Текст книги "А время уходит"

Глава 19

Задав навигатору конечный адрес – Оук-стрит, 22, Филадельфия, – Эльвира и Уилли выехали в направлении Пенсильвании.

– Дорогая, имей в виду, что того здания, если судить по аэросъемке, уже нет, – предупредил Уилли, когда карта на панели показала, что до места назначения осталось не более двух миль.

– Это не важно, – сказала Эльвира, с легкостью устраняя потенциальное препятствие. – Способ добыть информацию найдется всегда, как только начнешь тыкаться туда-сюда да разнюхивать. И не забывай, что, даже если здания уже нет, кое-кто из тех, кто жил здесь двадцать шесть лет назад, все еще может быть где-то поблизости.

Уилли уже хотел напомнить, что по указанному адресу значится не жилой дом, а некое производство, но, подумав, решил промолчать. Поставив перед собой цель – отыскать биологическую мать Дилейни, – Эльвира отдалась этому делу всей душой и сердцем и сильно бы расстроилась, если б ее усилия не принесли результата.

Оук-стрит отыскалась в убогом районе со старыми, маленькими, на одну семью, домиками, которые постепенно уступали место строениям, напоминающим склады.

Современный дом № 22 представлял собой трехэтажное здание с вывеской, которая гласила: «ФАБРИКА ПЛИТКИ СЭМА». В витрине красовались образцы керамической плитки разной формы и цвета. Внутри можно было рассмотреть по меньшей мере двух служащих и четырех покупателей.

– Предоставь это мне, – пробормотала Эльвира и потянула на себя дверь.

Навстречу им тут же устремился пожилой мужчина с редеющими волосами и бейджиком на груди, на котором было написано «Сэм».

– Добро пожаловать на «Фабрику плитки Сэма», – сказал он радушным тоном и доброжелательно улыбнулся. – Чем могу вам помочь?

– Не стану отнимать у вас драгоценное время, притворяясь покупателем, – сказала Эльвира, – хотя, глядя на вашу чудесную плитку в витрине, я окончательно поняла, сколь безнадежно устаревшей выглядит наша кухня.

«Ну хватит, перестань, – подумал Уилли, – ничего нам в кухне переделывать не надо. По крайней мере, я на это надеюсь».

Сэм снова улыбнулся.

– Я слышу это от многих. Люди заходят, увидев нашу плитку в витрине. Заходят, как они считают, из любопытства, но потом, подумав, решают, что им действительно нужно обновить кухню или ванную. Может быть, вы из таких…

– Может быть, – добродушно согласилась Эльвира. – Но если вы уделите нам минутку-другую…

Сэм снова улыбнулся.

– Конечно.

– Вы давно здесь обосновались?

– Шестнадцать лет.

– Вы купили это здание?

– Нет. Мы купили два стоявших по соседству друг с другом дома, снесли их и построили вот это.

– Не помните, случайно, фамилии людей, которые владели теми двумя домами?

– Помню только одну. Ее звали Кора Бэнкс. Дело получилось путаное…

– Почему? – Эльвира с трудом сдерживала волнение.

– Нам она назвалась дипломированной медсестрой. Но сразу же после продажи и еще до того, как мы снесли здание, явился полицейский с ордером на ее арест. Похоже, Кора Бэнкс была акушеркой и принимала здесь роды, а потом продавала детишек.

– Вы не знаете, ее арестовали?

– Не думаю. Она слишком быстро убралась из города.

«Вот и всё», – подумал Уилли.

Поблагодарив Сэма за информацию, Эльвира спросила, можно ли взглянуть на имеющийся ассортимент.

Они проследовали за Сэмом на второй этаж, где была представлена не только плитка, но и образцы ее использования на кухне и в ванной.

Сэм оказался любителем поболтать.

– Когда здесь начались перемены, когда люди узнали, что в районе будет разрешено коммерческое строительство, не всем это понравилось. Некоторые даже пикеты устраивали. Вот одна женщина по соседству очень переживала. Говорила, что живет здесь тридцать лет и не хочет иметь под боком плиточную фабрику. И так она огорчалась, что я предложил купить и ее дом, но она отказалась и заявила, что останется на месте, пока ее не вынесут.

Уилли заметил, что Эльвира едва не выронила плитку кремового цвета, которую держала в руке.

– А что, Сэм, она еще здесь?

– Да здесь, куда ей деваться. Зовут Джейн Маллиган. Вдова, живет одна. Ей сейчас за восемьдесят, но каждый раз, когда мы встречаемся, она говорит, что района, в котором она выросла, больше нет.

Эльвире уже не терпелось поскорее проверить, на месте ли соседка. Задержавшись на пару минут и осмотрев некоторые образцы, она еще раз поблагодарила Сэма и пообещала подумать над некоторыми дизайнерскими предложениями.

– Уилли, – с жаром обратилась Эльвира к мужу, когда они вышли наконец из магазина, – если эта Джейн Маллиган даст нам наводку на Кору Бэнкс, я вернусь сюда, выберу плитку, а ты переделаешь и кухню, и ванные.

Дойдя до соседнего дома, они остановились.

– Уилли, учитывая возраст хозяйки… Она, может быть, опасается пускать в дом незнакомых людей. Тебе лучше остаться в машине.

Он знал, что жена, скорее всего, права, но отпускать ее одну в дом, пусть даже там и не было никого, кроме восьмидесятилетней леди, ему не хотелось. Однако и спорить – Уилли знал это на собственном опыте – было бесполезно. Поэтому он повернулся и зашагал по тротуару к их недавно купленному подержанному «Мерседесу».

Эльвира позвонила в звонок и подождала несколько секунд, прежде чем кто-то подошел и посмотрел в «глазок» с другой стороны.

– Кто вы и чего хотите? – спросил дрожащий, ворчливый голос.

– Я – Эльвира Миэн, работаю репортером в «Дейли стандард» и готовлю серию статей о меняющихся городских кварталах и чувствах старожилов. – Эльвира поднесла к «глазку» журналистское удостоверение.

Щелкнул замок. Джейн Маллиган приоткрыла дверь, смерила гостью оценивающим взглядом и, не обнаружив ничего подозрительного, открыла дверь шире.

– Заходите, уж мне-то есть что сказать!

Старушка провела Эльвиру в чистенькую, ни пылинки, крохотную го́стеную с мягким диваном, парой клубных кресел, пианино и круглым столом, на котором лежали фотографии.

Джейн Маллиган пригласила гостью садиться, но Эльвиру привлекли фотографии. «Внуки», – сразу же подумала она.

– Какая чудная группа! Это все ваши внуки?

– Все десять. – В голосе старушки зазвучала гордость. – Такие смышленые да красивые – во всем мире лучше не сыскать.

– Вижу и понимаю ваши чувства, – согласилась, опускаясь на диван, Эльвира.

– И что вы хотите от меня услышать? Как разрушить тихий район, понатыкав в нем коммерческих зданий?

Прежде чем Эльвира успела ответить, хозяйка разразилась пространной тирадой о том, какой прекрасной была эта улица когда-то, много лет назад.

– Здесь все друг друга знали. Никто не запирал двери на замок.

Дождавшись паузы, Эльвира поспешила вставить вопрос:

– Я так понимаю, ради той плиточной фабрики были снесены два соседних дома. Вы знали людей, которые жили в них?

– Да, знала. В одном жила семейная пара, мои друзья. Дом они продали, потому что хотели быть поближе к своей дочери. Она сейчас в Коннектикуте живет.

– А в другом?

– Первая владелица перебралась в дом для престарелых. А вот женщина, которой она продала дом… о ней и говорить не хочется.

– Что так?

– Она оказалась акушеркой.

– А давно это было?

– Лет, наверное, тридцать назад.

Эльвира мгновенно произвела нехитрые подсчеты. Получалось, что, когда Дилейни появилась на свет, Кора Бэнкс была еще здесь.

– Я знала, что там творилось что-то сомнительное, – разоткровенничалась Джейн Маллиган. – Наблюдала за людьми, которые приходили и уходили, и неизменно видела одно и то же. Один-два сопровождающих и беременная девушка. Потом, через какое-то время, от часа до восьми, девушку выводили и вели под руки к машине… После нескольких таких случаев я поняла, что там происходит. Одни приводили туда беременную девушку, другие выходили с ребенком. И это были разные люди. Я думала, что у Коры Бэнкс агентство по усыновлению. Так продолжалось четырнадцать лет. Но потом появился полицейский с ордером на арест, и я узнала, что она продавала детей. Чуть не умерла от ужаса…

– Вам известно, куда она уехала?

– Нет. И знать не желаю.

– У нее были подруги? Кто-нибудь навещал ее?

– Она ни с кем не общалась, держалась сама по себе.

– Значит, никого, кого можно назвать ее подругой, вы не знаете? – стараясь не выказать огорчения, спросила Эльвира.

– Кто ж захочет дружить с тем, кто продает детей? – развела руками Джейн Маллиган. – Светская жизнь Коры Бэнкс, если таковая и имела место, проходила не в этом доме.

На этом Эльвира попрощалась с хозяйкой, вышла и села в машину.

– Поехали домой, – сказала она мужу.

По прозвучавшей в ее голосе нотке огорчения Уилли понял, что разговор с Джейн Маллиган не дал ожидавшихся результатов.

– То есть ты не узнала ничего такого, что помогло бы Дилейни найти ее биологическую мать? – спросил он, выслушав краткий пересказ состоявшегося разговора.

– Не узнала. Но я знаю, почему Дженнифер Райт так не любит говорить об удочерении Дилейни. Она не хочет, чтобы та узнала, что они купили ее.

– Может быть, у них не было другой возможности завести ребенка? – предположил Уилли. – Обоим около пятидесяти, а им так хотелось девочку.

– Наверное, ты прав, – согласилась Эльвира. – Но, на мой взгляд, одно дело, когда молодая женщина отдает своего ребенка, и совсем другое, когда она продает его тому, кто даст более высокую цену. – Она помолчала, потом добавила: – Дилейни, конечно, я ничего этого говорить не стану. Скажу, что мы зашли в тупик.

– Сдаешься или все же продолжишь поиски?

– Конечно, продолжу, – с чувством сказала Эльвира. – Мы знаем, что женщина, направившая Райтов к Коре Бэнкс, умерла, но, может быть, она любила потрепаться и что-то рассказала подругам или родственникам…

– А кто ее подруги и родственники?

– Вот это мне и предстоит выяснить. Загляну в ее некролог. Там должны быть какие-то фамилии. Оттуда и начну.

Они уже переехали по мосту из Пенсильвании в Нью-Джерси и взяли курс на Манхэттен, когда Эльвира вдруг встрепенулась.

– Знаешь, Уилли, мне действительно понравилась та плитка. И картинки, на которых она здорово смотрится на кухне и ванной, вдохновили меня. Я дала себе обещание: если мы найдем мать Дилейни, то обновим плитку. Но только если мы ее найдем.

Уилли вздохнул.

– Ты имеешь в виду, дорогая, что я буду обновлять плитку, а ты понаблюдаешь со стороны?

Эльвира повернулась к нему и улыбнулась.

– Уилли, я всегда говорила, что ты великий мыслитель.

Глава 20

Дилейни и Джонатан шли по Пятьдесят седьмой улице. Не доходя до Первой авеню, они зашли в ресторан «Нирис».

– Мое детство прошло в Нью-Йорке, и в те времена мы часто бывали здесь с дедушкой, – сообщил Джонатан, пока менеджер вел их к свободному столику, и, оглядевшись, добавил: – Похоже, время тут остановилось. Все как и раньше, ничего не изменилось.

– Я здесь в первый раз, – призналась Дилейни.

– О, это местечко знавало свои великие моменты. Сюда любил захаживать губернатор Кэрри, прославившийся высказыванием насчет того, что, мол, Господь превратил воду в вино, а Джимми Нири совершил обратное.

Дилейни рассмеялась, а потом подумала, что чувствует себя так, будто знает Джона целую вечность, что с ним ей легко и просто. И как замечательно, что после целого месяца молчания он вдруг вынырнул вот так неожиданно.

Они говорили. Рассказывали о себе. Узнавали друг друга лучше. Еще раньше Дилейни упоминала, что работает репортером, специализируется на судебных репортажах и любит свою работу. Теперь она похвастала, что рассчитывает получить постоянное место соведущего в вечерних шестичасовых новостях.

– Солидное повышение, – согласился Джон. – Кстати, если я правильно помню, ты ведь не откажешься от бокала шардоне.

– А ты предпочитаешь водку с мартини.

Она сидела на банкетке. Он – по другую сторону стола – смотрел ей прямо в глаза.

– Мне только кажется или я действительно слышу колебание в твоем голосе, когда ты говоришь о переходе на работу в студии? – спросил Джонатан, сделав заказ.

– Вообще-то никакого колебания нет. Работа замечательная. Просто… Мне ведь и судебным репортером нравилось быть. Не знаю, многие ли понимают, каково это – наблюдать за обвиняемым и свидетелями, слушать показания, видеть, как люди загоняют гвозди в крышку ее или его гроба…

– Ты ведь освещаешь процесс над Бетси Грант. Я читаю об этом.

– Да, это мой процесс.

– Случай, на мой взгляд, совершенно ясный. Жена остается наедине с больным мужем. Сиделка неожиданно заболела и вынуждена уйти…

– Намекаешь на то, что Бетси Грант могла подсыпать что-то сиделке, чтобы той стало плохо? – спросила Дилейни, удивившись неожиданному всплеску гнева где-то в глубине.

– Только на меня не злись, – предупредил Джон. – Как сказал Уилл Роджерс[4]4
  Уильям Пенн Эдер «Уилл» Роджерс (1879–1935) – американский ковбой, комик, актер и журналист.


[Закрыть], я знаю только то, что читаю в газетах.

– Конечно. Ты прав. – Она кивнула, смягчившись. – Просто я немного завелась. Но я была там, наблюдала за ней, слушала показания управляющего похоронным бюро и этого ее приемного сыночка. У меня сердце сжималось от жалости к ней. Когда судмедэксперт заговорил о том, какой была сила удара, от которого умер ее муж, она потрясла головой, как будто не могла это слышать, не могла это принять.

Джонатан посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Я знаю, что ты думаешь, – торопливо добавила Дилейни. – Мол, такая реакция ни о чем не говорит и так может вести себя и виноватый, и невинный.

Он кивнул.

«Наверное, лучше сменить тему, – подумала Дилейни. – В суде я могу быть совершенно объективной; здесь же грудью становлюсь на защиту женщины, которая вполне может быть виновной в убийстве беззащитного, страдающего от болезни Альцгеймера человека. Почему?» Ответа на этот вопрос у нее не было.

Подошедший официант поставил на стол напитки.

– Когда я спросила, что привело тебя в Нью-Йорк, ты сказал, что приехал ради меня. Приятный комплимент, но все-таки что вытащило тебя из Вашингтона?

Джонатан подождал, пока официант закончит и отойдет подальше. Затем, понизив голос так, что Дилейни пришлось затаить дыхание, чтобы услышать его, сказал:

– На Восточном побережье, от Вашингтона и до Бостона, существует тайная сеть фармацевтов, получающих от врачей незаконно выписанные рецепты, по которым они продают наркосодержащие лекарства всякого рода знаменитостям и влиятельным людям с Уолл-стрит. Врач тратит на осмотр пациента одну минуту, а то и вовсе обходится без осмотра, выписывает рецепт на сильнодействующий опиоидный анальгетик вроде перкоцета или оксикодона и зарабатывает небольшое состояние. Закон обязывает фармацевтов уведомлять власти о случаях появления подозрительных рецептов. Однако некоторые аптекари просто закрывают на это глаза, предпочитая ничего не замечать, или делают на этом деньги. Результат всего этого – появление тысяч новых наркоманов и обеспечение их наркотиками.

– Их еще называют случайными потребителями?

– Некоторые именно так и начинали, но потом подсаживались по-настоящему. Другие принимали выписанные лекарства для облегчения боли от реальных ран и травм. Когда их лечащие врачи не соглашались выписывать лекарства сверх определенной нормы, они находили других врачей, которые соглашались на это. Я занимаюсь этой темой по заданию «Вашингтон пост», и мне известно, что полиция ведет наблюдение за несколькими аптекарями и врачами в столице и в Бостоне.

– То есть ты имеешь в виду, что они выписывают опиоидные болеутоляющие таким, как Стивен Харвин?

– Именно так. Проходя курс лечения от лейкемии, он, вероятно, сидел на сильных наркосодержащих анальгетиках. И в результате заработал зависимость.

– У тебя есть имена конкретных людей?

– Есть. Их не очень много, но для начала вполне достаточно.

Им принесли меню, и Джонатан, раскрывая свое, коротко добавил:

– Еще один интересный момент. Когда Блумберг был мэром, он звонил сюда заранее и говорил Джимми, что они с Дайаной уже идут и пусть он готовит жареного цыпленка.

– Именно его я и собиралась отведать.

Разобравшись с заказами, Джонатан отпил мартини, а Дилейни пригубила свое вино. Месяц назад, впервые обедая вместе, они успели рассказать друг другу о своих хобби. Услышав, что любимые увлечения Дилейни – верховая езда, пешие походы и лыжи, Джонатан сказал: «С последними двумя я согласен, а вот возможности брать уроки верховой езды у меня в детстве не было. Катался только в метро. Мои дед и отец были детективами в департаменте полиции Нью-Йорка».

На этот раз, рассказывая о себе, оба копнули глубже. Джонатан оказался на два года старше. Это выяснилось за обедом в прошлом месяце, но теперь он кое-что добавил:

– У меня был брат-близнец. Умер при рождении. Для мамы это горе осталось на всю жизнь. На моем дне рождения я всегда замечал слезы у нее в глазах.

Дилейни еще раньше упомянула, что росла в приемной семье, но теперь, неожиданно для себя самой, сказала:

– А я вот не знаю, печалится ли моя мать по мне в мой день рождения.

– Уверен, что да.

Обед затянулся на два часа, а потом Джонатан заплатил по счету и проводил ее до дома. Идти с ним под руку было удобно и приятно. За то время, что они провели в ресторане, тепло сентябрьского дня сменилось резким холодком вечера.

– Если так пойдет дальше, лыжный сезон откроется уже скоро, – с удовлетворением заметил Джонатан.

– Надеюсь, что так и случится, – подхватила Дилейни.

У входа в дом они остановились, и она пригласила его подняться – пропустить по стаканчику на ночь, – но Джонатан покачал головой.

– Не сегодня.

Он поцеловал ее в щеку, а когда швейцар открыл дверь, повернулся и спустился на тротуар.

– Ты веришь в любовь с первого взгляда?

Ответить она не успела.

– Я верю, – сказал Джонатан и ушел.

Глава 21

Следующим свидетелем, которого вызвало обвинение, стала сиделка, Анжела Уоттс. На взгляд Дилейни, нервничала она не меньше, чем домработница Кармен Санчес. Задав стандартные вопросы, в том числе и о ее опыте в качестве домашней сиделки, прокурор спросил, какие отношения установились у нее с семьей Грантов.

В отличие от Кармен Анжела Уоттс отвечала четко и коротко, не позволяя себе лишнего.

– Вас наняли сиделкой для доктора Гранта?

– Да.

– Сколько времени вы проработали в семье?

– Три года, два месяца и четыре дня.

– Как строился ваш рабочий график?

– Шесть дней в неделю, круглосуточно, и выходной по воскресеньям.

– Кто ухаживал за доктором Грантом по воскресеньям?

– Миссис Грант.

– Вечером накануне смерти доктора Гранта вы находились в доме?

– Да, по случаю его дня рождения был устроен небольшой праздничный обед.

– Кто присутствовал на праздничном обеде?

– Доктор и миссис Грант, Алан Грант и два врача, с которыми работал когда-то доктор Тед, с женами.

– В каком состоянии был доктор Грант в тот вечер?

– Перед обедом, за коктейлями в го́стеной, он вдруг разволновался, поднялся из кресла и принялся расхаживать по комнате, бормоча что-то неразборчивое.

– Что было потом?

– Мисс Бетси обняла его, и он сразу же успокоился. Через несколько минут все перешли в столовую.

– Вы сидели за столом?

– Да. Готовила и подавала Кармен Санчес.

– Как доктор Грант вел себя во время обеда?

– Поначалу все шло хорошо. Он был тих и молчалив, но спокоен.

– Что случилось потом?

– Доктор Тед вдруг поднялся. Очень злой, с перекошенным лицом. Когда вставал, оттолкнул стул, да так сильно, что тот упал. А потом резко перегнулся через стол, при этом на пол попадали тарелки и стаканы.

– Как повела себя миссис Грант?

– Попыталась усадить его, но он повернулся и ударил ее по лицу. Потом другие врачи и сын схватили его и понемногу успокоили. Он очень расстроился, заплакал. Я предложила отвести доктора Теда в спальню и уложить в постель.

– Что было дальше?

– Доктор Клифтон и мы с Аланом отвели его в спальню.

– Продолжайте.

– Я собиралась переодеть доктора Теда в пижаму, но вдруг почувствовала себя плохо.

– Опишите ваше недомогание.

– Тошнота, головокружение. Мне было очень плохо.

– Вы сказали, что это случилось неожиданно?

– Совершенно неожиданно. Меня как будто лавиной накрыло.

– Что вы сделали?

– Все говорили, чтобы я шла домой и позаботилась о себе. Говорили, что справятся без меня. Спрашивали, в состоянии ли я доехать домой. Я сказала, что смогу, и ушла. Дома я сразу легла в постель и почти мгновенно уснула. На следующее утро проснулась как обычно, в шесть часов. Ни головокружения, ни тошноты, нормальное самочувствие.

– Оставался ли в доме на ночь кто-то, кроме миссис Грант? Вы знаете что-то об этом?

– Миссис Грант сказала мне, что гости задержались еще на час, а потом, когда удостоверились, что доктор Тед уснул, уехали.

– Значит, в доме на ночь осталась только миссис Грант с мужем? Правильно?

– Да, правильно.

– Вы пришли на следующее утро в дом Грантов?

– Да.

– Во сколько?

– В восемь часов.

– У вас есть свой ключ от входной двери дома Грантов?

– Да, есть.

– И вы знали четырехзначный код для включения и выключения системы сигнализации?

– Да, знала.

– Когда вы пришли утром, входная дверь была заперта или нет?

– Дверь была заперта.

– А в каком режиме была система сигнализации?

– Она была включена. Я ввела код и отключила ее.

– Что вы делали, когда вошли в дом?

– Повесила пальто и сразу же прошла в комнату доктора Гранта. Сначала подумала, что он спит, но потом подошла к кровати и заметила, что он не дышит. Я дотронулась до его шеи и лица. Они были холодные. И я поняла, что доктор Тед умер.

– Поняв, что он умер, что вы сделали?

– Я набрала «девять-один-один» и поспешила в комнату к миссис Грант.

– Миссис Грант еще спала?

– Она была в ванной и открыла дверь, когда я позвала ее. В руке у нее был фен. Миссис Грант сушила волосы. Я сказала, что доктор Грант умер во сне.

– Как она отреагировала на ваши слова?

– Не произнесла ни слова. Просто стояла и смотрела на меня. Потом бросила фен на кровать и прошла мимо. Я последовала за ней в комнату доктора Гранта.

– Что она делала потом?

– Погладила его по лицу.

– Она сказала что-нибудь?

– Да. Она сказала: «Ох, бедняжка… Слава богу, для него все кончилось».

– Как она держалась?

– Спокойно. Очень спокойно. Сказала: «Анжела, ты позвонила “девять-один-один”?» Я ответила, что да, позвонила, и тогда она сказала: «Я, пожалуй, пойду и оденусь». Потом повернулась и, не посмотрев на меня, вышла из комнаты.

«Как ужасно ты меня описала, – в отчаянии подумала Бетси. – Я была в шоке. Столько лет надо мной как будто висел топор. У меня на глазах угасал прекрасный, милый человек. Я только-только решила поместить его в специальное учреждение, пока он не навредил ни себе, ни мне, ни кому-то еще. И я испытала облегчение от того, что он умер раньше, чем я успела это сделать». Бетси вспомнила, как в моменты прояснения рассудка Тед умолял ее оставить его дома, и к горлу подступил комок.

– Что было потом?

– Миссис Грант оделась очень быстро. Она вернулась в спальню доктора Теда, как раз когда приехал полицейский.

– Мисс Уоттс… – Элиот Холмс взял небольшую паузу, потом продолжил: – Давайте вернемся к событиям, произошедшим непосредственно после обеда. Вы показали, что вместе с доктором Скоттом Клифтоном и Аланом Грантом отвели доктора Гранта в его спальню после инцидента за столом. Был ли на прикроватном столике какой-либо предмет, украшение или сувенир?

– Да, был.

– Опишите его, пожалуйста.

– На столике стоял набор из ступы и пестика, подаренный доктору Гранту за его службу в больнице Хакенсака.

– Я правильно понимаю, что пестик можно было взять из ступы?

– Да.

– Постарайтесь вспомнить, лежал ли пестик на ночном столике, когда вы укладывали доктора Гранта в постель после обеда.

– Да, он был там. Лежал в чаше, то есть в ступе.

– Вы уверены?

– Да, уверена.

– Мисс Уоттс, я задам вам несколько вопросов из другой области. Вы знакомы с неким Питером Бенсоном?

– Нет, не знакома.

– А имя это слышали?

– Да, слышала.

– Знаете ли вы, что миссис Грант виделась с мистером Бенсоном?

– Да, знаю. Миссис Грант иногда обедала с ним и всегда давала мне номер его сотового телефона – на тот случай, если мне понадобится позвонить ей, а ее телефон не будет отвечать.

– Что вы имеете в виду, когда употребляете слово «иногда»?

– Я бы сказала, два раза в месяц.

– Когда она обедала с ним в последний раз?

– За день до праздничного обеда.

– Миссис Грант разговаривала с вами о Питере Бенсоне?

– Нет. Она только сказала, что это ее старый школьный друг. Ничего больше она не говорила. Но, как мне кажется, она всегда была в хорошем настроении, когда отправлялась на встречу с ним.

– Больше вопросов к свидетелю не имею, – сказал прокурор и ухмыльнулся, обменявшись взглядами со старшиной присяжных.

Зал притих. В полной тишине Элиот Холмс вернулся на свое место.

«Интересно, – подумала Дилейни, – что предпримет защита и какие аргументы представит, чтобы нейтрализовать эффект от показаний сиделки?»

– Мистер Мейнард, – произнес судья, – свидетель ваш.

– Мисс Уоттс, вы сказали, что проводили в доме шесть дней в неделю и работали круглосуточно. Это так?

– Да.

– Когда миссис Грант отправлялась на встречу с Питером Бенсоном, в какое время она обычно выходила из дома?

– Обычно от половины пятого до пяти.

– И во сколько она обычно возвращалась?

– От половины одиннадцатого до одиннадцати.

– Случалось ли, что она не возвращалась домой вовсе или задерживалась дольше указанного вами времени?

– Сказать по правде, я часто засыпала еще до десяти. Но сплю я чутко и обычно слышала, когда она возвращалась и когда поднималась гаражная дверь. Но я не могу поклясться, что она никогда не приходила позже.

– Миссис Грант когда-либо говорила вам, что не вернется домой после какого-либо из таких обедов?

– Нет, она всегда возвращалась домой.

– Миссис Грант всегда спала в маленькой комнате на первом этаже, чтобы быть поближе к доктору Гранту, если тот встанет ночью?

– Да. Она всегда помогала мне, если доктор Тед просыпался среди ночи.

– Мисс Уоттс, вы показали, что у вас был ключ от входной двери и что вы знали код охранной сигнализации. Это так?

– Да.

– Знаете ли вы, кто еще имел ключ от дома и знал код сигнализации?

– Ну, разумеется, ключ был у миссис Грант и у домработницы. И, конечно, они обе знали комбинацию кода.

– Таким образом, получается три ключа. Был ли еще у кого-нибудь ключ? И не было ли запасных?

– Когда я только начинала работать, было четыре ключа. Четвертый – у доктора Гранта. Но потом, несколько лет назад, он то ли потерял его, то ли положил куда-то не туда. Мы его так и не нашли.

– Мисс Уоттс, у большинства современных систем сигнализации есть функция записи, благодаря которой можно точно узнать, когда система была активирована или выключена и какой использовался ключ. В той системе, которая установлена в доме Грантов, такое предусмотрено?

– Нет. У них система довольно старая, и этой функции там нет.

– Заходила ли когда-либо речь об усовершенствовании имеющейся системы или установке новой?

– Я спрашивала об этом у миссис Грант, но она сказала, что доктору Гранту удобнее с тем, что есть. Когда я начала работать, он мог сам открыть дверь, а в хорошие дни сам вводил код. Но в последние два года у него уже и это не получалось.

– Вы лично видели, как доктор Грант самостоятельно вводил код в хорошие, как вы говорите, дни?

– Да, видела.

– Набирая на панели четырехзначный код, он делал при этом что-то еще?

– Да, доктор Грант произносил цифры вслух.

– Он произносил их достаточно громко, чтобы вы их слышали?

– Да.

– Итак, вы свидетельствуете, что в то время, когда работали в доме Грантов, ключей было четыре, и код на протяжении многих лет не менялся. Вы свидетельствуете, что один из четырех ключей, с помощью которого кто угодно мог войти в дом, пропал несколько лет назад. Вы также утверждаете, что при наборе кода доктор Грант обычно произносил цифры комбинации вслух и любой, кто находился в это время рядом, мог это слышать. Я правильно все изложил?

– Да, правильно.

Несколько секунд Мейнард молча смотрел на присяжных, потом повернулся к судье:

– У меня больше нет вопросов к свидетелю.