Текст книги "Вторая Пуническая война"

Согласно Аппиану, общая численность войск под командованием Марцелла была 12 000 человек, что не так уж и много. Но если на Морской легион претор вполне мог положиться, то боеспособность остальных подразделений его армии была под большим вопросом: «ведя рабов и тех, кого и сколько он мог собрать из граждан или союзников, всего до десяти тысяч пехотинцев и две тысячи всадников, двинулся в Теан» (App. VII, 27). За счет находившихся в Канузии легионеров Варрона Марцелл мог довести количество людей под своим командованием до 22 000 воинов. Но это не решало проблему, поскольку остатки консульской армии были полностью деморализованы поражением при Каннах. Впрочем, всё это было известно и в сенате, недаром перед командующим была поставлена весьма ограниченная боевая задача. Марцелл должен был следить за тем, «что собирается делать Ганнибал» (App. VII, 27), и по возможности реагировать на изменение ситуации.

К этому времени обстановка для римлян резко ухудшилась, поскольку многие италийские города усомнились в их конечной победе и стали переходить на сторону карфагенян. После битвы при Каннах перед Ганнибалом открыл ворота большой и богатый город Капуя, что явилось сильнейшим ударом по престижу республики. Был создан опасный прецедент, и как отметил Полибий, «Перешедши на сторону карфагенян, Капуя примером своим увлекла к отпадению и прочие города» (VII, 1). Процесс пошел, и его надо было остановить любой ценой. Марцелл должен был решить эту задачу.

Прибыв в Канузий, Марк Клавдий стал наводить порядок в войсках, поднимая дисциплину и боевой дух подчиненных. Претор отказался от порочной тактики отсиживаться за лагерными укреплениями, а стал регулярно выводить легионы в поле. На первом этапе командования Марцелл хотел искоренить в своих воинах страх перед пунийцами, что в какой-то мере удалось сделать. После этого он перешел к активным действиям.

Тактика, что на данном этапе войны применил претор против врага, в какой-то мере напоминала партизанскую тактику. Как свидетельствует Плутарх, воины Марцелла стали вести малую войну против карфагенян, нападая на небольшие вражеские отряды, которые в поисках добычи разбрелись по Южной Италии. После Канн карфагенские солдаты чувствовали себя хозяевами положения, перестали соблюдать осторожность, за что и поплатились. Пунийцев отлавливали в деревнях, на полях, дорогах и безжалостно убивали на месте. Худо-бедно, но воины Марцелла обрели некую уверенность в себе и поверили в своего командующего. Через некоторое время претор покинул Канузий и со всем войском перешел в Казилин, город в 90 стадиях от Капуи, где соединяются Латинская и Аппиева дороги и протекает река Вултурн (Strab. V, III, 9). Окопавшись в Казилене, Марцел прикрыл дорогу на Рим и создал непосредственную угрозу для Капуи. Как показали дальнейшие события, данное решение было очень своевременным.

Тем временем Ганнибал развил бурную дипломатическую деятельность, угрозами и уговорами склоняя италийские города на свою сторону. Кто-то поддавался на уговоры и заключал союз с Карфагеном, кто-то предпочитал сохранить верность Риму. Афиней, ссылаясь на Полибия, рассказывает о том, как жители Петелии отказались открыть ворота перед Ганнибалом и решили оказать вооруженное сопротивление пунийцам. Осада затянулась на одиннадцать месяцев. Жители города страдали от голода, ели древесную кору и молодые побеги, но сдались только тогда, когда получили на это разрешение от римлян. К этому моменту все возможности осажденного гарнизона были исчерпаны, а помощь Петелии так и не пришла (XII 36, р. 528а).

Наибольший интерес у Ганнибала вызывал Неаполь. Это был стратегически важный порт на берегу Тирренского моря, заняв который, полководец мог установить надежную связь с Карфагеном. А ключом к Неаполю был город Нола, расположенный в 30 км к востоку. Из Нолы Ганнибал мог не только атаковать Неаполь, но и держать под постоянным контролем Капую. Однако склонить жителей Неаполя к измене Риму полководцу не удалось, а осада города не имела смысла, поскольку Ганнибал не располагал флотом. Поэтому главной целью кампании полководец выбрал Нолу. Карфагенская армия появилась в окрестностях города, но Ганнибал решил дело до штурма не доводить, а убедить ноланцев открыть перед ним ворота. В самом городе было неспокойно, поскольку правящая верхушка Нолы стояла за союз с Римом, в то время как простые граждане высказывались в поддержку Ганнибала.

В это тревожное время власти Нолы быстро сориентировались в ситуации и отправили гонцов к Марцеллу с просьбой о помощи. Сами же обратились к народу и заявили, что как только возникнет необходимость, то союз с Карфагеном будет заключен. Слухи об этом дошли до Ганнибала, и он приостановил движение армии по направлению к городу. И как оказалось, зря, поскольку Марцелл быстро сориентировался в ситуации, верно оценив стратегическое значение Нолы. Претор велел передать городским властям, чтобы они продолжали вводить в заблуждение как собственных сограждан, так и пунийцев, а сам обещал вскоре прибыть на помощь. Отпустив гонца, Марк Клавдий поднял войска по тревоге и выступил в поход.

Тит Ливий подробно описал путь, каким Марцелл прибыл в Нолу: «Из Казилина он отправился в Кайятию, перешел там через Вултурн и через земли Сатикула и Требии, обогнув Свессулу, подошел через горы к Ноле» (XXIII. 13). Столь странный маршрут движения свидетельствует о том, что командующий боялся встречи с карфагенской армией на открытой местности. Марцелл был вынужден вести войско по горам, что сильно замедляло движение, но зато в какой-то мере гарантировало безопасность. Расчёт себя полностью оправдал, и римские легионы беспрепятственно вступили в город Нолу.

3. Бои за Нолу

Узнав о том, что в Нолу вступили римские войска, Ганнибал отступил от города и опять увел армию к Неаполю, решив повторить попытку по его захвату. Но вновь не задалось, поскольку в Неаполе засел с отрядом префект Марк Юний Силан, а горожане были полны решимости сохранить верность Риму. Покружив вокруг города, Ганнибал повел армию к Нуцерии, приморскому городу недалеко от Капуи и Неаполя. Рассмотрим этот момент подробнее.

О том, что Нуцерия не откроет перед ним ворота, Ганнибал знал изначально и поэтому сделал ставку на силовое решение проблемы. Но горожане решительно заперлись в крепости и отразили все приступы карфагенской армии. Тогда Ганнибал перешел к осаде, периодически посылая свои войска на штурм. При этом он регулярно заводил переговоры то с властями Нуцерии, то с представителями низших городских слоев, но в том и другом случае всё закончилось безуспешно. Отчаявшись, Ганнибал взял город в тесную блокаду и стал ждать, когда голод принудит защитников к капитуляции. В итоге так и произошло. Заняв Нуцерию, карфагенский полководец обратился к местным жителям с призывом поступить к нему на службу, но не нашел понимания среди италийцев. Поэтому он приказал всем горожанам покинуть город, не имея при себе ничего, кроме одежды. Возможно, Ганнибалу очень хотелось всех их перебить, но карфагенянин сумел себя сдержать. Проводя жестокую политику в отношении римлян, к италикам он относился снисходительно, всячески подчеркивая, что воюет не с ними, а с квиритами. Иногда такой подход к делу приносил плоды, иногда нет. Жители покинули Нуцерию и разошлись кто в Неаполь, кто в Нолу, кто в Кумы. Сам город был разграблен пунийцами и сожжен.

Возникает закономерный вопрос – зачем Ганнибал вообще затеял осаду Нуцерии? Нуцерия – это не Неаполь и даже не Нола, там не было римских войск, и большой угрозы этот город для карфагенской армии не представлял. Если бы Ганнибал оставил в Нуцерии гарнизон и постарался сохранить город за собой, тогда можно было бы понять смысл длительной и кровопролитной осады. Но полководец просто взял добычу и спалил дотла Нуцерию. Стратегической ситуации это не изменило, зато тысячи италиков были озлоблены, а карфагенская армия понесла ненужные потери. Поэтому невольно напрашивается мысль о том, что после битвы при Каннах Ганнибал просто не знал, что делать.

Действительно, уничтожив вражескую армию, а затем отказавшись от похода на Рим, карфагенский полководец выпустил из рук стратегическую инициативу. Его попытка начать с квиритами мирные переговоры закончилась крахом, командующий так и не дождался от сената послов с мирными предложениями. Поэтому война продолжалась. Но если до битвы при Каннах стратегия Ганнибала была четкая и понятная, то после решающей победы она становится невнятной и сумбурной. Как будто у полководца отсутствует дальнейший план кампании. Скорее всего, так оно и было, поскольку ни чем иным бесцельные метания карфагенской армии между Неаполем, Нолой и Нуцерией объяснить трудно. Предположение о том, что такими маневрами Ганнибал старался склонить на свою сторону италиков, не выдерживает критики, и судьба Нуцерии тому яркое подтверждение. Грубо говоря, Ганнибал занимался тем, что медленно растрачивал тот капитал, который заработал при Каннах. Будучи гениальным тактиком, полководец не блистал как стратег. Исходя из этого, можно допустить, что план вторжения в Италию через Альпы придумал не Ганнибал, а его отец, Гамилькар Барка, и сын просто воспользовался наработками родителя. Но это не более чем предположение.

Главной бедой Ганнибала было то, что он не умел импровизировать по ходу военной кампании. Пока есть план, полководец твердо и неукоснительно воплощает его в жизнь, но когда плана нет, то и действия командующего становятся труднообъяснимыми. Даже италийские союзники не понимали смысла стратегии Ганнибала после Канн, и недаром впоследствии самниты бросят полководцу вполне справедливый упрек: «сил у тебя – на один удар, и вот ты, словно потеряв жало, оцепенел» (Liv. XXIII, 42).

История с Нуцерией выявила ещё одну слабость Ганнибала – он не умел осаждать города. Взятие Сагунта было скорее исключением из общего правила. И то его осада затянулась на восемь долгих месяцев (Liv. XXI. 15), а это очень большой срок, если исходить из того, что Ганнибалу никто не мешал довести дело до логического конца. В Италии же стратегическая обстановка была другой, и тратить много времени на захват какого-либо города было очень опасно. Тем не менее Ганнибал принял решение вновь атаковать Нолу, несмотря на то, что в городе находилось римское войско во главе с претором Марцеллом.

Когда Марк Клавдий прибыл в Нолу, обстановка в городе была тревожной. Народ волновался, многие из горожан выступали за то, чтобы сдать город Ганнибалу, в то время как городские власти и аристократы держали сторону римлян. Как доносили претору, главным агитатором за союз с Карфагеном был некий Луций Бантий. Марцелл приказал навести о нем справки и узнал очень много интересного.

Дело в том, что Бантий был лучшим воином Нолы, человеком невероятной храбрости и доблести. В битве при Каннах он сражался в рядах конницы союзников, был ранен и в бессознательном состоянии взят пунийцами в плен. Но здесь судьба неожиданно улыбнулась ему, поскольку Ганнибал приказал врачам вылечить Луция, а когда италик выздоровел, полководец переговорил с ним, наградил подарками и отпустил домой. Бантий, человек прямой и честный, решил за добро отплатить добром и в качестве благодарности сдать Ганнибалу Нолу. Молодой воин пользовался в городе большой популярностью и вскоре собрал вокруг себя немало сторонников. Мятеж в Ноле мог вспыхнуть в любой момент, а это представляло смертельную опасность для римлян, поскольку карфагенская армия находилась рядом. Устранить Бантия физически возможным не представлялось. Во-первых, Луций и его товарищи были опытными бойцами и не отдали бы свои жизни дешево, а во-вторых, заговорщики могли призвать сограждан к оружию, и тогда мятеж стал бы всеобщим. Но даже если бы Бантия удалось убить, это могло вызвать в Ноле такую бурю народного возмущения, что ни о какой обороне города от пунийцев речь бы уже не шла. Стоило начаться битве, и римляне получали удар в спину со всеми вытекающими последствиями. Марцеллу было над чем подумать.

Претор принял неожиданное решение. К Бантию явился посыльный от римского командующего и в вежливой форме сообщил, что Марк Клавдий Марцелл приглашает к себе храброго воина Луция. Бантий заподозрил подвох, но проигнорировать приглашение не мог, поскольку в этом случае обнаруживал все свои планы. Отдав сообщникам все необходимые распоряжения, ноланец отправился к Марцеллу. Марк Клавдий принял гостя очень радушно. Командующий был один, посторонние при разговоре не присутствовали, поскольку слуг и телохранителей претор предусмотрительно удалил из палатки. Беседа была доверительной, Марцелл разговаривал с Бантием не как римский военачальник с рядовым воином союзников, а как с равным. Как солдат с солдатом.

Луций знал, кто такой Марк Клавдий. Он слышал о том, что этот человек никогда не прятался за спинами подчиненных, лично водил своих людей в атаку и в честном единоборстве сразил галльского вождя. Уже одно это внушало Бантию глубокое уважение к претору. Луций был первым воином в Ноле, а римский военачальник также был известен как непревзойденный боец, мастерски владеющий всеми видами оружия. Несмотря на годы, Марк Клавдий был силен и крепок телом. Понравилось Бантию и то, что Марцелл разговаривал с ним наедине, тем самым показывая собеседнику, что, с одной стороны, он ему полностью доверяет, а с другой стороны – совершенно не боится.

Слова, с которыми римлянин обратился к ноланцу, были простыми и доходчивыми. Марцелл прямо заявил, что до недавнего времени ничего не знал о подвигах Бантия на поле боя, поскольку ни один житель Нолы ему об этом ничего не рассказал. Может быть, из зависти к Луцию, а может, по какой другой причине. «Но в римском войске доблесть не может остаться незамеченной» (Liv. XXIII. 15), сказал Марцелл, после чего добавил, что как только ему стало известно о Бантии, то он сразу же вызвал его к себе. Многие воины знают о храбрости Луция, а теперь знает и сам командующий. Марк Клавдий открыто предложил Бантию перейти к нему на службу: «В добрый час, у меня ты будешь в чести и не будешь обойден наградами; общаясь со мной, ты увидишь, как это общение тебе полезно и выгодно» (Liv. XXIII. 15). После чего объявил, что дарит ноланцу коня и 500 денариев. А затем по-дружески добавил, что прикажет ликторам пускать к нему Бантия в любое время суток, когда бы тот не пришел. Молодой человек был совершенно очарован Марцеллом и ушел от него преисполненный желания честно служить этому достойному воину. Ни о каком заговоре в пользу карфагенян речи уже не было. Плутарх излагает данный эпизод в биографии Марка Клавдия несколько иначе (Marcell. 10), но я считаю, что рассказ Ливия более логичен.

В деле Бантия Марк Клавдий предстает перед нами человеком, который очень хорошо разбирается в людях. Марцелл прекрасно понял натуру Луция и, исходя из этого, построил свой разговор с ноланцем. Претор понимал, что таких людей не подкупишь и не запугаешь, поэтому и говорил с ним прямо и открыто. Сам воин, Марцелл умел и в других ценить воинскую доблесть. По большому счёту, Марку Клавдию даже притворяться было не надо, и он говорил то, что думал на самом деле. Бантий это понял и оценил. Хотя не исключено, что если бы на месте Марцелла был другой римский военачальник, то Луций его даже слушать не стал. А так два очень похожих по складу характера человека нашли общий язык и сумели договориться к обоюдному удовольствию.

Сумев привлечь на свою сторону Бантия, Марцелл сделал действительно большое дело, поскольку лишил сторонников карфагенян лучших воинов. На данный факт обратил внимание Фронтин, когда подводил итоги разговора Марка Клавдия с Луцием Бантием: «Такой благосклонностью Марцелл не только завоевал его преданность, но привязал к себе также и его земляков, чья верность зависела от него» (Frontin. III, XVI, 1). Случилось это как нельзя кстати, поскольку под стенами Нолы появился Ганнибал.

* * *

Поднявшись на крепостную стену, Марцелл наблюдал, как перед городом разворачивается в боевые порядки карфагенская армия. Когда накануне разведчики донесли претору о том, что враг приближается к Ноле, Марк Клавдий приказал воинам покинуть лагерь и отступить за городские укрепления. Он опасался мятежа сторонников Ганнибала в городе, а потому предпочел не рисковать. Да, Бантий со своими товарищами служили теперь Риму не за страх, а за совесть, но их было немного на фоне большого количества простых граждан, желающих заключить союз с Карфагеном. Некоторое время Марцелл внимательно наблюдал за маневрами пунийцев, а затем подозвал к себе трибуна и велел выводить легионы из города. Заметив недоумение на лице подчиненного, командующий пояснил, что не собирается атаковать врага, а хочет дать бой непосредственно от обороны. Если легионеры встанут недалеко от городских стен, то окажутся под прикрытием легковооружённой пехоты, которая займет позиции на укреплениях Нолы. Лобовую атаку карфагенян манипулы, вне всякого сомнения, выдержат, а Ганнибал, в свою очередь, не сможет обойти квиритов конницей с флангов и тыла. Поэтому есть неплохой шанс сразиться с пунийцами на равных в открытом бою.

Ганнибал был немало удивлен, когда распахнулись ворота Нолы и оттуда стали выходить римские легионы. Быстро закончив построение, противник изготовился к бою. Но карфагенский полководец не спешил отправлять своих воинов вперед. Он видел, что на городских стенах полно вражеских легковооруженных воинов, и понимал, что в сложившейся ситуации атака может привести к очень большим потерям. Да и от конницы при таком положении дел толку мало. Ганнибал медлил, Марцелл тоже оставался на месте. Через некоторое время пунийцы ушли в лагерь, а римляне в Нолу.

На следующий день противники вновь построились друг против друга, но в сражение так и не рискнули вступить. Между отрядами легковооруженных воинов происходили мелкие стычки, но дальше этого дело не шло, поскольку как Марк Клавдий, так и Ганнибал понимали цену малейшей ошибки. Оба хотели действовать наверняка. Поэтому в течение нескольких дней ситуация повторялась с завидной регулярностью – тяжеловооруженная пехота застыла в правильном строю, а мобильные войска сражаются друг с другом на открытом пространстве. Трудно сказать, как долго продолжалась бы эта игра в кошки-мышки, когда непредвиденные обстоятельства заставили Марцелла изменить тактику.

Командующему доложили о том, что жители Нолы сговорились с Ганнибалом. Как только римляне в очередной раз выйдут за городские укрепления, то сторонники пунийцев в Ноле закроют за ними ворота и захватят стены. Всех оставшихся в городе воинов Марцелла планировалось перебить, армейский обоз разграбить, а затем впустить в Нолу карфагенян. Оценив складывающуюся обстановку, претор решил нанести удар на опережение. Но не по заговорщикам, а по армии Ганнибала.

На рассвете претор разделил своё войско на три отряда. У центральных ворот была собрана ударная группировка, в состав которой вошли бывшие легионеры Варрона, воины Морского легиона, а также римская конница. Ещё у двух ворот Марк Клавдий расположил новобранцев, велитов и союзную кавалерию. Гражданам Нолы под страхом смерти было запрещено находиться вблизи стен и ворот, а чтобы приказ не был нарушен, за жителями присматривали воины охранения. Им же было поручено наблюдать за армейским обозом. Многочисленной обозной прислуге было велено взять колья и находиться в районах, примыкающих к городским воротам, чтобы перегородить путь вражеской коннице при попытке прорваться в Нолу. На городских укреплениях остались лишь редкие дозорные, наблюдающие за всеми перемещениями пунийцев. Марцеллу оставалось только ждать.

Вскоре из лагеря вышла карфагенская армия и построилась в боевой порядок. Но время шло, а римляне так и не появлялись. Ганнибал видел на стенах одиноких караульных, но не видел римскую армию и терялся в догадках, что бы это могло означать. В итоге он пришел к выводу о том, что квириты узнали о намерениях горожан и теперь просто боятся выйти за ворота. Ганнибал решил воспользоваться ситуацией и начать штурм города, поскольку был уверен в том, что, как только начнется приступ, горожане ударят в спину римлянам. Распорядившись выкатывать из лагеря метательные машины и нести лестницы, карфагенский военачальник стал выбирать место для атаки.

Боевые порядки пунийцев нарушились, многие воины отправились в лагерь за осадным снаряжением, а оставшиеся в строю положили на землю щиты и копья, а сами уселись рядом. Солдаты весело переговаривались между собой, предвкушая, как войдут в Нолу и разграбят добро римлян. Но идиллия закончилась быстро, поскольку распахнулись городские ворота и под звуки труб легионеры пошли в атаку.

Карфагеняне были застигнуты врасплох, но не растерялись, схватили оружие и устремились на римлян. Атака получилась неорганизованной и спонтанной, боевой строй пунийцев оказался нарушен, чем римляне и воспользовались. Гастаты и принципы забросали врагов пилумами, после чего сдвинули большие щиты и бросились вперед. Началась рукопашная схватка, во время которой из Нолы вышла римская конница, обошла сражающихся противников и ударила по карфагенской пехоте. Одновременно справа и слева распахнулись городские ворота и в атаку устремились вспомогательные отряды римлян под командованием легатов Публия Флакка и Гая Аврелия. Конница союзников развернулась широким фронтом и стала заходить пунийцам в тыл. Галлы и иберы дрогнули, попятились, а затем обратились в бегство.

Но до победы римлянам было далеко, как до луны. Ганнибал бросил в бой ливийскую пехоту, вооруженную римским оружием. Ливийцы метнули копья, рванули из ножен мечи и ударили по центру римских позиций. Противники сошлись щит в щит. Одновременно испанская и галльская кавалерия слаженным натиском опрокинула римскую конницу, а нумидийские всадники атаковали союзников и привели их ряды в полное расстройство. Бросив осадное снаряжение, к месту битвы бежали из лагеря тысячи карфагенян, а кельты и иберы, переведя дух, снова вступили в бой. Армия Ганнибала навалилась на войско Марцелла и стала оттеснять его к городским укреплениям. Претор понял, что пришло время выводить войска из битвы, иначе всё закончится не так, как он планировал. Приказав воинам с кольями выдвинуться к воротам и в случае опасности преградить путь вражеской коннице, Марк Клавдий велел трубить отход. Отбиваясь от наседавшего врага, римляне стали отходить в Нолу. Ганнибал приказал противника не преследовать и отвел своё потрепанное войско к лагерю, после чего отправил людей собирать раненых и подбирать тела павших. Сражение закончилось.

Итоги этого достопамятного боя античные авторы оценили по-разному. Плутарх считает, что «В тот день войско Ганнибала впервые отступило перед римлянами и поспешно укрылось в своем лагере, оставив на поле боя много убитых и раненых. Говорят, что карфагенян погибло свыше пяти тысяч, а римлян – меньше пятисот. Правда, Ливий не считает поражение карфагенян особо значительным, а их потери такими многочисленными, но, по его мнению, Марцеллу эта битва принесла великую славу, римлянам же, после стольких бедствий, – поразительную бодрость и отвагу, ибо они разуверились в том, что враг их неодолим и неуязвим, увидев, что и он, в свою очередь, способен терпеть неудачи» (Marcell. 11). Это очень интересное утверждение, поскольку именно Тит Ливий всегда отличался тем, что всячески превозносил мнимые и реальные победы своих соотечественников. В этот раз писатель очень осторожен в своих выводах: «Я не осмелился бы утверждать, как некоторые писатели, что врагов перебито было две тысячи восемьсот человек, а римляне потеряли не больше пятисот; но была ли победа велика или нет, событие случилось в тот день великое, может быть, величайшее за всю войну – ведь избежать поражения от Ганнибала было тогда труднее, чем впоследствии его побеждать» (Liv. 16). Скорее всего, такое осторожное высказывание Ливия связано с тем, что Марцелл действительно никакой победы над Ганнибалом не одержал. И писатель об этом знал. Иначе бы в лучших традициях разразился восторженным панегириком в адрес претора.

Тем не менее Марк Клавдий добился серьезного успеха, удержав Нолу. Ганнибал осознал, что город ему не взять, и увел армию к Ацеррам[46]46
  Ацерры – город в Кампании, к западу от Нолы.


[Закрыть]. Воспользовавшись передышкой, Марцелл решил зачистить Нолу от сторонников карфагенян, их имена были ему хорошо известны. Городские ворота оставались закрытыми и охранялись легионерами, по улицам маршировали усиленные патрули. На городской площади претор устроил показательное судилище над нелояльными к Риму элементами, а по завершении процесса приказал казнить 70 человек. Их имущество конфисковали. Посчитав, что теперь Нола будет Ганнибалу не по зубам, Марцелл покинул город и ушел к Свессуле[47]47
  Свессула – город в Кампании, к северо-западу от Нолы.


[Закрыть], где и расположился лагерем.

* * *

В Риме ободрились, узнав о том, что Марцелл отбросил Ганнибала от Нолы, хотя, по большому счёту, на общее положение дел тактический успех Марка Клавдия не повлиял. Да, римляне впервые не потерпели поражения в открытом бою, что несколько укрепило их боевой дух, но не более того.

Зимой 215 г. до н. э. боевые действия продолжились, Ганнибал по-прежнему маневрировал по Италии, стараясь привлечь на свою сторону римских союзников. Где-то удавалось договориться, где-то приходилось действовать силой. Вскоре карфагенский полководец затеял осаду города Казилин, но вел её настолько вяло и бестолково, что впустую потратил массу времени и был вынужден уйти зимовать в Капую. А чтобы не давать покоя местному гарнизону, под Казилином в укрепленном лагере засел большой карфагенский отряд.

Забавно, но именно эту зимовку в Капуе многие античные историки ставят Ганнибалу в вину. Например, Тит Ливий: «Знатоки военного дела считали, что Ганнибал совершил большую ошибку не после Канн, когда он не пошел на Рим, а именно сейчас: тогда можно было думать, что окончательная победа только отложена, сейчас силы победить были отняты. Ганнибал вышел из Капуи словно с другим войском; от прежнего порядка ничего не осталось. Большинство и вернулось в обнимку с девками, а как только их поместили в палатках, когда начались походы и прочие воинские труды, им, словно новобранцам, недостало ни душевных, ни телесных сил» (XXIII, 18).

Иногда создается впечатление, что Ливий сам не понимает, о чем пишет. Если бы всё было так, как он рассказал, то возникают закономерные вопросы – с кем тогда целых десять лет Ганнибал продержался в Италии и почему римляне так и не смогли силой выбить карфагенян обратно в Африку? И если всё так плохо обстояло у пунийцев, то почему римские полководцы этим не воспользовались? Ответа нет, и не будет, поскольку это не более чем риторические и поучительные изыскания писателя, решившего заняться морализаторством. Достаточно вспомнить, что примерно то же самое рассказал Курций Руф о пребывании Александра Македонского в Вавилоне. Красочно описав полное разложение македонской армии, Руф не удосужился пояснить, каким образом она в таком дезорганизованном состоянии сумела дойти до Индии. Но довольно о Капуе и её излишествах.

Когда зима стала теплее, Ганнибал вновь объявился с армией под Казилином, но штурмовать город не рискнул: «Его не старались взять приступом, но держали в осаде и довели горожан и гарнизон до крайней нужды» (Liv. XXIII, 19). В итоге, гарнизон капитулировал, уплатил выкуп и покинул город. В крепость вступили карфагенские войска.

Во время осады Казилина пунийцами Марцелл решил прийти на помощь осажденному городу. Но этому помешали два обстоятельства. Во-первых, разлилась река Вултурн и подойти к Казилину стало затруднительно. Во-вторых, граждане Нолы и Ацерр обратились к претору с просьбой не уводить войска. До Капуи, заключившей союз с Ганнибалом, было рукой подать, и местное население опасалось вражеских набегов. Марк Клавдий был вынужден пойти навстречу пожеланиям союзников и оставить войска в Ноле. О помощи Казилину пришлось забыть. А вскоре командующего и вовсе вызвали отчитываться перед сенатом в Рим, где на консульских выборах победили Тиберий Семпроний Гракх и Луций Постумий Альбин. Гракх присутствовал в Риме, а Альбин находился в Цизальпинской Галлии. Заседания в курии продолжались несколько дней, для нового консула и сенаторов главная проблема заключалась в том, где набрать новые легионы для войны с пунийцами.

Но неожиданно война с Ганнибалом на некоторое время отошла на второй план, поскольку грозные события произошли на севере Италии. Луций Постумий Альбин, ещё до своего избрания консулом, повел два римских легиона и 15 000 союзников в поход против галлов. Цель этого предприятия объяснил Полибий: «Претора Луция Постумия с легионом консулы отправили в Галатию с целью отвлечь кельтов, участвовавших в походе Ганнибала, обратно на родину» (III, 106). По большому счёту, мысль совершенно правильная, но то, как она была выполнена, повергло Рим в состояние шока.

Говорить о том, что Постумий являлся дилетантом в военном деле, не приходится, он был достаточно опытным военачальником. Когда Альбина в первый раз избрали консулом в 234 г. до н. э., он командовал армией в войне с лигурами, а во время второго консульства в 229 г. до н. э. успешно воевал против иллирийцев. Эта кампания закончилась полной победой квиритов и установлением римского влияния на западе Балканского полуострова, что имело далеко идущие последствия. В столице об этом помнили, и не случайно именно Луций Постумий в трудное для республики время повел легионы против бойев. Сенаторы надеялись, что проблему с галлами он решит так же быстро, как и с иллирийцами.

Трудно сказать, почему Альбин не принял никаких мер предосторожности, когда его армия подошла к Литанскому лесу[48]48
  Литанский лес находился около города Мутина.


[Закрыть]. Командующий не мог не знать о том, что галлы любят и умеют воевать в лесах, и поэтому должен был предвидеть возможность засады на пути следования легионов. Ведь прецеденты уже были! Но Постумий не стал предпринимать никаких экстраординарных мер безопасности, а ограничился банальной разведкой местности. За что и поплатился. Разведчики углубились в лес, осмотрели дорогу, не увидели ничего подозрительного и доложили Альбину, что путь свободен. Легионы вступили в Литанский лес.

Римская колонна медленно втягивалась в лесной массив, марширующие легионеры и не подозревали, что из густой чащи за ними во все глаза наблюдают тысячи галльских воинов. Римляне шли молча, лишь мерный топот тысяч ног да редкие выкрики центурионов нарушали тягучую тишину, царившую в зеленом царстве. Когда легионеры миновали опушку и вновь продвинулись в глубь сумрачного леса, стремясь поскорее выйти к мосту через реку, галлы начали атаку. Хрипло взревела боевая труба кельтов, и сотни деревьев повалились прямо на легионеров. Треск ломаемых сучьев, дикие крики оказавшихся в смертельной ловушке людей, победные крики галлов громовым эхом прокатились по лесу. Тысячи воинов Альбина погибли, так и не успев приготовить оружие к бою, огромные деревья одно за другим падали на манипулы, давя людей и лошадей. Легионеры не могли ни построиться в боевой порядок, ни укрыться от смертельной опасности. Галлы заранее подрубили древесные стволы, и теперь они валились от малейшего толчка. А когда падение деревьев закончилось, кельты устремились в атаку и обрушились на перепуганных и деморализованных легионеров. Произошла бойня, во время которой легионы в буквальном смысле слова вырезали. В плен попали лишь воины авангарда, побежавшие к мосту через реку и перехваченные там галлами, устроившими римлянам очередную засаду. Луций Постумий сражался до конца, телохранители прикрывали командующего щитами, отражая градом сыпавшиеся со всех сторон удары. В конце концов, галлы забросали эту горстку храбрецов копьями. Вытащив из груды мертвых тел Альбина, кельты стащили с него окровавленные доспехи, отсекли голову и воткнули её на копье. Позже с головы содрали кожу с мясом, оковали череп золотом и сделали чашу для торжественных возлияний во время религиозных церемоний. Доспехи Постумия повесили в святилище. Из всей римской армии, насчитывающей 25 000 воинов, спаслось только десять человек (Liv. XXIII, 24). Это была достойная месть галлов за поражения у Теламона и Клезиса.