Текст книги "Борисоглеб"

– Ну и что же? – спросила мама. – Какие условия вы предлагаете?

Борису сделалось неловко за маму: человек пришел сам с чистым сердцем, предлагает сказочное путешествие, а его в ответ допрашивают о каких-то условиях! Конечно, мама привыкла торговаться с заказчиками, а еще раньше – в своей парикмахерской.

А Глеб подумал, что этот Лив – парень не промах и с ним надо держать ухо востро.

– Верочка, какие могут быть сейчас условия?! Вы доверяете мне быть агентом ваших ребят! И я буду выбивать для них самые выгодные условия.

– А какой процент вам?

– Какой сейчас может быть процент?! Я же не знаю, что смогу реально получить! Сначала у меня будут одни затраты: билеты для вас, гостиницы, реклама. Я рискую своими деньгами. Вы прокатитесь даром в Штаты, а я могу и не окупить расходы!

– А как же миллионы от Си-Эн-Эн?

– Сначала надо заключить с ними контракт, тогда будут и миллионы. А заключать буду я. В Штатах все делается через агентов, и вы должны мне полностью доверять.

– А что же мы должны подписать?

– Что вы доверяете мне вести все ваши дела!

Борис боялся, что мистер Лив сейчас обидится и уйдет.

Глеб боялся, что мама возьмет и подпишет, не подумав.

– Погоди, мама, договор, наверное, по-английски, – сказал Глеб. – Давай, мы сначала почитаем.

– О, ребята знают английский! – заулыбался Борис Яковлевич. – Очень правильно. В Штатах вам это пригодится.

Но бумагу братьям протянуть не спешил.

– Мальчики посмотрят, – сказала мама. – Но я еще и с юристом посоветуюсь.

– Верочка, какие здесь юристы! Кто здесь понимает американские законы! Я же не с улицы к вам пришел, вы же меня десять лет знаете! Я для вас стараюсь, а вы мне не доверяете.

– Я доверяю, Борис Яковлевич, только дело серьезное, – упрямо сказала мама.

– Женя Петелин подписал! Алик Лепин! Целые команды! Цой бы подписал, если б накануне не разбился! А вы кобенитесь. Опускаются руки иметь с кем-нибудь дело в этой стране. Для вас же стараешься – и получаешь благодарность!

– Может быть, Борис Яковлевич очень торопится, – сказал Борис. – У него же дела, он прилетел.

– Вот именно! Ваши ребята меня понимают лучше вас, Верочка! Мне завтра лететь в Находку.

– Вот и найдите быстренько других близнецов за углом, – посоветовал Глеб.

– О, молодой человек – не промах. Чувствует себя монополистом. Этот в Штатах не пропадет. Приятно иметь дело с деловым юношей. Подписывайте, ребята, первыми. А мамочка ваша подтвердит подписи как совершеннолетняя.

И мистер Лив протянул им наконец контракт.

Борис взялся было читать, мелькнули слова: «исключительное право представлять…», но Глеб дернул лист к себе. Пришлось отдать, чтобы не разорвать такую драгоценную бумагу.

– Мама покажет юристу. Как совершеннолетняя.

– Давно уж совершеннолетняя… Мы посоветуемся и подпишем завтра, – сказала мама заискивающе, но и упрямо. – Я знаю, что вы человек исключительно честный, но надо же посоветоваться. Я одна.

– Вот именно, что одна. Бабьи нервы вместо дела. А в Штатах вышла бы замуж. Нашлись бы желающие усыновить таких ребят!

– Я посоветуюсь… Завтра же с утра, до самолета… Да вы посидите…

Но мистер Лив ушел, в сердцах отказавшись от чая.

– Ну вот, обиделся. Такую возможность упустили! – в досаде дернулся Борис.

Но и Глеб дернулся в свою сторону – еще сильнее.

– Ничего не упустили! Фигуристов много, а мы одни. Еще будет пороги обивать.

От этих рывков как всегда заболело средостение. Только тогда они опомнились и уселись тихо.

А мама сразу принялась названивать. И кому? Ивану Павловичу противному.

Трубку она держала так, чтобы братья слышали.

– Мистер Лив? Новый американец? Вы «Совспорт» не читаете? Там как раз на днях статья о том, как Фетисьев с ним судится. Знаете, знаменитый хоккеист. Этот Лив воспользовался его неопытностью и обобрал! А что он для вас приготовил?

Глеб стал переводить.

– Ну так и есть. Он будет заключать контракты, грести деньги, а вам платить гроши. Вы будете его рабами. Крепостными!.. Теперь таких прохиндеев развелось – знаете, сколько? Америка стонет. Гоните и этого, и всех поддельных американцев! Имейте дело только с солидными фирмами.

Иван Павлович впервые показался Глебу умным и знающим.

А Борис, хотя и оставался в душе приверженцем мистера Лива, возразить ничего не мог.

– Странно, а я и не знала, что Иван Павлович интересуется спортом, – задумчиво сказала мама. – Вид у него совсем не спортивный.

Мистер Лив больше не появился. Наверное, понимал, что после рекламы, которую ему устроил «Советский спорт», он может действовать только с первой попытки.

И все-таки новые горизонты он открыл!

Близнецы и сами в последнее время робко задумывались, что могут кому-то показаться, выступить по телевидению. Но мало ли о чем они мечтают!.. Визит мистера Лива доказал, что они могут многих заинтересовать. Что они действительно сидят на деньгах. Мистер Лив перелетел океан, чтобы их ограбить. Но значит, дело того стоило! Значит, есть что грабить! А ведь они до сих пор считали, что взять с них нечего.

Раз уж уродились они несчастными уродами, надо обратить само это несчастье себе на пользу!

– Давай сами на себя напишем сценарий! – вдохновенно объявил Борис.

– И сами пошлем в Голливуд, без агентов и посредников, – тотчас согласился Глеб.

И это был тоже новый горизонт – самим написать сценарий! Не стать марионетками в руках режиссеров и продюсеров – всех, кто вертит судьбами в мире экранов и иллюзий.

Самим написать сценарий. О чем?

О себе, разумеется.

То есть, не о себе, а о сиамских близнецах – других, мечтаемых. О себе им писать нечего: в их жизни ничего не происходит, они сидят неподвижно в своей комнате, дошли уже до тоски зеленой. Единственное событие – ночью с Мышкой, но об этом они в сценарии не напишут. О Мышке не напишут. Но напишут о любви. О чем же еще.

Они стали лучше относиться друг к другу. Почти не ссорились. И даже не спорили – обсуждали сюжет.

Появилась цель, к которой они могли идти только вместе. Брат для брата был теперь не только обузой, не только громадной одушевленной опухолью – они теперь были нужны друг другу, должны были беречь друг друга, как певец бережет свой голос, а скрипач даже не драгоценную скрипку – пальцы. В конце концов, и певец, и скрипач, и танцовщик жертвуют многими удовольствиями, чтобы сохранять форму, лелеять талант. Вот и они, как теперь оказалось, всю жизнь приносили жертвы своему необычному таланту. Не то что необычному – единственному в своем роде!

Борис и Глеб все время пребывали теперь в легкой эйфории. Даже прошлая их жизнь осветилась новым светом, наполнилась глубоким смыслом. А уж будущее сулило сплошные триумфы – путешествия, доллары, славу.

А пока они не спорили – обсуждали сюжет.

– Я влюбляюсь в одних близнечих, блондинок, а ты в других, черненьких, – проталкивал свою идею Глеб. Ну и никто не уступает.

– Но они же не сиамочки, они могут и по отдельности. Ты женишься на блондинке, я – на брюнетке.

– Нет, они согласны каждые только вдвоем. А что одна останется?

– Ну влюбляемся в разных. А какие приключения? В кино нужны приключения.

– Мои блондиночки решают нас похитить и увезти. А твои черненькие гонятся.

Дело двигалось.

– Но надо же не просто снимать любовь и погоню, надо нашу специфику, – спохватывался Борис.

– Специфики сколько хочешь! Ты дергаешь в одну сторону, я – в другую. Или не можем вдвоем пройти в вертящуюся дверь.

– А под конец – целуемся! Не только с близнечихами, но и друг с другом, – осенило Бориса.

– Целоваться, пожалуй, не получится, – возразил Глеб.

Повернул голову, попытался дотянуться и подтвердил:

– Не получится.

А ведь действительно: они никогда в жизни не целовались. До сих пор они об этом не задумывались: нужды не было целоваться.

Они близки друг с другом как никто на свете, но им не поцеловаться. Не дотянуться. Головы их сидят на крепких шеях как на торчащих рядом бетонных тумбах, и не сойтись им, не придвинуться. Но ведь и двум куполам двуглавого собора – не сойтись… Когда ночью голые они спешат дупелиться, то складываются резко, и с тех пор как растолстели, сталкиваются своими круглыми мягкими животами – и как бы целуются пупками. Но этого они в кино снимать не будут. А губами – нет, не поцеловаться.

Они – единственные исполнители в своем будущем фильме, конкурентов у них не существует во всем свете, поэтому они точно знают, что смогут их герои, а чего – нет.

Они писали для себя – в гораздо более широком значении. Сценарий – это еще и способ воплотить мечту, пережить то, что не случится, скорей всего, в реальной их жизни. Даже в самой счастливой жизни. В кино им организуют и бешеные погони, и поцелуи самых красивых близнечих, и все, что они соизволят вообразить…

– Имена надо придумать, – сказал Борис. – Потому что хотя и мы, но не мы.

– Какие-нибудь парные, похожие, не как у нас: Алексей и Александр , Юлий и Юрий.

– Алексей и Александр , – мечтательно выговорил Борис. – Лешка и Сашка.

С именами они придумали хорошо. Отделились. Теперь уж точно: они – и не они. Мало ли что сделают Алексей и Александр , что придумают. Борис и Глеб за них не отвечают.

Теперь осталось переписать набело.

Нет, не только переписать – перевести. Нельзя же посылать в Голливуд сценарий на русском. Попадет в руки к какому-нибудь эмигранту, двойнику мистера Лива… Переводить они взялись сами – не платить же переводчику. А если язык получится немного корявый, в Голливуде поправят. Там на этот случай полно штатных редакторов, сценаристов.

– Нам ведь и диалоги свои придется разыгрывать по-английски, – озабоченно сказал Борис. – А у нас, наверное, произношение ни к черту.

– Ничего, поставят нам произношение, – отмахнулся Глеб. – Или озвучат актерами.

Снова и снова они сознавали свою исключительность. Вместо Бельмондо может сняться Жан Маре, а их заменить некем. Так что придется с ними носиться, приставить к ним всяких редакторов, менеджеров, секретарей, шоферов…

Мышке они сообщили великую новость только после того, как закончили перевод.

– Мальчики! А я-то думала, вы так усердно уроки учите! Какие же вы умницы. Так изумительно все сочинили! Я всегда думала, что вы ужасно талантливые. И сами будете играть. Потрясающе!

Мышка восхитилась, еще не прочитав. И только такое восхищение чего-то стоит. Прочитать и восхититься может всякий, но только подлинные поклонники восхищаются заранее. А тем более – поклонницы. Но кому же стать первой их поклонницей, как не Мышке?

Впервые Мышка превратилась в заказчицу и отнесла сценарий английской машинистке. Вернулась возмущенная:

– Подумайте, она берет в два раза больше, чем я. А какая разница? Как будто у нее на руке пальцев в два раза больше. Ну, ничего, это все в десять раз окупится. В сто! Но мне противно в принципе. Латинский шрифт у этой цацы!

– Да, подгадили в свое время Кирилл и Мефодий, – сказал Борис.

– Какой Кирилл? – не поняла Мышка. – Лавров? Они с театром в Америку ездили. Нет, цены подскочили не от этого.

Надо было посылать сценарий в Америку. Но по какому адресу? Не напишешь же: «Голливуд, продюсеру».

Взялся все устроить тот же Иван Павлович. Не такой уж, может быть, и противный. Похвастался, что у него есть знакомый, который летит в Штаты и сможет там все узнать и отправить по точному адресу.

Сценарий отправился в путешествие через океан, и теперь оставалось одно – ждать. Ждать, когда в такое же путешествие смогут отправиться они сами.

Решившись сниматься в кино, Борис и Глеб перестали стыдиться себя. Или – почти перестали. После долгих лет безвыходного сидения в квартире им захотелось выйти на улицу. Не просто выйти – поехать куда-нибудь погулять. Принято гулять в парках, как они слышали, значит – в какой-нибудь парк. И пусть глазеют. Не глазеют – смотрят. Ну не с восхищением, не с завистью – но с пониманием того, что сиамские близнецы – явление исключительное. Не уродство, а именно, исключительное явление. Посмотрят-посмотрят – и привыкнут. Как привыкла Мышка, другие близкие. Даже Иван Павлович.

Его машиной и решили воспользоваться, благо она оказалась не в ремонте.

В солнечный день сразу после завтрака Борис и Глеб одевались, чтобы отправиться в ЦПКО. Впервые приобрели значение и погода, и время года. Специально послушали прогноз по радио. День был обещан без осадков, температура четырнадцать-шестнадцать. Пальто у них не было, но зато можно было обновить подаренный на день рождения свитер.

– Только бы не простудиться с непривычки! – волновалась Мышка. – Там же ветер с залива. Может быть, лучше в Парк Победы?

– Нет, мы хотим в ЦПКО! – твердо сказали близнецы. – Мы никогда не видели моря.

Решали они. Как мужчины. Как авторы сценария и киноартисты. Отныне приятная роль Мышки – обслуживать знаменитостей.

И все-таки в последний момент их охватила робость. Сейчас они покажутся на улице. Кто угодно сможет на них глазеть. Стены перестанут укрывать их. Наверное, так же тревожно чувствует себя рак-отшельник, выбираясь из привычной скорлупы.

– Ну чего? Двинулись!

Мышка игриво подтолкнула их в спины.

Двинулись!

Робость как-то разом сменилась лихорадочным нетерпением. Сейчас они выйдут… Сейчас увидят…

Дверь на лестницу распахнулась перед ними.

Протиснуться они могли только боком. Каждый хотел идти первым, поэтому перед дверью возникла тихая борьба. Глеб уперся сильной рукой в стену, оттолкнулся, и его развернуло плечом вперед. Не мешкая, он схватился за дверную ручку и потянул их тандем к выходу. Борису ничего не осталось, как волочиться за братом – боком, приставными шажками.

Лифта в их доме нет, и хотя живут они низко, на втором этаже, два пролета спуститься все-таки нужно. Они так давно не ходили по лестнице, что почти забыли, как это делается. Глеб держался рукой за перила и страховал обоих, а Борис только шарил ладонью по шершавой крашеной стене.

Спускались они медленно, нащупывая каждую ступеньку. Впереди шли Мышка с Иваном Павловичем. Они уже прошли половину марша, когда внизу хлопнула дверь и послышались быстрые шаги. Наверх взбегал мужчина. Иван Павлович, не подумав, посторонился, и мужчина уперся в близнецов. Не понимая, кто перед ним, он проговорил машинально: «Разрешите». Борис и Глеб занимали как раз всю вершину лестницы, и посторониться никто из них не мог.

– Пропустите, прошу же, – повторил мужчина.

Воспитанный, просит. Но в следующий момент начнет толкаться.

Ерундовый случай, но близнецы были близки к панике.

Развернуться и стоять на разных ступеньках, на разных уровнях они не могли.

– Да объясните же! – нервно пискнула Мышка.

Иван Павлович опомнился, вернулся и что-то зашептал мужчине. Тот посмотрел остолбенело и пятясь отступил на площадку.

Хорошенькое начало!

Внизу перед парадным стоял старенький «москвич" с распахнутой задней дверцей. Борис и Глеб видели машины только в телевизоре, но все равно сразу узнали марку. Прохожих почти не было. Близнецы разом присели и в таком положении стали боком вставляться в машину. Борис опирался рукой на спинки передних кресел, а Иван Павлович несильно, но равномерно напирал сзади на Глеба, как бы вдвигая братьев на сиденье.

Упаковались благополучно, но с непривычки братья запыхались от стольких усилий.

Мышка уселась впереди – и поехали.

Снова оказавшись в тесной раковине, близнецы успокоились. Преимущество этой новой раковины было то, что она двигалась, что за окнами сменялись дома, улицы, шли люди, ехали машины. Похоже было, как если бы Борис и Глеб оказались на небывало роскошной передаче Клуба кинопутешествий, и в то же время волновало сознание, что все происходит на самом деле!

Они выехали на мост через очень широкую реку.

– Малая Нева, – сообщил Иван Павлович. – стадион Ленина и «Юбилейный", где хоккей и фигурное катание.

Малая! Какой же ширины Большая?!

Они чувствовали себя иностранцами, впервые приехавшими в Петербург.

Скоро остановились перед другим мостом, совсем невзрачным. Но зато на другом берегу не было домов – одни деревья.

– Приехали, мальчики! – торжествующе объявила Мышка. – Вот и ЦПКО.

Перед парком народу было много. И все, конечно, начали оборачиваться, когда Борис и Глеб вылезли из машины.

– Завидуют, вот и глазеют, – объяснил Глеб не то себе, не то брату.

– Их вон сколько, а мы одни, – подхватил как заклинание Борис.

И они зашагали по деревянному мосту своей неповторимой походкой – складываясь-раскладываясь, складываясь-раскладываясь.

От реки шел запах воды и свежести. А когда перешли в парк, в голову ударили запахи зелени и земли.

Самым удивительным в парке оказался воздух. В конце концов, цветы и деревья, реки и лодки они видели в телевизоре. Цветы – даже крупнее и подробнее, чем можно было разглядеть на клумбах.

Но воздух не мог подделать никакой телевизор.

И почему они давно не догадались приехать сюда?!

Близнецы медленно шли по дорожке вдоль Невки, смотрели на зеленеющие деревья, на катера, проносившиеся по реке. Бесшумно выплыла навстречу и настоящая яхта.

– Наденьте шапки, мальчики! – волновалась Мышка. – Головы простудите с непривычки!

Шапки она накануне специально ходила покупать.

Шапки Борису и Глебу понравились тем, что их не пришлось никак подгонять, перешивать. Шапки – единственная нормальная деталь их одежды. (Туфли, например, им приходится покупать две пары с разницей в два размера. Большая пара расходится на внешние ноги, более сильные, а меньшая – на внутренние.

Но сейчас не хотелось надевать даже удобные нормальные шапки.

Ветер шевелил волосы, холодил кожу на голове. И это необыкновенное ощущение радовало само по себе. Да и встречные все шли без шапок кроме двух-трех стариков. Чего ж они будут кутаться как старики?!

Иван Павлович выступал гордо рядом с Мышкой. Он вел себя как муж. То есть он просто шел с мамой, но из-за этого его, наверняка, принимали за отца близнецов. И хотя он не мог идти иначе, все равно Борис и Глеб смотрели ему в спину с ревнивым раздражением, забывая, что именно он привез их сюда на своей машине.

На прудах виднелись лодки.

– А мы бы как раз сели вдвоем на скамью, – сказал Борис. – И каждому по веслу.

– Давай! – обрадовался Глеб. – И поплывем как пираты!

Это вышло бы здорово. Восемь лет они не выходили из дома, просидели в своей зеленой комнате – сразу бы поплыли на лодке! Пусть хотя бы и по парковому пруду. Для них это означало бы куда большее приключение, чем для привычного гуляки уйти в настоящие пираты.

– Мама, пойдем на лодке кататься! – крикнул Глеб.

При посторонних он не мог назвать ее Мышкой.

– Мы будем грести, а вы сидеть! – крикнул Борис.

Он ведь первый придумал пойти на лодку, а Глеб выскочил, предложил, будто его идея.

– Пошли, мальчики! – подхватила и Мышка. – Вот будет изумительно!

Все пошли быстрее, потому что появилась цель.

Лодки были причалены к длинному плоту, который соединялся с берегом метровой ширины сходнями. Без перил. Пройти по ним, наверное, можно было, но для Бориса и Глеба это означало бы примерно то же самое, что для обычного человека пройти по узкой доске… По сходням у них на глазах взбежал мужчина, и сходни под ним пружинили. Значит, то же самое, что пройти по узкой шатающейся доске.

– Мальчики, не торопитесь, мы вам руки подадим, – предупредила мама.

А в это время внизу на плоту парочка садилась в лодку. Первым прыгнул парень, лодка закачалась, он с трудом удержал равновесие, выпрямился и протянул девице руку, и девица, балансируя, шагнула за ним.

Борис с Глебом так не смогут.

Стоящих странных близнецов заметил лодочник, только что отпускавший парочке лодку. Откровенно уставился на такое чудо, а потом пошел по сходням с плота на землю.

– Вот значит как… – сказал лодочник, пахнув потом и еще чем-то противным. – вот значит… Крепление жесткое… Интересная конструкция… В лодку хотите? Только если подъемным краном.

Они и сами уже поняли, что напрасно спешили сюда.

Дома Борис и Глеб, может быть, раскричались бы или расплакались от таких определений. Впрочем, домой к ним такие личности не ходят. А на людях надо было держаться.

– «Крепление жесткое», – хмыкнул Глеб. – Этого мы еще не слышали, да?

– Но зато «интересная конструкция», – откликнулся Борис.

Медленно развернувшись, они пошли прочь от недоступных лодок.

На их долю оставались тихие развлечения.

– Как можно таких на работе держать! – возмущалась Мышка. – От него же перегаром несет как от бомжа какого-нибудь. Таких и не обслуживают, не то что к работе допускать!

Так вот что это был за запах, оказывается, – знаменитый перегар! О котором близнецы столько читали, но ни разу до сих пор не обоняли в натуре. Сколько нового опыта за полчаса!

– Еще вода холодная, – храбрился Борис. – А то бы мы без лодки поплавали. Чтобы в воду войти, подъемный кран не нужен.

– А мы в другой раз! – подхватил Глеб. – Когда лето.

И оба разом вообразили, как они поплывут. Как катамаран. А то ведь они и мылись до сих пор только под душем, потому что в стандартную ванну им не поместиться.

– В Америке у всех звезд дома в Голливуде, – сказал Глеб. – По индивидуальным проектам. Мы бы заказали ванну шириной в два метра, и двери широкие, и два унитаза рядом.

– Закажем! – веско заключил Борис.

Они дошагали до окончания острова. Белесая вода уходила до горизонта.

– Вот и залив, – сказала Мышка.

– Это море, мама? – решил уточнить Глеб.

– Залив.

– Залив – значит море?

– Ну не знаю. Залив.

– Часть моря, – объяснил Иван Павлович.

И все-таки осталось непонятным, видят они настоящее море или нет.

На залив смотрели два льва. Одинаковых. Но не соединенных. А бывают ли сиамские львы? И как они бегают и охотятся – если бывают?

Борис хотел обсудить этот вопрос, но в этот момент сзади послышался серьезный детский голос:

– Папа, а они тянитолкаи, да? Две головы и четыре ноги.

Голосок слышался сзади, а близнецы из-за своей конструкции («жесткого крепления») не могли посмотреть назад иначе как развернувшись своим двойным телом. Они не видели мальчика, но вообразили аккуратного отличника в очках.

– Значит, они четвероногие, да? – продолжал смышленый мальчик. – Люди двуногие, а они – четвероногие.

И сразу приглушенный голос услужливого Ивана Павловича:

– …нельзя же… невоспитанно… жестоко…

– Слышишь, Славик, – нарочито громко заговорил папа отличника. – Нельзя говорить, что думаешь. Хоть и свобода слова.

– Но у них же правда четыре ноги! – настаивал наблюдательный Славик.

– Вот и молчи про свою правду! А то обрадовался, что цензуры нет.

Голос у папы был очень взвинченный. Но не от вида же странных близнецов он так занервничал.

– Посмотрели на море, можно и назад, – решил Борис.

– Если и залив, тоже достаточно, – согласился Глеб.

Они стали разворачиваться на месте в своем бульдозерном стиле. Но пока развернулись, возбужденный папа со своим отличником были уже далеко.

– Выпускают таких, – возмутилась Мышка, – которым лечиться надо. Ко мне тоже такие приходят – заказчики. Но я таких сразу чую, которые из каждого пальца правду высасывают. И деньги потом не платят. Я лучше беру про химию.

– На том берегу холм видите и вышки осветительные? Это Кировский стадион, – поспешно переменил тему Иван Павлович. – Раньше, когда гол забивали, на этом берегу было слышно. А теперь – не то.

Страшно было представить, чтобы столько народу кричало разом. Для Бориса и Глеба и здесь в парке слишком людно.

– Дышите воздухом, мальчики, дышите! – беспокоилась мама. – Чтобы кислородом зарядиться. А то сидите дома без кислорода.

– Мы уже надышались, – сказал Борис.

– Мы ходить устали, – сказал Глеб.

Никогда еще они столько не ходили. Складывались-раскладывались, как передвижная ширма.

– Действительно, слишком много с непривычки, – вступился Иван Павлович.

Как будто он заботится о н их больше, чем мама. Больше, чем Мышка.

Они уже почти дошагали до знакомого моста, когда навстречу показалась процессия каких-то странных людей. Но, наверное, в парке все можно. На мужчинах – или мальчишках – были шлемы и кольчуги; окружавшие их девицы, по-видимому, изображали русалок.

– И тридцать витязей прекрасных! – орал предводитель, размахивая бутафорским мечом. – Чредой из вод выходят ясных!

Меч бутафорский, потому что настоящим он бы так легко не размахивал. Да и вообще не бывает же в наше время настоящих мечей.

– И с ними дядька их морской! – отозвалась дородная русалка и громко чмокнула Морского дядьку.

Борис и Глеб смотрели на ряженых одобрительно: интереснее же встречать таких, чем нормальную публику. До сих пор все встречные глазели на них, а теперь они сами сливались со зрителями и глядели на неожиданный аттракцион.

Но предводитель, Морской дядька, заметив Бориса и Глеба, не дал им остаться зрителями. Аттракцион сошелся с аттракционом!

– Он если не развяжет, так разрубит! – прокричал он стих другого поэта и рубанул бутафорским мечом близнецов в средостение.

Выпад оказался так стремителен, что они и не попытались защититься.

Но в следующую секунду Борис ударил Морского дядьку своей сильной левой, Глеб достал сильной правой. Дородная русалка тащила Морского дядьку назад. Опомнился наконец и Иван Павлович.

– Хулиганство, – наскочил он на ряженых, – хулиганство! Думаете, вырядились, так и хулиганить можно?!

– Алик, перестань! – тянули Морского дядьку уже две русалки.

– Узлы надо разрубать! – орал тот уже прозой. – Кто разрубил узел? Диоген!

Его наконец оттащили.

– Он вас не ранил? – задыхалась Мышка. – Дайте посмотрю! Крови нет?

– Какая кровь? – засмеялся Глеб. – Ведь картонка же!

Все-таки Мышка сунула ручку под свитер, под рубашку и ощупала средостение. Горячая ее ручка не столько щупала – ласкала.

– Слава богу, крови нет! – подтвердила она.

Небольшая толпа издали сочувствовала.

– Совсем распустились… – доносилось. – Что же, что несчастье… ухоженные…

А Борис и Глеб были довольны. Во-первых, они дали сдачу, попали кулаками в упругое тело врага, так что в крови бурлило никогда прежде не испытанное упоение боем. Во-вторых, этот Морской дядька совсем неуч, хотя и набит стихами: Диоген не рубил узел и даже не завязывал, а разрубил узел Александр Македонский.

– А если бы и у нас мечи, вот была бы битва!

– Он бы заплакал, что двое на одного!

– А мы и безоружные! Хук слева, свинг справа!

– Вы у меня молодцы, мальчики! Мужчины! – расцеловала их Мышка.

А средостение не то что бы болело – но чуть ныло. Все-таки картон был плотный, а серебряная фольга изображала острие меча.

Средостение чуть ныло – и это была благая боль. Наверное, так же ныло бы место разреза после операции, если бы нашелся хирург, который нанес такой же удар – скальпелем. По всем правилам искусства, разумеется, стерильно и под наркозом, но так же решительно!

Действительно, некоторые узлы можно только рубить. Разом. Без колебаний.

Кто из них об этом подумал? Оба. Ну, может, чуть по-разному. Но брат брату в этом не признались.

Наконец они дошагали до машины.

– Не с нашей публикой можно в город выходить, – подвел итог Иван Павлович.

Разом присев, близнецы задвинулись на заднее сиденье.

– Да, мальчики, больше мы не гуляем! – подтвердила Мышка. – Разве что милиционера дадут для охраны.

Близнецы не спорили. Они устали. И просто от ходьбы, и оттого, что всего случилось слишком много.

– Надо просто на машине по городу кататься, – бодро предложил Иван Павлович.

– Могли бы и раньше, – грубо сказал Глеб. – Вы ж не предложили.

– Не догадался, – смущенно протянул Иван Павлович. – И ремонтировался. Недавно вот рессору менял.

Когда они снова вошли в свою привычную как раковина квартиру, их поразил устоявшийся запах – не поймешь, кухни ли, человеческих ли испарений – которого они годами не замечали, пока не вышли на свежий воздух.

А изумительная изумрудность, как когда-то пискнула Мышка, их обоев совсем не похожа была на зелень листьев. Или похожа – на цвет листьев, увядших, не пожелтев.

– С этим Дядькой морским получилось – прямо в сценарий, – вспомнил Борис.

– А мы допишем. Чтобы он свалился от нокаута.

– И чтобы, падая, отрубил русалке хвост.

– А под хвостом у нее ничего, даже колготок!

Творчество, единожды начавши, уже не остановишь.

Теперь они хотели сразу всего. Они вспоминали благую боль в средостении – и мечтали о хирурге, который решится разрезать узел. Ну, может, Борис вспоминал чаще. Но и желали они сохранить свою особенную конструкцию, чтобы стать звездами Голливуда.

Они как раз прошли по астрономии, что бывают двойные звезды. Почти все звезды одинарные, как Солнце, но наблюдаются – редко – и двойные, которые вращаются вокруг друг друга.

– Мы будем тоже – двойная звезда! – догадался Глеб. – Первая и единственная.

Красивый большой конверт из Калифорнии пришел на удивление быстро – не прошло и двух месяцев. Сценарный отдел студии «Фокс ХХ век» имел честь известить, что сам по себе сценарий, присланный мистерами Кашкаровыми, не соответствует уровню требований, принятых студией; однако идея вывести в фильме сиамских близнецов представляется интересной и плодотворной, и за использование ее студия платит, поскольку идея, по закону Соединенных Штатов, является охраняемой интеллектуальной собственностью. Студия предлагала 15000 долларов и спрашивала, через какой банк мистеры Кашкаровы предпочитают названную сумму получить.

Доллары ударили в головы.

Они могут, например, купить хорошую машину. На первое время держать Ивана Павловича за шофера, а потом компания, Дженерал моторс или Мерседес, переделает управление для них. Ради собственной рекламы.

Свою телекамеру обязательно. Чтобы репетировать и сразу смотреть на себя, учитывать ошибки. И рассылать пленки на студии.

Компьютер с хорошим принтером. Чтобы делать на нем новые сценарии и переводы. И Мышка сможет забросить свою машинку и брать заказы на компьютер – совсем другой уровень! Если только Мышка будет продолжать брать заказы, когда у них появится столько долларов.

И эти доллары заработали они сами! Среди маминых заказчиков нет ни одного, кто способен заработать столько. А уж про школьных учителей и говорить нечего. Смешная ситуация: отвечать урок учителю, который не способен заработать десятой доли того, что заработали ученики.

А ведь это – только задаток. 15000 – плата за идею сценария, но ведь после того как «Фокс» изготовит сценарий на свой вкус, его придется снимать. А раз основная идея остается, то все равно сыграть в фильме придется мистерам Кашкаровым – больше некому! И тогда пойдут на счет (в тот банк, который предпочтут мистеры Кашкаровы) другие суммы. Может быть, с другим количеством нулей.

Вечером по телеку передавали «Что? Где? Когда?». Это их передача, они всегда ее смотрят, но такое совпадение придавало ей как бы особый смысл. Тем более, играла любимая команда – своя, петербургская.

– Если наши выиграют, значит будем сниматься, – сказал Борис. Загадал.