Текст книги "Секс в кино и литературе"

Конец сказки

Жанна, едва сдерживая слёзы, позвонила Тому, сообщив, что нашла, наконец, подходящее для них жильё. Вскоре он приехал в разорённое любовное гнездо своей невесты, чтобы осмотреть квартиру.

– Гляди, какая она громадная! В ней есть и уютная комнатка для детской. Я уже придумала имя для нашего будущего сына – Фидель, в честь команданте Кастро!

– А я хочу завести дочь. Назовём её в честь революционерки Розы Люксембург!

Жанна вполне утешилась. Она даже стала кружить по квартире, изображая самолёт. Том тут же включился в игру. Он то носился по комнате, жужжа и расправив руки наподобие крыльев самолёта, то, подражая авиадиспетчеру, командовал полётом Жанны с земли:

– Планируй над верхушками деревьев! Не разбейся!

Том вышел из игры первым:

– Хватит с нас этих турбулентных потоков. Мы не можем вечно оставаться детьми. Пора повзрослеть. Мы уже взрослые!

– Но это ведь это так ужасно! Как же нам теперь вести себя?

Жених солидно ответил:

– Взрослые серьёзны, логичны, обстоятельны. Они не боятся смотреть в суть проблем. У них по всему телу растут тёмные волосы.

Отметим явно ироничное отношение авторов фильма к “жизненной достоверности” лент “Новой Волны” и к инфантилизму Тома, её представителя. Но это не более чем дружеский шарж Бертолуччи. У зрителей нет оснований, чтобы сомневаться в одарённости Тома. Он по-настоящему способный режиссёр. Том не ошибся в выборе актрисы на роль невесты, разглядев способность Жанны к игре, к мгновенному перевоплощению. Он вовлёк её в творческий процесс, позволяя ей искусно переходить от текста сценария к импровизациям, которые, в свою очередь, становились неотъемлемой тканью фильма.

Подчиняясь влиянию своего жениха-режиссёра, Жанна заметно повзрослела. Спустя пару дней (а может быть, недель!), идя по мосту через Сену, девушка никого не изображала. И когда к ней внезапно подошёл Поль, сказав, как ни в чём ни бывало: “Это снова я!”, она ответила бывшему любовнику по-взрослому серьёзно: “Между нами всё кончено!”

По сравнению с тем, каким он был в самом начале фильма, Поль неузнаваемо изменился. Он изысканно приоделся; его модный пиджак украшал аккуратно повязанный великолепный шёлковый галстук; от прежней депрессии не осталось и следа. Непостоянный любовник Жанны был элегантен и красив.

– Мы покинули ту квартиру, и теперь начнём всё заново, – уверенно заявил Поль.

Было по-весеннему тепло и солнечно. Они с Жанной вошли в какое-то кафе. Немного погодя выяснилось, что в нём проходит конкурс танцоров танго. По временам пары застывали в классических для этого танца позах. Они это делали не иронично и чуточку пародийно (что свойственно природе танго), а карикатурно–серьёзно, становясь похожими на некрасивых гротескных марионеток.

Поль приблизился к столику, за который уселась Жанна, и обратился к ней с отменной учтивостью:

– Мадемуазель, я настолько сражён вашей красотой, что осмелюсь предложить вам бокал шампанского!

После шампанского он велел принести бутылку виски. День едва начался, и потому официант явно удивился такому заказу. Жанна повеселела, и любовники пошли куролесить среди танцующих пар. Их танцевальные коленца были то шутовскими, то по-дилетантски замысловатыми, но в любом случае куда более живыми, чем у танцоров-конкурсантов. Строгая дама из жюри в смешных круглых очках потребовала, чтобы оба прекратили безобразничать и немедленно покинули зал. Захмелевший Поль заголил свою задницу и предложил злобной карге поцеловать её. Хулиганской парочке пришлось удалиться.

Оба сели за необслуживаемый столик в тёмном уголке. Жанна заплакала. “Между нами всё кончено! – повторяла она. – Я выхожу замуж”. Она пошла прочь из кафе, а когда Поль стал её преследовать, бросилась бежать по улице.

– Эй, ты куда? Я всё равно догоню тебя!

– Ты сумасшедший. Уходи! А если будешь меня преследовать, я позову полицию!

– Ах вот ты как?! Похоже, запахло жаренным! – Поль хитро сделал вид, что отошёл в сторонку, но не прекратил своего преследования. Когда Жанна стала подниматься на лифте, он побежал вслед за ней по лестнице.

– Помогите! На помощь! – кричала девушка, колотя кулаками в дверь к соседям по лестничной клетке. Затем она открыла собственную квартиру, пытаясь проскочить в двери, опередив Поля. Это ей не удалось.

– Ну хватит, – уговаривал он подругу. – Покричала и довольно.

Он оглядел комнату, заметив вслух, что, похоже, она слишком перегружена воспоминаниями. Поль надел полковничью фуражку и, с изяществом приложив руку к козырьку, отдал честь Жанне:

– Как я вам нравлюсь в качестве героя, мадемуазель? – спросил он, прекрасно сознавая, что выглядит весьма эффектно. Его зеленоватые глаза сверкали. Жанна заворожёно глядела на элегантного красавца.

– Мы пробежали Азию, Африку, Индонезию… И я нашёл тебя. Я тебя люблю и хочу знать, как тебя зовут?

– Жанна! – послышался её тихий ответ и одновременно раздался выстрел. Всё это время она держала в руке отцовский револьвер, вынутый из ящика комода в тот момент, когда они вошли в комнату.

Раненный в живот Поль, покрывался смертельной бледностью.

– Наши дети, наши дети, – бормотал он, – запомнят…

С трудом переставляя заплетающиеся ноги, он вышел на открытый настежь балкон. Поль понимал, что умирает. На его бескровном лице сохранялось выражение умиротворённости, бледные губы еле слышно шептали что-то по-гавайски. Наконец, он свернулся калачиком и умер.

– Я не знаю, кто он! – твердила Жанна, не сходя с места, где произошло убийство. Её зрачки расширились. Она снова и снова повторяла в полной растерянности:

– Я не знаю кто он! Он пошёл за мной по улице. Он пытался меня изнасиловать! Он сумасшедший! Я даже не знаю, как его зовут. Я не знаю, кто он! Я не знаю его имени.

Комментарии сексолога

Перечислим странности и несуразности в поведении героев “Последнего танго”:

1. Убитый горем вдовец, не успев похоронить якобы горячо любимую им жену, вступает в половую связь с двадцатилетней девушкой, почти девочкой, годящейся ему в дочери. Он устраивает любовное гнёздышко в квартире, принадлежащей покойной. Кто после всего этого Поль – психопат, сексуальный маньяк, подонок?

2. В интимной связи он почему-то настаивает на строгой анонимности; скрывает своё имя от партнёрши и запрещает ей назвать своё имя ему.

3. Во взаимоотношениях с подружкой Поль чаще всего нарочито груб и глумлив; охотно прибегает к “жёсткому сексу”; порой имитирует насилие, сопровождая фрикции антиклерикальными и бунтарскими лозунгами. Иногда, напротив, немолодой любовник очень нежен со своей юной партнёршей, заменяя ей заботливого отца. Приливы нежности и грубые выходки сменяют друг друга без какой-либо системы и вопреки всякой логике.

4. Поль требует от подруги признаний в её сексуальной распущенности в детстве. Вместе с тем, он признаёт, что она старомодно сдержанна в сексе даже в свои двадцать лет.

5. Жанна подчёркнуто, порой чересчур горячо, настаивает на своей непорочности и в детстве, и в подростковом возрасте. Мало того, стремясь соответствовать современным стандартам “модного брака”, она считает, что и впредь должна быть чуточку скованной и старомодно добропорядочной. Занятиям любовью отводится, по её схеме, далеко не главное место в супружеской жизни молодых людей. В то же время Жанна в восторге от предложенной ей её любовником абсолютно раскованной эротической игры.

6. Девушка, далёкая от мазохизма и обладающая обострённым чувством собственного достоинства, вопреки грубости и садистским выходкам своего немолодого любовника, нежно к нему привязывается и, в конце концов, признаётся ему в любви.

7. В ответ на любовные признания Жанны, её непредсказуемый партнёр неожиданно бросает её и разоряет их любовное гнёздышко.

8. Когда же, спустя какое-то непродолжительное время, он круто меняет линию своего поведения и сам признаётся подруге в любви, она стреляет ему в живот из револьвера, доставшегося ей от отца.

9. Поль умирает с улыбкой умиротворения и счастья.

10. Совершив убийство, Жанна произносит речь, неуместную в ситуации, когда она находится наедине с собой. Девушка лживо отрицает факт своего знакомства и физической близости с погибшим, а также утверждает, что он собирался её изнасиловать.

Попробуем найти концы в этой цепочке странностей и противоречий.

Предлагая искать корни неадекватного поведения взрослых людей в событиях их детства, психоаналитики (фрейдисты и неофрейдисты), конечно же, правы. Полю с родителями не повезло. Отец не любил его; он самоутверждался, демонстрируя свою власть над сыном. Случай с дойкой коровы – красноречивое свидетельство этому. Мать, от которой Поль, унаследовал свои способности к музыке и литературе, была алкоголичкой, а потому тоже не могла его любить. Потребность быть любимым в детстве – одна из базовых потребностей человека. Её депривация (неудовлетворение) приводит к формированию больной личности, остро страдающей от одиночества и чувства враждебности, исходящей от окружающего мира.

Есть много способов, с помощью которых люди пытаются совладать с таким болезненным состоянием: обретение физической мощи, творчество, групповая солидарность… Поль перепробовал всё. Он занимался спортом, научился боксировать и с успехом выступал на ринге. Он испытал себя в искусстве: зарабатывал на жизнь работой актёра; играл в оркестре. Занялся журналистикой и был корреспондентом, аккредитованным в Японии. Опробовал он себя и на поприще групповой солидарности, войдя в состав революционного отряда Эрнесто Че Гевары. Приняв участие в его вооружённом походе, Поль получил серьёзное ранение.

Надо сказать, что групповая солидарность действительно помогает преодолеть чувство одиночества. Но порой она заставляет человека отказаться от собственного Я, забыть и предать его. На этом основано существование молодёжных банд. Этот же психологический феномен эксплуатируют фашисты и другие преступники и экстремисты, добиваясь от своих приверженцев деиндивидуализации и обесчеловечивания. Поль не настолько прост, чтобы довольствоваться реализацией стадного чувства. Его биография свидетельствует о том, что подобно представителям более молодого поколения, чья активность пришлась на 60-е годы, он мечтает о разумной и человечной перестройке мира. Власть эгоистичных и всемогущих хозяев жизни, засилье фарисеев и корыстолюбцев ему ненавистны. Кроме того, он презирает безропотных и некритичных потребителей, представляющих большинство современного общества. Именно поэтому он примкнул к радикальному крылу, возглавляемому Че Геварой. Революционеры Латинской Америки, в отличие от фашистов всех мастей, воевали за правое дело и жертвовали собой ради угнетённых и обездоленных. Но Поль слишком умён, чтобы не видеть обречённости коменданте, политической несостоятельности и бессмысленности его похода в Боливию. Тамошние крестьяне отвергли вмешательство пришлых революционеров-партизан, и солдаты правительственных войск расстреляли героического Че.

Поль понимает, что революционные попытки улучшения мира, социальное устройство которого он отвергает и в котором сам чувствует себя отверженным, обречены на поражение. От этого он ещё острее переживает собственное одиночество и абсурдность своего бытия. Симпатии Бертолуччи и Брандо целиком на стороне героя фильма. Даже его хулиганская выходка в кафе выглядит протестом против пошлости “поп-искусства” и реакцией на “зомбированность” танцоров танго. Разумеется, Поль был пьян, когда оголил зад перед устроителями конкурса. Его проступок непростителен, но в какой-то мере понятен: абсурду бытия и бездушному примитивизму “попсы” Поль может противопоставить лишь абсурдистское поведение. Конечно, продуктивнее иной способ противостояния абсурду – творчество. Именно к нему прибегают сами создатели фильма. Но Поль, как уже говорилось, при всей своей неординарности, не способен подражать им в этом. Творческий потенциал парализован его невротическим развитием; да и художественными талантами природа наделила его, возможно, не слишком щедро. К нему подходят слова Генриха Гейне (если опустить их иронический подтекст): “Не талант, зато характер”.

Не стоит идеализировать героя фильма, но и недооценивать его тоже не следует. По своей природе Поль человек широкий и многогранный. Когда он преодолевает эгоизм, то становится способным на человечные чувства и поступки. По временам он относится к своей подруге с отцовской нежностью, спаянной с эротикой (именно о таком сочетании Жанна мечтала с детства!). С трогательной заботливостью и лаской он купает её в ванне. Даже в нелепой сцене с ночной проституткой и её сбежавшим ухажёром видны добрые намерения: Поль от души хотел помочь женщине, униженной жизнью.

Его психологическая дисгармоничность и неуравновешенность не достигают степени явного уродства, свойственного психопатии, но у Поля, конечно же, налицо акцентуантуация характера. При всём том, он человек незаурядного и независимого ума, необычной судьбы. Стоит вспомнить список его занятий и профессий, диапазон его скитаний по свету.

Беда Поля в том, что он безнадёжно одинок и что его жизнь бесперспективна. Лишь одно, как ему кажется, может помочь ему в его отчаянном одиночестве – любовь. Как за спасательный круг хватается он за это магическое средство. Но уже очень давно Поль понял: секс вовсе не тождествен любви. В детстве его так и не научили любить, а тому, кто лишён этой способности, секс не поможет. К тому же в подобных случаях интимные отношения часто принимают инструментальный характер, становясь средством решения невротических проблем. Именно в этом трагическом ключе надо понимать слова Поля, обращённые к Жанне. Когда та утверждает, что нашла, наконец, человека, полюбившего её, Поль с горечью говорит ей: “Он хочет построить из тебя, из твоих грудей, из того, что между ног, крепость. Хочет спрятаться в тебе. Хочет, чтобы ему там было удобно, безопасно!”

Разумеется, вовсе не жениха Жанны, а себя самого обличает Поль, о себе самом сокрушается, делясь своими грустными размышлениями с подругой. Это он всю свою жизнь безуспешно пытается построить крепость из связей с женщинами, ошибочно называя такой симбиоз любовью. Потому-то Поль и произносит слова о смерти, слишком хорошо понятные ему самому и абсолютно тёмные для Жанны: “Лишь тогда, когда ты столкнёшься лицом к лицу со смертью, ты это осознаешь. Только перед лицом смерти ты можешь решить, нашла ли ты того человека…”. Это его собственное супружество не выдержало проверки смертью. Крепость, сооружённая в союзе с Розой, рухнула, когда жена покончила с собой. Упрекая покойную во лжи и в измене, он имеет в виду не её супружескую неверность, а то, что она своим уходом разрушила их брак, оборонительное сооружение, которое, как надеялся Поль, должно было противостоять их одиночеству во враждебном мире.

В произошедшей катастрофе, увы, повинен он сам, а не Роза. Она-то его любила, но не могла добиться от него ответного чувства. Роза пыталась хотя бы в какой-то мере восполнить эмоциональную пустоту, связанную с холодностью любимого человека, слепив из Мориса некоего двойника Поля. Это ей не помогло, и она в отчаянье прибегла к бритве.

Чувство любви недоступно Полю точно так же, как дальтонику отказано в восприятии всех цветов спектра. Он не ведает, как любящие люди ведут себя друг с другом в повседневной жизни. Потому-то убитый горем вдовец не в состоянии ни понять причин самоубийства жены, ни простить ей её роковой поступок. Отсюда его острая и несправедливая обида на покойную, отравляющая его искреннее горе. Не жалуясь прямо (ведь он – сильный мужчина!), Поль признаётся в своём жизненном крахе. Это себя самого имеет он в виду, говоря о детях, взломавших стену. Обретя свободу, они не могут толком ею распорядиться. Ибо, перефразируя слова апостола Павла, “свобода без любви – ничто ”.

В этом донельзя запутанном клубке сильных чувств и следует искать ключ к странному поведению Поля.

Грубо и властно вступив в половую связь с юной девушкой, он отчасти мстит покойной жене за её мнимое предательство. Но главное не это. Авантюра с Жанной – безнадёжная попытка совместить несовместимое. Страдающий человек ищет выхода из трагического одиночества, вступив в любовную связь. Но при этом он как огня боится, что привяжется к юной незнакомке. Ведь в прочность их любовной связи он не верит заранее, а чем сильней окажется его эмоциональная привязанность к подружке, тем горше и больнее будет её утратить!

Надо учесть, что авантюрное поведения Поля густо замешано на его садомазохизме. В отличие от творчества и иных адекватных способов совладания с чувством одиночества, вызванным депривацией любви в детстве, садомазохизм – путь ошибочный и болезненный (патологический), хотя и чрезвычайно распространённый. В садомазохистской связи переживание одиночества и враждебности окружающего мира смягчается, что успокаивает обоих партнёров, снижает уровень их тревоги. Садист, утверждаясь в своей власти над другим человеком, испытывает иллюзорное ощущение собственной силы и неуязвимости. Он как бы убеждается в своей способности противостоять враждебному миру. Что же касается мазохиста, то жестокое обращение с ним его партнёра или партнёрши, расценивается им как доказательство его или её могущества, как гарантия защиты от угрозы извне. Чем больше мук и унижений приходится на долю мазохиста, тем сильнее он привязывается к партнёру-садисту.

Между тем, оба полюса садомазохизма не просто взаимосвязаны и взаимозависимы. Они ещё и взаимозаменяемы, легко меняясь местами и переходя друг в друга. Эти хитросплетения без труда различимы в сцене с анальным сексом, когда Жанна играет активную роль в эротической игре. Она как бы насилует партнёра, “опускает” его. Но в то же время и сам Поль унижает, “опускает” её, расписывая грязь сексуальных испытаний, которые он ей якобы приготовил. Чем грубее она унижает его, тем выше его самооценка как доминирующего партнёра. Ведь это он повелевает своей явно неординарной подругой, это он принуждает её радоваться перспективе самых грязных и унизительных ласк!

Садизм не отделим от презрения к половому партнёру. В этом плане понятны странные, на первый взгляд, требования Поля соблюдать взаимную анонимность. Нечто подобное, в частности, практикуют асоциальные подростки в групповом сексе. Удовлетворяя свои незрелые эротические потребности с общей партнёршей, они предпочитают считать её морально ущербной и развратной, “отпетой шлюхой”. Тем самым они снимают с себя ответственность перед ней, хотя чаще всего участвовать в групповом сексе её принуждают с помощью шантажа. Чем меньше юнец осведомлён о своей партнёрше, тем для него спокойней и удобнее; ему незачем знать её имя, она ведь – вещь, приспособление для сексуальной разрядки! Поль ведёт себя с Жанной, уподобляясь таким незрелым юнцам. Кроме того, требуя от своей подруги анонимности, Поль хочет достичь цели, уже упомянутой ранее: он полагает, что к безымянной партнёрше труднее привязаться эмоционально, а такого поворота событий ему очень хотелось бы избежать.

Таковы несообразности невротической личности. В авантюре, в которую Поль вовлёк Жанну, он ведёт себя неадекватно и противоречиво. Нелепы богохульства и горькие обличения в адрес внутрисемейных отношений, провозглашаемые им по ходу половых актов. Абсурдны его требования, чтобы Жанна повторяла за ним фразы, лишённые для неё всяческого смысла. Она-то воспринимает их по-своему, как часть забавно-захватывающей эротической игры.

Ущербно и восприятие Полем своей подруги. Он ошибочно приписывает ей мазохизм. Любовник видит не самые существенные черты её характера, зато упускает другие, гораздо более важные для него самого. “Такая неверная оценка людей, – заметила когда-то психоаналитик Карен Хорни, говоря о личности невротика, – объясняется не его невежеством, недостатком ума или неспособностью к наблюдениям, а его навязчивыми потребностями”. В своих безответственных играх с юной любовницей, Поль непростительно беспечен и слеп.

Жанна нестандартна и талантлива. Она необыкновенно пластична и мгновенно приспособляется к окружающему миру, к сиюминутным обстоятельствам. Девушка одновременно и порочна, и добродетельна; она способна раствориться в другой личности, но готова и на дерзкий бунт; она жёстко прагматична, и, в то же время, предпочитает скучной реальности игру и сказку. Жанна – гремучая смесь самых противоречивых свойств и качеств и потому-то представляет для Поля смертельную угрозу.

Талантливый американский психоаналитик Эрик Берн полагает, что родители, воспитывая своих детей, закладывают в них сценарий их будущей жизни. Очень часто в его основу лежится тот или иной сюжет, как бы заимствованный из старых сказок.

В частности, утверждает Берн, жизнь невротиков может сложиться по шаблону сказки о Красной Шапочке. Он напомнил её классический вариант. “Жила-была милая маленькая девочка по имени Красная Шапочка. Однажды мать послала её отнести бабушке пирожок и горшочек масла. Путь пролегал через лес, где она встретила соблазнителя–волка. Девочка показалась ему лакомым кусочком. Волк уговорил её погулять в лесу, погреться на солнышке и собрать цветы для бабушки. Пока девочка развлекалась в лесу, волк отправился к бабушке и съел старую леди. Когда девочка, наконец, прибыла, волк, притворившись бабушкой, попросил её прилечь рядом на кровать и съел её, очевидно не прожёвывая. Но потом пришёл охотник и спас девочку, разрезав волку живот и заодно освободив бабушку. Затем Красная Шапочка помогла охотнику набить волчий живот камнями”.

Берн видит в этой истории противоречия, проливающие свет на истинный характер действующих лиц. В частности, его настораживает тот факт, что кажущаяся бестолковость Красной Шапочки, по сути, неотличима от авантюризма и коварства. «Как могла она, увидев волчьи глаза, уши, лапы и зубы, всё ещё думать, что перед ней её бабушка? Красная Шапочка сообщает волку, где он может её снова встретить, и даже забирается к нему в постель. Она явно играет с волком. И эта игра заканчивается для неё удачно. <…> И кем же она была, если потом помогала набить волчий живот камнями?

<…> Волк, вместо того, чтобы питаться кроликами и прочей живностью, явно живёт выше своих возможностей. Он мог бы знать, что плохо кончит и сам накличет на себя беду. Он, наверное, читал в юности Ницше (если может говорить и подвязывать чепец, почему бы ему и не читать?). Девиз волка: “Живи с опасностью и умри со славой”».

В качестве клинического примера “синдрома Красной Шапочки” Берн приводит историю своей пациентки Керри. “В возрасте от шести до восьми лет мать обычно посылала дочь к своим родителям с разными поручениями. Иногда бабушка отсутствовала, тогда внучка играла с дедушкой, который в основном старался забраться ей под платье. Матери она об этом не говорила, так как понимала, что она этому не поверит и обвинит её во лжи. <…>

Теперь вокруг Керри много мужчин, большинство из которых для неё – “мальчишки” и “щенки”. Некоторые пытаются за ней ухаживать, но она рвёт эти отношения после двух или трёх встреч. Так она и живёт, отпугивая всех “щенков”, прозябая в тоскливом, подавленном состоянии.

Впечатления от волка (дедушки) – это самое интересное, что с ней происходило. Во взрослом состоянии она также “бродит по лесу”, надеясь встретить нового волка. Но попадаются лишь “щенки”, которых она с пренебрежением отвергает”.

Ни схема, предложенная психоаналитиком, ни история невротического развития Керри, рассказанная им, сами по себе, конечно же, не способны служить ключом к разгадке “Последнего танго в Париже”. Проблемы героев фильма масштабнее и сложнее, чем сценарий “Красной Шапочки” по Берну. Но приведенная цитата – совсем не лишняя деталь в анализе фильма Бертолуччи.

Жанну не совращали в детстве ни её дед, ни любой другой взрослый мужчина. Тем не менее, с самых ранних лет у неё сложилось собственное представление о Сером Волке. В их семье царил культ её отца. С дочерью полковник был нежен, но он же научил её стрелять из револьвера. В глазах девочки (это убеждение осталась и у взрослой Жанны), её отец – истинный мужчина, мужественность которого нераздельно спаяна с опасной и аморальной изнанкой. Во-первых, отец убивал людей, хотя и делал это в рамках закона и в границах своих профессиональных обязанностей, ограничиваясь врагами Франции, арабами. Во-вторых, он явно пренебрегал правилами морали и вовсю предавался плотским утехам. Как ни странно, его жена без протеста прощала ему внебрачные любовные похождения.

Жанна убедилась в этом сама. Как-то, роясь в вещах отца, она нашла фотографию нагой арабской девушки с дерзко торчащими сосками. Нетрудно было догадаться, что юная арабка была одной из любовниц полковника. То обстоятельство, что он бережно хранил её фото, свидетельствовало о том, что отец дорожил своей подружкой. Жанна злорадно предъявила матери обнаруженную ею фотографию:

– Это ординарец отца?

Не теряя чувства собственного достоинства и почти не задумываясь, та ответила:

– Прекрасный образчик берберийки. Фотография, видимо, из антропологических наблюдений. Сильная раса. Я когда-то пыталась завести прислугу из их числа, но служанки из них получались никчемные.

Не приходится сомневаться в том, что Жанна была влюблена в своего отца, хотя и не осознавала этого. Она с детства мечтает о человеке, который был бы ему подстать, мог бы заменить его в её жизни. Он должен быть мужественным, сильным, красивым, сексуально предприимчивым, ни в грош не ставящим общепринятые моральные запреты (что прилично девушке, лишь обесценивает её героя!), намного старше, чем она. Избранник виделся Жанне романтическим героем, представляющим опасность и для мужчин (он жесток по своей природе и способен на убийство), и для женщин (он волен делать с ними всё, что хочет, не останавливаясь перед сексуальным насилием). Такому она отдалась бы, не задумываясь.

В то же время, со сверстниками Жанна не позволяла себе никаких вольностей. С кузеном они онанировали на расстоянии, наблюдая за эротической игрой друг друга лишь издали. С Томом она так и не вступила в половую близость, хотя он считается её женихом. Пользуясь выражением Керри, пациентки доктора Берна, и Том, и кузен-пианист принадлежат к разряду “щенков” . С ними Красным Шапочкам скучновато.

Характерная особенность Жанны – её пристрастие к играм и фантазиям. По выражению Йохана Хёйзинги, голландского культуролога и историка, Жанна относится к подвиду “Homo Ludens” – “Человека Играющего”. Для неё игра – способ её существования. Благодаря этой своей особенности, Жанна способна абстрагироваться от абсурдной и скучной реальности. Недаром отказ от игры и принятие правил взрослой жизни кажутся девушке ужасными. По крайней мере, такова её реакция на призывы Тома, обращённые к ним обоим, стать, наконец, взрослыми. Но и тут природа Жанны приходит ей на помощь: самым парадоксальным образом она умудряется повзрослеть с помощью всё той же игры, артистично перевоплощаясь во взрослую. Замужество для неё – очередная игра, помогающая ей органично вписаться в окружающий её потребительский мир, проявить своё прагматичное отношение к браку, как к сотрудничеству двух (или более) человек в рабочих комбинезонах, руководствующихся рекламой “модных семейных отношений”.

Повторим, игра для Жанны выполняет множество важных функций – это способ её бытия, эффективный приём мимикрии, метод творческого преодоления скуки и абсурдности бытия, так угнетающих Поля. Но одновременно она сопряжена с весьма негативными моментами. Во-первых, её игра по временам не отделима от азартного риска. Во-вторых, в восприятии девушки грань между реальным и воображаемым миром порой исчезает напрочь. И тут события могут принять самый непредсказуемый оборот. Одно дело, когда она воображает себя дикой хищницей, преследующей кота. В таком простом “охотничьем” варианте её игра никому, даже коту, жить не мешает. Совсем иная ситуация складывается в том случае, если Жанна видит себя в роли Красной Шапочки, соблазняемой Серым Волком.

Поначалу она с восторгом приняла приключение с Полем. Наконец-то нашёлся настоящий мужчина, так похожий на её отца! Он способен отвергнуть общепринятую мораль; готов, не задумываясь, покорить девушку, даже изнасиловать её! Хотя при первой встрече эта связь и показалась ей болезненным испытанием (введение члена без предварительной подготовки – садистский приём!), она целиком захватила Жанну. Её давняя мечта, наконец-то, стала явью! Это куда интереснее, чем та искусственная “игра в кино”, которой отчасти увлёк её “мальчишка”– жених.

Серый Волк способен на самые рискованные, необычные и захватывающие игры. Чего стоит их романтическая анонимность, их встречи в пустующей квартире, их полная эротическая раскованность! Да, разумеется, в восприятии девушки сексуальная распущенность, эксперименты с анальным сексом, как в активной, так и в пассивной роли, – ничто иное, как извращение. Но ведь её вынудили так поступить, и потому она в собственных глазах заслуживает полного оправдания! А не о таком ли сладком запретном сексе, как бы насильно навязанном ей, она втайне грезила с детства, даже не надеясь его реализовать?!

Страх перед хищным Серым Волком будоражит чувства и воображение Жанны:

– Ты такой разный и странный! Иногда один, а потом совсем другой. Порой ты пугаешь меня! – говорит она любовнику, скорее довольная, чем напуганная таким его поведением.

Между тем, унижения, которым подвергает её Поль, воспринимаются девушкой отнюдь не столь безропотно и охотно, как это ему представляется. До поры Жанна расценивает садомазохистский элемент их связи как игру: не даром же она – избранница Серого Волка! Но всему есть предел – не следует забывать о том, что девушка обладает обострённым чувством собственного достоинства. Повторим: готовность подчиняться в любой момент может смениться её бунтом.

Неожиданная оскорбительная выходка любовника, который в ответ на её признания в любви без предупреждения бросил её, заставили Жанну отказаться от игры. Она приняла условия своего жениха, намериваясь стать взрослой и выйти замуж. Девушка всегда понимала бесперспективность их связи с Полем, несбыточность любых планов на их счастье. Серый Волк уж точно не способен никого полюбить. Тем более, он не может сделать их брак “модным и популярным” . И она, оставив запретную игру, вышла из-под магического влияния любовника, замещающего ей её отца.

Полю всё сошло бы с рук, если б он, на свою беду, вновь не выследил девушку и не напоил её смесью виски с шампанским. Жанна снова втянулась в игру, превратившись в Красную Шапочку.