Текст книги "Войны и битвы домонгольской Руси"

10. Бой на реке Вагре (1099 г.)

В лето 6607 побиени угри у Перемышля.

Пискаревский летописец

Ярополк Святополчич блестяще выполнил отцовское поручение, король Кальман I решил помочь киевскому князю в борьбе с непокорными родственниками, не забывая при этом о собственных интересах. Венгерское войско во главе с королем, князем Ярополком и двумя епископами выступило в поход на Перемышль. Точная численность армии Кальмана неизвестна, летописец определяет её в 100 000 человек (4, 251). Это явное преувеличение, хотя можно не сомневаться, что король повёл на Русь значительные силы. Узнав о вражеском вторжении, Володарь засел в Перемышле и приготовился к осаде. Велико же было удивление князя, когда у городских ворот объявился Давыд Игоревич. Беглеца сопровождала сотня конных дружинников и большой обоз, где ехала княжеская семья.

Как и следовало ожидать, Давыд ничего не добился в Польше и был вынужден вернуться на Русь, где шла война между Святополком и братьями Ростиславичами. В сложившейся ситуации для Давыда большую опасность представлял киевский князь. В отличие от Святополка Володарь и Василько не претендовали на чужие уделы, Владимир-Волынский их не интересовал. Давыд же мечтал вернуть княжение на Волыни, захваченное Святополком. Он понимал, что в случае победы венгров никогда не вернет свой удел и будет вынужден влачить жалкую жизнь изгоя. Если бы в Перемышле княжил Василько, Давыд бы объехал город стороной, Володаря же он знал хорошо, князей связывало общее прошлое. В молодости Давыд и Володарь были изгоями, вместе скитались по Руси, в 1081 г. захватили Тмутаракань и совместно управляли княжеством. Ослепление Василька сделало их злейшими врагами, но теперь ситуация складывалась так, что приходилось отложить взаимные обиды на неопределенное время. Давыд оставил семью в Перемышле и поспешил на юг нанимать половцев. В это время королевская армия подошла к Перемышлю, венгры разбили лагерь на реке Вагр[1]1
  Современная река Вяр (Wiar) в Польше, приток реки Сан.


[Закрыть], протекающей в окрестностях города. Володарь из Перемышля не выходил и в бой с венграми не вступал, поскольку надеялся отсидеться за городскими укреплениями. И ждал вестей от Давыда.

Князь-изгой с дружиной шел на юг, когда неожиданно встретил половецкого хана Боняка. Давыд стал уговаривать хана напасть на венгров, соблазнял богатой добычей и многочисленными пленниками. Степного хищника не пришлось долго уговаривать, Боняк согласился атаковать венгров. Хана не смутило, что с ним было всего триста наездников, он собирался воевать не числом, а умением. Давыд повернул назад и повел союзников к Перемышлю. Шли долго, когда усталый отряд расположился на отдых, уже наступил вечер. Дружинники и половцы расседлали коней, наскоро перекусили и быстро заснули у костров, только дозорные тревожно вглядывались в таящую опасность ночную мглу.

В полночь хан Боняк вскочил на коня и поехал прочь от лагеря. В черном небе ярко сияли мириады звёзд, ветер гулял среди высокой травы. Отъехав далеко от воинского стана, хан привстал на стременах и громко начал выть по-волчьи. Протяжный вой разносился над окрестностями, плыл над рекой и полями, устремлялся вдаль и терялся в глубине леса. Волки ответили Боняку. Сначала завыл один зверь, затем другой, вскоре выла целая стая. Хан удовлетворенно покачал головой и поехал обратно в лагерь. Растолкав Давыда, Боняк заявил полусонному князю: «Завтра у нас будет победа над венграми» (4, 251), после чего лег на землю и заснул.

На рассвете хан поднял своих воинов и отдал необходимые распоряжения. 300 всадников были разделены на три отряда по сотне в каждом. Сотня дружинников Давыда во главе с князем развернулась в боевой порядок на берегу Вагры, всадники Боняка стали в засаде. Вперед выдвинулись пять десятков половцев под командованием хана Алтунопы, в их задачу входило заманить венгров в приготовленную ловушку. Степняки устремились к вражескому лагерю. Дозорные вовремя заметили приближение противника и известили короля. В венгерском стане забили барабаны, запели трубы, рыцари и солдаты стали снаряжаться на битву. Сверкая сталью доспехов, из лагеря потянулась длинная лента рыцарской конницы, следом шли отряды пеших воинов. На щитах баронов пестрели яркие гербы, от множества знамен и штандартов рябило в глазах. Венгерское воинство начало строиться в боевой порядок, когда Алтунопа повёл своих наездников в атаку.

Половцы налетели, как вихрь, и засыпали вражеские войска градом стрел. Забились на земле раненые кони, попадали в пыль сраженные воины. Степняки пронеслись вдоль рядов, опустошая колчаны, затем развернули коней и помчались прочь от венгерского лагеря. Рыцари не выдержали, пришпорили коней и бросились догонять убегающего противника. Тщетно король и военачальники пытались остановить баронов, в шуме и грохоте погони разгорячённые преследованием венгры просто не слышали своих командиров. Боевой порядок королевской армии пришел в полное расстройство, теперь каждый рыцарь был предоставлен сам себе. Половцы разворачивались в седлах, на полном скаку пускали стрелы, сраженные венгерские воины один за другим летели под копыта бешено мчавшихся коней.

Когда степняки разъехались в разные стороны, изумленные венгры увидели плотный строй русских дружинников. Гридни ринулись в атаку и врубились в ряды венгерских всадников. Истомлённые погоней рыцари на усталых конях не смогли противостоять дружному натиску гридней и десятками гибли под ударами вражеских мечей и копий. Наездники Алтунопы развернули коней, выхватили сабли и с флангов ударили по рыцарям. В круговерти кавалерийского боя венгры понесли страшные потери и стали отступать, но в это время к месту сражения стали подтягиваться королевские войска, отставшие во время погони. Казалось, что военное счастье улыбнулось венграм, но в этот момент из лесов вылетели две сотни всадников Боняка и с двух сторон ударили рыцарям в тыл. Ловушка захлопнулась. Королевское воинство сбилось в кучу, всадники мешали друг другу, цеплялись мечами и копьями. Некоторое время бароны по инерции продолжали отбиваться от наседавших степняков и дружинников, затем дружно развернули коней и обратились в паническое бегство.

Всё это время князь Володарь стоял на крепостной башне Перемышля и внимательно наблюдал за разворачивающимися событиями. Увидев, как венгерское войско в спешке покидает лагерь, князь понял, что подошла помощь. Володарь решил воспользоваться выпавшим шансом, приказал открывать ворота и повел дружину на вылазку. Следом шли ратники городового полка. Русские напали на венгерский лагерь, перебили охрану, прошли сквозь стан и вступили в бой с королевскими пехотинцами. В это время показалась бегущая венгерская конница. Всадники врезались в строй собственной пехоты и растоптали её ряды, после чего сопротивление венгров было окончательно сломлено. Масса людей и коней устремилась к Сану, не меньшее количество беглецов бросилось на берег Вагры. Венгерские воины сотнями тонули в реках, русские и половцы безнаказанно расстреливали барахтающихся в воде людей.

Битва на реке Вагре. Миниатюра Радзивилловской летописи.

На горе венграм, против них воевал хан Боняк. Старый степной волк хорошо знал простую истину: если враг упал, его надо добить, игры в благородство до добра не доводят. Хан погнал своих всадников в реку и организовал преследование разбитой королевской армии. Переправившись через Сан, степняки двое суток без устали преследовали убегающего противника, устилая поля и дороги телами венгров. Добыча была захвачена огромная, победителям достались вражеский лагерь и обоз. Поход на Русь закончился для Кальмана I полной катастрофой.

* * *

Какова была численность противоборствующих армий в сражении на реке Вагре? В Лаврентьевской летописи приводится конкретная информация по силам Боняка и Давыда: «Боняк выстроил воинов своих, и было у Давыда 100 воинов, а у него самого 300» (4, 251). Аналогичные свидетельства присутствует и в других летописных сводах. В.Н. Татищев приводит иные данные: «Давид Игоревич по счастию на пути встретил Бонака, князя половецкого, идущего по просьбе посланных от Святополка в 8000 человек» (82, 217). Разница в цифрах колоссальная, но насколько информация Василия Никитича соответствует реальному положению дел? Н.М. Карамзин не согласен с данными Василия Никитича: «Летописец говорит, что Половцев было 390 человек, а Давидовых воинов 100» (51, 80). Информация Николая Михайловича совпадает со свидетельством Никоновского летописного свода: «И бысть Давыдовых вой 100, а у Боняка 300 и 90 Половец» (11, 135). Не признает приведённых Татищевым данных и С.М. Соловьев: «Боняк выстроил свое войско: у него было 300 человек, а у Давыда 100» (80, 390). На мой взгляд, в данном случае информация летописцев заслуживает доверия. Чего не скажешь о численности армии Кальмана, которая определяется в 100 000 человек (4, 251) и является явным преувеличением. Реальные цифры приводит Ян Длугош: «Венгерский же герцог Коломан, поддавшись как на просьбы, так и на обещания Ярослава, сына Святополка, приходит с восемью тысячами бойцов, имея с собой двух епископов» (28, 287–288). Соотношение сил было явно в пользу венгров.

В летописях ход сражения описан достаточно подробно: «Алтунопа же, подъехав к первому отряду и пустив стрелы, бежал от венгров, а венгры бросились в погоню за ним. Когда пробежали они мимо Боняка, тот погнал за ними, посекая их с тыла, а Алтунопа возвратился, и не пропускали венгров назад. И так, много их избивая, сбили их в кучу. Боняк, разделив своих на три полка, сбил венгров в кучу, как сокол сбивает галок. И побежали венгры, и много их утонуло в Вагре, а другие в Сане. И бежали они вдоль Сана берегом, и спихивали друг друга, и гнались за ними два дня, посекая их» (4, 251–252). Существенное дополнение делает Татищев: «Володарь, познав, что Давид с половцами пришел, вскоре из града изойдя, напал на станы королевские» (82, 218). Описание битвы на реке Вагре оставил и Ян Длугош. Как пишет польский историк, хан Боняк, «разделив войско на три части, он с первой нападает на лагерь и войско венгров, спрятав две оставшихся. Та завязывает бой и, исполняя повеление князя Боняка, делает вид, что побеждена, и обращается в бегство; венгерское войско, думая, что [Боняк] разбит, рассыпается, преследуя его. Тогда-то князь Боняк с русскими и половецкими князьями с оставшимися отрядами ударяет в тыл венграм, разбивает и поражает их. Множество венгров были либо убиты, либо утонули в реке <Вяре>, остальные же, когда разбегались по лесам и горам, были или убиты, или пленены русскими и половцами, которые их преследовали в течение двух дней» (28, 288). Сопоставив данный текст со свидетельствами русских летописей, мы увидим, что большой разницы при описании сражения нет.

Если ход сражения в рассказах русских летописцев и в изложении Яна Длугоша совпадает, то количество потерь сторон существенно разнится. В Лаврентьевской летописи записано, что у венгров «убили и епископа их Купана и бояр многих; говорили, что погибло их 40 тысяч» (4, 252). Иначе ситуация видеться Яну Длугошу: «Герцог Коломан ушёл невредимым; в тот день, рассказывают, четыре тысячи венгров, четыре тысячи пали, а остальные бежали; венгерским лагерем завладели русские и половцы» (28, 288). Приходиться признать, что реальному положению дел соответствует свидетельство поляка, а не русского летописца. Информацию Длугоша подтверждает Татищев. В «Примечаниях» историк пишет, что «Стрыковский согласно с русскою о сей победе венгров написал, только обстоятельства некоторые прибавляет, что венгров 4000 на поле избито, и тут убиты два епископа венгерские, Коман и Лаврентий, остальных же, гнав, два дня побивали и едва кто возвратился» (82, 235). О потерях венгров в сражении Василий Никитич высказался очень осторожно: «Сказывают, что тут венгров пропало до 40 000 человек» (82, 218). По принципу – мало ли что там говорят, хотите – верьте, хотите– нет.

В причинах сокрушительного поражения Кальмана попытался разобраться Н.М. Карамзин: «Венгерские Летописцы рассказывают, что виною сего беспримерного несчастия была неосторожность их Государя, обманутого притворными слезами вдовствующей Российской Княгини Ланки, которая, стоя на коленах, умоляла его быть милосердным к ее народу; что Венгры, не ожидая сопротивления и битвы, спали крепким сном, когда Хан Половецкий напал в глубокую ночь на их стан и, не дав им опомниться, умертвил множество людей. Коломан, без сомнения, думал тогда завладеть Червенскою областию: с ним были не только знаменитейшие светские чиновники, но и Епископы, готовые обращать Россиян в свою Веру. Один из сих Епископов, именем Купан, погиб в сражении» (51, 80–81). По большому счёту, король проиграл битву по двум причинам: из-за неорганизованности венгров и ратного мастерства половецкого хана.

Вне всякого сомнения, главным героем битвы на реке Вагре стал хан Боняк. Старый воин не испугался многочисленного противника, действовал дерзко и уверенно. Сражение проходило под диктовку половецкого хана, Кальман и его военачальники ничего не смогли противопоставить воинскому таланту степняка. Боняк навязал венграм свою волю и довел битву до победного конца. Грандиозные планы венгерского короля Кальмана и киевского князя Святополка потерпели крах.

11. Осада Владимира-Волынского (июнь – июль 1099 г.)

…и ста Давыд, оступив город, и часто приступаше.

Ипатьевская летопись

После разгрома армии Коломана Давыд Игоревич решил воспользоваться плодами победы и вернуть Владимир-Волынский. Проблема заключалась в том, что, кроме собственной дружины, войск в его распоряжении не было. Хан Боняк захватил огромную добычу, получил от князей богатые дары и довольный увёл своих всадников в степь. В сложившейся ситуации у Давыда оставался только один выход – просить войска у Володаря Ростиславича. Князь Перемышля оказался перед нелегким выбором. С одной стороны, Давыд был злейшим врагом, ослепившим его брата. С другой стороны, самым опасным и сильным недругом оставался Святополк, справиться с которым было значительно труднее. Володарь решил из двух зол выбрать меньшее зло и помочь изгою: чем больше у киевского князя будет врагов, тем легче будет Перемышлю и Теребовлю. Давыд получил войска, необходимые припасы и вместе с племянником Мстиславом выступил в поход на Волынь. Ему удалось привлечь на свою сторону луцкого князя Святослава, сына Давыда Святославича Черниговского. Святослав Луцкий пообещал Давыду Игоревичу: «Если пойдет на тебя Святополк, то предупрежу тебя» (4, 252). Изгой поверил князю и отправил доверенных людей в Луцк, где Святослав целовал крест на верность Давыду.

В это время в Берестье объявился Ярослав Святополчич. После поражения на реке Вагре князь бежал в Польшу, откуда и прибыл на Русь. Здесь ему стало известно, что Давыд вторгся в пределы Волынской земли. Ярослав не сомневался, что главный удар будет нанесен по столице княжества, поэтому быстро собрал отряд ратников и отправил во Владимир-Волынский, где княжил его брат Мстислав. Мстислав Святополчич в полной мере оценил размер опасности и стал стягивать в город войска. Княжеская дружина сильно поредела после битвы на Рожном Поле, поэтому вся надежда князя была на помощь со стороны. Лишь прибытие ратников из Берестья, Выгошева и Пинска несколько улучшило ситуацию. Сыграло на руку Мстиславу и промедление Давыда Игоревича, приостановившего наступление на Владимир-Волынский. Чтобы хоть как-то укрепить свои позиции на Волыни, изгой решил захватить Сутейск и Червен. Это потребовало дополнительного времени, что позволило Мстиславу хорошо подготовиться к обороне. Когда полки Давыда подошли к Владимиру-Волынскому, город был превращен в неприступную крепость.

Стольный город Волынской земли располагался на правом берегу реки Луги и был хорошо укреплен. Болотистая местность затрудняла подступы к крепости, высокие валы, на которых возвышались деревянные стены и башни, служили городу надежной защитой. Гарнизон был многочисленный, продовольствия было запасено достаточно. И всё-таки Мстислав опасался длительной осады. Князь понимал, что если отец не придет к нему на помощь, то съестные припасы закончатся и Давыд просто уморит защитников голодом. Владимир-Волынский мог выдержать осаду длительную, но не бесконечную.

Давыд понимал всю сложность стоящей перед ним задачи. Князь отказался от немедленного штурма и решил основательно подготовиться к атаке на город. По его приказу сооружались осадные башни, сколачивались большие щиты, изготовлялись штурмовые лестницы. Когда приготовления были закончены, Давыд повел полки на приступ, однако защитники сражались храбро и отбили атаку. Осада затянулась, князь-изгой неоднократно пытался овладеть городом, но всякий раз терпел неудачу. Через некоторое время воины и горожане стали испытывать трудности со снабжением, поскольку съестные припасы начали подходить к концу. Святополк не шел на помощь осажденному городу, было неизвестно, придет ли он вообще.

Осада Владимира-Волынского. Миниатюра Радзивилловской летописи.

12 июля 1099 г. Давыд решил вновь штурмовать Владимир-Волынский, выдвинул к городским валам лучников и приказал стрелкам прогнать защитников со стен и башен города. В ответ с укреплений полетели сотни стрел, завязался ожесточенный бой на дальней дистанции. Осажденные и осаждающие состязались в меткости, с обеих сторон лучники и стрелки из самострелов стремительно опустошали колчаны. Небо потемнело от стрел, словно темная туча опустилась на город. Мстислав Святополчич понял, что вот-вот начнется штурм и решил принять участие в сражении. Прыгнув в седло, князь помчался к городским воротам. Около надвратной башни толпились пешие ратники, стояли плотным строем дружинники, суетились воеводы. На боевых площадках кричали раненые, стучали тетивы о рукавицы лучников, воздух гудел от тысяч летящих стрел.

Князь Мстислав медленно поднялся по скрипучим ступеням на городскую стену. В одной руке князь сжимал тяжелый боевой лук, в другой колчан, набитый стрелами. Мстислав был отличным стрелком, влёт бил птицу на скаку и сейчас хотел продемонстрировать защитникам города своё непревзойдённое искусство лучника. Чтобы не мешали во время стрельбы, длинные черные волосы князя были перехвачены шелковой тесьмой, вместо пластинчатого панциря Мстислав надел кованую кольчугу, не стеснявшую движений. Поднявшись на боевую площадку, князь осторожно выглянул в бойницу. Внизу суетились вражеские воины, укрываясь за большими деревянными щитами, лучники Давыда вели стрельбу по городским укреплениям. Князь высмотрел боярина в богатых доспехах, разъезжающего за линией деревянных щитов и громкими окриками подгоняющего ратников. Мстислав приблизился к бойнице и вскинул лук, но в этот момент выпущенная из самострела тяжелая стрела ударила князя в грудь и отбросила к деревянной стене городницы. Из разодранных колец кольчуги торчало толстое древко, Мстислав потерял сознание и лежал без движения в луже крови. Телохранители подхватили князя на руки и понесли во дворец. Ночью Мстислав Святополчич скончался.

* * *

Во время штурма Владимира-Волынского Давыд использовал осадные башни, что было редким явлением на Руси. Информация об этом сохранилась в Ипатьевской летописи: «И ста Давыд, оступи город, и часто приступаше. Единою подступиша к граду под вежами» (8, 178). 12 июля ратники Давыда шли на приступ под прикрытием осадных башен, не исключено, что стрела, поразившая Мстислава, прилетела именно оттуда. Смерть князя подробно описана в летописях: «Однажды подступили воины к городу под прикрытием башен, и когда осажденные бились с городских стен и шла перестрелка, летели стрелы как дождь. Мстислав же хотел выстрелить, внезапно был поражен стрелой под пазуху, на забралах, в расщелину между досок. И свели его со стены, и в ту же ночь он умер» (4, 252). О том, что стрела пролетела через щель между досками, сообщает и Никоновский летописный свод: «Мстиславу же хотящу стреляти, и внезаапу ударен бысть под пазуху стрелою, на забороле, сквозь доску скаженю» (11, 136). Обстоятельства смерти Мстислава были хорошо известны и Яну Длугошу: «Между осаждёнными и осаждающими происходят частые схватки, и Мстислав, сын Святополка, которому отец поручил крепость Владимир, когда стрелял из крепости из лука, был поражён вражеской стрелой под пазуху и умер» (28, 288–289). Со смертью Мстислава связана интересная легенда, приведенная в Киево-Печерском патерике.

Инок Печерского монастыря Федор случайно нашел клад с сокровищами. Монах решил взять драгоценности и покинуть монастырь, но затем раскаялся в греховных помыслах. Чтобы больше не искушать себя, Федор вырыл глубокую яму, побросал туда сокровища и закопал. Когда об этом стало известно Мстиславу Святополчичу, он решил завладеть драгоценностями: «Князь же рано утром, словно на охоту или на какого-нибудь воина грозного, поехал сам со множеством воинов и, схватив блаженного Феодора, привел его в дом свой. И сначала ласково спрашивал его, говоря: «Отче, поведай мне, правда ли ты нашел сокровище? Я, – говорил он, – разделю его с тобою, и будешь ты отец отцу моему и мне». А Святополк был тогда в Турове. Феодор же сказал: «Да, нашел, и теперь оно зарыто в пещере». Князь же сказал: «Много ли, отче, золота, и серебра, и сосудов, и кем, по слухам, сокрыто все это?» Феодор же сказал: «В Житии святого Антония говорится, что это варяжский клад, и действительно там сосуды латинские, из-за этого Варяжской пещера называется и доныне. Золота же и серебра бесчисленное множество». Князь же сказал: «Почему же ты не дашь мне, сыну своему? Себе же возьми сколько хочешь». Феодор же сказал: «Мне из этого не нужно ничего, даже если ты повелишь мне взять, ибо мне это не на пользу, не требуется мне богатства, так как освободился я от него. Не помню ничего, а то о всем бы вам поведал, потому что вы богатству служите, я же свободен от этого».

И тогда князь с гневом сказал слугам: «Этого монаха, отвергшего милость мою, повелеваю сковать по рукам и по ногам и три дня не давать хлеба и воды». И снова спросил: «Открой мне, где сокровище?» Феодор же сказал: «Не помню, где спрятал его». Князь же велел жестоко мучить его, так что и власяница омочилась кровью; затем велел подвесить его в большом очаге, связав руки назад, и огонь раздуть. Многие удивились тогда терпению этого мужа, который пребывал в пламени, как в росе, а огонь даже власяницы его не коснулся. И некто из стоявших тут рассказал о чуде, сотворенном Феодором. И ужаснулся князь, и сказал старцу: «Зачем ты губишь себя и не отдаешь сокровище, которое нам достойно?» Феодор же сказал: «Истину тебе говорю, что молитва брата моего Василия спасла меня тогда, когда я нашел сокровище, и ныне отнял Господь от меня память сребролюбия, и я не помню, где спрятал его».

Князь же тотчас послал в пещеру за святым Василием. Тот не хотел идти, но его насильно привели из пещеры. Князь же сказал ему: «Все, что ты мне велел сделать с этим злодеем, я сделал и хочу, чтобы ты был мне как отец». Василий же сказал: «Что я тебе велел сделать?» Князь же сказал: «О сокровище, про которое ты мне рассказал, он ничего не поведал, – и я пытал его». И ответил Василий: «Вижу козни злого беса, прельстившего тебя, а на меня возведшего ложь и на этого преподобного: меня никто и никогда не видел выходившим из пещеры своей пятнадцать лет». Тогда все, бывшие тут, сказали: «При нас ты говорил князю». Василий же сказал: «Всех вас бес прельстил, а я не видел ни князя, ни вас».

Разгневался князь и повелел бить его без милости. Не стерпев обличения, и захмелев от вина, и разъярившись, взял он стрелу и вонзил ее в Василия. И когда он проткнул его, Василий вытащил стрелу из тела своего, бросил ее князю и сказал: «Этой стрелой сам убит будешь». Как и сбылось по предсказанию его.

И повелел князь порознь заключить обоих иноков, чтобы утром предать их злым мукам, но в ту же ночь оба они скончались о Господе. И, узнав это, иноки пришли, взяли тела их и погребли их честно в пещере Варяжской. Где они подвизались, там и положены были в кровавых одеждах и власяницах, целы они и доныне: тех, кого постыдился огонь, как тление коснется?

По прошествии немногих дней сам Мстислав, воюя с Давыдом Игоревичем, по предсказанию Василия, убит был на городской стене, во Владимире. И тогда признал он свою стрелу, которой пронзил Василия, и сказал: «Это я умираю за преподобных Василия и Феодора» (1, 453–457). Отдаленно, конечно, но история напоминает рассказ о князе Ростиславе, утонувшем с Стугне.

Трудно сказать, насколько это предание достоверно, поскольку рассказы о бесах, поведавших Мстиславу о сокровищах, спрятанных иноком Федором, имеют явную религиозную подоплеку. Хотя есть некоторые любопытные факты. Монаха Василия Мстислав поражает стрелой из лука, с луком в руках князь сражается на стенах осажденного Владимира-Волынского. Что косвенно подтверждает версию о том, что он был неплохим лучником. В любом случае в этом предании Мстислав предстает алчным и жестоким человеком.

* * *

Во Владимире-Волынском бояре и воеводы в течение трех суток скрывали от воинов и горожан смерть князя, только на четвертый день на вече было объявлено, что Мстислав умер от раны. О том, чтобы открыть Давыду ворота, речи не было: «Вот, князь убит. Если мы сдадимся, Святополк перебьет нас всех» (4, 252). Защитники понимали, что рано или поздно Святополк пойдет войной на Давыда и одержит над изгоем победу. Поддерживать слабейшего в войне против сильнейшего было глупо, поэтому смерть Мстислава ничего не дала Давыду. Защитники Владимира-Волынского сумели известить Святополка о критической обстановке в городе: «Сын твой убит, а мы изнемогаем от голода. Если не придешь, люди хотят сдаться, не могут терпеть голода» (4, 252). Теперь киевский князь просто обязан был принять меры по снятию блокады. По неизвестной причине сам Святополк в поход не пошел, киевские полки возглавил воевода Путята. Путь на Владимир-Волынский пролегал через Луцк. Святослав Давыдович сразу забыл все обещания, данные Давыду Игоревичу, повязал его людей и выдал Путяте. После этого собрал дружину и присоединился к киевлянам. 5 августа 1099 г. союзники подошли к Владимиру-Волынскому (4, 253).

Был полдень, утомленный ратными трудами князь Давыд спал в шатре. Следуя примеру высокого начальства, расслабились бояре и воеводы, дурной пример оказался заразительным и для простых воинов. Кто-то задремал прямо на траве, кто-то укрылся в шатре от полуденного зноя, многие отправились к реке. В этот момент воевода Путята и Святослав атаковали противника. Киевская и луцкая дружины в развернутом строю обрушились на вражеский стан, смяли сторожевое охранение и начали избивать ратников и дружинников Давыда. Князь выскочил из шатра, не понимая спросонья, что происходит. Вокруг бегали охваченные паникой люди, носились лошади без всадников, звенели мечи, воздух сотрясался от рева боевых труб.

Нападение воеводы Путяты и Святослава Луцкого на лагерь Давыда Игоревича. Миниатюра Радзивилловской летописи.

Пока Давыд пытался разобраться в обстановке, городские ворота Владимира-Волынского распахнулись и гарнизон пошел на вылазку. Этого оказалось достаточно, чтобы воины Давыда прекратили сопротивление и стали разбегаться в разные стороны. Князь-изгой понял, что изменить ситуацию невозможно, кликнул племянника Мстислава, вскочил на коня и помчался прочь из лагеря. Войско Давыда Игоревича перестало существовать, победители под колокольный звон вступили во Владимир-Волынский.

Задача, поставленная Святополком перед воеводой Путятой и Святославом Давыдовичем, была выполнена. Оставив в городе посадником некоего Василя, Путята вернулся в Киев, а Святослав в Луцк. Казалось, что всё на этом и закончиться, но не тот человек был Давыд Игоревич, чтобы признать поражение. На Руси изгою помощи было просить негде и не у кого, поэтому он бежал к половцам. В степи князя встретил старый знакомый хан Боняк. Давыду не стоило большого труда убедить степняка принять участие в походе на Луцк, изгой хотел покарать Святослава за предательство. Боняк охотно согласился, он помнил, как удачно для него закончилось недавнее сотрудничество с Давыдом. Хан был легок на подъём, вскоре половецкая конница шла на Русь. На пути Давыда и Боняка лежал Теребовль, но князь Василько не сделал даже попытки перехватить степняков. Хотя казалось бы…

Орда беспрепятственно подошла к Луцку и взяла город вплотную осаду. Для Святослава этот рейд оказался полной неожиданностью, князь даже не успел подготовить город к обороне. Шансов на победу не было, поэтому Святослав был вынужден вступить в переговоры с Давыдом и по их итогам уехать к отцу в Чернигов. Превращая тактический успех в стратегический, Давыд повел войска на Владимир-Волынский и без боя вступил в город. Посадник Василь бежал, князь вернул свой удел, Боняк в очередной раз обогатился за счет русских.

* * *

Торжество Давыда было недолгим, в Киеве, Чернигове и Переяславле не забыли, что он сделал с Васильком Теребовльским. Захват Луцка и Владимира-Волынского был воспринят Мономахом, Святополком и Ольговичами как вызов, на который необходимо было ответить. Князья объявили о новом съезде, на который пригласили Давыда Игоревича. Это было предложение, от которого невозможно отказаться. Волынский князь мог дать бой братьям Ростиславичам, отбиться от Святополка, но противостоять коалиции Киева, Чернигова и Переяславля было выше его сил. Союзники просто раздавили бы Давыда.

10 августа 1100 г. Святополк, Владимир Мономах, Олег и Давыд Святославичи собрались на съезд в Уветичах. 30-го числа приехал Давыд Игоревич. Словно побитый пёс князь в одиночестве сидел на ковре и с тоской глядел на группу роскошно одетых всадников, в стороне решавших его судьбу. Старшие родственники совещались долго, затем подозвали ближних бояр, быстро переговорили с ними, после чего направили коней к шатрам. Княжьи мужи приблизились к Давыду и огласили суровый вердикт: «Не хотим дать тебе стола Владимирского, потому что вонзил ты нож в нас, чего не было в Русской земле. Мы тебя не изымем и никакого зла тебе не сделаем, но вот что ты получишь: иди и садись в Бужском Остроге, а Святополк дает тебе Дубен и Чарторыйск, а Владимир дает тебе 200 гривен, а Давыд с Олегом 200 гривен» (4, 254). Страхи Давыда Игоревича стали явью. Из-за своей жадности, глупости и подлости князь лишился Владимира-Волынского, который так боялся потерять. Давыд умрет в Дорогобуже 25 мая 1112 г. Что касается Святослава Давыдовича, то он не будет бороться за возвращение Луцка. Мирская суета утомит князя, он отойдет от дел и в 1106 г. примет постриг в Киево-Печерской лавре под именем Николай.