Электронная библиотека » Мэг Кэбот » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Королева сплетен"


  • Текст добавлен: 4 октября 2013, 00:31


Автор книги: Мэг Кэбот


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Он как-то сразу перестал потеть.

– Правда? Больше, чем ты поменяла сегодня в банке?

– Конечно. Я давно копила то, что зарабатывала в магазине. Мне будет приятно поделиться с тобой. – Я на самом деле так думаю. В конце концов, я же феминистка. Не считаю зазорным поддержать любимого человека материально.

– Сколько? – тут же спрашивает Эндрю.

– Сколько у меня денег? – моргая, переспрашиваю я. – Ну, пара тысяч…

– Честно? Отлично! Я могу у тебя занять?

– Эндрю, я же сказала. Я буду рада заплатить за нас обоих, если мы куда-нибудь пойдем…

– Да нет, могу я у тебя прямо сейчас занять? – настаивает Эндрю. Лицо у него стало какое-то мученическое. Он продолжает коситься на дверь, где с минуты на минуту появится начальник того служащего. – Понимаешь, я еще не оплатил свое обучение…

– Не оплатил обучение?

– Ну да. – Теперь он затравленно улыбается, как ребенок, которого поймали за руку у вазы с печеньем. – Видишь ли, я тут попал в затруднительное положение незадолго до твоего приезда. Ты что-нибудь слышала о сеансах покера по пятницам в «МакКрэкен Холле»?

У меня голова идет кругом.

– Сеансы покера? В «МакКрэкен Холле»? – О чем это он?

– Ну да, там целая группа студентов каждую пятницу резалась в «техасску». Я играл с ними и неплохо набил руку…

Англичанин, говорил о ком-то Чаз, и теперь я понимаю, что он имел в виду Эндрю. Тот самый, что устраивал нелегальные сеансы покера на седьмом этаже.

– Так это был ты? – я обалдело смотрю на него. – Но… но ты же староста. Азартные игры в общежитии запрещены.

Эндрю смотрит на меня недоверчиво:

– Да, наверное. Но все же это делают…

«А если все вдруг начнут носить эполеты, ты тоже будешь это делать?» – едва не спрашиваю я, но вовремя останавливаюсь.

Потому что ответ мне уже и так известен.

– В общем, – продолжает Эндрю, – я ввязался в игру, и ставки оказались чуть выше тех, к которым я привык, да и игроки поопытнее, и я…

– Ты проигрался, – догадываюсь я.

– Да, я был уверен, что выиграю эту партию… но меня ободрали как липку. Я потерял все деньги на оплату следующего семестра. Вот поэтому мне и пришлось так много работать, понимаешь? Я не могу сказать родителям, что случилось с деньгами. Они категорически против азартных игр и выставят меня из дома. Но если ты мне одолжишь… тогда я в шоколаде, верно? Мне не придется работать, и тогда мы весь день сможем быть вместе. – Он тянет ко мне руку, обнимает за талию и прижимает к себе. – И всю ночь, – добавляет он, многозначительно играя бровями. – Разве не здорово?

У меня до сих пор кружится голова. Хоть он и объяснил все, я по-прежнему ничего не понимаю… вернее, понимаю. Но мне совсем это не нравится.

– Несколько сотен? – спрашиваю я, моргнув. – Чтобы оплатить твою учебу?

– Две сотни фунтов или около того, – говорит Эндрю. – Это… это пятьсот долларов. Не так много, если учесть, что все это пойдет на мое будущее… наше будущее. И я все тебе верну. Даже если на это уйдет вся моя жизнь. – Он нагибается к моей шее и снова тычется в нее носом. – Хотя провести остаток жизни, отрабатывая для такой девушки, как ты, совсем не трудно.

– Ну, думаю, я смогу одолжить тебе… – Внутренний голос, однако, кричит мне совсем другое. – Мы можем… пойти отсюда на почту и отправить перевод в университет.

– Отлично, – говорит Эндрю. – Хотя, слушай… лучше дай мне наличные, а я сам отправлю. Я знаю одного парня на работе, он может отправить деньги совершенно бесплатно – без всяких налогов, процентов…

– Ты хочешь, чтобы я дала тебе наличные, – повторяю я.

– Да, – говорит Эндрю. – Это будет дешевле. Они просто убивают своими почтовыми сборами. – Услышав шага за дверью, он торопливо добавляет: – Слушай, скажи этому идиоту, что ты ошиблась насчет моей работы. Что ты неправильно меня поняла. Ладно? Ты сделаешь это для меня, Лиз?

– Лиззи, – поправляю я, слегка ошарашенная. Он непонимающе смотрит на меня.

– Что?

– Лиззи. Не Лиз. Ты всегда называешь меня Лиз. Никто больше меня так не зовет. Мое имя Лиззи.

– Ладно, как скажешь. Слушай, он идет. Скажи ему, ладно? Скажи, что ошиблась.

– Ладно, – говорю я, – скажу.

Но ошиблась я, вероятно, совсем в другом.

Хотя период Елизаветинского правления многие историки относят к веку Просвещения, давшему жизнь таким гениям, как Шекспир и сэр Вальтер Рейли, не вызывает сомнений факт, что к концу жизни Елизавета стала вести себя непредсказуемо и капризно. Многие полагают, что это было вызвано чрезмерным использованием белой крем-пудры, которую она накладывала на лицо, дабы придать ему моложавость. К несчастью для королевы Елизаветы, в крем-пудре было слишком много свинца. Это вызвало у нее свинцовое отравление и негативно повлияло на мозг.

Елизавета не последняя, кто пострадал в погоне за красотой (см.: Майкл Джексон).

История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
8

Женщины говорят, потому что им хочется, мужчина же заговорит, только если что-то вынудит его сделать это – например, когда он не может найти чистые носки.

Джин Керр (1923–2003), американская писательница и драматург

Не знаю, что заставило меня сделать это.

Я спросила мистера Вильямса – начальника того самого служащего, который привел нас в эту комнату, – не подскажет ли он, где дамская комната. В Англии, как видно, ее называют туалетом, поэтому я не сразу смогла объяснить, что мне требуется. Вот и все…

Все верно. Я сбежала из Центра занятости населения и от Эндрю.

Я сделала вид, что пошла в туалет. Потом выбежала на оживленные лондонские улицы, не имея ни малейшего понятия, куда направляюсь.

Не знаю, почему я сделала это. Я сказала то, о чем меня просил Эндрю – что я ошиблась и у него вовсе нет никакой работы. Полагаю, раз Эндрю платят из-под полы, Центр занятости не сможет никак это проверить. Так что вряд ли мистер Вильямс арестует Эндрю.

Когда я влезла со своим вопросом о туалете, мистер Вильяме всего лишь читал Эндрю нотацию о том, как нехорошо злоупотреблять системой социального обеспечения.

Вот тут я ушла. И не вернулась.

Теперь брожу по улицам Лондона. Абсолютно не понимаю, где нахожусь. У меня нет ни путеводителя, ни карты – ничего, только горстка английских денег. Может, надо было остаться? Зря я вот так ушла. И Эндрю прав – студентам действительно нелегко сводить концы с концами…

Хотя, конечно, проигрывание родительских денег в азартные игры этому мало способствует.

А как же быть с деньгами? Я же обещала дать ему пятьсот долларов, чтобы оплатить семестр. Ведь если Эндрю не оплатит учебу, он не приедет осенью. Как я могла так подвести его?

Но разве я могла остаться?

Дело не в деньгах, честное слово. Я бы с радостью отдала ему все до последнего цента. Я могу смириться с тем, что он считал меня толстой и говорил об этом своей семье. И с тем, что играет в карты, и даже, в конце концов, с тем, что он симулировал вчера вечером, чтобы вынудить меня заняться оральным сексом.

Но обокрасть бедных? Ведь он претендует на пособие по безработице, имея работу!!!

Вот с этим я смириться не могу.

Ведь он собирается стать учителем. УЧИТЕЛЕМ! И такому человеку доверят юные, податливые умы?!

Боже, какая я идиотка! Повелась на все эти «я хочу стать учителем и учить детишек читать». Все это говорилось только затем, чтобы залезть ко мне в трусики, а потом и в кошелек. И почему я не замечала тревожных сигналов? Разве станет человек, мечтающий стать учителем, слать невинным американским девушкам фото своей голой задницы?

Какая же я дура! Как можно быть такой слепой?

Шери права. Все дело в его акценте. Я просто запала на его акцент. Он такой… очаровательный.

Но теперь-то я понимаю: если парень говорит, как Джеймс Бонд, это еще не значит, что он и вести себя станет так же. Ну разве стал бы Джеймс Бонд получать пособие по безработице, имея работу? Конечно, нет.

А я ведь хотела выйти за него замуж!!! Хотела создать семью и поддерживать его всю жизнь. Хотела завести с ним детей – Эндрю-младшего, Генри, Стеллу и Беатрис. И собаку! Как звали собаку?

Впрочем, не важно.

Я самая большая идиотка на свете. Черт, ну почему я не поняла это до того, как сделала ему вчера минет? Для меня это был особый случай. Я делала это впервые, и он предназначался будущему учителю, а не мошеннику!

Что же мне теперь делать? Прошло всего два дня, как я приехала погостить к своему парню, а я уже не желаю его видеть никогда в жизни. А ведь я живу с его семьей! Я хочу домой.

Но я не могу. Даже если бы могла позволить себе это, если бы позвонила домой и попросила родных купить мне билет – они бы мне до конца жизни это припоминали. Сара и Роза, миссис Раджхатта, даже моя мама. Они все – ВСЕ! – в один голос отговаривали меня ехать в Англию к парню, которого я едва знала, к парню, который… хм, ну да, спас мне жизнь…

Хотя велика вероятность, что я все равно бы не погибла. В конце концов заметила бы дым и выбралась самостоятельно.

Они ни за что не дадут мне забыть, что были правы. А ведь они были правы! Вот уж во что поверить трудно. Да они всю жизнь во всем ошибались. Они говорили, что я никогда не закончу университет. А я закончила.

Ну, почти. Мне нужно всего лишь написать небольшую работу.

Они говорили, что я никогда не похудею.

Я это сделала. Правда, осталось еще два лишних килограмма. Но их никто, кроме меня, не замечает.

Они говорили, что я никогда не найду работу и квартиру в Нью-Йорке – что ж, я докажу им, что они ошибались. Надеюсь. Вообще-то, я сейчас об этом даже думать не могу – тошнит.

Уверена только в одном – не могу вот так вернуться домой. Но и оставаться здесь не могу! После того как я вот так ушла – Эндрю никогда меня не простит. В ногах вдруг вроде как появились свои маленькие мозги, и они поспешили унести меня как можно дальше от Эндрю.

Это не его вина. Правда. Азартные игры сродни наркотикам! Будь я порядочным человеком, я бы осталась и помогла ему. Я бы дала ему денег, чтобы он приехал осенью в университет и начал все заново… и я была бы рядом с ним и помогала. Вместе мы справились бы с этим…

Но я сбежала. Отличная работа, Лиззи. Хорошая же из тебя вышла бы жена.

Что-то сжало в груди. Я в панике. У меня раньше никогда не было таких приступов, но вот наша соседка по общежитию, Бриана Дунлеви, постоянно страдала от них. Потом она попала в студенческую больницу и вышла оттуда со свидетельством, что ей противопоказаны экзамены.

Нельзя, чтобы у меня случился приступ паники прямо на улице! Я же в юбке. Вдруг упаду, и все увидят мои трусики? Конечно, это классные трусы в горошек по лекалам от Таргета, но все равно. Мне нужно присесть. Мне нужно…

О, книжный магазин. Книжные магазины – подходящее место, чтобы гасить приступы паники. Во всяком случае, я надеюсь, ведь у самой-то у меня еще ни разу их не было.

Я проскакиваю мимо стойки с новинками и углубляюсь в проход между стеллажами. Там, в отделе литературы по саморазвитию я замечаю стул. В отделе никого нет. Видимо, англичане не очень-то жалуют литературу по саморазвитию. И это плохо, потому что некоторым, в частности Эндрю Маршаллу, она очень даже не помешала бы. Я плюхаюсь на стул и утыкаюсь головой в колени.

Стараюсь дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Этого. Не. Может. Быть. У меня. Не. Может. Случиться. Приступ. Паники. В чужой. Стране. Мой. Парень. Не мог. Проиграть. Все. Деньги. На учебу. В карты.

– Простите, мисс?

Я поднимаю голову. Только не это. Один из продавцов с любопытством разглядывает меня.

– Э… здрасьте, – говорю я.

– Привет. – Приятный парень. На нем джинсы и черная футболка. Волосы, заплетенные в мелкие косички, чистые. Он не похож на человека, который выгонит из магазина девушку с непредвиденным приступом паники. – С вами все в порядке? – На бейджике у него на футболке написано его имя – Джамаль.

– Да, – с трудом выдавливаю я. – Спасибо. Мне просто… немного нехорошо.

– На вас лица нет, – соглашается Джамаль. – Может, стакан воды?

И только тут я осознаю, как хочу пить. Диет-колу. Вот что мне действительно нужно. Неужели в этой отсталой стране не найдется баночки диет-колы?

Но вслух я говорю:

– Да, было бы очень любезно с вашей стороны.

Он кивает и с озабоченным видом уходит. Какой милый молодой человек. Ну почему я встречаюсь не с ним, а с Эндрю? Почему я влюбилась в парня, который только говорит, что ХОЧЕТ учить детей читать, а не в того, кто действительно помогает им в этом?

Ну ладно, допустим, Джамаль работает не в детском отделе.

Но все равно. Готова поспорить, в этот магазин приходили дети, которых Джамаль заинтересовал книжками.

Может, я опять сочиняю? Пытаюсь поверить в то, во что мне хочется верить насчет Джамаля?

Как было с Эндрю. Я-то думала, он не Энди, а Эндрю, а он оказался самым что ни на есть Энди.

Нет-нет, в имени Энди нет ничего плохого, просто…

И тут я понимаю, что мне нужно. И это вовсе не стакан воды.

Не нужна мне вода. Мне нужно услышать мамин голос. Просто необходимо.

Дрожащими пальцами я набираю домашний номер. Не стану рассказывать ей об Эндрю и о том, что он оказался самым что ни на есть Энди. Просто хочу услышать родной голос. Голос, который зовет меня Лиззи, а не Лиз. Голос, который…

– Мам? – кричу я, когда на том конце снимают трубку и женский голос говорит «Алло».

– Какого черта ты звонишь в такую рань? – спрашивает бабуля. – Ты что, не знаешь, сколько тут сейчас времени?

– Бабуля, – выдыхаю я. У меня по-прежнему давит в груди. – А мама дома?

– Черта с два, – отвечает бабуля. – Она в больнице. Ты же знаешь, что по вторникам она помогает отцу Маку.

Я не стала спорить, хотя сегодня не вторник. – Ладно, а папа дома? Или Роза? Или Сара?

– А в чем дело? Я для тебя недостаточно хороша?

– Да нет, что ты, – говорю, – просто…

– У тебя какой-то голосок нездоровый. Ты там не подхватила этот птичий грипп?

– Нет, – говорю, – бабуля… И тут я начинаю плакать.

Почему? Ну ПОЧЕМУ? Я же слишком зла, чтобы плакать. Я же сказала себе это!

– Что за слезы? – спрашивает бабушка. – Ты потеряла паспорт? Не волнуйся, домой тебя все равно пустят. Они сюда всех пускают. Даже тех, кто хочет нас всех взорвать к чертовой матери.

– Бабушка, – говорю я. Трудно шептать, когда плачешь, но я все же попробую. Не хочу беспокоить остальных покупателей в магазине, а то меня вышвырнут на улицу.

– Кажется, я зря сюда приехала. Эндрю – не тот человек, каким я его считала.

– А что он сделал? – спрашивает бабуля.

– Он… он… сказал своей семье, что я толстая. И еще он играет. И обманывает правительство. И он… он сказал, что я люблю помидоры!

– Приезжай домой, – говорит бабуля. – Приезжай немедленно.

– В том-то и дело. Я не могу приехать, Сара и Роза – все – говорили мне, что так все и выйдет. Если я приеду, они скажут, что предупреждали меня. И оказались правы. Ох, бабушка. – Слезы потекли еще сильнее. – У меня никогда не будет парня! Настоящего, который любит меня, а не мой счет в банке.

– Чушь, – говорит бабуля.

– Ч-что? – удивленно переспрашиваю я.

– У тебя будет парень, – говорит бабуля. – Только в отличие от своих сестер ты более привередлива. Ты не выскочишь замуж за первого встречного придурка, который заявит, что любит тебя и тут же обрюхатит.

Это очень трезвая оценка жизни моих сестер. И она тут же осушила мои слезы.

– Ну что ж, этот оказался пустышкой, – продолжает бабушка. – Скатертью дорожка. Ну и что ты намерена делать? Остаться с ним до самого отлета?

– Можно подумать, у меня есть выбор. Я же не могу… вот так просто уйти от него.

– А где он сейчас?

– Наверное, все еще в Центре занятости. – Интересно, он пойдет меня разыскивать?

А, ну да, конечно. Ведь у меня же его пятьсот долларов.

– Значит, ты от него уже ушла, – констатирует бабуля. – Слушай, не вижу, в чем проблема. Ты в Европе, ты молода. Молодежь сто лет ездит в Европу на небольшую сумму денег. Включи мозги, в конце концов. Как насчет твоей подруги Шери? Она же должна быть где-то там.

Шери. Я совсем забыла о ней. Шери же сейчас во Франции, рукой подать через пролив. Шери еще вчера вечером звала меня приехать и пожить с ними в этом – как его? – в Мираке.

Мирак. Это слово звучит, как «рай», – так волшебно оно для меня сейчас.

– Бабуля, – я вскакиваю со стула. – Думаешь… мне стоит?..

– Ты сказала, он играет? – спрашивает бабушка.

– Да, очевидно, – говорю я. – У него страсть к покеру. Бабуля вздыхает:

– Совсем как твой дядя Тед. Оставайся с ним, если хочешь всю жизнь выплачивать его долги. Именно это и делала твоя тетя Оливия. Но если ты достаточно умная – а я в этом не сомневаюсь, – то ты сбежишь сейчас, пока еще можешь.

– Бабуля, – говорю я, сглатывая слезы. – Думаю… я воспользуюсь твоим советом. Спасибо.

– О, редкий случай, что кто-то из вас послушал меня для разнообразия, – грустно замечает бабушка. – Пожалуй, стоит открыть по этому поводу шампанское.

– Я выпью за тебя абсента, бабуля. А теперь я, пожалуй, позвоню Шери. Спасибо тебе огромное. И, знаешь, не говори никому об этом разговоре, ладно?

– Кому я расскажу? – ворчит бабушка и вешает трубку. Я тоже отключаюсь и поспешно набираю номер Шери.

И как это я сама не вспомнила про Шери? Она же сказала, я могу приехать к ним. Ла-Манш. Она что-то говорила о Ла-Манше. Смогу ли я? Стоит ли?

О нет! Включается голосовая почта. Где же она? В винодельне – давит ногами виноград? Шери, где ты? Ты нужна мне!

Я оставляю сообщение:

– Привет, Шер. Это я, Лиззи. Мне позарез нужно поговорить с тобой. Это очень важно. Мне кажется… нет, я думаю, что мы с Эндрю расстались. – У меня перед глазами встает его лицо в тот момент, когда он говорил мне, что его приятель может отправить деньги в Штаты совершенно бесплатно.

У меня екает сердце.

– Нет, я абсолютно уверена, что мы расстаемся. Не могла бы ты мне позвонить? Похоже, мне придется поймать тебя на слове и воспользоваться приглашением приехать к вам во Францию. Позвони мне. Сразу же. Пока!

От того, что я произнесла эти слова вслух, они становятся как-то реальнее. Мы с моим парнем расстаемся. Если бы я держала рот на замке и не болтала о его работе, ничего этого не произошло бы. Все из-за меня. Язык мой – враг мой.

Я и раньше влипала из-за этого. Но так сильно впервые.

А с другой стороны… если бы я ничего не сказала, разве он признался бы мне насчет игры в карты? Или же он скрывал бы это от меня всю нашу совместную жизнь – как делал это, и довольно успешно, последние три месяца? Неужели у нас все закончилось бы, как у дяди Теда и тети Оливии – горечью, разводом, финансовой несостоятельностью, – и мы проживали бы по отдельности, в Кливленде и Рено соответственно?

Не могу этого допустить. И не допущу.

Вернуться в дом Маршаллов невозможно. Нет, конечно, мне придется сделать это – надо же забрать вещи. Но ночевать я там не останусь. На этой фанерной койке, где мы с Эндрю занимались любовью – ни за что!

Как же я жалею об этом. Жаль, что ЭТО не возьмешь обратно.

Но еще я понимаю, что мне и не придется там спать. Мне есть куда ехать.

Я вскакиваю так резко, что у меня кружится голова. Я делаю несколько шагов вперед, пошатываясь и держась за голову, и в этот момент появляется Джамаль со стаканом воды.

– Мисс? – озабоченно спрашивает он.

– А, – я выхватываю у него стакан и выпиваю его залпом до дна. Не хотелось показаться грубой, но в висках у меня так стучит.

– Спасибо, – говорю я, допив, и отдаю ему стакан. Мне уже гораздо лучше.

– Может, позвонить кому-нибудь? – участливо предлагает Джамаль. Нет, правда, он очень мил. Такой внимательный! Я практически чувствую себя как дома, в Анн-Арборе, если бы не британский акцент этого милого продавца книг.

– Нет, но вы можете мне помочь. Мне нужно узнать, как добраться до Ла-Манша.

Часть 2

Французская революция конца 1700-х годов была не просто восстанием низших слоев общества, сбросивших монархию во имя демократии и республики. Нет! Тут дело коснулось и моды. Богатые, носившие напудренные парики, искусственные мушки и кринолиновые юбки, против бедняков в стоптанных башмаках, узких юбках и простых платьях. В этом конкретном восстании, как утверждает история, крестьяне победили.

А мода – проиграла!

История моды. Дипломная работа Элизабет Николс

9

Хорошо говорить умеют только в Париже.

Франсуа Вийон (1431–1463), французский поэт

Я тащу свою сумку на колесиках по проходу поезда Париж—Суиллак и едва не плачу. Не из-за сумки, конечно. Хотя, наверное, отчасти и из-за нее. Проход очень узкий, и мне приходится с рюкзаком на плече передвигаться боком. Я честно стараюсь не задевать людей, мимо которых прохожу. Видно, напрасно я пытаюсь найти место лицом по ходу поезда в некурящем вагоне первого класса.

Если бы я курила и могла ехать спиной по ходу, давно бы уже устроилась. Вот только я не курю и ездить спиной вперед боюсь, потому что меня может вырвать. Вернее, я уверена, что меня сейчас начнет тошнить. Меня тошнит с самого утра, как я проснулась в Париже, – после того как буквально отключилась в уютном купе поезда из Лондона и поняла, что натворила.

Я отправилась одна через всю Европу без малейшего представления, как искать нужное мне местечко, не говоря уже о нужном мне человеке. Тем более что Шери все так же не берет трубку, не говоря уже о том, чтобы перезвонить мне.

Конечно, отчасти меня тошнит от голода. Со вчерашнего утра я съела только яблоко, которое купила на вокзале Ватерлоо, – это единственное, в чем не было помидоров. Нет, если бы я хотела съесть плитку «Кэдберри» или сэндвич с яйцом и помидорами, то проблем бы не было. А так мне не повезло.

Надеюсь, в поезде есть вагон-ресторан. Но прежде чем отправиться искать его, надо найти приличное место, куда кинуть вещи.

А это, как выясняется, не так-то просто. Сумка у меня такая широкая и неудобная, что я все время бью людей по коленкам, и хотя старательно извиняюсь, никто моим извинениям не рад. Может, потому что они все французы, а я – американка? Неужели здесь так не любят американцев? Во всяком случае, паренек, оказавшийся рядом со мной, когда я нашла место в курящем вагоне, которое мне пришлось покинуть по вышеуказанным причинам, услышав, как я оставляю очередное сообщение на автоответчик Шери, с нескрываемым отвращением спросил: «Êtes-vous américaine?»[3]3
  Вы американка? (фр.)


[Закрыть]

– Э-э, oui?[4]4
  Да? (фр.)


[Закрыть]
– ответила я.

Он скорчил рожу, достал плеер, надел наушники и отвернулся к окну, чтобы больше меня не видеть.

«Vamos a la playa» отчетливо неслось из его наушников. «Vamos a la playa».

Теперь эта песня привяжется ко мне на весь день. Или, скорее, до самого вечера, поскольку уже полдень, а ехать до Суиллака еще часов шесть.

Это еще одна причина, почему я отправилась искать другое место. Как я должна шесть часов ехать рядом с сопливым семнадцатилетним олухом, который слушает евро-поп, ненавидит американцев, курит, да еще и одет в футболку с портретом Эминема?

Вероятно, свободных мест в поезде больше нет.

Я смогу простоять шесть часов? Если да, то все отлично. В тамбурах вполне достаточно места для меня и моих гигантских сумок.

Ну почему это все происходит со мной? Там, в магазине, все казалось так просто. Джамаль объяснил, как добраться до Франции. Он был так добр ко мне и так все прекрасно знал! Я поверила, что добраться из Лондона до Шери проще простого.

Он, конечно, не сказал, что как только ты открываешь рот и заговариваешь с кем-нибудь в этой стране, они тут же по твоему акценту понимают, что ты американка, и отвечают на английском.

И обычно не очень-то вежливо.

Но все же. На вокзале мне удалось сориентироваться по указателям. Я купила в автомате билет, забронированный по телефону, нашла свой поезд, влезла в первый же вагон, до которого доковыляла, и плюхнулась на первое попавшееся место.

Жаль только, я не заметила значок курения и то, что сижу против хода поезда, пока поезд не тронулся.

И как после этого не прийти к выводу, что это была дурная затея? Я имею в виду не поиски другого места, а вообще поездка во Францию. А что если я не дозвонюсь до Шери? Вдруг она снова уронила свой телефон в унитаз, как в тот раз в общежитии? Если у нее нет денег на новый или поблизости нет ни одного магазина с телефонами, и она до конца поездки осталась без телефона? Как я ее разыщу?

Ну, положим, я могу спросить, где находится шато Ми-рак, когда доеду до Суиллака. А вдруг никто о нем даже не слышал? Шери не говорила, далеко ли это от станции. А если очень, очень далеко?

Я даже не могу позвонить родителям Шери и спросить, где она и как с ней связаться. Ведь они захотят знать, зачем это мне, а если я им скажу, что у меня ничего не вышло с Эндрю – то есть с Энди, то они расскажут это моим маме с папой, а те расскажут моим сестрам.

И вот тогда мне до конца жизни придется выслушивать их насмешки.

Господи, ну как меня угораздило так вляпаться? Может, лучше было остаться у Энди? Ну что было бы в худшем случае? Я могла бы ходить одна в дом-музей Джейн Остин, а дом Энди использовать как базу. Мне вовсе не обязательно было уезжать. Я могла бы сказать: «Послушай, Энди, у нас с тобой ничего не выходит, потому что ты оказался не таким, как я думала. Мне нужно писать диплом, так что давай договоримся просто не замечать друг друга до конца моего отпуска, и каждый будет заниматься своими делами».

Можно было просто сказать ему это. Но теперь-то, конечно, уже поздно. Не ехать же обратно. Во всяком случае после той записки, что я оставила ему, когда заехала на такси за вещами. Слава богу, дома никого не оказалось…

…и слава богу, Энди догадался дать мне ключи утром, перед тем как мы ушли. Уезжая, я бросила их в почтовый ящик Маршаллов.

О боже! Место! Свободное место! И как раз в нужную сторону! В некурящем вагоне! И рядом с окном!

Так, спокойно. Может, оно занято, и человек просто отошел в туалет. О господи, я ударила эту старую леди по голове своей сумкой – «Je suis désolée, madame»,[5]5
  Я в отчаянии, мадам (фр.).


[Закрыть]
– говорю я. Это значит «Простите», верно? Да какая разница. Место! Место!

О боже. И оно рядом с молодым человеком примерно моих лет. У него вьющиеся темные волосы, большие карие глаза и серая рубашка, заправленная в джинсы, протертые именно там, где надо. И джинсы у него на плетеном кожаном ремне.

Наверное, я умерла. Я шла и шла по проходу в вагонах и умерла – от голода, обезвоживания и сердечного приступа. И оказалась в раю.

– Pardonnez-moi, – говорю я этому совершенно отпадному парню. – Mais est-ce que… est-ce que…

Черт, я всего лишь пытаюсь спросить, не занято ли место рядом с ним. Только на французском, само собой. Правда, я не помню, как будет «место». Или «занято». Я что-то не припомню, чтобы мы проходили такие выражения на уроках французского. Хотя, может, и проходили, да я грезила об Эндрю – то есть Энди – и слушала невнимательно.

Или, может, этот парень так красив, что я просто не могу думать ни о чем другом?

– Вы хотите здесь сесть? – спрашивает меня этот самый парень, указывая на место рядом с собой.

На чистейшем английском. На чистейшем АМЕРИКАНСКОМ английском.

– О боже! – взрываюсь я. – Вы американец? Это место действительно свободно? Я могу здесь присесть?

– Да, – отвечает парень с улыбкой на все три вопроса, демонстрируя идеально белые зубы. И он поднимается, пропуская меня к окну.

Он наклоняется, берет мою непомерных размеров сумку, разбившую не одну сотню французских коленок на своем пути через вагоны, и говорит:

– Позвольте вам помочь.

И без всяких видимых усилий вскидывает эту тяжеленную сумку на верхнюю полку. Ну вот, теперь я точно плачу.

Потому что это не галлюцинация. И я не умерла. Все происходит на самом деле. Это правда, потому что я сняла рюкзак с плеча и засунула его под полку, и у меня онемела вся рука. Если б я умерла, разве б почувствовала, что рука онемела?

Нет.

Я плюхаюсь на сиденье – мягкое, уютное – и замираю, не веря в свое счастье. В окне с невероятной скоростью проносятся дома. Как же так? Моя фортуна, в последнее время столь неблагосклонная, вдруг так резко развернулась ко мне лицом. Что-то здесь не так. Наверняка, это ловушка.

– Воды? – спрашивает меня сосед и протягивает пластиковую бутылку.

– Вы… вы отдаете мне свою воду? – Я его практически не вижу из-за слез.

– Э-э, вообще-то нет. Она прилагается к месту. Это же первый класс – здесь каждому положена бутылка воды.

– О! – Я чувствую себя последней дурой (что совсем не новость). На том месте я не заметила воды. Наверное, тот французский подросток слямзил мою бутылку. Я беру воду у своего нового – и гораздо лучшего – соседа.

– Спасибо, – бормочу я. – Я просто… у меня был трудный день.

– Да я уж вижу, – отвечает он. – Если только, конечно, вы не плачете в поезде всегда.

– Нет, – говорю я, мотая головой и хлюпая носом. – Честно.

– Что ж, это хорошо, – замечает он. – Я слышал о боязни самолетов, но вот о боязни поездов что-то не приходилось.

– Это был худший день в моей жизни, – говорю я, открывая бутылку. – Вы представить себе не можете. Так приятно услышать американскую речь. Я и не знала, что нас здесь все ненавидят.

– Да нет, все не так плохо, – говорит парень, еще раз сверкнув ослепительной улыбкой. – Просто если б вы видели, как ведут себя здесь американские туристы, вы, наверное, тоже возненавидели бы нас, как французы.

Я залпом выпиваю почти всю воду. Мне уже гораздо лучше. Не то чтобы смерть совсем разжала свои ледяные объятия, но, уверена, вид у меня уже вполне живой. И это хорошо, потому что, разглядев своего нового соседа поближе, я понимаю, что он не просто красив. В его лице светятся доброта, ум и чувство юмора.

Если только это не мои голодные галлюцинации.

– Что ж. – Я вытираю глаза рукой. Интересно, тушь у меня не растеклась? Она у меня водостойкая? Не помню. – Придется поверить вам на слово.

– Первый раз во Франции? – сочувственно спрашивает он. Даже голос у него приятный – такой глубокий и очень понимающий.

– Первый раз вообще в Европе, – отвечаю я. – Не считая Лондона, где я была еще утром.

И тут словно прорывает дамбу, и я снова начинаю плакать.

Я стараюсь делать это бесшумно – не всхлипывая и не подвывая. Не могу думать о Лондоне без слез – я ведь даже не сходила ни в один магазин!

Мой сосед пихает меня локтем. Сквозь слезы я вижу, что он протягивает мне какой-то пакетик.

– Хотите орешки с медом?

Да я умираю от голода! Без лишних слов я запускаю в пакетик руку, беру полную пригоршню орешков и запихиваю в рот. Мне плевать, что они с медом и буквально напичканы углеводами. Я хочу есть!

– Это… это тоже прилагается к месту? – спрашиваю я, хлюпая носом.

– Нет, это мое, – отвечает он. – Угощайтесь. Что я и делаю. Ничего вкуснее я в жизни не ела.

– Спасибо, – говорю я. – И… простите.

– За что?

– За то, что я сижу тут и плачу. Я не всегда такая, клянусь.

– Путешествия порой вызывают большой стресс, – замечает он. – Особенно в наше время.

– Это точно, – соглашаюсь я, набирая еще орешков. – Вот встречаешь людей, и они кажутся тебе очень милыми. А потом оказывается, что они всю дорогу врали тебе, чтобы заставить заплатить за их обучение, потому что сами они проиграли все деньги в карты.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации