Текст книги "Интегральный город. Эволюционные интеллекты человеческого улья"

Город наполнен жизненностью

Город имеет качество жизненности. Это связано с тем фактом, что каждый человек в городе – живое существо, а также с тем, что все люди совместно проживают в городе. Учёные (Capra, 1996) утверждают, что качества жизненности очень просты. Быть живым означает, что система выживает, соединяется со своей средой и регенерируется.

Архитектор Кристофер Александер убеждён в том, что любой способен различить спектральные диапазоны жизненности. Он указывает на то, что если показать человеку или группе людей два разных дизайна неких обычных неодушевлённых объектов, таких как солонки, то они выберут тот дизайн, который демонстрирует больше качеств жизненности. Александер утверждает, что жизненность возникает вокруг центра, а центры состоят из других центров. Центры помогают друг другу, и «существование и жизнь одного центра может усилить жизнь другого» (Alexander, 2002, p. 110). Более того, он утверждает, что структуры, подобно городам, обретают жизнь в соответствии с взаимоотношением плотности и интенсивности центров.

Исследуя феномен жизни, Александер выделил следующие 15 свойств, помогающих центрам обрести жизнь. Они тесно связаны с качествами целостности и сложных адаптивных систем, которые мы обсудили.

1. Уровни масштаба.

2. Сильные центры.

3. Границы.

4. Перемежающееся повторение.

5. Положительное пространство.

6. Хорошая форма.

7. Местные симметрии.

8. Глубокое взаимное сцепление и многозначность.

9. Контраст.

10. Градиенты.

11. Шероховатость.

12. Эхо.

13. Пустота.

14. Простота и внутреннее спокойствие.

15. Неотделённость. (Alexander, 2002, p. 239.)

Интересно, что, даже охватывая биологическое определение жизни, принципы и свойства, выделенные Александером, судя по всему, открывают другие аспекты интегральной модели – невидимую жизнь красоты (психология), блага (культура) и совместной жизни (социальное) коллективной поддержки, порядка и стратегии. По сути, мы лицом к лицу сталкиваемся с экологией своих предков, друзей, отношений, незнакомцев, властных фигур, экспертов, опекунов, политиков, бюрократов. Мы понимаем, что человек – не остров, значит, мы и вправду соединены с окружающей средой, которую коллективным образом создали в городе.

Холоны – это целостности

Обе науки – и физика, и биология – выделили способы описания целостных систем. Физик Артур Кёстлер придумал термин «холон» для описания целостной системы. В городе каждый человек – это холон. На самом деле холоном может быть и система целостных систем. Диапазон целостных систем в отдельном человеке, столь хорошо задокументированных биологом Джеймсом Гриром Миллером (Miller, 1978), начинается с органоида и клетки и заканчивается органом, функциональной системой и человеком. Можно утверждать, что холоны развивают экологии систем в разных масштабах.

Более того, экологии систем могут продолжать развиваться в рамках большего целого, их содержащего, тем самым далее дифференцируясь в подсистемы. Более подробно это обсуждается в главах 6 и 7. Простым примером будет сравнить дыхательную систему целого человека с подсистемой в клетке, которая позволяет производить обмен кислорода на отходы углекислого газа. Первая не только эволюционировала из последней, но и всё ещё превосходит и включает её в совокупности своего функционирования.

Таким образом, мы могли бы создать решётку или матрицу дифференциаций и интеграций холонов и подсистем на разных уровнях масштабируемости; именно это и сделали Миллер и его команда (1978).

В исследовании экологии города как целого мы развиваем язык, который способствует пониманию паттернов жизни в городе. Если мыслить о городе как человеческом эквиваленте пчелиного улья, то у нас получается полезная метафора для обозначения города в его целостности. Выживание улья зависит от того, что каждая пчела следует правилам и ролям, которые способствуют выживанию, адаптации и регенерации улья. Как следствие, совокупность пчелиного интеллекта и поведения, составляющая улей, по-видимому, действует наподобие динамически откликающегося пчелиного разума.

При рассмотрении целостных систем при помощи наших микроскопов и иных инструментов наблюдения, позволяющих приближение и удаление, мы можем видеть взаимоотношение, которое различные подсистемы выработали друг с другом, и признать ценность того, что экологические взаимосвязи фактически неразрывно соединены. Ясно, что город есть целостная система, которую нельзя разделить на части, не повредив целому, точно так же, как нельзя раскромсать улей без вреда для его целостности.

Город выживает

Так что давайте вернёмся к трём качествам жизненности и рассмотрим, каким образом выживание способствует целостности города. Давайте откроем для себя роль вместилищ, границ, диссипативных структур и сложных адаптивных систем.

В индивидуальном плане мы видим, что качество жизни, или жизненности, определяет качество выживания, которое демонстрирует личность. Если не ссылаться на интегральную карту (описанную в главе 3), обычно выживание ограничивается лишь биологическим выживанием: есть ли у человека необходимая пища, одежда и крыша над головой, чтобы выжить? Однако при обращении к интегральной карте мы расширим смысл выживания за пределы внешней биологической жизни, дабы вовлечь внутренние аспекты психологической (эмоционально-интеллектуально-духовной) жизни и внешние коллективные аспекты жизни городской культуры и социума. Когда мы, таким образом, увеличиваем нашу систему координат для определения выживания, то по-настоящему можем видеть, что «нет человека, который был бы как остров, сам по себе, в жизни города». Все люди необычайно взаимосвязаны и зависимы от живой коллективной системы, в которую они погружены.

Поддержка со стороны этой взаимозависимости может приобрести удивительные и плодотворные формы. Бэрри Лопез (Lopez & Pearson, 1990) полагает, что временами людям больше нужны истории, нежели пища, чтобы выжить. Истории лежат в основании городской культурной жизни. Джейн Джекобс в «Системах выживания» («Systems of Survival», 1994) выдвигает положение, что для того, чтобы удовлетворить потребность в выживании, требуются две разновидности коллективных систем: моральная система (культура) и коммерческая (социальная) система. Эти авторы согласны, что индивидуальное выживание зависит от чего-то большего, нежели удовлетворение базовых биологических потребностей. Лопез утверждает, что нематериальный обмен историями способствует жизни людей. Джекобс выделяет ценность коллективного труда по созданию правил морального поведения и коммерческого обмена для выживания.

Но для того, чтобы мы поняли, каким образом в городе выживает живая целостность, необходимо некоторое понимание, каким образом целостности являются системами и как системы работают. Давайте посмотрим на город как вместилище или контейнер. Давайте рассмотрим его границы и попытаемся понять, почему выживание города – ключевой фактор его способности адаптироваться.

Город как контейнер с изменяющими форму границами

Кажется ослепительно ясным фактом, что город имеет свою «личность». Мы можем выделить Монреаль, Рио-де-Жанейро, Сидней и Мумбаи как отдельные сущности. Более того, я утверждаю, что эти идентифицируемые сущности представляют собой человеческие системы. И хотя город и является человеческой системой, он, подобно всем системам, есть разновидность индентифицируемого контейнера со своими границами. Однако город – это очень динамичный контейнер с особенными границами, которые не только отграничивают его от фона, среды и контекста, но и позволяют ему менять форму в биологическом, психологическом, культурном и социальном плане.

Меняющие форму границы города составляют другие системы и подсистемы, которые способствуют городской системе как целому. Иногда эти границы очевидны с единого плана наблюдения, подобно взгляду определённого городского квартала в программе «Mapquest^®». В другие моменты границы проявляются только тогда, когда вы нажимаете на гиперссылку, открывающую каскады подсистем на других планах, как в «Google Планета Земля». Исследование качеств этих подсистем и их границ открывает необычайную взаимосвязь систем в рамках города. Но когда мы отстраняемся, чтобы рассмотреть город с достаточной высоты (подобно тому, что мы видим с самолёта на высоте десять тысяч метров), границы открывают то, что считается находящимся внутри городской системы и подсистем, и то, как происходят обмены в рамках этих границ.

С философской и психологической точки зрения, границы определяются и интерпретируются сквозь призму личности, которая их видит. Таким образом, в некоторой степени они суть творения и функции интерпретирующего. Как следствие, границы, выбранные мною для охватывания интегрального города, являются функциями моих способов видения мира. В той степени, в какой вы разделяете эти способы рассмотрения мира, эти границы будут видны и вам.

Гленда Иянг предлагает классификацию четырёх типов границ в системах: жёсткие, или фиксированные; размытые, или неразличимые; проницаемые, или губчатые; непроницаемые, или закрытые (Eoyang, 1997, p. 110). В городе жёсткой границей может быть бетонное ограждение; размытой границей может быть расхождение во мнениях между членами попечительского совета; проницаемой границей могут быть края реки; непроницаемой границей могут быть религиозные праздники. При тщательном рассмотрении можно придумать пути обсуждения, переопределения и даже переклассифицирования этих границ; если мы так поступим, то изменим системы, которым они служат, и наши взаимоотношения с ними.

Когда мы исследуем интегральную модель в главе 3, мы увидим, что эти границы не принадлежат исключительно внешнему и наблюдаемому, приходящему из объективного и межобъективного мира биологии и физики: ими описываются паттерны внутреннего характера в субъективном и межсубъективном мире эстетики и гуманитарных дисциплин. Паттерны наших убеждений и мировоззрений сообщают нам о границах, которые растут и расширяются по мере того, как мы становимся более осознанными и осмысляем свои внутриличностные и межличностные отношения.

Видеть мир как единое целое означает помогать себе в осознании массивных взаимосвязей между его системами и подсистемами, динамическую и частую стабильность их взаимоотношений, а также типы обмена, которые в них происходят. Эти взаимосвязи охватывают субъективные и межсубъективные, равно как и объективные и межобъективные реалии городского бытия. На самом деле они раскрывают то, как мириады систем в городе самоорганизуются в стабильные и нестабильные паттерны и взаимоотношения (см. панель «Метафоры города»). Ещё они открывают динамику обмена по множеству шкал человеческих систем в контейнере города (см. панель «Городские ландшафты»).

Город – это диссипативная структура

Всегда есть соблазн подразделить город на его наиболее видимые части или характеристики: творческий город, зелёный город, средневековый город, садовничий город, высотный город. Наше желание разобрать город на его видимые части совершенно естественно в отношении столь многих городов Земли. Однако город является не системой частей, а целостной системой человеческого вида, имеющей характеристики целостности, которые превосходят, но включают сообщества, организации, группы, семьи и отдельных людей, а также построенную среду обитания, которую мы создали для обеспечения своей жизни.

Мы застреваем на поведении и намерениях всех этих более мелкомасштабных систем, ибо мы взаимодействуем с ними в повседневности. Однако, поскольку более 50 процентов земного населения теперь живёт в городах, функционирование города генерирует сущностные последствия для качества жизни всех людей, независимо от мест их обитания. Это происходит по той причине, что, будучи целостной системой, город функционирует как диссипативная структура, имеющая множество характеристик сложной адаптивной системы.

Что такое диссипативная структура? Это открытая система, в которой структурный паттерн поддерживается даже тогда, когда энергия, материя и информация протекают через неё и растворяются ею. Будучи диссипативной структурой, город постоянно управляет проходящими через него потоками, но в то же время изо дня в день удерживает узнаваемый паттерн. Очевидно, что города меняются с течением времени по мере того, как состояние текучести энергии, материи и информации его реформируют, однако в любое отдельно взятое время мы можем указать на город и сказать: «Вот таким он был, вот такой он есть, вот таким, по нашим ожиданиям, он станет».

Будучи диссипативной структурой, город высасывает ресурсы из своей среды и выделяет продукты, побочные продукты и отходы в окружающую среду. Именно поэтому, когда мы учитываем все города мира в их совокупности, их функционирование влияет на жизнь всех людей, независимо от того, где они живут: в городе или за его пределами.

Город – это сложная адаптивная система

Сложная адаптивная система оперирует в состоянии, далёком от равновесия, проявляя нелинейное поведение, постоянно адаптируясь к контексту окружающей среды. Очевидно, что внутри города каждый человек является сложной адаптивной системой. Если рассмотреть совокупные проявления поведения кластеров индивидов по всему городу, то можно увидеть фракталоподобные паттерны в коллективном пространстве, которые, судя по всему, отражают сложные адаптивные проявления поведения индивидов.

Это значит, что городские подсистемы, такие как микрорайоны, включающие системы соседских взаимоотношений, по всей видимости, в целях выживания адаптируются к внешним и внутренним жизненным условиям так же, как и индивиды внутри них. Они существуют в рамках состояния приливов и отливов, с периодами нестабильности. Таким образом, город как целостность, включающая совокупность микрорайонов, также, по-видимому, проявляет качества сложной адаптивной системы.

Если рассмотреть город как сложную адаптивную систему (Stevenson & Hamilton, 2001), можно увидеть, что многие данные качества сходны с теми, что Александер относит к жизненности.

● Масштабируемость. Его характеристики являются производными индивидуальных человеческих систем и коллективов, таких как пары, семьи, команды, организации, микрорайоны и целые города. Будучи контейнером, собирающим индивидов, он проявляется в масштабах населения от 50 тысяч (приблизительно) до более чем 20 миллионов человек.

● Фракталоподобность. Паттерны, проявляющиеся на одном уровне масштаба, повторяют себя на других уровнях. Некоторые исследователи считают, что здесь нельзя говорить о полной фрактальности из-за различий между социальными холонами и индивидуальными холонами. (См. обсуждение данного вопроса в последующих главах.)

● Динамичность. Город пребывает в постоянном движении, ведь его базовые элементы – люди – являются живыми системами, адаптирующимися к средовым факторам.

● Непредсказуемость. Массивные взаимосвязи между отдельными людьми в городе создают условия, в которых проявления поведения могут быть непредсказуемы из-за отрицательных и положительных петель обратной связи, создающих взаимодействия, которые ранее могли никогда не наблюдаться, или же небольшие изменения в системе создают совершенно другие новые результаты. Например, люди, едущие на работу, могут не всегда решать ехать одним и тем же путём.

● Взаимосвязанность. Город подобен нейронной сети, в которой всё взаимосвязано со всем на микро-, мезо– и макроуровнях.

● Вложенность. Взаимосвязи человеческих систем полностью или частично вложены друг в друга (таким образом, сами вложения взаимопересекаются и взаимосвязываются). Например, человек может состоять и участвовать в семье, спортивной команде, рабочей группе, организации, сообществе и городе.

● Использование простых правил. Люди в любом городе используют простые правила взаимного вовлечения, включая приветствия, зрительный контакт, уважение личностного пространства и соблюдение правил дорожного движения. Эти правила варьируются в зависимости от места, но независимо от вариаций решают проблему того, каким образом большие группы людей могут жить вместе в условиях упорядоченности.

● Подверженность фазовым изменениям. Когда люди живут и работают вместе, они могут выработать синхронию действий и/или мыслей, которая создаёт петли обратной связи, которые приводят к точке перелома, открывающей двери в совершенно иную фазу. В краткосрочных положительных проявлениях это может ощущаться как волны экстаза на рок-концертах или высвобождение кажущейся чудотворной коллективной координации, когда люди реагируют без промедления на трагические события, такие как пожары, ураганы, снежные бури или несчастные случаи. В краткосрочных негативных проявлениях это может выглядеть как безумное поведение толпы, начиная от жестоких выкриков на футбольных матчах до неуправляемых протестов у городской администрации. Долгосрочным примером фазового изменения являются процессы, происшедшие на севере Англии в 1950–1960-е, когда переход с технологии сжигания каменного угля на экологически чистые виды топлива привёл к снижению частоты респираторных заболеваний.

● Потенциальное влияние слабых сигналов. Сложные адаптивные системы настолько взаимосвязаны, что слабый сигнал, такой как выступление одного человека во имя справедливости, может создать аттракторы и обратную связь в виде поддержки, которая приведёт к изменению всей системы. Например, протест ванкуверского активиста в 1970-е привёл к тому, что администрация Ванкувера отказалась от идеи строить автострады в центре города.

● Чувствительность к влиянию поля. Будучи сложной адаптивной системой, город является разновидностью контейнера, который удерживает энергетическое поле. Это поле чувствительно к энергетическим изменениям, происходящим как внутри контейнера, так и снаружи. Примером этому может служить нечто вроде духа товарищества, который проявился в виде волны поддержки по отношению к жителям Нью-Йорка после терактов 11 сентября 2001 года или даже в виде растворения энергии, подобно тому, что наблюдалось в хаотических событиях вокруг затопления Нового Орлеана в 2005-м.

Город адаптируется к окружающей среде

Теперь, коль скоро мы исследовали процесс выживания в городе, давайте перейдём к следующему качеству жизненности – роли адаптивности. Давайте рассмотрим, каким образом дифференциация, интеграция и гибкость позволяют городу адаптироваться к внешним и внутренним средовым факторам.

В ходе изучения паттернов эволюции всех природных систем в мире многие учёные обнаружили, что эволюция осуществляется в процессе эмерджентного возникновения, проходящего через дискретные стадии дифференциации и интеграции. Дифференциация происходит, когда холон принимает другую роль, нежели его предшественники или равные ему. Это похоже на распределение труда среди нескольких участников.

Интеграция происходит, когда различные холоны объединяются под единым сводом, чтобы координировать процессы. Интеграция предшествует эмерджентному возникновению целостностей из других целостностей и необходима для него. Александер мог бы это выразить так: новый центр возникает из предшествующих центров. Один из наиболее удивительных примеров – это 400-летняя историческая эволюция площади Сан-Марко в Венеции (Alexander, 2002). Прибегая к последовательности иллюстраций, он демонстрирует, как центры площади сдвигались и изменялись по мере того, как к ней добавлялись новые структуры, но сама площадь продолжала существовать в виде живого центра города в течение столетий.

Когда единичный холон (будь то пчела или человек) может существовать как отдельная сущность, его способности ограничены обработкой своих индивидуальных входящих и исходящих влияний. Когда холоны коллективно и намеренно совмещают свои усилия, они способны создать подсистему. Так они умножают эффективность индивидуальных усилий и производят больше исходящих влияний с меньшей затратой энергии. Жизни нравится такое уравнение! Она опирается на него по мере своего развития посредством интеграции данных проявлений дифференциации.

Всё начинается с базового цикла комплексной эволюции, или эволюции сложности, проходя через последовательные волны дифференциации и интеграции. От атомов с молекулами и органоидов с клетками вплоть до всё более возрастающих уровней сложности и сознания, жизнь дифференцируется и интегрируется. Когда мы наблюдаем паттерны на шкале от менее сложного к наиболее сложному, нас поражают неоспоримые данные в пользу существования иерархически выстраивающейся дифференциации и интеграции.

Жизнь эволюционировала посредством синтеза холонов, систем кооперации и иерархий комплексности. При любом исследовании филогенетической карты (которую может показать вам любой биолог) можно увидеть, что происхождение и эволюция видов следовали этим базовым принципам. Именно поэтому мы теперь можем провести такую полезную аналогию между пчелиным ульем и человеческим городом. Эволюция Homo sapiens sapiens от небольших семейных объединений до городов не есть что-то принципиально иное. Иерархии дифференциации и интеграции возникли в городских ландшафтах, где отсутствие организации развилось в самоорганизацию и, наконец, организацию. Мы видим иерархии эмерджентного возникновения и сотрудничества, потому что они есть проявление естественной склонности жизни к созданию и развитию паттернов.

Клэр Грейвз (Graves, 2005) называет путь дифференциации и интеграции для отдельного человека «нескончаемым путешествием». В настоящее время мы по-новому можем оценить то, что экология человеческих систем, созданная нами, призывает нас к очередному более высокому уровню иерархического синтеза. Нам требуется синтезировать своё понимание систем – продвинуться за пределы дифференциации дискретных систем в синтез систем систем. Это позволит нам увидеть влияние кластеров городов и/или экологий городов, связанных торговлей, транспортной системой, телекоммуникацией. Мы должны увидеть влияние городских систем на экорегиональные системы и выработать новые иерархии взаимозависимости.

Мы живём в эпоху ноэтического эмерджентного возникновения, что предвидел палеонтолог Пьер Тейяр де Шарден (Teilhard de Chardin, 1996; 1972). Включающие перспективы улья, холонов, подсистем и сложных иерархий позволяют нам понять процессы городской адаптации и гибкости.