Текст книги "Наёмник"

Глава 17

Иннисфри, вилла и воздушное пространство

над Тихим океаном; 24 июля, день

У приоткрытых ворот его поджидали два крепыша, из группы, прибывшей с коммодором.

– Мистер Алекс Керк?

– Он самый.

– Ваше оружие, сэр.

Сэр, отметил Каргин, передавая крепышам винтовку. Ничего не скажешь, встречали его с отменной вежливостью.

Он расстегнул пояс, сбросил с плеча мачете в запыленных ножнах. Снял ремни с подсумками, вытащил рацию и телефон.

– Простите, сэр… Это что?

Наколенный карман подозрительно оттопыривался. Вздохнув, Каргин достал последнюю банку персикового компота, бросил на пол и поинтересовался:

– Обыскивать будете?

– Не велено, сэр. Сюда, прошу вас.

Ворота закрылись; вслед за ними с раздирающим слух скрежетом отодвинулись переборки в зигзагообразном тоннеле, и тут же вспыхнул свет. Втроем они прошли к лифту мимо бочек, коробок и ящиков, загромождавших складское помещение, и поднялись наверх. Стальную дверь между камерой лифта и коридором, скрученную и полуоторванную, охраняла пара скучающих часовых. Один курил, другой жевал банан. Было непохоже, что у Кренны с ними возникнут неприятности.

Крепыш-охранник, навьюченный имуществом Каргина, исчез. Второй проводил его через столовую к холлу, к мозаике с орлом, сжимавшим револьверы в когтистых лапах. Здесь уже навели порядок, и только пустые оконные рамы, бурые пятна полу да орлиный глаз, выбитый случайной пулей, напоминали про отгремевшую битву. Каргин двинулся было к лестнице, но провожатый ухватил его за локоть и деликатно направил к гостевой половине.

– Сюда, сэр, направо и в эту комнату. Здесь вам приготовлена одежда. Мистер Мэлори полагает, что вы захотите побриться и принять душ… Вот тут, прошу вас… Я подожду в коридоре. Может быть, перекусить хотите?

– Сыт по горло, – ответил Каргин, захлопывая двери перед носом крепыша.

Теплый прием, раздумывал он, неторопливо стягивая башмаки. Если не считать того, что сунули в каморку без окон и нежилую с виду – ни стула, ни стола, ни шкафа, ни кровати. Зато был упругий палас под ногами, обтянутый кожей диванчик и вешалка. На диване – белье и рубаха, на вешалке – роскошный костюм из чесучи, модель «сагиб в индийских джунглях», под вешалкой – легкие светлые туфли. Против входа – дверь, за нею – ванная, пошикарнее, чем в коттедже на Грин-авеню: розовый мрамор, зеркала, краники из бронзы в форме миниатюрных дельфинов. На потолке – мозаика: еще один дельфин, с оседлавшей его голоногой наядой. За зеркалами – шкафы: стопки полотенец, купальный халат, шампуни, дезодоранты, морская соль, коллекция бритв – электрических и с безопасными лезвиями…

– Как в лучших домах Нью-Йорка и Лондона, – пробормотал Каргин, соскабливая двухдневную щетину. Он принял душ, пошарил в шкафчиках, нашел бактерицидный пластырь и залепил царапину на ребрах. Потом переоделся, проверил, что паспорт с дюжиной виз и кредитки на месте, что ничего не подмокло за время странствий в болотах и лесах. Сунул бумажник в карман, напялил берет, полюбовался на себя в зеркале. Выглядел он орлом – ни дать, ни взять, майор с «волосатой лапой», коего, в обход завистливых сослуживцев, произвели в подполковники.

Все это заняло минут тридцать, а больше он не осмелился отторговать у судьбы. Больше и не нужно. Полчаса – приличный срок; надо думать, бельгиец со своими молодцами уже карабкается по трубе и, может быть, преодолел ее наполовину. При этой мысли настроение у Каргина поднялось, он лихо заломил берет, промурлыкал: «Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так…» – и вышел в коридор.

Крепыш, подпирая стену, дымил сигаретой.

– Ну, я при полном параде. Куда теперь? Наверх, в пентхауз?

– Да, сэр. Если только не возникло желание перекусить. Кофе, сандвичи, сок, фрукты…

– Перебьюсь, – сказал Каргин, скривился при упоминании о фруктах и повернул к лестнице.

Тут ничего не изменилось, будто не было ни битв, ни оккупации. Мраморные ступени по-прежнему окутывал ковер – правда, слегка затоптанный и в подозрительных бурых пятнах; шеренга бравых римских воинов, сверкая бронзой, поддерживала перила, Марс грозно хмурился и тряс башкой в гривастом шлеме, Вулкан бил молотом по каменному мечу, Минерва целилась копьем в потолок, да все не могла дотянуться. Около статуи бога войны устроился очередной крепыш – с сосредоченным видом подбрасывал и ловил в ладонь гильзу от автоматного патрона.

Наверху по эспланаде гулял легкий бриз, шелестел листьями в древесных кронах, рябил поверхность воды в пруду, баюкал амазонскую красавицу-кувшинку. Тут тоже все оставалось без изменения. Слева, на хозяйской половине, дверь была открыта, но окна задернуты шторами; справа, в компьютерном центре, за водопадом виноградных лоз просвечивали угловатые силуэты – сейфы, шкафы, столы со слепыми глазницами мониторов и вмурованная в стену печь.

Каргин огляделся. Скамейки под пальмами, строй мандариновых деревьев, зеленый занавес лозы и полосатый тент, как парус над ладьей викингов… Мирный пейзаж, знакомый! Привык за месяц… Лишь корпус «Ирокеза», бугрившийся за павильоном, казался тут абсолютно лишним – будто клякса, посаженная реставратором-халтурщиком на полотне великого мастера. Пилот копался у помела, что-то перекладывал или искал в пассажирском отсеке, часовой, с висевшим поперек живота автоматом, бродил у лестницы. С губ его свисала сигарета.

– К шефу, – коротко сказал провожатый Каргина.

Часовой повел стволом.

– Мистер Мэлори в кабинете. Прошу вас, сэр.

Каргин, бросив жадный взгляд на черную тушу вертолета, направился к дверям. Ветер подталкивал его в спину, играл полами пиджака. Южный ветер, еще сохранивший прохладу антарктических льдов. Попутный! Он счел это добрым знаком.

В комнате с распахнутой настежь дверью тоже было прохладно. Патрик и Мэлори сидели за столом, на этот раз не загроможденным книгами – на полированной поверхности, рядом с пепельницей, лежал только большой, плотно набитый синий конверт. Мэлори курил сигару; старик, вытянув ноги и прикрыв глаза, откинулся в кресле. Прядь рыжих, с проседью, волос свисала на лоб, лицо казалось побледневшим, но в остальном он выглядел как всегда, будто рай на острове Иннисфри все еще существовал и был таким же щедрым, безопасным и невинным, как пару дней назад.

«Вот старый дьявол!.. – подумал Каргин с внезапным и вовсе неуместным всплеском восхищения. – Все ему по барабану! Ничем не прошибешь!»

Мэлори уже направлялся к нему, с широкой улыбкой на устах и распростертыми объятиями.

– Отлично выглядишь, сынок! На миллион долларов! Даже на целый миллиард!

– Благодарю. Вы тоже. Особенно мистер Халлоран. – Взгляд Каргина обратился к креслу.

Коммодор похлопал его по спине.

– Нет больше мистера Халлорана, мой мальчик. Увы! Расстался с жизнью и скоро будет захоронен, прямо на месте трагической гибели. Под орудийный салют, с приспущенными знаменами… Толпы репортеров, плач безутешных друзей, поминальная служба, мраморный саргофаг над обгорелой плотью да бетонными обломками, и так далее… Все – по высшему разряду!

Почти как во сне Росетти, подумалось Каргину. Только папы с кардиналами не хватает.

Сидевший в кресле старик кивнул. Вероятно, это полагалось считать знаком согласия с речами Мэлори, а заодно и приветствием.

– Если мистера Халлорана нет, если рыдания смолкли и траурный марш отзвучал, то что у нас в сухом остатке? – спросил Каргин, озирая комнату и невзначай поглядывая на часы. – Чем утешимся мы, живые? К примеру, вы и я?

Коммодор загадочно усмехнулся.

– Я буду знать, что мой старинный друг и покровитель благоденствует на далеком острове – разумеется, не на этом, а на другом, однако столь же прекрасном. Там все уже подготовлено – дома, дороги и сады, порт, аэродром, надежная охрана… И там его поджидают.

– Остин Тауэр? – будто по наитию вырвалось у Каргина.

– Остин Тауэр, Квини, Магуар и другие доверенные лица, к которым вскоре присоединятся Спайдер и мисс Мэри-Энн. Ну, а я… – лицо Мэлори вновь расплылось в улыбке, – я, как говорилось выше, буду знать, что мой покровитель живет в покое и безопасности, и не оставляет нас своими мудрыми советами. Каждый из них мы непременно исполним. Точно и в срок! Тем более, что мешать уже некому – наш молодой президент мистер Роберт Паркер поет псалмы у ног Господних… Помилуй и спаси его Творец!

– Для вас это большое утешение, – согласился Каргин. – А что приготовлено для меня?

Он снова взглянул на часы и отметил, что Кренна минут через двадцать будет в колодце мусоросборника. Может быть, чуть запоздает – все-таки с ним двое раненых. Раненых, однако вполне боеспособных…

Коммодор, отложив сигару, переглянулся с Халлораном. Казалось, они молчаливо советуются о чем-то – возможно, об условиях нового контракта или о том, надо ли вообще предлагать его Каргину. Затем послышался скрипучий голос старика:

– Скажи ему, Шон. Я полагаю, время.

Мэлори кивнул.

– Время, так время… – Огладив голый череп, он взял сигару, затянулся, выпустил струйку дыма и поглядел на Каргина – пристально, строго, многозначительно. Потом сказал: – Ты, мой мальчик, теряешь хозяина, но ты смиришься с этой потерей. Смиришься, так как получишь нечто гораздо большее. Мистера Халлорана нет – нет для деловых кругов и мировой общественности, для завистников и конкурентов, для журналистов, торговых партнеров и возможных мстителей, и нет для тебя. Но, в отличие от перечисленных выше мерзавцев, ты кое-что приобретешь… – Коммодор торжественно расправил плечи и, взмахнув сигарой, проложил серый дымный след, нацеленный на Халлорана. – Вот оно, твое приобретение, сынок! Старый добрый Патрик… Твой дед!

Зубы Каргина лязгнули, и где-то под сердцем зародилась и стала расти и шириться холодная пустота. Вот оно, о чем не говорила Кэти… не говорила, но намекала… есть, мол, тайны, только не мои…

Он посмотрел на старого доброго Патрика.

Дед!.. Надо же – дед! Только деда-людоеда ему не хватало… Вздрогнув, Каргин оперся кулаком о стол, чувствуя мерзкую слабость в коленях; на миг лицо Халлорана с колючими, как острия штыков, зрачками завертелось перед ним и ринулось навстречу, будто футбольный мяч к незащищенным воротам. Он прерывисто вздохнул и вытер пот со лба.

– Кажется, мальчик удивлен, – раздался скрипучий голос.

– Ничего, отойдет. – Это был Мэлори, лысый хмырь. – Ваша порода крепкая, Патрик. Тем более, если смешать подходящий коктейль. Русская водка, ирландское виски… не разбавляя тоником…

– Нечем было разбавлять и нечего смешивать. – Снова голос Халлорана. – Ни водки не было, ни виски… Ты, Шон, не представляешь, что пили тогда в Москве. Спирт, неразведенный спирт! Однако закуска была неплохая.

«Это он о какой закуске толкует?» – подумал Каргин и выдавил:

– Хрр… хрр… – Потом прочистил горло, поднял глаза на Мэлори и рявкнул: – Чтоб мне к Хель провалиться! Это что у нас, шутки? Какого дьявола? Откуда?..

– Отсюда, – сообщил коммодор, игриво похлопав себя пониже живота. – Ты покопайся в своей родословной, мой мальчик. Может, сообразишь!

Долго соображать не пришлось.

– Бабка Тоня… Переводчица…

– Я звал ее Тони, – каркнул Халлоран. Лицо его на мгновение смягчилось, глаза затуманились. – Она работала в нашем посольстве и, думаю, в ГПУ… У нее были волосы как золотая паутинка… У твоей матери похожие?

Каргин не ответил. Самообладание постепенно возвращалось к нему, а вместе с ним и мысль, что ничего, по сути дела, не меняется. Ничего с тобою не случится, и ничего тебе не грозит, сказала Кэти… Ошиблась, ласточка! Он не сомневался, что сидевший в кресле старый хищник мог заказать его с такой же легкостью, как Паркера, Араду и всех остальных своих родичей, рыжеволосых и сероглазых, не взирая на возраст и пол. Но пол, возраст и кровная связь все же имели для него значение – такое же, как для турецкого султана, определяющего преемника среди сыновей, племянников и внуков. Эта аналогия почти развеселила Каргина. Он подумал, что все свершилось в лучших восточных традициях: турнир завершен, преемник избран, и конкуренты ликвидированы.

– Если с лирикой все, то можем переходить к делам? – Коммодор шагнул к столу, сдвинул синий конверт, и под ним обнаружился еще один, желтый. – Я думаю…

– Минутку, – прервал его Каргин. – С лирикой все, но есть кое-какие вопросы. Это прекрасно, сэр – вдруг обрести старого доброго деда. Но если так, я получил и других родственников, причем безвременно усопших… Целый взвод!

– Ну, взвод – это сильно сказано. Двух, мой дорогой, всего лишь двух. Если я правильно понимаю, тебя интересуют кое-какие семейные дела? – Бросив взгляд на старика и дождавшись, когда тот кивнет, Мэлори заметил: – Ну, рано или поздно, тебя придется посвятить… почему же не сейчас? – Стряхнув пепел с сигары, он поднял глаза к потолку; его лицо стало задумчивым, будто коммодор подыскивал для объяснения нужные слова. – Так вот, главное в том, что мой покровитель и твой дед весьма озабочен проблемой преемственности. Он еще бодр, но понимает, что корпорация, основанная предками, нуждается в твердых молодых руках. Твердость – это важнейшее условие, сынок; всему остальному можно научиться, но Гарвард и Йель не прибавят ума и силы, и, если хочешь, необходимой жесткости. Надо, чтобы все – твои заказчики, партнеры, конкуренты – ощущали твою силу, в этом залог успешного бизнеса. В этом и в умении ждать и беспощадно торговаться, понимаешь? Взять за горло в нужный час и выдавить побольше крови…

Каргин кивнул. Ничего нового сказано не было. Вот персы и арабы… У арабов – танки. Продай персам орудия и жди, пока арабы не лишатся танков. Тогда продай им вертолеты и снова жди, пока персам не понадобятся стингеры. Продай их. По самой высокой цене. Возьми за горло и выдави побольше крови… Когда задет престиж, денег не считают! Крови тоже…

– Ни Боб, ни Хью такими качествами не обладали, – произнес коммодор, задумчиво разглядывая тлеющий кончик сигары. – Оба с большими амбициями, но слишком слабые и опасные, каждый в своем роде, ибо они претендовали на первую роль… И потому – мир их праху! Ты – иное дело. Ты – солдат, привыкший к жестокости, знающий цену крови. Ты доказал свое право на трон! – Он вскинул взгляд на Каргина. – Мы долго тебя искали, сынок, и не жалеем о потраченных усилиях. Ты, похоже, пришелся ко двору. Ты – Халлоран, и ты справишься! Ты будешь стоять во главе могущественной империи, сынок! Не сейчас, со временем… Но и сегодня ты кое-что получишь. – Коммодор потянулся к синему конверту.

– Сегодня – Европа, завтра – мир, – пробормотал Каргин. – Ну, ладно, Паркер с Арадой не годились в фюреры, и им снесли башку… А Тэрумото тут при чем? Тоже провинился?

Мэлори покачал головой.

– Нет. Способный парень, перспективный, преданный… Я сожалею, что его убили. Лет через двадцать мог бы претендовать на мое место, и тандем бы у вас получился неплохой… Ну, factum est factum, как говорили в Риме! Что сделано, то сделано.

– В Москве говорили точней, – произнес Халлоран, пошевелившись в кресле. – Точнее и жестче. Сейчас я припомню… – Он прикрыл глаза и с заметным акцентом произнес по-русски: – Льес рубьят, шепки летьят… – Потом, кивнув с довольным видом, распорядился: – Пора заканчивать, Шон. Я устал, и у тебя дела – там, в кратере… Пусть твои люди зальют напалмом лес и выжгут до корней, если необходимо. Ни-кто не дол-жен ос-тать-ся в жи-вых… Ни-кто! – Каждый слог сопровождался ударом сухой ладони по подлокотнику.

«Не напасешься напалма, дедуля», – злорадно подумал Каргин, взглянул на часы и прислушался. Но на эспланаде царила тишина, и часовой по-прежнему торчал у лестницы.

– Все будет сделано, Патрик. – Мэлори придвинул к себе конверты, взял желтый, набитый не очень туго, и продемонстрировал Каргину. – Что ж, приступим к делам… Здесь – завещание твоего деда, подписанное и заверенное пару месяцев назад, сразу же после того, как мы тебя отыскали. Согласно этому документу его наследницей становится мисс Мэри-Энн, но при том непременном условии, – коммодор повысил голос, – что ей подберут достойного супруга. Здесь же – доверенность супругу на управление контрольным пакетом акций, сроком на девяносто девять лет. Доверенность будет подписана счастливой новобрачной, когда отзвонят свадебные колокола… Ты ведь не против венчания в церкви, мой мальчик? Если желаешь, по православному обряду…

– По католическому, – прервал Патрик. – Это надежней.

– Ладно, по католическому, – согласился Мэлори, – хотя я разницы не вижу. Ну как, подходит? – Он помахал желтым конвертом будто морковкой, подвешенной у носа Каргина.

– Есть одно препятствие, – откликнулся тот. – Я, видите ли, мусульманин. Правда, необрезанный… Может, обвенчаемся в мечети?

– Мусульманин? И когда ты успел? – Брови Мэлори приподнялись, затем он с лукавым видом ухмыльнулся. – Ну, ладно, ладно, я понимаю… мисс Мэри-Энн не лучшая кандидатура в супруги… прямо скажем, не подарок.

– К тому же мы с ней родичи, – сказал Каргин, нахально ухмыляясь в ответ. – Не знаю, как будет на английском, нет у вас такого термина. А вот на русском… – Он призадумался и усмехнулся еще шире: – Выходит, она мне тетка! Двоюродная или троюродная, не соображу…

– Дьвоур… – попытался повторить Мэлори, но Халлоран его прервал:

– Ant once removed.[40]40
  Ant once removed – обозначение на английском указанной степени родства.


[Закрыть] Дальше, Шон! Второе предложение.

Отложив желтый конверт, коммодор придвинул к себе синий.

– Что ж, если Мэри-Энн тебя не соблазняет, есть запасной вариант, более сложный в юридическом плане, зато без участия семейства Паркеров. Твой дед тебя усыновит. Все документы – здесь, – Мэлори с важным видом похлопал по конверту. – Все, включая новое завещание и просьбу о натурализации в США. Кстати, натурализация – это отдельный и самый простой вопрос: ты получишь гражданство как супруг миссис Алекс Керк-Халлоран, в девичестве – Кэтрин Барбары Финли. Очаровательная девушка, сынок, и очень неглупая. Ты с нею, кажется, уже знаком? Я не ошибаюсь?

Каргин машинальным жестом погладил рубец на скуле. Слова Мэлори пробивались к нему сквозь ватный туман, повисший над воображаемой ареной цирка; он все еще был в клоунском колпаке, и хитрец-шталмейстер искушал его и подталкивал, словно Иванушку-дурачка, к камню на распутье трех дорог. Налево пойдешь – рыжую ведьму найдешь, направо – калифорнийскую принцессу, и в обоих случаях – клад Кощея Бессмертного. А что потеряешь? Самую малость: имя свое и место в мире, которого так и не нашел… Зато теперь найдешь; кощеев наследник сам становится Кощеем.

Принцессу бы забрать, да без кощеевых затей, мелькнуло в голове. Принцесса ведь ясно сказала: что бы ни услышал про меня и про себя – не верь! Милый мой, родной, любимый… Не важно, беден ты или богат…

Он задумчиво нахмурился. Налево – плохо, да и направо не лучше, если не считать принцессы… Был, разумеется, и третий путь, прямой и узкий, как труба мусоропровода, но тут не все зависело от Каргина. Что-то басурмане не торопятся, подумал он, тайком посматривая на часы и прикидывая, сумеет ли потянуть время еще немного.

– Ну, что скажешь? – поторопил его Мэлори. На лице коммодора играла благожелательная отеческая улыбка.

Каргин улыбнулся ему в ответ.

– Второй вариант, пожалуй, предпочтительней. Только как к нему отнесется Мэри-Энн? К потере наследства и ко всему остальному, что случилось на острове? К гибели брата, например?

Коммодор уже не улыбался.

– Если станет твоей женой, промолчит. А если не станет, тоже будет молчать, иначе попадет в психушку «Рест энд квайет», – заметил он.

Или произойдет несчастный случай, добавил про себя Каргин, а вслух поинтересовался:

– Девушки знали? Кэтрин и Мэри-Энн? Знали, кто я такой?

– Мисс Паркер – безусловно нет. А мисс Финли… – Мэлори, спрятав блудливые глазки, описал сигарой изящную восьмерку в воздухе. – За нее не поручусь. Возможно, была утечка информации… Впрочем, она умная малышка, могла и сама догаться! Заметить твое сходство с Робертом, к примеру. С покойным Робертом, – уточнил коммодор.

Он говорил что-то еще, но Каргин не слушал, а размышлял на темы вроде бы отвлеченные, но все же имевшие отношение к делу. Сперва – о своем родстве с Нэнси: получалось, что она приходится кузиной его матери, а сам он вроде бы ее племянник в третьем колене – правда, с учетом того, что Халлоран и Оливия Паркер – сводные брат и сестра. Затем мысли его переключились на Патрика. Волк с железным сердцем и беспощадной хваткой! Такой своего не упустит, да и чужого тоже… Он разглядывал его костистое лицо с рыжими бровями и ртом, будто прорубленным ударом топора, и думал, что по капризу этого старца погибли двести с лишним душ, и среди них – его кровные родичи, сын и племянник. Любимый внук, однако, уцелел… Внук Алекс Твердая Рука, прибывший из российских палестин… А мог ведь запросто отдать концы, если б не опыт, не выучка и удача. То, о чем толковал коммодор: умение ждать, взять врага за глотку в нужный час и выдавить побольше крови…

Похоже, в этом они с Патриком сходились, хотя была и разница: смерти ему Каргин не желал. Ни от ножа бельгийца, ни – упаси Господь! – от собственных умелых рук. Дед там или не дед – не важно; старик и мамин отец, как это не печально. Ну, будем надеяться, Кренна его не тронет: не потому, что старик, а потому, что богатый…

Какой-то шорох раздался за дверью – то ли тихие шаги на лестнице, то ли ветер прошуршал в листве. Пора, мелькнула мысль. Пора бы Кренне объявиться и получить по векселям. Интересно, сколько он заломит с босса?

Каргин шагнул к Мэлори, взял у него синий конверт, взвесил в ладонях, нахмурился и опустил на стол. Затем повернулся к старику.

– Предположим, все это правда, сэр. Предположим, я в самом деле ваш потомок и наследник. Предположим… А теперь представим, что я отверг наследство и пожелал уйти. Удалиться тихо-мирно, без семейных склок и драм… И что же будет? – Он выдержал паузу, затем посмотрел на часового за распахнутой дверью и повторил: – Что будет, я спрашиваю? Отправите меня в психушку «Рест энд квайет»? Или прикажете убить?

Века Халлорана приподнялись, лицо дернулось, окаменело, и Каргин вдруг с пронзительной ясностью понял, что не дождется пощады, а только станет из внука прежним наемником, а из наемника – трупом. На мгновение в комнате воцарилась тишина; старик мрачно молчал, но всем своим видом показывал, что этот мир не предназначен слабакам, что жизнь – штука жестокая, скверная, и в ней нет места родичам, а только деловым партнерам.

Мэлори швырнул сигару в пепельницу и попытался смягчить неловкость.

– О чем ты толкуешь, мой мальчик? Богатство и власть идут тебе в руки, не говоря уж о красивой женщине… Не той, так этой… Что еще надо? Надо брать. Другие варианты исключаются.

– Исключаются! – каркнул из кресла старик. – Он это понимает, Шон, он понимает… Ну, ничего!.. Как говорят у русских, перемелется – будет мука.

Слабый треск где-то на лестнице, будто разорвали суровое полотно… Часовой покачнулся и стал оседать на каменные плиты эспланады.

– Других мелите, а я на муку не гожусь. Слишком прочное зерно, – буркнул Каргин и бросился к выходу.

Мэлори шагнул следом, расставляя руки, словно хотел задержать его или оградить от неизбежных неприятностей – к примеру, от случайной пули в лоб.

– Погоди, мой мальчик! Ты не понимаешь…

– Заткнись, Шон! – раздался резкий голос старика. – Слышишь, стреляют… Вызови охрану! Быстро!

Если найдется кого вызывать, со злорадством подумал Каргин, устремившись к вертолету. Часовой лежал мешок-мешком, на обеих лестницах топали и орали уже не скрываясь, и сквозь лязг и грохот он различил голос Кренны: кого-то тот приказывал добить, кому-то – занять оборону и держаться, пока не возьмут заложников. Пилот «Ирокеза» метнулся навстречу Каргину, вскинул оружие, узнал и крикнул:

– Что происходит, сэр?

– Завертелись мельницы Господни, – пояснил Каргин и рубанул его за ухом.

Кабина была широкой, почти с круговым обзором, кресло – удобным, все рычаги и кнопки – под руками и на привычных местах. Он взлетел; не так стремительно и лихо, как получилось бы у Гормана, но и не хуже, чем девять пилотов из десяти. Каменный полуовал эспланады медленно качался и кружился под брюхом вертолета, телескоп, будто пушечный ствол, следил за ним стеклянным глазом, пальмы пустились в хоровод, и всюду мелькали темные фигурки – точь в точь как стая крыс у мусорного бачка. В парке и на дворцовой лестнице тоже царила суматоха: метались среди деревьев парашютисты, кто бил очередями по розовым кустам, кто подбирался к окнам, а на поваленного сфинкса взгромоздился офицер и что-то орал, размахивая руками. Видно, его услышали – отделение «зеленых беретов», человек пятнадцать, подтянулось к дверям виллы.

Каргин выровнял машину, поймал в прицел жилую часть пентхауза и закусил губу; его ладонь нависла над гашеткой. Сейчас он мог закончить то, что началось два дня назад: одно касание, и грохнет взрыв, взметнется пламя, и обгорелая плоть смешается с обломками и пылью, и опустеет цирк – ни гастролеров-басурман, ни фокусников, ни шталмейстеров… Мир их праху, как заметил коммодор. Мир, да не для всех; пусть теперь попрыгает в том цирке, где зрители с рогами и хвостами. Вместе с добрым старым Патриком…

Он мог бы это сделать. Мог бы… Не дозволяла кровь, ни русская ее частица, ни ирландская. Голос ее был силен – сильнее обиды и жажды мести.

– Эх, бабка Тоня, бабка Тоня… Знала бы, с кем загуляла… – пробормотал Каргин и перевел прицел. – Говоришь, льес рубьят, шепки летьят?.. Ну, вот тебе за одну из щепок… За Терумото…

Палец его коснулся гашетки, и пламя взвилось над антенной ретранслятора; кровля просела, стебель серебряного цветка переломился, ажурная чаша рухнула вместе с бетонными плитами вниз, сокрушая столы, шкафы, компьютеры и сейфы. Взрыв раскатился гулким эхом, ветер подхватил черный дымный шлейф и поволок его, разматывая в кисею, к полупрозрачным облакам. Рыжие огненные языки заплясали над северной часть пентхауза, и Каргин, выплескивая ярость, послал туда еще один снаряд. Потом резко набрал высоту и повернул на север.

* * *

Остров Иннисфри, открытый в семнадцатом веке испанцами и названный ими Мадре-де-Дьос, таял в морской дымке, сливался с горизонтом, уходил из сердца и из памяти. Тысяча миль к западу от побережья Перу, две с половиной – к востоку от Маркизского архипелага, семьсот-восемьсот – к югу от Галапагосских островов… Призрак, а не земля… Особенно в те мгновенья, когда несешься над океанским простором, почти забыв, что где-то есть материки, другие острова, прочная твердь горных хребтов, рассыпчатый песок пустынь, леса и степи, города и веси…

Куда же мы полетим?.. – спросил себя Каргин. И ответил: лучше бы в наши края, в любое место от Кавказских гор до северных морей, от Сахалина до Карпат. Ну, раз держава сократилась, не до Карпат, а хоть до Ростовской области. Либо, к примеру, до Смоленской… Места много, хватит для посадки, а вот в один прием не доберешься. Даже на этом помеле и с полными баками… А баки – тут он покосился на указатель расхода топлива – наполовину пусты. Значит, прощайте Сахалин, Кавказ и даже Маркизский архипелаг, и остаются у нас Галапагосы либо Перу. В Перу, пожалуй, делать нечего, а вот Галапагосы подойдут. Скалы да черепахи, край земли, тихая юдоль… Чья она? Вроде бы эквадорская…

Каргин полез в бумажник, вытащил паспорт, полюбовался на десяток виз, а особенно – на эквадорскую, с орлом над огнедышащей горой. Спрятал документы, переключился на автопилот, пошарил под сиденьем, нашел НЗ, поел. Потом опять задумался о маршруте. Галапагосы, конечно, место тихое, как раз для подозрительных иностранцев, но до Москвы с Галапагосов не долететь. А вот в Панаму – можно. В Панаму, Эквадор или Колумбию, а там – на Кубу… Не любят нас нынче на Кубе, но ничего – можно сказать, в гости приехал к знакомцу давнему, дону Куэвасу, и его прелестной дочке. Хороший мужик Куэвас! Отчего бы с ним не повидаться? Вспомнит, примет, обласкает и посадит в самолет, и через десять часов – Москва! Жаль, мачете отобрали, был бы ему подарок…

Тут он хлопнул себя по лбу, потянулся к рации, включил, вызвал Кальяо, потребовал, чтоб соединили с Фриско, дал заветный номер. Срочное сообщение от мистера Мэлори, вице-президента ХАК, его помощнице мисс Кэтрин Финли… Срочное и секретное, закрытый канал будьте любезны… фирма оплатит по двойному тарифу…

Далекий голос Кэти:

– Керк?

– Я. Скажи, моя прекрасная принцесса, ты бывала на Галапагосских островах?

Ошеломленное молчание. Потом:

– Керк, милый, что мне там делать?

– Одной – ничего, а вместе мы что-нибудь придумаем. На черепах посмотрим – знаешь, какие там черепахи? Каждая – с танк! Еще купаться можно… А если не понравится, махнем оттуда в Эквадор, на Кубу и в Москву. Через Париж. Ты ведь хотела побывать в Париже?

Голос Кэти стал тревожным.

– Кэрк, где ты? Что ты натворил?

– Лечу над Тихим океаном. – Он посмотрел на небо и море и добавил: – Красота! Снизу синее, сверху голубое, и ни клочка земли не видно. Самая ближайшая земля – Галапагосы, но до них мне лететь и лететь. Думаю, не промахнусь.

– Что ты натворил? – снова спросила она. – Ты вернулся на виллу? Поговорил с Мэлори и со своим…

– …дедом, – закончил Каргин. – Ну как же без этого! Встретились, поговорили, вспомнили о днях былых и разошлись. Вернее, разлетелись.

– Вот что, солдат, или ты мне объяснишь, в чем дело, или я до тебя доберусь и…

Наслаждаясь звуком ее голоса, Каргин улыбался и думал: хорошая будет жена, упрямая, настырная. И то сказать: немалый опыт работы с персоналом! С такой не заскучаешь… Не зря, выходит, съездил в западное полушарие – деда и жену нашел… Ну, бог с ним, с дедом, главное – жена… И что теперь? Что там советовал мудрый Куэвас? Детей родить… Ну, с этим не задержимся! Еще бы с местом определиться…

– Ласточка, я тебя жду, – сказал он и услышал, как Кэти вдруг запнулась, вздохнула и промолвила:

– Галапагосы, значит? Всегда мечтала там побывать, на черепах полюбоваться… Только скажи, это по какую сторону экватора?

– На самом экваторе, солнышко, – уточнил Каргин и щелкнул тумблером рации. Потом откинулся в удобном пилотском кресле, пробормотал: – Не везет мне в смерти, повезет в любви… а ведь и правда повезет… – и закрыл глаза.

И снились ему на этот раз не афганские горы, не равнины Ирака, не ангольские джунгли, не остров Иннисфри и даже не Париж, а иные края, то снежные, то залитые солнцем, то сумрачные под дождевыми облаками, но в каждом обличье своем прекрасные. Снились лица друзей, живых и погибших, снилась Кэти, калифорнийская принцесса, снились отец и мать и дон Куэвас, тоже чем-то походивший на отца; они кивали Каргину и что-то шептали – что именно, расслышать он не мог, но понимал, что его поддерживают и одобряют. Потом чей-то голос внятно промолвил: там, где ты вырос, твое место. Не нашел – ищи! Но помни: в родных краях и вороний грай слаще пения соловья.