Текст книги "Последний койот"

Глава 14

С утра Босх первым делом позвонил в отдел кадров УПЛА и попросил проверить, служат ли до сих пор в управлении Эноу с Маккитриком. Он в этом очень сомневался, но проверить все равно следовало. Глупо было бы, если бы он положил массу сил на то, чтобы отыскать эту парочку, и обнаружил, что они все еще состоят на службе. Кадровичка проверила по базе и сообщила ему, что офицеры с такими именами в настоящее время в списочном составе не числятся.

После этого он решил, что настало время снова прикинуться Харви Паундзом. Он набрал номер Управления автомобильным транспортом в Сакраменто, представился именем лейтенанта и снова попросил связать его с миз Шарп. Судя по тону, которым она произнесла «Слушаю», когда взяла трубку, она, без всякого сомнения, его помнила.

– Это миз Шарп?

– Вы же просили связать вас с ней, разве нет?

– Да, просил.

– Значит, это миз Шарп. Чем я могу вам служить?

– Ну, я хотел заключить перемирие, так сказать. Мне нужно пробить по вашей базе еще нескольких человек, и я подумал, что, если я обращусь напрямую к вам, это ускорит процесс и, возможно, улучшит наши рабочие отношения.

– Зайчик, у нас с вами нет никаких рабочих отношений. Будьте добры, не вешайте трубку.

Она нажала кнопку, прежде чем он успел произнести хотя бы слово в ответ. В трубке так долго царила мертвая тишина, что Босх уже начал думать, что вся эта затея, организованная с целью досадить Паундзу, того не стоила. Наконец трубку взяла другая женщина и сообщила, что миз Шарп попросила ее помочь. Босх продиктовал ей табельный номер Паундза, а затем имена Гордона Миттела, Арно Конклина, Клода Эноу и Джейка Маккитрика и сказал, что ему нужны их адреса.

В трубке снова повисла тишина. Босх плечом прижал трубку к уху и, чтобы не терять времени зря, решил пожарить яичницу. Когда она приготовилась, он соорудил себе сэндвич, положив ее между двух ломтиков поджаренного белого хлеба и сдобрив холодной сальсой из банки, которая стояла в холодильнике. Он съел сэндвич, стоя над раковиной, чтобы не обляпаться, и, утерев рот, успел налить себе вторую за день кружку кофе, когда в трубке вновь послышался женский голос:

– Прошу прощения за долгое ожидание.

– Ничего страшного.

Потом он вспомнил, что притворяется Паундзом, и тут же пожалел о том, что сказал это.

Женщина сообщила, что не нашла ни адресов, ни номерных знаков, зарегистрированных на Эноу и Маккитрика, затем продиктовала ему адреса Конклина и Миттела. Гофф был прав. Конклин жил в Ла-Бреа-Парке. Миттел обретался к северу от Голливуда, на Геркулес-драйв, в жилом квартале под названием Маунт-Олимпус.

К этому моменту Босх был настолько занят своими мыслями, что ему было уже не до того, чтобы продолжать прикидываться Паундзом. Он вежливо поблагодарил свою собеседницу и, повесив трубку, принялся обдумывать, что делать дальше. Эноу с Маккитриком или были мертвы, или переехали куда-нибудь в другой штат. Можно было узнать их адреса через отдел кадров, но на это мог уйти весь день. Он снова взял телефон и, набрав номер отдела, попросил связать его с детективом Лероем Рубеном. Рубен оттрубил в управлении без малого сорок лет, и половину из них в убойном. Он мог что-то знать об Эноу с Маккитриком. Как и о том, что Босха временно отстранили от работы.

– Рубен. Чем могу вам помочь?

– Лерой, это Гарри Босх. Что новенького?

– Да ничего особенного, Гарри. Ну что, наслаждаешься бездельем?

Выходит, он был в курсе ситуации Босха. Что ж, значит, единственное, что ему оставалось, – это быть откровенным. До определенной степени.

– Ну, можно сказать, что и наслаждаюсь. Но выспаться все равно не получается.

– Да? И что же тебе мешает?

– Я тут решил на досуге поднять одно старое дело, Лерой. Поэтому и звоню. Хотел попытаться отыскать парочку старичков из управления. Подумал, вдруг тебе о них что-то известно. Они работали в Голливуде.

– Что за старички?

– Клод Эноу и Джейк Маккитрик. Помнишь таких?

– Эноу и Маккитрик. Нет, не припоминаю… Хотя да, Маккитрика, кажется, помню. Он ушел лет десять-пятнадцать назад, что-то такое. Вернулся обратно во Флориду, если я ничего не путаю. Да, по-моему, все-таки во Флориду. Он отработал у нас в убойном примерно год. Уже в самом конце. А вот второго, Эноу, я что-то не помню.

– Что ж, попытка не пытка. Посмотрим, может, удастся что-нибудь найти во Флориде. Спасибо, Лерой.

– Слушай, Гарри, а что за дело-то?

– Да так, одно старое дело, которое завалялось у меня в ящике. Надо же чем-то занять мозги, пока они там решают, как со мной быть.

– А говорят что-нибудь?

– Пока нет. Отправили меня к психологу. Если удастся ее убедить дать добро, я вернусь в отдел. Посмотрим.

– Что ж, удачи тебе. Ты знаешь, мы с ребятами, когда до нас дошла эта история, ржали до потери пульса. Мы тут наслышаны про этого Паундза. Такого кретина еще поискать. Ты правильно поступил.

– Ну, будем надеяться, не настолько правильно, чтобы вылететь с работы.

– Все будет хорошо. Ну, заставят тебя несколько раз съездить в Чайна-таун, поканифолят мозги и вернут обратно в строй. Не переживай.

– Спасибо, Лерой.

Повесив трубку, Босх стал готовиться к выходу из дома. Он надел свежую рубашку и вчерашний костюм. Потом, сев в арендованный «мустанг», поехал в город, где провел последующие два часа в бегах по бюрократическому лабиринту. Первым делом он направился в отдел кадров, который находился в Паркер-центре, объяснил инспекторше, чего он хочет, а потом еще полчаса ждал начальника отдела, чтобы объяснить все заново теперь уже ему. Начальник разочаровал его, сообщив, что он зря потерял время, потому что нужная ему информация хранится в архиве мэрии.

Босх перешел через улицу к восточному крылу здания мэрии, поднялся по лестнице и, пройдя по крытому переходу над Мейн-стрит, очутился в белой высотке главного корпуса. Поднявшись на лифте на девятый этаж, где размещался финансовый отдел, он предъявил очередной инспекторше удостоверение и сказал, что в целях ускорения процесса предпочел бы сразу поговорить с начальником.

Ему пришлось минут двадцать подождать, сидя на пластиковом стуле, прежде чем его проводили в маленький кабинет, в котором каким-то чудом умещались не только два рабочих стола и два каталожных шкафа, но еще и несколько коробок на полу. За одним столом сидела тучная женщина с бледным лицом и черными волосами, а также бакенбардами и легким намеком на усики. На календаре, разложенном перед ней на столе, Босх заметил засохшее пятно от еды. Рядом стояла многоразовая пластиковая бутылка для лимонада с завинчивающейся крышкой и соломинкой. «Мона Тоцци», – гласила пластиковая табличка на краю стола.

– Я начальница Карлы. Она сказала, вы полицейский?

– Детектив.

Он выдвинул из-за пустующего стола стул и уселся напротив толстухи.

– Прошу прощения, но, когда Кэссиди вернется, ей понадобится этот стул. Это ее рабочее место.

– А когда она вернется?

– В любой момент. Она вышла за кофе.

– Что ж, если мы поторопимся, к ее возвращению я уже успею благополучно удалиться.

Толстуха издала отрывистый смешок, больше похожий на фырканье, но ничего не сказала.

– Я уже битых полтора часа пытаюсь выяснить пару адресов, но меня только футболят от человека к человеку или маринуют в коридоре. Но самое смешное в этом то, что я и сам работаю на город и в данный момент занят тем, что пытаюсь сделать важное для города дело, а городу на меня плевать. И между прочим, мой психолог утверждает, что у меня эта самая посттравматическая стрессовая хрень и что мне лучше бы лишний раз не нервничать. А я вместо этого бегаю тут из кабинета в кабинет и уже готов озвереть.

Толстуха некоторое время внимательно смотрела на него, вероятно прикидывая, не стоит ли ретироваться за дверь, пока у него не сорвало крышу. Потом поджала губы – при этом усики над верхней губой у нее из намека превратились в уверенное заявление – и с силой присосалась к своей бутылочке. Порция кроваво-красной жидкости по прозрачной соломинке переместилась в ее рот. Она прочистила горло, прежде чем заговорить успокаивающим тоном.

– Послушайте, детектив, расскажите-ка мне лучше, что вы пытаетесь найти?

– Отлично. – Босх изобразил на лице надежду. – Я знал, что найдется человек, которому будет не все равно. Мне нужно узнать адреса, по которым отправляются пенсионные чеки двум вышедшим в отставку офицерам полиции.

Густые брови Моны недовольно сошлись на переносице.

– Мне очень жаль, но это строго конфиденциальная информация. Даже внутри городских служб. Я не могу дать вам…

– Мона, позвольте мне кое-что вам объяснить. Я расследую убийства. Как и вы, я работаю на город. У меня появились новые зацепки в старом нераскрытом деле об убийстве, которым я занимаюсь. Мне необходимо связаться с полицейскими, которые изначально вели это дело. Речь идет о событиях тридцатилетней давности. Была убита женщина. Я не могу найти двух детективов, которым было изначально поручено это дело, и в отделе кадров послали меня сюда, к вам. Мне нужны адреса, на которые отправляются пенсии. Вы поможете мне или нет?

– Детектив… как вы сказали – Борщ?

– Босх.

– Детектив Босх, а теперь позвольте мне кое-что объяснить вам. Если вы работаете на город, это еще не дает вам права доступа к конфиденциальным данным. Я тоже работаю на город, но не заявляюсь в Паркер-центр и не требую показать мне то и се. Люди имеют право на защиту их частной жизни. Единственное, что я могу вам предложить, это вот какой вариант. Если вы назовете мне фамилии этих ваших полицейских, я отправлю каждому из них письмо с просьбой связаться с вами. Таким образом вы получите нужную вам информацию, а я сохраню конфиденциальность личных данных. Устроит вас такой вариант? Письма будут отправлены сегодня же. Это я вам гарантирую.

Она улыбнулась, но такой насквозь фальшивой улыбки Босх не видел уже давно.

– Нет, дорогая Мона, такой вариант меня совершенно не устроит. Должен сказать, что я крайне разочарован.

– Ничем не могу помочь.

– Еще как можете.

– Мне надо работать, детектив. Хотите, чтобы я отправила письма, назовите имена. Не хотите – не надо.

Босх кивнул и, примостив на коленях портфель, который все это время стоял на полу, громко щелкнул застежками. От неожиданности женщина вздрогнула. Босх достал телефон и, набрав свой домашний номер, подождал, пока включится автоответчик.

– Что вы делаете? – раздраженным тоном спросила Мона.

Босх вскинул ладонь, призывая ее помолчать.

– Да, можете соединить меня с Уайти Спрингером? – произнес он в трубку, украдкой наблюдая за ее реакцией.

Это имя явно было ей знакомо. Спрингер был колумнистом «Таймс», освещавшим деятельность городской администрации. Его коронной темой были истории о разнообразных бюрократических ужасах. Маленький человек против системы. Как правило, чиновникам удавалось организовывать горожанам такие ужасы абсолютно безнаказанно благодаря программе защиты государственных служащих, но политики почитывали колонку Спрингера, а когда речь заходила о почетных должностях, переводах и повышениях по службе, их мнение могло обладать в городской администрации серьезным весом. Какой-нибудь бюрократ, ославленный Спрингером в газете, мог благополучно остаться при своей должности, но никогда больше не получить повышения, равно как ничто не мешало ему стать объектом бесконечных служебных проверок или пристального наблюдения со стороны инспектора. Словом, Спрингеру на язык лучше было не попадаться. Это было известно всем, включая Мону.

– Да, хорошо, я подожду, – сказал Босх в трубку.

Потом бросил, обращаясь к Моне:

– Это ему понравится. Полицейский, пытающийся раскрыть убийство, семья жертвы, тридцать три года дожидающаяся ответа на вопрос, кто ее убил, и бюрократка, которая сидит у себя в кабинете, попивая фруктовый пунш, и отказывается выдавать адреса, которые ему нужны, чтобы поговорить с другими полицейскими, которые расследовали это дело. Я, конечно, не газетчик, но, думаю, на колонку это потянет. Уайти будет просто в восторге. А вы как думаете?

Он улыбнулся, глядя, как лицо толстухи наливается краской, становясь практически того же цвета, что и фруктовый пунш у нее в бутылке. Он не сомневался, что этот фокус сработает.

– Так, вешайте трубку, – сказала она.

– Что? С чего бы это?

– ВЕШАЙТЕ ТРУБКУ! Вешайте трубку, и вы получите свою информацию.

Босх захлопнул крышечку телефона.

– Диктуйте имена.

Босх продиктовал ей имена, и она, мрачнее тучи, поднялась и без единого слова вышла из-за стола. Учитывая ее габариты и тесноту, это было нетривиальной задачей, однако же она справилась с этим маневром с грациозностью балерины, достигнутой, видимо, постоянной практикой.

– Сколько времени это займет? – поинтересовался он.

– Сколько нужно, столько и займет, – огрызнулась она, уже у двери вновь до некоторой степени обретя свой чиновничий апломб.

– Нет, Мона, у вас ровно десять минут. И ни секундой более. Если не уложитесь, назад можете не возвращаться, потому что вас тут с распростертыми объятиями будет встречать наш общий друг Уайти.

Толстуха остановилась и пробуравила его взглядом. Он подмигнул ей в ответ.

Как только за ней закрылась дверь, он поднялся и, обойдя стол, придвинул его на пару дюймов ближе к противоположной стене, чтобы посмотреть, как она будет протискиваться обратно к своему стулу.

Вернулась она семь минут спустя с листком бумаги в руке, но Босх сразу понял, что адресов ему не видать. На ее лице было написано торжество. Ему вспомнилась женщина, которую не так давно судили за то, что отрезала мужу пенис. Должно быть, у нее в тот момент было в точности такое же выражение лица.

– Боюсь, детектив Борщ, у вас небольшая проблема.

– Что за проблема?

Она двинулась в обход стола и немедленно задела тумбообразным бедром ламинированный угол столешницы. Получилось, судя по всему, скорее неловко, чем болезненно. Она взмахнула руками, чтобы не упасть, и перевернула свою бутылку. Красная жидкость потекла из соломинки прямо на календарь.

– Черт!

Она торопливо обогнула стол и подхватила упавшую бутылку. Потом, прежде чем сесть, с подозрением посмотрела на стол, не понимая, что с ним случилось.

– Не сильно ушиблись? – участливо поинтересовался Босх. – Что там за проблема с адресами?

Она проигнорировала его первый вопрос и, тут же позабыв про свою неловкость, с торжествующей улыбкой воззрилась на Босха. Потом уселась за стол и, выдвинув ящик, достала оттуда ворох салфеток, судя по всему, прихваченных из кафетерия.

– Проблема в том, что в обозримом будущем поговорить с детективом Клодом Эноу вам не удастся. Во всяком случае, я так полагаю.

– Он умер.

– Да. – Она принялась вытирать со стола лужу. – Чеки отправляются его вдове.

– А Маккитрик?

– С Маккитриком вам повезло больше. Вот его адрес. Он теперь живет в Венеции.

– В Венеции? И в чем тут проблема?[12]12
  Один из районов Лос-Анджелеса назван в честь Венеции – Венис (от англ. Venice).


[Закрыть]

– В той Венеции, которая во Флориде.

Толстуха самодовольно улыбнулась.

– Во Флориде, – эхом повторил Босх.

Он понятия не имел, что во Флориде тоже есть своя Венеция.

– Да, это штат такой. На другом конце страны.

– Я в курсе, где он.

– Да, и еще. Адрес, который у нас есть, – это номер абонентского ящика. Мне очень жаль.

– Ни минуты в этом не сомневаюсь. А номера телефона у вас нет?

Толстуха броском отправила мокрые салфетки в мусорную корзину в углу кабинета.

– Нет, телефона нет. Можете попробовать обратиться в справочную.

– Всенепременно. А у вас там не указано, когда он вышел в отставку?

– Вы не сказали, что вам нужны эти данные.

– Тогда давайте то, что у вас есть.

Босх знал, что мог бы получить больше информации, что у них наверняка где-то есть номер телефона, но у него были связаны руки, потому что формально он не имел никакого права заниматься этим расследованием. Если он будет слишком настырничать, то добьется только того, что его самовольную деятельность заметят и положат ей конец.

Она бросила листок перед ним на стол. Он взглянул на него. На нем были записаны два адреса: номер абонентского ящика, на который высылались чеки Маккитрику, и адрес в Лас-Вегасе, по которому проживала вдова Эноу. Ее звали Олив.

Босху в голову вдруг пришла одна мысль.

– А когда отправляют эти чеки?

– Забавно, что вы это спросили.

– Почему?

– Потому что сегодня последний день месяца. Их всегда отправляют последнего числа каждого месяца.

Это была хотя и маленькая, но победа, и Босх чувствовал, что заслужил ее. Ему пришлось потрудиться. Взяв со стола листок, он сунул его в портфель и поднялся.

– Всегда приятно иметь дело с должностными лицами, которые не покладая рук трудятся на благо города.

– Взаимно. И да, кстати, детектив. Вы не могли бы вернуть стул туда, откуда вы его взяли? Как я уже говорила, Кэссиди он понадобится.

– Разумеется, Мона. Пардон за забывчивость!

Глава 15

После схватки с бюрократической клаустрофобией Босх решил, что ему нужен свежий воздух. Он спустился на лифте в вестибюль и вышел на Спринг-стрит. Охранник в дверях велел ему держаться правой стороны парадной лестницы, потому что слева киношники в очередной раз что-то снимали. Босх с интересом за ними понаблюдал, пока спускался, потом решил, что надо сделать перекур.

Он присел на бетонный парапет сбоку от лестницы и закурил, продолжая наблюдать за съемками. По сценарию группа актеров, изображавших репортеров, устремлялась по лестнице навстречу другим двум актерам, выходившим из машины. Они дважды прорепетировали сцену, а затем отсняли два дубля. Босх за это время успел выкурить целых две сигареты. Каждый раз репортеры кричали тем двоим:

– Мистер Барз, мистер Барз, это были вы? Это были вы?

Те двое отказывались отвечать, и, пробившись сквозь толпу, начинали подниматься по лестнице, а толпа репортеров бросалась за ними следом. Во время одного дубля один из репортеров споткнулся и навзничь упал на ступеньки, где его едва не затоптали остальные. Режиссер не стал прерывать съемку, по-видимому решив, что падение придает сцене достоверности.

Босх пришел к выводу, что парадная лестница и фронтон мэрии, должно быть, изображают собой здание суда, а мужчины, выходящие из машины, – обвиняемый и его высокооплачиваемый адвокат. Здание мэрии нередко использовали для съемок подобного рода, потому что оно куда больше походило на здание суда, нежели любое настоящее здание суда в городе.

После второго дубля Босху стало скучно, хотя он подозревал, что впереди еще несколько. Он поднялся и двинулся в направлении Первой улицы, а оттуда свернул на Лос-Анджелес-стрит, по которой и вернулся обратно к Паркер-центру. За все время у него попросили денег всего четырежды, что по меркам деловой части было поразительно мало и, судя по всему, свидетельствовало о том, что экономическая ситуация начинает потихоньку улучшаться. В вестибюле полицейского управления, проходя мимо ряда платных таксофонов, он, повинуясь какому-то порыву, остановился, снял трубку одного из таксофонов и набрал 305–555–1212[13]13
  555–1212 – универсальный номер информационно-справочной службы в США.


[Закрыть]. За время службы ему доводилось несколько раз общаться с полицией из округа Метро-Дейд в Майами, и 305 был единственным кодом, который пришел ему в голову. Когда в трубке прозвучал голос оператора, он спросил, как позвонить в справочную службу по Венеции, и получил ответ, что нужно набирать код 813.

Он набрал правильный номер и дозвонился до справочной службы в Венеции. Сначала он спросил у оператора, к какому крупному городу Венеция расположена ближе всего. Она ответила, что к Сарасоте, и тогда он спросил, а к какому крупному городу ближе всего расположена Сарасота. И, лишь получив в ответ «к Сент-Питерсбергу», начал понимать, где это. Он представлял, где на карте находится Сент-Питерсберг, – это было западное побережье Флориды, – поскольку время от времени «Доджерс» играли там весенние тренировочные матчи и он как-то раз посмотрел, где это.

Наконец он назвал оператору имя и фамилию Маккитрика, и роботизированный голос очень быстро сообщил ему, что телефонный номер исключен из базы по желанию владельца. Босх подумал, что, возможно, кто-то из тех детективов из Метро-Дейд, с которыми он общался по телефону, сможет раздобыть для него этот номер. Он по-прежнему не очень хорошо себе представлял, где именно находится эта несчастная Венеция и далеко ли это от Майами. Потом он отбросил эту идею. Маккитрик целенаправленно предпринял определенные шаги для того, чтобы с ним сложно было связаться. Он пользовался абонентским ящиком и исключил свой номер телефона из общей базы. Босх понятия не имел, зачем отставному полицейскому понадобилось предпринимать такие меры, переехав за три тысячи миль от штата, в котором служил, но подозревал, что надо ехать к нему и разговаривать лично. От телефонного звонка, даже если Босху и удалось бы раздобыть номер, было слишком легко уклониться. В отличие от разговора с человеком, который стоит у тебя на пороге. К тому же Босху подфартило: он знал, что пенсионный чек Маккитрика находится на пути к его абонентскому ящику. Благодаря этому можно было рассчитывать найти старого полицейского.

Босх нацепил на пиджак удостоверение и отправился к криминалистам. Сообщив женщине за столом, что ему нужно поговорить с кем-нибудь из дактилоскопической лаборатории, он толкнул створку двери и зашагал по коридору, по своему обыкновению не дожидаясь разрешения.

Лаборатория представляла собой просторное помещение с двумя рядами рабочих столов, над которыми горели люминесцентные лампы. В дальнем конце комнаты были установлены два стола с компьютерными терминалами. Дальше, за стеклянной стеной, располагался машинный зал с высокопроизводительными большими компьютерами. Стекло слегка запотело, поскольку в машинном зале температура поддерживалась ниже, чем в остальной лаборатории.

Поскольку время было обеденное, в лаборатории находился только один техник, которого Босх не знал. Его очень подмывало уйти и вернуться позже, когда придет кто-нибудь еще, но техник вскинул глаза от терминала и заметил его. Это был худой высокий очкарик с лицом, изрытым глубокими следами от юношеского акне, которые придавали ему угрюмый вид.

– Да?

– Мм… привет, как поживаете?

– Отлично поживаю. Чем могу вам помочь?

– Гарри Босх, Голливудский участок.

Он протянул руку. Техник поколебался, потом все же нерешительно пожал ее:

– Брэд Хирш.

– Да, кажется, я слышал ваше имя. Мы с вами никогда не работали вместе, но это только пока. Я работаю в убойном отделе, так что рано или поздно жизнь сводит меня с каждым человеком в этой лаборатории.

– Вполне верю.

Босх плюхнулся на стул сбоку от компьютерного модуля и положил на колени свой портфель. Он обратил внимание, что взгляд Хирша устремлен на экран компьютера. Похоже, так ему было проще, чем смотреть на Босха.

– Я тут потому, что у нас в Голливуде сейчас временное затишье. Я пока занимаюсь кое-какими старыми делами. Мне тут попалось одно аж тысяча девятьсот шестьдесят первого года.

– Тысяча девятьсот шестьдесят первого?

– Да, дело давнее. Женщина… причина смерти – тупая травма, потом преступник попытался замаскировать ее под удушение, преступление на сексуальной почве. В общем, тогда за него никто не сел. Убийцу так и не нашли. На самом деле, мне кажется, после проверки в тысяча девятьсот шестьдесят втором им уже больше никто толком и не занимался. Времени прошло много. Собственно, почему я здесь: тогда полицейские собрали на месте преступления множество «пальчиков». В основном, конечно, частичные, но были и полные. Они у меня при себе.

Босх вытащил из портфеля пожелтевшую дактилоскопическую карту и протянул ее технику. Хирш взглянул на нее, но в руки брать не стал и снова уткнулся в экран компьютера. Босх положил карту перед ним на клавиатуру.

– Ну и, сами понимаете, это все было задолго до того, как у нас появились все эти мощные компьютеры и продвинутые технологии, которыми вы теперь располагаете. Тогда все, что они могли, – это сравнить эти «пальчики» с отпечатками подозреваемого. Они не совпали, его отпустили, а карту просто убрали в конверт. Так она там и пролежала все это время с тех самых пор. Так что я подумал, может, мы могли бы…

– Вы хотите прогнать их через систему автоматизированного распознавания отпечатков.

– Ну да. Попытка не пытка, как говорится. Кто знает, может, нам повезет. Такое уже бывало. К примеру, Эдгар с Бернсом только на этой неделе раскрыли таким образом старый висяк. Я говорил с Эдгаром, и он сказал мне, что один из ваших ребят – по-моему, это был Донован – похвастался, что у вашего компьютера есть доступ к миллионам отпечатков по всей стране.

Хирш кивнул безо всякого намека на энтузиазм.

– И это ведь не только отпечатки преступников, я правильно понимаю? – спросил Босх. – Там же и военные, и работники правоохранительных органов, и государственные служащие, вообще все. Это так?

– Да, так. Но только, детектив Босх, мы…

– Гарри.

– Гарри так Гарри. Это великолепный инструмент, который постоянно усовершенствуется. Вы абсолютно правы относительно всего этого, но все равно нужно время и люди. Отпечатки для сравнения необходимо отсканировать и преобразовать в код, после чего этот код нужно ввести в компьютер. И в данный момент у нас идет процесс резервного копирования, который занимает двенадцать дней.

Он указал на стену над компьютером. На ней висела табличка с меняющимися цифрами. Как объявления в офисе полицейского профсоюза с цифрами, сколько дней прошло с последней гибели при исполнении служебных обязанностей.

АВТОМАТИЗИРОВАННАЯ СИСТЕМА

РАСПОЗНАВАНИЯ ОТПЕЧАТКОВ

Все без исключения заявки будут обработаны в течение 12 дней!

– Так что, сами понимаете, мы не можем по первому требованию принять заявку у любого, кто придет к нам с просьбой, и обработать ее без очереди. Если вы хотите подать заявку, я могу…

– Послушайте, я прекрасно знаю, что исключения есть. Особенно в делах об убийствах. Бернс с Эдгаром позавчера прекрасно все провернули. Они точно не ждали двенадцать дней. Их заявку обработали сразу же, и они одним махом – оп! – и раскрыли сразу три убийства.

Босх щелкнул пальцами. Хирш посмотрел на него и снова уткнулся в свой компьютер.

– Да, исключения бывают. Но такие вопросы решаются наверху. Если хотите, можете поговорить с капитаном Левалли, возможно, она даст добро. Если вы…

– Бернс с Эдгаром с ней не говорили. Кто-то просто сделал это по их просьбе.

– Что ж, значит, этот кто-то нарушил ради них правила. По знакомству.

– Ну, Хирш, мы же с вами тоже знакомы.

– Давайте вы просто заполните заявку, и я посмотрю, что мож…

– Ну слушайте, сколько времени это может занять? Минут десять?

– Нет. В вашем случае это займет намного дольше. Эта дактилоскопическая карта, которую вы принесли, это даже не вчерашний, а позавчерашний день. Такими уже давным-давно никто не пользуется. Мне придется прогнать ее через «Лайвскан», чтобы преобразовать отпечатки в коды. Коды потом необходимо будет вручную ввести в компьютер. Потом, в зависимости от ограничений, которые вы хотите задать, это может занять от…

– Я не хочу задавать никаких ограничений. Я хочу, чтобы эти отпечатки проверили по всем базам.

– Тогда на это может уйти минут тридцать-сорок машинного времени.

С этими словами Хирш пальцем поправил очки на переносице, словно демонстрируя свою решимость ни в коем случае не нарушать правила.

– Понимаете, Брэд, – произнес Босх, – беда в том, что я не знаю, сколько у меня в запасе времени. Но двенадцать дней я совершенно точно ждать не могу. Об этом даже говорить смешно. Я занялся этим делом сейчас, потому что у меня есть время, но как только мне позвонят и сообщат, что подоспело новое дело, все, конец. Такая уж у нас в убойном отделе работа, понимаете? Так вы точно уверены, что мы ничего не можем сделать прямо сейчас?

Хирш не шелохнулся. Он по-прежнему внимательно вглядывался в синий экран. Босху вспомнилось, как у них в интернате ребята буквально отключались, как компьютеры в спящем режиме, когда становились объектами преследования со стороны местных задир.

– Хирш, а прямо сейчас чем вы заняты? Мы могли бы провернуть все, не сходя с места.

Техник долго смотрел на него, а потом сказал:

– Я занят. И послушайте, Босх, я в курсе, кто вы такой. Вы рассказали очень занимательную историю про старые дела, но я знаю, что это вранье. Я в курсе, что вы в административном отпуске. Об этом уже все знают. Вы вообще не имеете права здесь находиться, а я не имею права с вами разговаривать. Мне не нужны неприятности. Мне совершенно не нужно, чтобы люди неправильно все поняли.

Босх посмотрел на него, но взгляд Хирша уже снова был прикован к экрану.

– Ладно, Хирш, я расскажу вам правду. Однажды…

– Босх, я не желаю больше ничего слушать. Давайте вы просто…

– Я расскажу вам эту историю, а потом уйду, хорошо? Всего одну историю.

– Хорошо, Босх, хорошо. Рассказывайте вашу историю.

Босх молча смотрел на него, ожидая, что Хирш повернется к нему, но взгляд техника был по-прежнему прикован к экрану компьютера, как будто он был чем-то вроде защитного покрывала. Босх принялся излагать свою историю.

– Однажды, давным-давно, мне было почти двенадцать лет и я плавал в бассейне. В общем, плаваю я, плаваю под водой, но глаза не закрываю. И вот смотрю я наверх и вижу там, на бортике бассейна, какой-то темный силуэт. Но что это такое, непонятно, все колышется и расплывается. Но потом я все-таки понял, что это какой-то мужчина, а никаких посторонних мужчин там присутствовать было не должно. Ну и, в общем, я всплыл на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и оказалось, что я был прав. Там стоял мужчина. В темном костюме. Он протянул руку и схватил меня за запястье. А я тогда был щупленький такой пацаненок, так что он без труда вытащил меня на бортик. Потом накинул мне на плечи полотенце, отвел на скамейку и сказал… сказал, что моя мать погибла. Ее убили. Он сказал, что им неизвестно, кто это сделал, но у них есть отпечатки пальцев. «Не волнуйся, малыш, – сказал он, – мы найдем этого сукина сына». Я очень хорошо помню его слова. «Мы найдем этого сукина сына». Но никого они так и не нашли. А теперь это намерен сделать я. Вот моя история, Хирш.

Хирш перевел взгляд с экрана на пожелтевшую дактилоскопическую карту на клавиатуре.

– Послушайте, это паршивая история, но я ничем не могу вам помочь. Мне очень жаль.

Босх некоторое время смотрел на него, потом медленно поднялся.

– Карту свою не забудьте, – напомнил Хирш.

Он взял ее и протянул Босху.

– Я оставлю ее здесь. Вы знаете, как правильно поступить, Хирш. Я это вижу.

– Нет. Я не мо…

– Она останется здесь!

Его властный тон стал полной неожиданностью даже для самого Босха, а Хирша, похоже, попросту напугал. Он вернул карту на клавиатуру. Помолчав несколько секунд, Босх склонился к нему и негромко заговорил: