Текст книги "Погружение"

Глава 8
Четверг, ночь

Вспышка! Кажется, я только-только сомкнул глаза, а уже после яркого блика начинается мой ночной киносеанс.

Вижу очаровательную девушку, играющую на фортепиано. Вдруг ее плечи болезненно содрогаются – ладони задевают клавиши, и вместо мелодии звучит резкий минорный пассаж. Плечи девушки содрогаются второй, третий раз. Я поднимаюсь со стула и бегу к ней, от умиротворения, навеянного игрой, не осталось и следа. Девушка держит платок в руке. На белоснежной ткани видны ярко-алые капли.

Вспышка! Комната с очень простым убранством. На сельскую дорогу выходят два окна, между ними – стол, за которым сидит мужчина и что-то пишет. Делаю несколько шагов к нему и обхожу с правой стороны. На плече сидит кошка. Catterina, полагаю я. Рядом видны титульный лист труда и чашка кофе.

Вспышка! Январь 1847 —откуда-то я знаю точно. Вирджиния, возлюбленная По, умирает. По одной из зарисовок я помню девушку, которую никак не могли согреть… Вирджиния, бедная Вирджиния. Он держит ее за руку, всматривается ей в глаза. На ней – не одеяло, а старая шинель По, еще с военных времен. И сверху спит кошка.

Вспышка! Я стою, ноги на ширине плеч. Откуда-то налетает порыв ветра. Гляжу вниз. В потрескавшемся асфальте – огромная щель. Мое тело растекается в комок слизи и, провалившись в ту брешь, я проваливаюсь сам в себя.

Глава 9
Пятница

Просыпаюсь. Черт, ну почему так нестерпимо болит голова. За окном – непроглядная темень. Да, я догадывался, что мои маленькие эксперименты добром не кончаться. Но я и представить не мог, что все будет настолько плохо.

Это даже не похоже на похмелье, скорее… капитальная усталость. Причем столь всеобъемлющая, что копилась будто годами. Правда, когда во мне просыпается маленький любитель пожалеть себя, мозг ненароком берет и рисует картинки китайских фермеров, что в 50-х миллионами умирали от голода. Или когда ребятам в XIX веке во Франции приходилось так на фабриках ткацких вкалывать (причем с самого детства), что любые твои проблемы, горести и тяготы – это ерунда, такое, знаешь, проходящее. Так вот. Сейчас я так разбит, что просто ничего, кажется, не сможет помочь.

* * *

– Дружище, ты неважно выглядишь.

– Да, да, знаю.

– Ты нормально спал сегодня?

Черт, не в бровь, а в глаз. Леха всегда знает, как подбодрить. Мы сидим в кафешке неподалеку от остановки, той, что ближе всего к моему дому. Здесь подают сносный кофе. За окном довольно унылая картина, а когда я смотрю в глаза друга, даже сфокусироваться на них у меня получается не сразу – так беспокоит мигрень.

– Так-то со мной все в порядке…

– Точно? А ощущение такое, будто по тебе КамАЗ проехался.

Леха вообще любит простые, понятные аналогии. Он из числа заботливых. С ним мы познакомились несколько лет назад, в универе. Он, хотя был на пару курсов и, соответственно, лет младше, всегда старался меня поддержать. Правда, мне это не сильно нужно было в плане учебы, а вот пооткровенничать – в самый раз. Он всегда мог дать новую перспективу, и ему можно было доверять секреты. Но в этот раз почему-то не получается. Я почти физически пытаюсь схватить себя за горло, но не могу ни пожаловаться Лехе ни на что, ни описать свое состояние.

Чего уж там – я силюсь улыбаться всякий раз, когда вижу своих товарищей. А сегодня, идя под серым небом навстречу Алексею, я даже не смог выдавить ни слова. Понятное дело, что звонить Костяну я не стал – он бы не понял… Даже скорее нет, не так – он бы просто не поднял трубку, ибо, насколько я помню, напился еще больше моего. Женьку звонить тоже боязно, навряд ли мне удастся с этим справится. И попытки дозвониться до Кати снова пошли прахом, и сообщения ей во ВК тоже остались непрочитанными. М-да, только этой проблемы еще не хватало… Я уже потерялся в том, отчего именно мне больнее всего. От плохого самочувствия в целом, от того, что я не могу нормально спать, от подозрительных ситуаций или от отвратительной погодки? Все, ВСЕ в этом мире стало каким-то жутким.

– Эээ, братец! – чуть громче, чем стоило бы, выдает Леха. – Да у тебя же футболка наизнанку надета. Бит будешь!

– Черт, и правда. Пойду переоденусь.

По пути к туалету (черт, да где же дверь? А, вот она…) в голове ускоренно крутятся мысли – почему так плохо? Что с Катей, почему она меня так усиленно игнорит? И, наконец, ЧТО ДЕЛАТЬ? Вот он, главный вопрос для меня.

Закрыв дверь, оглядываюсь и наблюдаю довольно чистую уборную. Странно, такое хипстотное местечко, и при этом классический туалет. Перевожу взгляд с сияющего унитаза на неброскую серую плитку на стене, потом – на раковину и на зеркало.

Что, правда? Я и правда так выгляжу?

На меня глядит незнакомец: печальное, до одури уставшее лицо, гигантские синяки под глазами, впалые щеки. Да уж какой тут КАМАЗ? Скорее бронебойный поезд. Поезда. Штуки четыре, не меньше, да один за другим шли, собаки.

Я подношу подушечки пальцев к лицу и медленно провожу ими по коже, закрыв глаза…

ВСПЫШКА.

Что, что происходит? Почему я снова слышу этот крик? И это ужасное серое лицо в непонятной серой дымке! Что это такое! Откуда это?

Я не понимаю, не могу понять. Еще раз бросаю взгляд в зеркало, на себя. Боже, да мне же конец, если я не попытаюсь все исправить. Идет уже пятница, пятый день.

Ладно, Марк, хватит горевать о собственном состоянии. Оно такое, какое есть. И пока не похоже, чтобы я мог его хоть чем-то вразумительным исправить. Хотя… Вчера вечером мне очень помогло немного алкоголя… Нет, нельзя, надо быть сильным.

Я возвращаюсь к столику, за которым сидит Леха.

– Марк, слушай, так зачем ты меня позвал? Расскажи хоть, что с тобой. Откуда такой вид? И почему не можешь поговорить со мной по-человечески?..

– Я плохо сплю. Или наоборот – слишком хорошо.

– В смысле? – Тут Леха боязливо осматривается по сторонам и наклоняется ко мне ближе, через стол. – На наркоту подсел?

– Нет, хуже. На осознанные сновидения.

Точно так же, как и Жене за несколько дней до этого – когда мое состояние в целом было сносным, – я пересказываю Лехе все, что произошло, стараюсь ничего не утаивать. Леха только периодически почесывает коротко стриженную голову. Он глядит с недоумением и даже, наверное, недоверием.

Но слушает.

Я все говорю и говорю. Рассказываю даже о том, как ко мне девочка пришла, ученица. Юля. Теперь, когда я пытаюсь разобраться, что за девчонка такая… В меня будто насильно всунули воспоминания о ней, такие фрагментарные. И да, я прекрасно знаю, мне уже успел объяснить кто-то из товарищей-скептиков, что надо по-другому относиться к своему разуму. Мол, всякий раз, когда мы пытаемся что-то вспомнить, мозг лишь восстанавливает картину, а не воспроизводит ее в точности. Но…

Я замолкаю. Леха будто ждет чего-то еще, все смотрит на меня. Ах да, я же не рассказал про то, как мне приснилось реальное утро. И это – самое страшное, пожалуй; после этого Леха… костенеет будто. И пытается придумать, как бы мне помочь.

– Слушай, а если тебе попробовать обратное?

– Что – «обратное»?

– Ну, отказаться от осознанных сновидений и вернуться к старым.

– Говорю же! – в нетерпении выпаливаю я. – Я же тебе и говорю: я пробовал, я уже не пользуюсь этим методом, все, я отказался от него, как только окончательно осознал, насколько он вреден… Но мои сны продолжают быть осознанными. И что мне с этим делать – ума не приложу.

Мы с ним мозгуем еще немного. Я все пью и пью этот капучино из широченной чашки, но мне никак не становится лучше. И тут маленький звоночек внутри подсказывает, таким тихим-тихим голоском.

«Ты пьешь, да не то. Пьешь, да не то. Пьешьдането».

Я задумываюсь над тем, что мне реально могло бы помочь. Леха разглагольствует, изыскивает какие-то идеи, что-то там пытается вспомнить про сон – тоже мне, все теперь знатоками стали… Нет. Я и сам прекрасно понимаю, что действительно может меня спасти.

Так, всего несколько капель. Что в этом плохого? Взять – и бахнуть. Чуть-чуть. Тем более, что деньги при мне… Вроде есть. Ан-нет. Погодите-ка. И правда: карман пуст – кошелек дома оставил. Обращаюсь к Лехе:

– Угостишь?

– Чем это?

– Ну а чем обычно просят угостить?

– Эээ, – в недоумении запинается Леха, – Марк, что с тобой?

– Бокалом пива угостишь? У меня деньги есть, но я с собой только мелочь взял.

– Какое тебе пиво? Ты время видел?! Еще и 10 нет!

– Я знаю. Но мне… мне… мне нужно.

– Нет погоди, вот тебе предлагаю – зайди в интернет и поищи – как перестать видеть…

Хлоп!

Я не выдерживаю и с размаху бью по столу ладонью. Еще раз! ХЛОП! Еще раз! ХЛОП!

– Ты дашь мне денег или нет? Сколько раз я тебе помогал? – вспыхиваю я. – Ты только вспомни все те разы… – Тут мне не хватает дыхания, и я обессиленно валюсь обратно на плетеный стул, запускаю обе ладони в волосы.

Леха молча встает, достает из кошелька деньги.

А вот тут я срываюсь и все-таки беру. Я смотрю, как он кладет пятисотку на стол, с нажимом так кладет.

Разворачивается. И уходит.

* * *

Да, да, да, скорее бы. Неужели я наконец-то выпью? Так приятно даже думать о том, как этот прохладный напиток начнет литься мне в рот, как первые легкие, чересчур прохладные капли потекут по гортани.

Итак, что же это будет?

Какое пиво выбрать? Умелые маркетологи приняли решение за меня, причем еще задолго до того, как я сам получил возможность хотя бы подумать. Я вижу «Бад». Набор из шести бутылочек. Шесть солдат моей алко-армии.

Хватаю алкоголь и топаю в сторону ближайшего двора. Ищу место потише. Трясущимися руками достаю из белого магазинного пакета пак с бутылками, вырываю из упаковки первую, открываю, жадно прижимаясь губами к прохладному горлышку и опрокидываю содержимое внутрь.

Хорошо-о. Наверное, как-то так и выглядит рай. Или ощущается. Звуки стали приятнее. Небо вроде и не такое серое. Разумеется, это не какие-то ЛСД-подобные ощущения, которые напрямую врываются в мой мозг, не-е-ет. Тут дело в отношении. Все, что ни происходит – лишь в нашей голове…

Бабка появилась как будто из ниоткуда.

– А ну пшел отседова!

Мне так хорошо после первой, что я уже успел открыть вторую и почти не обращаю внимания на это злобное низкорослое создание в синем платке.

– Пошел, я сказала! – кряхтит старушенция. – А то рассядутся тут. Наркоманы. Ты бы хоть за собой последил! А то выглядишь, как дохлая смерть!

– Ну ладно, ладно, уже ухожу.

Подивившись на удивительно архитипичную бабку (ну какой из меня наркоман, право слово?), нехотя поднимаюсь с плохо покрашенной лавки. Кладу початый пак в пакет, залпом допиваю пиво, улыбаюсь бабке на прощание и отправляюсь в сторону остановки.

А зачем мне, собственно, домой? Могу ведь преспокойно пойти куда-то еще. Да, вот он, этот тихий, спокойный двор. Сейчас день-деньской, и максимум, кто может шнырять в подъезды и обратно, – это мамочки с детьми. Но они, кажется, молчаливые создания – что первые, что вторые. Особо не домахаются. Я раскладываюсь как раз на одной из лавочек и выпиваю одно за другим пивасы.

Что ни глоток – то дополнительные баллы в полоске «удовольствие от жизни».

Пиво потихоньку начинает давать в голову. Видимо, отношение к жизни и алкогольные эффекты напрямую взаимосвязаны, ничего уже тут не попишешь.

Ладно.

Удобно располагаюсь на очередной лавочке, расставив ноги и заботливо положив «солдат» рядом с собой, начинаю отправлять их в бой – неравный бой с трезвостью. Они проливают свою желтую кровь, чтобы я мог жить и наслаждаться жизнью…

… уже где-то на финальном «солдате» я осознаю: ссоры бессмысленны. Литература вечна. Вот так просто! И тут же отправляюсь в «English breaks», ведь у меня там есть сегодня уроки.

Добравшись до офиса я примечаю, что что-то будто бы изменилось. Как-то иначе он воспринимается: может, чуть более обветшалым; может, просто давно не мыли окна. Или это столь мрачная погода дает о себе знать? Я вглядываюсь в окна здания, которые почему-то, несмотря на постепенно сгущающиеся сумерки, остаются зазывающе черными. Незнакомое наваждение находит на меня. Я уже порядком успел выпить и буквально ощутить, как алкоголь просочился и в печень, да и в весь организм в целом… я понимаю, что ничего не понимаю. Хех. Надо же, дружище Марк. У тебя даже откуда-то еще берутся силы шутить.

Идиот.

Пройдя внутрь, я на секунду задерживаюсь, слегка покачнувшись. Вглядываюсь в лицо администраторши, дышу на ладонь и прохожу дальше, проигнорировав то, с каким удивлением она подняла брови.

Поднимаюсь на лифте. Бреду мимо нескольких учеников, которые уселись на стульях в коридоре, и силюсь поскорее зайти в кабинет. Черт, дверь. Дверь не поддается… Ан нет, наконец-то. Поддалась с третьего раза. Захожу внутрь.

* * *

Итак, я пришел в школу. Пьяный. Точно так же… как кто-то еще из известных мне людей заявлялся на работу пьяный, а потом оказывалось… Что-то еще.

Я сталкиваюсь с одной из коллег и высказываю ей что-то за ее НАМЕК – всего лишь намек! – на претензию о том, что я пьян. В ответ я говорю:

– Анечка, ну и когда признаемся?

– В чем?

– А все в том же, родная. В том, что у тебя нет ни капли педагогических способностей, – выдаю я и нагло хмыкаю.

Вот я и набрался смелость ей высказать все, что о ней думаю… Так ей! Нечего было тогда хамить мне, молодому преподавателю, который только-только пришел в новый коллектив.

Конфликт начался еще в мои первые рабочие дни. Меня взяли в эту школу вообще довольно рано, я уже рассказывал о том, что заменял одну из учительниц. Но то было так – лишь пробные занятия. Потребовалось еще несколько недель, прежде чем я действительно подсобрал студентов. Пришел я не в самый, что называется, сезон, и наша начальница приняла волевое решение – передать нескольких учеников и одну группу от Ани – ко мне. Отнять у нее.

Конечно, во время собеседований я успел выяснить, что Аня – не такая уж надежная преподавательница. Ненадежная не в профессиональном плане – она была на пару лет старше меня и тоже прекрасно владела языком. Однако у нее было какое-то свое маленькое дело, которое она планировала открывать.

И вот тот самый первый раз, когда мы встретились. В учительской были и другие преподаватели, мы то о чем-то переговаривались, то молчали. Аня заехала, чтобы какие-то там документы передать Наталье Андреевне.

Аня ворвалась в кабинет так стремительно, будто сначала вошла она, а только потом открылась дверь. Пронеслась мимо меня, сидевшего к этой самой двери спиной, бросила фразу, на минуточку: «Ну что тебе, кресло задницу не жмет?». Впоследствии я выяснил, что в этом удобном кресле она сама частенько проверяла работы. Что характерно, всех остальных Аня поприветствовала МИЛЕЙШИМ ОБРАЗОМ, пощебетала с двумя другими преподавательницами, они миленько расспросили ее об отпуске в Доминикане – и на этом все.

Вот такое вот знакомство, которое максимально точно показало: Аня – редкая стерва, твердолобая, за словом в карман не полезет и не станет держать ненависть, злость, обиду в себе. Просто выскажется. А что там подумают окружающие, как они отнесутся к ситуации – ей плевать.

При этом Аня прекрасно следит за собой, одевается с иголочки и очень любит собак. Просто обожает этих животных. Правда, когда я попытался подъехать к ней с этой стороны – нет, ничего у меня не получилось. Хотя, когда мы вдруг находимся вместе в учительской, она ну очень любит рассказывать как про своих песиков, так и просто про свою жизнь. Изредка, казалось бы, больше для вида интересуется и жизнью других – но и то лишь, чтобы перевести тему на себя, на свою такую важную персону.

В конце концов, мы кое-как пришли к перемирию. Но и после этого тоже были проблемы. Например, еще одна ситуация, когда ей, видите ли, из соседнего помещения из-за якобы слишком тонких стенок было слышно, когда я говорю с учениками. Причем моим ученикам – не громко, а ей – громко. И она имела наглость зайти ко мне в кабинет. Во время моего урока.

И заявить: «Марк, я ненавижу, когда ты так громко говоришь. Меня это бесит, перестань» – и все с таким в конце характерным кивком головы. Затем она ушла, в буквальном смысле громко хлопнув дверью.

Вот после того случая я действительно обозлился. Но настоящая проблема случилась позже.

В тот вечер все было по-старому. Опять пересеклись в общей комнате. Надо признать, что к тому моменту отношения более-менее сгладились – я выяснил, что на рожон лучше не лезть, а она за несколько месяцев вроде как набрала себе другие группы и индивидуалов.

– Ну да-а-а, если хочешь, я еще могу записать свои выражения… Или нет, знаешь что? Лучше пускай их запишешь ТЫ.

– Что ты сказал?

– Я говорю, можешь выражения мои записывать. Ученикам своим озвучишь, может паблик даже заведешь…

На первый взгляд, реакция была совершенно необоснованной, но если хоть немножко разобраться… человеку все это действительно жутко не понравилось.

Аня сорвалась на мне. После чего она перестала, натурально в эти несколько минут, перестала со мной разговаривать. И это – отвратительно. Потому что она взяла и в ту же секунду полностью перевела все внимание на девчонок. Как будто… Как будто ничего не было. И как будто я – пустое место.

Боже, как же мне было отвратительно от этого. Я чувствовал себя выдавленным из этой прослойки социума. Да, звучит громогласно, но на душе у меня осталось ощущение, будто действительно так и есть.

И вот теперь – это. Мой прямой наезд на Аню. Образцовая эскалация конфликта, продиктованная тем, что я внутри несколько… изменился.

Аня стоит огорошенная, не произносит и слова. Вдруг открывается дверь и в кабинет заходит начальница Наталья Андреевна. Даже я сам ощущаю, как сильно – даже стоя на месте! – шатаюсь из стороны в сторону. Не помогает и нетрезвый взгляд.

– Марк. Это что такое? Как ты посмел явиться в школу в таком виде?

Радость от того, что я дал отпор Ане, постепенно улетучивается. М-да, явиться на работу пьяным это такое себе. Но внезапно другой звук, отличный от голоса начальницы, обращает на себя мое внимание. Звук этот доносится откуда-то сверху.

Ву-у-ум, ву-у-ум, ву-у-ум.

Ву-у-ум, ву-у-ум, ву-у-ум.

Как будто, что-то огромное проносится там, надо мной.

Я поднимаю голову и вижу, что потолка-то и нет. Вместо привычных флуоресцентных ламп – пышные серые облака. Они особо уплотняются по краям. Вжих-вжих. Что за звук-то? Я всматриваюсь и вижу, как вдалеке качается нечто невнятное. Вправо, влево, Вправо, влево.

– Марк! Я вообще-то с тобой разговариваю. Ты вообще слушаешь?

– Да-да, конечно, Наталья Андреевна, – только и бормочу я.

А маятник раскачивается у меня над головой все сильней. Он ускоряется, и все сильнее приближается ко мне. Острое лезвие уже так близко, что я чувствую аромат стали.

И вот, я понимаю, что сейчас меня прикончат.

Ву-у-ум, ву-у-ум, ву-у-ум.

Ву-у-ум, ву-у-ум, ву-у-ум.

Маятник проносится так близко к моей голове… а я и шага ступить не могу, все парализовало, мышцы рук сжимаются в судорогах. Меня потряхивает, но с места я по-прежнему не в состоянии сдвинуться.

ВУ-У-УМ, ВУ-У-УМ, ВУ-У-УМ.

Боже, я сейчас умру. Острый маятник уже так близко к моей голове, что еще чуть-чуть – и раскроит мой череп. Горло сжалось в спазме. Сжимаются скулы. Теперь ведь свело и их! Как больно горлу.

Что ни взмах – то ледяной ветерок от стального лезвия. Ближе. Ближе.

Наконец, я вскрикиваю и падаю на пол.

* * *

Прихожу в себя на стуле. Голова раскалывается так, что хочется лезть на стену.

– Сколько я пробыл в отключке?

– Минут пять, – говорит начальница.

Мы с ней в учительской одни. Он протягивает мне стакан воды и говорит:

– В твоем нынешнем состоянии тебя это, может и не волнует, но группу твою я на сегодня отпустила. Предложила было Ане, но она наотрез отказалась и ушла домой.

– Пф-ф, тоже мне, «Мисс компетентность»… – Вспоминаю жуткий образ, что толкнул меня в обморок. – А потолок? Вы видели, что случилось с потолком?!

– С потолком?.. – Наталья Андреевна недоверчиво смотрим на самые обычные лампы над нами, потом смотрит на меня. – Это ж сколько ты выпил…

Я молчу.

– Марк, тебе надо хорошенько подумать над своим поведением. И над своей… – она подбирает подходящее слово, – зависимостью. Если какие-то трудности в семье, так ты подойди, я готова тебя выслушать и помочь. А если по работе проблемы, так тем более. Вообще, ты ведь у нас добротный преподаватель – ты мне сам недавно рассказывал про Артема…

Ах да, Артем. Одно из по-настоящему приятных для меня воспоминаний – мой преподавательский триумф. Да, в памяти уже всплывал мой первый урок – то, как в ту самую секунду я почувствовал себя другим человеком… Обновленным. Переродившимся. «Более лучшим», как сказала бы одна девочка из Иваново.

Этот пример из моей преподавательской практики неизменно наполняет сердце радостью. Результат стоил всех усилий. Дело было так.

* * *

Артем ленился. Такой подход спустя рукава – когда ты прогуливаешь, позволяешь себе не выполнять домашние задания да еще особо не работаешь на занятиях, – еще более-менее простителен при индивидуальных встречах с учителем. Но когда это происходит в группе, страдают другие ученики, которые и без того пришли более скиллованными, чем ты. Они в общем-то попали с тобой в группу, потому что максимальная дифференциация в условиях нашего небольшого городка и не столь огромного вала желающих заниматься невозможна. The bottom line is «у остальных уровень повыше, чем у тебя».

При этом они более мотивированы. И приходят на занятия регулярно. И выполняют все задания. И как думаешь, что может произойти? Ты будешь безнадежно отставать. Потому что ты, скорее всего, ни хрена не гений и не готов тратить время на занятия дома. А значит – все. Разрыв между тобой и группой будет увеличиваться. И ты неизбежно начнешь ощущать это, и агриться, или просто париться, все сильнее и сильнее, по одной простой причине: у всех получается, а у тебя – нет. Все уже выучили правила, а ты – нет. И у тебя бугурт. И надо что-то делать. Смышленым, правильным ребятам понятно, что – собрать волю в кулак и пойти на ранее незнакомый шаг – дикий фап на книги по английскому и обстоятельное изучение языка. Так вот. В какой-то момент ты приходишь на занятие, и тебе совсем плохо, потому что остальные уже далеко впереди, а ты даже на некоторые вопросы учителя отвечаешь с ошибками. У тебя обнаруживаются фундаментальные провалы в познаниях.

Артем подошел ко мне как раз после одного из таких занятий. Задержался, когда все ушли, и сказал:

– Марк, мне нужно с вами поговорить. – Он немного виновато уставился в пол. Ну-ну, дылда двадцатилетний.

– Конечно, слушаю.

– М – Марк, вы понимаете, тут такая ситуация, – начал он, и я подумал, что он скажет что-то про задержку оплаты, но ошибся. – Мы с друзьями собираемся в Америку ехать, ну там, еще поднакопить нужно, вот по воркэндтревел. Но я не знаю, получится ли у меня. Я вроде стараюсь, занимаюсь, но так зашиваюсь, так зашиваюсь! У меня и универ еще идет, и работы две, еще и английским стараюсь, но если я поеду, это будет, будет так…

– Work and Travel – это здорово! У меня самого несколько знакомых летало…

– Так я вот о чем…

«Странно, ты ведь вроде не понимаешь, о чем сказать, зачем перебиваешь?» Но, подумав так, я пустил эту ситуацию на самотек.

– Марк, как вы думаете, у меня есть возможность преуспеть? В смысле, я смогу понять английский язык? Я смогу заговорить? А то я смотрю на других в группе, у них вроде и прогресс есть, а у меня – все нет, нет…

– Та-а-ак, Артем, я понял, – начал я медленно растягивать слова, чтобы дать себе время на раздумье. – Да, у тебя точно получится. И переехать ты точно сможешь. И да, подозреваю, если вдруг вопрос встанет еще и с деньгами… Я верю, что и с этим ты справишься тоже. Однако… надо заниматься. Надо забыть о том, что на тебя могут криво, косо смотреть другие – даже скорее не позабыть, а ЗАБИТЬ. Просто наплевать, они там могут про тебя сказать. Поставь себе цель и идти к ней. Вот у тебя, например, произношение очень неплохое… При этом грамматика, честно скажу, хромает. Она чуть ли не на таком же уровне, как и когда ты пришел к нам.

– Да я и сам понимаю…

– Вот, понимаешь. Но что ты уже делаешь, чтобы… нет, не так. Что ты БУДЕШЬ делать? Давай с тобой обдумаем?

– Нуу, вот вы все время говорите, больше разговорной практики…

– Хорошо…

– Но у меня раньше, да и сейчас вот прямо как-то особо и сил не было чтобы еще и общаться с кем-то по скайпу, после того как приду домой.

– Понимаю…

– Ведь я так устаю на этих работах, да еще и задания, и я понимаю, что не выполняя их…

– Да, наверное, реально давит. Слушай, я представляю, что в твоих условиях дополнительные занятия по скайпу, бесплатно даже, с человеком, которому так же, как и тебе нужна разговорная практика, – это очень, очень трудная задача. Даже, пожалуй, невыполнимая. Но слушай… А что если представить, ну так, на минутку всего, что ты можешь справиться. Как бы ты это сделал?

– Ну, не знаю. Наверно, мог бы чуть раньше приходить с работы… – медленно проговорил Артем. – Или постараться меньше пропускать ваших, Марк, занятий, чтобы быть более подготовленным в целом.

– Хорошо, хорошо, продолжай…

– А еще, наверное, надо начать слушать подкасты, как вы все время советуете. И, там, и то приложение, с тигром которое, поставить, что ли…

– Верно! Верно все говоришь. Ну так как считаешь? Вот теперь, когда у тебя есть четко обозначенная цель – ничего себе! Поездка в Штаты! И, собственно, понимание того, как к этой цели прийти – через регулярные и упорные занятия, и, наверное, и отказаться от каких-то вещей придется, но это уже потом можно разобрать. Как ты считаешь… У тебя получится?

И еще из интересного – на протяжении всей нашей беседы я периодически проявлял симптомы подбуханности; немного нетвердо стоял на ногах; отошел к окну; смотрел в сторону, чтобы на него не пахнуло перегаром.

Без геройства. Без излишних псевдогеройских, идиотически недомотивирующих движений Артем улыбнулся, блеснул засветившимися уверенностью глазами, сказал: «Спасибо, Марк», пожал мне руку и вышел.

Потом у него все получилось – и это один из тех случаев, когда мне отрадно называть себя «учитель».

* * *

От карамельных воспоминаний, от этой приторной поддержки в духе «Клуба анонимных алкоголиков» меня вдруг начинает тошнить.

– Наталья, Наташа! Наташенька! – Наталья Андреевна слышит такое фамильярное обращение, и ее брови взлетают вверх. – Кончай мне мозги компостировать! Без тебя разберусь, как мне жить и как мне учить. И вообще, Наташ. Знаешь присказку? «Не учи ученого – съешь дерьма печеного».

– Что-о-о? Что ты сейчас сказал?

– Что слышала.

Смутно осознавая последствия своей грубости, кое-как встаю, забираю куртку и выхожу из офиса.

* * *

Цепкий вечерний воздух немного приводит меня в чувство. Не сказать, будто я заново родился, но мне определенно лучше. Я решаю пройтись пешком. Много-много, сильно-сильно пройтись пешком. Вот так пройтись, что стереть ноги в кровь. Нет, этого мало, надо больше стереть – чтоб до костей. Нет, и этого мало будет. Тогда так: чтоб и ботинки, и эпителий, и мышцы, и связки – все стерлось в пыль, в прах, а остались бы только кости мои, и на них я продолжил бы путь.

Что характерно, я осознаю – подобные мысли и раньше сидели в моей голове, но как-то все больше скрытыми, а теперь ринулись наружу. И я все более яркими образами рисую себе окружение мое, рисую все, что происходит.

Правду. Людям нужна правда. А почему бы мне с ними этой правдой не поделиться, как думаете?

Дорога, дом. Ненависть к себе и ко всему миру. Кровать. Сон, успокаивающий в своей тревожности.