Текст книги "Не устоять перед соблазном"

Мэри Бэлоу
Не устоять перед соблазном

Глава 1

Джасперу Финли, барону Монфору, двадцать пять. И сегодня у него день рождения. Хотя, мысленно поправил он себя, одной рукой распуская узел галстука, а другой легонько взбалтывая содержимое своего наполовину пустого бокала, день рождения был вчера. А сейчас часы показывают двадцать минут пятого утра.

Джаспер нахмурился. Ему следовало лечь в кровать еще час или два назад. Или даже три. Ему следовало бы вернуться сразу после бала у леди Хаунслоу, только тогда в свой день рождения он оказался бы дома и в одиночестве еще до полуночи, а такая грустная перспектива его не устраивала.

Интересно, спрашивал себя Джаспер, силясь разогнать алкогольную дымку, окутавшую его мозг, приглашал он этих джентльменов или нет? Если не приглашал, то это было высочайшей наглостью с их стороны завалиться к нему. Надо бы у них спросить.

– Эй! – окликнул Джаспер. Он старался говорить медленно, чтобы четко сформулировать фразу. – Кого-нибудь из вас приглашали сюда?

Все они тоже были пьяны. Все неэлегантно развалились в креслах. Все, за исключением Чарлза Филда, который стоял, привалившись спиной к камину, и вращал в руке свой бокал, да с такой ловкостью, что ни одна капля драгоценной жидкости не вылилась наружу.

– Кого-нибудь из нас?.. – Чарлз мрачно уставился на него. Вид у него был оскорбленный. – Проклятие, Монти, да ты практически силком притащил нас сюда!

– Тащил за шлевки, – согласился с ним сэр Айзек Керби. – После «Уайтса» мы все собирались разойтись по домам и погрузиться в сладкие сны, а ты, Монти, категорически возражал. Ты утверждал, что час еще ранний и что двадцать пять лет исполняется только раз в жизни.

– Хотя, старина, двадцатипятилетие – это не повод для излишней сентиментальности, – вмешался в разговор виконт Модерхем. – Вот исполнится тебе тридцать, тогда все твои родственницы, от кузин до четвероюродных и пятиюродных тетушек, примутся настаивать на том, чтобы ты исполнил свой долг – женился и заселил детскую.

Джаспер поморщился:

– Боже упаси!

– Боже откажется вставать на твою сторону, Монти, – заверил его виконт. Ему уже исполнился тридцать один, и он был женат целый год. Месяц назад жена с сознанием долга родила ему сына. – Родственницы разобьют его наголову. Они настоящие дьяволицы.

– Хва-атит, – произнес сэр Айзек, героическим усилием разлепив губы, которые казались парализованными. – Хватит пессимизма. Давай, Модерхем, выпей еще и взбодрись.

– Не надо церемоний, – сказал Джаспер, махнув рукой в сторону серванта, заставленного бесконечным количеством бутылок и графинов, большая часть которых была опустошена. Господи, да они все были полными два часа назад, когда они пришли домой! – Модерхем, я не могу встать и налить тебе. У меня что-то с ногами. Боюсь, я не удержусь на них.

– Когда человеку исполняется двадцать пять, – сказал Чарлз, – он нуждается в чем-нибудь, что могло бы его воодушевить. Вззз… будоррр… Черт, что за слово-то такое! Ему нужно пройти испытание.

– Испытание? Ты имеешь в виду вызов? – просиял Джаспер. – Пари? – с надеждой добавил он.

– Дьявол! – вскричал Чарлз, хватаясь за каминную полку, чтобы не упасть. – Монти, тебе нужно пригласить архитектора и проверить пол. Он весь ходит ходуном. А это очень опасно.

– Сядь, Чарлз, – посоветовал сэр Айзек. – Ты пьян, старина. От твоего шатания меня начинает подташнивать.

– Я пьян? – удивленно осведомился Чарлз. – Фу, слава Богу! А я думал, что это все пол. – Он, шатаясь, добрел до ближайшего кресла и рухнул в него. – Ну, какое испытание ждет Монти на этот раз? Скачка на время?

– Все это было две недели назад, Чарлз, – напомнил ему Джаспер. – Я проскакал до Брайтона и обратно, уложившись в пятьдесят восемь минут, а это меньше оговоренного времени. На сей раз нужно что-то новенькое.

– Соревнование по выпивке? – предложил Модерхем.

– В прошлую субботу я перепил Уэлби. Тот сдался и валялся под столом, – заметил Джаспер. – А ведь в городе нет никого, кто мог бы соперничать с Уэлби. Вернее, не было. Боже, мне кажется, что голова у меня распухла и не держится на шее!

– Это все алкоголь, Монти, – успокоил его Чарлз. – Утром будет еще хуже.

– Уже утро, – мрачно заявил Джаспер. – Нам всем давно следовало бы спать.

– Только не вместе, Монти, – пошутил сэр Айзек. – Иначе будет страшный скандал.

– Агата Стренджлав, – сказал Генри Блэкстон, пытаясь внести свою лепту в беседу.

– А при чем тут она, Хэл? – осведомился сэр Айзек.

Агата Стренджлав была танцовщицей в опере и обладательницей светлых вьющихся кудрей, пухлого, похожего на розовый бутон ротика, фигуры, щедро сдобренной выпуклостями во всех нужных местах, и ножек, которые «росли практически от подмышек». А еще она весьма скупо раздавала милости джентльменам, которые после каждого представления толпились в артистической и вымаливали у нее благосклонность.

– Пусть Монти затащит ее в постель, – ответил Хэл. – За неделю.

Воцарилось скептическое молчание.

– Он сделал это во вторую неделю ее пребывания в городе, – мягко, будто разговаривая с больным, заметил сэр Айзек. – Ты забыл, Хэл? Об этом записано в книге пари «Уайтса». Запись была сделана в понедельник вечером, а срок был неделя. Монти владел ею уже во вторник, потом в среду и в четверг, не говоря уже об остальных днях, пока не измотал их обоих.

– Черт побери, – не без удивления произнес Хэл, – вот оно как. Наверное, я пьян. Монти, почему ты не отправил нас по домам час назад?

– А я вообще приглашал тебя, Хэл? – поинтересовался Джаспер. – И всех остальных? Совсем ничего не помню. В этом году в Лондоне скучнее, чем всегда. Кажется, никаких интересных или необычных испытаний не осталось.

Проклятие, он прошел уже через все! А ведь ему только двадцать пять. Еще весной поговаривали, что лорд Монфор, отдавая дань увлечениям молодости, сеет семена разгула. Так неужели он засеял последний дюйм? Тогда жить не стоит.

– А как насчет добродетельной женщины? – предложил Чарлз, рискнувший ступить на качающийся пол, чтобы дойти до серванта с напитками.

– А что насчет нее? – не понял Джаспер и поставил пустой бокал на стол рядом с креслом. – Кем бы она ни была, звучит чертовски скучно.

– Соблазни ее, – сказал Чарлз.

– Ну и ну! – Хэл, заинтересованный новым поворотом в давно знакомой теме, встрепенулся. – А какую именно добродетельную женщину?

– Самую-самую, добродетельнее которой нет, – ответил Чарлз. – Юную и красивую девственницу. Такую, чтобы была новенькой на брачном рынке и обладала незапятнанной репутацией. Чистую, непорочную и все в этом роде.

– Ну и ну! – Все взгляды обратились на Хэла, однако он, кажется, так и не вспомнил, что хотел сказать.

Модерхем хмыкнул.

– А вот это, Монти, для тебя внове, – сказал он. – Новая ступень в твоей выдающейся карьере развратника и дебошира. – Он поднял свой бокал, салютуя другу.

– Он на это не пойдет, – уверенно заявил сэр Айзек, выпрямляясь в кресле и отставляя бокал. – Есть границы, за которые не решится шагнуть даже Монти, а это именно такой случай. Он не согласится соблазнить невинную девушку. Кроме того, даже если бы он и решился на это, у него все равно не получилось бы.

А вот этого говорить было нельзя.

Соблазнение невинной девушки относилось к тем поступкам, о которых достойный джентльмен не мог и помыслить. Об этом не мечтали даже самые разудалые великосветские озорники. Существовал четкий перечень того, о чем можно было заключать пари. Естественно, перечень менялся в зависимости от степени трезвости спорящих. Джаспер был далеко не трезв – причем настолько, что находился на грани забытья. И именно в этот момент кому-то взбрело в голову заявить, будто у него может что-то не получиться!

– Назовите ее, – сказал Джаспер.

– Ну и ну!

– Тпру, Монти!

– Молодчина, старина!

Получив необходимую поддержку, его друзья принялись выкрикивать имена практических всех молодых дебютанток. Список оказался длинным. Однако он постепенно укорачивался. Мисс Боту вычеркнули, потому что она была троюродной сестрой Айзека.

Леди Анна Мари Роуч готовилась к помолвке с шурином друга брата Хэла Блэкстона. У мисс Хенди веснушки, следовательно, ее нельзя назвать красавицей… И так далее. И наконец было названо имя Кэтрин Хакстебл.

– Кузина Кона Хакстебла? – уточнил сэр Айзек. – Лучше не надо. Если бы он был в городе и здесь, с нами, он тут же наложил бы вето. Готов поспорить, ему бы это очень не понравилось.

– Да ему было бы плевать, – возразил Модерхем. – Кона и его кузин не связывают теплые чувства – по вполне очевидным причинам. Если бы Кону повезло родиться законным ребенком, сейчас графом Мертоном был бы он, а не тот щенок. Мисс Кэтрин Хакстебл – сестра Мертона, – добавил он на всякий случай.

– И вообще она слишком стара, – решительно заявил Хэл. – Ей все двадцать.

– Но в наши времена среди благородных дам очень трудно найти девственницу, – заметил Модерхем. – Ее брат только что унаследовал титул Мертона. А до этого семейство жило в заброшенной деревеньке, о которой никто никогда не слышал, и было бедным как церковная мышь. И вдруг она становится сестрой графа и готовится к появлению в лондонском свете. Я бы сказал, что она должна быть девственной, словно новорожденный ягненок. Если не больше.

– К тому же она напичкана деревенской моралью, в этом нет никакого сомнения. – Чарлз театрально передернул плечами. – Пуританскими ценностями и несокрушимыми добродетелями. Даже у Монти с его внешностью, легендарным шармом и опытом в соблазнении нет ни малейшего шанса. С нашей стороны будет жестоко выбрать ее.

Этого тоже нельзя было говорить.

Самое интересное пари – это то, которое невозможно выиграть. Естественно, такого пари не существует, однако для Джаспера было жизненно важно доказать это и себе, и тем, кто ставил против него.

– Это та, с золотистыми волосами, да? – уточнил он. – Высокая и гибкая, с соблазнительной улыбкой и бездонными голубыми глазами? – Он задумался, представляя ее. – А она красавица.

Друзья разразились одобрительными возгласами.

– Ого-го, Монти, – усмехнулся сэр Айзек, – так ты уже положил на нее глаз, а? У тебя тайная тяга к оковам, не так ли? Тебя привлекает ее девственность, и то, что она сестра Мертона, и все такое?

– Я полагал, – сказал Джаспер, многозначительно изгибая бровь, – что пари заключается на то, чтобы соблазнить женщину, а не жениться на ней.

– Я голосую за то, чтобы считать мисс Кэтрин Хакстебл объектом соблазнения, – заявил Хэл. – Естественно, это невозможно. Таких, как она, могут соблазнить только матримониальные планы. И даже это не обязательно соблазнит ее, если подобное предложение поступит от тебя, Монти. Только без обид, старина, но у тебя репутация, отпугивающая всех девственниц. Впервые я уверен, что заработаю на пари. Это будет надежным капиталовложением.

– Под соблазнением мы подразумеваем полноценный половой акт, верно? – обратился к приятелям сэр Айзек.

Все посмотрели на него так, будто у него выросла еще одна голова.

– Поцелуи украдкой или щипки за попку – вряд ли такое испытание достойно Монти, – сказал Хэл, – даже если вышеназванные поцелуи и щипки воспринимаются благосклонно. Естественно, мы подразумеваем полноценный половой акт. Но, заметь, добровольный, а не принудительный. Это обсуждению не подлежит.

– Тогда зачем об этом говорить, Хэл?

Джаспер вдруг понял, что все они очень пьяны и очень-очень пожалеют обо всем, когда их мозги очистятся от пьяного тумана. Он также осознал, что никто из них, даже протрезвев, не откажется от пари, которое сейчас будет заключено, с соблюдением формальностей записано в книгу в одном из их клубов и открыто для того, чтобы другие джентльмены делали ставки. Не в их характерах идти на попятную после того, как пари принято.

И тем более не в его.

Кажется, подумал Джаспер под влиянием редко пробуждавшейся в нем морали, у них извращенное понятие о чести.

Но к черту мораль и честь. Он слишком пьян, чтобы загружать себя такими вещами.

– Итак, пари состоит в том, – подытожил Модерхем, – что Монти не удастся склонить мисс Кэтрин Хакстебл к полноценному половому акту в течение ближайшего… чего? Месяца? Двух недель?

– Двух недель, – твердо заявил Чарлз Филд. – Результат будет зависеть от нашей веры в слово Монти.

Они принялись обсуждать финансовые детали пари.

– Договорились, Монти? – наконец спросил Модерхем.

– Договорились, – ответил тот, беспечно махнув рукой. – Я затащу мисс Кэтрин Хакстебл в постель и наслажусь ею в течение ближайших двух недель. Кстати, надо добавить, что и она тоже получит наслаждение.

Раздался взрыв хохота.

Джаспер широко зевнул.

Мисс Кэтрин – редкостная красавица. Он видел ее несколько раз этой весной и успел внимательно разглядеть. Она младшая сестра графа Мертона. Ее старшая сестра недавно вышла за виконта Лингейта, официального опекуна Мертона – и, не исключено, мисс Хакстебл. В голову Джасперу пришла интересная мысль.

Грозный дядя этот Лингейт.

Как и Кон Хакстебл. Джаспер не был так уверен в том, что Кон ненавидит кузин – во всяком случае, свою двоюродную сестру. Однажды тот катал ее и еще одну барышню по городу, показывая достопримечательности, и при этом – что очень важно! – встретив Джаспера, не остановился, чтобы представить его дамам. Вероятно, он оберегает их невинность, как пастух – своих овец от волка.

Кон наверняка будет недоволен этим пари и его неизбежным результатом – да-да, именно неизбежным.

Джаспер увидел, что приятели собираются уходить. Мысль о том, что надо подняться в спальню, наводила ужас. И все же сделать усилие над собой придется, иначе через полчаса прибудет камердинер и с помощью лакея или двух потащит его наверх. Такое уже случилось однажды, и Джаспер воспринял это как унижение. Возможно, именно этого и добивался Кокинг.

Поэтому полчаса спустя, благополучно проводив до крыльца приятелей, Джаспер добрел до своей спальни и обнаружил там своего камердинера.

– Эй, Кокинг, – сказал Джаспер, когда камердинер принялся раздевать его, как ребенка, – сегодняшний день рождения лучше поскорее забыть.

– Таково большинство дней рождения, милорд, – согласился с ним Кокинг.

Только ведь ему не суждено забыть его, не так ли? Заключено пари. Еще одно.

А он никогда не проигрывал пари.

Как будет на этот раз?

Отпустив камердинера и пройдя через всю спальню, чтобы открыть окно, Джаспер несколько мгновений силился вспомнить условия пари. Его не покидало ощущение, что есть в этом пари нечто, о чем он потом очень пожалеет.

Обычно он не вглядывался в многообещающих молодых девиц, ежегодно появляющихся на брачном рынке. Среди них часто попадались красавицы, однако существовала большая опасность угодить в матримониальную ловушку. В конце концов, он богат и имеет титул, а эти два фактора запросто затмевают репутацию греховодника.

Но что касается Кэтрин Хакстебл, то на нее он внимание обратил, причем довольно пристальное. Она не просто красавица. Ее отличала аура сельской девственности или наивности. А также блеск хорошего воспитания. И еще у нее потрясающие глаза. Джаспер не видел их вблизи, однако они все равно его интриговали. Он даже поймал себя на том, что стал гадать, а что же за ними.

Это было совсем не в его характере – задаваться подобными вопросами.

Вероятно, эта барышня привлекла его еще и тем, что была троюродной сестрой Кона Хакстебла, а Кон подчеркнуто проигнорировал их встречу на улице и не представил ей Джаспера.

И вот теперь он дал слово, что соблазнит ее.

И склонит к полноценному половому акту.

В течение двух недель.

Черт побери! Вот оно! Именно в этом и заключалось пари. Именно на это он и подписался.

Мысль была вполне ясной – в буквальном смысле. Забираясь в постель, Джаспер чувствовал себя так, будто резко вынырнул из глубочайшего опьянения и сразу же перешел в состояние похмелья с прилагающимися к нему тошнотой и головной болью.

В ближайшее время надо бросать пить.

И перестать заключать пари.

И прекратить сеять дурные семена – всякие, какие бы он ни сеял за много-много лет.

В ближайшее время. Но не сейчас – ведь ему только двадцать пять.

И ему надо выиграть пари, а только потом менять свою жизнь. Он же никогда не проигрывал пари.

Глава 2

Кэтрин Хакстебл была счастливейшей из смертных, и она отлично осознавала этот факт, прогуливаясь ранним утром по лондонскому Гайд-парку вместе со своей сестрой Ванессой, леди Лингейт.

Всего два месяца назад Кэтрин со старшей сестрой Маргарет и их младшим братом Стивеном жила в скромном домике в крохотной деревушке под названием Трокбридж в Шропшире. Ванесса, в тот период овдовевшая Ванесса Дью, жила у родственников мужа в соседнем Рандл-Парке. Кэтрин вела уроки в младших классах и помогала директору деревенской школы обучать старших детей. Они жили в благородной бедности, однако Мег все же удавалось откладывать на обучение Стивена.

И неожиданно все переменилось. Виконт Лингейт, абсолютно чужой человек на тот момент, приехал в деревню на Валентинов день и привез с собой потрясающую новость о том, что Стивен стал очередным графом Мертоном и владельцем Уоррен-Холла в Хэмпшире, а также другой собственности, процветающей и дающей немалый доход, и обладателем огромного состояния.

Их судьбы тоже изменились. Первым делом, прихватив с собой Ванессу, они все переехали в Уоррен-Холл, официальную резиденцию Стивена. Затем Ванесса вышла замуж за виконта Лингейта. А потом они все приехали в Лондон, чтобы пройти через церемонию представления королеве и высшему свету и принять участие в мероприятиях весеннего сезона.

И вот они с Ванессой гуляют в парке, как будто в подобных прогулках и заключается смысл их жизни. С одной стороны, такое времяпрепровождение разлагает, а с другой – это так здорово.

Жизнь неожиданно открыла перед ними много нового и замечательного – деньги, модные наряды, множество интересных знакомств и бесконечное количество развлечений, и на то, чтобы насладиться всем этим, не хватало часов в сутках. Перед Кэтрин вдруг открылась перспектива блестящего будущего с одним из многочисленных достойных поклонников, которые уже начали проявлять к ней интерес.

Ей уже двадцать, а ее сердце еще свободно. Когда она жила в Трокбридже, ей так и не удалось уговорить себя влюбиться в кого-нибудь, хотя возможности для этого были. Проблема не исчезла и после переезда в Лондон. Она так ни в кого и не влюбилась, однако испытывала искреннюю симпатию к некоторым из своих воздыхателей.

Недавно на вопрос Ванессы Кэтрин ответила, что среди знакомых ей джентльменов нет ни одного особенного.

– А тебе нужен особенный? – не без раздражения воскликнула Ванесса.

– Естественно, – вздыхая, ответила Кэтрин. – Обязательно, Несси. Он действительно должен быть особенным. Но я постепенно прихожу к выводу, что такого человека, как я ищу для брака, просто нет. Он не существует.

Однако при этом Кэтрин не считала романтическую любовь невозможной. Достаточно примера ее сестры. Ванесса всем сердцем любила своего первого мужа Хедли Дью, и Кэтрин подозревала, что лорда Лингейта она любит не меньше.

– Или, возможно, – возразила себе Кэтрин, – такой человек существует. Просто я не могу распознать его. Возможно, виновата я. Возможно, я не создана для всепоглощающей страсти, или нежной любви, или…

Рассмеявшись, Ванесса ободряюще похлопала сестру по руке.

– Естественно, существует, – сказала она, – и, конечно же, ты узнаешь его, когда встретишь, и почувствуешь все, о чем мечтала. А может, почувствуешь потом, как произошло у меня с Эллиотом. Мы уже были женаты, когда я поняла, как сильно люблю его – или что я вообще люблю его. Я только недавно призналась в этом самой себе и боюсь, что он очень расстроится, если узнает об этом.

– О Господи! – вздохнула Кэтрин. – Все это звучит довольно удручающе, Несси. Однако я уверена, что лорд Лингейт совсем не расстроится.

Они переглянулись и рассмеялись.

Наверное, не раз думала Кэтрин после того разговора, действительно виновата она сама. Возможно, у нее слишком строгие понятия о том, как должен вести себя мужчина ее мечты. Возможно, она ищет любовь не там, где надо. Там, где безопасно.

А вдруг любовь совсем не безопасна?

Этот неожиданный и бередящий душу вопрос пришел ей в голову, когда она однажды прогуливалась по Воксхолл-Гарден.

Маргарет и Стивен только что уехали в Уоррен-Холл. Маргарет – потому что впала в депрессию, узнав, что Криспин Дью, ее давний возлюбленный, женился на испанке, когда их полк стоял на Пиренейском полуострове. А Стивен – потому что в семнадцать лет он еще не мог в полной мере участвовать в жизни высшего света и должен был готовиться к поступлению в Оксфорд осенью. Ванесса и лорд Лингейт поехали с ними, планируя провести несколько дней в Финчли-Парке, их собственном имении, расположенном неподалеку. Кэтрин с радостью присоединилась бы ко всей компании, однако ее убедили провести остаток сезона в Лондоне и повеселиться вволю. Она поселилась в Морленд-Хаусе на Кавендиш-сквер с матушкой виконта Лингейта и его младшей сестрой, Сесилией, которая тоже дебютировала в этом сезоне. Вдовствующая леди Лингейт дала слово, что будет бдительно следить за Кэтрин.

Однако око леди Лингейт оказалось не столь бдительным. Кэтрин пришла к этому выводу однажды вечером, когда они с Сесилией отправились на вечеринку в Воксхолл-Гарден, которую устраивали лорд Битон и его сестра, мисс Флаксли. Их матушка взяла на себя заботу о молодом поколении, и леди Лингейт, воспользовавшись этим, решила себе устроить один вечер отдыха.

В вечеринке участвовало восемь представителей молодежи – не считая леди Битон, – а еще на ней присутствовал сам лорд Монфор!

Когда Кэтрин приехала в Лондон, ее предупредили, что барон Монфор – самый бесчестный и опасный из повес. Предупреждение исходило от одного из его друзей и, следовательно, от человека, который знал его, то есть от Константина Хакстебла, ее чертовски красивого троюродного брата, наполовину грека. Она познакомилась с ним, когда переехала в Уоррен-Холл. Константин проявил любезность и в Лондоне взял ее и свою двоюродную сестру Сесилию под крыло. Он сопровождал их на прогулках по городу и представлял им тех, кого считал достойными. С этой точки зрения он был строже любой дуэньи, хотя Кэтрин подозревала, что он знаком и с менее добропорядочными людьми и даже водит с ними дружбу.

Взять, к примеру, лорда Монфора. Однажды этот господин окликнул их, когда они катались в парке, и поприветствовал Константина как близкого друга. Однако Константин лишь сухо кивнул и проехал дальше, не останавливаясь. Тогда Кэтрин удивила его грубость.

Барон Монфор был до смешного красив – если вообще возможно использовать подобное словосочетание для описания чьей-то внешности. Даже если бы Константин не предупредил Кэтрин насчет него после той мимолетной встречи, для нее было достаточно одного взгляда, чтобы понять: это повеса и от него надо держаться подальше. Кроме красивой внешности, умения с небрежной элегантностью носить дорогую одежду и высочайшего мастерства верховой езды – то есть всех атрибутов, присущих многочисленным джентльменам, с которым она познакомилась за последние несколько недель, – в нем было еще что-то. Нечто примитивное. Нечто такое, чему она не могла найти определения, как ни старалась. Если бы ей было известно слово «сексуальность», она бы не столкнулась с подобными сложностями, потому что именно это слово и искала.

И еще он излучал опасность.

«Если до конца сезона я замечу, что кто-то из вас косится в его сторону, – предупредил Константин после того, как они проехали мимо лорда Монфора и он объяснил, кто это такой и почему не стал знакомить с ним девушек, – я лично препровожу провинившуюся домой, запру ее в комнате, проглочу ключ и буду охранять дверь, пока не придет лето».

Он улыбнулся им, и они, весело рассмеявшись, принялись громко протестовать. Однако у Кэтрин не возникло ни малейшего сомнения в том, что он действительно так поступит, если увидит, что они в том или ином виде общаются с этим господином.

И все это, естественно, только подстегнуло интерес Кэтрин. Она тайком и с любопытством разглядывала лорда Монфора при любой возможности.

Он был красивее, чем ей показалось при первой встрече в парке. Он был высоким, но не слишком, стройным, но не худым и обладал хорошо развитой мускулатурой. Густые темно-каштановые волосы были длиннее, чем требовала мода, и одна непослушная прядь все время падала ему на лоб. В темных глазах постоянно присутствовало сонное выражение. Его глаза очень часто были полуприкрыты, но Кэтрин догадалась, что взгляд у него острый. Один или два раза она даже натолкнулась на его взгляд и вынуждена была отвести глаза и притвориться, будто смотрела совсем не на него.

И каждый раз ее сердце начинало колотиться в груди, отчего она чувствовала себя весьма неуютно. Вряд ли ему понравилось бы, если бы его подловили в тот момент, когда он наблюдает за окружающими. В такие моменты ей на ум приходило слово «насмехается».

Он был красив, на его лице постоянно присутствовало надменное выражение, правая бровь была изогнута чуть выше, чем левая. Красиво очерченные губы были слегка искривлены, как будто он не одобряет все, что творится вокруг.

Он был бароном и, как утверждали, весьма богат. Однако представители знати не домогались его общества. Константин не преувеличивал, характеризуя его как необузданного дикаря. Он осуждал его за участие во всех диких и опасных пари, за разнузданный образ жизни и за склонность к дебошам и оргиям. Мамаши, мечтавшие выдать своих дочек замуж, в том числе и амбициозные до агрессивности, избегали его как чумного. Или, вероятно, они избегали его из опасения, что он обратит на них свой насмешливый взгляд, изогнет правую бровь, скривит губы и заставит их почувствовать себя так, будто они пигмеи, будто с их стороны было большой глупостью вообразить, что он может ухаживать за их дочками или хотя бы станцевать с ними один танец.

А он никогда не танцевал.

Многие дамы усиленно избегали лорда Монфора и еще по одной причине. Он обладал способностью раздевать их глазами, если они позволяли себе слишком смело взглянуть на него. Кэтрин знала, что это правда, – она видела, как он это делает, только, слава Богу, не с ней.

Если честно, он очень привлекал ее. Естественно, ей даже в голову не приходило предпринять какие-то действия, однако, стоило ей забыться, она тут же начинала представлять, что бы из этого вышло.

И вот сейчас ей предстояло провести целый вечер в непосредственной близости от лорда Монфора. Вдовствующая леди Лингейт будет в ужасе, когда узнает об этом, – ведь здесь, конечно, и Сесилия, а ей всего восемнадцать. И Константин придет в ярость – хорошо, что сейчас его нет в Лондоне. Он недавно купил недвижимость в Глостершире и поехал ее смотреть. Леди Битон тоже не очень-то радуется, если судить по ее напряженности и кислому выражению лица.

Впрочем, что леди Битон могла сделать, когда ее поставили перед свершившимся фактом? Только ответить неприкрытой грубостью. Мисс Рейчел Финли, еще одна участница вечеринки, была близкой подругой мисс Флаксли и хорошей знакомой Сесилии и Кэтрин, хотя и превосходила их по возрасту. Она была приглашена вместе со своим женихом, мистером Гудингом. Однако мистер Гудинг имел несчастье утром подвернуть ногу. Чтобы не менять планы на вечер, мисс Финли за короткий срок сделала практически невозможное. Она умоляла своего брата, лорда Монфора, сопровождать ее на вечеринку – и тот любезно согласился.

И вот он здесь, и всем только и остается, что делать вид, будто нет ничего необычного в том, что в их ложе в Воксхолле присутствует самый знаменитый в Лондоне повеса.

Кэтрин вдруг поймала себя на том, что ее мучает вопрос, а почему вдруг он согласился сопровождать свою сестру. Ведь он вроде бы не из тех мужчин, от кого можно ожидать глубоких братских чувств. Да и их компания – отнюдь не то общество, в котором он привык проводить время. Среди приглашенных нет его близких друзей, хотя джентльмены поглядывают на него с благоговейным трепетом, как на героя, что, возможно, лучше, чем проявление открытой враждебности. Или нет. С какой стати джентльмену преклоняться перед повесой? Как бы то ни было, он здесь, с сонным, как всегда, взглядом, и полуулыбкой, как будто смеется над каким-то своим анекдотом, но не собирается рассказывать его всем.

А анекдот получился что надо! Силы небесные! Когда он приехал, Сесилия принялась энергично обмахиваться веером. На ее лице отразился неподдельный испуг.

– Что нам делать? – прошептала она Кэтрин, увидев, как в ложу входят лорд Монфор и мисс Финли. – Кон сказал…

Естественно, ничего они поделать не могли.

– Нужно успокоиться и наслаждаться вечером, – тоже шепотом ответила ей Кэтрин. – Мы под покровительством леди Битон, поэтому нам ничего не грозит.

В конце концов, маловероятно, чтобы лорд Монфор утащил кого-нибудь из них в заросли и творил там свои грязные дела. Кэтрин живо представила себе эту сцену и развеселилась. Она решила последовать собственному совету и наслаждаться вечером, а также неожиданно выпавшей возможностью вблизи понаблюдать за этим джентльменом.

Лорд Монфор сел рядом с леди Битон и всячески пытался очаровать ее – что ему вполне удалось. Она вскоре успокоилась и стала смеяться. Она то и дело краснела от удовольствия и похлопывала его веером по руке. Остальные тоже успокоились, завязался оживленный разговор. Все принялись с интересом оглядываться по сторонам. В теплый летний вечер нет более волшебного места, чем Воксхолл, расположенный на южном берегу Темзы, один из лучших садов развлечений в Европе.

Лорд Монфор обладал приятным голосом. И тихим музыкальным смехом. Кэтрин пристально наблюдала за ним из другого угла ложи, пока он не поймал ее с поличным. Он вдруг посмотрел на нее в тот момент, когда она кусала клубничку. Его взгляд был прямым и твердым, как будто он мысленно обращался к ней, выделяя из всех, – хотя на одно мгновение он все же опустил глаза на ее рот и проследил, как она, откусив кусочек клубники, нервно слизнула сок с губ.

Затем лорд Монфор наблюдал, как она взяла салфетку, промокнула рот и еще раз облизнула губы, потому что они вдруг пересохли. Его внимание заставило Кэтрин нервничать.

О Господи, зря она вообще на него смотрела, думала девушка, опуская глаза, больше это не повторится! А то он решит, что она влюбилась в него или флиртует с ним. Или вообразит еще что-нибудь в том же роде. Жаль, что рядом нет Маргарет.

– Вы согласны, мисс Хакстебл? – обратился к ней лорд Монфор.

Ее рука с ягодой так и замерла на полдороге.

Странно, подумала Кэтрин, он запомнил ее имя, хотя мисс Финли представила их друг другу больше часа назад.