Текст книги "Женщины, о которых думаю ночами"

[письма Карен]

22.1.1928. Дорогая матушка… Я пришла к выводу, что все страхи от нервов, ибо на самом деле бояться нечего. Естественно, я могу бояться, что меня убьют, или что я заболею воспалением легких, или врежусь на автомобиле – есть такой риск, но бояться не стоит, ибо в жизни бояться нечего… Весь страх есть страх тьмы: пролейте на нее свет – и он исчезнет, и можно будет узреть, что бояться нечего.

Через полтора года я стою перед могилой Карен в Рунгстедлунде. Январь, слякотно, ледяной ветер дует прямо с моря. Большое плоское надгробие под трехсотлетним ореховым деревом. Я останавливаюсь, мимо проходит одинокий человек с собакой.

Привет тебе с Нгонга, Карен!

Невероятно огромное дерево начинает шуметь на ветру, словно пытаясь что-то сказать в ответ.

В этот дом детства Карен вернулась в 1931 году из Африки. Без денег, подавленная, больная сифилисом и все утратившая: ферма продана, Денис погиб. Здесь, в этой комнате, за старым письменным столом своего отца, она начала стучать по клавишам своей маленькой пишущей машинки.

Так началась ее третья жизнь – писательская.

Поначалу неизвестной почти пятидесятилетней писательнице никак не удавалось найти издателя своим «Семи фантастическим историям», но когда книгу наконец издали в США под псевдонимом Исак Динесен, она стала бестселлером. Через полтора года истории вышли в датском переводе, выполненном самой Карен. Утомленная проектом, она не верила, что когда-либо сможет написать что-нибудь столь же хорошее, но в возрасте 51 года снова села за работу. Роман «Из Африки» вышел в 1937 году сначала на английском, затем на датском языке.

Остальное – история. Творчество Карен имело ошеломляющий успех, в особенности в США. Популярность изданных в 1942 году «Зимних историй» была настолько велика, что книгу издали специально для армии на тонкой бумаге, чтобы умещалась в кармане гимнастерки. Карен дважды выдвигалась на Нобелевскую премию в области литературы, но в 1954 году уступила Эрнесту Хемингуэю, а в 1957 году Альберу Камю. После выхода в 1985 году фильма «Из Африки» ее история стала знакома многим, и не только книгочеям.

Последняя четверть века ее жизни была наполнена легендами. Карен стала известной баронессой, grande dame и мистической рассказчицей, о которой поговаривали, что ей три тысячи лет и она обедала вместе с Сократом. Карен устраивала утонченные вечера, на которых подавались устрицы, трюфеля, суфле и великолепные бульоны. Она окружила себя кругом молодых литераторов и крутила полный драматических поворотов роман с писателем моложе себя на тридцать лет. Будучи сама почитаемой писательницей, в 1959 году Карен поехала в Америку, где пила шампанское и танцевала с Мэрилин Монро на столе. Карен страдала от массы недугов, вероятно, вызванных сифилисом, ей неоднократно оперировали желудок и позвоночник – в итоге она не могла принимать в пищу ничего, кроме устриц, соков и ампул «Желе-рояль», весила 38 кг и в свои семьдесят выглядела на все сто. Несмотря на все тяготы, Карен испытывала жажду жизни: случалось, в Париже ее тошнило целыми днями. Она лежала в постели в полном изнеможении, но вечером шла на «блистательный праздник», вероятно, наглотавшись амфетаминов. Она писала о себе: «Живущие полной жизнью бегут до тех пор, пока не упадут на землю».

Карен Бликсен скончалась у себя дома в 1962 году в возрасте 77 лет, всего через месяц после Мэрилин. Незадолго до смерти она не могла ходить и стоять, но продолжала писать, а свою последнюю книгу диктовала секретарю, лежа на полу или в постели. Свой последний договор с издательством Карен подписала за два дня до кончины.

Я стою в имении Рунгстедлунд перед письменным столом Карен, смотрю на бушующее за окном море и думаю, что не ее жизнь в Африке и уж не те менее привлекательные стороны того периода, вскрывшиеся в ее характере, стали образцом для подражания. Таковым является то, что она в свои сорок лет, без семьи, отринув дом и труд всей жизни, сумела найти себя заново. Карен в свои 46 лет занялась тем, что сделало ее известной нам.

Она начала писать.

И в итоге после всего, что с ней случилось, она стала писательницей. Одной из великих.

* * *

Советы ночных женщин:

Будь смелой. Не беда, что тебе страшно.

Играй теми картами, что имеешь на руках.

Даже если ты больна, все равно ты можешь жить в полную силу.

Если все потеряешь, начни писать.

Часть вторая
Путешественницы и исследовательницы

[письмо, написанное от руки под копирку]

Дорогие Изабелла, Ида и Мэри!

Пишу вам на чердаке родительского дома в таком напряжении, что почти задыхаюсь. Мне 42 года, не замужем. Страдаю от бессонницы, мигрени, общей опустошенности, периодически впадаю в депрессию и размышляю, куда бы такая женщина, как я, могла применить свою жизнь. Продолжать существовать, не привлекая к своей персоне никакого внимания? Заняться обстановкой дома и накопительной частью пенсии? Исполнить гражданский долг налогоплательщика? Заботиться о больных родственниках и заниматься благотворительностью? Истерить по поводу невозможности реализоваться в качестве жены и матери? Надеяться, что еще найдется супруг и для такой переспелой старой девы?

Нет, конечно, я преувеличиваю, мы же не в XIX веке, но исходя из того, что для современной женщины нет ничего невозможного, взять собственную жизнь под контроль оказывается неожиданно сложно. Откуда мне знать, что мне делать с этой моей единственной жизнью? Я испытываю потребность в образцах для подражания, во вдохновении, в практических советах, мне нужны ночные женщины, которые укажут мне путь!

Именно поэтому меня лихорадит с тех самых пор, как я узнала о вас. Ответ 42-летней незамужней женщины на все вопросы – путешествовать. ПУТЕШЕСТВОВАТЬ!

(продолжение следует)

IV
Каллио – Вихти, лето

Странные вещи:

Пить воду из-под крана. Гулять по улице, не держась за сумочку. Солнечно и прохладно: нечто среднее.

После Африки я впадаю в состояние прострации. Переезд из Найроби в хельсинкский район Каллио дается, мягко говоря, непросто, я застреваю где-то между. Организм отказывается переносить настолько быстрое перемещение между мирами – голова раскалывается, грустно настолько, что хочется рыдать. В состоянии полной апатии я несколько дней просто лежу на кровати. Все кажется ненастоящим: свет белых ночей, кричащие таблоиды, перенасыщенный ассортимент продуктовых магазинов. Я вроде бы и места не могу себе найти, и Африка кажется уже далеким сновидением. Рассматриваю фотографии: вот я маленькая точка в бескрайней саванне, вот я сижу перед палаткой в утреннем тумане Мкомази и делаю запись в дневнике. Как же быстро может исчезнуть то, что ощущалось так остро!

Большую часть лета я провожу в Вихти в родительском доме – чтобы исправить свое финансовое положение, мне пришлось сдать квартиру. Несколько недель стоит рекордная жара, я подавлена.

По ночам про себя составляю список женщин. Рисую схемы, расставляю, так или иначе, отличившихся женщин на карте мира и, согласно временным поясам, группирую их по роду занятий по столетиям и месту проживания, разделяю на замужних и одиноких, бездетных и матерей, перечисляю профессии, достижения, болезни, причины смерти. Составляю очередность согласно тому, кто кому послужил примером. Женщины выстраиваются в цепочку, формируют паутину, разворачивающуюся запутанным веером пространственно-временных связей, описать который было бы слишком сложно. Интересуюсь у друзей, о ком они думают ночами, и мой список удлиняется. Я думаю об образцовых женщинах, парящих в моем воображении, только их отношение ко мне пока не ясно. Думаю, куда бы мне поехать вслед за ними, но странным образом они и выбранные места никак не пересекаются. И все эти образы носятся вокруг меня, в пространстве ночных женщин.

Однажды мне на глаза попадается увесистый альбом, давненько подаренный редактором в качестве источника вдохновения. В нем изложены истории женщин-путешественниц. На обложке изображена молодая женщина, сидящая верхом на оседланной зебре посреди африканского пейзажа. Судя по стилю, это 1920-е годы. Сердце начинает стучать сильнее. Кто она? Как она могла там оказаться? Стрижка каре, шорты для сафари, гольфы и модная шляпа. Она смотрит прямо, держась за вожжи, словно вот-вот поскачет в саванну. Но ведь зебру невозможно приручить!

Это Оса Джонсон, великолепная и безумная американка. Путешественница. И книга эта полна ночных женщин.

И тогда в родительском доме в Вихти воцаряется горячечное состояние. Я листаю книгу, делаю выписки (их накапливаются многие страницы). Затем начинаю разыскивать перечисленные в списке литературы книги – альбом оказывается не слишком достоверным источником, – таскаю их стопками из библиотеки. Заказываю через Интернет биографии наиболее заинтересовавших меня женщин и штудирую выложенные в Сеть забытые путевые заметки. Иду по следу. Но проходит несколько дней, а потом и недель, пока не прояснится окончательно, с чем имеешь дело. Тема идеальная! Группа образцовых, исторических и вдохновляющих женщин, о которых раньше мне никогда не приходилось слышать. Я отыскала исследовательниц и путешественниц XIX века.

Уточню: группа совершенно обычных женщин среднего возраста. Они, покончив с семейными обязанностями, решили осуществить мечту всей своей жизни и, нарядившись в корсеты и длинные юбки, отправились в одиночку в кругосветное путешествие, тем самым бросая вызов обыденной морали.

Возьмем шотландку Изабеллу Бёрд. Когда читаешь о ней, кажется, будто смотришься в зеркало: старая дева сорока лет. Депрессия, мигрень, бессонница. Навязанные обществом рамки не устраивают. Когда в 1872 году доктор посоветовал ей сменить климат, конечно, предполагая, что пациентка совершит подобающее женщине небольшое путешествие на корабле, к примеру в Брайтон, Изабелла купила билет в Австралию, излечилась, как по мановению волшебной палочки, и решила объехать весь свет. В итоге она в течение тридцати лет объехала все даже самые неоднозначные уголки мира, написала с десяток томов путевых заметок и была первой женщиной принята в качестве члена Королевского географического общества.

Или австрийка Ида Пфайффер. В 1840-х годах, когда ее дети покинули родительское гнездо, она решила в одиночку обогнуть земной шар. В путешествие Ида отправилась в своем внушительном кружевном чепце, экономя буквально на всем. Она написала кучу суперпопулярных путевых заметок. Ей было на тот момент 44 года.

Или британка Мэри Кингсли. Проводив в последний путь родителей, она отправилась в джунгли Западной Африки, где познакомилась с кровожадными африканскими племенами и европейскими торговцами.

* * *

[продолжение рукописного письма]

Дорогие Изабелла, Ида и Мэри – я восхищена! Что за необычайная смелость! Вас не сломили депрессии, головные боли, смерть родителей или неудавшийся брак. Вы решили взяться за то, что вам всегда хотелось – и плевать, что скажут другие! И каково вам пришлось! Вы не имели возможности изучить в Интернете условия размещения в Гималаях или ознакомиться заранее с расписанием прогулок на каноэ в лесах Конго. Вы не могли запастись антибиотиками, энергетическими батончиками, мобильными телефонами с выходом в Интернет. Сопровождающего – даже его вы не хотели. Вы упаковали свои длинные черные юбки, пишущие принадлежности, пару банок консервов и изрядную долю самообладания и отправились в долгий путь, пересаживаясь с парохода на повозку, – путь, длившийся неделями, месяцами, а порой и годами. В дороге вечерами вы, невзирая на усталость, усаживались, чтобы при свечах работать над путевыми заметками или просто писать домой. Затем ваши письма отправлялись в тяжелый и длинный путь домой, где их с нетерпением ждали, чтобы я и все остальные женщины сегодня и в будущем смогли бы прочитать о ваших путешествиях.

Изабелла, Ида и Мэри, вы воплотили идею отрыва пресытившихся жизнью женщин среднего возраста за сто пятьдесят лет до того, как оно вошло в моду. Благодаря вам я совсем скоро предприму попытку выбраться с этого чердака.

Август… дня… Ваша М.

* * *

Я принимаю решение испытать метод Изабеллы Бёрд по лечению депрессии и покупаю два билета на самолет: в сентябре в Киото и в ноябре во Флоренцию. И сразу становится лучше!

Пока я рылась в книгах, мне стало совершенно ясно, что подобная затея – путешествие в одиночку – далеко не всегда являлась для женщин чем-то самим собой разумеющимся. Если только позволяют состояние банковского счета, рабочий график и степень смелости, я могу запросто упаковать сумку и поехать. Но в былые времена женщина так вот просто не могла никуда поехать без спутника либо соответствующего согласия со стороны мужчины. (Известны случаи, когда единственной для женщины возможностью отправиться в поездку было переодеться мужчиной.) В XIX веке стало получше на фоне роста туризма в Европе, но и тогда считалось приличным, если женщина брала с собой подходящее «прикрытие» вроде тетушки постарше. Можно было еще участвовать в организованных групповых турах Томаса Кука – благо такие появились. Британки имели возможность выезжать в одиночку за пределы Европы, ибо империя простиралась на несколько континентов, и даже в самых отдаленных уголках планеты можно было рассчитывать на встречу с соотечественниками, а значит, и на достойное обхождение. Главное – иметь при себе достаточно средств и хорошие рекомендации.

Начиная с 1850-х появляются женщины, которых можно называть путешественницами и исследовательницами. Такого рода занятие в принципе стало модным – земной шар был только в процессе изучения, в неизвестные места отправлялись экспедиции, посредством которых распространялись и колониальные устремления государств. К вернувшимся из путешествий исследователям (мужчинам) относились как к национальным героям, посвященные им газетные статьи и книги раскупались моментально – на этом фоне женщины не могли не заинтересоваться путешествиями. Однако могла ли хоть одна приличная дама оставить свои обязанности и отправиться в одиночку за пределы познанного мира?

Ох уж эти правила приличия! Для европейки XIX века приличие и забота о репутации имели первостепенное значение. Вторым по важности условием было справляться со своими обязанностями, а их хватало с лихвой, коль скоро у женщины имелся супруг, отец или брат. Ей вменялась в обязанность забота о доме и хлопоты по хозяйству, воспитание детей и уход за больными. В случае если она оказывалась не замужем, на ее плечи могли взвалить даже очень дальних родственников. И если ничего подобного не было, скажем, родители женщины умерли или она осталась старой девой, ей все равно приходилось тщательно продумывать саму возможность реализации собственных устремлений. В той степени, насколько она была способна в силу присущего ей чувства вины.

Мне кажется, что этот сложный набор обязанностей и комплексов вины до сих пор никуда не делся из женского сознания. Мне не пришлось воспитывать детей и пока еще ухаживать за родителями, и при этом мне кажется, что всю жизнь до сего момента я руководствовалась неписаными правилами, действуя сообразно «циркуляру» внутреннего послушания и пунктуальности. Я прилежно училась, работала по профессии, стремилась только вперед почти пятнадцать лет, и все это я делала с удовольствием! А потом появилось разочарование. И что, это все? Разве в моей жизни не будет ничего нового? Полагаю, оказавшись в подобной ситуации, многие из моих друзей обзавелись семьями. Мне стало казаться, что я достаточно долго занимаюсь тем, что должно, что я достаточно долго являюсь прилежной, приличной, послушной и разумной. А я не хочу более быть разумной! (Изабелла, Ида и Мэри, узнаете это чувство?!) И поскольку я не могла быть разумной, я – благо есть такая возможность – взяла себе отпуск на несколько месяцев. И уже не вернулась на прежнюю работу. Я решила, что буду писать и путешествовать: придумала сама себе специальность «пишущая путешественница-исследовательница» (какая жуть!), что позволило бы мне заниматься исследованиями, путешествовать и писать столь много, сколько позволят душа и тощий банковский счет. (Ладно, в буквальном смысле стать путешественником и исследователем уже невозможно, ибо все уголки земного шара пройдены вдоль и поперек, но я это дело рассматриваю в качестве некой духовной позиции, как свою персональную миссию, как попытку женщины бальзаковского возраста расширить пределы собственной жизни.) В итоге я продала квартиру, купив вдвое меньшую, избавилась от лишних вещей и расходов, начала подавать на гранты и планировать поездки.

Не спорю, ощущение вины по этому поводу есть. Когда знакомые спрашивают о делах, я завожу волынку про отрицательные стороны жизни: трудно жить, все в подвешенном состоянии от проекта к проекту, вечное чемоданное настроение. И в такие моменты кажется, что для свободы реализации собственных устремлений у меня напрочь отсутствуют основания. Да и как могло быть иначе!

И в XIX веке все было точь-в-точь так же. Едва женщина принимала решение отправиться в поездку, таковую надлежало узаконить принятым в обществе официальным способом. Просто интерес к путешествиям не брался в расчет, поскольку женщине не подобало обнаруживать свое любопытство. Так что, купив билеты в Киото и Флоренцию, я начала с чувством некоторой озадаченности изучать составленный мною же Женский Список Приемлемых Причин для Путешествия.

1. Работа супруга (разумеется, приемлемая причина номер один, потому что исполненная духа ответственности супруга последует за своим благоверным даже в самые глухие уголки мира).

2. Здоровье (на самом деле вполне сносное).

3. Миссионерская деятельность и паломничество (вне всякого сомнения).

4. Пейзажная живопись (и натюрморты, с цветами и насекомыми в том числе).

5. Собирание гербария и…

6. Научная деятельность. (Если допустить, что особа женского пола в принципе на такое способна. Разве интерес женщины к географии или естественным наукам не является чем-то ничтожным, смехотворным и как минимум неестественным? И как тогда женщина будет справляться со своими прямыми обязанностями – тем же шитьем, например?)

На этой стадии надежда уже покидает меня, но спасает седьмой пункт.

7. Сбор материала для написания книги и для просвещения читателей.

Просвещение читателей! Именно за эту соломинку ухватились когда-то Изабелла, Ида и Мэри. К тому же записки путешественника в те времена были весьма доходным делом (sic!), так что книга и последовавший за ней цикл писательских лекций и встреч позволяли заработать средства на дальнейшие поездки.

Придумав множество приемлемых причин, чтобы оправдать свою страсть к путешествиям, женщины XIX века делаются неудержимыми. Сидя на чердаке дома в Вихти в окружении растущей горы книг, я понимаю, что женщин-путешественниц, подвизавшихся в различных областях наук, исследовательниц и прочих искательниц приключений, да и просто авантюристок, всегда было больше чем достаточно. И почему только я о них ничего не знала?

Начинаю безжалостный отсев моих «вдохновительниц». Из категории написавших путевые заметки выбрасываем всех богатых наследниц, миссионерок, домашних учительниц, дам, ездивших вместе с мужем, а также дам, родившихся после 1900 года. Без всяких церемоний вычеркиваем из этого списка охотниц (название одной книги 1893 года: «How I Shot my Bears»), альпинисток, летчиц, яхтсвуманш, любителей мото– и автоспорта и пираток (да-да, попадаются и такие). Обходим стороной жен путешественников, хотя их опыт интересен. Некоторых не рассматриваем по причине объекта их путешествия, хотя читательский опыт обещает быть потрясающим («Unprotected Females in Norway», 1857). С другими расстаемся с сожалением, ибо одни только названия их книг чего стоят («To Lake Tanganyika in a Bath Chair», 1886; или «A Year’s Housekeeping in South Africa», 1877)! Отсеиваем книжки тех, кто отправился против своей воли вслед за супругом, или отчеты тех, кто искал исцеления, хотя, весьма вероятно, среди этих-то несчастных я могла найти для себя сестер по духу. (Напоминаю себе, что ищу для себя пример.) Политических активисток, разного рода шпионок и «тайных агентш» я вообще не признаю, потому что никак не заставлю себя думать о них ночами, какими бы впечатляющими ни были их достижения. Чрезмерная религиозность меня тоже не привлекает. С некоторым неудовольствием выбрасываю за борт орнитологов и рисовальщиц цветов – все эти съехавшие на теме тетушки, путешествующие ради своей страсти и пишущие книжки со слащавыми названиями типа «Time Well Spent» и «Recollection of a Happy Life». За ними следует череда женщин Викторианской эпохи, путешествовавших в одиночку. В этой части я напрягаюсь особенно сильно, но заставляю себя поставить их книжки обратно на полку, потому что по какой-то причине у этих писательниц отсутствует столь необходимая для образцовых женщин аура неизъяснимой притягательности, неземного вдохновения, заставляющая идти вослед, даже не зная, где окажешься, если последуешь за этим зовом. Иначе говоря, в них нет того, что есть в Изабелле Бёрд, Иде Пфайффер, Мэри Кингсли и немногих других.

Воистину говорю вам: по следам этих дам мне не терпится отправиться в путь! У них не было денег, они были слабы физически, не имели научного образования, были лишены общественной поддержки, и очень часто они не были молоды и здоровы. И все равно отправлялись в дорогу.

Такова причина моей любви к ним.