Текст книги "Сквозь все преграды"

Глава 21

Положив ноги на стол, Мэтью откинулся на спинку кресла и еще раз прочитал стихотворение вслух – медленно и старательно выговаривая каждое слово:

Давай сочтем те способы, которыми тебя люблю.

Люблю тебя до поднебесной высоты и до подземной глуби.

Как в минуты, когда душа объемлет Начата и Концы Вселенной.

Люблю тебя я страстно, словно солнца свет и свет свечей. Люблю тебя свободно, словно человек, вступивший в бой за Правду. Люблю тебя я чисто, словно те, что могут отказаться от похвал.

Люблю тебя, как старые мои печали и детства дни. Люблю тебя я той любовью, что души праведников жгла. Люблю тебя своим дыханьем, улыбками, слезами и всей жизнью. И если Бог позволит, любить тебя я буду лучше после смерти.

– Ух ты! Невероятно, но я учу стихи! – пробормотал он, закрыв глаза и положив голову на спинку кресла, – Это все равно что пытаться говорить на хинди. Наверное, это было бы понятнее и проще. – Опустив ноги на пол, Мэтью вздохнул: – Если она и после этого будет сомневаться в моей любви, значит, дела мои плохи. Какие же ей еще нужны доказательства?

За последние несколько недель Мэтью узнал много интересного о том, как следует ухаживать за женщиной, и выяснил, что это занятие мало чем отличается от выслеживания преступника. И то, и другое требует особых способностей.

Мэтью понял, что, ухаживая за любимой женщиной, можно загнать себя в могилу… или следует просто отказаться от этого занятия. А Этти не хотела ему помочь, потому что была слишком упряма. С ее губ то и дело слетали фразы: «Нет, спасибо», «Я не выйду за тебя замуж», «Пожалуйста, уходи».

Но Мэтью не терял надежды и не падал духом. Как говаривал старина Лэнг Тайне: «Борись, если дело того стоит». Он был уверен: когда они поженятся, Мариетта сторицей вознаградит его за все теперешние страдания. Она твердила «нет», но глаза говорили совсем другое… Мэтью видел в ее глазах страсть, желание, мечты, которые любая благовоспитанная леди сочла бы неприличными.

Иногда Мэтью одерживал маленькие победы, и это давало ему надежду. Когда он каждое утро появлялся на пороге с неизменным букетом, Мариетта уже не захлопывала дверь перед его носом. Когда он обращался к ней на улице или в церкви, она больше не притворялась глухой. Дважды Мариетта ходила с ним в ресторан, хотя оба вечера говорила только о том, что не выйдет за него замуж и что он не должен брать на себя ответственность. Но даже слушая эту чепуху, Мэтью наслаждался. Он был счастлив, что сидит рядом с ней за столиком и смотрит на свою избранницу. Ему хотелось вечно любоваться тем, как Этти изящно разрезает мясо, как осторожно обхватывает ножку хрупкого бокала своими длинными пальцами, как величественно сидит на стуле, словно королева на троне.

Однажды Вирджил Киркленд пригласил его на собрание по поводу сбора денег для новой школы, которое устраивала Мариетта. Сначала она рассердилась, но Мэтью стерпел ее холодность. А в конце вечера они два раза танцевали, и ему удалось рассмешить ее. Он трижды предлагал Этти выйти за него замуж и трижды получил отказ, но на третий раз в ее голосе прозвучали нотки усталости. Это приободрило Мэтью. Пусть она не верит в его любовь, но, может, удастся взять ее измором?..

В прошлое воскресенье после церкви Элизабет удалось заманить Мариетту на обед в «Лос Роблес». Она нарочито игнорировала Мэтью, хотя со всеми остальными вела себя очень любезно. В середине трапезы Элизабет спросила Джимми, не была ли их бабка на какую-то часть крови немкой. Опередив брата, Мэтью сострил:

– Нет, она была не маленькой немкой, а большой. Все сидевшие за столом заохали, а Этти залилась своим звонким задорным смехом, от которого у Мэтью всегда щемило сердце. Джимми наклонился к нему и прошептал:

– Тебе надо на ней жениться. Это единственная женщина, которая смеется твоим шуткам.

После обеда Нат Киркленд, которого Элизабет пригласила вопреки всем возражениям Мэтью, предложил отвезти Этти домой. Мэтью, естественно, запротестовал. Мариетта чуть было не устроила сцену, когда тот взял ее на руки и понес на конюшню, но потом успокоилась. Она высказалась только тогда, когда они отъехали на полмили от дома.

– Твое отношение к Натану Киркленду граничит с безумием, – сурово сказала Мариетта. – И оно абсолютно необоснованно. Совершенно необоснованно.

– Ха! – ответил Мэтью, щелкнув вожжами. – Ты ничего не знаешь о Нате Киркленде. Он любит отбивать женщин. Помнишь поговорку о лисе в курятнике? Это о нем.

– Неправда! – воскликнула Мариетта. – Натан Киркленд во всех отношениях настоящий джентльмен. Он очень добр ко мне.

– Неудивительно, – хмыкнул Мэтью.

– Он добрый! – горячилась Мариетта.

– Он пытался поцеловать тебя?

– Да как ты смеешь?! У тебя нет права задавать подобные вопросы!

– Черт возьми, Этти! – Мэтью резко остановил лошадей. – Если Нат хотя бы пальцем до тебя дотронется, я ему все кости переломаю!

– Мэтью Кейган! Ты…

Он начал целовать ее и целовал до тех пор, пока Мариетта не смирилась. И не только смирилась – она стала именно такой, какой Мэтью хотел ее видеть. Она принадлежала ему, она пылала страстью. От ее рук, обнимавших его за шею, исходил жар. В этот день Мариетта опять была в трауре, который надевала почти каждый день. Лаская ее грудь, Мэтью негодовал: плотная жесткая материя оказалась слишком большим препятствием для его пальцев.

Впрочем, Мариетта быстро справилась с собой, оттолкнула его, села прямо и постаралась выровнять дыхание. А через минуту, поправив жакет и шляпку, как ни в чем не бывало заявила:

– Если ты не потерял разум, то должен был заметить, что Натан влюблен в другую.

«Боже мой, как она хороша! Чертовски хороша. Из нее получился бы отличный напарник!» – Мэтью воочию видел, как Этти хладнокровно расправляется с бандитами и ворами. Да, она бы их лихо скрутила! Достаточно вспомнить историю с Куинном. И он, Мэтью, попал к этой женщине под каблучок.

– Ты хочешь сказать, что он влюблен в Элизабет? – проговорил Мэтью, немного успокоившись. – Я знаю об этом. Не понимаю только, почему Джимми впускает в дом Иуду. Но даже если Нат питает нежные чувства к Бет, это вовсе не означает, что он не будет ухаживать за другой женщиной. Однако на мою женщину я ему заглядываться не позволю.

– Я не твоя женщина. Я сама по себе.

– Ты моя, – возразил Мэтью, пустив лошадей вскачь. – Моя, Этти. И запомни: у нас тут свои обычаи, ты к таким не привыкла, поэтому будь осторожна. Если я увижу, что Нат Киркленд строит глазки или дотрагивается до тебя, клянусь: будь он хоть священником, который дает тебе благословение, негодяй получит сполна, как и любой другой мужчина. И этого урока Нат никогда не забудет.

Наверное, не надо было с ней так разговаривать, подумал Мэтью, но он так увлечен ею, что не всегда может сдержать себя.

Он встал, подошел к окну и стал смотреть на прохожих, изнемогающих под палящими лучами полуденного летнего солнца. Да, после той прогулки в Этти словно бес вселился.

Конечно, Мэтью понимал, в чем дело. Она совершенно не хотела поверить в его любовь. И винить ее за это он не мог, учитывая, что натворил в Марипозе. Они старательно обходили эту тему. Вообще-то Мэтью очень хотелось рассказать, что он увидел, как Этти целует фотографию Дэвида, и ему стало больно, а потом последовала слишком бурная реакция. Но беда в том, что Мэтью боялся. А вдруг в ответ на это признание Этти скажет, что ему до Дэвида далеко и что она не сможет любить его так, как своего покойного мужа? Только такие слова могли заставить Мэтью отказаться от борьбы, и он не хотел, чтобы Этти их произносила.

Дверь тюрьмы вдруг распахнулась, и оттуда высунулась голова Тедди Стэнфилда, заместителя шерифа.

– У мисс Беверли кто-то спьяну открыл стрельбу!

– Проклятие! – Мэтью схватил свою шляпу и двинулся к выходу. – Третий раз за неделю! Трудно поверить, что в таком тихом городишке столько головорезов.

– Сейчас их стало вдвое меньше, – рассмеялся Тед. – С тех пор как вы заняли пост шерифа, местные ведут себя гораздо спокойнее.

– Им надо побыстрее научиться хорошим манерам. Меня вся это выводит из терпения. Не хватало еще тратить время на пьяниц в борделях! Есть дела и поважнее.

Через полчаса они уже вели в тюрьму юного дебошира, который еле передвигал ноги.

– Вы, кажется, понравились мисс Беверли, маршал, – с восхищением сказал Тед. – Как она вас поцеловала!

– Да, уж она в этом знает толк! – Мэтью усмехнулся. – Мисс Беверли, наверное, просто была рада, что ее ковер не запачкали кровью. И перестань называть меня маршалом.

– Слушаюсь, шериф, – бодро отозвался Тедди, подталкивая вперед упрямого арестанта. – Давай же, не падай!

У дверей тюрьмы Мэтью обернулся и увидел Мариетту, которая выходила от доктора Хэдлоу. Она тоже заметила его и застыла на месте, не сводя глаз с пьяницы, которого они волокли. У нее было довольно хмурое лицо, а в глазах застыла печаль.

– Ты справишься один, Тедди? – Мэтью взвалил свою ношу на плечи подчиненного.

– Конечно, – ответил Тедди, чуть не рухнув на тротуар под тяжестью полубесчувственного тела. – Никаких проблем.

– Ну и хорошо, – сказал Мэтью и направился к Мариетте.

Он думал, что она отвернется и уйдет, но нет… Подойдя к ней, Мэтью вдруг вспомнил их первую встречу в Сакраменто, когда Этти отбивалась от Куинна и его парней. Неужели это было всего три месяца назад? Ему казалось, что прошли годы.

Сегодня, как и в тот день, Мариетта была одета в элегантное черное платье, сшитое по последней моде. Во всяком случае, так решил Мэтью. А сколько на ней украшений! Длинные серьги из оникса, красивые дамские часы на цепочке – тоже из оникса, брошь в виде букета цветов. И все черное. Даже в выборе украшений она соблюдает траур, с некоторым удивлением подумал Мэтью. Ее красивые белокурые волосы были гладко зачесаны. На фоне черной шляпки с траурными лентами и кружевами серые глаза казались больше и темнее, чем обычно.

– Добрый день, миссис Колл.

– Добрый день, маршал, – спокойно ответила Мариетта.

– Почему ты одна? Где Берти?

Она кивнула в сторону салуна, откуда выходил Либерти. Увидев Мэтью, он улыбнулся, приподнял шляпу и, повернувшись, пошел обратно.

– Братья Дроганы – надежные стражи, маршал Кейган. Они оставляют меня в покое только тогда, когда появляетесь вы.

– Потому что я не опасен! – засмеялся Мэтью. – И теперь я шериф, дорогая, – напомнил он ей. Ему многим приходилось напоминать об этом, прогуливаясь по городу. – Я больше не маршал.

Мариетта расстегнула свою сумочку и вытащила оттуда белоснежный носовой платок, на котором была вышита большая буква М.

– Ты должен стать им снова. – Она принялась энергично вытирать ему губы.

На платке осталось ярко-розовое пятно.

– Э-э… а-а!.. – изумленно мычал Мэтью.

– Очень мило, – пояснила Мариетта, засовывая платок в сумочку. – Прелестный оттенок.

– О, дорогая, не расстраивайся! Я все объясню.

– Не сомневаюсь, маршал Кейган, – сказала Мариетта нарочито вежливым тоном, будто разговаривала с кем-то на великосветском рауте. – Но, к сожалению, мне пора идти. Я не имею возможности выслушать вас. До свидания.

Она повернулась, но Мэтью остановил ее, взяв под локоть.

– Не надо так, – прошептал он, прижимая Мариетту к себе. – Для этого нет причин. Мисс Беверли поцеловала меня за то, что я избавил ее от пьяницы. Ты же видела, мы с Тедом волокли его в тюрьму. Она была очень благодарна, потому что все обошлось без лишнего шума. Ничего больше не было, клянусь! Послушай, милая, – продолжал Мэтью, стараясь придать своим словам большую убедительность. – Ты же знаешь, что с тех пор, как мы встретились, я не взглянул ни на одну женщину.

Мариетта удивленно подняла брови.

– Ну, ладно. Может, и взглянул. Но будь я проклят, если до кого-нибудь дотронулся. По крайней мере, – быстро поправился Мэтью, когда Мариетта снова попыталась вырвать руку, – не я был инициатором. Если хочешь, могу поклясться могилой матери.

– В самом деле, маршал Кейган?

– Я говорю чистую правду.

– Очень хорошо, сэр, я вам верю, – сказала Мариетта без особой уверенности в голосе. – Впрочем, это не важно. Мне все равно.

– Неужели?!

– Мне все равно!

– Хорошо. Тогда не будем больше об этом. – Он кивнул на дверь, из которой только что вышла Мариетта. – Ты заходила к Хэдлоу? Все в порядке?

– Да. – Щеки Мариетты окрасились легким румянцем. – Худшее уже позади. Через месяц-другой тошнота пройдет.

– Слава Богу! – с облегчением сказал Мэтью. Он никогда не слышал, чтобы у кого-нибудь акклиматизация протекала так болезненно, и от всей души надеялся, что Этти скоро оправится. – Ты очень похудела и стала почти прозрачная.

– Это естественно, во всяком случае, так мне сказали. – Она опустила глаза. – Но скоро я опять начну набирать вес.

– Да? – Мэтью не смог скрыть удивления. Конечно, ей нужно пополнеть, но каким образом это произойдет, если она ест мало, словно птичка? Мариетта сердито посмотрела на него:

– Я не собираюсь превращаться в толстую корову, если ты об этом думаешь. Я наберу ровно столько килограммов, сколько нужно, не больше.

– Да, правильно, – примирительно сказал Мэтью. – Док Хэдлоу разбирается в таких делах лучше нас с тобой. Я разговаривал с ним на прошлой неделе. О тебе.

– Вот как? – удивилась Мариетта. – Он мне ничего не сказал.

– Мне тоже, – признался Мэтью. – Сначала. Но, когда я объяснил, что ты страдаешь из-за меня, он смягчился.

– О, Мэтью, – заворчала Мариетта, – напрасно ты это сделал. Люди должны думать, что это от Дэвида. Я же тебе говорила.

– Милая, мне все равно, если хочешь, пусть будет от Дэвида. Но я всегда признаю свою вину, если сделал что-то не так.

– Знаю, – ответила Мариетта более спокойным тоном. – И что же тебе поведал доктор Хэдлоу? Представляю, как он удивился.

– Да, он был немного удивлен, но все-таки сказал, что осталось всего несколько месяцев, и ты опять будешь как новенькая. – Мэтью покачал головой. – Знаешь, дорогая, женщины тяжело переносят такие вещи. Не то что мужчины.

Мариетта расхохоталась:

– Еще бы! Мэтью, ты очень смешной.

Мэтью нравилось смешить ее, хотя он не понимал, как это у него получается.

– Ты идешь домой? – спросил он, и Мариетта кивнула. Мэтью взял ее за руку. – Я тебя провожу.

– В этом нет необходимости. И разве ты не собираешься возвращаться в тюрьму?

– Вот провожу тебя и вернусь. – Мэтью улыбнулся. – Да, я ведь еще не спрашивал тебя сегодня. Ты выйдешь за меня замуж, Этти?

– Нет, спасибо, маршал Кейган.

– Шериф Кейган, – снова напомнил он. – Неужели ты не устала все время говорить «нет»?

– Конечно, нет, – усмехнулась Мариетта. Несколько минут они шли молча, потом Мариетта тихо сказала:

– Я скоро уеду из Санта-Инес, Мэтью. Недели через две.

Он сжал ее руку. Они уже не раз говорили на эту тему. Пришла пора положить конец этим глупостям.

– Ты не уедешь, Этти! Заруби это себе на носу. Никуда ты не уедешь.

– Я получила письмо от отца. Я все ему рассказала, и он просит меня приехать в Сакраменто, чтобы быть рядом. Потом начнется судебный процесс… Папа думает, что в обмен на информацию о Чемберсе ему разрешат выбрать место заключения.

– Вполне возможно. Он имеет право отбывать срок в любой федеральной тюрьме.

– Да, папа так и написал. Он хочет выбрать такое место, где мне будет удобно, где меня никто не знает. Я просто скажу, что мой муж умер, не объясняя, когда и почему. Видишь, все отлично устроилось. Тебе не нужно больше волноваться и опекать меня. И ты опять сможешь стать федеральным маршалом.

– Я ведь ушел в отставку, ты не забыла?

– Но начальство было против, – возразила Мариетта. – Я все знаю от Элизабет. Она сказала, что федеральный маршал в Лос-Анджелесе будет очень рад заполучить тебя обратно на любых условиях.

– Еще бы! – грустно сказал Мэтью и провел большим пальцем по ее руке. – Но с этим покончено. Я уже не буду прежним, даже если вернусь. А кроме того, – добавил он с усмешкой, – я буду слишком сильно скучать по тебе и не смогу работать как следует.

– О, Мэтью, – с болью прошептала Мариетта, – тебе так только кажется. Если ты и будешь по мне скучать, то недолго. Кругом столько женщин… – Она вздохнула и замолчала.

– Проклятие! – пробормотал Мэтью, входя в калитку. – Я же тебе объяснил, что этот поцелуй ничего не значит. Мисс Беверли просто поблагодарила меня.

– Какая разница? – сказала Мариетта, поднимаясь на крыльцо.

Мэтью шел за ней следом:

– Большая! После свадьбы я не собираюсь смотреть на сторону. Черт побери, да я был бы круглым дураком, если б еще смотрел на сторону, потратив столько усилий, чтобы заполучить тебя!

– Это не имеет значения, – продолжала упорствовать Мариетта.

Когда они поднялись на крыльцо, Мэтью взял ее за руку и повернул лицом к себе:

– Почему ты так плохо обо мне думаешь? Когда дело доходит до женщин, я, конечно, не монах. Но с прежними грехами покончено. Или, может, Дэвид тебе изменял? Оставлял тебя дома одну, а сам уходил к другой? И поэтому ты не хочешь выходить замуж второй раз?

Мариетта вырвалась из его рук и посмотрела на него с презрением.

– Дэвид был прекрасным мужем, верным во всех отношениях. Мое решение не имеет к нему никакого отношения. Как ты не понимаешь? Я не хочу выходить замуж за человека, который меня не любит и которому больше нравится холостяцкая жизнь. Я не собираюсь делать тебя несчастным только потому, что произошла случайность… Я желаю тебе счастья, а по-настоящему счастливым ты можешь быть, только оставаясь свободным человеком и занимаясь любимым делом.

– Теперь – нет. Я хочу только одного – быть с тобой.

– Неправда! Когда я увидела тебя сегодня с этим жалким пьяницей! О, Мэтью, знать, что я – причина такого падения… это невыносимо. Ты будешь выдавать лицензии, брать штрафы, возиться с алкоголиками! – В голосе Мариетты звучали слезы. – Ты как поверженный Самсон – ослабевший, скованный цепями, и я – я лишила тебя силы! Я не могу, не позволю… Черт! – Она побежала в дом и захлопнула дверь, даже не взглянув на Мэтью.

Он не стал ее догонять, потому что был слишком растерян. Мэтью сел на стул, стоявший на крыльце, и решил подождать Джастиса или Либерти. Пока Чемберса не поймали, Этти надо охранять. Причин для тревоги предостаточно. В последней телеграмме от Гарри Брауна говорилось, что Чемберс исчез и никто не знает, где он прячется, может быть, даже за границей.

Пытаясь успокоиться, Мэтью сцепил руки за головой и откинулся на спинку стула.

Этта хочет уехать из Санта-Инес.

Конечно, он ее не отпустит. Но зачем ей это нужно? Она только что приехала сюда и так страдала от акклиматизации. Неужели она собирается снова сорваться с места и пережить все эти муки еще раз? Трудно поверить. Кроме того, Этти очень понравилось работать в школе, строить планы насчет нового здания и собирать деньги. Хорошо, конечно, что она наладила отношения с отцом. Но так ли уж необходимо жить с ним рядом? После свадьбы он с удовольствием возил бы ее к сенатору время от времени.

Мэтью решил, что ситуация выходит из-под контроля. Нельзя же ухаживать за Этти всю жизнь! Надо действовать решительно, быстро.

Глава 22

– Ты в этом уверен? – спросил уже пятый раз за вечер Джеймс, слезая с лошади. – Я понимаю, цветы и все такое прочее, но это?

– Я знаю, ты меня считаешь дураком, но Этти любит поэзию, – сказал Мэтью, привязывая несчастного Урода к толстому стволу дерева. – Муж читал ей стихи наизусть, она их любит.

– Бет тоже читает стихи, но про себя. Если б я сделал нечто подобное, она, наверное, отругала бы меня и послала за доком Хэдлоу – проверить, нет ли у меня лихорадки.

– Ну, Этти совсем другая. Она бы так не поступила. – Мэтью вопросительно взглянул на младшего брата: – Ты прикроешь меня? Кто-то должен утихомирить Джаса и Берти.

Джеймс нахмурился:

– Если я обещал помочь, значит, помогу. Не знаю только, стоит ли это делать? Никогда не думал, что миссис Колл это может понравиться.

– Разные бывают люди, Джимми. – Мэтью пожал плечами. – Я люблю одно, ты – другое… А Господь Бог небось сидит наверху и смеется над всеми нами. А теперь давай пошли, пора.

Мариетта в последний раз провела серебряной щеткой по волосам и положила ее на туалетный столик рядом с носовым платком, на котором красовалось большое розовое пятно.

– Этот человек сводит меня с ума, – сказала она вслух, дотронувшись до платка. Мариетта задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале и прошептала: – Возможно ли это? Неужели?

И тут же решила, что нет, это невозможно. Простенькое личико добропорядочной женщины, слишком широкий рот, невыразительные глаза, бесцветные волосы… Отец говорил, что ее лицо излучает чистоту. Наверное, лучшего комплимента она и не заслуживает. Дэвид вообще редко упоминал о ее внешности, зато не скупился на похвалы, когда речь шла о ее интеллекте, здравом смысле и «глубине понимания», как он выражался.

Вряд ли Мэтью мог увидеть в ней нечто особенное. Нечто такое, чего она сама не замечает в себе.

Правда, он называет ее красавицей. И очень часто. А главное, она действительно чувствует себя красивой, когда он целует ее и в его глазах горит огонь желания. Той ночью в Марипозе, когда они занимались любовью, Мариетта ощущала себя прекрасной, потому что Мэтью ласкал ее, обнимая, говорил нежные слова. Он заставил ее поверить в свою красоту… Но утром она открыла глаза и обнаружила, что его нет.

– О, Мариетта, какая же ты дурочка! Он очень настойчив, и ты уступаешь. Никто раньше не объяснялся тебе в любви, и поэтому ты веришь всей этой чепухе. Ты просто круглая дура, – сказала она своему отражению.

Мариетта начала заплетать свои длинные густые волосы в косу, проворно разделив их на три части.

– Кроме того, что ты будешь делать с таким мужем? Любая женщина готова броситься ему в объятия. Как создать ему счастливую жизнь? О, он-то будет стараться, я знаю. Мэтью – хороший человек. И мог бы стать великолепным отцом. Великолепным! – Она завязала косу лентой кремового цвета – в тон элегантному шелковому халату и ночной рубашке.

Вздохнув, Мариетта снова посмотрела на себя в зеркало.

– И как ты поступишь, увидев в его глазах досаду? Досаду на то, что ему приходится разнимать пьяниц в салуне? Пьяниц! – Она закрыла глаза, стараясь забыть о сегодняшней сцене. – Нет, это не для него. Не для Мэтью Кейгана. Лучше ему пасти коров, чем жениться на мне.

Мариетта подошла к торшеру, стоявшему возле кровати.

– А вы, юная леди или сэр… – Она похлопала свой слегка округлившийся живот и притушила лампу. – Вы, пожалуйста, пожелайте мне спокойной ночи. Ваш папочка уже доставил мне сегодня массу неприятностей. Хотя Элизабет и предупреждала, что все Кейганы упрямы и твердолобы, прошу запомнить: вы наполовину Хардести, А Хардести – вы узнаете это в один прекрасный день, когда познакомитесь с дедушкой, – люди очень дипломатичные. Сейчас, я думаю, самым дипломатичным поступком…

– Этти!

Она посмотрела на окно, откуда доносился тихий настойчивый голос:

– Этти!

Мариетта закрыла глаза и застонала.

– О пресвятые небеса! – раздраженно воскликнула она. – И это посреди ночи!

Плотно запахнув халат, она выглянула в окно. Мэтью стоял в саду, держа в. руке шляпу. Мариетту поразило странное выражение его лица.

– Мэтью Кейган! – зашептала она, высунув голову из окна. – Что ты тут делаешь?

– Привет, милая. Прости, что так поздно, но я только…

Рядом с ним в кустах послышался шорох, сопровождаемый мужским смехом и громким «тс-с».

– Кто там?

Мэтью посмотрел на качающиеся ветки.

– О, это всего лишь Джас, Берти и Джимми. Я просил их остаться на крыльце, но, видишь, они все равно пришли сюда. Хотят посмотреть, как я буду валять дурака. Теперь у них есть повод смеяться надо мной до конца жизни, если, конечно, им не жаль будет каждый раз терять несколько зубов. Верно, парни? – спросил он, обратившись к кустам.

Оттуда донеслось дружное:

– Верно!

– Но что случилось? – смущенно поинтересовалась Мариетга. – Тебе нужно со мной поговорить? Неужели нельзя было подождать до утра?

– Нет, ничего не случилось.

– Может, мне лучше спуститься к тебе? Мэтью задумчиво посмотрел на нее:

– Нет, помнится, Ромео точно так же вел себя с Джульеттой. Так что ты стой там, а я буду стоять здесь, и получится очень романтично. Прав я или нет, Джимми? – спросил он, снова обращаясь к кустам.

– Но тише! Что там за свет в окне… уф! – с пафосом продекламировал чей-то голос. Очевидно, это был Либерти.

– Заткнитесь! – прошептал Джеймс. – Давай, Мэт, пора начинать. Или ты хочешь перебудить всех соседей?

– И что тогда будет? – спросил Либерти, издевательски фыркнув. – Он самого себя арестует за нарушение порядка?

– Ты настоящая заноза, Неторопливый Медведь, – пробормотал Джастис.

– Давай, Мэт! – подбадривал брата Джеймс.

– О нет! – прошептала Мариетта, сообразив наконец, в чем дело. – Нет, Мэтью, не надо.

– Много времени это не займет. Верно, парни? Они тебя расстроили? Хочешь, я от них избавлюсь? – Мэтью с тревогой посмотрел на кусты.

– Нет, дело не в них, – торопливо сказала Мариетта. – Просто уже поздно, и соседи… Может, ты придешь завтра утром? – с надеждой предложила она. – В гостиную?

– Как старина Дэви? – рассердился Мэтью. – И не думай. Молчи и слушай. А вы, ребята, тоже потише, не то я заставлю вас замолчать.

Все притихли. Мэтью откашлялся и начал:

– Давай сочтем те способы, которыми тебя люблю. Люблю тебя, как смерть, дыхание и высоту, которую… душа может прочесть, когда… хм… чувствует концы… идеала и… это, милосердия…

В кустах раздалось хихиканье. Мэтью оглянулся, злобно сверкнув глазами, и продолжал:

– О! Я люблю тебя под конец дня… со… хм… страстью… как солнца свет и свет свечей. Люблю тебя…

– Миссис Колл? У вас все в порядке? – спросил Натан Киркленд, стоявший возле калитки. – Кто с вами разговаривает? Джастис?

– О Боже! – сказала Мариетта, закрывая лицо руками.

Натан открыл калитку и направился к дому:

– Либерти? Миссис Колл?

Мариетта украдкой, сквозь пальцы, посмотрела вниз, как раз в то время, когда чья-то длинная рука высунулась из кустов и втащила туда Натана.

– Какого черта? Джим? Проклятие, ты чуть не сломал мне…

– Тише, Натан!

Мужчины начали перешептываться и смеяться.

– Что он здесь делает? – грозно спросил Мэтью.

– Не знаю, – тонким голосом ответила Мариетта, которая тоже с трудом удерживалась, чтобы не расхохотаться над этой комедией. – Честное слово, не знаю.

– Я думаю, что поздно уже сейчас принимать в доме мужчин, Этти! – сурово заговорил Мэтью. – Тем более в таком наряде.

– Но вы же здесь, сэр, – напомнила она, стараясь подавить смех, грозивший испортить все ее попытки изобразить оскорбленную добродетель.

– Я шел к Вирджилу, – донесся из кустов голос Натана. – Услышал, что в саду кто-то есть, и решил проверить, все ли в порядке.

Мэтью начал мять свою шляпу с такой силой, словно это была шея Натана Киркленда, потом нерешительно посмотрел на Мариетту. «Он достоин если не любви, то хотя бы жалости», – решила Мариетта. Она понимала, чего ему стоил сегодняшний спектакль, как трудно было этому гордецу подвергнуть себя такому унижению.

– Я не приглашала Натана. Тебе лучше уйти, Мэтью, – мягко сказала она.

Он отвернулся с мрачным видом.

– Все было чудесно, – тихо добавила Мариетта. – Это одно из самых моих любимых стихотворений. Дэвид никогда не читал мне его.

– Правда?

– Никогда! – честно ответила Мариетта. – Никогда.

– Ну а я уж забыл, на чем остановился.

– Люблю тебя я страстно, словно солнца свет и свет свечей. Люблю тебя свободно, словно человек, вступивший в бой за Правду.

– Верно, – кивнул Мэтью и грозно посмотрел на кусты. – Люблю тебя я чисто, словно те, что могут отказаться от похвал. Люблю тебя, как старые мои печали и детства дни, – произнес он уже менее уверенно.

Смех в кустах заставил его прерваться.

– Мэтью, – позвала Мариетта, и он, обернувшись к ней, продолжил:

– Люблю тебя я той любовью, что души праведников жгла. Люблю тебя своим дыханьем, своей улыбкой и слезами. И если Бог позволит, буду любить тебя я после смерти лучше.

Мэтью тяжело вздохнул, словно выполнил какое-то опасное задание, и настороженно улыбнулся.

Аудитория, сидевшая в кустах, разразилась свистом и громкими аплодисментами.

– Черт! – пробормотал он. – Я не могу закончить: они слишком сильно шумят. Можно я поднимусь к тебе?

Мариетта взглянула на свое полупрозрачное одеяние и поплотнее запахнула халат.

– Конечно, я встречу тебя у двери.

– Представление закончено, – сказал Либерти, когда Мариетта отошла от окна.

– Вперед – к победе, Мэтью! – закричал Джастис.

Когда Мариетта открыла дверь, Мэтью просто задыхался от счастья. Широко улыбаясь, он перешагнул через порог.

– Я прошу прощения за моих парней, милая. Но их невозможно было прогнать.

– Мэтью…

– Я так рад, что все кончилось, – продолжал он, заперев дверь. – Я хотел выучить диалог Ромео и Джульетты, но мне и этого стихотворения хватило. Не могу я читать то, что написано не на нашем английском. – Мэтью засмеялся.

– Мэтью… Ты что?

– Такого миленького халатика я еще на тебе не видел. – Он бросил шляпу на вешалку и с одобрением посмотрел на шелковое одеяние Мариетты. – Похож на тот, что был на тебе у Дроганов, помнишь?

– Мэтью…

Он схватил ее в свои объятия и начал целовать. Его губы были холодными после долгого стояния на улице, но от языка шел жар. Вцепившись обеими руками в толстую ткань пиджака, Мариетта всем своим существом вбирала греховную сладость поцелуя и запахи сильного мужского тела, которые навеки будут ассоциироваться в ее сознании с Мэтью: ароматы кожи, шерсти и ружейного масла.

– М-м-м… – Он с трудом оторвался от нее и улыбнулся. – Ты и на вкус хороша. Ты выйдешь за меня замуж, Этти?

«Да, – подумала она, улыбнувшись в ответ. – Да, да, да!» Мариетта уже хотела произнести заветное слово и впустить в свою жизнь счастье, ко тут четверо мужчин, стоявших на крыльце, вдруг запели:

«Я мечта-а-а-а-ю о Дже-е-е-е-нни с кашта-а-а-ано-о-о-выми волоса-а-а-а-ми, которые горят на со-о-о-лнце, как утренний тума-а-а-а-н»…

Мэтью и Мариетта одновременно захохотали.

– О Господи! Ужасные люди!

– Орут, как пьяницы, – усмехнулся Мэтью. – Надо бы арестовать их за нарушение общественного порядка.

Улыбка на лице Мариетты внезапно погасла.

– Пьяницы, – прошептала она, отпрянув от него. Мэтью удержал се за локоть.

– Этти? – Его глаза были полны нежности. – Ты еще не ответила на мой вопрос, дорогая.

Мариетта отвернулась. После всего, что Мэтью сделал для нее сегодня, его нельзя обижать.

– Сегодня я написала письмо главному прокурору. – громко сказала она, стараясь перекричать вопли, доносящиеся с улицы. – Днем, после нашей встречи. Его отправила миссис Килир.

– Главному прокурору? – изумился Мэтью. Мариетта проглотила застрявший ком в горле и опустила глаза.