Текст книги "Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871"

Таким образом, и в сумерках французский фронт продолжал давать отпор превосходящим силам противника, и это стало возможным не только благодаря стойкости солдат, но и энтузиазму офицеров, сплотивших бойцов и поднимавших их в контратаки, а также и умению, проявленному Фроссаром и его командирами дивизий при выборе позиций. Отпор пруссакам стал возможным только благодаря чувству ответственности всех, кто находился под командованием Фроссара, и это притом, что подкрепление частями 3-го корпуса, на которое он рассчитывал для усиления своего левого крыла, так и не прибыло. Напротив, около 19 часов на холмах над Форбаком был замечен

авангард 13-й дивизии генерала фон Глюме. Силы для обороны города отсутствовали. Находчивый офицер сумел наскрести бойцов из числа резервистов, но при всем своем умении он не мог задержать продвижение противника больше чем на час, и к 19.30 Фроссар убедился, что вынужден оставить Форбак. Поскольку вследствие этой атаки с севера отступить на запад к Сент-Авольду было уже невозможно, оставалось отходить на юг к Саргемину и холмам вокруг Каданброна. Верже и Батай вынуждены были оттянуть войска из густых лесов и домов Стире, что было нелегкой задачей, учитывая, что немцы возобновили атаку и наступали им на пятки. Войска сосредоточились на темных склонах за Шпихерном, раненых и санитаров пришлось оставить в деревне, а прибывшее с запозданием подкрепление из состава 3-го корпуса обнаружило на холмах колонны отступавших – измученных и деморализованных солдат.

Один французский военный историк использовал сражение у Шпихерна в качестве доказательства того, какую архиважную роль играет на войне боевой дух личного состава. «Генерал Фроссар, непобедимый военачальник, вообразил, что разгромлен, смирился с этим и действительно потерпел поражение. Генерал фон Цастров чудом не потерпел поражение, но отказался это принять. Вот в чем секрет победы пруссаков». Пруссакам досталось не на шутку, они потеряли 4500 человек (в том числе 843 убитыми) против 2000 человек (в том числе 320 убитыми), потерянных французами. Но французы сообщили о более чем 2000 человек, пропавших без вести, в основном это были взятые немцами в плен; солдаты Фроссара, всю ночь отступавшие, конечно же, чувствовали себя побежденными, в то время как немцы, расположившись лагерем вокруг бивачных костров прямо на поле битвы, чувствовали себя победителями. Они не знали, что Фроссара обратила в бегство с поля боя не их лобовая атака, в результате которой все склоны были усеяны сотнями убитых пруссаков, а не очень серьезная угроза с тыла. Задним числом можно считать стратегию пруссаков безупречной: вклинивание фронтальной атакой в резервы французов с последующим оттеснением их и возникшей вследствие этого угрозой их флангу, но подобных намерений не было в умах немецких командующих, а Фроссар с его несуразно малыми силами был практически обречен на отступление и отступил бы и так, если бы немцы смогли отыскать способ обойти его фланг. Если бы разведка немцев сработала лучше и более детально выяснила, что за позиции занимают французы, тогда бы немцы изгнали бы Фроссара с высот Шпихерна, не пролив и капли своей крови. Но прусские генералы были истинными учениками Клаузевица: для них сражение всегда было оправданием. И хотя великая стратегия Мольтке рухнула в результате преждевременного и не доведенного до конца сражения, удар вывел из сомнительного равновесия и французское верховное командование, это был удар, от которого оно так и не оправилось.

Фрёшвийер

Между тем начальник штаба 3-й армии фон Блюменталь выполнил свои обязательства, и 3-я армия пересекла французскую границу в Эльзасе к северу от Висамбура утром 4 августа.

Блюменталь знал, что ему противостояли всего два корпуса: 1-й корпус Мак-Магона, дислоцированный в районе Страсбурга, и 7-й корпус Феликса Дуэ в районе Бельфора. 7-й корпус находился далеко, и на его подмогу Мак-Ма-гон вряд ли мог рассчитывать. Части Мак-Магона были к тому же опасно рассеяны. Поэтому он решил не оборонять границу, а закрепиться на позициях на восточных склонах Вогез в районе Фрёшвийера, как рекомендовал Фроссар в 1868 году. Оттуда Мак-Магон остающимися войсками мог оборонять линии коммуникации и представлять угрозу флангу любой силы, которая будет продвигаться к югу на Страсбург. План этот был разумным, но детали были плохо продуманы. Четыре дивизии Мак-Магона были рассеяны в четырехугольнике в 30 с лишним километрах друг от друга, то есть слишком далеко, чтобы оказывать друг другу в случае необходимости эффективную помощь. Штабы корпусов и дивизия Лартигю располагались в Хагенау (Агно), дивизия Рауля заняла укрепленные оборонительные позиции на низкогорной гряде во Фрёшвийере, где предстояло сосредоточиться целому корпусу, а Дюкро, командовавший и своей дивизией, и дивизией Абеля Дуэ, брата Феликса Дуэ, сам занял позицию в Лембаке на дороге Битш – Висамбур, направив Дуэ вперед в приграничный Висамбур. И таким образом 3 августа одна-единственная дивизия французов численностью около 8600 человек, располагавшаяся в 30 километрах от ближайших сил поддержки, заняла позиции в нескольких сотнях метров от границы на участке, где уже на следующий день должны были появиться четыре немецких корпуса.

Нелепая диспозиция Мак-Магона определялась двумя факторами. Первый уже обсуждался – неспособность интендантской службы обеспечить надлежащий войсковой подвоз. Войска были вынуждены тратить силы на самообеспечение, и их собственные запасы и ресурсы гостеприимной, но неплодородной сельской местности были вскоре исчерпаны. И корпус, таким образом, рассеивался, обеспечивая себя всем необходимым, а уж потом думал о перестроениях в боевые порядки и просто не мог отказаться от скромных ресурсов такого городка, как Висамбур, приткнувшегося среди малонаселенных и покрытых лесами холмов. Висамбур лежит у подножия Вогез, с севера к нему подступают низкие (до 673 метров) горы Хардт, а с северо-востока за рекой Лаутер находился баварский Пфальц, откуда постоянно можно ждать нападения. Укрепления и оборонительные сооружения Висамбура XVII века – известные как линия Висамбура – представляли собой в конце XIX века лишь архитектурную достопримечательность. Город этот и в тактическом, и в стратегическом отношении являлся гиблым местом, и из тактических соображений Абелю Дуэ следовало бы держаться подальше от него и закрепиться, что он вполне мог, на позициях на холмах у дороги на Климбак. Но его первостепенной потребностью было пропитание, и только город мог обеспечить его. Таким образом, один батальон занял город, другие расположились палаточным лагерем на склонах за Висамбуром, дожидаясь, пока интенданты изучат возможности города.

Вторым фактором была катастрофическая ошибка Дюкро при оценке сил и намерений немцев. «Сведения, которые я получил, – сообщил он Дуэ 1 августа, – заставляют меня предположить, что у врага нет значительных сил в непосредственной близости от его аванпостов и он не обнаруживает намерений предпринять наступление». Отчеты и из штаба корпуса, и гражданских властей Висамбура о том, что по ту сторону границы происходит сосредоточение войск противника, не поколебали его уверенности, основывающейся, скорее всего, на впечатавшейся за многие годы в разум идее, что, дескать, только французы предпринимают наступательные операции и форсируют Рейн. 3 августа, согласно известной точке зрения полковника де Пижонье, наблюдавшего в подзорную трубу равнины Пфальца, он, как доложил Мак-Ма-гону, так и не смог «разглядеть ни одного вражеского поста… мне представляется, что пресловутые угрозы баварцев – не более чем блеф». Его вышестоящие командиры были настроены куда менее оптимистично. Ранним утром 4 августа Ле-бёф, встревоженный наступлением немцев на Сааре, предупредил Мак-Магона о возможном нападении. Мак-Магон телеграфировал Абелю Дуэ, настоятельно рекомендовав ему быть настороже и в случае атаки врага отступить вдоль дороги на Лембак. Мак-Магон сам собрался в Висамбур, но и маршал, и его телеграммы явно запоздали.

Немцы напали на Висамбур утром 4 августа. Баварские войска, следовавшие в авангарде сил пруссаков, чувствовали себя уже победителями, пересекая границу. Всю ночь лил дождь, и они спали в отвратительных условиях, на размокшей земле, большинство солдат были резервистами, которых оторвали от семей и погнали на войну по милости их будущих врагов, что явно не способствовало сочувствию к ним, сапоги натирали ноги, вино и фрукты, в столь обильных количествах получаемые от доброжелательно настроенного местного населения на железнодорожных станциях по пути на фронт, начинали давать неприятные результаты. Что же касалось французов, те вообще ни о чем не подозревали. Даже когда стали падать первые баварские снаряды, а это произошло примерно в 8.30 утра, Дуэ не мог поверить, что это не разведка боем, а кое-что посерьезнее. Он торопливо развернул войска – одну бригаду расположил вокруг стоявшего на склонах в 2,5 км к югу от города замка Гайсберг, оборонять который особого труда не составляло, а оставшиеся силы – вокруг железнодорожной станции Висамбур и непосредственно в городе. Их огонь остановил пехоту баварцев, а баварские артиллеристы, неуклюже пробиравшиеся среди виноградников, так и не смогли открыть плотный ответный огонь. Поэтому они решили дождаться подхода пруссаков, следовавших левее, чтобы те обеспечили хотя бы ложную атаку, которая позволила бы баварцам продолжить движение.

Два прусских корпуса, находившиеся в распоряжении кронпринца Фридриха Вильгельма, – 5-й (под командованием генерала фон Кирхбаха) и 11-й (под командованием генерала фон Бозе), добрались до реки Лаутер ниже Висам – бура как раз тогда, когда грохот орудий баварцев возвестил о вступлении их в бой. 5-й корпус атаковал позиции французов в лоб, а 11-й охватил позиции с фланга южнее с тем, чтобы ударить им и во фланг, и в тыл. На прусском правом крыле полк был направлен от Альтенштадта к южным воротам Висамбура – атака по идеально прямой, длиной около 2 километров дороге, обсаженной тополями и проходящей по заливным лугам с минимальными возможностями для укрытия. Оборонявшие железнодорожную станцию алжирцы трижды останавливали пруссаков, переходя в контратаки, но те бесстрастно продолжали удерживать позиции, вести артиллерийский огонь, на который французские стрелки никак не могли дать адекватный ответ, поэтому пехотинцы колониальных войск оставляли позиции в зданиях и канавах, позади железнодорожных путей и вскоре после полудня станция в результате очередной атаки была взята противником.

Между тем Дуэ, пытаясь организовать войска для отступления, погиб от осколка снаряда, и когда его преемник принял командование, 11-й корпус немцев атаковал отступавших французов. Усиливавшийся артиллерийский огонь подавлял сопротивление французов. Все, кто мог, разбегались. Остальные пытались укрыться во дворах и садах замка Гайсберг, превратившийся в опорный пункт сопротивления французов.

Город Висамбур пал между 13 и 14 часами[21]21
  Командующий французскими частями попытался договориться о беспрепятственном отводе своих сил, однако один из командующих силами баварцев указал ему, что подобное возможно лишь в тех случаях, если речь шла об оборонявших крепости или укрепленные позиции, и что Висамбур еще с 1867 г. крепостью не считался. – Авт.


[Закрыть]. Гайсберг продержался еще час или чуть дольше. Пруссаки непрерывно атаковали его. Пехотинцы взбирались по склонам в авангарде прусских сил, а ехавшие верхом генералы и старшие офицеры гнали их на верную гибель под ружейный огонь засевших в бойницах и окнах французов до тех пор, пока немцы не развернули шесть батарей на склонах выше и не открыли огонь по внутренним дворам замка. Сопротивление было безнадежным. К 15 часам сражение завершилось. Около 1000 человек французов попали в плен, еще 1000 погибли или были ранены, остальные бесславно бежали по дороге на Сельс.

В сражении, когда 50 000 человек внезапно атаковали 6000, причем там, где оборона была невозможна в принципе, иного результата и быть не могло. Битва была проиграна, и не беднягой Абелем Дуэ, а Мак-Магоном и Дюкро, потому что именно они оба несут ответственность за то, что разместили своих бойцов на позициях, где могли уповать лишь на их бесстрашие. Один батальон удерживал баварский корпус в течение пяти часов, а два прусских корпуса, атаковавшие французские позиции у Гайсберга, заплатили за победу почти 1000 убитых. Робость баварцев и стремительность пруссаков в ходе боя остались незамеченными после одержанной убедительной победы. Следует упомянуть и о явной слабости немецкой кавалерии, которая не только не стала преследовать отступавшего противника – кстати, самая распространенная на войне ошибка, – но и вообще перестала обращать на него внимание. Все эти уроки будут извлечены позже, и обойдутся куда дороже. И действительно, несколько часов сражения за Висамбур в миниатюре продемонстрировали все отличительные черты крупных сражений следующих нескольких недель, в результате которых была наголову разбита империя под названием Франция: вначале наступление численно превосходящими силами, широкое развертывание сил, позволявшее без труда окружить неприятеля, потрясающая эффективность ружейного огня при отражении атак противника и несокрушимая вера немецких пехотинцев в свою артиллерию, способную вывести французские винтовки Шаспо из игры.

Мак-Магон и Дюкро своими глазами видели, как из-под Висамбура улепетывал полковник де Пижонье. Он ничем не мог помочь своим бедным подчиненным – он все прекрасно понял, едва заметив темные колонны, наползавшие со всех сторон по дорогам через границу, и в результате оказался в весьма опасном положении. Но он сохранил спокойствие. Взяв из 7-го корпуса дивизию, Пижонье надеялся выстоять на укрепленных позициях Фрёшвийера, как он и намеревался, и будь у него еще один корпус, как полковник телеграфировал в Мец той ночью, он бы перешел в наступление. Император ответил тем, что отдал 5-й корпус Фейи под его командование, а 5 августа, когда дивизии 1-го корпуса сосредоточились вокруг Фрёшвийера и Феликс Дуэ направил дивизию Дюмениля 7-го корпуса поездом из Бельфора, Мак-Магон вызвал Фейи и приказал ему передислоцировать свой корпус на юг через Вогезы.

Фейи не торопился с этим. Его части дислоцировались вдоль границы от Саргемина до Битша, и он придерживался мнения, что ни одна позиция не будет оставлена до прибытия смены. Войска из Битша не сдвинутся с места, пока не прибудет замена из Рорбака, и находящиеся в Рорбаке войска не уйдут оттуда до прибытия смены из Саргемина, а войска в Саргемине не покинут город, пока не прибудет смена из 3-го корпуса Базена. Все эти непростые перестроения произвели бы, следует отметить, только одну высвободившуюся дивизию. Мак-Магон вечером 5 августа отправил раздраженное сообщение с требованием о присылке целого корпуса, на что последовал безучастный ответ, да и то по истечении нескольких часов. Его информировали, что, дескать, есть всего одна дивизия, но и она будет отправлена следующим утром. И в конце приписка: «как только части будут сосредоточены и как только позволят обстоятельства».

Последующие события кампании не оставляют сомнений в том, что Фейи был поразительно неповоротливым командующим, но два момента следует представить в его защиту. Его личный состав уже совершил долгий и утомительный переход 5 августа, и солдатам полагалось отдохнуть, а уж потом двигаться дальше, не говоря уже о боях, и, во-вторых, его нежелание оставить участок границы без всякой защиты следует рассматривать как вполне естественное. Надо сказать, что его делом было не поддаваться всякого рода опасениям, а исполнять приказ, но командная цепочка во французской армии была, как мы уже видели, ненадежной, да и слепое повиновение никогда не было отличительной особенностью французов.

Фрёшвийер

Если бы Фейи, согласно распоряжению, предоставил бы свой корпус, Мак-Магон имел бы в распоряжении около 77 600 человек и с ними разгромил бы равного по численности противника. Но ему пришлось довольствоваться всего приблизительно 48 000 человек. Невзирая на это, он не терял надежды хорошо себя зарекомендовать. Гряда в районе Фрёшвийера, как и высоты у Шпихерна, представляли собой позиции, о которых можно было только мечтать. Всем, кто приближался к Вогезам с востока по дороге на Сельс, эта гряда казалась неприступной стеной. Но если подъехать ближе, гряда уже не казалась стеной, а скорее плотным частоколом уступов шириной 5–6 километров, напоминавшим бастион. Это была возведенная самой природой крепость, готовая обрушить на врага смертоносный перекрестный огонь из всех видов оружия. Перед ней, совсем как ров вокруг замка, протянулась долина Зауэрбак: зеленые заливные луга, по которым несла воды речка, преодолеть которую можно было и вброд, но которая ограничивала проход артиллерийским орудиям. Несколько мостов через нее располагались в пределах досягаемости обстрела французами. Отсюда склоны поднимались отлого, и укрыться здесь было негде – сплошная идеально простреливаемая полоса шириной в 1,5 км, протянувшаяся до самого гребня гряды, увенчанной компактной деревянно-кирпичной деревушкой под названием Фрёшвийер.

Конфигурацию этих склонов лучше всего сравнить с трезубцем, направленным на восток в виде буквы «Е». Самый северный из зубцов расположен почти вплотную к северу от Фрёшвийера, его северные склоны густо поросли деревьями – это и есть Фрёшвийерский лес. За ним в северном направлении до самой долины в Ланжансультбаке простирался покрытый зеленой травой альпийский луг, а дальше снова находились покрытые лесами высоты Вогез, исключавшие возможность передвижения войск. Защита этого участка фронта, французского левого фланга, была поручена дивизии Дюкро. Центр позиций французов, занимаемый дивизией под командованием Рауля, расположился через следующие две высоты: от Фрёшвийера вниз в расположившийся в долине городок под названием Вёрт, а на другой, на 550 метров дальше на юг, приютилась деревушка Эльсусхаузен. Южнее Эльсусхаузена зеленеет Нидервальдский лес. И именно здесь находился самый уязвимый участок в линии обороны. За оборону Нидервальдского леса отвечала дивизия под командованием Лартигю, считавшаяся самой слабой во всем корпусе. Здесь отсутствовали какие-либо объекты, на которых можно было бы расположить оборонительные позиции, как отсутствовали и сами секторы обстрела. Площадь леса составляла чуть больше 2,5 квадратных километра, и его редкие сосны никак не препятствовали проходу пехоты и кавалерии. За лесом в южном направлении к деревне Морброн протянулись открытые склоны, слишком широкие для создания эффективной обороны французами. Лартигю предстояло рассредоточить 7000 своих солдат по фронту шириной свыше 3200 метров, и еще, быть может, и вокруг лесной опушки, выдвинув один из батальонов вперед, в деревню Морброн. Дивизия Дюмениля, по частям прибывавшая по железной дороге Хагенау (Агно) – Рейсхоффен (Решоффер), предназначалась для усиления левого крыла Рауля в Эльсусхаузене, а остатки дивизии Дуэ разместили на склонах за Фрёшвийером как резерв на самый крайний случай.

Личный состав Мак-Магона достиг Фрёшвийера 5 августа, причем прибытие его войск отличалось беспорядочностью. Из дивизии Консея в тот день прибыла только одна бригада, остальные подошли лишь на следующее утро, а артиллерия вообще так и не появилась. Многие резервисты, добравшиеся до своих полков со значительным запозданием в самый канун битвы, и в глаза не видели винтовок Шаспо, не говоря уже о том, чтобы уметь их заряжать. Отсутствовала взрывчатка для подрыва мостов через Зауэрбак, не было никаких сведений ни о противнике, ни о намерениях Мак-Магона – содержание входящих и исходящих сообщений из Фрёшвийера, где Мак-Магон решил устроить ставку, не дошло даже до командиров дивизий; и что самое главное – что всегда случается при столь внезапных сосредоточениях и передислокациях войск – отсутствовал провиант. Ресурсы местных жителей, столь неумеренно и неблагоразумно щедрых к войскам в течение первых дней кампании, были на исходе, а интендантская служба располагала провиантом из расчета на 6000 человек, но никак не на 40 000. К 6 августа провиант все же прибыл и был распределен, но полные кастрюли, обнаруженные немцами сразу по завершении сражения, говорили о том, что они застали французов как раз в момент приготовления первого настоящего обеда за четыре дня.

Это не означало, что французы пребывали в растерянности. Мак-Магон верил в свою счастливую звезду и в свои великолепные войска и сомневался в нападении немцев. Они вообще могли пошуметь-пошуметь, а потом скрытно отступить на запад и там соединиться со своими остальными силами на Сааре. Поэтому и посланную им Фейи ранним утром 6 августа телеграмму можно считать ответом на его уклончивые донесения. Телеграмма эта содержала вопрос: «В какой день и где Вы соединитесь со мной?» Мак-Магон считал наступление немцев настолько невероятным, что даже не заставил своих солдат окапываться. Что касается его армии, то, по словам одного служащего, «никогда еще не было армии, настолько уверенной в себе и в своей победе». Французы не видели оснований для принятия мер предосторожности на случай наступления пруссаков, они, наверное, скорее поверили бы в то, что их атакуют, скажем, китайцы. Поражение Дуэ рассматривалось просто как неудача, которая может случиться с кем угодно, и вид грязных, но веселых уцелевших в битве солдат и офицеров, тащившихся в тыл из Сельса, чтобы занять позиции и снова сражаться, пробуждал во всех, кто их видел, решимость продолжать борьбу с ничуть не меньшим упорством, чем раньше, и добиваться победы над врагом. Французы не выставляли посты боевого охранения, не рыли траншеи, они таскались по питейным заведениям Вёрта или поили своих лошадей в Зауэрбаке, и именно с изумлением они 5 августа взирали на гарцующие за рекой мелкие группы прусских кавалеристов.

Вера Мак-Магона в то, что кронпринц Фридрих Вильгельм не решится атаковать его, почти оправдалась. Благодаря медлительности и неспособности немецкой кавалерии, так и не сумевшей начать преследование отступавших от Висамбура французов, 3-я армия 5 августа имела весьма смутное представление о местонахождении французов. Приказы начштаба Блюменталя – и в свете намерений Мольтке для 3-й армии они изумляли – касались продолжения наступления на юг к Агно (Хагенау) и Страсбургу. Если кавалерия вела разведку в южном и западном направлениях, то армия развернулась неправильным четырехугольником, основание которого составлял 5-й корпус, 11-й корпус помещался в центре в Сельсе, а налево – вюртембергская и баденская дивизии под командованием генерала фон Вердера, подтягивавшиеся от Лотербура до Ашбака. В 5 милях к северу от Вердера находился 1-й Баварский корпус. В 5 милях к северу от 5-го корпуса – 2-й Баварский корпус медленно продвигался, нависая над силами полковника де Пижонье, контролировавшего правый фланг у Лембака по дороге на Битш. Такая диспозиция была избрана из расчета почти на любое непредвиденное обстоятельство. Кавалерийские патрули, обнаружившие французов у Зауэрбака днем, к вечеру в авангарде 5-го корпуса заняли место у их фронта. Но всю важность их донесений штаб армии, судя по всему, оценить не смог. В приказах, изданных на следующий день, Страсбург фигурировал как цель, и о присутствии французов во Фрёшвийере вскользь предупредили 2-й Баварский корпус, чтобы тот был готов прийти на помощь 5-му корпусу в случае атаки последнего. В приказах двум корпусам на левом фланге и словом не обмолвились о том, что армия может изменить направление и повернуть на запад. Ни в одном приказе штаба армии вообще не говорилось о желательности или вероятности сражения. Армия устала – долгий переход в условиях жары по забитым войсками дорогам возымел негативные последствия для резервистов, организация войскового подвоза была явно неудовлетворительной. Блюменталь рассчитывал, что 6 августа станет для его сил днем отдыха и переформирования.

Таким образом, то, что силы немцев и в Эльзасе, и на Сааре одновременно вступили в первые крупные сражения этой войны, объясняется лишь серией ошибок и стечением обстоятельств. Мы убедились, как ведущий корпус 1-й и 2-й армий ринулся в нелепый бой в Шпихерне вследствие импульсивности Штейнмеца и Камеке. Во Фрёшвийере 3-я армия втянулась в сражение, будто подхваченная гигантским водоворотом. Аванпосты обеих армий, находясь на противоположных берегах Зауэрбака, всю ночь в проливной дождь обменивались выстрелами, но то, насколько прочно закрепились немцы в деревнях и зданиях за рекой, французы, похоже, до самого рассвета 6 августа так и не выяснили. В 5.00 утра изрядно уставшие части дивизии Лартигю, презрев всякую опасность, спокойно спустились к Зауэрбаку набрать воды и немало изумились, когда вдруг у них над головой засвистели пули немцев. Дальше на севере аванпосты 5-го корпуса у Вёрта доложили о шумной активности французов в городе – активности, связанной явно не с выполнением служебных обязанностей. Целая толпа французов, как ни в чем не бывало, ринулась в питейные заведения деревни согреться после ночной непогоды. Командир бригады пруссаков приказал своим стрелкам открыть огонь, французы поспешно убрались на позиции, и прусский пехотный полк, направленный очистить город от солдат неприятеля, обнаружил его опустевшим. К 8.30 пруссаки отступили на свои позиции на склонах на востоке долины, и, казалось, снова наступило затишье.

Эта непродолжительная перестрелка и стала тем камешком, который в горах вызывает обвал. Ее оказалось достаточно для вступления в ожесточенную битву решительно всех сил, которыми располагали обе стороны, – битву не на жизнь, а на смерть. В 3 километрах севернее, около деревни Ланжансультбак, командующий 2-м Баварским корпусом услышал стрельбу, окинул взором французские биваки на склонах выше и тут же пришел к заключению, что 5-й корпус атакуют. Находясь в узкой, поросшей лесом долине Сультбака, он мог лишь весьма приблизительно судить о местонахождении позиций французов, но, будучи верным присяге и воинскому долгу солдатом, командующий без промедления бросил свою ведущую дивизию вверх по склону именно в тот момент, когда аванпосты 5-го корпуса уходили из Вёрта. Момент для начала наступления был избран не самый благоприятный – поросшие густолесьем горные склоны, где баварцы, утратив способность ориентироваться, стали беспорядочно блуждать, а позже, выйдя у южной опушки леса у Ланжансультбака, увидели простреливаемый массированным огнем из винтовок Шаспо стрелками Дюкро участок открытой местности. К 10.30 фактически вся 4-я баварская дивизия вытянулась в линию растерянных солдат, которые безо всякой поддержки со стороны вели беспорядочный огонь и которую Дюкро ничего не стоило сдержать.

Обстановка накалялась и на другом конце французской линии обороны, где Лартигю около 8.30 открыл артиллерийский огонь. 11-й корпус переместился на оставленный 5-м корпусом фланг. Как и баварцы, авангард 5-го корпуса, привлеченный шумом боя и наличием линии обороны французов вокруг Фрёшвийера, бросился туда как раз в тот момент, когда Лартигю уже готовил к стрельбе орудия. Четыре немецкие батареи, в полной готовности развернутые на склонах выше Гёнстета, тут же ответили беглым прицельным огнем, так ужаснувшим французов дальностью. К счастью, грунт размягчился вследствие прошедших недавно дождей, и взрыватели ударного действия многих немецких снарядов не сработали, но уже буквально несколько минут спустя орудия французов умолкли, и на поле боя доминировала артиллерия немцев. И в 8.30 утра, хотя в самом Вёрте и царило спокойствие, с севера и с юга доносился грохот интенсивного артогня, отчего не на шутку встревожился начальник штаба 5-го корпуса, поскольку бой этот вполне мог обернуться полномасштабной атакой его фланга. У него не было намерений самому начинать атаку, но чтобы припечатать к земле французский центр и удержать Мак-Магона от атаки, он приказал артиллерии 5-го корпуса открыть огонь. 14 батарей, развернувшись на север и на юг от главной дороги, в 9.30 открыли огонь по позициям французов. Им попытались ответить лишь две французские батареи, но их огонь был настолько неточен и неэффективен, что им тут же приказали прекратить стрельбу и не тратить попусту боеприпасы, а приберечь их на будущее.

К этому времени командующий 5-м корпусом подошел к батарее. Генерал фон Кирхбах был одним из самых несдержанных прусских командующих. Двумя днями ранее он был ранен, сам пойдя в атаку на Гайсберг, и до сих пор не мог сесть на лошадь. Однако это ничуть не охладило его боевой пыл. Волнующий грохот его артиллерии, урон, явно наносимый ею французам, ободряющий треск выстрелов на флангах – все это возбуждало генерала. Он велел своим пехотинцам начать атаку, те должны были не только овладеть Вёртом, но и «высотами за его пределами». Одновременно авангард пехоты 11-го корпуса, вдохновленный успехом своих стрелков, бросился в атаку через речку у Гёнстета. К 10 часам, без соответствующих приказов штаба армии, без необходимости обороняться от наступавших французов, три корпуса, то есть больше половины сил 3-й армии, неожиданно оказались вовлечены в сражение.

Французы уже заняли позиции в ходе предыдущих боестолкновений с пруссаками тремя часами ранее. Командиры дивизий расположили части в лесах и виноградниках, как обычно, двумя линиями и под прикрытием застрельщиков и с подразделениями резерва поблизости в тылу. На левом фланге позиции Дюкро прекрасно подходили для сдерживания баварцев, Рауль контролировал склоны между Фрёшвийером и Вёртом, даже Лартигю, разместивший своих бойцов разреженной линией у восточного края Нидервальдского леса, сумел отразить первые попытки 11-го корпуса перейти речку, а кавалерийские подразделения генерала Боннемана и части дивизий Дуэ и Дюмениля составили весьма внушительный резерв. Таким образом, французские войска не только имели возможность удержать позиции, но и в результате предпринятых последовательных контратак быстро оттеснили немцев назад на склонах и за реку. Ни баварцы, ни пруссаки не смогли устоять в штыковых атаках зуавов Мак-Магона. В полдень позициям французов ничто не угрожало.

Как раз немцы почувствовали себя под угрозой. Командующий в Вёрте передал срочные приказы Кирхбаху выслать подкрепление, и Кирхбах пока что имел в запасе дивизию. Правда, ему запретили ею воспользоваться. Кронпринц и Блюменталь в ставке в Сельсе с недоумением и недовольством услышали шум сражения на фронте 5-го корпуса, и шум этот усиливался начиная с рассвета. Тут же Кирхбаху был отправлен сформулированный в категоричной форме приказ, предписывавший командующему «выйти из боя и избегать всего, что могло бы вызвать новый». Но этот приказ ко времени поступления утратил силу, ибо не учитывал сменившуюся обстановку. Немцы слишком втянулись в сражение, чтобы просто взять и выйти из него, и Кирхбах сделал вид, что вообще не понял, о чем шла речь в приказе вышестоящего начальства. Он приказал баварцам на правом фланге усилить натиск. От командующего 11-м корпусом на левом фланге последовали заверения в том, что поддержка непременно будет оказана; таким образом, Кирхбах отправил в ставку командующему армией хотя и почтительное, но все же достаточно жесткое донесение, после чего в надежде на скорый и благоприятный исход сражения решил ввести в бой и силы резерва.