Текст книги "Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979"

Вернулись я и Рут (из Ванва) в центр, обедали в ресторане и потом были в Музее современного искусства, смотрели выставку гиперреализма и концепт-арта и пр. Все очень интересно, но Жак Катмор не хуже, а то и лучше, и есть у него больше фантазии, и поэзии, и направлений.

В этот день больше ничего не было, Рут чувствовала себя болезненно от аллергии, смотрели детектив по телевизору.

Сегодня, 10 марта – Рут устроила у себя днем вечеринку, позвала приятельниц и приятелей, приготовила салаты. Мы пили, ели, беседовали. Познакомился с милой франц. еврейкой Аней Фрайберг (она летом будет в Израиле), с испанцем Антонио Гальвезом (писатель, кино). Когда все разошлись, мы смотрели кино по телевизору. Был сегодня отец Рут, он сейчас в Париже, очень симпатичный старик, хорошо говорит не только на иврите, но и на русском языке. Он банкир в Швейцарии.

14 марта. Париж. По порядку.

11 марта был еще раз в Лувре, думал, что еще тыщу лет смотреть не пересмотреть, а оказалось, что этот самый Лувр не очень-то большой уж такой, и я его прикончил, принимая во внимание, что Египет, Греция, Рим меня почти не интересуют сейчас, развешаны картины в Лувре по-идиотски (очень много в Париже идиотского) – мало места, и картины повешены многие так высоко, что ничего нельзя увидеть, кроме кинематографической темы, а туристу этого и достаточно, а французы со своим Лувром работают не на культуру, а на обывателя-туриста.

После Лувра я прогулялся по Парижу.

Были я и Рут у Вани и Валентины Маркаде. Он – Ваня (Жан-Клод) – француз, прекрасно знает русский, ему ок. 35. Она, Валентина, как и он, пишет о русском искусстве, она его жена, ей ок. 65 лет, она русская. Вот и пойми, что к чему. Ваня Маркаде – очень симпатичный, милый парень, мы беседовали о разном. Они бывали в Москве, Максим Архангельский и Мария Вяч. Горчилина их друзья. У них в коллекции всякое московское говно, но есть хорошие вещи (Синякова, Кудряшов). Мы договорились быть в контакте и подарили друг другу каталоги. И пр.

О 12, 13, 14 не пишу, нет места.

Ирка, Яшка, Златка? люблю без памяти, очень, очень, очень. Невероятно соскучился – 2 месяца без детей и без тебя – ведь это впервые в жизни. Но я еще жив и здоров, только предстоит много работы. Ваш Мишка. Мне не пиши, я скоро вернусь.

15 марта. Париж. Уважаемый редактор Ирина Израилевна Врубель-Голубкина-Гробман, продолжаю сообщения из‐за границы.

12 марта я приехал к Мишелю Шемякину, но была только его еврейская жена Ривка, Рива, Ревекка с огромным крестом на шее + сын его галериста Жан-Жан Гобер, и мы сидели в кафе, пили пиво, ели. Не помню, что было еще в тот день, Ривка рассказывала мне о том, как им жилось, как было трудно, рассказывала о разной публике из России, о Верни и пр. Вечером мы (я и Рут) были у Иехуды Наймана, израильтянина, переехавшего в Париж. У него жена француженка и 2 детей. Они милые люди, живут скромно. Он делает фотокартины, Рестани зовет их мес-арт. По сути дела, он фотограф-график, но это не имеет значения. Он художник хороший, хотя и маленький. Мы смотрели его вещи, ужинали, беседовали.

13 марта я с утра бродил в центре по галереям и видел всякое говно, в том числе и фотографии концептуалистки-мазохистки Джин Пайн, эта лесбиянка режет себя бритвами, фотографирует и таким образом творчески самовыражается, по-моему, ей место у психиатра, а не в галерее. Попал я в крошечную галерейку на выставку Александра Злотника – графический сюрреализм. Зашел я в галерею «Гобер», на выставку Шемякина, и вдруг повстречал целую кодлу.

Телевидение снимает передачу о молодых эмигрантах, художниках из России. После этой передачи французы четко осознают, что приплыло к ним из России. Шемякин расцеловал меня; подошел Лёня Усов; подошла молодая особа.

– Вы меня знаете? Я Ирина Ермакова, приятельница Яковлева (пианистка).

Подошел молодой человек с бронзовой русской иконкой на груди – Саша Злотник.

Подошел скромный молодой человек.

– Я Саша Нежданов из Ленинграда.

Подошел некто.

– Я Вилли Бруй.

Ермакова-Прешак сообщила, что Алик Рабинович и Бахчанян5757
  Вагрич Бахчанян (1938–2009) – художник, поэт; с 1974 г. жил в Нью-Йорке.


[Закрыть] уже в Вене. Алик хочет жить в Париже, и его всячески устраивают. Бахчанян в полной растерянности. Живет в отеле за счет Толстовского фонда, не знает, что делать, не имеет никого, не знает, куда ехать. Чтобы приехать в Париж, нужны всякие формальности, французы просто так не впускают. Что я могу для него сделать? Кажется, ничего, я сам в Париже первый раз, никаких высокопоставленных лиц не знаю. Черт знает что.

Кто-то сказал мне, что Стесин сейчас в Париже. Занесло его, беднягу, к нам в святые места, а место ему в парижской вони и чтобы Злотник и Бруй друзьями ему были.

Сидели мы в кафе – я, Шемякин, Усов и Бруй.

Миша Шемякин – хороший и симпатичный парень, и он выделяется среди всей этой оравы бездарностей. Он любит меня, и, хотя нам помешали поговорить по душам, все же мы побыли вместе.

Далее я был у Дины Верни в галерее. Толстый провинциальный колобок. Я просто поражаюсь, как она могла быть героем Сопротивления. Что-то в ней, наверное, есть внутри бесшабашное и доброе, но вообще особа очень примитивная. При мне позвонил ей Куперман из Лондона, между ними любовь и вечная нежная дружба. Боже мой, это же какое-то царство теней и кретинов. Но с Купером я восстановил отношения, а Дина меня тоже начинает любить. Получил я от нее 3 каталога. В конце концов, и я способен на нежные отношения с чуждыми породами. Впрочем, долго без общего понимания не протянешь.

Вечером была у меня встреча с Пьером Рестани. Он приехал к нам, мы пили пиво, вино и беседовали. Я сказал ему, что часть нового искусства, которое мы наблюдаем, это просто-напросто фашизм. Я говорил ему о морали, о функции искусства в области и этики и пр. Он рассказывал о франц. аванг. искусстве и свои мысли и пр. Он нашел мои идеи очень интересными и попросил меня написать статью для «Домуса», где я бы дал свое объяснение современному искусству. На прощание он расцеловал меня, и мы расстались в самых лучших чувствах. Он очень неглупый человек, и мы понимаем друг друга с полуслова.

Вчера было 14 марта. Я смотрел выставку гиперреализма (американский и европейский) – это последний крик моды в искусстве. В основном и целом гнусное сырое искусство, но попадаются чистые вещи.

Я был у друзей Петра Шпильмана, у скульптора Яши Давида и Сюзанны, и Либор Давид с женой. Милые чехи-моравы. Либер – неплохой скульптор. Мы пили кофе и беседовали об искусстве, чехословацкой эмиграции, России, Израиле и пр.

Я совершил прогулку по Парижу: Люксембургский парк – уборная (40 сантимов) – Сан-Мишель – Сен-Пармен – пирожок с сосиской (2,50 франка) – Рус-де-Сен и пр.

В галерее Лилиан Винси я встретился с худ. Бертраном Лавье и Рут Шепс. Мы смотрели работы Лавье (концептуалист), беседовали, потом сидели (четверо) в кафе, пили грог.

Я и Рут были на выставке концептуалиста Титуса Кармиля – интересно – но что дальше?

Случайно мы попали к Саше Нежданову в Сите дез Арт – это такие пансионы для художников со стипендиями. Он ютился в крошечной комнатке, заваленной скульптурами и картинами, и сейчас (4 дня назад) приехала с дочкой его жена из Ленинграда. Он работает библиотекарем. Он показал кучу работ и 2 из них подарил мне. Я постарался выбрать получше, отказаться было неудобно. Но производит он очень интересное впечатление и говорит интересно. Он друг Алика Юликова. От Нежданова мы пешком пришли домой и прекрасно поужинали с пивом. Так кончился день.

17 марта. Женева. Швейцария. Мои дорогие Ирка и дети, я уже два дня в Женеве, в Швейцарии, в легендарной арене тысяч романов тысяч Ремарков. Но сперва я прикончу Францию.

15 марта в Париже я бродил в Национальном музее нового искусства – прекрасный мир, грандиозная коллекция шедевров, имена, конечно, почти все хорошо знакомые и нет смысла углубляться в частности.

Потом я был в магазине изд-ва «ИМКа», встретился там с Н. Струве (редактор журнала «Возрождение»). Небольшим, недоверчивым человеком (я привез ему христианские стихи Льва Рыжова). В этом магазине неожиданно попался мне некто Бетаки (1 год как из Ленинграда) и начал при всех ругать Израиль как социалистическое и нацистское государство. Сама понимаешь, какая моя была реакция. Я, дурак, дать должен был бы ему по морде, да как-то вовремя не среагировал, но клеймил его. А он ссылается на своих друзей, которые сбежали из Израиля. Ты не представляешь, как эта сволочь обливает грязью Израиль. От Бетаки я услышал, что и Свирский Израилем недоволен и бежать собирается.

Вечером я и Рут в гостях у Пьера Бернарда. Были еще его жена, дочь, сын. Мы ужинали, пили вино, беседовали и очень мило провели вечер. Пьер работает сейчас летчиком на дальних линиях. Он весьма неглупый человек, и мы расстались в наилучших отношениях. Он отвез нас домой на своем шикарном «Ситроене».

15 марта Рут меня разбудила рано-рано, и я с похмелья и не выспавшись взял свои манатки (собранные Рут), и мы поехали в Швейцарию. Такси – аэродром Орли – облака – полет – земля сверху – Швейцария – аэродром – такси. Квартира доктора Шепса. Мы в Женеве. Доктор Шепс и г. Шепс чрезвычайно милые люди. С г. Шепс и Рут мы пошли в разные магазины. В Женеве все очень дорого. Рут искала халат и не могла найти, пока я не откопал ей очень экзотический и дешевый халат (70 шв. франков ≈100 наших лир). Но я запомнил патент, когда вернусь – покажу, как сделать самой за 1 час великолепный халат из любой ткани. А себе сделаю тоже нечто подобное. Мы вернулись домой. Был субботний обед. Была Доррит, старшая сестра Марка, с мужем Игалом Офри (работает по банковской части). Мы все беседовали. И потом долго беседовали с Игалом о политике и пр., потом он играл на пианино. Потом то да се, опять беседы, потом ужин, потом споры с Игалом, рассказы др. Шепса и пр.

Сегодня, 17 марта, я взял Рут, и мы пошли искать Мадлен Рихтер. Нашли ее на чердаке (две маленькие комнатки, завешанные картинами), она только что встала, меня она узнала не сразу, и вот уже узнала, и вот уже стали делиться новостями и пр. и пр.

Потом снова обед у Шепсов. После обеда с Доррит и Рут мы гуляли по старому городу и были на выставке соврем. швейц. авангардистов, я внимательно смотрел и писал заметки. Все это очень полезно видеть, иначе трудно на расстоянии увидеть слабые места. Потом были в музее Палас Пале, видели импрессионистов и экспрессионистов. Потом были у Доррит и Игала. Потом ужинали. Потом я проводил Рут на аэродром, и она улетела в Париж. Потом я вернулся и беседовал с мамой Марка, потом и с др. Шепсом, потом складывал свои вещи, потом суп с котом. Целую, твой Мишка.

18 марта. Женева. Ирка, я так скоро буду дома, что уже почти не стоит писать письма. Но все же пишу.

Вчера я говорил по телефону с Владимиром Набоковым. Сперва подошла его жена, потом он сам. Он был чрезвычайно мил, и голос его был очень-очень доброжелателен. Он сказал, что ему сейчас очень трудно встретиться, т. к. он кончает роман и должен его срочно закончить, так как предстоит поездка в США. Мы поговорили о нескольких вещах, в частности он сказал, что хотел бы поговорить со мной о поэзии. Мы договорились, что если я буду осенью еще раз в Европе, то тогда мы обязательно встретимся. Роман он пишет на английском, но можно было понять, что он его напишет и на русском тоже.

Я встал сегодня очень поздно, мы одни дома с г. Шепс. Я говорил по телефону с поэтом Вадимом Леонидовичем Андреевым (сыном Леонида Андреева). Когда-то я слышал от Алешки Смирнова, что он прекрасный поэт. В. Л. сказал, что он в дружбе с отцом Алешки, но знает, конечно, и Алешку. Я сказал ему, кто я, он был очень любезен и с охотой пожелал увидеться со мной. В 4 часа мы встретимся в кафе около университета.

Я должен получить визу в итальянском консульстве – это целая морока, увы! В Италию нужна виза.

19 марта. Женева. Вчера с Доррит (сестрой Марка) мы были в центре, я сделал фото для итальянской визы.

Затем в 4 ч. в кафе «Ландольд» я встретился с писателем Вадимом Андреевым. Мы посидели в кафе и прошлись до итальянского консульства, где он читал мои стихи, а я тем временем заполнил и отдал анкету и паспорт, и мы еще погуляли и снова были в кафе. Он человек, видать, милый, но поэт плохой, и вообще он не нашего уровня. Только тогда я сообразил свою ошибку: Алешка мне хвалил не его, а его брата Даниила Андреева, просидевшего ок. 10 лет в лагерях, умершего в Москве в 1950‐х.

Затем, вчера же, вечером я был у Мариса Пианзоллы, хранителя в Женевском музее истории искусства. Я получил у него 22 смирновские работы, о которых Алешка просил. У него я познакомился с его молодым коллегой, итальянцем Мауро Натале, и его подругой Шушанной Клауде, молоденькой еврейкой, родившейся в Египте и живущей в Женеве. Она была в Израиле в кибуце несколько месяцев и говорит на иврите, но хуже меня.

Я вернулся к Шепсам, мы ужинали втроем и беседовали весь вечер. Отец Марка очень симпатичный, и Ялон – его точная копия. Мы рассказывали анекдоты, говорили об экономике Израиля и вообще о будущем Израиля.

Женева очень, очень симпатичный, теплый и красивый город. Он невелик, и в нем легко существовать пешком. Нынче 19 марта. Позавтракав, я отправился в русский книжный магазин к коммунисту-жулику, директору Удео, выручать смирновские работы, но его нет в Женеве. Я осмотрел магазин, нашел книжку стихов и воспоминаний матери Марии и купил ее, не столько из‐за книги, сколько в память этой женщины, которая, как я помню, не только боролась с нацистами, но и что-то евреям сделала хорошее, а что конкретно – не помню.

Потом я гулял по Женеве: тепло, мило, уютно, красиво. Был в галерее «Бенадор», смотрел выставку, уходя, сказал: «Шалом». Хозяйка остановила меня: «Вы из Израиля?» – «Да». Разговорились. Она мужа позвала. Они евреи. Были в Израиле, знают Марка Шепса, и Шепсов, и пр. и пр.

Далее я гулял, гулял и неожиданно попал близко к дому. Мы обедали с г. Шепс. А др. Шепс уехал после обеда в Берн? Я сфотографировал его.

С Мауро Натале я был в Музее истории искусства, потом с ним и его подругой были в кафе. Около 2 часов беседовали с Мауро на английском языке.

Пешком под милым швейцарским дождиком я пошел (по приглашению) к Вадиму Леонид. Андрееву. Кроме него с женой, были у них его дочка Ольга из Америки (журналистка и художница) и Никита Кривошеин с женой. Кривошеин, видать, из тех кругов, где мне все косточки перемыли, да и сам не из великих умников. Словом, опять разговор о Солженицыне и прочая бодяга, но в целом все корректно. От Н. К. я узнал, что Волконский живет в Женеве, но в данный момент где-то в Италии. Н. К. с женой уехали, и, как мне послышалось, к Вишнякам – это что? Родственники Красного в Женеве? А мы ужинали с водочкой и беседовали. Потом я читал свои стихи, а Вадим Леонид. – свои. Домой я вернулся пешком, и вот тебе и все события.

Господи! Скорей бы уж вернуться домой, к своей драгоценной жене и любимым детям. Как это я без них 2 с лишком месяца – и сам не понимаю. Омейн!

21 марта. Милан. Вчера было 20 марта. Проснулся поздно и встал ок. 12 дня, пообедали с г. Шепс. Пошел я гулять по Женеве. Зашел к итальянцам, взял свой паспорт с визой. Зашел в музей – смотрел старинное оружие. Улицы, галереи, магазины. Зашел в русскую церковь, полную плохих икон. Зашел я к художнику Жеральду Дюциметье, адрес его взял из каталога, а работу видел в Рейксмузеуме (куча земли, насыпанная у зеркала). Он и его жена очень милые люди. Они показывали мне работы Жеральда. Он очень хороший и серьезный художник. На каком же языке мы беседовали? На английском! Оказалось, что года 2,5 назад Жеральд совершил одну идею с бумагой, брошенной на разных улицах разных стран, в том числе и в Москве. И делал это в Москве не кто иной, как Брусиловский, хотя они и незнакомы. Я читал письмо Брусиловского Жеральду. Мир воистину тесен. Потом, втиснувшись (кроме нас, еще женщина и парень) в спортивную машину Жеральда, поехали на выставку Жеральда Минкова (еврея швейцарского). Видеотейп, телевизоры, фотографии. Мы беседовали с Минковым – симпатичный парень. Смотрел я все внимательно. Затем мы поехали к приятелю Жеральда Дюциметье, ели суп, пили вино, вырезали на столе фигуры (специально стол для этого). Я вырезал рисунок, который я воспроизвести не могу, а потом просверлил стол насквозь как символ соединения с людьми, живущими в Новой Зеландии (антиподы Швейцарии). И т. д. Отвез меня Жеральд домой. Жена Жеральда предложила мне жить у них, если я буду еще в Женеве, и я, конечно, пригласил их к нам. Лег я спать очень поздно и пьяный.

Сегодня, 21 марта. Я встал рано, рано. Г. Шепс позаботилась обо мне, дала 2 будильника и заказала телефонную будилку на утро. Я встал с похмельем, невыспавшийся, взял чемоданы и прибыл в аэропорт. Чемоданы тяжелые, полны книг. Сел в самолет. Гады-швейцарцы не проверяли пассажиров, а вдруг у меня бомба в моем самолете. Летели, летели над прекрасными швейцарскими горами и прилетели в Милан, огромный город. Звоню я, звоню Арсену – нет никого. Приехал в город. Арсена нет дома. Я позвонил Джиакомо Франко, он пригласил меня, я приехал к нему, он меня очень хорошо принял, говорим на английском, которого я не знаю, и на иврите (которого он не знает). Но секретарь его – израильтянка – и все в порядке. Мы беседовали, потом обедали в ресторане, потом я был в Эл-Але, потом я гулял по Милану. В центре – великолепно. Грандиозный готический собор и прочие здания. Магазины, роскошные продажи, люди, которые спорят о политике прямо на улицах и собираются толпами, машут руками, кричат, доказывают. Невероятный детский наивный темперамент – прелесть. И ведь солидные люди, и даже дамы в шляпках. Я наконец поймал Арсена по телефону. Он сказал, что сейчас живет у него художник из Германии и что вообще у него только одна комната и очень тесно. Мне это не понравилось, но посмотрим, что будет дальше. Я остался у Джиакомо Франко, благо, что он пригласил меня. Он сейчас много работает, так как на Пейсах тоже приедет в Израиль. Моя картина висит на стене в окружении «китча». Джиакомо очень милый человек. Называет себя и меня «мишугами». Спокойной ночи, моя дорогая жена, я устал и пойду спать.

23 марта. Милан. Вчера утром Арсен Погрибный приехал за мной на своем «Форде-таунас-стейшн-1300». Мы взяли мои вещи и приехали к Погрибному. У него квартира из 2 комнат, все завешано картинами художников-примитивистов (часть – коллекция Арсена, часть он взял для продажи). Мы пообедали, отдохнули (Арсен днем спит по 30 минут) и пошли в центр смотреть галереи. Гуляли по городу, смотрели выставки, я получил пачку каталогов и прочее. Вечером к Арсену приехал Пьетро Сормиани, итальянский журналист, который посетил меня в Москве, очень милый человек, но я его не помню. Втроем + нерегулярная подруга Арсена – Магда Рахлик – мы пошли в ресторанчик, ели и много, много (мы с Арсеном) пили. И беседовали о разном. Потом вернулись к Арсену. Мы с Арсеном были довольно-таки пьяны. Наконец разошлись. Я сел на полу дописать начатые стихи и незаметно заснул как был. Ночью проснулся, перелез в постель.

Милан хотя город индустриальный, но в центре есть очень красивые улицы.

Сегодня мы с Арсеном были в магазине, он покупал продукты, а я купил кое-что из игрушек для своих драгоценных детей.

Я думаю, что буду раньше дома, чем это письмо, но все же пишу его для порядка.

Завтра я буду дома; тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить. Целую всех. Отец семейства – Михаил Яковлевич Гробман.

24 марта. Милан. Ирка, сидим с Арсеном Погрибным в аэропорту и ожидаем моего самолета в Рим (из Рима домой). Вчера вечером мы с Арсеном гуляли в городе, смотрели церкви и выставки, ужинали в ресторане.

Арсен все для меня сделал, и, кроме того, мы договорились о сотрудничестве в дальнейшем.

Сейчас дам написать Арсену пару слов:

Ирка, дорогая,

Мишка тебя приносить бутылочку чудесного вина и ты «лехай» на здоровье наше и на будущую встречу. Целует тебя Арсен.

24 марта. 1. Милан. Иерусалим. Арсен Погрибный отвез меня в аэропорт и проводил меня, мы поцеловались и расстались с ним. Потом были нудные, долгие ожидания в миланском и римском аэропортах, проверки, долгие часы полета, и ок. 11 ч. ночи я был на нашей земле, в аэропорту Лод.

Ок. 12 ч. ночи я позвонил в дверь собственной квартиры, и сонная Ирка открыла мне дверь. Мои дети спали, но я разбудил Яшку. Он был заворожен чемоданом игрушек, которые я привез. Златочка проснулась на минутку и, сказав мне, чтоб я читал ей завтра книжку, уснула. Ирка после операции вен, с забинтованной ногой и t°.

25 марта. 2. Иерусалим. Нахожусь в лоне своего семейства.

Был в военкомате – сообщить, что прибыл, но безрезультатно.

Вечером всем семейством навестили Григоровичей.

26 марта. 3. Иерусалим. Был в военкомате, получил новую дату призыва – 14 июня сего года.

Были с Иркой на рынке, заглянули в Дом художника.

27 марта. 4. Иерусалим. Цирфин. Тель-Авив. Всем семейством выехали из дома на «Марине» в Асаф Арофе. Там Ева. Ар. Хирург снял Ирке швы с ноги и сказал, что надо оперировать другую ногу тоже.

Мы приехали к Саше Арарию, ждали его, встретили Амнона Барзеля, Михаэля Ромберга и др. У Саши полная бестолковщина и безденежье.

Мы поехали к Валкам (нет дома), к Яше Александровичу (нет дома), к Шепсам – дома Эстер и мальчики.

Вечером мы вернулись к Саше Арарию; у него вечеринка. Мы уложили детей спать. Я пил вино и курил гашиш. Жак Катмор, Мишель Опатовский (он сказал мне, что последние недели в его душе происходит что-то, что он чувствует себя евреем и с евреями и уже не ученик Жака Катмора). Шайка Офир (я познакомился с ним, известный актер, симпатичный человек). Шломит (она была сегодня симпатична, нежна со мной, и я нарисовал ей рисунок на ее длинной руке). Амнон Соломон с подругой, Идит Годик, Давид Гринберг и много, много всяких мальчиков и девочек. Я был довольно-таки пьян.

28 марта. 5. Тель-Авив. Иерусалим. Ирка спала, и я еще спал в похмелье, а Златка в сообществе с Яшкой гремели по всей квартире Арариев, не давая спать Ави и Михаэлю, Саше и Алле.

Мы поехали за музыкой, но Арарий нас только зря протаскал, и мы потеряли время. Были в конторе у Эли… и его жены.

Обедали все вместе с Яшей Александровичем и были у него в магазине.

Были на шуке Кармель – покупали овощи, фрукты, одежду.

Я был у архитектора Гринхауза.

Были у Саши Арария, но он не приехал.

Были у Габи и Рахели Валк (и у них еще 2-е «русских»). Люди они милые, симпатичные, но не нашего круга.

Темной ночью, усталые, мы возвращались домой. Яшка, Златка, Ирка заснули на заднем сиденье. Я благополучно доставил всех домой.

29 марта. 6. Иерусалим. Записываю привезенные книги.

Заходил Володя Григорович.

30 марта. Шб. Иерусалим. Записывал привезенные каталоги.

Ирка устроила Яшеньке День рождения, пришли дети из трех домов, получили угощение, принесли подарки, смотрели диапозитивы.

Вечером у нас: Портные, Григоровичи, Ежик с женой и приятелем. Вино, чай, кофе и пр.

31 марта. 1. Иерусалим. На рынке Махане Иехуда в куче барахла нашел я книжку Володи Михановского, книжка-то говно, но представляет ли Володя, куда его книжка забрела.

Приехала Ев. Ар.

Я простужен. Занимаюсь всякой ерундой.

1 апреля. 2. Иерусалим. Я отвез Ирку на маршрутку, и она уехала в Асаф Арофе на операцию вен второй ноги.

Я простужен + t°.

2 апреля. 3. Иерусалим. Я простужен, принимаю аспирин, Портной осмотрел меня. Дети живут своей жизнью.

Заезжал Марк Шепс.

3 апреля. 4. Иерусалим. Приехала Ев. Ар. Ирке вчера сделали операцию. Яшка на улице. Златка тоже.

Был художник Саша Аккерман. Была Света Купчик.

4 апреля. 5. Иерусалим. Был в гаражах, разбирал свои записки; занимался детьми; была Ев. Ар.

Приезжал Джиакомо Франко с Вивиан Перец (Ниссан в армии) и девочкой.

Заходил Валера Портной с Михаль.

Заезжал Марк Шепс.

5 апреля. 6. Иерусалим. С Яшенькой и Златкой мы поехали в Асаф Арофе в Цирфин и взяли Ирку домой. Вторая операция была тяжелей. Мы пригласили Иркиного хирурга Исраэля Мордехая в гости. С нами поехала Ев. Ар., но в связи с очередным скандалом уехала обратно.

Я разбираю бумаги после путешествия.

6 апреля. Шб. Иерусалим. Я, Ирка, дети и Света Купчик были на пасхальном седере у Кандов, этажом ниже. Не хватало духовности, было очень прозаично, т. е. похоже на Канда.

Пришли Мишель Опатовский с Идит Годик, которая была необыкновенно красива. Мы курили гашиш. Мишель отошел от Катмора и его компании. Саша Арарий стоит на грани полного банкротства, Мишель тоже считает его деятельность пустым надутым баллоном.

7 апреля. 1. Иерусалим. Утром у нас: Света Купчик (ночевала у нас), Портная с Михаль, проф. Исраэль Мордехай с женой и 2 сыновьями. Др. Мордехаю я подарил масло на фанерке и рисунок из старых в признательность за Иркину операцию.

Днем у нас: Света Купчик, Портная с Михалью и Джиакомо Франко со своей любовницей. С Иркой и Джиакомо с его подругой мы были в Старом городе, гуляли по шуку и улицам, покупали; были у Стены Плача (прочитали с Джиакомо, как смогли, молитву).

Вечером: ужин, Ирка со Светой и Портной на кухне. Я спал, отвез Свету домой, смотрел телевизор, лежал со Златкой – это нежное сокровище не хотело засыпать и мирно болтало о чем-то и играло моими волосами.

8 апреля. 2. Иерусалим. Домашняя жизнь, безделье.

9 апреля. 3. Иерусалим. Вечером с Портными были у Якова и Мирры Сегалов, благодетелей новых олим. Я подарил им свою абстрактную акварельку.

Сегалы позвонили женщине, у которой есть русские книги, и она не знает, что с ними делать. Я поехал туда и получил у Меиры Шахам ящик детских и др. книг. Привез домой и разбирал их, а дети мои стояли вокруг и тоже участвовали.

10 апреля. 4. Иерусалим. Хулон. Тель-Авив. С Иркой, детьми и Ев. Ар. были в Асаф Арофе, др. И. Мордехай снял Ирке швы с ноги. Потом мы были дома у Исраэля Мордехая, мои работы он уже повесил в рамках, мы пили кофе, смотрели его фото и коллекцию (плохую).

Детей и Ев. Ар. отвезли к Еве. Ар. в Яффо.

В Тель-Авиве тепло, светло, море, и мы с Иркой вроде туристов.

Мы зашли к Михаэлю Аргову. Он работает. Беседовали.

Мы приехали к Саше Арарию. Он, Алла, Ави. Я беседовал с Сашей, он рассказал мне о своей полной несостоятельности. Я высказал ему все, что думал о нем, о всех его пороках. Теперь я хочу взять Сашу в руки, после того как все его материальные дела лопнули как мыльный пузырь.

Приехал Мишель Опатовский, хотел поговорить с Сашей, но не дождался.

Приехал Яша Александрович получить свои 3 тысячи у Саши, но у Саши их нет.

Все уехали, приехал Марк Шепс с девицей.

Мы с Иркой встретились с художником Иоганном Патриком – он ок. 7 месяцев назад приехал из Румынии. Он показывал свои работы и схемы, это очень интересно. Пришла красивая подруга Амнона Соломона – Орли. Мы сидели с Патриком и беседовали до 3 ч. ночи.

Ночевали у Саши Арария.

11 апреля. 5. Тель-Авив. Иерусалим. Утром короткий разговор с Сашей, и мы с Иркой уехали.

С Иркой и детьми вернулись в Иерусалим и были у кнессета на демонстрации против нынешнего правительства. Там я встретил Мириам Шарон.

В Кириат-Шмоне арабы убили 10 взрослых и 8 детей.

Вечером у нас: Саша Аккерман, Неля Портная, Света Купчик с подругой.

12 апреля. 6. Иерусалим. Мы с Яшкой и Иркой были на еврейском базаре.

Потом мы были у Лёни и Гали Яффе, у них родился сын Иоэль, ему 1 месяц, Ирка и Неля дали для него много вещей.

Была у нас танцовщица Дана Левина (я привез ее, Свету Купчик и подругу Светы с дочерью). Дана – старая, ничего не понимающая женщина, и с ней совсем не интересно.

Мы с Иркой были у Цви и Мэри Фефер, они милые ребята. Мы беседовали, фотографировались, и Цви подарил мне деревянные арабские вилы и железный серп. (Это его трофеи с войны.)

13 апреля. Шб. Иерусалим. С Иркой и детьми были в Доме художника на вернисаже плохой выставки. А. Бецалель, А. Мандель, Т. Берлински, М. Блатман, М. Бейтан, Д. Озеранский и др. знакомые были там.

С выставки по собственной глупости попали с Даной Левиной на чай к ее подруге.

Нас посетили Юра, Ира, Анечка Зильберберги. Мы с Юрой говорили о наших «Маринах» и ездили на них.

Вечером у нас: Авраам Мандель, Арон Бецалель с женой и приятель Арона с женой. Мы пили водку, закусывали, говорили о политике.

14 апреля. 1. Иерусалим. Гуляли со Златкой в центре. Я хочу купить простенькую печатную машинку.

15 апреля. 2. Иерусалим. Гуляли с Иркой в центре. Осматривали печатные машинки.

В Сохнуте говорил с Узи Наркисом и Гидоном (насчет неоплаченной моей работы).

Зашли к Якову Нехуштану в его бюро.

Вечером был Саша (художник) Аккерман. Был Яша Александрович перед отъездом в Италию. Я передал с ним в подарок Погрибному 4 своих работы.

Портной снял Ирке один шов (позабытый Мордехаем).

16 апреля. 3. Иерусалим. Нарисовал схему «Камера № 1. Практика магического символизма».

Разбирал свое хозяйство. Смотрел теледетектив.

Приходил Кути насчет продажи печатной машинки.

17 апреля. 4. Иерусалим. Ездил с Кути смотреть печатную стенсельную машинку.

Были у нас Савелий Гринберг и Володя – «писатель» из Мукачева.

Саша Арарий, мой бывший импресарио, не приезжает.

18 апреля. 5. Иерусалим. Я совершал перестановку и порядок у себя в комнате.

Мы выехали из дома, заехали за Светой Купчик, но застали только больную Дану Левин, окруженную пухлыми личностями.

Мы были у Нафтали Безема. Ханна в постели, она упала и обварила ноги. Нафтали мечтает создать группу художников, что-то вроде школы; но не то, что хочу я. Мы говорили об этом; я рассказывал впечатления о Европе.

Были у Дины Кастель в галерее «Дагуш». Скоро откроем выставку Попова-Фрина.

19 апреля. 6. Иерусалим. С Сашей Арарием сделали счет, подвели итоги. Я сказал, что готов продолжать с ним при полном его подчинении, полном моем контроле, и он только мой импресарио.

С Иркой, детьми и Сашей были у Ривки-маклерши и осматривали две виллы.

Приводил в порядок записки.

Вечером у нас Света Купчик – милое создание.

20 апреля. Шб. Иерусалим. Мы всем семейством на бар-мицве Ромки Грейдингера.

Я читал Ирке стихи Заболоцкого, и мы обсуждали его судьбу. Когда-то в Москве в Доме литератора я был около его гроба, было мало людей.

У нас была Света Купчик.

Я разбираю свои бумаги и пр. Мечтаю о собственном доме.

21 апреля. 1. Иерусалим. Нарисовал схему «Камера № 2. Практика магического символизма».

Читал Ирке стихи Золкина и Вяч. Иванова.

Яшка вчера расшиб голову до крови.

22 апреля. 2. Иерусалим. Был у Дины Кастель в галерее «Дагуш» насчет выставки Попова-Фрина и проспекта.

Читал Ирке стихи Г. Иванова.

Наклеивал на паспарту свои старые работы.

23 апреля. 3. Иерусалим. С сегодняшнего дня обливаюсь по утрам холодной водой – против простуд.