Текст книги "Вокруг света под парусами"

Так сложилась жизнь Федора Петровича, что кругосветное путешествие на «Сенявине» оказалось для него последним длительным плаванием с научными целями. Осенью 1832 г. император Николай Павлович назначил Литке воспитателем своего пятилетнего сына Константина, которого император решил сделать руководителем морского ведомства страны. Литке находился при дворе в качестве воспитателя Константина до 1848 года. Но Федор Петрович оказался верен географии, и это в первую очередь выразилось в его активном участии в создании Русского Географического общества (РГО).

В 1836 г. Литке женился. По воспоминаниям современников, брак был очень счастлив, супруги горячо любили друг друга, но в 1843 г. супруга Литке скончалась в возрасте 33 лет, оставив двух сыновей – Константина и Николая.

Безусловно, роль Литке в создании РГО была особо выдающейся благодаря его близости к семье императора. И в дальнейшем его роль в деятельности РГО была особой. Именно в этой деятельности Федор Петрович, видимо, выразил свое понимание роли географии в развитии страны, роли и влияния научной общественности на развитие производительных сил страны.

Фактически Литке, будучи вице-председателем, стоял во главе РГО с 1845 по 1850 г., когда вице-председателем был избран М.Н. Муравьев. А Литке был назначен командиром сначала Ревельского, а затем Кронштадтского портов. Именно он возглавил оборону Финского залива в войну 1854–1855 гг. от превосходящих морских сил Англии и Франции. Эту сложную задачу он с успехом выполнил. Он получил чин адмирала и был назначен членом Государственного Совета.

23 января 1857 г. Литке вновь был избран вице-председателем РГО и энергично принялся за дела, получив такого талантливого помощника, каким был Петр Петрович Семенов (Тян-Шанский). Успехи, которые удалось достичь РГО в проведении обширных географических исследований на территории Российской империи и в некоторых сопредельных странах за первую четверть века своего существования, были значительны и во многом заслужили мировое признание.

В 1864 г. Литке стал Президентом Петербургской Академии наук и параллельно до 17 января 1873 г. продолжал руководить деятельностью РГО. В этот день в возрасте 75 лет он передал пост Петру Петровичу Семенову. Вот отрывок из его речи в тот день: «Оставляя должность вице-председателя, после 16‑летнего в ней служения я поставляю себе в обязанность принести Обществу искреннюю мою благодарность за постоянное доверие, которым Общество меня во все это время удостаивало и которое я всегда старался оправдать. До меня доходят с разных сторон выражения сожаления о том, что я оставляю эту должность. Смею уверить вас, милостивые государи, что никто об этом более меня самого не сожалеет. Я так сжился с Обществом и с теми отношениями, в которых к нему доселе находился, что мне долго не привыкнуть к мысли, что эти отношения стали уже не те. Но я покоряюсь необходимости. Всему есть конец, и старость, со всеми своими последствиями, всегда берет свое. Перешагнув на вторую половину восьмого десятка, я чувствую с каждым днем возрастающий упадок сил моих, я поступил бы недобросовестно, представ перед вами кандидатом на должность, которую по убеждению моему не могу уже выполнять с прежнею энергией, с прежнею деятельностью. Для этого нужны силы более свежие…

Что касается до меня, то я и в звании рядового члена Общества всегда буду готов по мере сил моих служить ему верой и правдой, как служил доселе.

Затем мне остается только просить Вас не поминать лихом вашего старого вице-председателя» [30, с. 24].

В 1872 г. Совет РГО утвердил золотую медаль имени Ф.П. Литке, которой на протяжении всей дальнейшей истории РГО награждались выдающиеся отечественные географы-исследователи. Она была второй после высшей награды – Константиновской медали. Деятельность Ф.П. Литке в Петербургской Академии наук продолжалась до 1881 г., когда из-за потери зрения и слуха он отказался от президентства. Будучи на этой должности, Ф.П. Литке уделял серьезное внимание работам Пулковской астрономической обсерватории, Главной физической обсерватории. При нем была учреждена Академией наук Павловская магнитно-метеорологическая обсерватория. Последний год жизни Федора Петровича из-за потери зрения и слуха был очень тяжел для него, так как такое нездоровье привело к лишению всех его привычных средств общения и удовольствия от чтения и слушания музыки. Прославленный моряк и географ скончался 8 (20) октября 1882 г.

Многие из знавших Ф.П. Литке, в том числе и его биограф академик Безобразов, писали о том, что он был чрезвычайно скромен и чужд властолюбия и честолюбия. Все отмечают его прямоту, принципиальность, честность, его готовность прислушаться к чужому мнению. В течение всей сознательной жизни у него было исключительное чувство долга, отсюда и его требовательность к себе и к сотрудникам. Как мы уже отмечали, он был истинным гуманистом и отличался справедливостью в поступках и взглядах, общаясь с людьми разной социальной значимости. Таким он и остался навсегда в истории русской культуры, русской географии и мореходства.

Фамилия Федора Петровича Литке 18 раз запечатлена на географической карте. В его честь названы: 1) банка (мель) в Беринговом море, залив Лаврентия, образовалась на месте размытого в 1961 г. о. Литке, открытого в 1855 г. экспедицией на судне «Винсенс» под командой лейтенанта Д. Роджерса. После исчезновения о. Литке название перешло на банку; 2) банка в Белом море к северу от о. Моржовец; 3) гавань в Беринговом море, названа в 1855 г. экспедицией на судне «Винсенс»; 4) горы, Новая Земля; 5) горы, о. Эдж, архипелаг Шпицберген; 6) губа, Баренцево море, Новая Земля; 7) залив, Карское море, Новая Земля; 8) мыс, Берингово море; 9) Литке [Лутке], мыс, Берингово море, залив Аляска; 10) мыс, Охотское море, Сахалинский залив; 11) мыс, Баренцево море, Новая Земля, назван в 1913 г. участниками экспедиции Г.Я. Седова; 12) мыс, Баренцево море, Мотовский залив; 13) Литке [Восточный Фаю], остров, Тихий океан, 8°35′ с. ш., 151°22′ в. д.,открыт в 1828 г. экспедицией на шлюпе «Сенявин»; 14) остров, Баренцево море, Земля Франца Иосифа, назван экспедицией, открывшей архипелаг в 1874 г.; 15) остров, Карское море, Байдарацкая губа; 16) острова, Карское море, архипелаг Норденшельда; 17) полуостров, Баренцево море, Новая Земля, нанесен на карту Г.Я. Седовым в 1913 г.; 18) пролив в Беринговом море между о. Карагинским и полуостровом Камчатка.

В честь прославленного ледореза «Ф. Литке», который в 1934 г. впервые в истории за одну навигацию прошел Северным морским путем с востока на запад, названы: гора, Антарктида, Земля Эндерби; мыс, Чукотское море, о. Врангеля; подводное ущелье, Северный Ледовитый океан к северу от Шпицбергена.

Глава 7. Исследование Аральского моря

Нелюдимо наше море,

День и ночь шумит оно;

В роковом его просторе

Много бед погребено.

Николай Языков. 1829

31 марта (12 апреля) 1841 г. военный транспорт Российского флота «Або», находясь в Индийском океане и направляясь к Зондскому проливу между островами Суматра и Ява, в районе островов Св. Павла и Новый Амстердам на 13° ю. ш. и 92 ¹/₂° в. д. попал в страшный шторм. Многие паруса были изорваны, упали все стеньги, сломало утлегарь (продолжение бушприта), боканцы, на которых висели гребные суда. В шканечном журнале судна записано: «Во время самого урагана был сильный, почти параллельный дождь, с беспрестанною грозою; но ударов грома, от жестокого шума и свиста, слышно не было» [1, с. 206].

Старший офицер транспорта лейтенант Алексей Иванович Бутаков вспоминал впоследствии: «Десятивесельный катер, висевший на левых боканцах [т. е. на балках (деревянных или металлических) – выстрелах, выступавших за борт в носовой части корпуса судна и установленных для проводки фока-галсов (концы для управления парусом-фоком) и для подъема баркасов, катеров и шлюпок с воды на борт корабля. – Авт.], приподняло ветром, когда судно накренилось на правую сторону, и ударило о шлюпбалки с такою силою, что они как ножи врезались в борт шлюпки, и одна из них переломилась…Горизонта не было. Кругом судна видна была только белая масса пены, срываемой с верхушек валов. Черные, самые зловещие тучи беспрестанно озарялись молниями, до того ослепительными, что несколько минут после них нельзя было ничего видеть. Грома не было слышно – его заглушал рев урагана. Гроза сопровождалась дождем, которого крупные капли неслись горизонтально и смешивались с солеными брызгами моря… По нокам фока – рея [поперечный брус, на котором крепится на передней фок-мачте самый нижний парус-фок. – Авт.] перебегали голубовато-белые фосфорические огоньки. Обломки рангоута, перепутанные снастями, било о борт. Вал за валом вкатывался на палубу через гакаборт [верхняя крайняя часть кормы или кормовой надстройки (юта) судна. – Авт.]. Это продолжалось до пятого часа утра. Тогда ветер начал стихать, и рассвет показал вполне бедственное состояние транспорта. Хаос и путаница были невероятны. Лохмотья парусов печально развевались в воздухе» [34, с. 111].

Однако через пять суток напряженной работы моряки «Або» сумели вооружить запасные и отремонтированные паруса и обеспечить дальнейшее плавание судна на восток.

Безусловно, это кругосветное плавание транспорта «Або» явилось серьезным испытанием для 25‑летнего молодого моряка Алексея Ивановича Бутакова. Он родился 7 (19) февраля 1816 г. в Кронштадте, семье флота капитана Ивана Николаевича Бутакова. Младшие братья Алексея Ивановича Григорий Иванович и Иван Иванович, как и старший, стали моряками и оба прославили Российский флот. Григорий Иванович Бутаков (1820–1882) дослужился до чина адмирала, был активным участником обороны Севеастополя в 1854–1855 гг. и много писал по военно-морским вопросам. Иван Иванович(1822–1882) дослужился до вице-адмирала, участвовал в кругосветных плаваниях российских кораблей, принял активное участие в освоении российскими моряками дальневосточных морей. Бутаковы были родом из Костромской губернии.

Алексей Иванович в 1832 г. окончил Морской кадетский корпус и был выпущен оттуда мичманом. После этого ежегодно плавал в Балтийском море, в российских, а также в иностранных водах. Характерно, что будучи молодым офицером, Алексей Иванович с сочувствием относился к своим подчиненным матросам, а это было совсем не просто в суровую эпоху императора Николая Павловича, всячески поощрявшего палочную дисциплину в армии и во флоте. Еще будучи мичманом. 18‑летний юноша Алексей Иванович писал своим родителям 25 ноября 1834 г. из Кронштадта: «Я не следую правилам наших нынешних отчаянных дисциплинистов в обращении с командою. И оттого меня однажды спросил мой нынешний командир корвета: “Отчего на вашей вахте люди работают лучше и усерднее, нежели на прочих?” Эти вещи убеждают меня, что добром можно заставить работать лучше, нежели палкой» [34, с. 123]. И, видимо, в своей дальнейшей службе Алексей Иванович не отступил от правил поведения, установленных им для себя в молодости.

В начале 1840 г., будучи уже лейтенантом, он был назначен старшим офицером (старшим лейтенантом) на корабль, направляемый в кругосветное плавание. В письме матери от 21 января 1840 г. он писал: «Будем производить наблюдения над магнитной стрелкой и над всеми ее капризами во всех частях земного шара. Будут делаться барометрические наблюдения и, вероятно, опись какой-нибудь группы островов Тихого океана. Я теперь изучаю теорию магнетизма, а также теорию барометрических наблюдений, знакомлюсь со всеми академиками – А.Я. Купфером [1799–1865] и Э.Х. Ленцем [1804–1865] и прочими и скоро буду ходить на обсерваторию Академии наук учиться у Купфера делать наблюдения над магнитной стрелкой» [34, с. 110].

Свое кругосветное плавание А.И. Бутаков подробно описал в журнале «Отечественные записки» за 1844 г. и кратко в «Записках Гидрографического департамента». Это плавание также описано по шканечному журналу контр-адмиралом Николаем Алексеевичем Ивашинцевым в работе «Русские кругосветные путешествия 1803–1849 гг.»(1872 г.). По мнению академика Л.С. Берга, произведения А.И. Бутакова «изложены прекрасным литературным языком и читаются с большим интересом. Вообще А.И. Бутаков был хорошо образованным моряком. Он внимательно следил за литературой и прекрасно знал языки: свободно говорил и писал по-французски и по-английски, знал немецкий, выучился португальскому и казахскому» [34, с. 111].

Кругосветное плавание А.И. Бутаков совершил на военном транспорте «Або», построенном на верфи в Або (теперь Турку) из сосны в начале 1840 г. и имевшем водоизмещение 800 тонн, длину 128 футов (39 м). Командовал транспортом капитан-лейтенант Андрей Логгинович Юнкер. Алексей Иванович отзывался о Юнкере крайне отрицательно как в отношении знания командиром морского дела, так и в моральном отношении. Учитывая большое количество скончавшихся из числа членов экипажа во время плавания, Юнкера после возвращения на родину вообще– то должны были бы отдать под суд, но это не состоялось, так как он имел высокопоставленных покровителей в числе окружения великого князя Константина Николаевича, сына императора Николая I.

Плавание транспорта на Дальний Восток предназначалось для доставки туда в российские порты, в первую очередь в Петропавловск-Камчатский, различных материалов и оборудования. Судно отплыло из Кронштадта 5 (17) сентября 1840 г. Экипаж состоял из 82 моряков.

Выйдя из Кронштадта, транспорт заходил в Копенгаген и Хельсингёр (Дания). Следующей после Портсмута (Англия) остановкой был о. Тенерифе (Канарские острова), а затем Столовая губа у мыса Доброй Надежды на самом южном участке африканского побережья. Там русские моряки наблюдали действия английских крейсеров, преследовавших торговцев неграми, которые вывозили в Бразилию негров-рабов с Мозамбикского побережья.

Бутаков с возмущением описывал действия работорговцев: «Во время нашей стоянки в Капе, – писал он в статье, помещенной в «Отечественных записках», – пришел английский бриг, захвативший в Мозамбикском канале большое португальское судно “Скорпион” со 130 неграми. Надобно заметить, что “негрер” (судно, торгующее неграми) для задержания погони беспрестанно выбрасывает негров, из которых крейсеру удалось спасти около 50 человек; без сомнения, много несчастных еще утонуло или было съедено акулами. По показанию негров, около 170 было выброшено за борт» [34, с. 111].

Транспорт попал в полосу сильных штормов, о чем рассказано в начале очерка. В начале мая «Або» подошло к Никобарским островам, расположенным в Андаманском море Индийского океана западнее Малакки (в то время эти острова датчане считали своей территорией, а сейчас они принадлежат Индии). «Або» 26 апреля (8 мая) стал на якорь на рейде о. Нанкаури. Русские моряки сумели наладить мирные отношения с туземным населением.

Моряками был нарублен лес для ремонта поврежденного во время шторма рангоута, на котором поднимали паруса. «В лесу воздух сырой и душный, – вспоминал А.И. Бутаков, – напитанный гнилыми испарениями, и местами чаща была так густа, что с трудом можно было через нее пробраться. Срубив деревья в разных местах острова, надобно было делать просеки, чтобы протащить их к берегу. Тут встречалось новое затруднение: стелющиеся [вьющиеся, то есть лианы, отмечает Л.С. Берг. – Авт.] растения до того переплетали между собой вершины дерев, что часто, дабы свалить одно дерево, приходилось срубать 2, 3 и даже 5…

Жители Никобарских островов были в обращении с нами сначала весьма робки, но хорошее обхождение преодолело их недоверчивость, и скоро у нас не было отбоя от посетителей. Они привозили с собою свиней, кур, ананасы, рыбу и т. п., а в обмен получали ножи, рубашки, ситцевые платки, куски коленкора и проч… Хижины дикарей конусообразны, выстроены на легких сваях на взморье… Одежды они не употребляют» [34, с. 112]. На всем архипелаге было всего около 4500 туземцев.

А.И. Бутаков рассказал о поведении некоторых европейских экипажей судов, попавших на Никобарские острова. Месяца за два до прихода «Або» к островам подошло английское китобойное судно. Английские моряки сошли на берег, настреляли в нескольких деревнях кур и свиней, а затем напали на местных женщин и измывались над ними. На следующий день местные жители захватили судно и уничтожили более половины команды, отомстив за грабеж и насилие над женщинами. Часть английской команды спаслась на шлюпке и добралась до Малакки. Оттуда к Никобарским островам направили бриг, который обстрелял прибрежные деревни, а затем сжег и разрушил их. По словам одного датчанина, рассказавшего об этом ужасном преступлении Бутакову, никобарцы вообще-то народ кроткий, простодушный и миролюбивый и только крайняя жестокость напавших на них английских моряков могла побудить их к решительному отпору и убийству насильников.

Бутаков особо отметил, что для европейцев климат Никобарских островов явно вреден. При северо-восточном муссоне на островах царит беспрестанная жара, а при юго-западном летнем муссоне, с апреля по октябрь идут беспрестанные дожди.

Закончив за две недели ремонтные работы, 10 (22) мая 1841 г. транспорт отправился от Никобарских островов далее на восток. На островах более 20 моряков экипажа заболели тропической лихорадкой и пятеро из больных скончались во время перехода Малаккским проливом до Сингапура. Бутаков вспоминал об этом тяжелом этапе кругосветного плавания: «Если в аду есть наказание особенного рода для осужденных на вечную муку моряков, то вряд ли найдется что-нибудь тягостнее скуки и утомления, от которых мы страдали во время плавания в Малаккском проливе и в Тихом океане, от Манилы до 25° с. ш. Паруса хлопали о рангоут и рвались; снасти перетирались и лопались; огромная зыбь не дозволяла судну слушать руля, так что невозможно было править ни на том, ни на другом галсе, а беспрестанный однообразный скрип блоков, рангоута и переборок наводил тоску неописанную» [34, с. 112]. По приходе 2 (14) июня в Сингапур больные моряки были перевезены на берег, но после месяца стоянки окончательно поправилась только половина.

Выйдя из Сингапура 6 (18 июля), «Або» зашел в Манилу, а оттуда поплыл в Петропавловск-Камчатский. На последнем переходе до Петропавловска скончалось еще 13 моряков.

20 сентября (2 октября) 1841 г. транспорт стал на якорь в Петропавловске-Камчатском. Бутаков в своих записках дал живое описание природы Камчатки и быта местных жителей. Вот как он изобразил Петропавловск 40‑х гг. ХIХ в.: «Население Петропавловского порта, полагаемое до 500 человек обоего пола, состоит исключительно из служащих». Он описал небольшие деревянные домики местных жителей, изготовленные из тополевого или березового леса, не обшитые тесом и крытые по большей части шеламайником (это, по словам Л.С. Берга, камчатская таволга, высокая трава, вырастающая за один месяц до 2 м, очень характерная для Камчатки). Каменных строений в то время там не было, во-первых, из-за недостатка в кирпиче, а также из-за землетрясений.

Бутаков описал одно из них: «6 (18) мая 1841 г. землетрясение было здесь так сильно, что самые древние старожилы не запомнят на своем веку подобного. Колокола собора звонили сами собою; трубы и печи в большей части домов развалились; вода несколько раз быстро уходила из Малой губы и потом вторгалась туда снова с такой силою, что угрожала затопить порт; со стороны устья реки Калахтырки прилив возвысился футов на 50 [15 м], причем утонула одна женщина и множество собак, бывших там на привязи. Наконец недалеко от Орловки земля дала трещину, из которой била ключом горячая вода. Все жители Петропавловска в неописанном ужасе ждали своего последнего часа. Странно, что в Камчатке жители не выходят из своих домов во время “трясения”, полагая, что опасность вне их больше» [34, с. 112].

Он анализирует цены на продовольственные и промышленные товары, доставляемые из Охотска в Петропавловск, и устанавливает, что они непомерно высоки, в два и больше раз выше, чем цены на эти товары в Петербурге и на продовольствие в Маниле.

«Живность является здесь в большом количестве против прежнего с тех пор, как нынешний начальник Камчатки принял строгие меры, чтоб собаки жителей были на привязи круглый год. Прежде они гуляли на свободе и питались, как могли, выбрасываемою на берег рыбою; тогда нельзя было оставлять без самого бдительного надзора кур, свиней и даже коров; собаки бросались на них и загрызали их. Страннее всего, что собаки не съедают своих жертв, а преспокойно оставляют их на земле…

Камчатские собаки похожи видом на волков и не имеют многих врожденных собакам качеств, между прочим главного – бдительности: дюжина собак, лежащих перед домом на привязи, вовсе не сторожит его, и ни одна не тронется при виде чужого человека. К счастию, воровство здесь неизвестно, а потому всякий хозяин дома смело может быть уверен, что у него никогда ничего не украдут. Камчатские собаки не лают, а воют, что с непривычки производит самое неприятное впечатление…

Рыбы здесь несметное множество. Кроме больших рыб, сюда приходят летом в огромном количестве сельди и вахня, или навага. Вахня чрезвычайно нежная и вкусная рыба. Чтобы составить себе понятие о количествах, в которых она ходит, скажу только, что закинув судовой невод, мы однажды вытащили зараз столько вахни, что она не уместилась в двух шлюпках, из которых одна была десятивесельный катер» [34, с. 113].

Видимо, Алексей Иванович был не удовлетворен своей деятельностью во время кругосветного плавания. Он писал своему брату Григорию Ивановичу: «Если бы я имел независимый кусок хлеба, я занялся бы только естественными науками. Для меня наука никогда не будет дойною коровой, я ценю ее слишком высоко. Если бы мне пришлось идти вокруг света еще раз, я пошел бы не таким олухом». Что касается научных наблюдений, которые Бутаков собирался производить в море, то ему не удалось в полной мере использовать свои знания и опыт, приобретенный при занятиях в обсерватории Академии наук. Этому помешали, как он писал, «обязанности службы и личность командира».

Выгрузка привезенных грузов задержала транспорт в Петропавловске-Камчатском, откуда он вышел в обратный путь лишь 24 ноября (6 декабря) 1841 г. Морякам транспорта из-за этого пришлось при выходе из Петропавловска прорубаться сквозь лед.

Направив курс к мысу Горн, судно вновь попало в зону жестоких штормов и находилось в штормовых условиях свыше 20 суток. А.И. Бутаков живо описал это штормовое плавание в Тихом океане: «Редко удавалось нести два марселя в три рифа [т. е. сильно подобранные. – Авт.], а в два рифа могли их держать только два раза, да и то не долее нескольких часов… Иногда по ночам штормы сопровождались пургами [метелью. – Авт.]; огромные хлопья мокрого снега крутились в воздухе, приставали к рангоуту и снастям, а потом глыбами падали вниз на палубу… 11 декабря, рано утром, закатился к нам с кормы огромный вал. Сперва он ударил снизу висевшую за кормой четырехвесельную гичку и переломил ее пополам об гик; кормовая половина повисла на талях, а носовая, вместе с переломанною правою шлюпбалкою, обошла спереди бизань мачты и очутилась на левой стороне шканец. В то же время вал ударил в висевшие на боковых боканцах два 10‑весельные катера; один разломало так, что его уже нельзя было починить, а другой мы после кое-как исправили, т. е. наполовину выстроили вновь. Вахтенного лейтенанта, кондуктора и рулевых валом покрыло с ног до головы и смыло к грот-мачте. Сходный люк был накрыт чехлом: масса воды ударила в него, выворотила стойки медных поручней из карлинцев, переломила дуги и влилась вниз. Удар в дверь капитанского буфета был так силен, что дверь слетела с петлей и проломилась внутрь, хотя она и отворялась внаружу. Круглый люк капитанской каюты, накрытый чехлом, продавило; в кают-компанейском люке разбило стекла, и внизу сделалось настоящее наводнение; тогда же силою воды приподняло одну каронаду со станком [короткую гладкоствольную пушку на подвижном станке. – Авт.], и под задние его колеса подбросило бухту грот-марса-браса» [1, с. 207]. Вода залила жилую палубу и каюты.

Такая погода продолжалась приблизительно до 20 декабря (1 января) 1842 г. Транспорт пропитался сыростью. 20 февраля (4 марта) под 35° ю. ш. некоторые матросы заболели цингой. Транспорт попытался подойти к о. Питкерн, но неблагоприятные переменные ветры не позволили это сделать. Решено было обогнуть мыс Горн. А число больных цингой увеличилось и дошло до 30 человек, т. е. до половины членов экипажа..

15 (27) марта 1842 г. транспорт достиг мыса Горн, а 10 (22) апреля он стал на якорь на рейде Рио-де-Жанейро. На переходе от мыса Горн до Рио-де-Жанейро скончались 4 моряка, а пятый умер в Рио.

Вскоре после прихода «Або» в Бразилию там обострилась политическая обстановка. 5 мая должно было произойти открытие палаты депутатов, но бразильский император распустил палату. Это вызвало волнения, подавленные властями. На рейде в Рио-де-Жанейро стояли английские крейсеры, которые должны были перехватывать суда, доставлявшие в страну негров-рабов. Но Бутаков отметил, что тем не менее постыдный торг продолжался. Он писал впоследствии, что «негров ввозят отчасти при содействии правительства, которое, невзирая на трактаты, смотрит на это сквозь пальцы» [34, с. 113]. Простояв в Рио-де-Жанейро два с половиной месяца, транспорт 26 июня (8 июля) вышел в Атлантику и взял курс на Кронштадт.

Зайдя по пути в Портсмут и Копенгаген, 13 (25) октября 1842 г. транспорт стал на якорь в Кронштадте. В кругосветное плавание на нем ушли 82 моряка, а возвратились лишь 59, 23 моряка погибли. Историк контр-адмирал Н.А. Ивашинцев отметил, что ни одно из русских кругосветных плаваний не сопровождалось столькими бедствиями. В Индийском и Тихом океанах судно много раз подвергалось воздействиям штормов. Экипаж сильно страдал от тропической малярии и цинги. Для команды не хватало воды и пищи, и офицеры передавали свои продукты больным морякам. Когда судно пришло в Рио-де-Жанейро, то из матросов всего пятеро было здоровых, а на работы выходило еще десятеро, серьезно больных.

В письме к брату из Кронштадта от 12 декабря 1842 г. Алексей Иванович обвинял командира транспорта «Або» Юнкера в аморальных поступках и хищениях, а об офицерах транспорта отзывается очень сочувственно. В Петербурге офицеры «Або» были «обвинены в заговоре против капитана только потому, что Константину [великий князь Константин Николаевич, второй сын императора Николая I, родившийся в 1827 г. и уже в четырехлетнем возрасте поставленный отцом на должность генерал-адмирала, руководителя Российского военного флота. – Авт.] неудобно признаться в неудачности своего выбора» [34, с. 114]. Из следующего письма брату ясно, что дело с хищениями командира было замято. Вместе с тем отпали и обвинения офицеров в «заговоре» против командира транспорта «Або» Юнкера.

В начале 1848 г. А.И. Бутаков был назначен для съемки и описи Аральского моря. Для выполнения этой особо важной в тот момент гидрографической работы (в связи с намерениями российских властных структур по продвижению российского влияния в среднеазиатские ханства) он был рекомендован начальнику Морского штаба адмиралу А.С. Меншикову знаменитым флотоводцем Ф.Ф. Беллинсгаузеном. В Оренбурге под наблюдением А.С. Бутакова весной 1848 г. была построена двухпушечная шхуна «Константин» длиною 16 м. 20 июля (1 августа) она была доставлена на Сырдарью, в укрепление Раим, в 64 км от устья реки и там спущена на воду. 30 июля (11 августа) шхуна вышла в море для описи. На ней находились начальник экспедиции лейтенант А.И. Бутаков, офицер генерального штаба (впоследствии генерал-лейтенант, известный исследователь Средней Азии) штабс-капитан Алексей Иванович Макшеев, прапорщик К.Е. Поспелов и другие. Всего экипаж шхуны состоял из 27 человек.

В его составе был и рядовой Тарас Григорьевич Шевченко, бывший в ссылке замечательный украинский поэт и художник. Чтобы лучше познакомить читателя со взглядами А.И. Бутакова на людей и общество, расскажем о его взаимоотношениях с Т.Г. Шевченко. Нужно помнить, что описываемые нами события проходили в довольно суровые времена последних лет царствования императора Николая I. За участие в деятельности Кирилло-Мефодиевского общества в Киеве (члены общества проповедовали братство славянских народов на основе идей православия и своеобразной демократии при ликвидации крепостного права и сословных привилегий) Тарас Григорьевич Шевченко был сослан рядовым в Орскую крепость с запрещением что-либо писать и рисовать. В приговоре от 30 мая 1847 г. было сказано: «Художника Шевченку за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений определить рядовым в Оренбургский отдельный корпус, поручив начальству иметь строжайшее наблюдение, дабы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений, с запрещением писать и рисовать» [34, с. 120].

Находясь в 1848 г. в Оренбурге, где строилась шхуна «Константин», А.И. Бутаков узнал, что Шевченко служит рядовым в Орске. Он обратился к начальнику Оренбургского края генералу Владимиру Афанасьевичу Обручеву с просьбой откомандировать рядового Шевченко в распоряжение аральской описной экспедиции для зарисовки береговых видов Аральского моря. И Обручев, в нарушение приговора по делу Шевченко, согласился.

Путь от Орска до низовьев Сырдарьи Шевченко проделал вместе со штабс-капитаном А.И. Макшеевым, который также отправлялся на Аральское море для участия в описной экспедиции. «Я предложил несчастному художнику и поэту, – вспоминал позже А.И. Макшеев, – пристанище, на время похода, в своей джуламейке [небольшая юрта. – Авт.], и он принял мое предложение. Весь поход Шевченко сделал пешком, отдельно от роты, в штатском плохеньком пальто, так как в степи ни от кого, и от него в особенности, не требовалось соблюдения формы» [34, с. 120].

Во время плавания по морю в 1848 и 1849 гг. Шевченко жил в маленькой офицерской каюте вместе с тремя офицерами. В течение двух сезонов он сделал много акварельных рисунков. Сам Бутаков относился к Шевченко весьма благожелательно. 14 ноября 1849 г. Шевченко в письме так отозвался о Бутакове: «…он был мне друг, товарищ и командир». Осенью 1849 г. Шевченко вместе с Бутаковым выехал из Раимского укрепления (низовье Сырдарьи) в Оренбург и поселился в доме капитана Герна.

Генерал Обручев остался очень доволен видами Аральского моря, сделанными Шевченко. А Бутаков стал хлопотать о производстве Тараса Григорьевича в унтер-офицеры, чтобы облегчить его существование. А находясь в Петербурге, Бутаков, по его словам, «двинул всех знакомых дам, чтобы они просили о Шевченко всех, кого надо».