Текст книги "Войны и битвы домонгольской Руси"

8. Устроение мира и козни дьявола (1097–1098 гг.)

Свидошася братиа у Любчя на устроение мира.

Ермолинская летопись

Осенью 1097 г. в городе Любече прошел княжеский съезд, где присутствовали Владимир Мономах, Святополк Изяславич, Давыд и Олег Святославичи, Давыд Игоревич, Василько Ростиславич. Любеч принадлежал черниговским князьям, и это надо расценивать как уступку Святополка и Владимира братьям Святославичам. Пусть Гориславич потерпел поражение в войне с Мстиславом, пусть Чернигов был захвачен Владимиром Всеволодовичем, но права Давыда и Олега на наследство отца остались. Смоленские полки были весомым аргументом в споре братьев со своими родственниками.

Цель съезда – остановить междоусобицы и распри, объединить князей перед лицом половецкой угрозы. Конфликт между Олегом и Мономахом наглядно продемонстрировал, к чему может привести братоубийственная война. Итоги съезда были поистине удивительными и подвели черту под многолетней борьбой Олега. Князья говорили друг другу: «Зачем губим Русскую землю, сами на себя усобицы поднимая? А половцы землю нашу растаскивают и радуются, что нас раздирают междоусобицы. Да ныне соединимся в единое сердце и будем соблюдать Русскую землю. И пусть каждый владеет отчиной своей: Святополк – Киевом, отчиной Изяславовой, Владимир – Всеволодовой, Давыд, Олег и Ярослав – Святославовой, и кому Всеволод раздал города: Давыду – Владимир, Ростиславичам же: Володарю – Перемышль, Васильку – Теребовль» (4, 241). Тот порядок вещей, за который яростно сражался Олег, воплощался в жизнь – за сыновьями Изяслава, Святослава и Всеволода Ярославичей закреплялись уделы отцов. Олег и Давыд получили Чернигов, Новгород-Северский, Муром, Тмутаракань и землю вятичей. Мономах кроме Переяславского удела и Ростово-Суздальской земли удержал за собой Смоленск, но отказался от Курска в пользу Святославичей. Володарь и Василько, сыновья тмутараканского князя Ростислава Владимировича, отравленного византийцами в 1067 г., получали в удел Перемышль и Теребовль, тем самым избегая печальной участи изгоев. Давыд Игоревич стал княжить на Волыни: «И на том целовали крест: «Если теперь кто на кого поднимется, против того будем все и крест честной». И все сказали: «Да будет против того крест честной и вся Русская земля» (4, 241).

Как можно оценить итоги съезда в Любече? Ответ может быть только один – как победу Олега. Потерпев поражение в войне, князь добился свой цели, вернув удел отца. И пусть в Чернигове стал княжить Давыд, произошло это согласно древнему закону, поскольку именно он был старшим в роду. Олег получил Новгород-Северский и Курск, у князя не было оснований сетовать на несправедливость. Ярослав Святославич так и остался княжить в Рязани и Муроме. Амбиции Владимира Мономаха потерпели крах. Несмотря на победу в войне, князь был вынужден отказаться от Чернигова и признать за Святославичами право на удел отца. На съезде в Любече Владимир Всеволодович полностью отказался от претензий на Черниговское княжество. Почему он так поступил?

Можно предположить, что закончившаяся усобица произвела сильнейшее впечатление на Мономаха. Он знал, кто являлся истинным виновником этого кровопролития, и чувствовал свою ответственность за случившееся. Будучи глубоко религиозным человеком, Владимир мог усмотреть Божью кару в гибели сына. Князь нарушил десятую заповедь, где прямо говорилось: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». Мономах возжелал Чернигов и Муром, города, принадлежавшие его двоюродным братьям. Действовал по закону силы, а не по совести и справедливости. Тем самым спровоцировав кровавую бойню, охватившую огромную территорию – от Северской земли до Северо-Восточной Руси. Возможно, всё это князь осознал лишь тогда, когда получил весть о гибели Изяслава. И что самое страшное, винить в смерти сына он мог только себя. Мономах это понимал, поэтому не испытывал к Олегу ненависти и не обвинял двоюродного брата в смерти сына.

Об этом свидетельствует письмо Владимира Всеволодовича к двоюродному брату. Историки до сих пор спорят, когда дошло это послание до Олега – в канун битвы на Кулачце или после сражения. По мнению Н.М. Карамзина, «оно было послано или с Вячеславом или в то же время, ибо Владимир говорит в своей грамоте, что сей меньший сын его находиться с братом Мстиславом в дедовской области, но писано ещё прежде Олегова изгнания из Мурома» (51, 257). Но суть не в том, когда Олег получил письмо, а в том, что там написано.

Послание начинается словами примирения, Мономах призывает родича забыть обиды и жить в братской любви: «О я, многострадальный и печальный! Много боролась с сердцем и одолела душа сердце мое, потому что все мы тленны, и я размышляю, как предстать перед Страшным Судьею, не покаявшись и не примирившись между собою. Ибо кто молвит: «Бога люблю, а брата своего не люблю» – ложь это. И еще: «Если не отпустите прегрешений брату, то и вам не отпустит Отец ваш Небесный». Пророк говорит: «Не соревнуйся с лукавствующими, не завидуй творящим беззаконие». «Что лучше и прекраснее, чем жить братьям вместе?» (4, 233). Правильно рассуждает Владимир Всеволодович и слова пишет верные. Только пришло к нему это понимание после гибели сына. Где было христианское смирение князя, когда он повел полки на Чернигов? Когда посылал ратников на стены Стародуба? Когда приказал Изяславу захватить Муром?

Мономах не упрекает Олега в смерти сына: «Удивительно ли, что муж погиб в бою? Так умирали лучшие из предков наших. Но не надо было ему искать чужого и меня в стыд и в печаль вводить. Это научили его отроки, чтобы себе приобрести, а получили для него зло» (4, 235). Владимир пытается дистанцироваться от междоусобицы, старается отвести от себя обвинения в попытках захватить Муром. Хотя и понимает, что в трагедии больше всех виноват он сам. При этом часть вины за междоусобную войну Мономах пытается возложить на Олега: «Если бы тогда свое желание исполнил и взял Муром, а Ростова бы не занимал и послал бы ко мне, то мы здесь бы и уладились. Но сам рассуди: мне ли было достойно послать к тебе или тебе ко мне? Если бы ты велел сыну моему: «Посоветуйся с отцом», я бы десять раз послал» (4, 235). Но писано это задним числом. Олег очень хорошо знал своих родственников, понимавших только грубую силу. Вся жизнь князя-изгоя была прямым подтверждением того, что с родичами договориться невозможно, поскольку слова «закон» и «право» для них ничего не значили. Олег мог хоть десять раз отправлять к Мономаху гонцов, пытаясь урегулировать конфликт, но вряд ли бы чего добился, кроме очередного публичного унижения. Как тогда, когда его звали на съезд в Киев, где церковные иерархи должны были решить судьбу гордого князя.

И всё-таки Владимир признает вину перед двоюродным братом: «Если начнешь каяться перед Богом и ко мне отнесешься добросердечно, послав своего посла или епископа, напиши грамоту с правдою, тогда и волость получишь добром и наше сердце обратишь к себе, и будем жить лучше, чем прежде: я тебе ни враг, ни мститель. Не хотел я видеть твоей крови у Стародуба, но не дай Бог видеть мне крови от руки твоей, ни от повеления твоего, ни от кого-либо из братьев. Если я лгу, то Бог свидетель и крест честной! Или тот грех мой, что пошел на тебя к Чернигову из-за поганых? В этом я каюсь, я выражал сожаление об этом перед братьями, и снова повторил, потому что ведь человек я» (4, 235). Владимир Всеволодович понимал правоту Олега, только до поры до времени не хотел её признавать. Князь видел, как постоянные несправедливости в отношении родственника привели к братоубийственной войне, значительно ослабившей военный потенциал Руси перед лицом половецкой угрозы. Погром Киевской и Переяславской земли весной – летом 1096 г. забыт не был. Поэтому Мономах отказался от амбиций в отношении Чернигова, проявив уважение и благородство к поверженному сопернику. Олег и Давыд оценили поступок родственника, с этого времени братья начинают поддерживать Мономаха и его политические мероприятия. Это наглядно проявилось во время ноябрьского кризиса 1097 г.

* * *

Трагические события, случившиеся после княжеского съезда в Любече, летописец объясняет просто: «Дьявол опечален был этим согласием» (4, 242). Когда не хочешь вникать в суть вопроса, очень удобно свалить всё на лукавого, позиция беспроигрышная. Хотя всё было гораздо сложнее, чем происки нечистой силы. Дело в том, что волынский князь Давыд Игоревич очень боялся лишиться своего удела. Выражаясь современным языком, это было фобией князя. В молодости Давыду довелось побывать в роли изгоя, поэтому он очень хорошо знал, что бывает с теми, кто лишился княжеского стола. Судя по всему, о страхах князя ведало его ближайшее окружение и умело этим пользовалось. Имена советников Давыда известны – некие Туряк, Лазарь и Василь. Причины, почему они стали толкать своего князя на преступление, неизвестны, летописец вновь всё сваливает на козни дьявола: «И влез сатана в сердце некоторым мужам, и начали они наговаривать Давыду Игоревичу, будто «Владимир соединился с Васильком против Святополка и тебя» (4, 242). Даже если согласиться с летописцем и сделать крайним лукавого, то слова бояр упали на благодатную почву, Давыд услышал то, что давно боялся услышать.

Князь Василько Ростиславич княжил в Теребовле и был соседом Давыда Игоревича. Василько был сильным и целеустремленным человеком, князя переполняла жажда деятельности. Впоследствии он сам рассказал о своих планах и проектах: «Пришла ко мне весть, что идут ко мне берендичи и печенеги и торки, и сказал я себе: если будут у меня берендичи, печенеги и торки, – скажу брату своему Володарю и Давыду: дайте мне дружину свою младшую, а сами пейте и веселитесь. И подумал: нападу на землю Польскую зимой, а летом и возьму землю Польскую и отомщу за Русскую землю. И затем хотел захватить болгар дунайских и посадить их у себя. И затем хотел проситься у Святополка и Владимира идти на половцев – да либо найду себе славу, либо голову свою сложу за землю Русскую. Иных помышлений в сердце моем не было ни на Святополка, ни на Давыда» (4, 248). Энергии у Василька было хоть отбавляй, поэтому нет ничего удивительного в том, что Давыд боялся теребовльского князя. Вдруг тот захочет отнять удел у соседа? Своими силами справиться с Васильком Давыд не мог, он понимал, что брату всегда придет на помощь Володарь Ростиславич Перемышльский. Волынскому князю был нужен сильный союзник. Он нашел его в лице Святополка Изяславича, рассказав киевскому князю, что Василько и Владимир Мономах на него злоумышляют. Давыд сознательно лгал, но робкий и подозрительный Святополк легко поверил наветам на родственника.

Когда князья разъезжались по домам после съезда в Любече, Святополк и Давыд уговорили Василька заехать в Киев. Несмотря на предупреждения со стороны приближенных, князь прибыл в столицу, где был схвачен людьми Святополка и закован в цепи. На следующее утро Святополк струсил и хотел освободить Василька, однако Давыд настоял на ослеплении теребовльского князя. Пленника вывезли в Белгород и выкололи глаза, после чего Давыд отправил Василька во Владимир-Волынский. Пленника охраняли 30 стражников под началом Улана и Колчака.

Давыд торжествовал. У князя появилась возможность захватить удел соседа, он решил воспользоваться удобным моментом и повёл полки на Теребовль. Около города Бужска волынские полки встретила рать Володаря Ростиславича, пришедшего защитить удел брата. Давыд не рискнул вступить в битву и укрылся за городскими стенами. Володарь вызвал князя на стену и крикнул ему: «Почему, сделав зло, не каешься в этом? Вспомни, сколько уже зла натворил». Давыд во всем обвинил Святополка: «Разве я это сделал, разве в моем городе это было? Я сам боялся, как бы и меня не схватили и не сделали со мной того же; поневоле пришлось мне согласиться и действовать заодно». Володарь не стал вступать в дискуссию и потребовал освободить Василька: «Бог тому свидетель, а сейчас отпусти моего брата, и я с тобой заключу мир» (4, 248). У Давыда не было выбора, поэтому он отправил гонца во Владимир-Волынский с приказом привезти пленника. После того как Василька передали брату, Володарь сдержал слово и снял осаду города. Василько вернулся в Теребовль, Давыд ушел во Владимир-Волынский.

Василько не собирался прощать человека, сломавшего его жизнь. Весной 1098 г. братья Ростиславичи выступили в поход на Волынь, сожгли город Всеволож и перебили всё местное население. После этого осадили Владимир-Волынский. Не желая ввязываться в длительную осаду, братья напрямую обратились к горожанам: «Мы пришли не на город ваш, не на вас, а на врагов своих, на Туряка и на Лазаря, и на Василя, ибо это они подговорили Давыда, и Давыд послушал их и сотворил это зло. Если хотите за них биться – мы готовы, или же выдайте врагов наших». Такой подход оказался действенным, делегация жителей города направилась к Давыду и озвучила свои требования: «Выдай мужей этих, не будем биться за них, а за тебя биться можем. Иначе отворим городские ворота, а ты сам думай о себе» (4, 249). Попытки Давыда спасти приближенных успехом не увенчались, лишь Туряку удалось бежать из осажденного города в Киев. Мир был заключен после того, как Лазаря и Василя выдали Ростиславичам. По приказу братьев виновников ослепления Василька подвесили на деревьях и расстреляли из луков. Покарав злодеев, Володарь и Василько увели полки от Владимира-Волынского.

Усобица в Юго-Западной Руси, подлость Давыда и коварство Святополка грозили уничтожить достигнутые в Любече соглашения. Ситуация складывалась критическая, и Владимир Всеволодович обратился к братьям Святославичам: «Приходите в Городец, дабы поправить зло, случившееся в Русской земле и среди нас, братьев, ибо всажен в нас нож. Если же не поправим этого, то большее зло встанет среди нас, и начнет брат брата закалывать, и погибнет земля Русская, и враги наши половцы, придя, завладеют Русской землей». Олег и Давыд согласились с двоюродным братом: «Этого не было в роде нашем» (4, 245). В Киев прибыли посланцы Святославичей и Владимира Мономаха, погребальным колоколом прозвучали их слова для Святополка: «Зачем ты это зло учинил Русской земле и вонзил нож в нас? Почему ослепил брата своего? Если у тебя были какие-то обвинения против него, то обличил бы его перед нами и, установив его вину, наказал бы его. Теперь же объяви вину его, за которую ты сотворил такое» (4, 245). Малодушный и нерешительный князь попытался оправдаться и всю вину за содеянное преступление свалил на Давыда Игоревича: «Поведал мне Давыд Игоревич, что Василько брата моего убил, Ярополка, и меня хочет убить и занять волость мою Туров и Пинск, и Берестье, и Погорину, а целовал крест с Владимиром, что сесть Владимиру в Киеве, а Васильку во Владимире. А вынужден я свою голову блюсти. И не я его ослепил, но Давыд, который и привез его к себе» (4, 245–246). Посланцы не поверили словам Святополка: «Не оправдывайся, будто Давыд ослепил его. Не в Давыдовом городе был он захвачен и ослеплен, но в твоем городе взят и ослеплен» (4, 246). После этого делегация покинула столицу.

Полки трех сильнейших русских князей выступили на Киев, чтобы призвать Святополка к ответу. Киевский князь насмерть перепугался и хотел бежать из города, но был остановлен киевлянами. При посредничестве киевского духовенства, не желавшего очередной братоубийственной войны, начались переговоры. Вдова князя Всеволода Ярославича, мачеха Владимира, и митрополит Николай убеждали Мономаха не разжигать пламя междоусобной войны: «Умоляем, князь, тебя и братьев твоих, не губите Русской земли. Ибо если начнете воевать между собой, поганые возрадуются и завладеют землей нашей, которую стяжали отцы ваши и деды ваши трудом великим и храбростью, обороняя Русскую землю и другие земли приискивая, а вы хотите погубить землю Русскую» (Лавр., 246). Владимир Всеволодович очень уважал мачеху и прислушался к её словам. Свой отказ от войны со Святополком переяславский князь аргументировал следующим образом: «Воистину, отцы наши и деды наши сохранили землю Русскую, а мы хотим погубить» (4, 246). Олег и Давыд поддержали Мономаха.

Как Святополк ни хитрил и ни изворачивался, двоюродные братья призвали князя к ответу. Поскольку главным виновником трагедии был объявлен Давыд Игоревич, то он и должен был понести заслуженную кару. Наказать злодея должен был Святополк, о чем разгневанные родственники объявили киевскому князю: «Это ссора от Давыда, так ты и иди, Святополк, на Давыда, и либо захвати, либо прогони его» (4, 247). На этом Святополк целовал крест, в противном случае его просто выгнали бы из Киева. И в этот раз не помогло бы заступничество церковных иерархов. Южная Русь была спасена от междоусобицы, зато военные действия охватили Русь Юго-Западную.

9. Битва на Рожном поле (1099 г.)

Брани же велице бывши и многым падающим от отбою полку, виде Святополк, яко люта брань, и побеже к Володимерю.

Ипатьевская летопись

Святополк пообещал князьям изгнать Давыда из Владимира-Волынского, однако до поры до времени никаких активных действий не предпринимал. И только узнав о том, что Володарь и Василько Ростиславичи крепко разорили волынские волости, решил идти походом на Давыда Игоревича. Чтобы избежать возможного конфликта с Ростиславичами, Святополк целовал братьям крест: «На Давыда пришел я, а вами хочу мира и любви» (4, 251). Узнав о масштабных приготовлениях киевского князя к войне, Давыд Игоревич испугался и обратился за помощью к польскому князю Владиславу I Герману. Владислав не стал отказывать Давыду, поскольку хотел получить свою выгоду от смут и междоусобиц в соседних землях. Поляк решил выступить посредником в конфликте и предложил Давыду: «Иди с нами к Берестью, ибо нас приглашает Святополк на совет, и там мы помирим тебя со Святополком» (4, 250). За свои услуги Владислав взял с волынского князя 50 золотых гривен. Давыд и не подозревал, что хитрый лях ведёт двойную игру.

Святополк расположился в Берестье, Владислав и Давыд разбили лагерь на правом берегу Буга. Стороны начали пересылаться послами, Святополк убеждал польского князя оставить Давыда, подкрепляя свои просьбы богатыми дарами. Утром во главе пышной свиты Владислав посетил Берестье и встретился со Святополком, на следующий день киевский князь прибыл в польский лагерь с ответным визитом. Обе встречи происходили в отсутствие Давыда. И это было неспроста, поскольку Владислав Герман обещал Святополку выдать Давыда, если тот будет искать убежища в Польше. По итогам переговоров поляк взял с киевского князя большие деньги и заявил Давыду: «Не послушает меня Святополк: возвращайся назад» (4, 250). Волынский князь, сам человек коварный и подлый, был немало удивлён таким исходом мирного диалога. На прощание Владислав дал Давыду клятву, которую не собирался выполнять: «Если придут на тебя русские князья, то мы будем тебе помощниками» (4, 250). Князь быстро покинул польский лагерь и поспешил во Владимир-Волынский, чтобы успеть подготовиться к грядущей войне. Владислав мог быть доволен, поскольку без особого труда сумел получить значительные денежные суммы от Святополка и Давыда.

Заручившись поддержкой поляков, Святополк отправился в Дорогобуж, дождался прибытия войск и выступил в поход на Владимир-Волынский. Давыд не рискнул вступить в бой с превосходящими силами противника и засел за городскими укреплениями в надежде дождаться прихода поляков. Киевские полки окружили Владимир-Волынский, началась осада, длившаяся семь недель. Поскольку в городе скопилось значительное число жителей из окрестных сел и деревень, стал ощущаться недостаток припасов, скученность населения за городскими стенами могла способствовать возникновению болезней и эпидемий. Когда стало ясно, что поляки на помощь не придут, бояре и воеводы потребовали от Давыда замириться со Святополком. Волынский князь был вынужден признать поражение и бить челом двоюродному брату: «Выпусти меня из города» (Лавр., 250). Святополк согласился, вместо Владимира-Волынского он отдал двоюродному брату город Червен. 9 апреля 1099 г. Давыд покинул стольный город Волынской земли и уехал в новый удел.

Точное местонахождение Червена служит предметом дискуссий, согласно наиболее убедительной версии, он располагался в окрестностях села Чермно в Польше: «В селе, на пяти островах, среди болотистой низины, при слиянии рек Синюхи и Гучвы, городище (Большое Замчистко) – остатки древнерусского Червеня, впервые упомянутого в летописи под 981 г.» (64, 153). Давыду после Владимира-Волынского город показался маленьким и незначительным. Князь не хотел мириться со своим новым положением, но не имел сил противостоять Святополку. Ничего не зная о кознях Владислава, Давыд отправился за помощью в Польшу.

Святополк Изяславич своей цели достиг, изгнал Давыда из родового удела и выполнил данное Мономаху и Ольговичам обещание. Владимир-Волынский достался киевскому князю, однако этого ему показалось мало. Окрылённый успехом в войне с Давыдом, жадный и недалёкий Святополк решил захватить уделы братьев Ростиславичей. Князь попытался обосновать свои права на Теребовль и Перемышль простым заявлением: «Это волость отца моего и брата» (4, 250). Как показало время, одних голословных утверждений было недостаточно для подтверждения своих прав на чужие волости. Володарь и Василько попытались усовестить Святополка, напомнили, как он целовал им крест накануне войны с Давыдом, но киевского князя было не удержать. Алчность застила глаза Святополку Изяславичу, он перестал адекватно оценивать ситуацию. Оставив княжить на Волыни сына Мстислава, Святополк повел рать на Теребовль.

* * *

Братья Ростиславичи встретили вражеское воинство на Рожном Поле. Перемышльские и теребовльские полки развернулись широким фронтом, княжеские гридни выдвигались на исходные позиции для атаки. Впереди дружин ехали братья Ростиславичи. Василько был в пластинчатом панцире и алом плаще, на бедре висел длинный меч, в правой руке князь держал большое деревянное распятие. Светлые волосы Василька разметались по плечам, выколотые глаза закрывала черная повязка. Могучий вороной конь рвался вперед, но князь левой рукой уверенно сдерживал нетерпеливого скакуна. Рядом с братом на белом коне ехал Володарь, в лучах солнца ярко сверкал кованый шлем князя, блестела кольчуга с серебряной насечкой. Князь Перемышля крепко сжимал древко стяга с ликом Нерукотворного Спаса.

На противоположном конце поля выстроилась рать Святополка. Киевский князь был уверен в победе, в окружении сыновей и воевод он разъезжал перед полками и призывал воинов храбро сражаться. Ратники громкими криками поприветствовали князя, подняли большие червлёные щиты и пошли вперед. Пели трубы, реяли стяги, от топота тысяч ног гудела земля. Киевляне надвигались на вражеские полки подобно волне, всё сметающей на своём пути. Перемышльские и теребовльские воины не дрогнули, лишь крепче сжали мечи и боевые топоры. Володарь что-то сказал брату, Василько двумя руками поднял над головой деревянный крест и обращаясь к Святополку, прокричал громовым голосом: «Его ты целовал; сперва лишил ты зрения глаза мои, а теперь хочешь взять и душу мою. Да будет между нами крест этот!» (4, 251). Слова теребовльского князя слышали все, от простого ратника до Святополка. Самоуверенность киевского князя как рукой сняло, будучи верующим человеком, он боялся Божьего суда и небесной кары. Дрогнули и киевские ратники, они знали, что Святополк целовал Ростиславичам крест, а потом нарушил клятву. Произошла заминка, киевляне остановились. Володарь заметил смятение во вражеских рядах, передал стяг знаменосцу, снял притороченный к седлу клевец, призвал на помощь Бога и повёл в бой дружину. Следом двинулась пешая рать, пройдя сотню шагов, воины перешли на бег, железная лавина покатилась на киевлян. Среди пеших воинов ехал Василько, княжеского коня вели под уздцы двое телохранителей. Князь-слепец высоко держал крест, всем своим видом внушая ратникам в уверенность в победе. Бог на стороне Ростиславичей!

Володарь первым ворвался во вражеские ряды, точными ударами клевца князь крушил вражеские шлемы и щиты. Следом шли конные дружинники, за гриднями навалилась пешая рать. Киевляне с трудом отбивались от наседавшего противника, раз за разом смыкали разорванный строй, однако все их усилия оказались тщетными. Святополк и глазом моргнуть не успел, как Володарь прорвался в центр боевых порядков. Страх охватил киевского князя. Он видел, как отступает его войско, что все усилия воевод оказываются напрасными, что вражеский натиск остановить невозможно. В отчаянии Святополк развернул коня и поспешно покинул место сражения, следом за отцом уехали сыновья. Бегство князей подействовало на киевских ратников самым негативным образом, они перестали слушаться воевод и стали думать о собственном спасении. Стяги Святополка один за другим падали на землю, воины Володаря и Василька смели киевлян с поля боя и разогнали по окрестностям.

Победа была полной, перемышльские и теребовльские воеводы требовали идти походом на Владимир-Волынский и добить зверя в его логове. Но Ростиславичи не стали искушать судьбу и удовольствовались достигнутым результатом: «Мы не пришли чужие земли разорять и людей побивать, но себя и свои земли оборонить. И так как нам Бог в том помощь свою явил, то не хотим за границу ногою на чужую землю переступить» (82, 217). Боевые действия закончились, братья разъехались по своим уделам.

* * *

Битва на Рожном Поле положила конец амбициям Святополка. Князь бежал во Владимир-Волынский и стал думать, как поступить в сложившейся ситуации. Киевская рать была разгромлена, вся надежда оставалась на помощь западных соседей. Зная коварство Владислава Германа, Святополк не стал связываться с поляками и обратился к венгерскому королю Кальману I. В Венгрию с богатыми дарами отправился сын киевского князя Ярослав. Сам Святополк во Владимире-Волынском надолго не задержался. Возложив оборону города на сына Мстислава, князь поспешил в Киев собирать новые полки, поскольку опасался похода братьев Ростиславичей на Волынь. Святополк всех мерил по себе, ему и в голову не пришло, что Володарю и Васильку не надо чужого добра.

Где находилось Рожное Поле? И почему оно так называлось? Д. Зубрицкий предположил, что под Рожным Полем подразумевали «равнину, чистое поле, пахаемую землю, на коей рожь сеют и на которой удобно было сражаться» (32, 317). Из текста летописи следует, что его местоположение было на рубеже удела братьев Ростиславичей и Волынской земли. Рассказывая о походе Святополка на Володаря и Василька, С.М. Соловьев пишет, что братья «встретили его на границах своих владений, на Рожни поле» (80, 390). В «Примечаниях» Сергей Михайлович отметит, что «Арцыбаш указывает на Рожеямполь, местечко Владимирской губерни, Владимирского повета» (80, 701). Данное утверждение будет неверным, упомянутый Рожеямполь – это современный Устилуг, расположенный к западу от Владимира-Волынского. Граница владений братьев Ростиславичей здесь не могла проходить по определению. По мнению Н. Барсова, «Рожне поле следует искать на пути от Теребовля к Звенигороду между Середом и Голыми горами, теперешние Гологоры» (32, 317). Как и С.М. Соловьев, Барсов называет Рожное поле «порубежной местностью» (32,146). Судя по всему, находилось оно в окрестностях современного города Золочева. И если это действительно так, то вполне понятно решение Володаря и Василька дать бой Святополку именно в этом месте. От Рожного Поля перед киевским князем открывалось два пути: на юго-восток, где находился Теребовль, либо на запад, к Перемышлю. Выдвинув войска на Рожное Поле, братья перекрыли киевскому князю оба маршрута движения и вынудили противника к решающему сражению. Чем оно закончилось, хорошо известно.