Текст книги "Наёмник"

Глава 13

Иннисфри, Хаос и Нагорный тракт;

ночь с 23 на 24 июля

Минут через сорок Каргин уже блаженствовал у крохотного костерка, мерцающего в глубине пещеры. Его царапина была промыта и перевязана, голова покоилась на круглых девичьих коленях, в ногах, прислоненная к стене, поблескивала винтовка, а под руками – так, чтоб дотянуться – стояли вскрытые банки с тушенкой и компотоми. Часовые, Тейт и Слейтер, несли дежурство у входа в грот, японец подбрасывал ветки в огонь, и даже Нэнси была при деле – гладила шею Каргина и щекотала за ухом.

Пир души, именины сердца! Не хуже, чем в Вальгалле. Пива, правда, нет, зато имеются банка персиков и рыжая валькирия…

Единственный диссонанс вносили Боб и Хью, принц-наследник с референтом. Сквозь наплывавшую дрему Каргин лениво прислушивался к ним; голос Арады был холоден и спокоен, Паркер горячился, и в его раздраженном баритоне то и дело проскальзывали визгливые нотки. На этот раз спорили не о наследственных правах и не о том, кому положено снимать и назначать, а о вещах конкретных. Вопросов было два, очень знакомых любому россиянину: кто виноват и что теперь делать. Бобби винил в случившемся уже не столько стражей-латиносов, развратников, пьянчуг и нерадивых слуг, сколько старого Патрика и, не скупясь на сочные эпитеты, нес дядюшку по кочкам – за неуступчивость в делах с клиентами и жадность; Арада пытался его защитить, доказывая, что если человек не беспринципен, не склонен к алчности и не способен обувать партнеров на все четыре колеса, то он не бизнесмен. Во всяком случае, пушками ему не торговать; мылом – еще куда ни шло.

Дискуссия по первому вопросу была бесплодной, как арктические льды; второй был, в принципе, поинтересней, но спорщики и тут стояли каждый на своем. Арада полагал, что делать ничего не нужно, а лишь сидеть в пещере, следить за небом, есть персики и заедать тушенкой. Связь с островом отсутствует, и в штаб-квартире рано или поздно должны забеспокоиться – хотя бы необъяснимым молчанием в день юбилея босса. Значит, надо прятаться и ждать; сутки-двое – и кто-то непременно прилетит, или из Фриско, или из Кальяо. Ясное дело, прилетит! Не та фигура мистер Халлоран, чтобы забыли о нем и о его «бездее»!

Мнение Боба сводилось к тому, что за день и даже за час может случиться чертова уйма неприятностей. Или затопят остров ипритом, или заразят чумой, или пещеру найдут, или кого-то изловят – не все же киллерам везенье! – подвесят за ребро и попытают, куда запрятались наследники. Тут и конец мистеру Паркеру вместе с прекрасной сестрицей и недоумком-референтом! А потому нужно не ждать беды, а действовать, причем энергично, напористо и быстро. Тем более, что кроме побудительных мотивов есть реальный базис (тут Боб поглядывал на «ингремы» и прочие трофеи Каргина) и есть конкретный план. Ну и, само собой, есть полководец, новый босс, глава династии.

План босса заключался в том, чтобы похитить вертолет. Подобную мысль Каргин уже обсуждал с Тэрумото, но Бобби, дойдя до нее своим умом, внес определенные поправки. В вертушках он кое-что он соображал и не надеялся скрыться на пассажирском помеле от боевого, а потому решил угнать машину понадежней. В теории такая возможность имелась: один из «Грифов», вернувшихся с десантом и четырьмя покойниками, стоял теперь перед виллой, согласно наблюдениям Слейтера. Где опустился второй, техасец в сумерках не разобрал, да и первый увидеть с пирамидальной скалы не смог, но утверждал, что помело приземлилось на центральной аллее, между магнолиями и кипарисами – значит, к нему можно подобраться скрытно. Подобраться, перебить часовых и стартовать на материк…

Такая идея вдохновляла Боба по двум причинам: во-первых, он был ее автором, а во-вторых, присутствовал в ней героический элемент, нечто в духе бесстрашных бойскаутов из Голливуда. Вот это как раз и не нравилось Каргину. Бойскаутам он не доверял – ни их бесстрашию и выдержке, ни их намерениям и целям. Кроме интуитивных подозрений существовали и другие сложности, вполне реальные, но не из тех, какие могут вразумить бойскаутов. К примеру, топливо – даже при полной заправке «Гриф» мог не долететь до континента. Тут уж как с ветром повезет; а ветры в летний сезон бывали чаще не западными, а южными.

Но Паркера подобная мелочь не смущала. Все возражения Арады лишь распаляли его; ему хотелось пострелять и погеройствовать, а что до противника, то он представлялся Бобу чем-то вроде фанерной мишени в «Старом Пью»: торчит за барьером шагах в двадцати и ждет, когда в нее всадят пулю.

Не стоило б Араде спорить, мелькнула мысль у Каргина. Он понимал, что Роберт Паркер относится к особой человеческой породе, к людям упрямым и ревнивым, не признающим поражений и ошибок и мнящим себя победителями всюду и всегда. Таких противодействие ожесточает и заставляет настаивать на своем; глухие к доводам рассудка, они смирялись только перед силой – грубой силой, способной превратить в осколки стеклянный храм их самомнения.

Глупец, фанфарон, самовлюбленный идиот, как утверждала Кэти… Знал ли Хью об этих президентских слабостях? Вроде бы не тайна для проницательного человека… не больший секрет, чем остальные президентские привычки…

Выходит, знал. А если знал, к чему дебаты?

Игривая ручка Мэри-Энн нырнула за воротник комбинезона. Каргин извлек ее, со вздохом приподнялся, отхлебнул компота и промолвил:

– Вертушка сама по себе не летает, джентльмены.

– Разумеется! – с энтузиазмом подхватил Арада, наблюдая, как Тэрумото ломает ветки и подбрасывает их в костер. – Разумеется! – Пламя взметнулось, высветив на миг лицо аргентинца: он улыбался. – Представим, мистер Паркер, что нам сопутствовал успех: подкрались незаметно, перестреляли часовых, отбили вертолет… представим, что ни один из нас не пострадал, не ранен и не истекает кровью… представим, наконец, что баки – полные, и курс нам ясен… Представим все эти чудные вещи и спросим: кто поведет машину? Я, во всяком случае, за это не возьмусь.

Помнит ведь о баках, умник!.. – с невольным одобрением подумал Каргин.

– Вы? Кто говорит о вас? – Бобби презрительно сморщился и отчеканил: – Я поведу!

– Боюсь, что вместо Кальяо мы попадем в Ханой или Гонконг… Либо, что вероятней, на обед акулам. – Хью повернулся к Мэри-Энн, пытаясь разглядеть ее в зыбких отсветах костра. – Что вы скажете, мисс Паркер? Вы летали с братом? Вам не страшно? Готовы рискнуть?

– Если накачаюсь бренди до макушки. Но Тейт, старый пройдоха, припрятал бутылку и говорит, что Керк велел грызть персики… Персики, подумать только! – Она ущипнула Каргина за ухо. – Издеваешься, да? Нехорошо! Ковбои так не поступают с девушками!

Арада пожал плечами. Блики от крохотных огненных языков скользили по лицу аргентинца, и нескончаемая пляска теней и света придавала Хью вид дьявола-искусителя. Казалось, сейчас он ухмыльнется и запоет одну из мефистофельских арий: «люди гибнут за металл» или «мой совет – до обрученья не целуй его».

Том сунул в костер очередную ветку и откашлялся. Голос его был ровен и тих.

– Паркер-сан, Арада-сан… – Два вежливых поклона в ту и другую сторону, – В нашем положении главное – согласие. Три дружных пса, как говорят китайцы, одолеют тигра… – Снова короткий поклон, на этот раз адресованный Каргину, – Смею заметить, что у нас есть пилот. Такой пилот, который мог бы доставить нас в Кальяо. Если Керк-сан не возражает…

– Я возражаю! – Боб стукнул по колену кулаком. – Заткнись, Тэрумото! Твоего мнения здесь не спрашивают! Твое дело – не болтать, а стрелять, когда будет приказано! Понял?

– Понял, – с мрачным видом отозвался японец. – Я буду стрелять и защищать вас, Паркер-сан, но если меня не убьют, и я окажусь, как все остальные, в вертолете, то жизнь моя будет в ваших руках. Вы сможете ее сберечь?

– Бог сбережет… Будда или кто там у вас, – буркнул Бобби. – Но если ты мне не веришь, оставайся. Меньше груза, дальше улетим.

– Я католик, а не буддист, сэр, – отозвался Томо и что-то тихо произнес, сначала на японском, потом на английском. Каргину послышалось: «Холод пробрал в пути… У птичьего пугала, что ли, в долг попросить рукава?»

Хью хмыкнул и пожал плечами.

– Ну, ладно, ладно… хватит, господа. Не будем гадать о завтрашнем дне, вернемся к делам насущным. А дела таковы: мы имеем план, и я бы хотел узнать соображения дона капитано. Как-никак, он среди нас единственный профессиональный военный.

– Опасная затея, – зевнув, подвел итог дискуссии Каргин. – Я бы попробовал взлететь и тут же связаться с материком. Может, получится – в вертолете есть передатчик… Но все равно – опасная затея!

– Почему?

– Неопределенные факторы риска, дон Арада. Ничего не известно о том, как охраняется объект, хватит ли горючего и где второе помело… Вторая машина, я хочу сказать.

– Разве это важно?

– Важнее некуда!.. Вторую вертушку необходимо уничтожить – скажем, расстрелять ракетами. Если нас догонят… – Каргин потер слипающиеся глаза – спать хотелось неимоверно – и добавил: – В общем, так, джентльмены: с вертушкой я управлюсь, однако не в бою. Против опытного пилота мне не выстоять, а пилоты у неприятеля отличные, вы уж мне поверьте. Если нас догонят, всем конец.

Наступило молчание – только потрескивали сучья в крохотном костре да слышались яростное сопение Боба и странные звуки из мангр. Может, верещали жабы или попискивали птицы, устраиваясь на покой… Наконец Арада протянул:

– Неопределенные факторы риска… слишком неопределенные… Но ваши рекомендации, дон капитано, тоже определенными не назовешь. Вчера вы заметили, что надо изучить обстановку, а лишь потом принимать решения. Согласен! Теперь обстановка, я думаю, изучена в деталях, – он бросил взгляд на «ингремы» и груду запасных обойм. – Да, в деталях… И что же вы нам скажете?

– Скажу, что кое в чем согласен с вами. Лучшая тактика – сидеть, не высовываться, ждать… в крайнем случае – обороняться. Позиция наша практически неприступна, есть оружие, возможность маневрировать, плюс шестеро боеспособных мужчин. Трое – пожалуй, четверо – профессионалы, так что по-быстрому нас не взять. А время поджимает.

– Нас?

– Нет, их. Если продержимся день-другой, они уберутся. Пожалуй, уберутся… В конце концов, главная их цель достигнута. В сравнении с патроном, со старым Патриком, мы мелочь… Объедки с барского стола…

Бобби побагровел и дернулся. Аргентинец взглянул на него, прочистил горло, будто подавив смешок, и произнес:

– Если продержимся, уберутся… Вы в этом уверены, дон капитано?

– Смысл таких операций – секретность и быстрота, – пояснил Каргин. – За это заказчик и платит.

Он лег, вытянулся на бугристом каменном полу и смежил веки. Бубнящие что-то голоса отодвинулись, стали далекими, неразличимыми, потом совсем пропали, будто южная ночь, окутавшая Иннисфри черной шелковой вуалью, поглотила их и растворила в теплом влажном воздухе. Звуки ушли, сменившись снами. В снах Каргин блуждал в тропическом лесу, но не таком, как в кратере – лес скорее был ангольский, с чудовищными деревьями, чьи кроны уходили в небеса, а корни змеились по земле подобно объевшимся удавам. Корни мешали бежать, однако он чувствовал, что останавливаться нельзя, что в беге – его спасение; погоня шла по пятам, терпеливая и незримая, как нож убийцы, запрятанный в рукаве.

Кем были его преследователи? Наемниками Кренны? Черными бойцами хуту? Фанатиками-муджахедами? Солдатами Лорана Кабиле?

Этого Каргин не знал, но зрела в нем уверенность, что бой окажется последним, и потому, раз уж придется жизни лишиться, надо отдать ее подороже. Под руками вдруг очутилась винтовка, та самая, из бункера, затем и позиция нашлась – в развилке огромного дерева, рядом с дуплом, похожим на пещеру. Он взлетел туда как лист, гонимый ветром, не прилагая никаких усилий; лег у закраины дупла, прижался к грубой шершавой коре и начал озираться: кто выскочит из-за стволов, кого судьба пошлет под пулю. Первым хорошо бы командира взять, начальника… А кто у них начальник? Главный босс?

Едва он об этом подумал, как перед ним явился Халлоран – живой, здоровый и сердитый, в рамке из черепов и берцовых костей. Не человек, а портрет из журнала.

– Что ты знаешь о боссах, идиот? – прорычал он будто бы в самое ухо Каргину. – И что ты знаешь об иррландцах? Иррландцы – великое дрревнее племя! Не то что славянские недоумки! Каждый иррландец – эррл с благорродной крровью…

Джунгли откликнулись: крровью, крровью, крровью… «Стрелять?.. Не стрелять?.. – раздумывал Каргин, лежа на своей развилке. – Сроду не убивал стариков. Опять же, не простой старик – хозяин, коему честью поклялся служить, с кем разговоры разговаривал! Близкий, можно сказать, человек, почти приятель…»

Не поднималась у него рука на Халлорана, никак не поднималась, а тот не успокаивался, кружил под деревом, орал:

– Прродай перрсам оррудия… Аррабам – верртолеты… Перрсам – стингерры… Прродай!.. Прродай!..

– Сам продавай, – буркнул Каргин, озлившись, и вдруг провалился в дупло.

Но было это не дупло – бездонная яма, пропасть. И он, сжимая бесполезную винтовку, падал в нее мириады лет, летел и летел, пока не сгорели и не подернулись пеплом все звезды Галактики.

* * *

Каргин проснулся внезапно, как если бы грянули набатные колокола или сработал тревожный сигнал, поданный Всевышней Силой. Не генералиссимусом-Творцом, но кем-то из его генштаба, каким-то сержантом или капралом, святым или ангелом-хранителем. Словом, тем, кому положено опекать воюющих и путешествующих.

Он сел и, прогоняя остатки сна, нащупал прислоненную к стене винтовку. Костер прогорел, в пещере царила кромешная тьма, и только в рваном проеме входа раскаленными углями мерцали звезды. Выходит, не погасли, пока падал, мелькнула мысль.

Рядом тихо посапывала Мэри-Энн, а еще слышался где-то в отдалении быстрый невнятный шепот. Других звуков Каргин не различал, будто все в пещере и ее окрестностях разом умерло или погрузилось в летаргический сон – такой, в котором не услышишь ни шороха, ни живого дыхания.

Поднявшись, он пристроил винтовку на сгибе локтя и направился к выходу, откуда и доносился бормочущий шепот и где маячила темная неясная фигура. Однако не Стила Тейта, которому полагалось дежурить в эту ночь – повар был коренаст и массивен, а силуэт, рисовавшийся на фоне звездных небес, принадлежал скорее человеку худощавому и узкоплечему. Он шевельнул рукой, в лунном свете блестнули золотые перстни, и Каргин догадался – Арада!

Молится он, что ли? А где же Тейт? Где часовой, черт его побери?!

Под ногами скрипнул щебень, и бормотание оборвалось.

– Молились, дон Умберто? – спросил, приблизившись, Каргин.

– Да, капитан. Я – человек религиозный… – Он перекрестился, одновременно шаря левой рукой у пояса. – Вы знаете, чем различаются три основные христианские конфессии? У вас, у православных, говорят: молись, и бог простит. У лютеран иная заповедь: трудись, и за труды твои воздастся. То и другое, дон капитано, крайности, точки зрения умов ленивых или алчных… Мы, католики, предпочитаем золотую середину: молись, трудись, и грехи твои будут отпущены, а труд не пропадет втуне.

– Верная мысль, – произнес Каргин, осматривая залитый лунным светом хаос базальтовых глыб, оврагов и поваленных деревьев, над которыми возносились ребристые свечи кактусов. – Я даже согласен стать католиком, если вы скажете, куда подевался Тейт. Я с ним сейчас побеседую!

– Ах, это… – Референт неопределенно улыбнулся. – Они ушли, дон капитано, все ушли. Паркер, Слейтер, Тейт и Тэрумото… Взяли оружие и ушли. Примерно полчаса назад. Я полагаю, мистер Паркер жаждет прокатиться на вертолете. На помеле, пользуясь вашей терминологией.

Челюсть у Каргина отвисла. Хью с холодным интересом наблюдал за ним.

– Хотите спросить, отчего не разбудили вас? Тут множество причин, мой дорогой, и все, надо признаться, веские. Во-первых, вы утомились, крепко спали, и босс решил вас не тревожить. Во-вторых, он опасался возражений с вашей стороны и даже, признаюсь, физического противодействия… Вы бы возражали, не так ли?.. – Хью покосился на винтовку в руках Каргина. – Поэтому мистер Паркер будить вас не позволил, хотя такая попытка намечалась.

– Томо… – пробормотал Каргин, – Томо-сан… – Стараясь успокоиться, он глубоко вдохнул теплый ночной воздух.

– В-третьих, – будто не слыша, продолжал референт, – наш новый босс ревнив к чужим успехам. Он неудачник, но лезет в супермены, как таракан в блюдце с патокой… Надеюсь, вы это заметили? И понимаете, что суперменам конкуренты не нужны? Помощники и слуги – еще куда ни шло…

Винтовка словно налилась тяжестью. Каргин повесил ее на плечо, нащупал рукоять мачете, затем коснулся пояса: нож, две кобуры, берет, рация и обоймы в подсумках. Все было на месте.

– Скажите, дон Умберто, зачем они с ним пошли? Тейт, Слейтер, Тэрумото? Верят его дебильным планам?

Тонкие губы Арады скривились.

– Пора бы вам усвоить, капитан: у босса дебильных планов не бывает, только гениальные. Босс велел – пошли… А я остался. К счастью, я не умею стрелять. Я бесполезен – так же, как сеньорита Мэри-Энн… – Он поднялся, вытянул руку, погладил длинный винтовочный ствол, торчавший над плечом Каргина. – В конце концов, готов признать решение босса мудрым, если хотите – гениальным. Не испугавшись риска, он сам повел людей, но вас, как лучшего из лучших, оставил тут. Зачем? Разумеется, чтоб охранять его сестру. Ну, и меня заодно… Отличная версия, дон капитано, не так ли?

Каргин молча натянул берет, повернулся и стал спускаться вниз, лавируя среди базальтовых обломков. Близилось полнолуние, и от висевшего в небе бледного диска, чуть ущербного с боку, струился призрачный свет. На часах – три сорок. Tertia vigilia, третья стража, как говорили в римских легионах… Он выспался и чувствовал себя вполне отдохнувшим. Даже царапина на ребрах не беспокоила.

– Куда вы, дон капитано? Зачем? – крикнул вслед аргентинец. – Не спорьте с судьбой. Судьба неудачников не любит…

– Что ты знаешь об удаче, тощий фраер? – пробормотал Каргин на русском, добавив пару непечатных фраз. Привычным усилием воли он справился с раздражением – на этом склоне, где неверный шаг грозил увечьем, гнев был плохим помощником. Света, однако, хватало, и первую часть пути он одолел минут за десять, двигаясь быстро и бесшумно, стараясь ступать по крупным камням. Нижний край осыпи упирался в пальмовую рощу, и здесь идти было трудней: под деревьями – мрак, колючий кустарник и груды гниющих листьев, перемешанных с песком. Винтовка цеплялась за ветви и лианы; пришлось снять ее с плеча и тащить под мышкой, оберегая прицел.

Затем кусты расступились, мохнатые стволы исчезли, почва под ногами сделалась прочной, и он понял, что выбрался на серпантин, спускавшийся от Нагорного тракта к бухте и пляжу. Тут можно было двигаться быстрей, хотя светлее не стало – кроны деревьев почти смыкались над узкой дорогой, и в их разрывах в такт шагам прыгали редкие звезды. Чужие звезды, подумалось Каргину, те же, что в Африке. И место чужое, и дело, в которое он ввязался, не его… Хотя где они – его место и его дела?

Поднимаясь в гору, он размышлял о человеческом неразумии, алчности и жажде власти, способных испакостить множество всяческих мест, таких приятных еще в недавнем прошлом. Взять хотя бы Иннисфри и эти южные моря: рай у Господа за пазухой, крепче крепкого, дальше дальнего… Но и тут нашелся черт, свой дьявол с подручной нечистью – поубивал, пожег, и сделались из рая сущие Балканы. Или, например, Кавказ… Тоже бывший рай, всесоюзная здравница, где нынче – трупы под каждым кустом да невольники в ямах… Ну, а про Заир и вспоминать не след, Заир и в лучшие времена до рая не дотягивал! Тот француз, Лябурш, с которым встретились в Киншасе, говорил: страна сокровищ… фрукты и кофе, уран и алмазы… Все есть, всего хватает, чтобы устроить рай, да только ума маловато. В точности, как в России!

Каргин злобно сплюнул и выругался. С Заиром вроде бы обошлось, а вот с всесоюзной здравницей были давние счеты – за Юру Мельниченко, убитого в Карабахе, за Вальку Дроздова и Пашу Нилина, и за других, погибших, преданных, но не забытых. А может, то бушевала и ярилась в нем казацкая кровь, не позволяя признать поражения. Но поражение было, чего там спорить… А где поражение, там и бегство – к примеру, в Легион. Или на Иннисфри…

Он поднялся до обзорной площадки над Лоу бей. Даже ночью вид отсюда был изумительный: внизу зеркало бухты в темной базальтовой раме, на юге вздымаются черные скалы Хаоса, а с севера лежит Нагорный тракт – будто серый поясок с серебряной пряжкой-озером, брошенный поверх утесов. Лунный свет придавал пейзажу волшебное очарование, и Каргину вдруг вспомнились стихи, прочитанные как-то Томом:

 
О, не забудь,
Как в моем саду
Ты сломала ветку азалии белой…
Чуть-чуть светил
Тонкий серп луны.
 

Он даже покрутил головой, словно пытаясь разглядеть этот сад, азалию и девушку, сломавшую ветвь и, может быть, похожую на Кэти. Но Кэти и все остальное-прочее – смуглая Чанита и домик Куэваса, Москва с «варягами» Перфильева, цветущие черешни в Краснодаре, даже лагерь под Ялингой – все это было за гранью сиюминутной реальности. Вполне возможно, не существовало вообще или осталось в прошлом, вместе с почетной службой в «Стреле», мирными землями Кавказа и солнечной тихой Югославией.

Когда он добрался до озера, темный бархат небес стал постепенно выцветать, луна еще больше поблекла, и над восточными скалами начали гаснуть звезды. Мрак сменился сумерками, над озером поплыл белесый туман, расползаясь по берегам, заглядывая в тоннели, пробитые в утесах, окутывая тропу, подвесные мостики и развалины блок-поста. Каргин миновал его, машинально отметив, что взрыв оказался мощным – некоторые тяжелые обломки отлетели шагов на пятьдесят. Но основная масса раздробленных бетонных блоков и скрученной арматуры осталась у озера, завалив до верха оружейный шкаф, и где-то под ней лежали трупы Спайдера и Халлорана. Скорее даже не трупы, а обгорелый прах… Еще Каргин подумал, что в оружейном шкафу могло найтись что-то полезное, но докопаться до него, как и до костей погибших, не представлялось возможным. Во всяком случае, без бульдозера и подъемного крана.

За озером начались мосты и тоннели, и он, отшагав в бодром темпе с километр и решив, что этого достаточно, забрался на скалу. Вершина ее походила на обломанный меч, стиснутый в каменном трехпалом кулаке; под ним и был пробит очередной тоннель, не слишком длинный, но и не короткий, метров восемь-десять. Вход и выход из тоннеля обрамляли бетонные арки, и с козырька любой из них парк и виллу можно было разглядывать как на ладони. Само собой, с поправкой на предрассветные сумерки.

Но вертолеты Каргин увидел сразу: один приземлился на верхней террасе, за павильоном-обсерваторией, второй, подтверждая наблюдения Криса, стоял посреди аллеи, ближе к дворцовой лестнице. Деревьев тут не было, зато с южной стороны пышным цветом цвел розарий, великолепное место для скрытных дислокаций и засад. К тому же охраны у помела не замечалось – факт невероятный, если вспомнить, что Кренна был человеком предусмотрительным.

Каргин лег и пристроил винтовку на обводе козырька. Позиция – как в недавнем сне, только не древесная кора под ним, а теплый шершавый бетон, и вместо дупла – тоннель… И час подходящий – самое время явиться призраку Халлорана, подумал он и усмехнулся. Затем подрегулировал прицел, и тут же стало ясно, где прячется часовой – сидит в помеле, в десантном отсеке у сдвинутой дверцы и, похоже, дремлет. Во всяком случае, откинулся на спину, как это бывает, когда сидящего сморит сон; головы его не было видно, только торчал под мышкой автомат, а ниже – обтянутые комбинезоном колени. Каргин мог прострелить любое на выбор.

Он повел стволом, рассматривая кабину пилота с пушкой внизу, подвешенный на консоли ракетный блок, шасси, выступ топливного бака и узкий стрекозиный хвост. В кабине и десантном отсеке было темно, но на корпусе он мог пересчитать каждую вмятину и заклепку. Света хватало, хотя заря еще как следует не разгорелась.

А разгорится, так будет сложней, подумал Каргин, присматриваясь к зарослям роз. Сейчас было б самое время… Полумрак, предрассветный час, даже птички не щебечут и мухи не летают… И олух-охранник спит, как невинный младенец… С чего бы? У Кренны, конечно, не та дисциплина, что в Легионе, но все же не «дикая дивизия»… За сон на посту – расстрел на месте! Ну, не расстрел, так штраф в размере месячного содержания…

Кусты в розарии дрогнули, зашевелились, гибкая фигурка выскользнула из них, и Каргин одобрительно хмыкнул. Тома пустили вперед – верное решение! Кого же еще, если не храброго самурая? Ловкий, быстрый, как атакующая змея! Сейчас приколет часового, махнет остальным, и сядут они в вертушку, раскочегарят мотор, поднимутся… Дай бог, долетят! Или радируют на континент… А что до погони, так с ней короткая беседа… Отчего не побеседовать, с этакой пушкой в руках?..

Он нежно погладил приклад, наблюдая, как из кустов появляются крохотные фигурки нападавших, все – с автоматами. Том одолел дистанцию до помела тремя прыжками, а может, и не прыгал вовсе, а катился по земле или летел; моргнуть не успеешь, а он уже тут, и нож перерезает горло… Но разглядеть, что именно он перерезал, Каргину не удалось; увидел только быстрый блеск клинка, а через миг – как валится из вертолета безвольное тело. Безвольное, мягкое и почему-то безголовое… Башку он, что ли, ему отчекрыжил?.. – мелькнула мысль.

Том обернулся, вскинул руку и что-то закричал подбегавшим. Слова, разумеется, до Каргина не долетели, но он разглядел, как шевелятся губы японца, как расширяются глаза и стремительно бледнеет лицо.

Кукла, понял Каргин, холодея. Кукла, набитый тряпьем манекен! Купили, гады! Поймали на куклу! Он скрипнул зубами, и тут раздался треск автоматных очередей.

Тома застрелили в упор, в затылок, и умер мгновенно. Тейт споткнулся на бегу и рухнул; его спина и шея будто взорвались, расчерченные красными воронками – били из двух тарахтелок, и помощней, чем «ингремы». Слейтера, кажется, ранили в ноги – он свалился под консолью, но был еще жив, когда из вертушки полезли солдаты в черном. Двое – из кабины пилота, четверо – из десантного отсека…

Паркер, бежавший последним, успел повернуть, и пули, выпущенные солдатами, разворотили ему плечо и левый бок. Его отшвырнуло к кустам, в мертвую зону, недоступную для наблюдения, однако Каргин за ним уже не следил. Мертвая зона, и мертвый принц-наследник… Кончились скаутские игры…

Поймав в перекрестье прицела точку между ухом и глазом, он плавно, на выдохе, нажал на спуск.

Грохот выстрела. Отдача. Сильная… Будто носорог лягнул…

– Это что же выходит? – бормотал Каргин, слегка разворачивая винтовку. – Это выходит натуральная засада… А почему? Откуда знали? Птичка принесла? Так птички разговаривать не умеют… – Выдох. Грохот. Удар в плечо. – Значит, не птичка… – Он закусил губу. – Кренна у нас, конечно, не дурак… Хитрый кукольник! А все равно непонятно… Хотел бы поймать, так посадил бы рядом два помела… Чтобы приманка была повкуснее…

Выдох. Грохот. Отдача.

Он успел уложить троих, но остальные действовали на удивление слаженно и ловко – сообразили, что бьет снайпер, которого из тарахтелок не достать, и, пригибаясь, юркнули в кусты. Криса утащили с собой, и Каргин сперва не понял, зачем он им, а когда догадался, в розарии уже ни единая ветвь не колыхалась.

Верно говорят: гнев – плохой советчик… Мог бы Слейтера избавить от мучений…

Приподняв голову, он посмотрел на замерший в аллее «Гриф» с поникшими винтами, на трупы в черном и тела Тэрумото и Тейта. Отсюда, с высоты, они выглядели пятеркой раздавленных мурашей около странного насекомого – стрекоза не стрекоза, а чем-то похоже. Без крыльев, зато с длинным и тонким хвостом, а впереди – огромное око, расчерченное на сегменты. Так и сияет в первых солнечных лучах!

Каргин снова склонился к прицелу. Топливный бак, надежная броня… С другой стороны, калибр двенадцать и семь…[36]36
  В снайперской винтовке М82А1 используется патрон калибром 12,7 мм для тяжелого пулемета.


[Закрыть] Пробьет или не пробьет?

Выдох. Грохот. Отдача.

Не пробило, но вмятина вышла основательная. Он расстрелял обойму, всадив в одно и тоже место еще семь пуль, сменил магазин, и с девятого выстрела поднял машину в воздух. Правда, не так, как хотелось Паркеру, не целиком, а по частям, в дыму и пламени. Впрочем, мнения Роберта Генри Паркера были теперь интересны лишь для могильных червей.

Всех подставил ублюдок, гаденыш гребаный, размышлял Каргин, присматриваясь ко второму помелу. А были неплохие парни… Особенно Томо… Томо-самурай, секьюрити с гарвардским дипломом, с понятием о верности и чести… В плохой час встретила Кику-сан Халлорана… в дурной, несчастливый!.. И остальным не повезло… всем халлорановым родичам, слугам, помощникам, всем обитателям Иннисфри…

Огненный гейзер над пылающим вертолетом съежился и опал. Теперь пламя лениво плясало в обломках, приветствуя рассвет черным жирным дымом. За этой завесой трупов погибших не было видно.

Прощай, Томо, прощай…

Второй «Гриф» Каргин по-серьезному достать не мог – виднелись из-за стены обсерватории кабина да кончик винта. И позицию не переменишь, ни влево, ни вправо не уйдешь; сидел он на этой дороге точно комар на бритвенном лезвии. Пожалуй, засиделся, пора бы и назад…

Он сполз с утеса, повесил на плечо винтовку и торопливо направился к озеру. На часах – пять ноль три, время, когда Халлоран со Спайдером бегали по этой дороге, а сам он, пристроившись у телескопа, мирно обозревал окрестности. Еще пару дней назад… Как давно это было!

Каргин уже миновал озеро и путь до обзорной площадки и начал спускаться вниз, когда в подсумке пискнула рация.

Голос Кренны был холоден и сух.

– Никак не успокоишься, капитан?

– Покой – он для усопших, а я пока что жив, – откликнулся Каргин. – Вроде бы у тебя потери, майор? Три крысы, и у каждой в черепушке дырочка?

– Ты сам сказал: что из-за трупов переживать? Война, дело обычное!

– Ну, имеются у нас не только трупы. Кажется, что-то там взорвалось и сгорело?

Бельгиец с иронией хмыкнул.

– Ты о вертушке? Было бы что жалеть! Потеря не моя, заказчик платит.

– Щедрый у тебя заказчик.

– Щедрый, – согласился Кренна.

– А кроме финансов ничем не балует? Советами там, намеками, подсказками?

Кренна рассмеялся – будто отбил на барабане походный марш.

– Вот ты о чем… о нашей последней маленькой операции… Нет, то был не заказчик, а некий мсье Умберто Арада. Знаешь такого? – Пауза; затем: – Чувствую, что знаешь. Так вот, он позвонил и предложил обмен: я гарантирую жизнь и безопасность ему и одной сеньорите, а он дает информацию. Очень важную информацию про нашего неуловимого клиента. В какой момент его поймать и как… Мы поторговались и договорились.