрут он спланировал простой и быстрый: по 95-й автостраде проехать до Джексонвилля, далее по 10-й на запад, по южной части страны пройти до Таксона, там взять налево и пересечь мексиканскую границу в Ногалесе. На время отдыха надо будет съезжать с трассы и парковаться на безымянных стоянках для трейлеров, за площадку и питание платить наличными. Он вел себя как преступник в бегах, хотя и прекрасно знал, что не нарушал закона. И все же Мардер часто чувствовал себя беглецом – человеком, которого в конце концов разыщут и предадут суду. Это чувство было с ним уже давно – собственно, с войны. Ощущал ли он вину за то, что выжил? Да, как и за множество других вещей.

В Виргинии, севернее Ричмонда, он заскочил в придорожное кафе и заказал себе пакет бургеров и кофе в дорогу, нервно поглядывая на машину в окно. Вернувшись, он не обнаружил следов взлома, зато на пассажирском месте сидел Скелли. Мардер не удивился; вообще-то, он на это и рассчитывал, но все-таки сделал суровое лицо, уселся за руль и положил пакет на панель между сиденьями.

– О, блеск! Я как раз жрать хотел, – объявил Скелли и выудил из пакета бургер, завернутый в фольгу. – Так куда едем, шеф? – поинтересовался он, прожевывая первый кусок.

– В ближайший аэропорт, посадим тебя на самолет до Нью-Йорка.

– Неважный план, шеф. За тобой должен кто-нибудь присматривать.

– Это за мной-то? Насмешил. Слушай, Скелли, без обид, но эта поездка для одного. Начать хотя бы с того, что в прицепе всего одна кровать.

– Брехня! Он рассчитан на три спальных места. В основном отсеке есть мягкая кушетка, меня она вполне устроит.

– Смотрите-ка, спец по кемперам? Нет, извини, это исключено. Поездка не увеселительная.

– Да ты что. А какая же тогда? Кстати говоря, ты тут знатно упаковался. Тонна наличных. Арсенал – хоть вой-нушку устраивай. И еще я не мог не заметить, что и Чоле с тобой путешествует. Я поесть искал, вот и заглянул туда. Если, конечно, там не кто-нибудь другой.

Мардер завел пикап и вырулил на трассу. Пока что все идет как надо. В его замысел входило держать Скелли в неведении как можно дольше. Спрашивать, как тот сумел проникнуть в надежно запертую машину и ознакомиться с содержимым запертого кейса, смысла не было: Скелли бы сказал: «Эй, да я же эксперт по безопасности», вот и все.

Скелли отрегулировал наклон спинки и откинулся в кресле, потом закурил. Мардер опустил стекло.

– Теперь еще и вони напустишь в новую машину.

– Может, еще лекцию мне прочитаешь про пассивное курение? Не притворяйся большей бабой, чем ты есть, Мардер. Некрасиво. Смирись: ты едешь в Мексику, а я с тобой.

Мардер бросил на него ошарашенный взгляд.

– Как ты узнал, что я еду в Мексику?

– Проверил почту у тебя на ноутбуке. Вижу, ты опять ведешь дела с милашкой Ниной. Нам еще светит что-нибудь по этой части? Нет? Жаль, бабенка-то хорошая. Стало быть, ты намылился в Мичоакан с охапкой оружия и кучей бабла, но не желаешь говорить зачем. Совсем не похоже на моего приятеля Мардера. Естественно, я начинаю думать, что у тебя проблемы и кто-то должен прикрыть тебе тыл.

– Нет у меня никаких проблем, и не надо мне ничего прикрывать. Прикрыть тыл? По-военному заговорили, значит? Господи, да война закончилась сорок лет назад, и мы проиграли. Забудь про нее.

– Такое не забывается, а если ты считаешь, что сам забыл, то ты даже бо́льшая задница, чем был раньше. Может, обгонишь вон ту колымагу? Если, конечно, не хочешь еще сто миль дышать дизельным пердежом.

– В Ричмонде есть аэропорт.

– Не сомневаюсь, но мы туда не едем. Слушай, шеф, я ведь жизнь тебе спас. Мы с тобой навеки связаны. Почему, думаешь, я все эти годы позволял тебе торчать рядом, почему сделал для тебя столько всякой херни? Уж не потому, что ты такой обаяшка. Я в ответе за тебя, и точка. – Скелли зевнул, потянулся и продолжил: – А сейчас надо бы покемарить. Я тут в «Махоуни» разговорился с одной девицей – то-се, пятое-десятое, так что и поспать толком не удалось. Растолкай меня, как подъедем к какой-нибудь достопримечательности – исторической там или при-родной.

С этими словами он прижался щекой к стеклу и через полминуты заснул. Этому его таланту Мардер страшно завидовал. Скелли мог спать в вертолете под обстрелом – Мардер не раз это видел, однажды даже во время ракетного удара. Он мог спать в болоте, на бетоне, а уж на мягкой кушетке ему будет удобнее некуда. Его сон казался неподдельным и глубоким, но если что-то потребует внимания Скелли, он вмиг проснется – собранный, готовый воспринимать информацию, действовать или отдавать приказы.

Мимо выезда на Ричмонд Мардер промчался с ветерком. Разумеется, у него и в мыслях не было доставлять Скелли в аэропорт; он собирался взять его в свой дом в Мексике. Ну да, навеки связаны.

Столько времени на федеральных автострадах Мардер не проводил с тех давних пор, как расстался с первой женой и проехал на мотоцикле от Нью-Йорка до са́мой Мексики – судьбоносная поездка. Сейчас он опять направлялся туда. Разница между автокемпером и «Харлеем» с «шовелхедовским» движком, на котором он путешествовал тогда, уложив все свои пожитки в пару сумок, – плата за зрелость с ее унылым накопительством. О былой легкости Мардер вспоминал с неизменной теплотой и хотел бы почувствовать ее вновь. Он мог бы купить и мотоцикл, но образ пожилого мужика на байке оскорблял его представления о вкусе – как восьмидесятилетняя старуха в мини-юбке.

Он поймал себя на том, что за рулем мысли льются вольным потоком. Само по себе путешествие – не более чем переходная фаза, поэтому водители на автострадах погружаются в планы на будущее или воспоминания о прошлом. Планы Мардера еще не настолько оформились, чтобы обстоятельно их обдумывать, не считая разве что вероятности внезапной смерти, а вот прошлое у него было богатое, основательное и лежало перед ним как на ладони. Покосившись на спящего спутника, Мардер обратился мыслями к тому далекому дню, когда впервые увидел Патрика Френсиса Скелли и положил начало этой связи, – он до сих пор не знал, фарс это или трагедия.

Мардер записался в ВВС сразу после окончания школы. К 1968-му ребята из рабочих районов Нью-Йорка, с которыми он дружил и которые не раз сиживали у его мамы на кухне, вернулись домой в гробах или калеками, и она не вынесла бы мысли о том, что ее единственный сын таскается где-то там по джунглям. Вообще-то Мардер был не против изнурительных походов: несмотря на впечатления его отца от Новой Гвинеи, очевидно, что таскаться по джунглям – это самое подходящее дело для истинных мужчин; кроме того, он любил читать, и немалую часть его чтения составляли истории о приключениях и смелых людях – Киплинг, Хемингуэй и всяческие их подражатели. Не говоря уже о военных фильмах. Антивоенное движение, бурлившее тогда в американских СМИ, казалось причудой высших классов, вроде гольфа или парусного спорта.

Дела в армии у него пошли хорошо с самого начала. Ему понадобилось всего несколько дней, чтобы понять: служба – это игра, примерно как бейсбол, и с реальной жизнью она не связана. Нужно принимать ее всерьез, но не близко к сердцу – сопротивляться системе так же нелепо, как и брюзжать, что в бейсболе всего три страйка. Еще он выяснил, что ВВС США пользуются репутацией самого изнеженного вида войск, так что сержанты из кожи вон лезли, чтобы казаться крутыми и жесткими, но вся эта крутизна была насквозь искусственной и не имела ничего общего с крутизной, скажем, морских пехотинцев.

Пройдя базовую подготовку и квалификационные испытания, а затем выдержав крайне специфический курс по радиолокации и коммуникациям, он в конце концов оказался в Таиланде, в местечке Нахон-Фаном, на огромной авиабазе, которую все называли Нахрен-Фен. Его прикомандировали к одному из подразделений Центра сбора и обработки разведочных данных, известному как тактическая группа «Альфа».

Здесь находилось сердце грандиозного проекта под кодовым названием «Иглу Уайт». Его целью было пресечь на корню переброску грузов по так называемой Тропе Хо Ши Мина – обширной разветвленной сети автомобильных и пеших путей, протянувшейся от коммунистического Северного Вьетнама через Лаос и Камбоджу до вьетконговских пунктов снабжения на юге. В теории ликвидация снабженческой системы должна была привести к гибели коммунистического сопротивления.

Когда Мардер впервые оказался в Нахрен-Фене, масштаб операций поразил его. Здание, в котором располагался Центр, считалось самым крупным сооружением в Юго-Восточной Азии; здесь были задействованы сотни людей и десятки летательных аппаратов, расходовались миллиарды долларов. На инструктаже по прибытии он узнал, что основу «Иглу Уайт» составляют многочисленные электронные датчики, улавливающие звуки, вибрации от проходящего транспорта и человеческие выделения. Датчики отправляли сигналы на дежурившие поблизости самолеты, а те, в свою очередь, передавали их аналитикам группы «Альфа», в которую теперь входил и Мардер.

Все смены он проводил в полутемном помещении в компании десятков таких же специалистов, таращась на мониторы, подключенные к 360-м «ай-би-эмам», в которые и поступали данные с самолетов. Эти люди, прозванные пинбольщиками, отслеживали активность отдельных цепей, высматривая в сигналах датчиков модели, которые указывали на передвижения грузового транспорта или солдат. Бо́льшую часть времени ничего не происходило, но когда что-то все-таки всплывало, Мардер все фиксировал и передавал вышестоящим чинам. Там, наверху, офицеры разведки, которым платили столько, что ему и не снилось, сопоставляли данные, принимали решение и извещали воздушный пункт управления, после чего передовой авианаводчик наносил более или менее точный удар по указанному месту, и джунгли окутывало пламя. Мардер выполнял свою работу хорошо, со всем возможным тщанием, хотя ему и было скучно до чертиков.

Вздрогнув, Мардер заставил себя вернуться в настоящее. Он осознал вдруг, что неизвестно сколько времени пребывает мыслями в Таиланде сорокалетней давности и следит за зелеными цифирками на приборной панели, а не за огнями на темном шоссе. Мардер встряхнулся и ощутил вдруг, что ладони и лоб покрылись испариной. Странно. Он никогда не думал о войне; о той поре у него почти не осталось ярких воспоминаний. Вьетнамские события ему даже не снились, хотя порой казалось, что все это было сном; иногда чье-нибудь лицо на улице, или звук, или определенная ситуация волновали его, будили непонятные эмоции – как будто это уже случалось однажды, тогда, только вот никак не вспомнить, что именно. Скелли, напротив, служил ходячей энциклопедией индокитайской кампании; его проблема состояла в том, что он не забыл ничего.

Со времени последней остановки прошло пять часов. Мардеру подумалось, что все эти нежданные воспоминания подпитываются голодом и усталостью или же гипнотическим эффектом от проплывающих по автостраде огней, свечения приборной панели, спящего рядом человека; все вместе создает предпосылки для ностальгических раздумий. Ему это не нравилось. Мардер предпочитал сосредотачиваться на настоящем, на сиюминутном: потому-то он и показал себя отличным пинбольщиком в группе «Альфа», потому-то так хорошо стрелял.

Впереди загорелся зеленым светом дорожный указатель – городок, о котором Мардер и не слыхал; он притормозил перед съездом, стряхивая с себя гипноз бесконечной автострады, перенастраивая чувство скорости. Тридцать миль в час, а ощущение такое, будто он паркуется. Спуск выводил на внутриштатное двухполосное шоссе с обычным набором из заправки и фастфудовских забегаловок. Далее дорога исчезала в поросшей соснами сельской дали.

Скелли с привычной легкостью проснулся и принял настороженный вид, едва колеса машины коснулись съезда.

– Где мы?

– Где-то к югу от Южной Каролины. Мне нужно отлить, а пикап надо заправить. И еще я бы поел.

Мардер заехал на заправку и воспользовался туалетом. Когда он вернулся, Скелли заполнял бак.

– Вон там есть «Хардиз», – сообщил Мардер и показал пальцем.

– Ну да, но насколько я помню, бара у них не предусмотрено. А я бы выпил перед ужином, как принято у цивилизованных людей. Давай ключи.

На миг Мардера охватила безотчетная паника. Ситуация уплывала у него из рук вместе со всеми тщательно продуманными планами.

– Ну давай, Мардер. Я подыщу какое-нибудь местечко, перекусим, пропустим по парочке и снова в путь.

– Я думал переночевать на стоянке для трейлеров и стартовать утром.

– А смысл? Ну да, у тебя видок хреноватенький, но я-то свеженький как огурчик. Ты забываешь, что у нас два водителя и спальный прицеп. Пока один позади дрыхнет, другой ведет. Так мы будем в Мексике послезавтра.

У Мардера не осталось сил на споры. Скелли уселся за руль и погнал по шоссе, удаляясь от залитой светом автострады. Уж это точно что-то напоминает, утомленно думал Мардер, развалившись на сиденье: когда едешь по черной дороге и не знаешь куда.

Опять Таиланд. Он ехал в трехтонном грузовичке с двумя другими парнями из своего подразделения. Ни имен, ни лиц он вспомнить не мог; просто тройка пинбольщиков, взявших увольнение, уставших пялиться в экраны и желающих развлечься.

Посовещавшись, они проигнорировали район солдатских баров и борделей, облепивших потную тушу Нахрен-Фена, словно вошки, и двинули на юг, в тропическую ночь. Они отправились на поиски настоящего Таиланда, хотя молодого Мардера и поддельный приводил в трепет. Его взросление пришлось на конец пятидесятых и начало шестидесятых в одном из католических приходов Бруклина, и весь его подростковый сексуальный опыт сводился к возне с плохими девчонками из его же квартала, причем острота ощущений притуплялась ужасом перед беременностью и строгими заветами старой церкви, отнюдь не поощрявшей распущенность. И вдруг он перенесся в общество, где о половой воздержанности и не слышали. Даже окрестности авиабазы, сильно американизированные, будоражили кровь – ах, эти смуглые девушки, эти гибкие, податливые тела! Так что же ожидало его в глубине страны, где все должно быть по-настоящему? Они ехали и ехали, и внезапно наступила тропическая ночь, а они все ехали, то и дело сбиваясь с пути, а дорога становилась все хуже, приходилось переправляться через ручьи; ребяческая удаль гнала их все дальше в теплую бархатную тьму, и вот впереди показались огни.

Впереди показались огни. Скелли сбросил скорость, присматриваясь. Это был придорожный бар – неприглядная бетонная коробка. Крошечные окна освещались неоновой рекламой пива, на дворе перед зданием торчали волосатые мужики и их вовсю дымящие подруги с туповатыми лицами. Тут же рядком выстроились тюнингованные «Харлеи», отражая хромированными рамами цветные сполохи рекламы. Скелли проехал мимо, но тут же притормозил; Мардер сказал: