Текст книги "Да – тогда и сейчас"

Лето выдалось рекордно жарким. Нэт устроилась на работу в кафе-мороженое, Сара иногда сидела с соседскими малышами, но в основном сестры с утра до вечера торчали дома, предоставленные самим себе. Вместо того чтобы пуститься во все тяжкие и закатывать вечеринки, как им мечталось когда-то, они готовили нехитрую еду, смотрели телевизор и засыпали прямо перед ним, на диване. Вернувшись из больницы, мать прогоняла девочек в спальни.

В субботу Натали отправилась в колледж. Мистер Мальдонадо подогнал к дому свой «универсал» и погрузил в багажник ее пожитки. В тот день Фрэнсиса переводили в реабилитационный центр, и сосед вызвался отвезти Нэт в Сиракузы, заявив, что ему так и так нечем заняться в выходные. Нэт стеснялась четыре часа сидеть в машине наедине с соседом и, когда дети Мальдонадо отказались составить ей компанию, бросилась за помощью к сестрам. Машина была забита битком, так что Кейт пришлось втиснуться между Нэт и мистером Мальдонадо, а Сара притулилась сзади, погребенная под мусорным мешком с простынями, подушками и полотенцами. Уже на приличном расстоянии от дома Сара и Кейт осознали, что им еще ехать обратно, без старшей сестры. Все бы ничего, но водитель через каждые пять минут справлялся у пассажирок, не надо ли им «по-маленькому». На обратном пути Кейт поняла, что, если он спросит еще раз, она либо начнет хохотать как ненормальная, либо разрыдается. Сара, судя по всему, думала то же. Сестры старались не смотреть друг на друга, чтобы не хихикать. Когда они сделали привал у «Макдоналдса», мистер Мальдонадо заставил девочек есть на свежем воздухе, а сам устроил себе разминку прямо на лужайке перед парковкой. Сара вежливо ждала, пока он закончит, а Кейт бомбардировала соседа вопросами. А вы каждый день тренируетесь? А упражнения вы сами придумали? А вы в молодости были спортсменом? А любимые кассеты с видеоуроками у вас есть? А миссис Мальдонадо тоже занимается? А вам нравится тренироваться вместе?

Поняв, что больше вопросов ей уже не придумать, Кейт проговорила со вздохом:

– Вот бы папа поскорее вернулся.

Сара бросила на сестру уничтожающий взгляд: как можно быть такой невоспитанной.

Фрэнсис вернулся в октябре. С ним прибыла целая команда медиков. Сара и Кейт старались не путаться у них под ногами, но иногда выбирались на кухню, делали сэндвичи и прислушивались к происходящему за стеной. «Глубже! – бодро командовал инструктор ЛФК. – Так, еще глубже». На самом деле отец просто-напросто делал упражнение: с глубоким вдохом тянулся к потолку, а потом наклонялся, стараясь дотронуться до пальцев на ногах. Сам инструктор в тесных спортивных штанах, туго обтягивающих похожий на два крепких кулака зад, так и напрашивался, чтобы над ним поприкалывались, но теперь семья Глисон жила по новым правилам и делала вид, что даже в смешном нет ничего смешного.

И все-таки Кейт верила, что Питер позвонит. Сестры никогда о нем не говорили, никто в доме не упоминал его имя, и она чувствовала, что тоже не должна. Она очень боялась, что, когда раздастся заветный звонок, трубку возьмет кто-то другой, и старалась всегда подходить к телефону сама. Иногда, бросаясь к аппарату, Кейт замечала, как сестры многозначительно переглядываются. В день рождения она, полная тревоги и надежды, долго не решалась открыть почтовый ящик, но внутри оказался только флаерc от магазина «Калдор» и поздравление из школы.

Как же ей его не хватало! Не хватало даже простой надежды, что они снова встретятся. Не хватало ожидания и счастливого трепета, который овладевал ею, когда она замечала издалека, как он поднимается к себе на крыльцо. Она представляла, как он поигрывает молнией своей зеленой толстовки, бредя по улицам Куинса. Он наверняка в Куинсе, ведь именно туда собирался перебраться его отец. Но Куинс большой. Кейт смотрела на карте. Питер не сказал, на какой улице живет его дядя. А возможно, это был вовсе не Куинс, просто ей так запомнилось. Если подумать, может, он вообще говорил не про Куинс, а про Бруклин. Или про Бронкс. Иногда ей казалось, что он вовсе не у дяди, а где-то еще. Он же говорил, что у него есть родственники в Патерсоне? Кейт пыталась вообразить Патерсон, в котором никогда не бывала, прикинуть, подходит ли это место Питеру. Она верила, что сердце непременно подскажет ей ответ, и тогда она успокоится и сможет наконец почитать книжку. Но по утрам, не успев даже толком проснуться, она поворачивалась к окну и обращалась в слух. Как-то раз – семья Даны еще не успела поселиться в соседнем доме – ей послышалось, что у Стенхоупов заскрипел мусорный бак. Кейт вскочила с постели, но в соседнем дворе никого не было, и звук больше не повторялся. Когда звонил телефон и это был не Питер, она представляла, как он где-то далеко снимает трубку, но не решается набрать номер.

Иногда Кейт ходила на камни, непременно с книжкой, на случай, если мать или сестры выглянут из окна. Однажды ей показалось, что среди валунов белеет конверт. Обдирая костяшки, она просунула руку в щель между двумя шершавыми камнями так далеко, как только могла, но тщетно. Когда Кейт догадалась взять длинную палку и подцепить конверт, оказалось, что это вовсе не конверт, а чек из «Мэй» на колу и жвачку «Биг Лиг Чуи».

Однажды вечером, когда Нэт уже уехала в колледж, Сара читала, а отец спал – наконец-то в собственной кровати, – мать села на диван рядом с Кейт.

– Скучаешь по своему другу, да? – спросила она.

Кейт пыталась сдержать слезы, но они хлынули из глаз без спроса. До Дня благодарения оставалась неделя. Они с Питером не виделись полгода. Разумеется, Кейт обрадовалась, что отец вернулся домой, но она иначе представляла себе это возвращение. Порой, когда он входил в комнату, ей отчаянно хотелось высказать все, что было на душе, но желание тут же проходило, уступая место беспричинной печали. В конце концов, папа живой. Вот он делает себе сэндвич. Потирает плечо. Читает газету. А лицо – это вообще неважно. Что у него с лицом, Кейт уже почти и не замечала.

– Это все из-за меня случилось? Из-за меня и Питера?

– Что ты, милая! Конечно нет.

– Но мы ведь тайком встречались. И она правда меня ненавидела. Ее бесило, что я нравлюсь Питеру.

– Подумаешь, встречались тайком! Вы же были в восьмом классе. Когда-нибудь – только не спрашивай когда – я тебе расскажу, что сама творила в этом возрасте.

Они долго молчали. Потом Лина заговорила снова:

– Но она правда тебя ненавидела. Я думаю, ты должна знать, что она сказала на суде. Отец считает, что не надо, но я другого мнения.

– Что сказала миссис Стенхоуп?

– Да.

– Что же?

Лина погладила дочь по голове, собрала ей волосы в хвост и перекинула через плечо.

– Ты очень хорошенькая. Ты ведь это знаешь?

Кейт пожала плечами.

– И умная. И… Не знаю. Кажется, «стойкая» не то слово. В общем, ты больше похожа на отца, чем на меня.

Что-то дрогнуло у Кейт внутри. Да, отец был стойким. Но будущее Глисонов тонуло в тумане. Вся семья ждала, когда кончится черная полоса; но что, если она не кончится никогда, а им останется только присматривать за калекой и напоминать ему, чтобы на ходу не прятал руки в карманы?

Лина обняла дочь.

– Она сказала, что убила бы тебя, если бы ты еще раз приблизилась к Питеру. Она хотела убить папу, поскольку думала, что тогда мы уедем и ты оставишь в покое ее сына.

Лина помолчала, давая Кейт осмыслить сказанное.

– Не спеши себя винить, дослушай до конца. Еще она сказала, что Нэглы специально покрасили дом в почти такой же голубой цвет, как у нее, чтобы показать, что у них оттенок лучше. Сказала, ее тошнит от того, как монсеньор Репетто пялится на нее во время мессы. Что все считают ее виновной в катастрофе «Челленджера». Упомянула сестру, которая вечно строила козни, когда они были маленькими, и коллег, которые плели интриги, чтобы добиться ее увольнения. И все в таком духе.

Они еще немного помолчали.

– Она перечислила такое количество людей и припомнила такое количество обид, что кажется, про тебя можно было бы и забыть. Но нет, она все время возвращалась к тебе, набрасывалась на тебя, выставляла злодейкой, которая хочет разлучить ее с сыном. Это было полное безумие, с трудом верилось, что она не шутит. «Челленджер»… господи боже. Смех да и только – если не знать, что она сделала.

Кейт вспоминала, как они с Питером бежали по Джефферсон-стрит взявшись за руки.

– Просто она больна, Кейт.

Кейт неуверенно кивнула.

– В том, что случилось, нет ничьей вины. Даже Энн, если подумать. На этой неделе мы пришли к соглашению. В тюрьму ее не посадят, но надолго положат в больницу. Папа согласился на это ради меня. Иначе процесс затянулся бы бог знает на сколько. А я больше видеть их не хочу. Слышать о них не хочу. А он, бедняга… Ты представляешь, каково это…

– Ты знаешь, где Питер? – спросила Кейт.

– Детка…

– Я просто хочу знать. Обещаю, я не буду его разыскивать.

– Я не знаю. Честное слово. Я правда не знаю.

– А кто-нибудь знает?

– Разумеется. Адвокаты. Врачи, которые лечат Энн. Возможно, ее социальный работник. В участке должны знать. Брайан, наверное, до сих пор работает.

Кейт испугалась, что мать заставит ее дать обещание, которое она не сможет выполнить. Лина медленно покачала головой:

– Забудь об этом.

Ее слова были полны жалости. Мама понимала, о чем просит.

– Они должны быть в Нью-Йорке, – проговорила Кейт. – Пока миссис Стенхоуп не выписали.

Лицо матери сделалось непроницаемым.

– Кейт, я знаю Питера с рождения. Он хороший парень. С этим никто не спорит. Но ты должна его забыть. Вы были друзьями, но теперь он уехал. Сейчас ты вряд ли сможешь в это поверить, но в один прекрасный день тебе повстречается человек, которого ты полюбишь так же сильно, как Питера. Все, что на тебя свалилось, не по плечу ребенку, но у тебя жизнь впереди.

Кейт молчала.

– Ради отца, Кейт. Не буди лиха. Договорились?

Зазвонил телефон. Это была Натали. После девяти вечера междугородные разговоры стоили дешевле.

– Договорились?

– Договорились.

Глава восьмая

Кейт честно старалась не будить лиха. Иногда казалось, что ей впору дать медаль за все те усилия, которые она предпринимала, чтобы избегать неприятностей – или того, что считала неприятностями ее мать.

Она заводила друзей с удивительной легкостью и искренне недоумевала, как у кого-то это может не получаться. Скажешь человеку что-нибудь забавное, вот и подружились. В старшей школе собралась целая команда девчонок из Святого Варфоломея. Они вместе ходили на футбол и сторонились ребят из муниципальных школ. Кейт сразу же пошла в юниорскую команду, хотя в школе была своя команда для первогодков. В дни игр она приходила на уроки в форме, сидела в столовой с остальными семью девочками и записалась на все углубленные курсы. Когда хотелось ответить на уроке, поднимала руку и даже не догадывалась о том, что ее замечают, пока мистер Биэн не обмолвился на родительском собрании, что ему приятно видеть такую активную ученицу. Подруги договорились вместе пойти на декабрьский бал, а перед этим собраться у Мари Хэлледей, чтобы подготовиться к празднику. «Как здорово», – весело повторяла мама, пока они везли домой пакет из «Мэйсис» с аккуратно сложенным платьем. Мама так радовалась всему, что Кейт рассказывала о предстоящем торжестве, что той пришлось на ходу выдумывать новые детали:

– Мы собираемся обменяться украшениями.

– Джинни записала на кассету специальный микс, чтобы слушать во время сборов.

– Мари нас всех накрасит.

– Накрасит? – переспросил отец с пассажирского сиденья. – А вам разве можно краситься?

Отец был весь в бинтах: ему только что сделали очередную операцию, на этот раз нарастили челюсть. Он пил обезболивающее, но действие таблеток, похоже, быстро кончалось, а врачи строго-настрого запретили принимать их слишком часто. Речь Фрэнсиса была немного невнятной, но по интонации Кейт догадалась, что отец ее поддразнивает. На самом деле он радовался не меньше матери.

– Кейт, – сказала мама, – мы так тобой гордимся.

Дни без Питера были длинными и пустыми, но постепенно Кейт засосала рутина. Школа, футбол, уроки, телевизор, сон. Сара стала редактором школьной газеты, и в те дни, когда номер готовили к выпуску, Кейт приходилось возвращаться домой в одиночестве. С тех пор как она перешла в старшую школу, небо казалось выше и просторнее. А еще Кейт впервые осознала, насколько Гиллам маленький городок. Она умирала от любопытства: что там, за его границами? Вот бы добраться хотя бы до соседнего городка, потом до следующего и так перебираться из города в город, пока не увидишь весь мир. Как будто над городом повисла камера и медленно, как в фильме, поднимается все выше, пока Гиллам не затеряется в россыпи огоньков других поселений, пока не превратится в точку на карте. А вслед за ним – Нью-Йорк, Штаты, и вся Северная Америка, и вся планета.

Иногда Кейт пыталась представить, что Питер идет рядом с ней, увидеть его, ощутить его запах. Время от времени, чаще всего по пятницам, одна из подружек заходила к ней в гости, и они шли до Джефферсон-стрит вместе, болтая без умолку. Дома Лина выдавала им печенье и содовую, и они уходили наверх и продолжали болтать, пока подружку не начинала искать мама. На лужайке перед домом Глисонов подружка оборачивалась, махала рукой и кричала: «До понедельника!» «Хорошо повеселились?» – спрашивала Лина, вглядываясь в лицо Кейт, и та отвечала, что да, отлично. Но, распрощавшись с подругой, она неизменно чувствовала облегчение и ужасную усталость.

Когда учебный год подошел к концу, Кейт устроилась вожатой в летний лагерь. Каждое утро с понедельника по пятницу она вскакивала с постели, понимала, что опаздывает, наспех надевала лифчик под майку, в которой спала, чистила зубы, прихватывала на кухне яблоко или банан и мчалась через десять кварталов на Сентрал-авеню, где располагался лагерь. Ей приходилось дежурить даже в праздничные вечера, когда детям разрешали не ложиться допоздна. «Трудится как пчелка!» – сказала мама отцу, когда их дочь в очередной раз вернулась домой после двойной смены. Ближе к концу лета Эми – она была с Кейт в футбольной команде и часто заходила к ней в гости – объявила другим вожатым, что Кейт ей как сестра. И послала подруге ослепительную улыбку. Кейт в это время набирала воду в бутылки. От слов Эми у нее свело живот. Ощутив, что все смотрят на нее и ждут, Кейт вспыхнула и закашлялась.

– У тебя же есть сестры, – сказала она единственное, что пришло в голову.

– Это такое выражение, Кейт, – закатила глаза Эми.

Остальные деликатно отвели взгляды.

– Да знаю я. Но у тебя есть две сестры. Как и у меня. И это совсем не одно и то же.

Лицо у Эми вытянулось, она явно рассердилась:

– Да что с тобой сегодня?

Потом Кейт говорила, что почти не слушала девчонок и не поняла, о чем они говорят. Это было недоразумение.

– Ты одна из моих лучших подруг, – заверила она Эми. – А сестры бывают ужасно вредными.

Эми пришлось признать, что так оно и есть. По дороге домой Кейт пыталась вспомнить, как зовут старшую сестру подруги, – Келли или Кэйли.

Осенью, в начале учебного года, произошло сразу два знаменательных события. Кейт взяли в основную команду, и на нее обратил внимание Эдди Марик. Все девчонки по этому поводу страшно разволновались, ведь Эдди учился в выпускном классе и был очень симпатичный, а еще у него были два очень симпатичных старших брата, и от этого он каким-то загадочным образом казался еще симпатичнее, чем если бы братьев не было. Само собой разумелось, что Кейт должна ответить взаимностью. А Кейт сначала подумала, что Эдди нравится Сара, его ровесница, просто он перепутал имена. Они с Сарой были не слишком похожи, но даже те, кто видел их впервые, нередко догадывались, что перед ними сестры – неуловимое сходство сквозило в походке. Но оказалось, что нет, Эдди не ошибся: он имел в виду не Сару, а Кейт. Во время ланча, сгрудившись за столом в школьной столовой, девчонки шепотом передавали друг другу последние новости. Эдди сказал Джо Каммингсу, что Кейт Глисон хорошенькая. Он думает, что она классно играет в футбол. И наконец: Эдди хочет пригласить ее на свидание.

– Что ты собираешься делать? – спросили девчонки, когда эта история длилась уже не первую неделю.

– Ничего, – ответила Кейт. – Посмотрим, что будет дальше.

Эдди был из тех, кто в восемнадцать выглядит как двадцатипятилетний. Кейт знала, что парень он хороший, хотя ни разу с ним не разговаривала и понятия не имела, почему из всех девочек «Гиллам-Хай» он выбрал ее. Сара тоже была заинтригована. Она немного общалась с Эдди, и по ее словам выходило, что парень не ахти какой умный, но и не дурак. Обычный. Не приколист, но и не то чтобы очень серьезный. Работал в редколлегии, потом бросил. Теперь вошел в группу по подготовке школьного альманаха, хотя может бросить и это. Но девочкам Эдди нравится – факт. Такой же непреложный факт, как то, что волосы у него каштановые.

Однажды Эдди подстерег Кейт после тренировки. Девчонки мигом расступились, вытолкнув ее вперед. Кейт сделала вид, что не заметила его, нырнула за школу и прошмыгнула в женскую раздевалку через заднюю дверь. Наутро Эдди поджидал ее в вестибюле около шкафчиков. Совсем как в фильме, который она недавно смотрела.

– Привет, – поздоровался Эдди.

– Привет, – отозвалась Кейт.

Когда пришло время ланча, вся школа уже знала, что они встречаются.

Машины у Эдди не было, но мать разрешала ему брать свою. Они с Кейт часто ходили в кино, всегда в компании ребят из школы. Неважно, что показывали: весь фильм они целовались и обжимались в заднем ряду, а те ребята, что пришли без пары, кидались в них попкорном. Как-то раз, подобрав Кейт возле дома, Эдди обнаружил, что забыл кошелек, и пришлось возвращаться. Кейт хотела подождать на крыльце, но он посмотрел на нее как на сумасшедшую и заставил войти.

– Здравствуйте. – Увидев, как в кухню входит миссис Марик, Кейт машинально одернула юбку. – Я очень рада с вами познакомиться. Мы тут…

– Садись, садись, – откликнулась миссис Марик. – Есть хочешь? Ты ведь дочка Фрэнсиса Глисона, правильно?

Кейт кивнула. Она поняла, что матери Эдди известны все подробности того, что произошло на Джефферсон-стрит полтора года назад. А что, если и Эдди они известны?

Расписания их соревнований по большей части совпадали, но Эдди иногда выбирался к ней на игры и, к восторгу девчонок из команды, приводил друзей. Однажды вечером они вдвоем пошли в кафе, а потом, вместо того чтобы отвезти ее домой, он отогнал материнский хетчбэк в темный проулок за почтой, взял руку Кейт и просунул себе в штаны.

– Ты такая серьезная, – прошептал Эдди, пока ее рука двигалась вверх-вниз, как он показал.

В ту ночь луна казалась особенно яркой, и в ее свете Кейт видела, как он красив и как сильно влюблен в нее, хотя порой, проведя с ним целый вечер, она чувствовала себя еще более одинокой, чем обычно. Эдди распустил ее волосы, и они рассыпались по плечам. Закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Поссорились они всего один раз, да и тот нельзя было назвать настоящей ссорой. Они сидели в «Пирогах и пицце», над головами орал телевизор: шла игра «Гигантов». Эдди продолжал сосать соломинку, хотя его стакан давно опустел. Он погремел льдинками на дне, поглядел на Кейт и вдруг ни с того ни с сего принялся спрашивать о Питере и обо всем, что произошло в конце восьмого класса.

– Когда ты в прошлом году перешла к нам, это было как будто к нам звезда приехала. Младшая сестра Сары и Натали, у которой отца подстрелили. Так у тебя что-то было с тем парнем? – Эдди оперся локтями о стол. – Из-за этого его мать взбесилась?

Кейт почувствовала, как внутри все сжалось. От вопроса Эдди, оттого, что он возомнил, будто знает, что тогда случилось, ее охватила безотчетная ярость.

Кейт отложила кусок пиццы и отодвинула тарелку.

– В школе разное говорили, но я подумал, что лучше спросить тебя.

– Это никого не касается.

Эдди ухмыльнулся:

– Это да. Но все-таки мать твоего бывшего парня стреляла в твоего отца. Такие вещи мимо не проходят, Кейт. Сама погляди на его лицо. Думаешь, никто об этом не говорит?

– Не смей говорить о моем отце! – Кейт поднялась из-за стола.

– О чем хочу, о том и говорю. – Эдди откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Что на тебя нашло?

– И он не был моим парнем.

Кейт выбежала из пиццерии, свернула на Сентрал-авеню и, опустив голову, зашагала прочь мимо танцевальной студии, табачной лавки, пожарной части.

Эдди догнал ее:

– Ладно, ладно, извини. В газете писали, что он был твоим парнем.

Кейт даже в голову не приходило, что все попало в прессу. Мама, наверное, отменила подписку на все газеты. Или прятала их.

– Он был моим лучшим другом.

– Тогда…

– Я хочу домой.

– Кейт, да ладно тебе!

– Я иду домой. А ты иди куда хочешь.

Разумеется, он никуда не пошел. Девушку, которую пригласил на свидание, полагалось проводить до дома. Эдди плелся за ней до самой Джефферсон-стрит, держась на несколько шагов позади, а потом бегом вернулся в центр – забрать мамину машину.

Дома Кейт объявила Саре, что больше никогда не будет разговаривать с Эдди Мариком, а матери сказала, что плохо себя чувствует, и сразу легла. Она слышала, как зазвонил телефон, как мама велела Саре проверить, спит ли Кейт, но лишь закрыла глаза и натянула одеяло на голову. На следующий день было воскресенье, и вся семья собиралась на мессу. Сара клялась, что была в церкви накануне, но Кейт знала, что она проторчала весь вечер в магазине косметики, выбирая помаду. На пороге их ждал букет хризантем с лаконичной запиской «От Эдди».

– Что еще за Эдди? – нахмурился отец. Мама толкнула его локтем в бок. – Сын Джона Марика? Он же старше тебя.

– И что мне делать с этим букетом? – хмыкнула Кейт.

– Тебе стоит позвать Эдди к нам на ужин, – решила Лина.

– Это будет чудесно, – заключила Сара.

Проще было помириться, и они помирились. Вскоре Пол Бенджамин пригласил Сару на школьный бал. Поначалу предполагалось, что они будут сидеть за одним столиком с Эдди и Кейт. Кейт обрадовалась, но Сару такая перспектива совсем не прельщала. К счастью, стол сочли слишком большим и заменили на два столика поменьше. Во время танцев, когда Сара вышла покурить, Кейт позволила Эдди поцеловать себя прямо посреди зала, на глазах у всех, даже учителей. Он крепко прижал ее к себе, его ладони скользили по жесткому лифу платья, диско-шар отбрасывал блики на его лицо, на его парадную рубашку, взятую напрокат, и лиловый кушак – выбранный после того, как миссис Марик позвонила Лине и выяснила, какого цвета будет платье у ее дочери. Эдди оставил смокинг на спинке стула, но все равно отчаянно потел и то и дело спрашивал у Кейт, не хочет ли она чего-нибудь выпить. Кейт догадалась, как он волнуется, и ее захлестнула волна нежности. Когда танцы кончились, Эдди попросил остальных не ждать их. Когда Пол повел Сару к выходу из зала, она обернулась на пороге и взглянула на сестру, словно спрашивая: все в порядке? Кейт помахала ей.

На парковке Эдди предложил Кейт зайти к его брату, и она согласилась. Брат Эдди окончил колледж, на работу ездил в Нью-Йорк и переделал гараж под жилую комнату. Дом Мариков был всего в двух кварталах от школы, так что Кейт с Эдди пошли пешком. А когда Кейт пожаловалась, что ноги страшно болят от дурацких каблуков, Эдди заявил, что понесет ее на закорках. «И-го-го!» – воскликнул он, когда она забралась ему на спину. Кейт шлепнула его по заду, и Эдди резво помчался по тротуару. Подол длинного платья волочился по асфальту.

Брата Эдди не было дома. Кейт сразу все поняла.

– Он в Бостоне, вернется только в воскресенье, – как ни в чем не бывало пояснил Эдди. – Поехал навестить однокурсника.

Дом Мариков тонул в темноте. Кейт подумала, что родители с тревогой ждут допоздна только дочерей. Или это только ее отец с матерью такие нервные. Эдди расстегнул молнию у нее на платье, и Кейт подумала: «Ну и хорошо». Но, когда он повел ее к заранее разложенному широкому дивану, стало немного страшно. В тот день она надела новое белье и брызнула на живот духами. И не соврешь, что «не готова». «Будь осторожна», – предупредила мама, когда Эдди заехал за Кейт. На переднем сиденье незнакомой машины устроилась еще одна парочка – оба старшеклассники. Мать посмотрела на Кейт, будто забыла сказать что-то важное, а времени припоминать не было. Кейт была согласна, не отпиралась, только вдруг подумала, что хорошо бы сейчас оказаться дома и что не пойди она на этот бал, ничего бы не потеряла. Когда Эдди отстранился, чтобы распечатать презерватив – из запасов брата, само собой, – и с сосредоточенным видом принялся его натягивать, она думала о чашке чая с медом, о вазочке с печеньем на коленях у Сары, о том, что в девять позвонит Натали и спросит, как у них дела, а они включат громкую связь, чтобы дать ей послушать звуки родного дома.

Когда все кончилось, Эдди принялся разглядывать ее, опершись на локти. Потом спросил, было ли больно. Когда Кейт призналась, что было, он захотел знать, сильно или так, чуть-чуть. И понравилось ли ей. Кейт сказала, что да, хотя ей не понравилось. Эдди выглядел совсем трезвым, хотя усердно прикладывался к фляге, которую парни передавали друг другу на танцах.

– Я люблю тебя, Кейт, – сказал он.

– Хватит, Эдди! Заткнись уже!

Кейт не знала, что делать с простыней. Есть ли у брата своя стиральная машина? Или Эдди придется тащить замаранное белье в дом?

– Я серьезно, – проговорил Эдди. – Не надо говорить ничего такого, чего на самом деле не чувствуешь, но мне кажется, что ты тоже меня любишь.

Кейт поднялась с дивана и поцеловала его.

Она никому ничего не сказала. Ни Саре, ни Нэт. Ни подружкам, с которыми сидела за ланчем. Это не казалось Кейт чем-то невероятно важным, уж точно не таким важным, как принято считать. Что случилось, то случилось. В жизни много чего случается. Правда, теперь у Эдди появилась привычка заходить без звонка. Когда в дверном стекле появлялся его силуэт, она не чувствовала ничего, кроме усталости, и жалела, что в запасе нет хотя бы пяти минут, чтобы спастись бегством. На Рождество он подарил ей сережки, и, открыв коробочку, Кейт отметила, что все-таки набирается помаленьку ума-разума – она сообразила не сообщать с ходу, что у нее не проколоты уши. Сестры предупредили, что Эдди наверняка захочет сделать ей подарок, и она заранее купила ему книгу об американском футболе. Это был его любимый вид спорта, да и книжка стояла в магазине на видном месте.

– Он тебе нравится? – спросил отец как-то вечером.

Фрэнсис сидел в любимом кресле со стаканом в одной руке и пультом в другой, и Кейт на миг показалось, что он только что пришел со службы. Был разговор, что он сможет выйти через несколько месяцев на работу. Кейт слышала, как отец сказал маме, мол ребята по дружбе организуют ему вакансию – так, бумажки перекладывать. Вот только со зрением по-прежнему была беда, несмотря на протез. Коллеги выбили отцу полную пенсию, хотя он получил ранение не на службе. Иногда кто-то из приятелей приезжал его навестить, – Кейт узнавала в них полицейских, едва они выходили из своих машин.

Отец убрал звук телевизора и повернулся к дочери, ожидая ответа.

– Да, он хороший парень, – сказала она.

В гостиной повисла тишина. Только слышно было, как на кухне Лина месит пюре для бананового хлеба и смотрит сериал.

– Кейт… – произнес Фрэнсис, вложив в единственное слово и предостережение, и вопрос.

А потом умерла бабушка. Сначала простудилась, потом оказалось, это грипп, затем началась пневмония. У одноклассницы Кейт тоже была пневмония, но она быстро поправилась и вернулась в школу через неделю. Кейт никак не могла представить, что бабуся больше не вернется в свою маленькую кухню, к холодильнику, в котором хранились остатки обильных обедов, завернутые в фольгу. Лина отправилась в Бей-Ридж – поддержать отца и выбрать одежду для похорон. Готовясь к церемонии, родители говорили о расходах прямо и откровенно, чего не делали раньше никогда, и Кейт впервые испугалась, что денег им может не хватить. Во сколько обойдется гроб из красного дерева? Во сколько встанет еда на поминках? Довольствуются ли гости сэндвичами или будут ждать горячего? Выставлять крепкое или хватит вина и пива? Лина сказала, что боится опозорить отца, Фрэнсис вздохнул. Кароль, бармен, сколько он сможет дать? А Натазя? «Хорошо бы обойтись без сюрпризов», – сказал Фрэнсис. Они с Линой сидели за обеденным столом, высчитывая и пересчитывая. Как обойтись без сюрпризов, если человек не знает, что его ждет? Кейт помнила, как округлились мамины глаза, когда она сообщила, что бутсы стали ей малы.

Если бы Кейт взялась нарисовать график своих мыслей о Питере, на неделю похорон и поминок пришелся бы его пик. Нью-Йорк был огромным городом, а Бей-Ридж лишь крошечной его частью, но ей все равно казалось, что они могут встретиться на поминальной службе. Кейт представляла, как обернется и увидит его у чаши со святой водой. Но настал день похорон, она обернулась, и у чаши никого не было. Церковь была пуста, если не считать тети с дядей и маминых друзей детства. Кейт и Сара провели два дня в городской квартире, занимая дедушку, пока Лина и Натазя разбирали счета за маленьким столом на бабушкиной кухне. Кейт почти не удавалось побыть одной. В один день она сходила в кафе попробовать нью-йоркского яичного крема, в другой – прогулялась к реке посмотреть на мост и на птиц. И всякий раз ей казалось, что это произойдет. Он просто подойдет к ней и скажет: «Кейт?» Как будто ничего не случилось.

Эдди ждал ее на пороге. Его семья прислала Глисонам цветы, а сам он встречал их с подносом маминых баклажанных рулетов. Эдди обнял Лину.

– Привет! – бросила Сара, поднимаясь на крыльцо.

– Ты не обиделась, что я не пришел? – спросил Эдди, когда вся семья ушла в дом, оставив их с Кейт наедине. – Я хотел, но маме была нужна машина, а на автобусе и метро слишком долго добираться.

– Куда не пришел? – удивилась Кейт.

– На похороны.

– Нет, что ты. Я все равно была занята.

– Хорошо. – Эдди перевел дыхание. – Знаешь что? Меня включил в список ожидания колледж Святого Креста.

Он достал из кармана письмо.

– Кто знает? А вдруг меня примут? И тебя тоже.

Эдди обнял Кейт за талию и легонько подтолкнул к машине. Чтобы увезти к брату в гараж, разумеется. Был конец недели, а Джек явно не любил проводить выходные дома.

– Действительно, кто знает, – согласилась Кейт и впервые за несколько месяцев почувствовала, как ее накрывает прохладная волна облегчения.

Скоро он уедет в Массачусетс, и она, если сумеет придумать отговорки на все каникулы и праздники, больше никогда его не увидит.

– Кейт. – На пороге появился отец. Кейт вспыхнула. Интересно, долго ли он подслушивал, стоя за дверью. – Тебя мама зовет.