Текст книги "С тобой мои мечты"

Глава 9

Она чувствовала себя солдатом, покидающим поле боя, а не женщиной, выходящей из спальни своего больного супруга. Еще до рассвета в комнате появился Гиббз. Миллисент сделала знак, чтобы он вышел с ней в коридор.

– Когда его светлость проснется, пожалуйста, помогите ему принять ванну и сменить одежду. Предложите ему позавтракать, но не давайте никаких лекарств. Я распоряжусь, чтобы приготовили немного сладкого сидра и воды для графа, если он захочет пить. И больше никакого алкоголя. – Она бросила взгляд на приоткрытую дверь. – Ах да, надо еще сменить постельное белье, почистить ковер и одеяло. Я поговорю об этом с миссис Пейдж. И на полу рядом с кроватью могут быть осколки фарфора.

– Похоже, ночка выдалась бурная, миледи.

– Да, мистер Гиббз. Бурная ночка. Вы позавтракали?

– Да, мэм. Спасибо. – Он помолчал и спросил: – Надеюсь, сегодняшняя ночь не лишила вас мужества, мэм?

Слова великана заставили Миллисент остановиться и задуматься.

– Нет, мистер Гиббз. Я слишком многого потребовала от него в первый же день. И заслужила то, что получила.

– Никто не заслуживает подобного обращения. – Гиббз оглянулся на дверь. – Но я хочу, чтобы вы знали: его светлость не всегда был таким, Я тоже так думаю. – Миллисент говорила искренне, хотя минувшей ночью она могла бы в этом серьезно усомниться. – Вы были с ним долгие годы?

– Да, миледи. Поэтому я еще не теряю надежды. Несколько последних лет его светлости не везло. Но теперь, когда вы ухаживаете за ним, удача, возможно, повернется к нему. И все будет хорошо.

Миллисент кивнула, благодаря Гиббза за доверие.

– Пожалуйста, позовите, если я вам понадоблюсь, мистер Гиббз.

– Да, миледи.

Когда она шла по коридору, ноги у нее немного дрожали, но Миллисент не обращала на это внимания. Она думала о своей судьбе. Теперь, когда лорд Эйтон стал ее мужем, может быть, и у нее наступит в жизни счастливая полоса. Но для начала ей нужно справиться с его характером.

Миллисент не заметила, как очутилась в своей комнате, где ее ждала постель, похожая на волшебное небесное облако. Леди Эйтон растянулась на ней, не снимая одежды.

Минувшая ночь оказалась настоящим испытанием. Плата была слишком велика. Миллисент даже пожалела, что не запросила двойную или тройную цену у вдовствующей графини. Лайон Пеннингтон – самый заносчивый, высокомерный, капризный и упрямый мужчина из всех, кого ей приходилось видеть в своей жизни. У Миллисент возникало желание, чтобы не только ноги, но и злой язык лорда Эйтона сковало параличом. Но тут она вспомнила разговор с Гиббзом в коридоре. Ее муж не всегда был таким. Значит, у нее еще есть надежда.

Миллисент закрыла глаза, надеясь несколько часов отдохнуть. Лайон впервые заснул лишь за несколько минут до ее ухода. Леди Эйтон была уверена, что граф устал еще больше, чем она. Когда раздался стук в дверь, Миллисент не сразу сообразила, где находится. Взглянув на часы, она поняла, что спала только полчаса. Голос Уилла звучал неуверенно, но смысл был совершенно ясен: мистер Гиббз просил передать ее светлости, что граф Эйтон проснулся в самом ужасном настроении, которое только можно себе представить. И требует, чтобы ему немедленно дали лекарство.

Охинуа сидела в дальнем углу кухни, прислушиваясь к разговору служанок. В одной из них она узнала Вайолет, камеристку Миллисент, другую девушку звали Бесс. Обе были примерно одного возраста. Охинуа сидела тихо, почти неподвижно, ее глаза были закрыты, а руки лежали на коленях. Если бы девушки заметили ее, то решили, что старая негритянка задремала.

– Говорят, когда граф не спит, он ведет себя как помешанный, ругается и кричит. А если заснет, то все время мечется и дрожит точно в лихорадке. Но миледи твердо стоит на своем и не дает ему никаких лекарств. Надо же быть такой упрямой, – сказала Бесс.

– Я думаю, что это не упрямство, а здравый смысл, – ответила Вайолет. – Я видела графа в тот день, когда его только внесли в дом. Он даже не мог назвать своего имени. А нынче утром, когда я принесла ему наверх поднос с едой, его светлость хотя и выглядел жалко, но зато стал всех узнавать.

– Я слышала от миссис Пейдж, что хозяйка выглядит неважно.

– Это правда, – согласилась Вайолет. – Хозяйка выглядит еще хуже, чем лорд Эйтон. Но разве это ее вина? Она провела у его постели два дня и две ночи.

Девушки продолжали болтать. Охинуа поднялась и ушла. Все в доме уже давно привыкли к ее молчаливому присутствию. Когда Охинуа покинула кухню, две подружки лишь окинули ее рассеянным взглядом, не прерывая беседы. В комнате для прислуги старая негритянка нашла Амину.

– Зайди ко мне сегодня в полдень. Я приготовлю чай для его светлости.

– Он не пьет чай, Охинуа. И вообще ничего не ест. Он пьет только воду из источника, которую дает ему хозяйка.

– Хорошо. Тогда мы добавим настой в питьевую воду. Он почти не имеет вкуса.

– Как хорошо, что ты решила помочь миледи! – воскликнула Амина. – Сколько настоя надо дать? Что мне сказать хозяйке?

– Вы поймете, сколько ему нужно. Понаблюдав за ним, будем каждый день уменьшать дозу, а через неделю-другую настой ему уже не понадобится.

Амина засомневалась.

– А что будет, если кто-нибудь еще или сама хозяйка выпьет его по ошибке?

Старая негритянка улыбнулась.

– Она просто уснет на пару часов.

– Ее светлость очень плохо относится к лекарствам.

Охинуа кивнула.

– Я ее понимаю. Но она охотно возьмет мой настой. Это именно то, что ей нужно.

Миллисент села на край постели графа и полотенцем вытерла капли пота с его лба. Лайон уснул совсем недавно, но не прошло и часа, как ему привиделся кошмар.

Лорд Эйтон заворочался во сне, его голова резко дернулась. Миллисент убрала полотенце. Он продолжал метаться и что-то бормотал, но разобрать слова было трудно. Крупные капли пота текли по его лицу. Вдруг граф громко крикнул, будто предупреждая кого-то об опасности. Миллисент дотронулась до его лба, чтобы узнать, нет ли жара. Когда она захотела убрать руку, он сдавил ее запястье и прижал к груди. Ее рука оказалась в ловушке.

Миллисент замерла. Ее пальцы чувствовали биение сердца Лайона.

– Нет! – Эйтон крепко вцепился в руку Миллисент. – Нет! Не смей!

– Это всего лишь сон, милорд. – Миллисент склонилась над ним, гладя его лицо, и убрала со лба влажные от пота волосы.

– Нет! Никогда…

– Проснитесь, Лайон. Это просто страшный сон.

– Эмма… не делай этого… нет!

Миллисент выдернула руку и, увидев слезы на его глазах, вскочила с постели. В дверях стоял Уилл.

– Останьтесь с его светлостью, – прошептала она слуге. – Но дайте мне знать, когда он проснется.

Спускаясь по лестнице, Миллисент задумалась об Эмме. Эта женщина была женой Эйтона и, возможно, самым главным человеком в его жизни. Неужели теперь она должна стать для Миллисент кошмаром? Нет, этого не будет.

Вскоре Миллисент вспомнила о лекарстве, которое передала ей Охинуа. Питье подействовало, хотя сон графа нельзя было назвать спокойным и глубоким. Леди Эйтон внимательно наблюдала за мужем, следя за малейшими изменениями в его состоянии.

Как только Миллисент спустилась в холл, к ней подбежал слуга и передал письмо от Джаспера Хайда, доставленное посыльным. Вскрывая конверт, молодая женщина почувствовала нервную дрожь. В письме снова шла речь о старой негритянке.

– Пожалуйста, попросите Охинуа зайти ко мне в библиотеку, – обратилась Миллисент к слуге.

Сидя в библиотеке, леди Эйтон еще раз перечитала письмо. Хайд никак не хотел отступать, и Миллисент внезапно охватил гнев. Он уже не мог наложить арест на ее имущество – у него не было ни векселей ее покойного мужа, ни долговых обязательств, – но продолжал упорствовать. Леди Эйтон никак не могла понять, почему Хайд так жаждет завладеть старой рабыней.

Когда в комнату вошла Охинуа, Миллисент решила не показывать своих чувств, чтобы знахарка сама могла принять решение.

– Мистер Джаспер Хайд просит о встрече с вами. Он утверждает, что у него самые благородные намерения. Хайд предпочел бы встретиться в Лондоне, но он даже готов приехать в Хартфордшир, если понадобится. – Миллисент положила письмо на стол, и Охинуа окинула его презрительным взглядом. – Довольно необычная просьба, – заметила Миллисент. – Сначала я хотела ответить решительным отказом, но потом подумала, что не могу принять решение сама, не спросив вашего мнения, ведь это в первую очередь касается вас. – Лицо Охинуа казалось усталым, а серые глаза смотрели встревоженно. – Но прежде чем вы дадите мне ответ, я хочу, чтобы вы кое-что знали. За последние две недели поверенный мистера Хайда шесть раз обращался к сэру Оливеру Берчу с различными предложениями. И каждый раз речь заходила о вас.

Старая негритянка подошла к окну и вгляделась в очертания горбатых холмов. В 1760 году, когда на Ямайке началось восстание рабов, Охинуа была на одном из кораблей работорговцев вместе с Домби. Ей было известно все об этой кровавой драме. Рабы с нескольких плантаций, измученные бесчеловечным обращением хозяев и одураченные кучкой лжецов, заставивших их поверить в то, что колдовские чары сделают их неуязвимыми, подняли бунт.

Мятеж был подавлен быстро и безжалостно, кровавые события навсегда врезались в память Охинуа. Последовавшие за бунтом годы репрессий стали тяжелым испытанием для множества африканцев. Опасаясь грядущих восстаний, белые хозяева властвовали с особой жестокостью. Уэнтуорт, Джаспер Хайд со своим отцом и другие, чувствуя полнейшую безнаказанность, совершенно распоясались и хлыстом вершили расправу над беззащитными рабами. Это продолжалось свыше десяти лет.

– Джаспер Хайд хочет заполучить меня, потому что я видела, как он прибрал к рукам плантации Уэнтуорта. Мне слишком знакомы его повадки. Он равнодушно наблюдает за человеческими страданиями. Я видела, как на спинах невинных мужчин и женщин появлялись шрамы от его хлыста. Я знаю, как унижали и насиловали тех, у кого не было сил сопротивляться. – Капли дождя ударили в окно и растеклись по холодному стеклу, затуманивая очертания холмов. – Я тоже ношу клеймо рабыни. И знаю, как жалит плеть. А теперь меня подозревают в колдовстве и пытаются выдать за ведьму. Джаспер Хайд сжег бы меня заживо, если б мог. Он уверен, что я навела на него чары за все его подлости, поэтому и хочет отомстить. Он верит, что, наказывая плоть, можно сломить дух. А еще думает, что я нарочно наслала болезнь на его тело. – Охинуа повернулась к Миллисент. Лицо графини исказилось от боли. Страдания несчастных рабов были и ее страданиями. – Хайд говорит, что у него и в мыслях нет ничего бесчестного. Это правда. Он не видит большого греха в том, чтобы сжечь колдунью на костре на глазах у ее народа. Он считает, что в мести нет ничего постыдного. Но прежде он хочет заставить меня снять проклятие, которое пожирает его плоть. Хайд мечтает очиститься от всех грехов, а этого я не могу сделать.

Джаспер Хайд знал, что доктор ничем не сможет помочь. Его болезнь особенная. И все же он попросил Паркера прийти и осмотреть его. Лекарь был нужен плантатору. Вместе они сумели бы найти нужное лекарство.

– У вас необычно сильное сердцебиение, мистер Хайд, но я не вижу никаких физических отклонений. – Доктор сделал знак помощнику, чтобы он вышел из комнаты. – И все же необходимо соблюдать меры предосторожности. Всегда нужно быть готовым к тому, что в теле дремлет какая-нибудь болезнь. Если она вдруг начнет развиваться, это не должно застать нас врасплох. Давайте договоримся о предписаниях, которые вы будете соблюдать до моего следующего визита. Избегайте любых волнений. Пищу следует принимать в одни и те же часы, а еда должна быть легкой. Никаких нагрузок. Скоро мы сможем начать регулярные кровопускания. Но Хайд перебил доктора:

– Благодарю, что смогли уделить мне время, хотя я предупредил вас в самый последний момент. Когда я узнал, что вы личный врач графа Эйтона, я понял, что именно вы мне и нужны.

– Так вы друг его светлости?

– Не совсем. Просто я весьма огорчился, когда граф попал лапы к этой авантюристке.

Паркер удивился.

– Вы знакомы с новой графиней?

– Мне немного неловко говорить об этом, но я был ее кредитором, пока эта женщина не стала женой его светлости.

Слова Хайда заинтересовали Паркера.

– Простите мое любопытство, сэр… Она была должна вам кругленькую сумму?

– Ее первый муж задолжал мне, а она еще больше. Если бы не ее замужество, через несколько месяцев я вступил бы во владение Мелбери-Холлом. Как и все женщины, графиня не отличается дальновидностью и склонна сорить деньгами. Мне искренне жаль лорда Эйтона, который оказался в несколько незавидном положении.

Доктор снял очки, сложил их и убрал в футляр.

– Что ж, возможно, вы не знаете, но у бедняги почти нет шансов. Его дни сочтены.

– Когда вы снова собираетесь нанести визит его светлости, доктор Паркер?

– Я… ну… – Он нерешительно откашлялся. – Возможно, я больше не поеду туда. Мелбери-Холл далеко от Лондона, а у меня слишком много пациентов здесь.

– Она, случаем, вас не рассчитала, а? – спросил Хайд, разыгрывая удивление и озабоченность.

Его информаторы в Хартфордшире добыли эту полезную новость.

– Леди Эйтон написала мне, что всем нам будет легче, если она найдет для его светлости местного доктора.

Джаспер Хайд вскочил на ноги.

– Неужели вы поверили ей, сэр? Это все ее козни, часть ее плана. Сначала она покупает ведьму, которая убила доктора Домби, привозит ее в Мелбери-Холл, выходит замуж, прибирает к рукам огромное состояние, а потом прячет лорда Эйтона в глуши, подальше от всех знакомых. А теперь я узнаю, что она выгнала вас. Как все ловко обстряпано! Какой простой способ избавиться от очередного мужа!

– Избавиться от мужа? – переспросил Паркер. До него дошел смысл слов Хайда, и доктор встревожился. – Ведьма! Кто такой Домби? Вы должны мне все объяснить, сэр.

– Конечно, доктор Паркер. Думаю, вы правы. Не хотите ли присесть, и я поделюсь с вами своими предположениями. Сэр, вы единственный, кто может нарушить ее коварные планы.

– Я?..

– Присядьте, и я расскажу вам все, что знаю о ней. Но вы должны обещать мне, что откажетесь повиноваться ей. Вы должны спасти его светлость от злобы лживой вдовы, вырвать его из ее рук. Я уверен, сэр, что семья графа будет вам очень признательна.

– Да, да! – Доктор Паркер сел. – Что вы там говорили насчет ведьмы?

Глава 10

Струившийся из окна мягкий голубой свет наполнял комнату, даря ощущение покоя и безмятежности. Снег лежал на земле словно тонкое белое покрывало. Ярко светила луна.

Впервые за долгие дни разум Лайона прояснился. Его не мучили ни боли, ни головокружение, ни тошнота. Эйтон отвел взгляд от сельского пейзажа и посмотрел на спящую женщину, которой был обязан просветлением рассудка. Миллисент лежала на неудобном кресле в ногах кровати. Это была ее восьмая ночь здесь, но Эйтон впервые увидел свою жену спящей. Напряжение последних дней дало о себе знать. Миллисент заснула, сломленная усталостью, но все-таки она заставила Лайона очистить разум от опиума.

Однако ясность ума несла с собой страдание. Рассудок стал для него проклятием.

Лайон посмотрел на правую руку, неподвижно лежащую на одеяле, и почувствовал отчаяние. Он никогда уже не сможет ходить, бегать, ездить верхом. Никогда не ляжет в постель с женщиной. Он не может даже сесть в кресло без посторонней помощи. Лайон представил светлые волосы Эммы, рассыпавшиеся по подушке, голубые глаза, сияющую улыбку. Она была совсем юной, когда вышла за него замуж. Но каким же он был глупцом, думая, что смог занять главное место в ее жизни!

Пирс был прав во всем. Он предупреждал Лайона о настоящих мотивах Эммы. Она мечтала о Баронсфорде, а не о мужчине, который был в нем хозяином. Баронсфорд – ее настоящая страсть. Брат говорил об этом Лайону, но он лишь отмахивался, не желая верить очевидному.

Конечно, Лайон знал, что Эмме больше нравился его младший брат. С самого раннего детства Эмма и Дейвид играли вместе среди утесов Баронсфорда, их никогда не видели друг без друга. Долгие годы Дейвид и Эмма были неразлучны. Но Лайон вступил во владение фамильным имением, и Эмма вдруг заметила его.

Эйтон мог бы найти еще сотню обидных слов, чтобы передать, каким он был тогда. Всему виной его глупость. Именно она разрушила его семью. Теперь Лайону некого винить, кроме себя.

Эйтон закрыл лицо рукой. Ему хотелось забыть об этом кошмаре, стереть навязчивую картину, которая так сильно запечатлелась в его памяти. Мокрые скалы… Безжизненное тело Эммы на самом дне ущелья. Она сполна заплатила за свои ошибки, а ему все еще приходится расплачиваться.

Лайона охватил гнев, и он подумал о забвении. Он окинул взглядом Миллисент, ее скромное платье, бледное лицо и гладкие волосы. Для него она была воплощением простоты. Миллисент что-то пробормотала во сне и через мгновение проснулась.

– Вам что-нибудь нужно? – спросила она, щуря сонные глаза.

– Я хочу, чтобы мне дали лекарство.

– Нет, – прошептала Миллисент. Вскоре ее глаза закрылись, а голова склонилась на грудь.

Если бы он мог встать и опрокинуть ее чертово кресло! Лайону вдруг захотелось выкрикнуть какую-нибудь непристойность, разбудить эту несносную женщину, но тут она вздохнула во сне и попыталась поудобнее устроиться в кресле.

Лайон неожиданно понял, что ему нравится лежать и просто смотреть на нее.

Сэр Ричард Мейтленд сел в кресло напротив своей клиентки, вдовствующей графини Эйтон.

– Вы отказались встретиться с доктором Паркером лично, миледи. Это мудрое решение.

Почтенная леди закрыла книгу, которая лежала у нее на коленях, и взглянула на своего поверенного.

– Встреча была не из приятных, верно?

Стряпчий кивнул.

– Доктор Паркер обвиняет вашу новую невестку во всех смертных грехах. Он утверждает, что она поставила под угрозу здоровье и жизнь его светлости, не следуя ни единому совету из тех, что он оставил ей полмесяца назад. Доктор Паркер заявляет, что ваш сын в опасности. И хотя исправить положение будет нелегко, доктор Паркер заверил меня, что готов самоотверженно посвятить все свое время восстановлению здоровья графа.

– Как это благородно с его стороны! А он не упоминал, сколько нам будут стоить его услуги?

– Конечно. – Мейтленд заглянул в свои бумаги. – Как всегда, счет просто непомерный.

Старая графиня взяла со стола письмо Миллисент и снова пробежала его глазами.

– А Паркер ничего не говорил о письме от моей невестки, в котором она отказалась от его услуг?

– Должно быть, это просто вылетело у него из головы, миледи, потому что доктор ничего не говорил о письме. Когда же я спросил о нем, он принес извинения и объяснил, что его еще не было в Лондоне, когда пришло письмо. Положение дел показалось доктору слишком тревожным, и он решил непременно осмотреть графа.

– Он все же отправился туда?

– Да. Мистер Паркер считает необходимым сообщить вам, что состояние его светлости резко ухудшилось, и если вы срочно не примете надлежащих мер, жизнь графа окажется под угрозой.

– А как обстоят дела на самом деле? – Графиня искоса посмотрела на поверенного. – Лайон еще больше похудел? Он по-прежнему мучается от болей? Он еще что-нибудь себе сломал?

– К счастью, вы держите в руках подробный отчет о состоянии здоровья его светлости. Я уверен, что он гораздо точнее отражает действительность, чем размышления доктора Паркера. Кроме того, посыльный, доставивший письмо леди Эйтон, лично заверил меня, что с каждым днем графу становится все лучше и лучше.

– Тогда какого же черта нужно этому шарлатану?

– Мистера Паркера больше заботит необузданный нрав его светлости. – Мейтленд закашлялся, чтобы скрыть смех. – Стоило доктору подняться в комнату лорда Эйтона в Мелбери-Холле, как ему в лицо полетело блюдо с печеньем.

– Его запустил Лайон? Сэр Ричард вежливо кивнул.

– Он метил в доктора Паркера?

– Трудно сказать, миледи, но теперь у него здоровенный синяк на щеке.

– Какой ужас! А почему вы не уверены в том, что Лайон целился в Паркера?

– Дело в том, что ваш сын и невестка ведут между собой постоянные баталии, напоминающие осаду Эдинбурга. И я счастлив сообщить, что леди Эйтон оказалась гораздо крепче, чем мы предполагали.

Старая графиня довольно улыбнулась.

– Это великолепные новости, Мейтленд. Так вы вышвырнули доктора Паркера из дома?

– Разумеется, миледи.

– Отлично. Просто замечательно.

Миллисент вошла в библиотеку и устало махнула рукой Гиббзу, который шел за ней, держа под мышкой охапку книг, отвергнутых лордом Эйтоном.

– Пожалуйста, положите книги на стол, мистер Гиббз, – сказала она.

Оглядывая полки, она вытянула еще несколько томов.

– Вы ведь знаете, что его светлость просто играет с вами, миледи, – почтительно произнес камердинер. – Вы можете принести ему хоть сотню книг, он все равно найдет, к чему придраться. Теперь, когда лорд Эйтон в здравом уме и твердой памяти, он запросто может довести вас до белого каления.

– Что ж, пока графу это неплохо удается, но я так просто не сдамся.

– Не сомневаюсь, миледи.

Взяв новые стопки книг, Миллисент покинула библиотеку. Это была уже третья попытка подобрать книгу, отвечающую взыскательным литературным вкусам графа. Каждый раз капризный пациент находил предлог, чтобы раскритиковать ее выбор. Но Миллисент упорно искала книгу, которая показалась бы интересной ее мучителю и в то же время нравилась ей самой.

Слуги при виде хозяйки бросались врассыпную, но Миллисент подозревала, что они прячутся где-то неподалеку и подслушивают. Она заметила, что их с Лайоном разногласия уже успели стать захватывающим развлечением для прислуги.

Когда Миллисент вернулась в апартаменты мужа, слуги уже усадили графа в кресло возле окна.

– А вот и я, – торжественно объявила графиня, выкладывая книги на стол. – В этих сочинениях вы не найдете никакого изъяна.

Лорд Эйтон надменно поднял голову, его голубые глаза вспыхнули огнем. Стараясь побороть волнение, Миллисент уселась в кресло и взяла в руки первый том.

– «Расселас, принц Абиссинский» доктора Джонсона.[2]2
  Сэмюэл Джонсон (1709–1784), английский писатель и лексикограф, автор Словаря английского языка (1755).


[Закрыть]

– Можете сжечь эту отвратительную книгу, я отказываюсь слушать ее.

– Но почему?

– Автор этой книги оскорбил шотландский народ, приравняв нас всех к лошадям.

– К лошадям?

– Нуда. Взгляните на досуге на определение слова «овес» в его словаре.

Миллисент в сомнении посмотрела на книгу Джонсона, не зная, верить или нет утверждению графа, отложила ее в сторону и раскрыла другой том.

– Ладно, вот книга, написанная шотландцем. «Сочинения Оссиана, сына Фингала» – старинная эпическая поэма. Говорят, захватывающее чтение.

– Ее автор, Джеймс Макферсон,[3]3
  Джеймс Макферсон (1736–1796), шотландский писатель. Свои обработки кельтских преданий и легенд выдал за подлинные песни легендарного воина и барда Оссиана.


[Закрыть] самый настоящий мошенник, потому что состряпал книгу из древних кельтских сказаний. Что там у вас еще?

Сердито покосившись на Эйтона, Миллисент отложила книгу и взяла в руки следующую.

– Лоренс Стерн,[4]4
  Лоренс Стерн (1713–1768), английский писатель, представитель сентиментализма.


[Закрыть] «Жизнь и мнения Тристрама Шенди».

– Да никогда! Вы только откройте ее. А теперь попробуйте найти хотя бы одну страницу, которая не была бы испещрена рядами звездочек и черточек, не пестрела бы нарисованными от руки диаграммами и другой чепухой. Совершенно непонятно, зачем автору понадобилась вся эта глупость. И вы называете это романом? Книга состоит из разбросанных мыслей, скомканного сюжета (если вы вообще сумеете его там найти). Да и большая часть событий происходит в воображении дубиноголового персонажа. Дайте мне настойку опия или начинайте читать эту книгу. Результат будет тот же.

– Ладно, – сказала Миллисент, откладывая и этот том. – Но хочу заверить вас, милорд, что в следующей книге вам не к чему будет придраться. Так и знайте. «Подражания Горацию» мистера Поупа.[5]5
  Александр Поуп (1688–1744), поэт, представитель английского классицизма.


[Закрыть]

Лайон надменно ждал продолжения.

– Вы, должно быть, шутите.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ваш Поуп был всего лишь жалким озлобленным карликом.

– Простите?

– Я отказываюсь слушать что бы то ни было, написанное подобной личностью.

– Вы имели в виду его рост или характер… – Миллисент бросила гневный взгляд на Эйтона и поднялась с кресла. – Впрочем, не важно. Я даже не хочу этого знать. Вы читаете, чтобы узнать что-то новое и получить пищу для ума, или же предпочитаете глумиться над писателями и унижать себя, выискивая мелочи, не имеющие никакого отношения к этим великим творениям?

– Не понимаю, почему вы делаете из этого трагедию? Я просто пытаюсь выбрать подходящую книгу для чтения. Вот и все, – холодно заметил Эйтон. – Вы могли бы просто спросить меня, что бы мне хотелось почитать.

– О, как же я могла об этом забыть? Умоляю, скажите, что бы вам хотелось почитать, милорд?

– Откуда мне знать, какие книги у вас есть. Что у вас есть еще?

Леди Эйтон поняла, что они снова вернулись к тому, с чего начинали два часа назад. Она станет перечислять книги, а Лайон будет находить недостатки.

Она знала, что нужно срочно занять изощренный ум графа, пока он не довел ее до сумасшествия. Миллисент начала читать «Расселаса». Если Эйтон – типичный представитель шотландского народа, то доктору Джонсону не откажешь в проницательности. Только, должно быть, он подразумевал не лошадей, а мулов.