Текст книги "Международное частное право"

Параллельно с деятельностью Института шла в 80-х годах дипломатическая работа того же неутомимого Манчини. Еще в 1861 году он побудил итальянское правительство вступить с Францией в переговоры об однообразной кодификации Международного Частного Права; из этого ничего не вышло. В 70-х годах новые усилия Манчини. В 1881 году он сам сделался министром иностранных дел и тотчас обратился к державам с предложением относительно кодификации; переговоры затянулись, и Манчини умер (1888), не дождавшись момента, когда, наконец, представители 13 европейских держав съехались в сентябре 1893 года в Гааге на первую конференцию для кодификации Международного Частного Права. Прошу вас не смешивать эту конференцию и последующие с так называемыми мирными конференциями в Гааге, о которых в свое время много писали в газетах. Та конференция, о которой я говорю, собралась по приглашению Нидерландского правительства, вдохновителем которого был голландский ученый Ассер. С этого момента начинается новая эра в истории Международного Частного Права: европейские государства приступили к выработке конвенций об однообразных коллизионных нормах.

На конференцию 1893 года явились делегаты от Германии, Австро-Венгрии, Бельгии, Дании, Испании, Франции, Италии, Люксембурга, Нидерландов, Португалии, Румынии, России и Швейцарии. Другими словами, за исключением Англии и государств Скандинавского и Балканского полуостровов, вся Европа. В следующем году собрались на вторую конференцию те же державы и, кроме того, Швеция и Норвегия. Третья конференция проходила в 1900 году в том же составе участников. Четвертая, и пока последняя, собиралась в 1904 году, причем к прочим участникам присоединилась Япония, которая с 1898 года имеет свой собственный кодекс коллизионных норм. Таким образом, осталась в стороне от начатой кодификации европейского Международного Частного Права, ели не считать Балканских государств, одна лишь Англия. Она мотивировала свой отказ от участия тем, что ее право слишком разнится от законодательств материка Европы; разумеется, это аргумент слабый и вероятно, истинные мотивы лежали не в этом.

Программа, намеченная голландским правительством при созыве первой конференции, обнимала почти всю область Международного Частного Права. Но постепенно круг вопросов, по которым была возможность столковаться, сузился. По тому, насколько результаты работы всех четырех конференций приблизились к их конечной цели, их можно расположить на трех ступенях. Окончательно достигнута кодификация только по второстепенным вопросам. Именно, 25 мая 1899 года в 16 государствах Европы вступила в силу конвенция о гражданском судопроизводстве; она ввела единообразные правила в порядок сообщения лицам, находящимся за границей, судебных бумаг, в порядок сношений между судами разных государств для проверки доказательств; она отменила требование от истца-иностранца обеспечения судебных издержек, она распространила на иностранцев право бедности и освободила их от личного задержания за долги. Эта конвенция подверглась пересмотру на конференции 1904 года и с 27 апреля 1909 года вместо нее вступит в действие новая конвенция. Гораздо важнее те три конвенции по семейственному праву, которые были подписаны в Гааге 12 июня 1902 года: конвенция для регулирования конфликтов между законами о вступлении в брак, конвенция для регулирования конфликтов между законами о разводе и разлучении и конвенция об опеке над малолетними. Тексты этих трех конвенций не собрали единогласия уже на самой конференции 1900 года, где они были редактированы: Россия, Дания и Норвегия, каждая по различным основаниям, отказались их подписать; позже уклонилась от их ратификации Австро-Венгрия и отказалась ратифицировать конвенцию о разводе и браке Испания. Наконец, на конференции 1904 года окончательно изготовлены проекты еще четырех конвенций:1) о наследствах и завещаниях, 2)об отношениях между супругами, 3) об ограничении дееспособности и 4) о несостоятельности. По всем другим коллизионным вопросам еще нет даже готовых проектов, так что до окончательной кодификации Международного Частного Права еще далеко. Чтобы дать вам понятие о том, на какие препятствия наталкивается создание путем кодификации одного европейского Международного Частного Права, я сообщу вам, почему отказались от подписания конвенций по семейственному праву Дания и Россия. В Дании коллизионные нормы предписывают определять личный статут иностранцев по месту жительства, в то время как остальные европейские государства, участвовавшие в конференции, все постепенно перешли уже к принципу подданства. Это значит, что в Дании до сих пор состояние и дееспособность иностранцев, которые постоянно живут в Дании, обсуждается по датским законам, а не по законам их отечества. Между тем, конвенции о вступлении в брак и о разводе определяют права лиц, желающих вступить в брак, и права супругов, желающих прекратить брак, по законам страны, которой они состоят подданными, поэтому Дания, чтобы примкнуть к конвенции, должна была бы отказаться от концепции местожительства и ввести в свои коллизионные нормы принцип подданства. На это Дания не пошла. Совсем по другим соображениям отказалась подписать конвенции Россия. Конвенция о конфликтах между законами о вступлении в брак постановляет, что если брак совершен по форме, которая установлена законами страны, где происходит венчание, то он будет признан действительным всюду. Это значит, что в странах с обязательным гражданским браком иностранцы могут законно перевенчаться в канцелярии гражданского должностного лица, а в странах, где существует только церковный брак, иностранцы могут спокойно повенчаться в церкви. Другими словами, западно-европейские страны, в которых введен обязательный гражданский брак, согласились предоставить своим подданным, находящимся в стране, где обязательна церковная форма, и где нет консулов их отечества, право венчаться в церкви, и гарантировали своим подданным, что такой их брак будет признан законным в их отечестве. По отношению к странам, которые держатся обязательной церковной формы венчания, конвенция допускает исключение: если подданный такой страны вступит в брак за границей по форме гражданской, то его отечество вправе будет не считать такой брак законным. Таким образом, если бы русские подданные перевенчались у мэра в Париже, то конвенция гарантирует им, что их брак будет считаться законным на всей территории конвенции, а не только в одной Франции, но она предупреждает их, что Россия может не признать их законными супругами. Однако русское правительство такою уступкою не удовлетворилось, и его делегат на конференции 1900 года. проф. Мартенс потребовал, чтобы другие державы признали равноправие церковного брака с гражданским; другими словами, западноевропейские государства должны были бы объявить, что у них русские подданные не могут законно перевенчаться по форме гражданской, что и они будут считать русских, которые обвенчаются только по законам страны, где они находятся, а не также и по церковному обряду, живущими в безбрачном состоянии. Но для этих государств признать, что гражданский брак может не иметь законных последствий, значило бы пожертвовать одним из своих устоев. Французский делегат объяснил проф. Мартенсу, что в этом Западная Европа уступить не может. Так Россия к конвенции и не присоединилась. Кроме того, русское правительство заранее объявило, что не подпишет конвенции о наследствах, потому что проект конференции вводит порядок наследования и в недвижимостях не по месту нахождения имуществ, а по национальному закону наследодателя. Тот же проф. Мартенс объяснил, что на это правительство не пойдет, чтобы не содействовать захвату территории иностранцами. Сказанного довольно, чтобы вы могли видеть, что создание единого кодекса еще дело далекого будущего.

К содержанию Гаагских конвенций и проектов мы будем возвращаться в продолжение всего курса. Сегодня я могу еще остановиться только на одной их черте. Это не стройные теоретические произведения, а детища компромисса; зато они стараются изгнать из будущей практики всякую неопределенность. Конвенции содержат нормы, одинаково обязательные для всех договаривающихся государств, императивные, отменяющие силу внутренне-государственных коллизионных норм; но рядом идут нормы бланкетные, или диспозитивные, предоставляющие отдельным государствам свободу в известных случаях применять их собственные коллизионные нормы. Но только вместо того, чтобы допускать отступления от повелительных норм в зависимости от ссылки на столь неопределенное понятие, как ordre public, конвенции сами наперед строго определяют, когда именно та кие отступления допускаются. Так, право на вступление в брак определяется национальным законом каждого из супругов. Но могут быть случаи, когда государство не может пожертвовать своим законом материального права ради удобства иностранцев, желающих в его пределах вступить в брак; эти случаи прямо в конвенции и перечислены: это 1) запрещенные степени родства или свойства, 2) брак разведенного вследствие нарушения супружеской верности с его сообщницей и 3) брак лиц, которые были осуждены за совместное покушение на жизнь супруга одного из них. Бланкетная норма конвенции говорит, что в этих трех случаях остаются в силе или могут быть вновь изданы внутренне-государственные коллизионные нормы, стесняющие действие императивной нормы конвенции, т. е. отменяющие право ссылаться на национальный закон. Но совершенно исключена возможность, что иностранцам воспрепятствуют вступить в брак под предлогом, что это было бы противно публичному порядку страны. То же мы видим в проекте конвенции о наследствах. В принципе наследование определяется национальным законом умершего, но отдельным государствам оставлена свобода делать отступления от принципа; однако эти отступления не могут быть мотивированы требованием публичного порядка, а должны быть заранее определены. Государство, которое не желает поступаться некоторыми из своих законов материального права, обязано составить их список и сообщить его нидерландскому правительству, которое, в свою очередь, сообщает его другим правительствам. Таким образом, конвенции создают для частных лиц уверенность относительно того, какой закон, их национальный или местный, будет к ним применен в другом государстве; права иностранцев перестают зависеть от капризов судейского усмотрения. Но это уверенность существует только для подданных тех государств, которые подписали конвенции; подданные всех других государств остаются по-прежнему без всяких гарантий против судей которые вздумали бы расширить понятие о публичном порядке до того, чтобы не применять иностранных законов вовсе.

Лекция 8-я. Права иностранцев

В предшествующих лекциях мы начали говорить о конфликтах между туземными и иностранными законами. Сегодня я остановлю Ваше внимание на том, как отдельные правопорядки относятся не к чужим законам, а к чужим людям – к иностранцам. Когда государство отвергает применение иностранных законов, это вовсе еще не значит, что оно применяет к иностранцам те же законы, что и к собственным подданным. Я буду говорить о том, в какой мере современные культурные государства обращаются с иностранцами как с равноправными членами гражданского общества. Рассказать вам полную историю отношения народов европейской культуры к иностранцам я не могу и думать: это бы значило пытаться в несколько минут изложить историю всей нашей цивилизации. Вместо такой бесплодной попытки я коротко расскажу вам, как на место полного бесправия иностранцев у европейских народов явилась целая совокупность норм, которую, в отличие от общегражданского права страны, можно было бы назвать правом иностранцев, и более подробно затем остановлюсь на тех обломках этого права, которые еще сохранились у современных передовых народов, и на тех ограничениях субъективных прав иностранцев, которые явились в недавнее время.

На первобытных ступенях цивилизации слова «иностранец» и «враг» были синонимами. В сочинениях по этнографии и доисторической культуре вы найдете множество иллюстраций этого положения. У древних исторических народов религия воспитывала ненависть ко всем, не приобщенным к племенному культу. Но торговые сношения сближали людей. Та же религия брала под свое покровительство гостя, т. е. обыкновенно заезжего купца. Обычаи гостеприимства и патроната подготовили в Риме образование целой системы норм, основу которых видели в самой природе, и которые распространялись не на одних граждан, но и на попавших в сферу римского влияния чужеземцев. Однако до конца империи с иностранцами в буквальном смысле, или с варварами, не явилось юридического общения: их имущества оставались в глазах римлян бесхозяйными вещами, их браки не считались законными, их могилы священными. Столь же беззащитным был всякий чужак у древних германцев, если только он не стал под покровительство сильного лица или самого короля. Во франкском королевстве этот обычай защиты гостя подготовлял признание правоспособности иностранцев; но с установлением феодализма возобладал дух исключительности и вражды. Иностранцем тогда начали считать всякого, где он родился. Если он намеревался основаться на чужой территории, он должен был не позднее года и дня признать ее владельца своим сеньором, иначе последний вправе был объявить его своим «человеком» и конфисковать его имущество. Но и выражение своей покорности феодальному владельцу не избавляло иностранца от притеснений и ограничений имущественных прав. Одно появление его на территории, простое временно пребывание на ней открывали для феодала источник дохода. С иностранца (aubain, вероятно, от alibi natus, рожденный в другом месте) взимали особый налог; его заставляли платить за право жениться; его имущество после его смерти становилось добычей сеньора. Однако и в эту суровую эпоху ряд факторов направлял развитие в сторону равноправия иностранцев. Церковь с ее универсальными тенденциями стремилась подчинить верующих одному и тому же праву. Фикция германо-римской империи, своим светским мечом поддерживающей всемирное господство преемника св. Петра, усилила то же стремление. Юристы, изучавшие римское право в Италии и проводившие его в жизнь в Германии и Франции, работали в том же направлении. В особенности же к ослаблению гнета над иностранцами вели торговые сношения. Об этом я скажу вам несколько подробнее. Средневековые города в первое время своего существования охотно и бескорыстно открывали свои ворота торговым чужеземным гостям; это делало их более сильными в борьбе с феодалами. Но и сами феодалы, не говоря уже о королях, должны были разрешать временное свободное пребывание иностранных купцов в определенных местах для торговли; так возникали вольные рынки и ярмарки, в районе которых обычные ограничения прав иностранцев отпадали. И в других местах стали допускать иностранных гостей, обещая им не отягощать их поборами, не подвергать круговой ответственности всех за долги или преступление одного, не захватывать имуществ умерших. Иногда положение иностранцев оказывалось даже весьма льготным, но оно основывалось только на привилегиях и договорах и никогда они не могли считать себя гарантированными от ухудшения своего положения, если у владетельных особ появлялась нужда в деньгах, или туземное купечество начинало роптать на конкуренцию пришельцев. В эпоху крестовых походов нарастание капиталов у людей торгового класса и рост потребности в деньгах правящего класса имели последствием увеличение симпатий к иностранцам-купцам. Но благодаря расцвету городов нарастало в то же время и враждебное отношение к ним; туземное купечество научилось само производить торговые операции, гильдии и цехи взяли в свои руки городское хозяйство и местная буржуазия стала находить, что от присутствия иностранцев получается только ущерб для частных и городских финансов. К концу средних веков буржуазии почти всюду удалось добиться установления ограничений для торгующих иностранцев. Им запрещали розничный торг, перепродажу товаров от одного иноземного гостя к другому, покупку товаров у крестьян не на рынках; или же, если совсем не удавалось запретить торговлю иностранцев между собой, их обязывали предлагать свои товары, прежде всего, горожанам, и притом всем по равной цене; чтобы предупредить обход закона, запрещали гражданам водить с гостями компанию, становиться их комиссионерами; иностранцам-ремесленникам запрещали работать на граждан. Особый надзор устанавливался над жилищами гостей; их вынуждали селиться в определенных кварталах и факториях. Ограничения торговых прав иностранцев были особенно сильны в Ганзейских городах и в Венеции, которые сами вели обширную внешнюю торговлю. Напротив, в больших центрах посреднического торга, в Брюгге и Антверпене, к иностранцам относились чрезвычайно дружелюбно. Между итальянскими городами развилась целая система торговых договоров о взаимных уступках. В Англии в эпоху появлению великой хартии короли и лорды, нуждаясь в деньгах, чрезвычайно покровительствовали иноземным купцам, но в XV веке благодаря настойчивости буржуазии Англия сделалась на время одной из самых враждебных для чужеземцев стран. В XVI и в XVII вв. в Западной Европе наступает перемена в отношениях к иностранцам: торговые поселения иностранцев теряют значение, на место заезжего гостя становится местный комиссионер; интересы местного купечества тесно переплетаются с интересами заграничного, вражда к иностранным конкурентам начинает исчезать. В то же время, изменение всего экономического строя Европы сопровождается приростом числа иностранцев почти в каждой стране. В некоторых странах изменяется и тип иностранного пришельца: раньше это был в буквальном смысле гость, теперь религиозные преследования заставляют целыми массами, и часто лучших людей, искать прочного поселения в Германии, Швейцарии или Нидерландах. Прежние ограничения прав иностранцев становятся невозможны и невыгодны. В Германии в конце XVIII века эти ограничения составляют уже только исключения. Прусское уложение 1795 года признает уже в принципе равноправие иностранцев. Дольше всего держатся притеснения феодального происхождения во Франции, но и здесь с их остатками покончила революция 1789 года. На этом я также остановлюсь несколько долее.

Одним из самых чувствительных прав иностранцев в феодальную эпоху было лишение права завещать и наследовать. Все имущество умершего иностранца поступало, помимо его законных наследников, сперва феодальному сеньору, позже, когда короли справились с феодалами, в королевскую казну. Право короля на это бесхозяйное имущество называлось droit d’aubaine. Наследовать иностранцу могли только те из его детей, которые родились в стране, т. е. тем самым, по средневековым воззрениям, подданные короля. К началу революции существовало уже много изъятий из этого бесправия в пользу целых категорий иностранцев; между прочим, Франция успела заключить 66 трактатов с разными государствами о смягчении королевского права; то король отказывался от своего права под условием взаимности, то он заменял его вычетом из цены наследства в размере от 5 до 20 %, то допускал свободно распоряжение движимыми имуществами. Но обыкновенно отказ от droit d’aubaine означал только, что иностранец может распорядиться своим имуществом, но отнюдь не то, что иностранцы могут наследовать после французов. Полная отмена этого притеснительного права диктовалась не только теми человечными идеями, которые подготовили переворот 1789 года, но и собственным интересом нации. Оно висело угрозой над теми иностранцами, которые охотно проживали бы свои доходы во Франции, и тем вредило французской промышленности, а между тем весь доход казны от него достигал едва 200000 франков в год. Немудрено поэтому, что учредительное собрание декретировало отмену как самого этого права, так и вычетов из наследства, мотивируя это тем, что «право на захват наследства противно принципам братства, которые должны соединять людей, без различия между странами и правительствами; что это право, возникшее варварские времена, должно исчезнуть у народа, который основал свою конституцию на правах человека и гражданина; что свободная Франция должна открыть свои объятия народам всей земли и пригласить их пользоваться, под защитою свободного правительства, священными и неприкосновенными правами человечества». За этим декретом 6 августа 1790 года последовал 8 апреля 1791 года другой, в силу которого иностранцы, даже находящиеся за границей, получали право наследовать после своих родственников, хотя бы и французов. Наконец, в конституции 1791 года высказано было общее положение, что иностранцы могут вступать в договоры, приобретать и наследовать имущества, находящиеся во Франции, и распоряжаться ими наравне с французскими гражданами. Это общее положение, однако, не выдержало натиска реакции, и кодекс 1804 года снова лишил их права наследовать по закону и по завещанию и поставил их гражданское равноправие в зависимость от дипломатической взаимности. Составители сочли необходимым обусловить это равноправие взаимностью, потому что соседние государства не отказывались от захвата наследств эмигрировавших французов; вопрос шел только о том, ввести ли взаимность законодательную или дипломатическую; они предпочли последнюю, потому что при взаимности законодательной применение французских законов зависело бы от колебаний иностранных законодательств. В кодекс вошла ст. 2, в силу которой «иностранец пользуется во Франции теми цивильными правами, которые предоставлены французам по трактатам с нацией данного иностранца». Комментаторы кодекса долго спорили о том, что понимать под цивильными правами; господствующее мнение таково, что это те права, которые прямыми постановлениями законов предоставлены одним французам. Так как их очень немного, то, как правило, иностранцы пользуются во Франции всеми гражданскими правами.

То же можно вообще сказать обо всех современных государствах: в принципе иностранцы всюду пользуются теми же гражданскими правами, что и подданные. Подданство определяет теперь юридическое положение лица в государственном союзе, а не юридическое положение индивида в гражданском обществе. Поэтому иностранцы не пользуются политическими правами, но вообще им доступны права гражданские. Однако не во всех законодательствах принцип гражданского равноправия признается безусловно, и даже там, где он признается, остались от старины или введены вновь разные ограничения личных и имущественных прав иностранцев. В отношении принципа все современные законодательства можно приблизительно разделить на четыре группы. Во-первых, законодательства, которые признают за иностранцами все те права, какие в силу трактатов обеспечены собственным подданным. Это принцип дипломатической взаимности, которого держится Франция, и который у нее заимствовали Бельгия, Люксембург и Греция. Во-вторых, законодательства, стоящие на почве законодательной взаимности. Сюда относятся Германия, Австрия, Венгрия, Швейцария, Швеция, Норвегия, Сербия и Монако. В Германии имперский канцлер имеет право в виде реторсии отнять у иностранцев их права, если их отечество делает изъятия в ущерб германским подданным; следовательно, пока канцлер своим правом не воспользовался, иностранцы пользуются равноправием. В Австрии по уложению 1811 года иностранцы вообще имеют те же права, что и подданные, но иностранец обязан в случае сомнения доказать, что в его отечестве австрийские подданные пользуются тем правом, на которое он в данном случае не притязает.

В Швейцарии федеральное законодательство не делает изъятий для иностранцев, из кантональных же законодательств одни ничего не говорят об иностранцах, другие только подтверждают их равноправие, третьи, каковы Ваалт и Женева, наоборот, признают за ними только те права, которые предоставлены им законами и трактатами; четвертые, признавая их равноправие, сохраняют за своими правительствами и судами право реторсии и репрессалии; сюда относятся Фрейбург, Берн, Солотурн, Нидвальден и Граубюнлен. Третью группу законодательств образуют те, которые не обусловливают равноправие иностранцев никакою взаимностью, но только содержат некоторые ограничения их прав. Сюда относятся Голландия, Дания, Великобритания, Италия, Испания, Португалия, Россия и Румыния; это в Европе. Сюда же относятся все Американские государства и Япония. К четвертой группе принадлежат восточные государства, где европейцы, наряду с ограничениями, пользуются и особыми привилегиями.

Теперь я расскажу вам, каким ограничениям подвергаются иностранцы в отношении своих личных и имущественных прав в важнейших государствах, кроме России, о которой будет речь особо.

Не во все государства иностранцы имеют право свободного въезда. Примеру Северной Америки и Австралии, борющихся против иммиграции людей, которые могут явиться опасными конкурентами для туземных рабочих, последовала в 1905 году Англия, которая так долго пользовалась славою страны убежища для всякого рода эмигрантов. По акту 1905 года высадка иммигранта не допускается, если он признан нежелательным; это, во-первых, лицо, не имеющее ни средств, ни способов к приобретению средств для приличного существования; во-вторых, безумный или больной, содержание которого может лечь бременем на казну; в-третьих, если он осужден за границей за преступление, которое служит основанием для выдачи его. Однако, если эмигрант докажет, что только спасается от политического или религиозного преследования, то его нельзя признать нежелательным.

Не во всех государствах иностранцы пользуются полною свободою передвижения. И в этом отношении ограничения, которые прежде диктовались соображениями полицейскими, в последние годы вызываются экономическими причинами. Это мы видим во Франции. Наплыв бельгийских, немецких и итальянских рабочих в пограничные департаменты вызвал в 1888 году декрет, по которому иностранец, желающий поселиться во Франции, обязан объявить о своей профессии и средствах существования и повторять свою декларацию в каждом месте пребывания. В 1893 году движение общественного мнения против конкуренции иностранных рабочих не привело, правда, как этого добивались многие, к введению налога на иностранцев, но оно завершилось изданием закона, который еще усилил строгости относительно декларации.

До 1905 года Англия была единственной страной в Европе, где иностранец мог считать свое пребывание прочным; не было власти ни судебной, ни административной, которая могла бы изгнать его из Англии. Теперь и это изменилось: государственный секретарь может приказать иностранцу выехать из Соединенного Королевства, но только после признания со стороны суда, что он проник в страну вопреки закону 1905 года об иммигрантах; но и это возможно только в течение года со дня высадки. И в Бельгии тоже изгоняемый иностранец более или менее гарантирован от произвола администрации. Но уже во Франции иностранец не имеет решительно никаких гарантий: его могут выслать во всякое время и без объяснения причин, и жаловаться некуда; впрочем, у Франции существует несколько конвенций, в силу которых мотивы высылки должны быть сообщены национальному консулу. В Швейцарии иностранцы достаточно гарантированы от произвольного изгнания; притом изгнание из одного кантона не служит еще основанием для изгнания из Швейцарии вообще. Говоря о гарантиях, я должен обойти молчанием такие государства, как Пруссия или Австрия.

Иностранцам почти всюду недоступны многие роды занятий. Так, все те профессии, где требуется диплом, открытии иностранцам только, если они имеют дипломы местного происхождения, например, во Франции врач, дантист, акушерка должны иметь французские дипломы; впрочем, в Англии и Испании, например, при известных условиях допускаются к практике и врачи с иностранными дипломами. Вообще недоступны иностранцам и те профессии, которые имеют отношение к государственному управлению; так, за исключением разве княжества Монако, иностранцы нигде не могут быть адвокатами и нотариусами. Простой вольнонаемный труд вообще открыт иностранцам, но и в этом отношении встречаются исключения; так, во Франции иностранцы не принимаются, даже как рабочие, на железные дороги; парижский муниципалитет обязывает своих подрядчиков иметь не более 1/10 рабочих из иностранцев. Это ограничения нового происхождения. Напротив, в сфере занятий торговлей местами сохранились еще следы средневековых ограничений: в Швеции до 1864 года иностранцам вовсе не запрещалось занятие торговлей; и теперь им нужно сперва получить разрешение и внести залог в обеспечение платежа повинностей.

Чтобы покончить с ограничениями прав личности, я для примера сообщу, что во Франции иностранец не может быть ответственным редактором периодического издания, не может быть третейским судьею в промышленных спорах между предпринимателями и рабочими, не может быть членом бюро профессионального синдиката, не может быть свидетелем при публичном завещании, ни свидетелем при аресте имущества при взыскании, ни конкурсным синдиком.

Теперь я перейду к существующим ограничениям в сфере имущественных прав. Из них важнейшее касается права приобретения недвижимостей. В Англии иностранцы по обычному праву (common law) не могут владеть недвижимостями; в 1844 г. им было дано право приобретать их, но только на срок до 21 года; лишь в 1870 г. отменено было право короны на землю умершего иностранца. Теперь все ограничения прав иностранцев относительно приобретения недвижимостей отпали. В Соединенных Штатах Северной Америки иностранцы могут свободно приобретать и наследовать земли, на которые простирается власть федерального правительства; но в самих штатах уравнение иностранцев достигнуто не везде. В Вермонте, Алабаме, Сев. Каролине и Миссури они не могут вовсе приобретать недвижимости; иностранец, которому недвижимость досталась по наследству, обязан ее продать в 3-хлетний срок. В Нью-Гемпшире, Кентукки, Иллинойсе, Коннектикуте, Виргинии иностранец может владеть недвижимостями, если имеет оседлость в пределах Союза. В Калифорнии, Индиане, Техасе, Теннеси он может наследовать в недвижимости в известный срок поселиться в стране. В Арканзасе, Делавэре, Мериленде, Нью-Йорке и Южной Каролине иностранец, чтобы владеть недвижимостью, должен просить о натурализации. В Пенсильвании иностранец не может владеть более чем 50000 акрами, стоящими более 20000 долл. В 17 штатах, наконец, нет никаких ограничений. Те штаты, где существуют ограничения, желают предупредить скопление земель в руках отсутствующих капиталистов, но отнюдь не противодействовать иммиграции. В Европе не допускают иностранцев к владению недвижимостями: вне городов – Румыния и вообще Черногория; в Швеции, Норвегии и Финляндии требуется разрешение правительства на приобретение. В Германии, по партикулярным законодательствам, и в Швейцарских кантонах ограничения, существовавшие еще в половине XIX века, теперь отпали. В Австрии были случаи, что отказывали в праве приобретения недвижимостей подданным Черногории и Техаса в ответ на то, что в этих государствах не допускали к приобретению австрийцев. Не допускаются к землевладению иностранцы в Японии.