Текст книги "Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии"

Психологический фактор

Серебряков убежден, что определяющую роль в битве сыграл психологический фактор: «Это была борьба не на жизнь, а на смерть. Обе стороны постоянно учились другу друга. При этом имел место один жизненно важный момент, проявившийся во время изнуряющих ближних боев: в столь экстремальной ситуации люди смогли использовать сокрытые в них невероятные внутренние ресурсы.

Я видел мать, которая приподняла край немецкого грузовика, чтобы освободить своего ребенка, оказавшегося в ловушке, и я видел миниатюрных медсестер, которые тащили к окопам раненых парашютистов, вдвое больших, чем они, по размеру. Подобные вещи кажутся физически невозможными, но что-то происходит с людьми одновременно и в физиологии, и в психологии.

Конечно, некоторые теряли голову от ужаса битвы, но другие находили что-то большее, что помогало им выстоять. Мы руководствовались одним принципом. Его можно выразить так: сначала помоги товарищу, а потом думай о том, как выжить самому. Между нашими солдатами действительно существовали такие отношения».

Многие ветераны согласны с этим. «Мы часто вспоминали слова Суворова [основателя русской профессиональной армии в восемнадцатом веке], – говорит Иван Бурлаков, защитник сталинградского завода «Баррикады». – Сам погибай, а товарища выручай!»

Чтобы понять все это сегодня, необходимо воссоздать моральный дух защитников Сталинграда. Мережко говорит о нем так: «Среди наших войск царил особый дух, появившийся именно во время битвы. Смелость была ключевым словом для бойцов под командованием Чуйкова. Они гордились быть частью именно этой армии, голос чести заставлял солдат совершать невероятные подвиги. Заставить делать подобное их не смогли бы ни комиссары, ни кто-либо другой».

Мережко выделяет такой характерный момент: «Несмотря на жестокие бои, почти все раненые, доставленные на дальний берег Волги, после медицинского лечения просили вернуть их в Сталинград так быстро, как только возможно, даже при том, что их шансы выжить там были невероятно низки. Это был истинный дух Сталинграда – дух единства и товарищества. Очень сложно передать, что представлял собой город. Огонь свирепствовал на протяжении пятидесяти километров вдоль Волги. Везде были языки пламени, дым, постоянный грохот взрывов, бесконечные артиллерийские атаки. Огромные бомбы падали на Мамаев курган. От всего этого охватывал ужас. Нам не верилось, что мы продержимся. Но когда в нашей дивизии, в которой изначально было более семи тысяч солдат, осталось меньше нескольких сотен, мы уже сражались с врагом и за наших мертвых друзей».

Дух бойцов определяла крепчайшая дружба, а не бесконечные панегирики коммунистической системе. Мережко очень живо вспоминает об этом. Он признается: «Мне хочется говорить о том, что я видел, что повлияло на меня, в простых словах, так же, как это было в Сталинграде. Я осознал, что мои личные воспоминания не совпадают с официальной историей».

Анатолий Мережко – ключевое свидетельство

Мережко было всего двадцать, когда он воевал под Сталинградом. Он был молодым лейтенантом со сравнительно скудным боевым опытом. С чего началось его быстрое продвижение по службе?

По его воспоминаниям, маршал Крылов, начальник штаба 62-й армии, чья совместная работа с Чуйковым стала ключевым моментом в создании условий для победы в сражении, благоволил к Мережко.

Через много лет после войны Крылов приезжал в Сталинград и поднимался на Мамаев курган, определяющую возвышенность битвы, за которую боролись с таким ожесточением: «Долго стоял я на зеленеющей вешней травой вершине Мамаева кургана, вспоминая дорогих боевых товарищей – и мертвых, и живых. И заново радовался в душе за тех, кому посчастливилось дойти от Волги до Берлина или других победных рубежей. За нашего командарма Василия Ивановича Чуйкова, за доблестных сталинградских комдивов Людникова, Родимцева, Смехотворова, за лихого танкиста Вайнруба, за снайпера Зайцева, метко бившего фашистов и на немецкой земле, за самоотверженных моих помощников в армейском штабе Калякина, Велькина, Мережко».

Крылов вспоминает появление Мережко в штабе 62-й армии: «Так предстал предо мною в один из трудных октябрьских дней старший лейтенант Анатолий Мережко – небольшого роста, худенький, с медалью «За отвагу» на пропотевшей и пропыленной гимнастерке. Медаль он заслужил в боях у Дона, командуя пулеметной ротой курсантского полка. А в штаб армии был взят совсем недавно («Штабной подготовки почти не имеет, но общевойсковая хорошая, и человек развитый, смышленый», – отозвался тогда о нем Елисеев) и мне докладывал впервые. Не помню, на какой участок обороны, в какую дивизию он посылался. Запомнилось, однако, с какой уверенностью излагал он установленные им факты, детали обстановки. Чувствовалось, что за точность своего доклада двадцатилетний лейтенант готов отвечать головой. А чего стоило в тот день выяснить подробно положение дел на многих участках фронта, да и донести добытые сведения до КП, я знал. И как-то сразу поверилось в нового, самого молодого работника оперативного отдела, в то, что и он под стать другим, уже испытанным. Не время было давать волю чувствам, и я не обнял, не расцеловал этого отважного парня. Просто пожал ему руку, налил немного водки из припрятанной для особых случаев бутылки, дал бутерброд из своего завтрака: «Подкрепись вот, и разрешаю два часа поспать. Скоро, наверное, опять понадобишься…»

Анатолий Григорьевич Мережко стал в дальнейшем одним из лучших офицеров штаба. Менее чем через год он был уже армейским направленцем по стрелковому корпусу, а ныне – штабной работник крупного масштаба, давно уже генерал».

Вскоре получилось так, что Крылов невольно дал прозвище своему молодому офицеру. Когда Мережко возвращался с разведывательным отчетом, неподалеку от него взорвалась бомба. Легко раненный, но весь в крови и в состоянии шока, спотыкаясь, он прошел на командный пункт и начал докладывать. Но каждый раз, когда он начинал, его голос срывался в визг или неразборчивый хрип. Битва была в самом разгаре, ситуация складывалась критическая, и Крылов сделал жест, приказывавший Мережко остановиться. «Лейтенант, – сказал он хмуро. – Я вижу, в чем проблема, хватит мне ее объяснять, хватит петь!» Среди офицеров объединенного штаба 62-й армии сначала повисла удивленная тишина, а потом покатился хохот. «С тех пор, – вспоминает Мережко, – меня прозвали Певцом».

Руководство: человеческий фактор

В Сталинграде царил хаос, и многие знаменитые эпизоды битвы были воссозданы лишь годы спустя. Однако положение Мережко позволяло ему видеть работу армейского командования, как дивизионного уровня, так и командного пункта, а также то, какое впечатление она производила на солдат на передовой. Он чувствовал, что дух защитников города возрастает с развитием битвы. Именно этот дух и стал движущей силой их невероятной победы. Его первоисточником, убежден Мережко, стали исключительная храбрость и вера в себя армейских военачальников.

Здесь нет противоречия со сказанным ранее. В доказательство приведем интересный пример. Военный журналист Василий Гроссман был проницательным комментатором, находившимся в городе основную часть битвы. Но Гроссман, чрезвычайно разочарованный в советском режиме, дистанцирует рядовых солдат от их военачальников, веря, что простые бойцы нашли волю к сопротивлению исключительно внутри себя.

Как результат, он абсолютно не понял один из самых драматичных эпизодов битвы, когда в начале октября 1942-го немцы подожгли баки нефтехранилища выше КП Чуйкова. Русские думали, что они пусты, и ошиблись. В своем романе-эпопее «Жизнь и судьба» Гроссман так описывает этот момент: «Казалось, не было уже возможности выбраться живым из этого текучего огня. Огонь гудел, с треском отрываясь от нефти, заполнявшей ямы и воронки, хлеставшей по ходам сообщения… Жизнь, которая торжествовала на земле сотни миллионов лет тому назад, грубая и страшная жизнь первобытных чудовищ, вырвалась из могильных толщ, вновь ревела, топча ножищами, выла, жадно жрала все вокруг себя».

Такой художественный язык производит поистине гипнотический эффект, и гроссмановское описание определило взгляд западных исследователей на происшедшее. Писатель использовал ужасный пожар, чтобы представить русских военачальников беспомощными наблюдателями: Чуйков и Крылов были вынесены из огня в состоянии замешательства и шока, офицеры штаба 62-й армии с безнадежным видом стояли на маленьком выступе земли у самой Волги до утра, пока их не эвакуировали в безопасное место. Сценарий описанного соответствовал убеждению Гроссмана, что рядовые русские солдаты, а не командующие армией, были истинными героями Сталинграда. Однако на самом деле произошло другое.

Анатолий Мережко был на КП в то время, и его рассказ о происшедшем полностью противоположен версии Гроссмана: «Нас спасли хладнокровие Крылова и его умение быстро оценивать ситуацию. Когда вокруг нашего КП загорелась нефть, Крылов выскочил из своего блиндажа и закричал: «Оставайтесь на месте!» Многие вернулись в свои убежища, и это спасло их. Было смертельным лезть наружу: окопы быстро заливала горящая нефть. Более тридцати человек из нашего штаба погибло, потому что они «не нуждались» в инструкциях Крылова и остались снаружи. Когда остатки штаба собрались в уцелевших блиндажах, по-прежнему окруженных огнем, мы были похожи на негров, но мы были живы!»

Боевой дух и мотивация

До сих пор с трудом укладывается в голове, сколько героизма потребовалось от советских бойцов, чтобы выстоять в столь нечеловеческих условиях. В подобных обстоятельствах храбрость командующего армией и его штаба имела невероятное влияние на солдат, судивших в огне битвы о людях по их действиям, а не по словам. Сергей Козякин, редактор дивизионной газеты, писал: «Война оказалась подобной зеркалу, отражающему истинную сущность людей. В повседневной жизни слишком многое остается незаметным, когда каждый думает о своих делах. Бои за Сталинград кипели на каждом шагу и были столь серьезными, что люди менялись на глазах».

Нельзя было предугадать, к лучшему или к худшему эти изменения. Марк Славин, воевавший в 45-й дивизии, приводит один горький пример: «Я находился на переправе через Волгу и помогал эвакуировать раненых. Ужас происходящего там было не передать словами, немцы вели по нам непрерывный огонь. Вдруг я увидел моего молодого командира. Его голова была перевязана, он пробивался сквозь очередь, отталкивая остальных, чтобы первым оказаться в лодке. Мне тут же вспомнилось, как до этого он, полный патриотических чувств, говорил с нами, как со студентами на лекции, призывая не бояться врага, приводя примеры подвигов. И вот он оказался в лодке. Там была молодая медсестра по имени Катя Шустова, обыкновенная русская девушка в тулупе из овчины, но уже опытная в своем деле. Она подошла к моему командиру и приподняла повязку с его головы. Под ней не оказалось никакого ранения. Тогда Катя нагнулась, достала из сапога пистолет и застрелила его. Мы все видели это. Я подошел к лодке и сказал: «Катя, ты поступила правильно с этим ублюдком!»

Однако на каждый пример эгоизма и трусости можно привести другой – истинного героизма. Козякин рассказывает о молодом комиссаре Якове Дерганове. Он был тихим и замкнутым – слишком замкнутым. Он не выступал ни на одном собрании и, казалось, не умел этого делать. Но в огне завода «Красный Октябрь» Дерганов обрел голос. Это не было тарабарщиной коммунистических призывов, а нечто настоящее и глубоко искреннее. Немецкие танки неожиданно проломились через заводские стены и спешно двигались к полковому наблюдательному пункту под прикрытием следующей позади пехоты. Командир закричал: «Пулеметчик, пали по врагу!» Но молодой пулеметчик был настолько потрясен внезапной атакой, что просто застыл в ужасе, буквально потеряв ориентацию в пространстве. Дерганов подбежал, затряс его и перенес пулемет на огневую позицию. «Куда ты смотришь?» – кричал он. А потом между пулеметными очередями повторял: «Запомни до конца жизни: здесь, на этой узкой полоске земли, наша Родина именно здесь, где мы удерживаемся сейчас. За Волгой для нас земли нет».

Когда в бою наступали короткие передышки, Дерганов говорил уверенно и от сердца: «Не думайте о смерти. Иначе пропадет вся ваша вера в себя, вся ваша сила. Соберите свою волю в кулак. Используйте все внутренние резервы. Не думайте о страхах и ночных кошмарах. Сосредоточьтесь на враге. Призовите всю вашу ненависть к нему. Вы сильнее, чем эти чертовы фрицы. Вы сражаетесь за вашу собственную землю».

Дерганов, не казавшийся прежде даже хорошим оратором, в сталинградских боях проявил исключительную силу духа. Когда прорвались немецкие танки, он был готов пожертвовать жизнью, чтобы спасти ситуацию. Молодой пулеметчик вдохновился его самозабвенным порывом и тоже сумел взять себя в руки, поверить в собственные силы. «Ты хороший парень, у тебя все получится!» – напутствовал его Дерганов. Другие пулеметчики также стали, не жалея себя, стрелять по врагу, и немецкая атака была остановлена.

Вечером Дерганов был найден раненым, без сознания, у наблюдательного пункта. Он сделал все, что мог. Недавно поступившие на фронт юные бойцы благоговейно накрыли его шинелью и отнесли на медицинский пост. Они были теперь другими людьми. В следующие три дня непрерывных немецких атак они не сдали своей земли врагу.

Обескураженный противник

Мы увидели, какова власть подлинного военачальника. Подобные исключительно смелые действия командиров были важны Красной Армии, как воздух, в противостоянии совершенно ужасающему противнику. Русские не обманывали себя, оценивая силы врага. Михаил Борисов за время трех ужасных отступлений 1942 года – в Крыму, Харькове и на Дону – не раз сталкивался с боевыми формированиями противника. «Я думаю, что немецкая армия в то время была лучшей в мире, – признает он. – Любой оказался бы в беде, воюя с ними».

Анатолий Мережко высказывает схожее мнение: «Мы реально оценивали немецких солдат. Конечно, публично об этом не говорилось, но среди бойцов никто не думал, что у немцев есть какие-то серьезные слабые места. Фашисты, даже оказавшись в окружении без надлежащего зимнего обмундирования и достаточного количества еды и боеприпасов, продолжали хорошо сражаться в течение очень долгого времени».

Василий Чуйков, обобщая свое мнение о противнике, с которым он встретился в Сталинграде, говорит четко и просто: «Немцы были умны, они были обучены, их было много!»

И на борьбу с таким врагом было направлено воинское формирование, которое только начало свое существование. 62-я армия являлась одной из самых молодых русских армий. Летом 1942-го она была слабо подготовлена, плохо оснащена и сильно деморализована. Она прошла через немецкую мясорубку на подступах к Сталинграду, и многие из ее дивизий оказались разбиты. Однако оставшиеся на руинах города остатки армии находили волю смело противостоять захватчикам и побеждать.

В Сталинграде произошло нечто знаменательное. В начале битвы за немцами были все военные преимущества. Но, как заметила одна британская газета, «Дейли телеграф», в конце сентября 1942-го: «Воистину существует некая сила, более значимая, чем материальные условия. Сила, которая превосходит чистую механику войны. И эта сила в полной мере проявилась в Сталинграде. Она представляет собой на первый взгляд неуловимый великий народный дух, который изменил ход сражения от казавшейся безнадежной обороны к развитию событий, которое совершенно обескуражило немецкое командование».

История обороны Сталинграда переживет свое время. Она учит нас изумительной стойкости перед лицом превосходящего противника. Только такая стойкость может привести к триумфу. Изменение мотивации борьбы и исключительный боевой дух преобразили 62-ю армию в военную силу невероятной мощи. В частной беседе Василий Чуйков отбрасывал коммунистическую риторику, чтобы откровенно передать, что чувствовал каждый солдат в Сталинграде: «Когда человек доходит до последней черты и осознает, что отступать больше некуда, тогда он действительно готов начать борьбу!»

Глава первая. Ни шагу назад!

Летом 1942-го 6-я немецкая армия продолжала движение. Это было элитное формирование, прежде непобедимое в боях, участвовавшее в завоевании Бельгии и Франции летом 1940 года, а также Югославии, Греции, Южной России и Украины летом 1941-го. Теперь она отбила русское контрнаступление под Харьковом и ускоренно двигалась к Сталинграду, городу на Волге, чтобы лишить Советский Союз резервов зерна и нефти и уничтожить значительную часть его промышленного производства.

Южный фронт России был незащищен и открыт. В результате окружения советских армий под Харьковом возникла огромная брешь в линии обороны страны, через которую немецкие войска продвигались с ужасающими темпами: на 40–50 километров в день. Чтобы противостоять им, командование Красной Армии бросало навстречу врагу войска из спешно сформированных резервных армий неподготовленных, плохо вооруженных бойцов. Действия командиров не отличались скоординированностью. Противостояние было неравным: немецкие войска наголову разбивали противника, создавая у советских солдат настроение глубокого отчаяния.

Немецкая наступательная операция 1942 года, проходившая под кодовым названием «Блау» («Голубая операция»), носила две основные цели. Первая – достигнуть Сталинграда и Волги, отрезав поступление пополнения советских войск через реку. После достижения данной цели планировались удар по Кавказу и захват местных нефтяных месторождений. Такова была вторая основная цель.

Экономические факторы учитывались Гитлером при разработке плана, и потому оккупация Сталинграда им первоначально не предусматривалась. Он полагал достаточным уничтожить промышленные предприятия города и блокировать проход к Волге. Однако развитие ситуации оказалось непредсказуемым.

Официальная советская точка зрения звучала просто: Сталинград был бы удержан вне зависимости от силы натиска врага. В действительности Анатолий Мережко не исключает варианта, что, если бы Гитлер ограничился исходными целями операции «Блау», положение защитников города оказалось бы безнадежным. Однако после краха советских армий под Харьковом честолюбие фашистского лидера зашло слишком далеко, и Гитлер допустил фундаментальную стратегическую ошибку, настаивая, чтобы Сталинград и Кавказ были взяты одновременно. 23 июля две группы армий немецкого фронта, «А» и «Б», были одновременно направлены в наступление: «А» – на вторжение на Кавказ, «Б» – на захват Сталинграда.

Немецкий план

Директива Гитлера от 23 июля 1942 года определяла облик Сталинградской кампании. Герберт Селле, глава инженерного корпуса 6-й немецкой армии, описывал ситуацию следующим образом: «30 июня 1942 года 6-я армия покинула свое место дислокации на востоке Белгорода и начала наступление. После двух дней тяжелых боев сопротивление русских казалось сломленным, и немецкие части начали преследование противника… К 23 июля основные силы 6-й армии находились по обеим сторонам верхнего течения реки Чир».

Это был решающий момент. Селле продолжает: «Первоначальный немецкий план предусматривал завоевание Южной России через последовательные этапы. Сначала группа армий «Б» с ее 6-й армией и 1-й и 4-й танковыми армиями должна была захватить Сталинград и создать линию обороны между Доном и Волгой. После этого группа армий «А», пройдя южнее, должна была вторгнуться на Кавказ. Не вызывало сомнений, что исходные цели такого плана достижимы до наступления зимы. Тем не менее в свете успешного продвижения 6-й армии Гитлер и Высшее командование решили, что советские войска настолько сломлены, что достаточно лишь части этих формирований, чтобы разгромить Волго-Донской фронт». «Желаемое было принято за действительное, – заключает Селле. – Исходный план операции был отвергнут, и вышла новая директива, которая направляла группу армий «Б» на Волго-Донской фронт одновременно с направлением группы армий «А» на захват Кавказа. Таким образом, силы войск распылялись сразу на два направления».

Это, несомненно, вело к ослаблению немецкого наступления, тем более что одно из сильнейших фашистских мобильных формирований, направленное непосредственно на Сталинград, повернуло на юг. Герберт Селле говорит об этом разочарованно: «На основании того, как операция осуществлялась до этого момента, выглядело логичным в июле 1942-го, чтобы 6-я армия достигла вершины великой излучины Дона у Калача за несколько дней. Но большинство наших мобильных ударных формирований и значительное количество транспортных ресурсов после смены плана были переданы группе армий «А» в момент, когда все зависело от быстроты действий и концентрации усилий».