Текст книги "Звёздные Войны. Уязвимая точка"

Мейс достаточно изучил эти штурмовые аппараты, чтобы знать, на что они способны. Судя по всему, это были модифицированные старые «Турбоштормы» от «Синара» – бластботы, приспособленные для ближних боев в атмосфере. Достаточно медленные, но зато тяжело бронированные, они щерились во все стороны пушками и ракетными установками, а их размеры позволяли перевозить взвод тяжелой пехоты. Летали они группами из трех кораблей. То, что ополчение было способно вести воздушное патрулирование, несмотря на пожирающие металл грибок и плесень, объяснялось мерцающим свечением вокруг них: каждое судно было достаточно велико, чтобы нести собственный, пусть и небольшой, генератор хирургического поля.

По высоте кустарника и поросли деревьев на тропах траводавов можно было определить, что даже самым молодым из них было уже не меньше двух-трех лет. Винду попытался узнать у Ника, с чем это связано. Росту грустно ухмыльнулся:

– Н-да. Они ведь не только по нам пуляют, знаешь ли. Когда балавайским стрелкам становится скучно, они начинают палить по стадам траводавов. Просто для забавы. Уж пара лет прошла с тех пор, как мы поумнели и перестали собирать в одном месте более четырех-пяти траводавов. И все равно приходится просить акков разделять траводавов, чтобы они не стали легкой мишенью.

Мейс нахмурился. Без постоянного общения и взаимодействия со своими собратьями траводавы впадают в депрессию, заболевают, а иногда и сходят с ума.

– Вот так вы заботитесь о своих стадах?

Хотя джедай не видел лица Ника, он понял, с каким выражением тот дал свой ответ:

– Есть идеи получше?

Мейсу пришлось признать, что, кроме победы в войне, идей лучше у него не было.

Его тревожило кое-что еще: Ник сказал «пара лет»… но ведь война началась всего несколько месяцев назад. Когда он сказал об этом парню, тот язвительно фыркнул:

– Это ваша война началась несколько месяцев назад. А наша идет, сколько я себя помню.

Так Мейс впервые узнал о Летней войне.

Ник не был уверен, из-за чего все началось. Похоже, он считал войну неминуемым результатом столкновения разных образов жизни. Коруннаи шли за своими стадами. Стада уничтожали враждебные джунгли. Уничтожение джунглей помогало коруннаям выжить: оно сдерживало размножение клещей-буравчиков, жужжащих червей, хватолистов, лозовых кошек и миллиона других тварей, с чьей помощью джунгли могли тебя прикончить.

Балаваи, напротив, питались джунглями: леса были необходимы им нетронутыми для того, чтобы добывать в них пряности, древесину и экстракты экзотических растений, на которых держалась цивилизованная экономика Харуун-Кэла. А траводавы особенно любят кору тисселя и листья портаака.

Партизаны-коруннаи сражались с балавайским ополчением в этих джунглях уже около тридцати лет.

Ник считал, что все началось из-за каких-то неудачников, исследователей джунглей, которым хронически не везло. Они решили возложить ответственность за свои неудачи на коруннаев и их траводавов. Он считал, что эти иджи налакались и отправились поохотиться на траводавов. И что после того, как они вырезали стадо какого-то невезучего гхоша, члены племени внезапно выяснили, что балавайские власти не заинтересованы в расследовании смертей каких-то там животных. Так что гхош решил устроить ответную охоту. На балаваев.

«А почему бы и нет? Им было нечего терять, – сказал Ник. – Без стада их гхошу все равно пришел бы конец».

Обе стороны в течение многих лет совершали периодические набеги. Коруннайское высокогорье – место большое. Можно годами избегать кровопролития, но потом серия провокаций с одной или с другой стороны приводила к новой вспышке насилия. Дети-коруннаи росли с ненавистью к балаваям, балавайских детей приучали не раздумывая стрелять в коруннаев.

Коруннаи вели войну очень старым способом. Поедающий металл грибок вынуждал их пользоваться наипростейшим оружием, в основе которого обычно лежал тот или иной тип химического взрыва, и ездовыми животными, способными заменить обычные транспортные средства. Они даже не могли использовать нормальные средства связи, потому что у балаваев на стационарной орбите были сканирующие спутники, которые моментально засекли бы подобные передачи. Коруннаи координировали свои действия, общаясь через Силу с помощью системы, немногим сложнее дымовых сигналов.

Когда Ник достаточно вырос, чтобы сражаться, Летняя война уже переросла в традицию, почти что спортивное состязание: поздней весной, когда прекращались зимние дожди и холмы становились проходимыми, жаждущие приключений мужчины и женщины запрягали своих траводавов для вылазки против балаваев. Балаваи в ответ заправляли паровые вездеходы и устремлялись навстречу. Каждое лето превращалось в лихорадочную череду засад, подрыва паровых вездеходов и отстрела траводавов. За месяц до того, как вновь заряжали осенние дожди, все расходились по домам.

Чтобы приготовиться к следующему году.

Теперь отчасти стали понятны ошеломительные успехи Депы: ей не пришлось создавать партизанскую армию. Она обнаружила уже готовую.

Окровавленную и голодную.

– Да кого волнует эта ваша Война клонов? Думаешь, хоть кому-то на Харуун-Кэле есть дело до правящих на Корусанте сопляков? Мы убиваем сепов, потому что они снабжают балаваев оружием и продовольствием. Балаваи поддерживают сепов, потому что получают от них вещи, подобные этим штурмовым кораблям. Забесплатно, на минуточку. А раньше им приходилось покупать их и привозить сюда с Опари. Улавливаешь? Это наша война, мастер Винду. – Ник презрительно усмехнулся. – А вы просто проходите мимо.

– Из твоих слов выходит, будто война – это почти что развлечение.

– Почти что? – хмыкнул Ник. – Да когда ты трезв, лучшей забавы просто не сыскать. Да даже трезвым быть не обязательно: взгляни на Леша.

– Признаю: я немногое знаю о войне. Но я знаю, что это не игра.

– Конечно игра. Очки считаются по количеству трупов.

– Это отвратительно.

Росту пожал плечами:

– Эй, я терял друзей. Тех, кто был мне как семья. Но позволь ярости грызть тебя изнутри – и обязательно совершишь какую-нибудь глупость и погибнешь. Может быть, еще и потащишь за собой тех, кто тебе дорог. И страх тоже плох: слишком осторожные умирают наравне со слишком смелыми.

– Хочешь сказать, надо притвориться, будто это развлечение?

Улыбка Ника стала хитрой:

– Да не нужно тебе притворяться. Война просто должна стать для тебя развлечением. Найди ту часть себя, которой она понравится.

– У джедаев есть для этого название.

– Да?

Мейс кивнул:

– Это называется «темная сторона».

Ночь.

Скрестив ноги, Мейс сидел перед входом в свою палатку и латал дыру на брюках, оставленную веткой с медной лозой. Фальшивый инфопланшет упирался в бедро: экран давал достаточно света, чтобы можно было штопать, не боясь пораниться. Дюрастальной корпус уже начал покрываться черной плесенью и первыми шрамами от грибка, но устройство было адаптировано к джунглям Харуун-Кэла, так что пока функционировало.

Недавно закончился ужин из сыра и вяленого мяса. Коруннаи вслепую разбирали свое оружие и смазывали смолой портаака чувствительные части, обмениваясь тихими репликами: в основном делились предположениями о погоде, о следующем дневном переходе и о том, смогут ли добраться до ОФВ Депы до того, как их перехватит какой-нибудь очередной воздушный патруль.

Когда Мейс закончил чинить штаны, он убрал сшивную машинку и начал молча наблюдать за коруннаями, прислушиваясь к их болтовне. Через некоторое время он достал записывающий стержень инфопланшета и включил его. Настроив протокол шифрования, он поднес устройство ко рту и начал шептать.

ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ

В архивах Храма я читал истории о войнах, что бушевали на заре Республики и до нее. Согласно этим записям, солдаты на привале без умолку треплются о своих родителях и возлюбленных, о еде, которую они с удовольствием сейчас бы съели, и о вине, которое с удовольствием сейчас бы выпили. И о том, что они будут делать, когда война закончится. Коруннаи не говорили ни о чем из этого.

Для коруннаев война не могла «закончиться».

Для них нет ничего, кроме войны. Все они слишком молоды, чтобы помнить мирные времена.

Они не позволяют себе даже мечтать о мире.

Например, сегодня мы проходили мимо ямы смерти…

В самой чаще джунглей Ник внезапно увел траводава с линии движения, чтобы обогнуть глубокий проем в земле, окруженный невероятно буйной растительностью. Мне не было нужды спрашивать, зачем он это сделал. Ямы смерти – это низины, в которых постепенно скапливаются ядовитые газы тяжелее воздуха, что струятся с вулканов.

Туша стокилограммового клыкача лежала возле самого края ямы: его носу не хватило какого-то метра до чистого воздуха, который мог бы спасти зверя. Земля вокруг была усыпана массой других останков: вороны-падальщики, якуны и какие-то другие мелкие зверьки, которых я не знаю, оказались заманены джунглями в смертельную ловушку призрачным обещанием легкой добычи.

Я сказал что-то подобное вслух. Ник засмеялся и назвал меня балавайским дураком.

«Никакого призрачного обещания не было, – сказал он. – Вообще не было обещания. Джунгли не обещают. Они существуют. Живут. И все. То, что убило этих маленьких рускакков, не было ловушкой. Это было естественным ходом вещей».

Ник сказал, что персонифицировать джунгли, придавать им метафорический образ некоего разумного существа – это по-балавайски. Одна из причин, по которой балаваи гибнут в джунглях.

Метафора затуманивает ход твоих мыслей. Начни говорить о джунглях как о разумном существе и начнешь относиться к ним как к разумному существу. Ты начнешь думать, что способен перехитрить джунгли или довериться им, подавить их мощью или стать им другом, обмануть или откупиться от них.

А потом ты умрешь.

«Не потому, что джунгли убьют тебя. Понимаешь? Просто потому, что все здесь такое, какое есть, – объяснял Ник. – Джунгли ничего не делают. Это просто место. Место, в котором много чего живет… И все это умирает. Фантазировать на тему джунглей, считать их чем-то, чем они не являются, смертельно. Это твой сегодняшний бесплатный урок выживания, – сказал он мне. – Помни о нем».

Я буду помнить.

Мне кажется, что этот урок относится и к войне. Но как же мне воспринимать эту войну в истинном свете? Ведь я до сих пор не знаю, что такое настоящая война.

Пока что у меня одни лишь впечатления…

Необъятные. Непознанные и непознаваемые. Живая тьма. Смертельная, словно эти самые джунгли.

И я не могу доверять своим проводникам.

День.

Мейс стоял посреди вселенной дождя.

Казалось, что деревья, кусты и цветы на глазах вырастают у подножия стремительного водопада. Дождь прорывался сквозь ветви и листву с таким ревом, что приходилось не говорить, а кричать. Тут не спасла бы никакая водонепроницаемая одежда: меньше чем за минуту Винду промок насквозь. Он отреагировал на это, как настоящий корун: просто проигнорировал. Одежда высохнет, как и он сам. Гораздо больше его заботили собственные глаза: приходилось прикрывать их обеими руками, чтобы просто иметь возможность смотреть. Однако дальше пары метров все равно не было видно ни зги.

Но и этого вполне хватило, чтобы он смог увидеть трупы.

Их подвесили за ноги. Из-за связанных за спинами рук их локти были согнуты под неестественным углом. Живые хватолисты, обернутые вокруг лодыжек, удерживали их в шести метрах над землей – достаточно низко для того, чтобы лозовая кошка, вроде той, что вспугнул один из акков, когда Мейс и Ник подъехали к деревьям, без проблем могла допрыгнуть до их голов.

Джедай насчитал семь тел.

Кроме лозовых кошек, над ними поработали птицы и насекомые. Видимо, они висели здесь уже не первый день. В иссушающей жаре, сменяемой ревущими ливнями. А местные грибки и плесень питались не только металлами. Несмотря на то что одежда, от которой остались лишь бесцветные обрывки ткани, теперь ничего не прикрывала, определить пол мертвецов не представлялось возможным. Мейс даже не был до конца уверен, что они принадлежали к человеческой расе.

Он застыл перед ними, смотря в пустые глазницы тех двоих, чьи головы пока еще остались на своих местах.

– Ты это почувствовал? – проорал Ник сквозь нескончаемый поток дождя. Его траводав потянулся за хватолистом, что удерживал тела, и молодому коруну пришлось немедля ударить по передним конечностям зверя хлыстом из медной лозы. Траводав передумал и решил подкрепиться стеклянным папоротником неподалеку. Животное никогда не переставало жевать.

Мейс кивнул. Отзвуки этих смертей кружили в Силе вокруг него. Он почувствовал их с расстояния в несколько сотен метров.

Это место буквально сочилось темной стороной.

– Ну вот, теперь ты все увидел сам. Нам здесь делать нечего. Поехали, забирайся!

Трупы невидяще смотрели на Винду сверху вниз, словно задавая немой вопрос: «И как ты поступишь с нами?»

– Это… – Голос Мейса сорвался. Он откашлялся, чтобы прочистить горло, и ему в рот тут же затекло столько воды, что он еще несколько секунд кашлял уже по-настоящему. – Это были балаваи?

– Откуда мне знать?

Джедай отошел от тел и уставился на Ника. Вспышка молнии над кронами на мгновение озарила золотом темные волосы молодого коруна.

– Ты хочешь сказать, что это могут быть и коруннаи?

– Конечно! К чему ты клонишь? – Парень казался озадаченным тем, что для Мейса имело какое-то значение, кто конкретно висел перед ними.

Винду, впрочем, тоже не очень понимал, почему это имеет для него значение. И имеет ли. Ведь живые есть живые. Мертвецы есть мертвецы.

Даже если подобное случилось с врагом, это было неправильно.

– Мы должны похоронить их.

– Мы должны убираться отсюда!

– Что?

– Залезай в седло! Мы уезжаем.

– Если мы не можем их похоронить, то можем хотя бы снять их. Сжечь. Хоть что-то. – Мейс схватился за веревку для подъема, словно мог удержать своими жалкими человеческими силами двухтонного траводава.

– Ага, конечно, сжечь. – Ник сплюнул дождевую воду. – Снова джедайское чувство юмора…

– Мы не можем просто оставить их падальщикам!

– Конечно можем. И оставим. – Росту наклонился вперед, и на его лице отразилось нечто, что могло бы сойти за жалость. Жалость к Мейсу. К трупам он, похоже, не испытывал вообще ничего.

– Если это коруннаи, – грубо прокричал Ник, – любые достойные похороны станут отличной светящейся вывеской «МЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ» для очередной группы наемных войск или патруля ополчения. И даже подскажут, когда именно были… Если же это балаваи…

Парень взглянул на трупы. На его лице не осталось ничего человеческого.

Он понизил голос, но джедай все прочел по губам.

– Если это балаваи, – пробормотал Росту, – они уже получили больше, чем заслуживали.

Ночь.

Мейс очнулся от жутких кошмаров, но глаз не открыл.

Он был не один.

Чтобы понять это, вовсе не обязательно было прибегать к помощи Силы. Он чувствовал запах. Резкий запах пота. И сырого тисселя.

Леш.

Тише шепота:

– Почему сюда, Винду? Пришел сюда почему ты?

В палатке царила непроглядная тьма. Пока Лешу не следовало знать, что Мейс уже не спал.

– Что хочешь здесь ты? Пришел забрать ее от нас ты? Сказала, придешь, она. – Из-за наркотика его слова звучали нечетко, голос переполняла плаксивая озадаченность ребенка, считающего, что Мейс сломал его любимую игрушку.

– Леш… – Джедай заставил собственный голос звучать ровно. Спокойно. Уверенно, как у отца. – Ты должен выйти из моей палатки, Леш. Мы поговорим об этом утром.

– Думаешь, сможешь ты? А? Думаешь, сможешь ты? – Его голос истончился: крик, задушенный до шепота. И Мейс почувствовал запах машинного масла и смолы портаака.

Леш был вооружен.

– Не понял до сих пор ты. Но поймешь, поймешь ты…

Винду потянулся сквозь Силу: он почувствовал возле своих ног Леша, сидящего на корточках. Спальник Мейса был придавлен к земле ботинками.

Мягко говоря, не идеальная для боя позиция.

– Леш… – Джедай увеличил воздействие своего голоса Силой. – Ты хочешь уйти. Прямо сейчас. Мы поговорим на рассвете.

– На рассвете? Рассвете в твоей жизни? Рассвете в моей жизни?

Винду был уверен, что Леш говорил вовсе не о простом восходе солнца.

В отравленном тисселем разуме коруна по-прежнему было нечто, способное противостоять подкрепленным Силой просьбам Мейса.

– Ничего не знаешь ты. – Голос парня стал тише, прерывистее, словно он вообще перестал дышать. – Но научит тебя Кар. Что делаешь ты, знает он. Научат тебя акки. Жди ты. Жди, и увидишь.

Кар? В некоторых отчетах Депы фигурировал Кар Вэстор. Он упоминался как талантливый лидер независимого или полунезависимого отряда коммандос – Мейс не был уверен, что до конца разобрался со структурой ОФВ. Но Леш выдохнул это имя с каким-то почти сверхъестественным благоговением…

И что он сказал? Акки? Или яки?

– Леш, тебе следует уйти. Немедленно. – Винду не был дураком и не собирался препираться с объевшимся корой коруном.

– Думаешь, ее знаешь ты. Думаешь, твоя она. Научат тебя. Наверное. Проживешь ли достаточно долго, чтобы научиться, ты? Может, нет.

Во фразе было достаточно угрозы для того, чтобы всплеск Силы вложил световой меч в руку джедая. Шипящий луч лезвия осветил палатку фиолетовыми тонами. Но Леш не нападал.

Он даже не шелохнулся. Его ружье лежало у него на коленях.

По его лицу струились слезы.

Вот откуда нечеткость голоса. И легкое придыхание.

Он плакал. Очень тихо.

– Леш, – Мейс был поражен, – в чем де… – Он прервал себя, так как Леш все же был одурманен корой, а сам Мейс и правда не был дураком. Вместо того чтобы начать беседу, он вынул из дорожной сумки платок и протянул его гостю. – Держи. Вытри лицо.

Парень вытер следы от слез на щеках. Затем уставился на платок, сминая его в руке:

– Винду…

– Нет. – Джедай протянул руку за платком. – Мы поговорим об этом утром. Когда твой разум прояснится.

Леш покачал головой и шмыгнул, утирая нос кулаком. Он еще раз умоляюще глянул на Мейса и ушел.

Ночь, медленная и бессонная, продолжилась. Медитация дарила меньший отдых, чем сон, но зато протекала без сновидений.

Это его устраивало.

Утром, когда Мейс спросил Леша, хочет ли он еще поговорить, парень сделал вид, что не понимает, о чем речь. Винду смотрел на его удаляющуюся спину, и внезапное предвидение сквозь Силу потрясло его. Он понял: еще до захода солнца Леш умрет.

День.

Вой акков в Силе едва не причинял боль. Они выли так не первый раз, поэтому Мейс знал, что это значит.

Штурмовые корабли. Не один.

Джедай чувствовал, что Ник взволнован. В Силе от него исходило ледяное напряжение. Постепенно оно начинало распространяться и на Мейса: ощущения от этих волн скручивали желудок все туже и туже.

Воздушные патрули весь день были где-то поблизости. Постепенно сужающиеся круги и разделение территории на квадраты – основная манера перемещения при поисках. Было небезопасно считать, что они искали кого-то, кроме четырех коруннаев и Мейса.

Напряжение сдавливало желудок все больше. Как кто-то может жить, постоянно ощущая такое давление?

– Не повезло, – еле слышно пробормотал Ник. – Очень, очень не повезло.

Они пробирались через небольшое горное ущелье: много лет тому назад очередное землетрясение оставило здесь раскол. Насыпь поросшего кустарником щебня служила им дорогой к перевалу. Команде постоянно приходилось огибать лежащие тут и там булыжники в несколько десятков метров шириной. Акки бежали впереди и позади. По бокам возвышались стены ущелья, покрытые цветущими лозами и эпифитными деревьями, которые намертво вцепились в камни своими корнями. Вершина горы пряталась за низкими облаками. Всего в двух или трех сотнях метров склон постепенно уходил в темные джунгли. Группа могла бы добраться до деревьев до того, как их догнал бы воздушный патруль…

Но Ник придержал своего траводава: «Леш в беде».

Мейс не стал спрашивать, откуда Росту это узнал: связь между этими ребятами была почти столь же глубокой, как связь между ними и их акками.

Джедай вспомнил утреннюю вспышку в Силе. И скомандовал:

– Вперед.

Ник подстегнул траводава, и они рванули обратно по ущелью. Сидя в своем развернутом сиденье, Мейс увидел, как Мел, возвращаясь с позиции в голове колонны, постепенно обгоняет их с Ником общего траводава. Ее животное было самым быстрым из всех четырех и несло на себе лишь половину того веса, что нес зверь Росту.

Когда они взобрались на гребень ущелья, Мейс с помощью Силы поднялся в седле, положил руки на спину Ника и встал лицом по направлению движения, выглядывая из-за плеча молодого коруна.

В убегающем вниз кривом ущелье кто-то лежал. Акк нервно тыкался в лежащего носом. Леш. Его траводав стоял метрах в десяти и, наполняя свою вечно жующую пасть, объедал небольшие деревца. Беш добрался до цели первым, соскочил со своего зверя и бегом бросился к брату.

– Вставай! – заорал Ник. – Залезай в седло и поехали!

Росту сделал жест рукой, и Мейс почувствовал в Силе рывок, притянувший его взор к джунглям внизу: пара тусклых металлических точек неслась над пологом леса, оставляя за собой след из взметавшихся в воздух листьев.

Штурмовые корабли. Направляются прямо к ущелью.

– Пока могли и не заметить нас, – пробормотал Ник. – Может быть, просто проверяют перевал…

– Они заметили нас.

Парень через плечо посмотрел на джедая:

– Откуда ты знаешь?

– Потому что они всегда летают тройками.

Его слова потонули в гуле репульсоров и ревущих турбодвигателей еще одного бластбота, поднявшегося с другой стороны перевала. Мейс предполагал, что он тут же ринется в атаку на бреющем полете, но вместо этого машина зависла над землей на своих турбодвигателях.

– Что они делают?

Ник оглянулся на «Турбошторм»:

– Слышал выражение: «И тут стало жарко»?

– Да…

В днище корабля распахнулись люки, и из них под разными углами высунулись какие-то трубы, напоминающие сопла химических ракет. Они начали извергать пламя, которое обрушилось на землю и поползло вниз по склону, обтекая камни и заполняя провалы. Буквально за пару секунд весь перевал превратился в пылающую реку, столь жаркую, что Мейсу даже на таком расстоянии приходилось прикрывать лицо рукой. Машина ринулась на них, заливая ущелье огнем.

– В данном случае, – зловеще сказал Ник, – это даже не метафора.