Текст книги "Достигая крещендо"

Глава V

Артемий Клёнов сидел на веранде ресторана отеля, вяло пережёвывая какое—то случайно заказанное обеденное блюдо из морепродуктов. Солнце агрессивно горело, нагревая асфальт, камни пляжа, и хлестало людей, покорно и не без удовольствия подставляющих ему свои спины.

Клёнов сидел в тени веранды, машинально рассматривая окружающих и напряжённо о чём—то думал… Прошло десять минут, и в лучах солнца на веранду зашёл епископ Евгений в синем подряснике, солнечных очках с синими стёклами и в синих же мокасинах на ногах. Близоруко оглядевшись, он уверенно направился к столику Артемия.

– Обедаешь? – принимая вольготную позу, спросил он.

– После такой ночи это ещё завтрак, – неотёсанно усмехнулся Клёнов.

– Выспался?

– Просто восхитительно! Никогда так хорошо не спал!

– Это всё чарующая красота моего голоса, – снял очки епископ с наигранной гордостью.

– Да конечно! – усмехнулся Клёнов. – А игра какая! Где же ты в школе пропадал?

– Педагог апатию привил, – серьёзно произнёс Евгений, немного смутив Клёнова и делая официанту знак.

Артемий недолго помолчал, вновь раздумывая о том, что надо было сказать…

– Послушай, – начал он размеренно. – Спасибо, что вырвал меня из страны.

– Без проблем, это не так трудно для меня, хоть ты и сотрудник спецслужб…

– Но, – продолжал Клёнов, – меня уже вызывают в Москву, новые подробности одного дела…

Официант принёс епископу бутылочку Chablis и сыры. Это вторжение в попытку взвешенного разговора отшибло у Артемия готовность откровенничать.

– Ну? – отряхнул его Евгений, играя с вином в бокале.

– Да ладно… Давай не здесь об этом.

– Как скажешь, – пожал плечами епископ. – Тогда о встрече выпускников. Я прекрасно помню твоё предложение встретиться всем в 30 лет «в каком—нибудь незабываемом месте», – передразнил интонации Клёнова епископ.

– Ага.

– И наверняка ты предлагаешь мою виллу в качестве локации?

– Ага, – кивнул самодовольно Клёнов.

– В такие моменты, – поднося бокал к губам, говорил Евгений, – жалеешь, что учился в приличной школе… Учились бы в обыкновенной – половина одноклассников была невыездными по судимостям или кредитам…

– Очень смешно, – оборвал эти рассуждения Клёнов. – Ты согласен провести встречу у себя на даче?

– Друг мой, – протянул епископ это обращение. – Дача – это Кузьминки, а у меня вилла, на которой Мане между прочем жил!

– Так он же у Селини жил? – удивился Артемий.

– Там Клод Моне, а на моей Эдуард Мане… «Музыка в Тюильри», «Олимпия», «Гитарреро»? Нет? Ничему МХК не научило…

– Никогда в этом не сомневался, – пресёк Артемий стёб Евгения. – Так ты согласен или нет?

– Если это не потребует дополнительных затрат, – уклончиво ответил епископ.

– Как будто тебе трудно!

– Тёма, в твоём возрасте и должности пора уже знать, что я зарабатываю очень мало, имея личных финансов в разы меньше, чем ты на госслужбе. Всё моё внешнее благополучие – это лишь корпоративные традиции.

– Машины, костюмы, кресты, митры… – перечислял ехидно Артемий.

– Пожертвования, – сказал епископ. – Автомобили и вилла мне не принадлежат. Это банкира Нарьевича, ты видел его у Селини. Он, кстати, учредитель «AnnaBank», который косвенно контролирует 17% финансового рынка России и входит в топ—десять инвесторов госкорпораций.

– Тю—тю—тю, какие мы важные! И говоришь после этого, что денег нет? – улыбался Артемий.

– Тём, моё богатство не в банковских карточках, а в визитных, – произнёс с важностью и глубокомыслием Евгений, давая понять, что разговор в таком ключе необходимо завершить. – Но я, конечно, согласен, даже перелёт бесплатный организуем… У фонда есть самолёты.

– Хоть о чём—то договорились, – промычал Артемий.

Епископ посмотрел на лазурную полосу моря счастливым взглядом расслабленного человека. Артемий типично для себя повздыхал несколько минут, Евгений, молча ожидая, потягивал вино.

– Я пойду, наверное… Вещи собирать… – внутренне решился на какой—то шаг Клёнов, уверенно добавив: – Заплати.

И пошёл в отель. Епископ Евгений отодвинул бокал и сложил очки параллельно краю стола. Он посмотрел своими постоянно уставшими глазами на море, глубоко вдохнул воздух, перевёл взгляд в небо и, положив кусочек сыра в рот, незаметно для посетителей перекрестился.

***

В номере Артемия уже царил беспорядок. Немногочисленные вещи были разбросаны по всему обозримому пространству, а два маленьких дорожных чемодана оставались пустыми. Клёнов копошился в каждом углу, больше заботясь о халатах отеля, чем о собственных вещах.

– Жаль ко мне не заедешь, – проговорил Евгений.

– Ой, Саш, не до твоих дач и замков с видом на море, – ответил Артемий, продолжая складывать халат, повернувшись спиной к епископу.

В течение шести минут Клёнову не нравились формы, которые халат принимал в его руках. Наконец он получил что—то приемлемое и развернулся. Евгений спокойно складывал его костюм во второй чемодан (первый он уже успел запаковать). Артемий решил не удивляться и просто сел на стул, готовясь о чём—то сообщить. Он нервничал и дергал левую руку, епископ был готов его выслушать.

– Короче, Саш… – начал Клёнов неуверенно. – Мне хоть и нельзя, но, наверное, я должен рассказать тебе…

Евгений медленно кивнул.

– Это касается Инги, – резко выпалил Артемий. Евгений недовольно сморщился.

– Мне с тобой всегда было трудно говорить про это, ты не ценил её, – ответил он холодно.

– Да, понимаю… Но сейчас говорю для тебя – у неё могут быть серьёзные неприятности.

– Связанные с твоей деятельностью? – удивился Евгений, всё ещё не обрадованный этим разговором.

– Да, – уверенно произнёс Артемий, закрывая окно на Променад, чтобы стало тихо. – Как знаешь, Лапин исправляет Конституцию для выборов в следующем году… Месяц назад по наводке ГРУ у меня была операция под кураторством начальника Собственной безопасности… Ничего необычного, просто три фуры ехали из Беларуси. Ну, может, наркотики, так мне сказали… Перехватили в общем, постреляли, водилы ни в какую, в полном [негодовании] от происходящего, – епископ недовольно причмокнул от подобных эмоций Клёнова. – Открыли фуры, всё чинно, ящички с яблочками стоят в три ряда, вроде всё нормально… Но в одной фуре 10 тонн газа ядовитого, в другой семь с половиной тысяч единиц огнестрельного оружия. В третьей боеприпасы и всякая мелочь…

Епископ сидел по—прежнему, не показывая никаких эмоций.

– И? Как это касается Инги… тем более меня? – нетерпеливо спросил он.

– Да сейчас, сейчас! Через несколько дней меня и куратора расследования вызвал директор Красенко. Сказал, что Екатерина Алексеевна отстраняется от этого дела, типо не в её юрисдикции… Потом остался я. Красенко сообщил, что к делу нужно подойти с другой стороны, и в этот момент в кабинет зашёл капитан Мирович, который занимался расследованием теневого финансирования движения «True liberals».

– Та—а—к, уже лучше, – протянул Евгений, начиная понимать, к чему клонит Клёнов.

– И теперь наши дела идут в связке, а Красенко настаивает на том, что груз был заказан либералами для провокаций перед поправками в Конституции, – заключил Артемий.

Епископ молчал со стеклянным взглядом. В его голове происходил анализ сказанного.

– Я так понимаю, Инга в движении занимается чем—то важным? – спросил он.

– Настолько важным, что она попадает в число тех, кто будет отвечать за фуры, – отвечал Артемий, спешно добавляя: – Если, конечно, будет доказана причастность движения.

– Да, – сдержанно произнёс Евгений, сжимая губы. – По твоим словам, всё уже и так ясно. «True liberals» хотят устроить провокации, а вы предотвратите всё это и уберёте главную оппозиционную силу на момент голосования по Конституции. Изощрённо, тут и Божесов замешан, – говорил внешне спокойный епископ, но в ускоренном темпе произношения этих слов читалось беспокойство, понятное Артемию.

– Саш… – добавил тихо Артемий. – Не случайно нас объединили с Мировичем… «True liberals» финансировалось из Правительства, и поэтому Красенко убедительно дал нам понять, что мы должны установить хоть какую—нибудь связь именно Божесова с этими фурами…

Епископ сощурил глаза и отстранённо промычал:

– Это, конечно, ужасно… Безвыходная ситуация, если всё так серьёзно… Спасибо, что сказал об Инге, впрочем, я даже не знаю, что можно сделать, да и нужно ли…

Обида ясно звучала в этих словах. Артемий широкими глазами посмотрел на Евгения, не понимая причину такой неоднозначной реакции.

– Занимайся следствием и особо не волнуйся, – быстро проговаривал епископ, прекращая разговор. – Я тебя в аэропорт сейчас завезу.

– Хорошо…

***

Спустившись в холл отеля, епископ Евгений остановился у стойки регистрации и задумчиво поинтересовался о местоположении госпожи Орловой. Ему ответили, что она только что уехала в Монако, в Музей океанографии.

– Merci, – кивнул Евгений и направился на парковку, где в его кабриолете на водительском месте уже с довольным видом сидел Клёнов.

– Только попробуй тут мне скорость превысить, Красенко покажется очень милым человеком, – произнёс чуть повеселевший Евгений, позволяя Артемию управлять автомобилем.

Глава VI

Сразу после проводов Артемия, епископ на всех парах помчался в Монако, не обращая никакого внимания на жаркие лучи солнца и блестящее море. Его голова была забита словами Клёнова, и он думал о своей реакции на это – Инга, сколько связано с этим именем, и вот сейчас оно всплывает вновь… Он знал, что они пересекутся когда-нибудь и, честно говоря, планировал встречу выпускников только из-за неё… И тут её имя всплывает в таком контексте! Он был недоволен собой за реакцию на простое упоминание её имени, за пронизывающий его трепет от упоминания её имени. И только осознание того, что он находился над этой ситуацией слабо успокаивало его… Незаметно, погружённый в разные мысли, Евгений проехал по улицам Монако и оказался у величественного здания Океанографического музея, вокруг которого, как и всегда, бегало множество туристов. Не зная, как именно отыскать Орлову, он уже раздумал встречаться с нею здесь и решил просто прогуляться в садах Святого Мартина, а Орлову найти уже в Ницце. Но она сама высмотрела его заметную фигуру в подряснике и окликнула, плавно выходя из музея.

– Как будто вы меня ищете, – подошла она к епископу.

– Если честно, то да, – улыбнулся ей Евгений, быстро окинувший её голубой комбинезон из лёгкой ткани. – Вы прекрасно выглядите. Kiton?

– Kiton, – подтвердила Орлова. – Вчера вы тоже были в нём, но сегодня в «рабочей одежде».

– Вчерашний вечер исключение. Я не люблю брендовый шмот, предпочитаю больше шить на заказ в скромных ателье, поддерживать местных производителей.

– Вы живёте во Франции, где местные производители часто лучше брендовых, – справедливо заметила Елизавета Николаевна.

– Поверьте, это безвыходная ситуация, – засмеялся на этот ироничный упрёк епископ. – В России я люблю отечественную одежду.

– Прямо как Божесов, – пожала плечами Орлова. – Премьер хоть и похож на франтика, но бренды не переносит и ненавидит. Всё на заказ в московских ателье.

– Я хотел вас пригласить вечером на другую вечеринку. У меня на вилле. Там будут политики ЕС, поэтому, возможно, для вас это будет чуть интереснее вчерашнего…

– Я могу, – согласилась Орлова, особо не раздумывая. – Только у меня еще встреча в Казино. Поэтому лучше вам заехать за мной вечером.

– Никаких проблем. Но сейчас можно составить вам компанию? – предложил Евгений.

Орлова смерила его задорным взглядом, понимая его деловой интерес, но с радостью позволила проводить себя. Она как раз собиралась посетить кафедральный собор Святого Николая. Епископ представлялся лучшим спутником для этого. Они лёгким прогулочным шагом направились через буйные и ароматные сады.

– Я люблю Ривьеру, – говорила Орлова. – Но можете себе представить, я госслужащий с двадцати двух лет и до сих пор у меня нет виллы и яхты!

– Могу только вас похвалить, Елизавета Николаевна.

– Мне все так говорят, – отмахнулась Орлова. – Особенно те, у кого виллы и яхты находятся не только во Франции и Италии.

– И от чего такая аскеза?

– Я не материалист, а трудоголик. Удовольствие и смысл нахожу в своём деле, а не в квартирах, виллах, самолётах и других ценных вещах… Но выглядеть мне всё равно нужно презентабельно, – добавила она спешно, заметив, что епископ смотрит на её крупные сапфировые серьги. – Я всё—таки, как вы сказали, создаю реальность, поэтому должна одеваться эффектно.

– С созданной вами информационной реальностью одеваться можно во всё, что угодно.

– Ха-ха! Так моей пропаганде еще никто не льстил! Спасибо, Ваше преосвященство…

Орлова действительно добилась многого на посту заместителя по связям с общественностью. Пожалуй, только она одна и обладала свободой креатива на госслужбе – и поэтому ловко расправилась со всеми существующими в стране СМИ, приручив каждое оппозиционное медиа к правильной подачи информации и фильтрации новостей, а госканалы смогла отмыть от прозвища пропагандистов и «пособников режима». Внешне ничего не поменялось, но смысл и эффективность транслируемой информации изменились в нужную сторону.

С интернетом Орлова разобралась проще, особо не взаимодействуя с людьми, а полагаясь лишь на программы и алгоритмы – оппозиционные видео и другая антиправительственная глупость просто не рекомендовались к просмотру, а любая критика получала разгром из уст подготовленных к публичной полемике блогеров. Когда в интернете поднималась волна негодования о какой-нибудь затопленной области, медиа широко освещали события, привлекая разные мнения. В самом же интернете, с помощью алгоритмов, тема постепенно сходила на нет, а боты продвигали нужное отношение людей к проблеме.

Орлова талантливо создала подконтрольное инфополе. Она воспользовалась запрещающими наработками своих предшественников, добавив внешней честности и открытости. Потому у «российских либеральных демократов» складывалось ощущение абсолютной свободы слова и независимости от воли государства. Орлову справедливо называли создателем реальности. Однако основным оружием информационной войны она избрала правду, чему научилась у Божесова…

Епископ Евгений и Елизавета Николаевна, обмениваясь формальными фразами по пути, зашли в совершенно пустой Собор.

– В католических храмах есть своё очарование, – произнесла Орлова, садясь на скамью.

– Безусловно, – согласился епископ.

– Сидя в такой тишине приходится задумываться об истинах жизни и её смысле, – прошептала Орлова, смотря слегка вверх на развешанные в центральном нефе государственные флаги Княжества.

– И что вы думаете об этом?

– Мой смысл прост – служить своей стране и делать жизнь моих сограждан лучше. А истины… Разве не для всех они одинаковы?

– У каждого своя истина, Елизавета Николаевна. Кто—то считает себя центром Вселенной и строит истину на этом основании, кто—то, наоборот, безумно принижает себя, а кто—то строит теории…

– Но все они не правы, – завершила за епископа его рассуждения Орлова. – Это довольно простая мысль для человека вашего уровня.

– Что ж поделать… Евангелие от Иоанна: «И познаёте истину, и истина сделает вас свободными». Но всеми бесспорно принимается только одна истина, Елизавета Николаевна…

– Какая же?

– Человек смертен, – улыбнулся епископ.

Орлова решила развить эту популярную мысль:

– Вот именно… Из этого выходит, что жизнь бессмысленна, тогда чем бы человек не занимался, куда бы не вкладывал свои интеллектуальные способности, всё завершится и исчезнет. Значит, и смысла нет?

– Почему же? Исходя из положения, что каждый смертен, можно вывести как минимум два смысла. Первый – прожить жизнь в удовольствие, познавая красоту мира, лентяйничая и, что называется, кайфуя, вместо погони за социальной успешностью с материальным благополучием. Второй интереснее – можно достичь бессмертия.

– Даже знаю, что вы скажете о бессмертии, – усмехнулась Елизавета Николаевна.

– Возможно, – лукаво улыбнулся епископ. – Но по мнению учёных—атеистов бессмертия в религиозном смысле не существует.

– Это по мнению учёных, к коим я себя не отношу. Вопрос существования Рая и Ада очень дискуссионный, но жизнь после смерти – это вопрос сознания. Заметьте – не души, о её наличии тоже можно спорить, в то время как существование сознания очевидно… Хочется верить, что наше сознание будет жить и после смерти тела.

– Вы слишком депрессивны для чиновника, – решил смягчить беседу Евгений, понимающий философию значительно лучше. – Я же говорю о бессмертии историческом. Чтобы люди, носители как раз сознания, помнили о твоём существовании, даже после смерти тела… Но увы, таких бессмертных мало…

– Ну, как же! – смутилась Орлова. – Писатели, художники, архитекторы, композиторы, военачальники, политики. Многие из них бессмертны в вашем понимании.

– Неа, – задорно подмигнул епископ. – Давайте выйдем с вами на площадь и спросим прохожих, знают ли они даже не о творчестве и историческом вкладе, а хотя бы о существовании Гессе, Кафки, даже Достоевского. Знают ли о Ренуаре и Вучетиче. О Масканьи и Рубинштейне. О Жукове или Саладине… Сомневаюсь.

– Но это показатель не их смертности, а необразованности людей, – заметила справедливо Орлова.

– При этом, Елизавета Николаевна, – продолжил епископ, – и политики также смертны. Фараоны были божествами в умах людей, обладая абсолютной властью и творя действительно великие дела. Но попробуйте назвать хоть какого—нибудь фараона сейчас с пониманием его вклада в историю? Вряд ли получится.

– Допустим, но это необразованность! Очень печально, что в наше время люди перестали заниматься изучением достижений предыдущих поколений, не знают искусства, не понимают музыку, а лишь зациклены на себе, своём успехе, карьере и в редких случаях на своём внутреннем мире, но ценен ли этот мир, если полностью игнорировать и считать ненужным познание философии и истории, живописи и литературы? Если думать исключительно о практическом и рациональном, считая, что мысль о «Человеке» не так важна на данном этапе? – произнесла горячо Орлова.

– Это вновь вопрос смертности и конечности нашей жизни, Елизавета Николаевна. Просто сегодня все думают в большей степени о материальном и бытовом благополучии… А образование перестаёт быть путём к истине, превращаясь в простую формальность получения документа. Но когда человек попадает в аварию, то думает он не о том, что завтра в квартиру придут сантехники и не о том, что презентацию нового проекта проведёт кто—то другой. Он думает о том, что жизнь обрывается, а полноценно—то он и не жил. И, наверное, для меня гораздо интересней старушка—смотрительница музея, чем PR—специалист газовой компании… Конечно, вовсе не обязательно знать, что Гайдн написал более сотни симфоний, но однозначно те, кто изучает жизни, кто читает, кто наблюдает, анализирует и рассуждает о людях, об искусстве и о самом бытие, такие люди прекрасны… Но по факту, ничто не вечно, и одинаково смертен и философ Аристотель, и амбициозный—технократ Илон Маск.

– Так и кто же тогда бессмертен?

– Я могу назвать вам три имени, – как ни в чём не бывало бойко ответил епископ. – Но перед этим спрошу вас, как политика страны, одержавшей победу в самой страшной мировой войне, кого помнят яснее Сталина, Рузвельта, Черчилля или Гитлера?

Орлова сжала губы и на несколько мгновений задумалась. Ответ был очевидным. Чьё имя стало нарицательным для злодейств и мерилом любого зла, о ком мы вспоминаем, когда желаем охарактеризовать кого—нибудь с ужасной стороны?

– Гитлера, – ответила наконец она. – На данный момент он безоговорочно вписал себя в историю.

– Верно… Пройдёт ещё несколько лет, а на Красной площади пройдёт парад к столетию Победы, и память о ней начнёт молниеносно затухать, парады будут только по юбилеям, а вскоре и вовсе сойдут на нет. Забудут Сталина, Жукова, Тимошенко и Василевского. Но о Гитлере будут помнить, потому что это квинтэссенция ненависти… Иногда здесь говорят «внутренний Гитлер», ведь он не столько человек, сколько бренд зла, который мы используем в повседневной жизни.

– Всё же, кто эти три бессмертных человека? – спросила Орлова, пропустив мимо ушей слова о фюрере.

– Будда, Христос и Мухаммед, – спокойно ответил епископ. – Только эти три реально существовавшие личности бессмертны, даже если предположить, что религия – это опиум, то эти три человека всё равно известны абсолютно каждому. Как думаете, почему?

– Потому что они создатели идей, затрагивающих вопросы, интересующие человеческое сознание. А идеи такого уровня вписывают людей в историю и в сердца потомков, – восторженно произнесла Орлова, будто нашла ответ на давно мучавший вопрос. – Но послушайте, всё—таки есть политик, который обрёк себя на бессмертие…

– Ленин? Не смешите…

– Нет, нет, – захихикала Орлова. – Мао Цзэдун.

Евгений посмотрел в её горящие глаза. В этот момент в Собор зашла группа туристов с азиатской внешностью.

– Боюсь, что вы правы! – засмеялся в ответ епископ.

***

В назначенный час епископ Евгений ожидал Елизавету Николаевну у дверей отеля, дружелюбно улыбаясь и кивая многочисленным прохожим. Легко было узнать в нём церковника – в кабриолете он сидел облачённый в угольно чёрный подрясник с вышитыми узорами, плотно обхватывающий его туловище и свободный (хоть прохожим этого было не видно) в ногах; шляпа цвета кофейного молока защищала Евгения от знойного солнца. Поигрывая маленьким серым термосом, вечно сопровождавшим его в машине, Евгений увидел Орлову, выходящую из отеля в сопровождении одного из своих телохранителей. Епископ не захотел помогать Елизавете Николаевне садиться в автомобиль и играть для неё роль галантного джентльмена – цели общения с Орловой в его голове уже окончательно оформились после сообщений Клёнова и разговора в Монако.

Орлова молча села в кабриолет, совершенно не задетая равнодушием Евгения и даже, как казалось, обрадованная им. Она властным движением руки, не сделав ни одного лишнего действия хоть какой—нибудь частью тела, дала понять телохранителю, что он свободен.

– Снова здравствуйте, Елизавета Николаевна, – отъезжая от отеля, поздоровался епископ. Орлова, повернув голову, ответила ему уставшим голосом.

Возможно подобное вялое поведение было вызвано одинаковым цветом их шляп от солнца. Но остальная их одежда сильно отличалась – Елизавета Николаевна была одета в чёрное платье с открытой спиной, а вокруг неё летал тонкий дух парфюма, купленного на недавнем шоппинге. Не решая заниматься анализом причин усталости Орловой, епископ пошёл по простому пути любопытствующего:

– Вы кажетесь уставшей… В Казино не повезло?

Орлова сняла солнечные очки и чопорно взглянула на Евгения совершенно иначе, чем в Монако.

– Неудача небольшая постигла, – сказала она, выбрав доверительный стиль беседы, признавая в Князеве духовное лицо.

– Ваше платье великолепно, поэтому вряд ли вы проиграли в Казино всё.

– Это приятно слышать, – немного расслабившись ответила Орлова. – Голой и правда не осталась. Но дело в работе…

– Как, у вас тоже рабочие неприятности? – посмеялся епископ.

– И у вас? – поинтересовалась Елизавета Николаевна.

– Коллективная проблема, требующая решения. Прошлое беспокоит в некотором смысле… Мой друг, с которым мы ездили к Селини, кое-чем меня озадачил.

– У молодых офицеров часто возникают проблемы, – опытно говорила Орлова.

– Возможно… – уклончиво, понимая, что сейчас не лучшее время для обращения по своему вопросу, отвечал Евгений. – Так что у вас?

– Ох, встреча сорвалась с одним важным человеком из Европарламента… Так—то пустяки, просто протокольные формальности теперь придётся начинать… К слову, вы меня на коррупцию не толкаете этой поездкой? – улыбнулась Елизавета Николаевна.

– Смотря, как вы это расцените, но с точки зрения закона никакой коррупционной составляющей! – отшутился Евгений. – А пока просто насладитесь вечерней красотой цветущего департамента Приморские Альпы.

Они уже выехали из города, но Евгений провёл автомобиль мимо съезда на автостраду и начал двигаться по узким дорогам дальше, в горы. Нагретый воздух благоухал истинными ароматами Прованса – лавандой и сухим сеном. Участки со средневековыми мрачными деревнями чередовались с зарослями и отвесными склонами гор, с которых открывался головокружительный вид на мерцающую прибрежную равнину и многочисленные посёлки. Внизу Орлова увидела ровные виноградники, спускающиеся в темноту вечера. Часы частых церквушек отбивали половину восьмого.

Евгений свернул с основной дороги на более невзрачную и ещё более тёмную. Свет ближней деревни, находящейся на возвышенности, был ориентиром для Орловой. Епископ поднял крышу кабриолета, стало уютнее. Автомобиль делал петли на постоянных крутых поворотах, ведущих всё выше и выше… Заехали в деревню, в которой кипела французская вечерняя жизнь – пожилые люди, вероятно, самые многочисленные обитатели, сидели в уличных ресторанчиках на ровной площадке перед резким спуском с горы, распивая вино под дымящиеся мясные блюда. Князев въехал в густую кипарисовую аллею, стоявшую границей между деревней и другой частью возвышенности.

– Добро пожаловать в мои владения, – осклабился Евгений, подведя кабриолет к резным воротам.

– И это вы хвалили меня за отсутствие яхт и вилл, – усмехнулась Елизавета Николаевна, всматриваясь в территорию.

Во дворе поместья у фонтана стояло 4 автомобиля премиум-класса. Дорожки от фонтана вели к крыльцу опрятного несимметричного замка с двумя этажами по фасаду, окошечками цокольных и чердачных помещений и с тремя башенками на углах.

– Это новое здание, – пояснил епископ. – Лет двадцать назад построили…

– Но стиль классический, – заметила любительски Орлова.

– Я вас проведу через другой вход, – предложил Евгений. Они обошли кругом весь замок со светлыми окнами. Со ступенек крыльца с заливным лаем к епископу сорвалась собачка.

– Франя, тихо! – скомандовал он очень спокойно и Кавалер—кинг—чарльз—спаниель замолк, не мешая мимолетному осмотру территории.

Задние пространства поместья были ещё более потрясающими – дорожки, проложенные ровными линиями и обсаженные по краям кустами лаванды, вели к маленькому пруду. По периметру поместья плотно росли огромные деревья. Оставшийся газон тянулся до самого обрыва, с края которого открывался умопомрачительный вид на Средиземное море, зелёные склоны гор и золотое побережья.

– Нас ждут, – шепнул Евгений на ухо заворожённой Орловой. Они вошли в дом.