Текст книги "День мертвых"

И да, ужин удался на славу: за crema fría de aguacate последовали tamales de harina и настоящая atole negro с настоящими обжаренными кожурками какао-бобов и какой-то незнакомой рыбой на пару́, обсыпанной дробленым австралийским орехом. Дети обслуживали Мардера молча и застенчиво улыбались, если встречались с ним взглядами. В пору супружества Мардер ел такую пищу постоянно, и теперь еда не только насыщала его желудок, но и находила отклик в сердце, хотя воспринималось все иначе – отныне он был hacendado, которого ублажают слуги. Он чувствовал себя дураком и самозванцем, но в то же время, парадоксальным образом, ощущал себя на своем месте.

Вообще-то Скелли был не из гурманов, но такая кормежка, как он заявил, его вполне устраивала, и они завели ленивую беседу о деликатесах, которые им приходилось – или не приходилось – пробовать в разных уголках мира. Разговор прерывался лишь тогда, когда в комнате появлялась Лурдес, – как затихают все речи, когда раздается взрыв или начинается дождь из лягушек.

– А вот папаши ее что-то не видать, – заметил Скелли после очередного ее визита. – Тут вообще с мужским полом не очень. Интересно, с чего бы это.

– Многие наверняка подались на El Norte[43]43
  Север (исп.).


[Закрыть]. Другие участвуют в бандитских разборках или уже полегли. Но большинство, скорее всего, прячется.

– От кого?

– От нас. Ампаро никто не сказал, что дом продали какому-то гринго. Сначала она подумала, что я один из los otros, то есть бандитов. А это означает, что бандиты сюда наведываются регулярно. Мне кажется, нам стоит пройтись по окрестностям и поулыбаться местному населению.

Они вышли через главный вход и направились на север, миновав по пути жилье для слуг – длинную одноэтажную постройку из шлакоблоков, соединенную с основным зданием крытым переходом. Предыдущий владелец намеревался организовать тут небольшой курорт и начал строительство десяти одноэтажных домиков с черепичной крышей, образующих неровную линию в центре острова и разделенных густыми декоративными насаждениями. Некоторые представляли собой законченные здания, иные – стены без крыши, а последние – голые фундаменты, и все вместе напоминали музейный макет, демонстрирующий стадии возведения дешевого курортного жилья. Скваттеры с обычной для этих мест изобретательностью взялись за дело, пустив в ход строительные материалы, которые беспорядочными кучами валялись по всей территории. Одни возвели полноценные стены из блоков и цемента. Другие залатали дыры при помощи фанеры и гвоздей, а то и плавника, прибившегося к берегу. Крыши являли собой мешанину из черепицы, гофрированной жести, толя, глинобитного кирпича и полиэтиленового брезента – все это было придавлено камнями.

– Такое называют бриколажем, – заметил Мардер, вышагивая по декоративной дорожке, которая естественным образом превратилась в деревенскую улицу. – Использование материалов в целях, для которых они не предназначены[44]44
  Изначально термин применялся в искусствоведении, позднее распространился на многие другие сферы жизни.


[Закрыть]. Взять хотя бы этот теннисный корт.

На площадке размером в четыре корта, приспособленной под скотный двор, еще проступали слабые следы разметки. Теперь здесь располагались навесы для коз, свиней и кур.

– Вообще говоря, – продолжил он, – как по мне, это лучше тенниса. Или ты со мной не согласен?

Скелли не слушал его – с мрачным лицом поглядывал вокруг. Ему это не по душе, понял вдруг Мардер. Таких деревень он боится. В одной такой деревне разбилось его сердце.

Они поздоровались с дородной женщиной, хозяйничавшей на земляном дворе у одного из домов; перед ней на фанерном столе стояла голубая пластмассовая миска с masa[45]45
  Тесто (исп.).


[Закрыть]. Мексиканка встретила их спокойным взглядом, словно приготовление лепешек для нее было важнее, чем двое незнакомцев. Они представились, и женщина не осталась в долгу:

– Я Росита Моралес. Вы теперь заберете у меня дом?

– Не заберу. Можете оставаться столько, сколько захотите.

– Так мне и сказали, только я не поверила. Предыдущий хозяин собирался устроить тут курорт для богачей и заработать кучу денег. С чего бы вам поступать иначе, сеньор?

– Может быть, деньги меня больше не интересуют.

– Тогда вы либо сумасшедший, либо святой, – сказала женщина и расхохоталась при мысли о человеке, которому не нужны деньги. Зубы у нее были большие и кривые.

Мардер тоже усмехнулся и добавил:

– Сами решите со временем. Хорошего вам дня, сеньора.

Скелли тем временем прошел деревню насквозь и показался на границе застроенной зоны. Оставшуюся часть острова покрывали волнообразные заросли, типичные для засушливых мексиканских тропиков: низенькие колючие кустарники, чапараль и всевозможные виды кактусов; над спутанной зеленой массой возвышались деревья покрупнее. Опушку уродовала незаконченная дорога, в конце которой застыл под углом маленький желтый бульдозер «Комацу».

– А здесь он собирался устроить поле для гольфа, – сообщил Мардер.

– Тогда даже хорошо, что его пристрелили, – отозвался Скелли. – А остров как вообще, большой?

– Чуть меньше трехсот акров, включая пляж. Раньше его называли Исла-де-лос-Пахарос, Птичий остров. Гусман думал назвать свой курорт Исла-Парадисо, но мы, пожалуй, вернемся к изначальному варианту. А вон там буджум. В здешних местах это дерево известно как cotati или cirio. Летом его цветки пахнут медом.

– Да ты сегодня ходячая энциклопедия. По Гуглу вдарил?

– Нет. Когда я был тут в первый раз, Чоле водила меня по округе и рассказывала, как называются всякие животные и растения. Давай-ка пройдемся по лесу.

Они двинулись в сторону бульдозера. По пути Мардер указывал на одно деревце за другим: мексиканская лаванда, мансанита, jicaro, или калабаш, сосна acalote. Местность понемногу поднималась в гору, вскоре заросли поредели до отдельных кустов, и с обрыва друзьям открылся вид на песчаный пляж, обрамлявший северную оконечность острова идеальным овалом.

– Пошли, – сказал Скелли и начал спускаться по осыпи. Мардер последовал за ним без особой охоты, но тропинка оказалась относительно удобной. Перебравшись через каменные завалы, они чуть-чуть прошлепали по воде и наконец вышли на главный пляж острова. Какое-то время друзья созерцали искрящиеся воды Тихого океана и слушали глухой шум прибоя.

– Ничего так пляжик, – заметил Скелли. – И волна хорошая. Надо было доску захватить.

– Да, потрясающий пляж – такого белого песка на много миль вокруг не найдешь. – Мардер нагнулся и пропустил горстку своей собственности через пальцы. – Практически чистый кварцит, потому-то этот пляж и называют Алмазным. Если немного пройти на юг, оттуда, по идее, будет виден мол местной гавани и устье реки.

И он зашагал по влажному песку. Мардер всегда любил море. Любил во все времена года и постоянно вывозил семью на морские каникулы, летом снимая домики на Лонг-Айленде или побережье Джерси, а зимой иногда навещая Доминикану или Антигуа. Их с женой всегда веселило, до чего это походило на клише из объявлений службы знакомств: люблю, мол, долгие прогулки по пляжу. Только они и вправду обожали часами бродить у моря, а Чоле то и дело наклонялась за каким-нибудь предметом, причудливо раскрашенным или высветленным морскими водами, и в конце концов каждая вещь попадала на свою особую полочку у них в кабинете. Кажется, первую они нашли на этом самом берегу – только не на острове, а южнее, на Алмазном пляже. Вдруг Мардера скрутила такая мучительная тоска, что в глазах у него потемнело. Он оступился и упал бы, если б Скелли не подхватил его под руку.

– Друг, ты как?

– Нормально. У меня был провал в прошлое. Флешбэк, если угодно. Я шел по пляжу вместе с Чоле, но происходило это прямо сейчас… в смысле, я был с ней в прошлом, но знал про будущее. Что я… что она умрет. Черт! – Он встрепенулся, как лошадь. – А у тебя бывают флешбэки, Скелли?

– Только кошмары, – ответил тот, но распространяться не стал. Затем указал рукой вперед – туда, где виднелись краешек длинного мола и отмеченный ярко-красным навигационным знаком вход в канал, а еще дальше – зеленовато-бурое пятно в месте впадения Рио-Виридианы.

– Вот и твоя гавань. Как ты и говорил, очень удобное местечко для контрабанды наркотиков. Тихий маленький порт, канал, хорошие дороги на суше. Это, пожалуй, объясняет торс на площади, но не дает ответа на вопрос, с какой стати тебе вздумалось провести золотые годы в самом центре наркотических разборок. Будешь ли так любезен объяснить?

– Не буду, – откликнулся Мардер. – Чуть подальше должна быть лестница.

В конце концов они дошли до лестницы, поднялись по ней и очутились на первой из двух террас, расположенных пониже дома. Тут все было засажено молодыми манговыми деревцами, в одном месте между стволами подвесили гамак. С южной стороны террасы виднелась парочка пирсов (тоже, вероятно, возведенных Гусманом) и крошечная искусственная бухта – миниатюрный причал для яхт. Сами яхты отсутствовали.

– Надо раздобыть лодку, – сказал Скелли. – Тут обалденные места для рыбалки. И еще…

– Что – еще?

– Говоря откровенно, мы с тобой сейчас на острове, и отсюда лишь один путь к отступлению. Мне больше по душе, когда их два или три.

– Ладно, подыщи нам лодку. Мне они тоже нравятся.

– Не парусник, Мардер. Что-нибудь с мотором.

– Да хоть ракетоносец. Лишь бы унять твою паранойю.

Они продолжили прогулку по террасе. На глинобитном валу, устроенном со стороны океана, были установлены столбики, а между ними протянута проволока для кампсиса и бугенвиллей, которые, впрочем, не слишком разрослись. С одного бока проволока оставалась совершенно голой.

Скелли подергал ее, как струну.

– Можно развесить на ней карты и пострелять. Раз уж здесь нет поля для гольфа.

– Да, можно было бы устроить матч-реванш за Лунную Речку.

– У меня как раз с собой карты. Когда я тебя уделаю, ты мне скажешь, какого хрена мы тут забыли?

– Только когда уделаешь, – произнес Мардер.

Скелли ушел и вернулся с колодой карт и корзинкой бельевых прищепок.

– У сеньоры имелось все необходимое, – пояснил он и развесил карты рядком на фоне океана.

– Лишь бы кто-нибудь не объявился на пляже, когда мы приступим, – сказал Мардер.

– Да пошли они. Это частный пляж. И это Мексика. Начнем?

– По-моему, самое время для сиесты. Ты ждал этого сорок лет, потерпи еще немного.

Он развернулся и по широкой каменной лестнице поднялся на верхнюю террасу. Там чистейшим аквамариновым цветом, какой дают только химикаты, поблескивал бассейн.

– Ну вот, обошел свое царство, – проронил Скелли, – и вид довольный.

– А я доволен. Не думал, что все будет настолько круто. Теперь не надо дожидаться следующей жизни, чтобы почувствовать себя феодалом.

– Ага, только если ты не заставишь их перенести туалеты, то получишь холеру средневековых масштабов. Скорее всего, подземные воды тут идут от реки, а сортиры у них выше колодца по течению. Вообще-то, если уж ты разрешаешь всем этим людям остаться, то надо организовать фильтрационное поле.

– Ты что, в этом разбираешься?

– Ну да, в армии меня поднатаскали в полевой инженерии. Одна из прелестей спецназа.

– Что ж, подумаем об этом mañana, как говорят в здешних местах. Сначала вздремнем.

Скелли расхохотался и сказал, что поваляться немножко в постели – и впрямь неплохая идея. После его ухода Мардер предался созерцанию бассейна и раздумьям о дочери. Как она там? Вопрос оказался слишком болезненным, так что он направил мысли в другое русло: кто же это так хорошо ухаживает за бассейном в пустом доме? Тут послышались детские голоса, и на дальний конец террасы выбежали юные Монтесы.

– Эй, ребята! – окликнул их Мардер. – Кто присматривает за бассейном? Его специально обслуживают?

Дети встали как вкопанные, во все глаза глядя на него. Девочка, Эпифания, сказала:

– Нет, сэр. Мы все сами делаем. Вылавливаем листья и добавляем химикаты, а когда машина ломается, Бонифацио ее чинит. Но она ломалась всего два раза.

– Мы в нем не плаваем, – добавил мальчик.

– Даже когда никто не видит?

– Да, – сердито бросил мальчик. – Только в море.

И они скрылись из виду, о чем-то перешептываясь.

Когда Мардер подходил к дому, до него донеслись не столь уже безобидные звуки – треск в кустах под стеной, выходившей на нижнюю террасу, и тяжелое мужское дыхание. Сквозь заросли олеандра он увидел Лурдес в объятиях какого-то парня лет двадцати пяти. Тот пытался запустить руку ей в шорты и целовал в шею, а девушка со смехом отбивалась, но явно не всерьез. Мардер сошел по лестнице, нарочито громко топая. Шелест листвы, испуганный шепот – и шаги, удаляющиеся за угол дома. С этим надо будет разобраться, но не сейчас.

Мардер вернулся в дом и по прохладным гулким коридорам прошел в комнату, которую выбрал для себя. Стены в ней были белые, окна выходили на море, и все купалось в свете. Кровать – с латунным каркасом, по виду антикварная – также впечатляла размерами, а вся прочая мебель представляла стиль мексиканской глубинки: светлые тона, резьба, краска, вмятины и червоточины. Это была спальня важного patrón[46]46
  Хозяин, господин (исп.).


[Закрыть] – или того, кто желал таковым стать. Мардера снова охватили двойственные чувства: «Мне здесь не место, и все-таки я здесь, я господин в этом доме и этой деревне». Некая тайная сила орудовала за кулисами его жизни – словно он плыл на корабле, ведомом каким-то незримым капитаном.

Он разобрал свои немногочисленные вещи и спрятал оружие в платяной шкаф, запиравшийся старинным латунным ключом с консервный нож величиной. Закончив с этими делами, Мардер услышал шум автомобиля, подъезжающего по гравийной дорожке. Он покинул комнату, обошел галерею и встал перед окном, смотревшим на двор. У дома остановился белый джип. Когда из него вышли трое, Мардер вернулся в комнату, достал «кимбер» и заткнул сзади за пояс, надел льняной пиджак и спустился на первый этаж.

Он дожидался визитеров в гостиной, небрежно откинувшись на спинку дивана. Мардера крайне интересовало, где сейчас его друг; присутствие Скелли не помешало бы во время предстоящей беседы с незнакомцами из внедорожника. В дверь заколотили, потом она резко распахнулась. В арке возникла троица мужчин, чистеньких, как мормонские миссионеры: рубашки с широким воротом, темные костюмы, коротко остриженные волосы, начищенные туфли. Они двинулись ему навстречу: один впереди, двое других чуть сзади. По пути все трое осматривались с таким видом, будто хотели купить дом, если уже не купили.

Первый встал прямо перед ним – ближе, чем позволяет этикет. Это был смуглый мужчина, на фут ниже Мардера, но грузный. Его лицо усеивали зажившие шрамы, а возле одного из глаз красовалась татуировка – две голубых слезы. Он сложил руки на груди и впился в Мардера взглядом.

Тот проговорил:

– Добро пожаловать в мой дом. Чем могу помочь вам, джентльмены?

– Можешь сказать, – ответил незнакомец, – кто ты такой и какого хера здесь делаешь.

– Меня зовут Мардер, я владелец этого дома. Хочу здесь жить. А вы кто будете?

Визитер покачал головой.

– Нет, мужик, не хочешь ты здесь жить. Тебе тут жить опасно. Акапулько, Пуэрто-Вальярта – вот где ты должен жить, вместе с другими гринго.

– Верно, я гринго, но еще я гражданин Мексики. Моя жена была мексиканкой, и у всех членов нашей семьи двойное гражданство. Так что спасибо за заботу о моей безопасности, но я, пожалуй, останусь.

Визитер улыбнулся и опять покачал головой.

– Нет, pendejo[47]47
  Тупица, недоумок (исп.).


[Закрыть], ты не понимаешь. В здешнем воздухе слишком много свинца. Если останешься, то стопроцентно умрешь. – С этими словами он сунул руку за пояс, вытащил оттуда «глок» и помахал им у Мардера перед носом. – Теперь понимаешь, coño[48]48
  Зд.: ублюдок (исп.).


[Закрыть]?

– Да, – подтвердил Мардер. – Вы выразились предельно ясно. Вы хотите, чтобы я уехал.

Визитер провел дулом пистолета по щеке Мардера и легонько постучал по ней.

– Отлично, – сказал он. – Ты разумный человек. – Он убрал пистолет на прежнее место. – Чтобы больше я тебя здесь не видел. Если увижу…

Однако Мардер не узнал, что бандит сделал бы тогда, поскольку сверху донесся характерный звук, гарантированно привлекающий внимание, – звук патрона, загоняемого в ствол дробовика.

Все присутствующие подняли глаза. Скелли стоял на галерее, нацелив на посетителей «браунинг BPS» двенадцатого калибра. Он произнес по-испански:

– Присядьте на пол, джентльмены, и сложите руки за головой.

После недолгих колебаний они повиновались, и Мардер отобрал у них оружие – три одинаковых «глока». Он почувствовал, что вот теперь-то его окончательно вырвали из обыденного существования, и с трудом сдержал истерическое хихиканье. Каким-то образом его затянуло в мир Скелли, и в это было так же трудно поверить, как было бы трудно самому Скелли, если б его усадили в тихую комнатку и вручили текст на редактуру. И вот что самое странное – Мардеру это безумно нравилось! Он оставался хладнокровен и ничуть не боялся. Из сотен прочитанных и просмотренных триллеров ему было в точности известно, как вести себя дальше; одежка, скроенная бесчисленными батальонами писак, села на него как влитая.

Рассовав пистолеты по карманам, он заговорил:

– Джентльмены, кажется, мы не с того начали. Я как-то не уяснил сразу, что вам хочется пострелять из пистолета. Вообще-то говоря, мы с коллегой как раз хотели немного попрактиковаться. Будьте так любезны, пройдите со мной.

И он указал на дверной проем, выводивший из холла на террасу. Скелли спустился с галереи, все так же держа бандитскую троицу на мушке. Все вместе они вышли на солнцепек и проследовали к нижней террасе, обогнув бассейн. Мардер выложил «глоки» на металлический столик под зонтом, затем достал из каждого обойму и выщелкнул патроны. После этого он повернулся к визитерам.

– Я назвал вам свое имя. Разрешите поинтересоваться вашими.

Рябого звали Сантьяго Крусельяс. Сопровождали его Томас Гаско – здоровяк в полутяжелом весе с песочного цвета волосами и свирепой физиономией тольтекского[49]49
  Тольтеки – индейский народ, населявший в VIII – XII вв. территорию Мезоамерики. От цивилизации тольтеков дошли до наших дней впечатляющие памятники архитектуры и скульптуры.


[Закрыть] идола – и Анхель д’Арьес, худощавый, похожий на мальчишку мужчина лет сорока с печальным, обреченным выражением на лице. Мардер долго всматривался в его черты: высокие скулы, раскосые карие глаза, кожа светлее, чем у двоих других. Анхель начал нервно переминаться под его взглядом.

Мардер спросил:

– Вы случайно не родственник дона Эстебана де Аро д’Арьеса?

Пауза.

– Это мой отец.

– Человек, известный своей честностью и великодушием, насколько помню.

– Вы его знали? – спросил д’Арьес. В его тусклых глазах загорелся едва заметный огонек.

– Давно и не так хорошо, как хотелось бы, – ответил Мардер, после чего хлопнул в ладоши. – Ну что ж, начнем!

Он вытащил «кимбер». Скелли успел подвесить на проволоке четыре семерки из своей колоды. Упершись ногой в кстати подвернувшуюся трещину, Мардер встал в стойку футах в двадцати от мишени и семью последовательными выстрелами выбил все сердечки на семерке червей. Затем он отложил пистолет и вручил Крусельясу «глок» и обойму. Стоявший позади Скелли поднял «браунинг» повыше.

Крусельяс зарядил пистолет и принялся палить. Несколько раз он промазал вчистую, однако, имея в своем распоряжении пятнадцать пуль, исхитрился-таки разнести в клочья нижнюю часть семерки треф. Два верхних значка остались невредимы. Мардер подошел к ограде и снял простреленные мишени. Осмотрев семерку треф, он покачал головой, затем достал ручку и нацарапал пару строк на семерке червей, после чего сунул обе карты в нагрудный карман Крусельяса.

– Практикуйтесь усерднее, друг мой, иначе сможете убивать только с очень короткой дистанции, – посоветовал Мардер. – Подскажите, кто сейчас в этих местах за главного?

– Сервандо Гомес, – ответил Крусельяс.

– Что ж, можете передать сеньору Гомесу, что наша встреча состоялась. Скажите ему, если вас не затруднит, что застали здесь не очередного тупицу-гринго, которого можно запугать или даже устранить – как, вероятно, устранили беднягу Гусмана. Скажите сеньору Гомесу, что я опасный человек. И еще скажите, что зла я ему не желаю. Я ему не конкурент – и даже могу стать союзником. Скажите, что у меня есть опасные друзья – к примеру, этот вот джентльмен с дробовиком. И еще скажите, что я с радостью навещу его в любое удобное время, чтобы обсудить вопросы, представляющие взаимный интерес. Как говорится, мой номер на визитке. А пистолет ваш я все-таки заберу. Уверен, у вас найдутся и другие.

Крусельяс с выражением бессильной ненависти на лице передал ему пустой «глок». Мардер взял свой «кимбер» и легонько постучал мужчину по щеке, потом жестом погнал визитеров прочь. Чуть помедлив, они развернулись и ушли. Хлопнула парадная дверь, ожил двигатель, и вскоре всякий шум стих.

– Впечатляет, Мардер, – сказал Скелли. – Опасный человек, значит. А я-то думал, ты ни то ни се, редакторишка. Знаешь, а ведь эти ребята вернутся.

– Не сомневаюсь. Хорошо, что у меня есть опасные друзья.

Он улыбнулся Скелли, а затем оба расхохотались.