Текст книги "Великий Александр Македонский. Бремя власти"
Автор книги: Михаил Елисеев
Жанр: Политика и политология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 2
Сотер – значит Спаситель
Царское копье
В самом начале весны 334 г. до н. э. македонская армия была собрана у города Дион. Дион – главное национальное святилище страны, и именно отсюда цари всегда выступали в походы. Притаившийся у подножия Олимпа, город и в наши дни производит очень сильное впечатление, а некоторые достопримечательности сохранилось с тех легендарных времен. На равнине у города была построена армия, и царь, в окружении жрецов и прорицателей, приносил жертвы богам. Большинство источников сходятся в определении численного состава македонской армии: 30 000 пехоты, тяжелой, легкой и средней; а также 5000 кавалеристов, соответственно также тяжелых средних и легких. Около 12 000 бойцов было оставлено наместнику Антипатру, ибо Александр прекрасно понимал, что стоит ему уйти с Балкан, как в Элладе может разразиться смута. Да и персидское золото со счетов сбрасывать не следовало, он прекрасно знал, что агенты Царя царей будут подбивать антимакедонские силы на вооруженное выступление. А вот у самого македонского царя с золотом было скудно: «Средств на содержание войска у Александра было, как сообщает Аристобул, не более семидесяти талантов, по словам Дурида, продовольствия было только на тридцать дней, кроме того, по сведениям Онесикрита, царь задолжал двести талантов» (Плутарх). Поправить свои финансовые дела царь мог только за счет державы Ахеменидов, а в том, что так и произойдет, Александр не сомневался. И в контексте этого очень правдоподобно выглядит рассказ Плутарха о том, что царь Македонии перед походом раздарил друзьям все свои владения: «Когда наконец почти все царское достояние было распределено и роздано, Пердикка спросил его: «Что же, царь, оставляешь ты себе?» «Надежды!» – ответил Александр». И что самое главное, основания для таких надежд у него были, и в первую очередь армия, которая маршировала по равнине у Диона. Очень интересное наблюдение по этому поводу оставил Диодор Сицилийский: «Когда он набирал войско для столь опасной войны, он взял в него не сильных юношей, не людей цветущего возраста, а ветеранов, в большинстве своем уже отслуживших свой срок, сражавшихся еще под командой отца его и дядей, так что можно было подумать, что это не солдаты, а отборные учителя военного дела. Командные должности занимали исключительно люди не моложе шестидесяти лет, так что если бы ты посмотрел на начальников лагерей, то сказал бы, что перед тобой сенат какой-то древней республики. Поэтому в сражении никто не думал о бегстве, а всякий – о победе, каждый надеялся не на быстроту ног, а на силу рук». Но не надо думать, что эти ветераны в своем большинстве прослужили Александру до конца – в армии постоянно шел процесс омоложения за счет прибывающих подкреплений, а в разгар кампании царь стал выдвигать на командные должности за храбрость и воинское умение. И лишь теперь, после того как все жертвы были принесены и обряды выполнены, македонская армия двинулась на север – Великий поход на Восток начался.
* * *
Поход Александра к Геллеспонту был стремителен – пройдя мимо Амфиполя и переправившись через реку Стримон (совр. Струма, протекает на территории Греции и Болгарии), он двинулся вдоль фракийского побережья и уже на двадцатый день похода подходил к городу Сест, расположенному на берегу Геллеспонта, месту, откуда всего удобнее переправляться в Азию. Совсем рядом находился городок Элеунт, посвященный герою Протесилаю – согласно мифу именно он был первым греком, который вступил на землю Азии в Троянской войне: но он же и был первой жертвой этой войны со стороны ахейцев. Александр, очень чутко относившийся ко всем пророчествам и предсказаниям, тут же отправился на могилу героя и совершил богатое жертвоприношение: «А цель этого жертвоприношения была такая: да будет ему эта высадка счастливее, чем Протесилаю» (Арриан). В дальнейшем мы увидим неоднократно, как трепетно будет относиться царь ко всем местным легендам и преданиям – и не только потому, что был очень восприимчив к подобным вещам, но и потому, что умудрялся использовать их в целях своей пропаганды и наживать на них неплохой политический капитал. Вот и в этот раз он стремится провести параллели между Троянской войной и своим предприятием, а заодно напоминает и грекам, и своим солдатам, во имя чего ведется война: «Александр закалывает жертвы, испрашивая победу в войне, в которой он избран мстителем за Грецию, столько раз подвергавшуюся нападениям персов» (Юстин). Когда флот из 160 галер отплыл из Элеунта, Александр сам правил кораблем, а на середине Геллеспонта вновь затеял отправление религиозных культов. На жертвы он не скупился, справедливо полагая, что такое грандиозное предприятие без покровительства богов обречено на неудачу. Когда царский корабль приблизился к берегу, Александр, стоя на носу в полном вооружении, размахнулся и метнул копье, которое вонзилось в землю Азии. Этим броском он отныне всем давал понять – эта земля принадлежит ему по праву оружия, и торчавшее из прибрежного песка царское копье это право четко обозначило. Александр первым спрыгнул с корабля и первым ступил на азиатский берег: он пришел туда, куда мечтал прийти его отец, куда мечтал прийти сам и откуда начинается его путь к вершинам славы. Сразу же, по царскому приказу, были сооружены алтари Зевсу, Афине и Гераклу в благодарность за удачную высадку, и тут он был совершенно прав – а что бы произошло, если бы в Геллеспонте вдруг появился персидский флот? Скорее всего Великий поход так и закончился бы, толком не начавшись. Александр страшно рисковал, но рисковал осознанно, понимая, что другого такого шанса может и не быть. Невероятная вера в себя, в свою удачу и свою звезду не подвела его и на этот раз. Теперь перед ним лежали просторы Малой Азии и можно было продолжать поход. Но сначала Александру предстояло кое-что сделать.
* * *
Отправив свою армию под командованием Пармениона в Арисбу, один из городков Троады, сам Александр направился на руины Трои. Пока македонский царь шел в те места, где сражался и погиб его легендарный предок, по всему пути его радушно встречали эллины и местное население – ему подносили золотые венки и встречали как освободителя от персидского господства. В Трое царь занялся жертвоприношениями, в частности посвятил Афине полный комплект доспехов, а в храме Зевса принес жертву троянскому царю Приаму, которого убил его предок Неоптолем. Насколько большое значение придавал всему этому Александр, видно из того, что в храме Афины он взял себе древний щит, который считался священным, и использовал его в боях. Можно только представить, какими восторженными глазами смотрел молодой человек на места, о которых читал еще в детстве, все события «Илиады» оживали перед его взором. И, вне всякого сомнения, Македонец был вполне искренен, когда возложил венок на могилу своего легендарного предка – Ахиллеса. «Он, согласно обычаю, умастил тело и нагой состязался с друзьями в беге вокруг памятника; затем, возложив венок, он сказал, что считает Ахилла счастливцем, потому что при жизни он имел преданного друга, а после смерти – великого глашатая своей славы» (Плутарх). А вот лучший друг Александра быстро сообразил что к чему и тут же возложил венок на могилу Патрокла – и Александра уважил, и перед другими провел параллель: если царь Ахиллес, то Гефестион, соответственно, Патрокл, смотрите и делайте выводы. Но мне кажется, что в этот момент Александр был действительно счастлив: он не думал о том политическом значении, которое будет потом предаваться этому мероприятию, он просто наслаждался тем, что находится там, где жили, сражались и умирали великие герои, чьи имена он слышал едва ли не с рождения. Он всегда очень серьезно относился к тому, что написано в «Илиаде», это были впечатления его детства, а они, как известно, самые яркие. Александр был обязан здесь побывать, и он это сделал, и можно не сомневаться, что воспоминания об этом дне он сохранил на всю жизнь.
* * *
После паломничества по местам «Илиады» царь прибыл в Арисбу, где стояла лагерем его армия. До него уже дошли известия, что персидские сатрапы собрали значительное войско и готовятся дать отпор вторжению. Александр двинулся им навстречу, занял города Лампсак и Гермот, а там стало известно, что персидское войско, выйдя из города Зелея, подошло к реке Граник. «Сражение было неизбежно, ибо здесь находились как бы ворота Азии, и, чтобы начать вторжение, надо было биться за право входа» (Плутарх).
Но битвы очень хотели и персидские полководцы, а потому, когда было предложено альтернативное решение, приняли его в штыки. А предложение было действительно гениальным, и как пошли бы дальше события, прими его персы, сказать трудно. «Мемнон родосец дал совет не вступать в сражение с македонцами, потому что пехота македонская значительно сильнее, да и сам Александр находится при войске, а Дария тут нет. Надо отступать, вытаптывать подножный корм конницей, жечь урожай и не щадить даже своих городов: Александр не сможет остаться в стране, где нет провианта». Мало того, наемник советовал посадить часть войска на корабли и высадить в Греции – вот тогда у Александра действительно земля под ногами загорится! Но как же принять совет чужеземца, если он лучше твоего собственного предложения? К тому же сатрапов обуяла спесь, они были уверены, что без труда растопчут своей конницей македонскую армию. Больше всех возмущался и смущал умы сатрап Геллеспонтской Фригии, Арсит, которому очень не хотелось опустошать свою сатрапию и наносить убытки самому себе. Он желал все решить одним сражением и войну не затягивать, потому что боевые действия велись на его территории. И что окончательно все испортило, так это отсутствие единоначалия: «Военачальниками персов были Арсам, Реомифр, Петин и Нифат. С ними находился Спифридат, сатрап Ионии и Лидии, и Арсит, правитель Фригии у Геллеспонта» (Арриан). Мемнона больше никто не слушал, и доблестные персидские витязи повели свои войска к Гранику, чтобы железной стеной встать на пути врага. Берег, который заняли персы, был высок и обрывист, и оборону там можно было довольно просто организовать, а македонский был низким и довольно пологим, что создавало определенные трудности для атаки. Но то, что произошло дальше, не лезло ни в какие ворота.
Армия Царя царей огромной не была, но была очень качественной по составу – на 20 000 отборной персидской и каппадокийской конницы приходилось 20 000 греческих наемников. Эти самые наемники были элитой персидской армии и как тяжелая пехота могли на равных сражаться с македонской фалангой. Они не знали другого ремесла, кроме войны, и на боевые действия смотрели как на свою работу, которую надо делать хорошо. По всем канонам и законам военного искусства их надо было поставить на обрывистом берегу, чтобы его удержать, а на флангах поставить кавалерию. Но все было сделано с точностью до наоборот – вдоль обрыва встала персидская конница, а наемников вообще исключили из боя, поставив в тылу вытянутых в линию всадников, на значительном расстоянии от берега, который, правда, дальше повышался. Трудно сказать, кто был автором подобного плана, скорее всего это был плод коллективного творчества, но Мемнон в нем явно участия не принимал. Он решил со своими сыновьями сражаться в строю как простой воин и не принимать участия в творившемся безобразии. А персидские аристократы были уверены, что сами справятся с македонцами, они не привыкли прятаться за спины своих воинов и, облачившись в тяжелые пластинчатые доспехи, встали в первых рядах. Только все дело в том, что, расположив так по-дурацки войска, они проиграли сражение еще до его начала.
* * *
День стал клониться к вечеру, и красное солнце медленно поползло за линию горизонта, когда с высокого берега персы увидели приближавшуюся армию Македонии. Получив донесения от разведки, что персы выдвинулись на берег Граника, Александр перестроил войска из походного строя в боевой и осторожно продолжал движение. В центре двигалась в развернутом строю фаланга, на флангах шла кавалерия, а впереди – легковооруженные войска. Чем ближе подходили македонцы к реке, тем большее удивление вызывало у царя их построение, он не мог поверить своим глазам, что персы могли допустить подобную ошибку, расположив вдоль берега кавалерию и исключив из боя пехоту. Поэтому не случайно на предложение Пармениона встать лагерем и атаковать на рассвете Александр ответил отказом: «Я знаю это, Парменион, – ответил Александр, – но мне стыдно, что я без труда перешел Геллеспонт, а этот крохотный ручей (так уничижительно назвал он Граник) помешает нам переправиться сейчас же, как мы есть» (Арриан). Македонский царь как полководец обладал двумя прекрасными качествами: во-первых, он мог моментально правильно проанализировать обстановку и найти слабое место в боевых порядках врага, а во-вторых, сразу же принять единственно правильное решение исходя из сложившейся ситуации. На поле боя Македонец действовал творчески, не следуя шаблонам и устоявшимся канонам – в итоге это всегда приносило ему победу. Если персы при Гранике, отступив от общепринятых правил ведения боя в обороне, сделали глупость, то Александр, отринув все шаблоны и рискнув атаковать с ходу, проявил свой гений полководца. Опасаясь, как бы враг не спохватился и не исправил ситуацию, царь Македонии дал сигнал к атаке.
На правом фланге, где командовал сам Александр, стояли легковооруженные войска, тяжелая кавалерия гетайров, далее конные сариссофоры и пеонийская кавалерия. Между кавалерией и фалангой встала агема гипаспистов, а весь центр состоял из тяжелой пехоты. На левом крыле Пармениона стояла фессалийская и союзная кавалерия, а также наемные фракийцы. Играло на руку Александру и то, что его армия приблизилась к реке в боевом порядке, и на перестроения абсолютно не требовалось времени. Под грохот барабанов и рев боевых труб, ила гетайров, пеонийская кавалерия и гипотоксоты, которых поддержали гипасписты, двинулись вперед. Подняв тучи водяных брызг, македонцы стремительно пересекли Граник и достигли противоположного берега, где и были атакованы персами. С высокого берега азиаты били врагов стрелами, метали копья и дротики, а когда передние ряды противника стали выходить на прибрежную отмель, многие персидские витязи на конях спустились к воде и вступили в рукопашную. Вот тут-то и проявились все последствия неправильного построения армии сатрапов, ибо берега, будучи крутыми и обрывистыми, не позволяли их тяжелой коннице взять разгон и смести противника в реку, а сами наездники были вынуждены осторожно спускаться по скользким кручам вниз. Сражение больше стало напоминать пехотное – сражались в воде у берега, на речных откосах, да и твердой почвы под ногами не было. Никаких кавалерийских окружений и охватов – банальное лобовое столкновение, военачальники персов сами себя лишили возможности маневра конницей. И тем не менее первые ряды македонцев были изрублены, а отряды отборной персидской кавалерии начали теснить их к реке. Здесь сражался Мемнон с сыновьями, ему удалось сплотить ряды и создать какое-то подобие боевого строя. Но главные события развернулись не здесь, а левее, куда Александр повел наискосок по течению кавалерию гетайров и легкую пехоту. Его было очень легко узнать по блестящим доспехам и рогатому шлему, а потому все персидские полководцы с отрядами своих телохранителей тоже сместились левее и бросились ему навстречу.
Здесь и решилась судьба сражения. Гетайры длинными и тяжелыми копьями пронзали персидских наездников, но те не ослабили своего натиска, надеясь поразить македонского царя. Александр находился в гуще рукопашной – нападал, защищался, прикрываясь щитом, и одновременно умудрялся руководить атакой. А для вражеских полководцев его смерть стала заветной целью, каждый из них хотел прорваться к нему и сразить в поединке, разом решив исход сражения. Зять Дария, Мифридат, построив свою охрану клином, повел ее в атаку – но Александр его опередил – ударом копья в лицо он поверг на землю персидского богатыря, и тот был затоптан лошадьми. Сатрап Ресак бросился на царя и страшным ударом меча отсек гребень и разрубил шлем, но Македонец каким-то чудом остался жив. Ответным ударом он сбросил могучего перса на землю и копьем пригвоздил его к земле. Полководец Спифридат прорубился к македонскому царю и, напав сбоку, занес меч для решительного удара – но Черный Клит оказался проворнее, и рука перса, сжимавшая меч, упала на окровавленную землю. Тем временем гетайры, которых становилось все больше и больше, оттеснили персов, а подоспевшая легкая пехота тоже включилась в бой, подсекая ноги персидским лошадям и внося все большую сумятицу в их ряды. В итоге сказалось преимущество македонской кавалерии в вооружении и тактике – персидские наездники, вооруженные короткими копьями и дротиками, не могли противостоять длинным копьям гетайров. В это время перешла в наступление по всему фронту и остальная македонская армия: в центре фаланга преодолела реку и начала теснить врагов с фронта, а на левом фланге фессалийцы вступили в бой с вражескими всадниками. Деморализованные потерей своих полководцев, персы на левом фланге начали медленно отходить, а когда и центр поддался под натиском фаланги, началось повальное бегство. Греческие наемники, находившиеся в отдалении от места сражения, оставались только зрителями происходящего. Вот на них-то и обрушился следующий удар македонской армии – оставшись без командиров, без поддержки кавалерии, греки были обречены. Ощетинившаяся пиками фаланга ударила в лоб, а конница, зайдя с тыла и флангов, врубилась в ряды наемников. Бой сразу превратился в резню, уцелеть в которой у побежденных шансов не было. Солнце еще не успело уйти за горизонт, а все уже было кончено.
Погибло около 1000 персидских всадников, а основные потери армии пришлись на греческих наемников – уцелело 2000 человек, которых взяли в плен. Зато потери командного состава впечатляют: «Из персов-военачальников пали: Нифат, Петин, Спифридат, лидийский сатрап; наместник каппадокийцев Мифробузан; Мифридат, зять Дария; Арбупал, сын Дария, внук Артаксеркса; Фарнак, брат Дариевой жены, и Омар, предводитель чужеземцев. Арсит с поля боя бежал во Фригию и там, как говорят, покончил с собой, потому что персы считали его виновником своего тогдашнего поражения» (Арриан). У македонцев погибло 25 гетайров, их медные статуи, изготовленные Лисиппом по приказу царя, были установлены в Дельфах. А что касается остальных погибших, то Арриан определяет их в 30 пехотинцев и 60 всадников – довольно маловато для такого крупного сражения. Но о том, как македонцы считали боевые потери, будет рассказано ниже, отмечу лишь, что тенденция к их занижению будет прослеживаться постоянно. Что же касается самого Александра, то сражение было спланировано и проведено блестяще, лишний раз подтвердив его выдающиеся качества полководца. «И персидских военачальников он похоронил; похоронил и эллинов-наемников, которые пали, сражаясь заодно с его врагами. Тех же, кого взял в плен, он заковал в кандалы и отправил в Македонию на работу, ибо они, эллины, пошли наперекор общему решению эллинов и сражались за варваров против Эллады» (Арриан). А победа уже начала приносить свои плоды – гарнизон Даксилия в страхе покинул город, и Александр отправил туда Пармениона – чтобы тот принял его под высокую царскую руку. После битвы на Гранике путь в Малую Азию для македонской армии был открыт.
Освобождение Ионии
Сатрапом Геллеспонтской Фригии Александр назначил командира фессалийской конницы Калата, это была первая вражеская провинция, завоеванная им в Великом походе на Восток. При решении проблемы управления завоеванной территорией он не мудрствовал лукаво – назначил верного человека и все. Но со временем мы увидим, что он будет действовать гораздо тоньше и привлекать к управлению местную элиту. А пока перед Александром беззащитным лежало все Эгейское побережье Малой Азии – нужно было поторопиться и занять его.
Македонская армия двинулась на Сарды – столицу персидской сатрапии Лидии и бывшую столицу одноименного царства. Руины этого древнего города находятся в 75 км на восток от Измира, добраться туда не так уж и сложно. Там есть на что посмотреть, но самое главное, в этом древнем городе сохранились руины храма Артемиды, построенного царем Крезом и разрушенного греками во время Ионийского восстания. Вот этот-то храм, построенный в ионическом стиле, и велел восстановить царь Александр, когда прибыл в Сарды. Вообще, на Эгейском побережье Малой Азии довольно много мест, связанных с деяниями Великого Македонца, – тот же храм Афины в Приене построен на его деньги. А деньги, судя по всему, были немалые, потому что строил его не кто иной, как архитектор Пифей, тот самый, который построил Мавзолей в Галикарнассе, одно из семи чудес света. И будучи в Эфесе, царь вновь предлагает помощь в восстановлении местного храма. На этот раз это храм Артемиды, тот самый, который сжег Герострат за 22 года до прибытия македонского завоевателя. Именно с этим храмом была связана очередная легенда, касающаяся самого Александра: в 356 г. до н. э., в ночь, когда в Пелле родился будущий завоеватель, тщеславный гражданин Эфеса по имени Герострат поджег огромный храм, желая таким образом прославиться. Как впоследствии заметил один из эллинов, безумцу поджог удался только потому, что богини в храме не было – она присутствовала при рождении Александра. Вне всякого сомнения, царь все эти слухи и легенды знал, а потому вполне естественно, что он решил посодействовать восстановлению святилища. Но тут полководца заело тщеславие, и он выдвинул условие о том, что в храме должна быть надпись, восхваляющая его заслуги. Жители Эфеса к этому моменту уже надышались воздухом демократии, а потому сочли такое желание неприемлемым. Но страх перед победоносным царем был велик, и потому была придумана блестящая отговорка: «Негоже одному богу строить храм, посвященный другому богу» (Страбон) – и Македонцу пришлось с этим согласиться.
Но вернемся к походу на Сарды. Царь Александр помнил и то, что именно лидийцы во главе с легендарным царем Крезом оказали наиболее упорное сопротивление персидским завоевателям, за что в свое время и были лишены права носить оружие. Несмотря на то, что Лидия была завоевана персами в 547 г. до н. э., воспоминания о былом величии были живы, и за персов никто сражаться не собирался, а македонский царь воспринимался некоторыми кругами как освободитель от персидской власти. Все это прекрасно понимал и командир персидского гарнизона Мифрен, а потому, справедливо рассудив, что своя жизнь дороже, решил сдать Сарды. Вместе с лучшими людьми он встретил Александра на дальних подступах к городу и сообщил, что передает ему Акрополь и всю царскую казну; отцы города так же объявили о своей покорности. Сам он двинулся на Сарды. В итоге македонская армия заняла этот важнейший город без боя, а царь, вступив в город и осмотрев его мощнейшие укрепления, мог только порадоваться такому бескровному успеху. Соответственной была и его благодарность: «Мифрена он увел с собой, оказывая ему почет; жителям Сард и остальным лидийцам разрешил жить по старинным лидийским законам и даровал им свободу» (Арриан). Александра многие встречали как спасителя от персидского господства, и он этому образу решил соответствовать – от этого и такой широкий жест. Вне всякого сомнения, царь прекрасно понимал, что все древние законы однозначно восстановлены не будут – мир изменился, многие из них стали архаикой и не подойдут к современным реалиям. Но желание заработать политический капитал, а также подготовить почву для вторжения в Ионию были очень велики, и Македонец на это пошел. Находясь на вражеской территории, он действует не только силой оружия, он старается вести политику привлечения на свою сторону местного населения. Благо он в свое время посмотрел на то, как дипломатия облегчает достижение целей на войне, да и учитель был самый лучший – Филипп II, его отец. Далеко не каждый политический деятель может пойти на такое, например, представить Цезаря, дарующего право галлам жить по их старинным законам, просто невозможно – вот вам римские ценности, обогащайтесь ими, а кто не хочет, того заставим! А у Александра подход изначально другой, сейчас он только присматривается, смотрит, что из этого выйдет, но чем дальше он будет уходить на Восток, тем большие обороты будет набирать проводимая им подобная политика. А пока во главе Лидии он поставил македонцев – не одного, как в Геллеспонтской Фригии, а сразу трех: один командовал гарнизоном в Сардах, другой ведал финансовыми делами, а третий осуществлял власть на территории всей сатрапии. Судя по всему, царь решил, что так будет надежнее – много власти в одних руках, ему, воспитанному при македонском дворе, представлялось опасным. Теперь Македонцу предстояло вести армию в земли Ионической Греции, и вот туда-то он точно собирался явиться в образе Спасителя.
* * *
Но сама политическая ситуация в Ионии была достаточно сложной – олигархические режимы крепко держались Царя царей, да и в торговых кругах многие не хотели рвать устоявшиеся связи. То, что для своих деловых операций купцы на всю катушку использовали инфраструктуру империи, тоже сомнений не вызывает. А потому у Александра, пришедшего в Азию под лозунгом «Войны возмездия», выход был один – опереться на демократические силы. Что он и сделал и, как показало будущее, в своих расчетах не ошибся. Потому что именно для ионийских греков «Война возмездия» могла оказаться настоящим возмездием персам. Ведь если вспомнить историю, то мы увидим, что Греко-Персидские войны начались именно с Ионийского восстания (499–493 гг. до н. э.), когда ионийцы, попросив помощи у своих балканских сородичей, накликали на тех персидские полчища. Само восстание персы зверски подавили, города вновь присоединили к империи, а величайший город Ионии Милет разрушили до основания, прежнего величия он так никогда и не достиг. А эллины – народ, как известно, гордый, да и подобное унижение вряд ли забудется быстро. Так что претензии у многих ионических греков к Персии были вполне реальные, и они стремились воспользоваться выпавшим им шансом. И здесь интересы царя Македонии и демократических кругов вполне совпадали, и когда царская армия вступила на земли Ионической Греции, там все пришло в волнение. И еще необходимо помнить о том, что в состав армии Александра входили многочисленные греческие контингенты – тоже можно сказать, что шли освобождать угнетенных братьев.
Узнав о разгроме на Гранике и о том, что армия завоевателей в Сардах, персидский гарнизон Эфеса морем удрал в Милет. Вскоре в город явился македонский царь: «Александр прибыл в Эфес четыре дня спустя, вернул изгнанников, которых удалили из города за расположение к нему, уничтожил олигархию и восстановил демократию; взносы, которые эфесяне делали варварам, велел уплачивать Артемиде» (Арриан). Царь верен себе, он пришел освободителем, пусть на данный момент все так и считают. А в городе сразу же полыхнуло народное недовольство против персидских приспешников – граждане устроили на них охоту и убивали на месте; только вмешательство Александра остановило дальнейшие погромы. «Он понимал, что народ, если ему позволить, убьет вместе с виновными и невинных – одних по злобе, других грабежа ради. И если Александр заслуживает доброй славы, то, между прочим, конечно, и за свое тогдашнее поведение в Эфесе» (Арриан). Потому что очень часто бывало и так, что, выпустив на волю джинна в лице народных волнений, его не всегда удавалось загнать назад. Но здесь обошлось.
А дальше стало совсем интересно – к царю пришли посольства из Магнесии на Меандре (не путать с Магнесией на Сипле, где Антиох III сражался с римлянами) и города Траллы и объявили, что сдают ему свои города. Александр ответил в духе момента: «Он приказал всюду уничтожать олигархию, восстанавливать демократическое правление, разрешать всем жить по их законам и снять подати, которые платились варварам» (Арриан). Одним словом, процесс пошел, и демократические круги рьяно взялись за дело, всячески поощряемые царем Македонии. К Траллам и Магнесии выступил с войском Парменион, чтобы помочь народу обрести демократические ценности, другой македонский отряд под командованием Алкимаха понес демократию на север, в область эолийцев, туда, где в будущем возникнет Пергамское царство. Сам Александр в Эфесе принес жертвы местным богам (это станет у него нормой), провел военный парад и выступил на Милет – именно там, в бывшем центре антиперсидского восстания, теперь группировались отряды армии Ахеменидов.
* * *
Милет – крупнейший город Ионической Греции, разрушенный до основания персами в 494 г. до н. э. был позже восстановлен, но былого величия так уже и не достиг. Сейчас в Милете от прошлого великолепия не осталось и следа – лишь руины города времен Римской империи. Конечно, огромный театр на 20 000 человек, построенный римлянами, оставит неизгладимое впечатление, а если залезть на самый верх, то оттуда откроется роскошный вид на долину Меандра. Правда, там, где раньше плескалось море, будут зеленеть поля, а большой холм на равнине к западу от театра окажется не чем иным, как островом Лада, где произошло несколько значительных морских сражений древности.
Когда македонская армия подошла к Милету, который окружали два ряда стен, выяснилось, что первый пояс обороны гарнизон оставил без боя. То ли командующий Гегесистрат посчитал, что у него недостаточно людей, чтобы удержать такой периметр укреплений, то ли не рассчитывал всерьез защищать город – неизвестно. Но Арриан свидетельствует, что сначала он обещал сдать город Александру и, лишь узнав о подходе персидского флота, передумал. Но флот Царя царей на помощь Милету не пришел, так как его опередил флот Александра – он занял позицию у острова Лада, а на сам остров царь высадил 4000 наемников. Персидские флотоводцы в бой вступать не стали, а ушли на север и встали у мыса Микале. Видя, что помощь не придет, в македонский лагерь явилась делегация из города, которая сделала царю довольно мудреное предложение: Милет откроет ворота и гавань одинаково как македонцам, так и персам, а за это пусть Александр снимет осаду. Поначалу царь, наверное, просто не понял, чего от него хотят, а когда дошло, то разозлился не на шутку, а затем объявил, чтобы завтра и жители и гарнизон готовились к бою, штурм начнется на рассвете, если ворота не будут открыты. Он быстро сообразил, что попытка жителей города сохранить нейтралитет может выйти ему боком – стоит только отвести войска от города, как никто не гарантирует, что он не будет занят персами. И едва ушла делегация, как к стенам Милета подвели осадные машины и стали ломать и рушить крепостные укрепления. А вот здесь произошла удивительная вещь – жители Милета, те, кого царь по идее должен был освобождать, взялись за оружие и выступили на стороне существующего режима. Значит, не так уж и плох был для них этот режим, а вот демократические ценности, которые на остриях своих пик несли македонские солдаты, их нисколько не прельщали. Во время сражения за Милет царь вступил в противоречие с лозунгом освобождения, но у него просто не было другого выхода, а что-то придумывать новое не было времени.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?