Текст книги "Чародеи с Явы"

ГЛАВА IV
ШАМАНСКИЕ ЦЕРЕМОНИИ В СУНДЕ

Отправляясь в Индонезию, наша группа собиралась познакомиться с обычаями и нравами этой страны. Никто из нас не рассчитывал увидеть воочию магию и шаманство. Однако нам довелось несколько раз стать свидетелями выступлений факиров, мы видели массовые сцены экстатических трансов. На наших глазах «дукуны» (колдуны, шаманы) подчиняли себе людей. Мы убедились, что в сегодняшней Индонезии по-прежнему живы тысячелетние верования и влияние колдунов очень велико. У президента Сукарно тоже был свой дукун… Шаманы лечат, предсказывают будущее, гадают. Их не следует путать с муллами: те скорее чиновники мечети, официально призванные следить за соблюдением мусульманских обрядов. Под личиной народного зрелища дукуны вершат древний языческий культ анимистского происхождения. Веротерпимость индонезийцев легко допускает подобный дуализм. В этом нашли выражение две стороны религии: догматизм и мистика.

Повсюду в деревнях Западной Явы мужчины танцуют «пенчак» – боевой танец, несколько напоминающий борьбу дзюдо или каратэ. Мужчины состязаются под аккомпанемент гамелана. От традиционного оркестра здесь остаются только два генданга, но зато добавляется ещё один инструмент: труба – «теромпет». К его мундштуку приделаны два полудужья, которые не дают щекам музыканта раздуваться до отказа. Пронзительный, колючий, упрямый теромпет выводит на фоне бешеного ритма, заданного грохочущими гендангами, нервную, назойливую, возбуждающую мелодию. Перед началом борцы кланяются на восемь ветров, сложив руки ладонями перед носом, потом начинают кружиться по краю земляной насыпи; танцуя, они зорко следят друг за другом. Выставив вперёд руки, они норовят, улучив момент, броситься в атаку или отразить нападение. Теромпет накаляет атмосферу. Напряжение все усиливается. Охваченная страстью толпа безмолвствует.

Для пенчака не нужен особый костюм. На участниках широкие штаны, перехваченные в талии ярким поясом. В резких бросках полуобнажённые тела мелькают в воздухе. Вот борцы сплелись намертво. Музыка смолкла, оркестр ждёт, пока один из соперников не разожмёт объятий. Тогда труба вновь взовьётся, разрывая воздух.

Поначалу сходится молодёжь, за ней в борьбу вступают взрослые, а под конец и сам дукун. Весь в чёрном, перехваченный в талии алым шарфом, он горделиво потряхивает гривой чёрных, как смоль, волос. У него нет дома, он – странник. Говорят, он перенял своё искусство у мудреца-отшельника, жившего высоко в горах. Пока это ещё не великий шаман, но его внешность – глубоко посаженные угольно-чёрные глаза, сильные руки, обёрнутые в запястьях лоскутами тигровой шкуры, и большое родимое пятно на переносице – производит большое впечатление. Чувствуется, что это человек с незаурядной волей. Он танцует куда уверенней остальных, оркестр задаёт для него особый темп. Перед дукуном выстраиваются мужчины, вооружённые толстыми бамбуковыми дубинками. Дукун перебегает взглядом с одного на другого. Безжалостный теромпет вспарывает воздух, сладостное ожидание, словно дурман, охватывает зрителей, музыкантов, танцоров.

Атмосфера становится напряжённой, почти взрывчатой.

Внезапно гамелан смолкает. Мы впиваемся взором в танцоров, сердце вот-вот выскочит из груди. Дукун склоняет голову, и его противники, потряхивая дубинками, вдруг начинают обрушивать ему на голову мощные удары. После удара по голове полагается ещё нанести удар по спине и ногам. Бамбук раскалывается с сухим треском. Толпа испускает неистовый вопль облегчения. Теромпет вновь взмывает, танец продолжается… У дукун а на голове ни малейшей царапины, он не проявляет никаках признаков боли или оглушения! Во взгляде прежняя уверенность и твёрдость.

Он перемещается понемногу к стене общественного амбара, потом разбегается и вдруг с размаху головой вперёд ударяется в столб, подпирающий крышу, ещё и ещё раз! Дукун остаётся не только цел и невредим, но, похоже, даже не почувствовал удара. Публика разражается громом аплодисментов.

Глаза у дукуна горят огнём, он не даёт зрителям перевести дух. Схватив стакан с чаем, он залпом выпивает его, а потом… съедает. Слышно, как стекло хрупает на зубах. Дукун медленно жуёт стакан, словно это корка хлеба. Публика хохочет. Видно, она давно знает этот трюк – он входит в классический репертуар колдунов.

Судя по реакции присутствующих, пока что это цирковые номера, призванные продемонстрировать самообладание дукуна и его нечувствительность к боли. Нам предстоит ещё увидеть «лаис» и «бенджанг».

Лаис – это выступление на бамбуковых шестах. Между двумя бамбуковыми шестами высотой по восемнадцать метров провисает прочная верёвка. У подножия сооружения в половинке кокосового ореха курятся сигара и благовония. Дукун добавляет подношения: девять волшебных травинок, гребень, зеркальце и фрукты. Для лаиса шаман переодевается в женщину: повязывает на голове косынку, стягивает в талии саронг, берег в руку зонтик, даже кладёт немного грима на лицо. Как всегда, он кланяется на восемь ветров. Звучит та же музыка, что и в начале пенчака, – она, похоже, придаёт участникам особый настрой.

Колдун хватается за верёвку и подтягивается наверх. Теромпет и генданг неистовствуют. Дукун ложится спиной на вершину шеста и балансирует, потом ловким движением садится на верёвку верхом. Ребятишки внизу восторженно хлопают в ладоши. Дукун принимает позу «лотос» и вдруг повисает вниз головой. Он бросает наземь зонтик, потом хватается за верёвку зубами и отпускает руки. Гибкие бамбуковые шесты прогибаются под тяжестью тела, клонятся все ниже, ниже, верхушки их сходятся, и колдун, раскинув в стороны руки и ноги, словно громадная птица, медленно спускается с небес на землю…

Случай привёл нас в глухую горную деревушку, где мы попали на необыкновенную церемонию. В древней психологической драме бенджанг кроме дукуна участвовали актёры из местного населения.

Жители деревни высыпали на пустырь, окаймлённый несколькими свайными хижинами. Женщины и дети расположились по одну сторону, мужчины – по другую. Перед началом действа дукун в задумчивости постоял над чашей с фруктами, в половинке кокосового ореха тихонько дымилась сигара и несколько зёрнышек кофе. Голову шамана венчал традиционный сунданский тюрбан – тотопонг. Этот зелёный убор носят те, кто находится в сношениях с потусторонними силами.

Скрестив ноги и сложив ладони, дукун молча возносил молитву. Позади него, под стеной общественного амбара, расположился гамелан; среди инструментов выделялись громадные генданги, а знакомый теромпет выводил свою излюбленную тему: ту же, что мы слышали во время пенчака и лаиса.

Все танцоры приукрасились: у одного на шее длинное колье, у другого цветастая косынка, у третьего пол-лица выкрашено в белое, у четвёртого на голове причудливая тиара с колокольцами, звякающими при каждом шаге. Рядом с группой танцоров держатся двое мужчин в женских одеяниях – головы повязаны платком, яркие батиковые платья стянуты вокруг талии; в ожидании они переминаются с ноги на ногу.

Дукун расставляет партнёров по местам. Он выделяется среди них чёрной одеждой. Только ярко-красный пояс и зелёный тотопонг оживляют костюм. На запястьях повязаны лоскутья тигровой шкуры и болтаются амулеты, пальцы унизаны кольцами.

Танец начинается. Его движения напоминают прыжки. Раскинув в стороны руки, мужчины движутся по кругу, тщательно следя за положением ладоней.

Ритм убыстряется и очень скоро становится таким бешеным, что танцоры, музыканты и зрители начинают кричать. Крик вырывается как дыхание: на вдохе пронзительный и тонкий, на выдохе – басовитый.

Число танцоров растёт, вокруг шамана уже семеро мужчин. У дукуна горят глаза, изборождённое морщинами лицо не позволяет определить его возраст. Он излучает силу, власть, мощь. Толпа неотрывно следит за ним.

Уже сейчас, на этой стадии, церемония предвещает необычную развязку. Нас охватывает ощущение подъёма, какое-то неистовство поднимается из глубин сознания, кружит голову.

Дукун хватает палки с лошадиными головами и раздаёт их танцорам: те садятся в седла, сплетённые из рисовой соломы. Удар гонга, ритм ещё больше убыстряется, всадники галопом несутся по кругу.

Шаман достаёт из маленькой корзиночки пригоршню пепла и рассыпает по возвышению. Получается «волшебный круг», внутри которого и будет происходить дальнейшее действо. Родилось новое пространство, священное измерение, за границами которого – все то же безмятежное спокойствие рисовых полей. Не здесь, внутри круга, все иное. В течение нескольким часов мир будет подчиняться иным законам – законам колдуна. Музыка, с прежней силой разрывая воздух, захватила нас без остатка, отрезала от обыденности, от привычных понятий. Время исчезло. Мы вовлечены в таинственный механизм колдовства.

Теперь дукун потряхивает маской, завёрнутой в белую ткань; ловким жестом он раскутывает её и прикладывает к лицу одного из танцоров. Это красный топенг, который мы уже видели на девочке, изображавшей странствующего героя. Мужчина в маске подпрыгивает, отчаянно крутя головой во все стороны.

Не знаю почему, но вид этой ярко-красной маски рождает подспудное беспокойство, атмосфера с каждой минутой утяжеляется, становясь трагической; звуки отдаются внутри, как эхо. Пытаться быть сторонним наблюдателем, сохранять объективность, продолжать этнографические наблюдения – какое там! Ритмы, краски, кружение танцоров, тревожные лица – все вместе делает церемонию такой насыщенной, что мы не в силах оставаться спокойными.

Вот танцор рывком сбрасывает маску. И шаман тут же достаёт «тигра». Это мешок из грубой холстины с нашитыми чёрными полосами, на верху которого болтается громадная тигриная челюсть. При движении она клацает зубами. Внутри волшебного круга остаются только колдун и двое танцоров. Они уже давно успели сбросить рубашки, саронги, украшения, и коричневые мускулистые тела их блестят на солнце. Внезапно один из них ныряет в тигриный мешок и начинает бешено метаться в нём. Холст извивается, сверху щёлкает страшными зубами маска. Человек-тигр бросается на дукуна, тот увёртывается – подлинная коррида! Танцор в мешке поднимает маску на вытянутой руке: зверь вырастает до громадных размеров. Дукун ловко уходит от противника, а потом простым движением руки, как дрессировщик, усмиряет его.

Тут же он берет зверя за ус и начинает водить взад-вперёд. Это, очевидно, призвано ввести человека в транс. Он уже полностью подчинился воле колдуна, приручён, он слушается приказаний и покорно дёргается в заданном ритме: направо, налево, лечь, сесть… порой у него вдруг вырывается хриплый рёв.

Музыка безжалостно с каждой минутой все повышает тон, атмосфера все больше накаляется, реальность исчезает: переодетый человек на глазах становится тигром. В это веришь. По толпе пробегает дрожь.

За спиной «тигра» маячит другой танцор. Неожиданно тот, в мешке, срывает с себя маску и напяливает на соседа. В коротких штанах, голый по пояс, он опускается на четвереньки и движется по краю волшебного круга, прижимается к земле, раскрывает страшную пасть. Человек-тигр бьёт по воздуху когтистой лапой, готовый рвать живое мясо. Дукун пристально смотрит ему в лицо… Человек-тигр полностью впал в транс, он отождествляет сейчас себя с владыкой джунглей.

Что происходит? Где мы? Голова идёт кругом. Нас вовлекли в действо, результат которого нам неведом, и удивление постепенно сменяется ступором[22]22
  крайняя степень заторможенности


[Закрыть]. Мы ловим ртом воздух.

Движениями рук шаман плетёт вокруг человека-тигра невидимую паутину, опутывая его все больше. Чародей властвует над танцором. Неистовствуют генданги и теромпет. Сосредоточенное лицо дукуна, взрывная музыка, тревожные лица зрителей придают всему происходящему характер трагедии, все тяжко дышат.

Шаман кладёт руку на голову укрощённому тигру и пригибает его искажённое лицо к земле. Взгляд колдуна леденеет, мускулы на руках вздуваются от напряжения, пальцы оставляют на коже «тигра» синие отметины. Какое-то мгновение только тихо рокочут барабаны. Человек-тигр уже не рычит, дукун тихонько опускает правой рукой его голову ниже, ниже. И вот человек-тигр рушится на землю: из транса он перешёл в кому[23]23
  глубокий обморок


[Закрыть].

Его недвижное, обмякшее тело переносят под стену амбара и кладут рядом с гамеланом. Музыка смолкла. Дукун подходит к лежащему и начинает проделывать у него над головой горизонтальные пассы, но экс-тигр лежит в полной прострации, смежив веки, разметав руки и ноги по земле. Колдун склоняется и дует ему в уши, потом смотрит на небо и проделывает несколько ритуальных движений, напоминающих пенчак: он обращается к небесным владыкам за помощью. Шаман подпрыгивает и кричит. От него исходит ощущение жуткой силы, и человек, только что лежавший перед ним в полной прострации, встаёт и начинает танцевать!

После такого эмоционального потрясения хочется перевести дух, собраться с мыслями, проанализировать, попытаться понять. Где там! Музыка неустанно накаляет атмосферу, несёт нас дальше – церемония продолжается.

Дукун делает шаг вперёд, шаг в сторону, и его движения повторяет бывший человек-тигр с залитым потом лицом, он не выказывает никаких признаков усталости или перенесённого безумия. Колдун испускает пронзительный крик, заставляя танцора опуститься на четвереньки. Он кладёт ему руку на затылок, потом повязывает вокруг талии шнурок… ещё несколько пассов… и вот человеком, только что находившимся в нормальном состоянии, овладевает транс. На сей раз он олицетворяет другое животное – обезьяну. Он подпрыгивает, испускает пронзительные крики, оглядывает присутствующих беспокойно-любопытным взором лесного зверя, всем своим видом подчёркивая, что все человеческое покинуло его. Психологически он действительно превратился в обезьяну.

Заколдованный почёсывает голову и бока. Шаман бросает ему зелёный кокосовый орех, тот хватает его с довольным визгом. Удивлённый взгляд перебегает с плода на дукуна. Но вот он решительно вгрызается в зелёную кожуру, сплёвывает её. Не так просто добраться до мякоти; человек-обезьяна поднимает двумя руками орех и раскалывает его ударом о голову! Из плода брызжет сок, шаман выбрасывает растрёпанный орех из волшебного круга.

Человек-обезьяна одним прыжком вскакивает на крышу амбара, но колдун успевает схватить его за верёвку и заставляет слезть. Одержимый съедает несколько брошенных ему зелёных бананов, затем на четвереньках выскакивает из круга и с удивительным проворством вскарабкивается на высокое дерево позади одного из домов. Покачавшись на ветвях, он испускает пронзительный крик и через минуту уже раскачивается на верхушке.

Гамелан внизу смолк. Шаман, оставшийся стоять в центре круга, постукивает колотушкой в маленький барабан и заставляет «обезьяну» вернуться. Толпа безмолвствует. Дукун и на расстоянии держит человека в своей власти! Это кульминация церемонии. Мы с тревогой задаём себе вопрос: что. станет с несчастным, если колдуну не удастся вывести его из этого состояния? «Обезьяна» вернулась в волшебный круг, и шаман, как и раньше, переводит человека из «танца-олицетворения» в кому, а затем возвращает ему нормальный облик.

Возвращение, воскрешение, возрождение человеческого облика воспринимаешь с удивлением. Как объяснить эти резкие скачки из смерти в жизнь? Шаман, как: податливую массу, мнёт человеческое сознание.

Вновь музыка. Не знаем, попадают ли оркестранты под чары колдуна или они захвачены ритмом собственной музыки, но их глаза, устремлённые в пространство, туманятся… Они грезят наяву. Неистовство барабанов, острые пронзительные покалывания теромпета не дают покоя. Каждый инструмент затрагивает какую-то осо-бую струну в наших чувствах, музыка становится реально ощутимой материей. Низкие звуки спускаются куда-то в глубины естества, а пронзительность трубы леденит мозг. Нет сил сопротивляться этому натиску. Тело тяжелеет, становится вялым и, кажется, существует только для того, чтобы отзываться на весь этот адский ритм. И разум, не поддерживаемый телом, начинает мутиться: удивление, страх, тревога и чувство бессилия смешиваются воедино. Полное смятение. Ис-подволь возникает животное желание кричать, орать, броситься очертя голову навстречу колдуну… Но здравый смысл и западное воспитание в последний момент удерживают: «Нет, надо выстоять, чтобы потом все толком рассказать…» Наверное, то, что у каждого из нас в руках была либо камера, либо магнитофон, либо фотоаппарат, мешало нам впасть, если не в транс, то, по крайней мере в полное отупение. Мы судорожно цеплялись за технические приспособления – символы нашей цивилизации.

Дукун ворожил уже несколько часов. Возвратив нормальный облик человеку-обезьяне, он приступил к новым метаморфозам, на сей раз с двумя танцорами. Схватив парней за шею, шаман пронзительным криком заставил их приникнуть к земле, а затем встать на четвереньки. Быстрым жестом он повязал им вокруг талии волшебный шнурок. Юноши недвижно глядели вниз; присев на корточки перед ними, колдун дотронулся ладонями до земли… Оба танцора потянулись к ним, словно зачарованные подрагивающими пальцами шамана, их лица коснулись вытоптанной площадки… и вскоре явственно слышится утробное похрюкивание. Это кабаны! Дукун указывает им дорогу вдоль стены амбара к вскопанному полю на краю деревни: по-кабаньи перебирая руками и ногами, парни семенят туда.

Прыгая от одной рисовой грядки к другой в сопровождении нескольких односельчан, они добираются до поля, засаженного маниокой; это растение высотой примерно в полтора метра глубоко уходит корнями в красноватую рыхлую землю. Дойдя до первых стеблей, люди-кабаны начинают зубами вырывать их. Ничего от человеческих движений – они суются лицом прямо в почву, разрывая корни. Их хриплое дыхание повергает в трепет. Зажав зубами маниоку и мотая головой, кабаны вытаскивают её из земли.

Но вновь слышится рокот барабана: дукун из волшебного круга велит им возвращаться. Далее в пятистах метрах от охваченных безумием людей он сохраняет полную власть над ними. Люди-кабаны немедля повинуются, они торопятся в круг, таща за собой в зубах вырванные клубни маниоки. Глаза – человеческие глаза – налились кровью, животные гримасы судорогой пробегают по искажённым лицам, свидетельствуя о том, что нервное напряжение достигло пароксизма. Они уже по ту сторону сущего. Люди-кабаны отделены от нас невидимой стеной. Никакой контакт извне с ними невозможен.

Их хрюканье отнюдь не кажется смешным, оно пугает, оно поражает воображение.

Что за демон, что за сила преобразили этих людей? Волшебная палочка одним мановением изгоняет сознание из их тел… Поистине лишь колдовство способно так запросто превращать людей в животных и обратно.

Шаман заставил людей-кабанов приблизиться и повернул их лицом друг к другу. Постепенно судорожное дыхание успокаивается, бока уже не вздымаются с такой силой. Колдун все ниже пригибает их затылки, генданги начинают отчаянно колотиться в ворота забвения. Совместные усилия должны вывести людей-кабанов из транса… И вот они, побеждённые, падают наземь в глубоком обмороке.

В лежащих перед дукуном с трудом можно различить признаки жизни. Изо рта тянется беловатая слюна, смешанная с землёй; закрыв глаза, люди погрузились в сон.

Дукуну предстоит теперь разбудить их. Он развязывает ненужные больше шнурки, потом по очереди за волосы поднимает лежащим головы. Люди в полном забвении не оказывают сопротивления. Челюсти безвольно отвисли. Дукуну удаётся посадить их. Музыканты гамелана тотчас подхватывают спящих под мышки и бережно относят под стену амбара.

Музыка смолкает. Шаман пальцем тщательно очищает им рот от листьев маниоки и комочков земли. Погруженные в небытие существа уже не кабаны, но ещё и не люди. Дукун в волшебном круге вновь делает пассы: разводит руки, прижимает к груди, кружится на месте, опускается коленом на землю, протягивает руки навстречу ветру. Его отточенные движения насыщены силой; видно, как они действуют на присутствующих. Колдун возвращается к лежащим, приседает рядом на корточки и растопыренными пальцами касается их лиц. Потом, вперив в них взор, вдувает в тела лежащих жизнь. Пальцы его подрагивают, и с каждым движением к распростёртым на земле людям постепенно возвращается сознание. Шаман дует им в уши. Медленно освобождаясь от гипноза, люди открывают глаза и узнают мир.

Но чародей сыграл ещё не на всех струнах своей волшебной арфы. Предстоит ещё превращение людей в выдр. Это происходит у пруда.

Заколдованные люди ползут к воде и ныряют. Настоящие выдры—они в точности имитируют их посвист. Дукун, хотя и остался пока в кругу, полностью держит их в своей власти. Погрузившись в грязнова-тую озёрную воду, «выдры» роются лапами в зарослях лотоса. Теперь дукун зашёл по пояс в воду и сверлит взором одержимых людей, пока один из них, нырнув, не поймал зубами трепещущую рыбу.

«Выдры» поймали добычу и держат её в стиснутых челюстях. Дукун призывает их назад в волшебный круг. Рыбины трепещут в зубах, по подбородку стуится вода.

Как и в предыдущих случаях, дукун положил головы своих жертв себе на колени и погрузил их в глубокий обморок. Затем, проделав обычные пассы попытался вырвать добычу, но сведённые челюсти не желали разжиматься, хотя головы безвольно мотались из стороны в сторону. Тихонько подёргивая рыбину за хвост, шаман вытянул её. Затем трогательным движением он припал по очереди губами ко рту каждой «выдры» и вытянул оттуда воду, набившийся ил и рыбью чешую.

Для возвращения к жизни людей, объятых бесовской страстью, колдун на сей раз воспользовался крисом – отточенным кинжалом с волнообразным лезвием и резной рукоятью. Легонько водя им вдоль позвоночника от затылка к пояснице, он вызвал дрожь в сведённых телах. Зрители в волнении ждали, когда сознание односельчан всплывёт из тьмы, в которую погрузил их всевластный шаман.

Кстати, в некоторых случаях дукун пользовался особым приёмом: чтобы вывести людей из транса, он неожиданно плевал им в лицо, после чего те начинали дрожать мелкой дрожью. Тогда дукун брал их одной рукой за голову, а другой – за штаны, поднимал в воздух и несколько раз встряхивал… Сознание возвращалось к ним.

Дукуны способны превращать людей во многих животных. Если не считать признаков лёгкой усталости (что не мудрено после такого действия), на лицах людей, только что бывших тиграми, обезьянами, кабанами и выдрами, нельзя было увидеть ничего особенного. Они улыбались и возвращались к своим обычным делам.

Человек, находщийся в состоянии транса, отождествляет себя с выдрой. Вот он вышел из пруда, сжимая в зубах трепещущую добычу.

А этот сунданец вообразил себя обезьяной. Ловко прыгает он с ветки на ветку, издавая резкие вопли.

В доказательство своего искусства молодой шаман жуёт стеклянный стакан, поднимает зубами двадцатикилограммовую ступку для риса, с разбегу ударяется головой об стену.

В церемонии «лаис» шаман повисает между восемнадцатиметровыми шестами, то зацепившись зубами за слабо натянутую верёвку, то прикрепив её к поясу.

Церемонии, свидетелями которых мы явились, становятся все более редкими. Да, в каждой деревне есть свой шаман, но далеко не каждый способен на такое. Подобные превращения можно увидеть лишь в заброшенных горных селениях. Мы увидели умирающую традицию, и можно смело сказать, что нам очень повезло.