Текст книги "Погружение"

Глава 10
Пятница, ночь

Там, где мне предстоит открыть глаза, царят знакомые ароматы, алкогольные. Но есть и кое-что еще: музыка. Странный мотив. Фортепиано, которое, возможно, играет само. Сидя за столиком, открываю глаза, щурюсь и гляжу на источник дерьмовой музыки: о да, это бездарный парниша бряцает по клавишам, как настоящий клоун. Вдруг затылком ощущаю, что за мной кто-то стоит. Поворачиваюсь – и вижу афроамериканца в белой рубашке и черном жилете. Он обеспокоенно смотрит на меня.

– Мистер? Вы уже проснулись? – видимо, взгляд у меня совсем заплывший.

Черт, да что ж такое-то! В предыдущие разы все проходило так гладко. А теперь началось черт-те что. Ладно, справимся. Я откидываюсь на спинке стула, выпрямляюсь и потягиваюсь, слышу приятное похрустывание костей. Кручу головой. Похрустывание раздается ближе, в области шеи.

Воу! Что это на мне? Что за странный камзол? И, э-э, какого черта?! С хрена ли этот чувак ко мне обращается? Он что… меня видит? Забавно. Чтобы допереть, насколько это странное обстоятельство, мне надо было подразмяться. Без паники, Марк. Все не так страшно. Судя по опыту других апологетов осознанных сновидений, участие значит, ты просто перешел на следующую ступеньку. Все хорошо, не волнуйся.

Негр смотрит вопрошающе. Наверное, надо что-то ответить. Показать, что со мной все окей. Хм, интересно, он приметит акцент?

– Да, все хорошо, я просто немного устал.

– Хорошо, мистер. – И как будто вспомнив, что надо выполнять свои обязанности официанта, он добавляет: – Вам что-нибудь принести?

– Нет-нет, спасибо. Не надо. I’m good.

Он уходит, а я не могу не подивиться в очередной раз особенностям английской речи. «I’m good» – не «Я хороший», а «Мне и так хорошо». Лингвистические раздумья ласточкой пролетают в моем мозгу и уступают месту детальному рассматриванию обстановки.

Похоже на салун. По сравнению с нашим XXI веком больше всего в глаза бросается грязь. Еще бы: никаких вам санитарных норм, пожарных осторожностей и прочих приблуд цивилизации. Только дерево, только хардкор. Зато какое дерево!

Небольшие круглые столы в центре, и я – как раз за одним из них. За соседними тоже сидят люди, в основном, мужчины и одному повезло – у него сразу две дамочки. Размалеванные губы и тонны белил не позволяют усомниться – шлюхи.

Да еще так видно, так видно четко… Say, what? А ведь и вправду четко видно. Так-так-так, где там моя ачивка спеца по осознанным сновидениям? Я не только взаимодействую с миром теперь – я даже мелкие детали разглядываю! До этого такая четкость лишь у Эдгара была – а теперь, гляди, даже у второ… третьестепенных персон.

Погружательная мышца прокачена основательно, я считаю. Того и гляди все станет настолько реалистичным, что перестану различать, когда сплю, а когда бодрствую.

Это Бостон. 1829. Грязные улицы. Колесницы. До рождения Лондона – полвека. Все мрачное. У мужчин – котелки. И вот слегка ссутулившийся мистер с короткими усиками пересекает Уан-стрит. В его походке – что-то солдатское. Он очень худ, как будто недоедает. Я слежу за молодым человеком. У него копна волос? О нет, он не похож на привычного нам Эдгара По. Пока что он юн. Но – деятелен.

Он выходит из дома, проходит улицу, запруженную экипажами, и заходит в то самое кафе, где расположился я. Бренчит колокольчик.

* * *

Дальше мне видится череда увлекательных, но таких странных картин.

Как будто в той памятной игре про джедаев – Jedi Academy, что ли. У меня есть возможность выбрать. Я застыл во всемирном Эфире. Я невесом и сверхплотен одновременно. Я смотрю по сторонам – и вижу лишь бесконечный космос с прекрасными созвездиями; цвет их такой глубокий.

Точь-в-точь как на снимках, что публикует NASA.

И вот я вишу в пустом пространстве, которое, как мы помним, не такое уж и пустое. Я вижу три входа. Три портала. Я могу выбрать любой, какой захочу. При этом я понимаю, что мое путешествие не закончится, не прекратятся ночные погружения до того самого момента, пока я что-то не пойму.

Нужно выбирать. Три портала плавно покачиваются передо мной, как на невидимых волнах. Окна обращены ко мне, влекут переливчатым нутром, в каждом – свое, уникальное. В первом – порт. Какой-то город, вроде бы Америка XIX века, что-то до безумия знакомое. Все это я где-то уже видел… Или кто-то из моих знакомых там мог побывать… Как будто очень крупный город – и вдалеке виднеется корма приближающегося корабля.

Во втором окне уже другое – интерьер здания, чья-то то ли квартира, то ли… нет. Это дом. Но не могу нормально разобрать: мешают легкая рябь в центре и сильные помехи по краям окна.

Наконец, третье окно – пронзительно темное, непонятное, будто какой-то закуток…

Я решаю начать со среднего портала.

* * *

Я оказываюсь в комнате с довольно скромным убранством. Я знаю: главное, на что мне нужно обратить внимание, – два окна и стол между ними. За столом, на таком же простецком стуле, как и все в этой комнате, сидит человек. У него черные волосы, он сильно сгорбился. Я стою ровно, спокойно, не предпринимаю пока никаких действий. Кажется, он совсем меня не замечает – так погрузился в работу.

Тут, как по мановению волшебной палочки, я начинаю видеть все, что снаружи, за пределами окна. Этот сад, эти деревья, эту зеленую поляну… Я также вижу солнце – и оно ускоряется. Знаете, как в некоторых играх вы можете просто прилечь, и вам покажут в ускоренном режиме смену дня и ночи? Так вот, здесь – то же самое. Время, этот привычный старикан-хронос, несется, то обжигая сетчатку светом, то успокаивая тьмой. День и ночь сменяют друг друга в бешеном темпе, и все быстрее и быстрее пишет что-то человек за столом.

Я понимаю: у него страшное горе. Он не может успокоится. Он скучает по чему-то, ему чего-то не хватает… Нет. Не так. Ему кого-то не хватает. Ему очень и очень одиноко.

* * *

Я почти просыпаюсь… Но тут меня будто хватает огромная рука и несет, несет в непонятное место. Состоит оно как будто из осколков, из граней. Из граней, от которых я хочу отвернуться, но не могу.

В эти гранях я вижу девушку ужасно измученного вида. Ей плохо, она больна. Комната, в которой она лежит, – крохотная, с простым убранством, но невероятно чистая. Рядом с девушкой – он, человек в черном сюртуке.

Его лицо печально, он еле сдерживает слезы, глядя на возлюбленную и держа ее за руку. Девушка накрыта тонким одеялом… нет, всего лишь старым поношенным сюртуком. Рядом еще женщина в летах и кошка, мирно дремлющая на животе у спящей девушки. Я не хочу здесь быть. Мне здесь не место. Они шепчутся, а мне – мне так не хочется вступать в разговор. Я ощущаю себя таким живым. Но как приятно, что мне дали шанс увидеть… нет… я больше не из того…

Кто. Кто вы такой?

Кто я такой? Кто-то слишком настоящий, слишком материальный, чтобы вторгаться в их мир. Я вздрагиваю – и тут же вздрагивает картинка. А потом мое сознание будто перепрыгивает в сознание этого мужчины, что держит девушку за руку.

Он постоянно шепчет ей: «Вирджиния, моя Вирджиния, дорогая моя, любимая». А еще – раскачивается вперед-назад и каждые полминуты то поднимает взгляд на больную, то отводит глаза. И вот так я еще несколько раз перепрыгиваю из своего сознания в сознание этого мужчины.

Смотрю на нее его глазами. Испытываю бесконечную скорбь. Она накатывает на меня огромным цунами…

Меня будто с силой бьют в живот. Я улетаю прочь из комнаты, из дома, из мира, снова в бескрайний живой космос.

Все исчезает.

Я заглянул в прошлое. Я частично выполнил предначертанное. Мне пора возвращаться. Но куда? И пора ли? В этом новом месте, которое меня приняло, я ощущаю себя все лучше.

А видя те сменяющиеся картинки, я… словно все больше срастаюсь с этим великим человеком. Мы сливаемся в единое целое.

Может быть, мое место – ЗДЕСЬ?

Пускай последствия отвратительны – ха, так забавно, что я осознаю свои чувства даже во сне, – однако, кажется, теперь я даже более адекватен, чем когда-либо. Так вот. Эти образы… Я посмотрел за этот раз несколько сцен. Я чувствую…

…Что я просыпаюсь.

Глава 11
Суббота

Боже, как же мне хорошо… было. И как отвратно сейчас.

Ненавижу себя. Я хочу себя убить. Голова перестала раскалываться – вместо этого миллиарды крохотных лезвий выросли внутри черепа и вонзились прямо в мозг. Но нет, этого мало. Теперь они еще и заработали на маленьких моторчиках и буравят, и буравят…

А это еще что? Почему у меня еще и какое-то пятно перед глазами? Большое, яркое такое? Самая настоящая мигрень, черт ее дери… Как прекрасно я чувствовал себя там. Может, там и в самом деле мое место? Мне было так хорошо, и я помню каждую деталь ночного путешествия. Мне даже не приходится как-то напрягаться, чтобы воссоздать все в памяти.

Выводы. Я очень люблю делать выводы, да только у меня никак не получается. Точнее, не получалось до последнего времени. КАК ЖЕ БОЛЬНО! Черт, еще один приступ. И это беловатое пятно прямо перед глазами… Оно застилает мне обзор.

Терпя боль, я сижу и тупо пялюсь в стену. Наверное, так себя чувствуют люди, которым провели лоботомию ржавым лобзиком. Кажется, я начинаю понимать, откуда эта боль, замешанная на смертельной усталости: когда у меня начинаются осознанные сновидения, я будто и не сплю совсем. Мой мозг не отдыхает.

Ну все. Приехали. Клиника. У меня серьезные психические – и физиологические, выходит, тоже – проблемы. Но я мог бы вылечиться. Я мог бы вернуться туда, в мир, который стал мне уже таким близким. Который, несмотря ни на что, несмотря на факт, что я перестал практиковать осознанные сновидения, все равно каждую чертову ночь вторгается в мое сознание страшными, тревожными, безумными картинами.

Но мне в нем хорошо. Легче дышать, легче двигаться, легче… существовать. Может, мне стоит проводить там больше времени? Или наоборот, надо бороться?

Лежа в кровати, я пытаюсь приступить к прокручиванию в памяти всех событий прошедших пяти дней… А в комнате странно темно.

Впрочем, это я отклонился от мыслей, которые пытаются бороться хоть за какое-то, пускай и до безумия слабое существование в моем мозгу. Мозгу покалеченном, увядающем… Черт, как же хорошо я себя чувствовал во сне. Может вернуться туда, начав спа… Да ни хрена подобного. Сон не идет, как ни проси.

Кажется, я настолько отчаялся, что готов начать произносить заклинания… Знай я хоть одно рабочее. Но интернет в предыдущие дни ничем не помог, и вряд ли за считаные часы – ну ладно, десятки часов – ситуация сколько-нибудь изменилась.

Нет. Туда я не отправлюсь, и рассчитывать мне только на свои собственные силы.

Так, сегодня суббота. У меня вроде был один ученик, но Наталья Андреевна…

Оооооох!

– Ничего себе, – только и выдавливаю я на одном выдохе.

Понимание того, каких дров я вчера наломал, на секунду врезается в мозг, и я даже подскакиваю на кровати. Кровь мигом приливает к голове еще интенсивней, отчего черепная коробка взрывается болью.

Но есть и другая, еще более странная вещь: будто, разобравшись с собственными суждениями, я уже не особо напрягаюсь по поводу этого вопроса. Он кажется мне не стоящим слишком большого внимания. Вместе с тем мелькает мысль, что я даже СЛИШКОМ правильно повел себя с коллегами. Да и вообще, кто они такие? Я – талантливейший пи… преподаватель и могу говорить все, что вздумается. Это мое святое право.

Ладно, в школу я сегодня не попадаю, это точно. Закрыт мне вход на занятия с учениками. Да там особо-то никого и не было. Внимание, вопрос: а что мне делать с Катериной? И какого черта мы так давно не общались? Вот ведь странное чувство – я сам о ней, бывает, забываю. Может, это какой-то плохой знак? Боже мой. А вдруг с ней что-то случилось?

Я звоню ей, потом пытаюсь связаться через подруг – ноль внимания. Да, я знаю, что в последние недели и даже в эту конкретно мы реже отношения поддерживаем, но почему же мне так трудно ее, кхм, выследить, что ли? Неужели с ней что-то страшное? Попала под машину? Или ее маршрутка разбилась? Да-а, наслышан я о том, как эти водилы гоняют… Но нет. Хочу верить, что с ней все хорошо.

Вот вам, пожалуйста: я опять не могу с ней связаться. Я решительно не понимаю, на самом-то деле, почему она сама не звонит. Очень надеюсь, что дело все больше в том, что у нее НЕ какие-то страшные проблемы, а просто… ну вот не может.

И тут я открываю ВК. И среди кипы дожидающихся меня сообщений вижу одно от незнакомого человека. Профиль – анонимный. Кто бы стал такой создавать? Зачем ему странная аватарка с глупой лягушкой на фоне? Грустная такая, реально sad frog. Ну да ладно. Может, мем какой?

Но все это я успеваю подметить за мгновение, пока вглядываюсь в превью сообщения, – а потом открываю его. Там нет текста. Только фотография.

Катя. Моя, родная, любимая.

Сердце срывается вниз и летит, летит, летит в бездонный колодец.

Почему?..

Да просто Катя на фото не одна. Не с подружкой. Не с мамой. И не с преподавателем. А сосется с каким-то парнем. В клубе. По внешнему виду, одежде, прическе я точно понимаю, что передо мной – Катя. И что фото сделано не когда-нибудь, а совсем недавно. Я помню как менялась ее фигура, как она выглядела раньше, да и кофта… черт, да ведь эту кофту мы покупали вместе.

«Охренеть», – только и могу выбить на клавиатуре я.

«Спасибо», – само сообщение мой информатор увидит так.

Мои волнения, надежды, тревоги – все прахом. Благодаря простому осознанию: меня предали.

Как? Как она могла так поступить?! Мы же старались, строили планы, думали о том, в каком месяце поженимся – правда, я так и не сделал предложение… Может, предложение и спасло бы? Может, еще не поздно все исправить?

Да, да, наверное. Я слишком поспешно ставлю на ней крест, ну, наверняка еще какие-то варианты есть, наверняка… А вдруг это фотошоп? Вдруг меня мои же глаза подводят?

А может, это кто-то из недоброжелателей решил подставить Катю, испортить наши с ней отношения?

Я захожу быстрее на ее профиль и вижу срепощенные из Инстаграма во ВК фотки. Вот она. В этом же наряде. И клуб этот же. В том городе, где она сейчас учится. А там, кажется, где-то подальше еще есть… Что-то.

Черная желчь наполняет сердце. Ненависть, злоба и горечь. Ну уж нет. Походу, любые попытки оправдать мою родную – и ее, ее я называл «родная» – да, эти попытки напрасны. Она была для меня всем, и вот как в итоге со мной обошлась.

Но все равно очень, очень тяжело поверить. Как же я мог быть так слеп? И почему на душе так погано? Ну, понятно, почему – предали меня. Ах, как занятно, что я так быстро могу брать и анализировать собственные ощущения. Нет, я не хочу сейчас ничего анализировать, я лишь хочу забыть о ней! Не хочу ни помнить, ни знать ее больше. Ну ладно. Я ей устрою. Она у меня будет знать. Я до нее дозвонюсь.

Беру телефон и начинаю набирать. Ответа нет. Только долгие гудки, снова, как в последние несколько дней.

Небольшая ремарка: в ответ от анонима пришел только подмигивающий смайлик. И плевать. Ничего не хочу знать, важно только… из-за чего? Ну почему она так со мной поступила? И спасибо, правда спасибо этому информатору – иначе бы я так и пребывал в неведении… Интересно, это ж сколько она меня так обманывала?..

Я звоню снова, еще раз, и снова, и еще. По-прежнему без ответа. После пятнадцати пропущенных я забиваю и принимаюсь писать во ВК.

Я выплескиваю всю душу в том сообщении. Море слов, злая исповедь, полная желчи и ненависти. Я желаю им прекрасно проводить время и дальше: ей и этому ублюдку… Хотя парень ведь ни в чем особо не виноват… Но она! Как ОНА могла? Ужасно, просто ужасно.

Я заканчиваю свое гневное сообщение. И потом льются еще несколько, коротких таких… в каждом – небольшая мечта, которую мы с Катей обсуждали, которыми так нежно делились. Мы давали друг другу зарок, что все это у нас обязательно будет – и поездка в Венецию, и домик маленький… А ее слова о том, сколько она хочет от меня детей? Как она брала меня за руку, как подставляла щеку для поцелуя, как обещала быть со мной навсегда?..

И вот тут меня окончательно накрывает.

Я выплеснул гнев, а голова, которая так и не успела пройти после пробуждения, начинает раскалываться еще сильнее. На те минуты, что я пребывал в слепой агонии обозленного, брошенного и униженного окончательно, боль будто бы исчезла, но, как оказалось, лишь ушла на второй план.

У меня нет ни малейшего желания анализировать Катины поступки, но я все равно задумываюсь над тем, как она вела себя в последнее время. Я точно так же не желаю открывать ее профиль во ВК, видеть счастливые совместные фото, где мы улыбаемся, радуясь возможностям и перспективам. Она наплевала на меня. Растоптала и выкинула в грязь. И даже не так важно, что кто-то еще все их действо видел или что кто-то еще увидит эти фото – теперь-то, понятное дело, между нами все кончено. Так?… Она изменила. Не хочу даже думать, насколько далеко это могло зайти.

Сколько она могла ворковать со мной… в то время как ей делал приятно новый бойфренд?

Все, хватит. Уберите. Спасите меня от этого мира. Я хочу обратно, в осознанные снови… сновидения, там так хорошо. Я хожу в тех временах, я наблюдаю за судьбой, пускай такой непростой, но мне там самое место. Что называется, I belong there.

У меня наконец достает сил подняться от компа и подойти к окну. Вижу все тот же типичный российский двор, все те же качели, да только теперь на всем лежит маска уныния. Да и погода продолжает досаждать: к обычному печальному антуражу тяжелых свинцовых туч еще и ветерок успел добавиться – это видно по слегка покачивающимся деревьям. Интересно, а если выйти, он наверное сильно будет ощущаться? А вот сейчас и проверим.

Надо проветриться.

* * *

Итак, Катя меня бросила.

«Она у меня сильная»! «Справится»! Ну и дурак же я! Зла на себя не хватает.

Прямо как на том меме с оленем: «Я верю, что он просто друг».

Мне не следовало так поступать. Хотя теперь я вроде и чувствую спокойствие от совершенного… но вместе с тем есть и ощущение еще большей разбитости.

Она только что позвонила. Ничего отрицать не стала – видимо, ее достаточно впечатлил тот факт, что я видел фотографию. Признала, что ошиблась, но… она не рыдала, не умоляла. То есть она просила прощения… но не умоляла, ей было скорее… просто жаль. Хоть по телефону и теряется немного эмоциональная сторона разговора, я все же сумел понять Катин посыл: «Да, грустно, что так получилось».

Я выслушал ее. Я выслушивал ее, но опять-таки, не особо долго… И тут я взорвался.

Все, что я высказал в сообщении, показалось детским лепетом. Я не стеснялся в выражениях, я рвал и метал – и все это по отношению к той, на ком еще несколько часов (часов!) назад хотел жениться. Она разбила мне сердце. Кажется, теперь я понимаю, что это значит.

Она сказала несколько фраз в ответ, и… и я повесил трубку. Я не мог позволить повесить трубку ей. Она перезвонила, но я не стал брать.

Все это – во дворах, под пронизывающим холодом. В десятке дворов, потому что я не могу стоять на месте во время таких разборок. И с каждым шагом моего нервозного хода, с каждым словом унизительного разговора, с каждой секундой моей растоптанной жизни я все больше ощущал, насколько мне хуже и лучше одновременно.

С одной стороны, я испытывал облегчение от того, что высказал ей все по максимуму. С другой – мне стало еще больнее, еще отвратительнее. Мерзко. Погано.

Наверное, где-то в глубине души я еще верил, что… Ну а вдруг. Вдруг она объяснится. Выдумает что-то про… сестру-близнеца. Про безумно похожую девушку, и про то, как она вчера натолкнулась на парочку, которая была с ними в том же клубе, и про то, как… Про то, как она планировала мне рассказать про эту занятную ситуацию: «Представляешь, Марк! Пришли мы в клуб – а там девушка, как две капли воды на меня похожая, да еще и с парнем».

Вот на что я в душе надеялся.

Ну а она только подтвердила, что измена была. А простить такое – невозможно.

…И вот я снова к этому возвращаюсь. Ведь мне казалось, что с Катей у нас все серьезно. Что любые проблемы, даже вот эти отношения на расстоянии… Мне казалось, что все это – не про нас. Но я больше не могу об этом думать. Всего несколько десятков минут – и меня выворачивает наизнанку. К головной боли, которая на первых порах отступила и дала поглавенствовать ненависти к моей девушке… бывшей… примешалась слабость, а теперь еще и странная боль в горле, не похожая на простудную. Меня будто бы что-то пожирает изнутри, но не болезнь вроде ангины или еще чего-то подобного…

И в этот раз, несмотря на боль или благодаря ей я все четче и четче понимаю, какое лекарство мне поможет.

У меня впереди вся жизнь. И возможность взять и справиться с этой проклятой субботой.

Я могу заняться чем угодно.

Да, наверное, я бы очень многое отдал, чтобы повернуть часы вспять. Совсем как Принц Персии мог отсыпать свои Пески Времени и не упасть на саблю очередного среднеполигонального противника или увернуться от летящего в него топора… Но у меня нет такой возможности. У меня лишь треснувший разум, пошатнувшееся здоровье… да еще своим телом. А горло так и просит чего-то в него влить.

Я направляюсь в сторону бара.

* * *

Чем хорошо жить при капитализме? Разнообразие! Если в СССР в субботу утром вы разве что могли бы выпить пивка, то теперь, когда я пробираюсь по улицам и борюсь с не шибко сильным ветром, вариантов у меня не то чтобы мало.

Да, была пара баров поблизости, но ведь… я могу и по-другому поступить. Плюс что-то с наличкой не совсем в порядке. Где бы взять денег? Ведь раньше-то они у меня водились, а в последние дни просыпались, будто песок того же Принца сквозь пальцы.

Черт, ну и что ж такое я теперь из себя представляю? Жалкое зрелище, ничего не скажешь: рассудок помутнел, здоровье пошатнулось, денег нет. И не забудьте еще об одном очаровательнейшем обстоятельстве: мне изменила девушка, с которой я планировал связать свою жизнь.

Ладно, Марк, не падай духом. Ты справишься. Бывало и похуже… да, настолько плохо, пожалуй, не было. Но ведь проблемы финансового характера и до этого случались. Не всегда все было в порядке, как и сейчас. Ну да, впроголодь тоже не жили, но чтобы накопить денег на отдых для родителей, отдых, который они давно, еще с десяток лет назад заслужили, пришлось немного поэкономить.

Ну а теперь… Я думаю отправиться в бар, где был до этого. Вид, название… все немного подрасплылось. Не уверен, что у меня хватит сил добраться туда: накатил из ниоткуда страшный приступ мигрени, опять пятна светлые перед глазами плывут. Но я даже… я будто… я будто отмел любые предположения, что медицина может мне помочь. Я почему-то думаю, что ее возможности до безумия ограничены.

И вот я в баре. Я напиваюсь и заплетающимся языком пытаюсь рассказать, откуда у меня взялось такое редкое имя – Марк.

Что? Голоса? Какие голоса? Почему мне вдруг показалось, что кто-то пытается со мной заговорить? Впрочем, забавно. А еще у меня откуда-то чувство, что скоро это все должно закончиться. Так или иначе.

Разглядываю бармена. Я могу запросто проанализировать всю его подноготную. Я смотрю на форму его черепа, оцениваю высоту лба, оттопыренность ушей и ширину челюсти – и вот мне становится ясно, что человек он сдержанный, не слишком злой, но и не первый добряк. Он неуемен в еде, что подтверждается жировым надременным валиком. А рядом с ним еще девушки, и по ним тоже я мог бы посудить…

– Парень, – обращаются ко мне. – А ты в курсе, что у тебя куртка наизнанку?..

* * *

Что же действительно творится с моим телом? Прямо сейчас я попытаюсь разложить собственные никчемные ощущения по полочкам. Наверное, это не пойдет для последних дней… я на пределе, я уже еле держусь.

Поехали. Во-первых, горло: его странно режет, больно говорить. Но дело не совсем в том, что я не могу разговаривать по-нормальному, то есть, это не обычные взрывающие заводы противопехотных ежей. Я ощущаю и приступы колкой боли по всему телу. Она как будто хочет меня удержать, не дать мне нормально двигаться.

Просто подумайте про острую, как самурайская катана, боль, не позволяющую вам нормально глотать, ведь больно. Вот точно такие же ощущения армией монголоидных захватчиков аннигилировали одну за другим все части моего бренного тельца.

И ломота в костях… Да, про такое состояние говорят: ЛОМОТА В КОСТЯХ. Но одного короткого выражения здесь решительно мало, меня будто выворачивает. И тянет в кровать, посидеть, полежать, как того мудреца из китайской поговорки.

Ну и, конечно, самое жуткое – это ощущение в мозгу. Мой разум будто затуманен. Мое сознание вынули из мозга… Или даже нет, не так. Будто мой мозг вдруг оказался в крайне плотной субстанции, совсем как из «Мглы».

Да, вот совсем как в фильме. И постоянно вырубающее состояние. От него не отделаться. Изредка, когда ты немного отвлекаешься, ощущение словно покидает тебя… но на самом деле нет! Тебе лишь мерещится, что тебя оно покинуло, хотя на самом деле оно сидит глубоко внутри и только ждет, как бы вернуться.

* * *

И вот моя суббота продолжается. Разрываемый на части тоской по Кате, головной болью и ломотой во всем теле, я, однако, почему-то не ощущаю апатии. Мне все равно хочется что-то делать, и я бреду, бреду. Бреду и бреду себе дальше.

А что это за мужчина, которого я снова встречаю? Мне так знакомо его одеяние. Черная шляпа, черное пальто и даже шарф – странно, совсем не по погоде одет. В руке – пакет. Я его где-то определенно видел, но не могу понять, где.

Откуда-то понимаю, что у этого странного персонажа есть особая черта – верность вечным идеалам. На ум сама собой приходит история, которая развернулась у меня с одним другом. Сейчас то, что мы с ним сделали, мне кажется пустой тратой времени, но тогда виделось чем-то удивительным.

* * *

– А вот представь, что случилось бы, если бы все христианами стали? Это же было бы так чудесно!

– Чего? Ты же у нас атеист… вроде как. – Володя знакомо свел брови и недоверчиво на меня посмотрел.

– Так-то да, но это же не значит, что у меня нет права на небольшой эксперимент. Ну такой, мысленного характера.

Мы сидели у Володи в машине. Кофе из «Макдонольдса» на пару с подогревом передних сидений согревали наши тела со всех сторон – и руки, и мягкие места. За окном лютовал предновогодний мороз, а я все делился своими соображениями с Володей – юристом, с которым познакомился в книжном.

– Ну смотри: берем меня, человека, который не шибко-то верун.

– Блин, Марк, ну ты же знаешь, как я ненавижу это сло…

– Ладно, ладно, сорян, забыл совсем, берем меня, неверующего человека, – поспешил исправить положение я. – И, предположим, вот я иду такой по улице. И вижу человека, который, как мне кажется… ну, хороший. И мне прям… вот хочется подойти его и обнять. По-доброму, по-дружески.

Володя сделал глоток и нараспев вопросительно протянул:

– Ну-у-у…? И что?

– А то, что у меня нет права так поступить. Если я в наших нынешних реалиях просто выйду на улицу и первому незнакомцу, что пришелся мне по душе, попытаюсь устроить флешмоб FREEHUGS – меня могут превратно понять. Того и гляди, прилетит мне в морду за обнимашки.

– Ну хорошо, а христиане-то тут при чем? – недоумевал мой товарищ.

– А при том, дружище, что судя по тому, что я видел в общении знакомых баптистов, эти люди куда дружелюбнее внутри своей общины. Так почему бы не взять и не перенести правила этой самой религиозной общины – и нет, только не подумай, что я про какие-то сектантские настроения, – так вот, почему бы не перенести христианскую ЛЮБОВЬ К БЛИЖНЕМУ в наш мир… Это же будет прекрасно! Ты сможешь по первому зову сердца подойти к человеку, который тебе кажется добрым, которому ты хочешь показать уважение, и … – последнее я произнес медленно, для атмосферности – …преспокойно обнять его.

– Просто обнять?

– Просто обнять. Ну там, еще сказать что он классный.

– Странные у тебя желания, Марк…

– Да нет же! Нормальные вполне, чего ты. Тем более, что лично для меня вся эта ситуация не ограничится одними лишь обнимашками. Что куда важнее – у меня будет право завести с человеком разговор, я буду знать, что он не скажет мне «Давай до свидания». А я буду знать это точно, ведь христиане как минимум друг друга уважают. В итоге, я сам начну жить в мире куда более дружелюбном по отношению к моей персоне.

Володя закинул в рот парочку картофелин фри.

– Да-а, Марк, я знал, к чему ты клонишь.

– К чему же? – Я на взлете чувств надеялся, что друг меня наконец-то понял.

– Как ты его ни сдерживаешь, как ни стараешься спрятать… Твой эгоизм все равно наружу лезет.

– Чего-о?

– Того. Вот опять ты все про себя и про себя. Все только про ТВОЮ персону, нет бы сказать, что будет лучше для всех, так нет же, ты в первую очередь о себе заботишься, чтобы тебе получше стало. Это все часы, которые ты на Айн Рэнд[3]3
  Айн Рэнд (1905–1982) – писательница и философ. Известна романами «Источник» и «Атлант расправил плечи». Создательница объективизма. Рэнд превозносила разум как единственный источник приобретения знаний и отвергала веру и религию. Поддерживала рациональный и этический эгоизм и отвергала альтруизм.


[Закрыть] потратил, в тебе говорят. Это все сами рэндовские идеалы – тьфу, как подумаю о них, аж тошно. Как она там зовется? Разумный эгоизм? Так вот все оттуда же?

– Не-е-ет, погоди-погоди. Во-первых, я не уверен, что сказал именно «к моей персоне».

– Говорю, ты так и сказал…

– Ну а во-вторых, я имел-то ввиду совсем другое! Я-то задумывался обо всей планете разом. Чтобы всем сразу стало лучше, легче, приятнее. Чтобы все сразу могли начать жизнь в обществе, где на одну проблему стало бы меньше. Ведь разве это не прекрасно – создать царство взаимопонимания и уважения, в котором все любили бы друг друга?

– Фух, ну ладно, все-таки верные вещи ты говоришь.

Володя приоткрыл окно, впустил немного свежего воздуха и закрыл снова. Пока я думал, отчитывать его или нет за такую самовольность в моей машине (Хоть спросить мог бы! Ради приличия, блин), Володя продолжил:

– Да, было бы прекрасно, чтобы люди с добрыми намерениями начали чаще выпускать эти намерения наружу и творить благие дела. Да только невозможно это в отрыве…

– В отрыве от чего?

– От самого христианства. – Увидев теперь уже на моем лице хмурое удивление, он продолжил. – Да, признаю. И без Господа в сердце можно делать хорошие вещи. Мы с тобой пару раз ездили, помогали бездомным – значит, что-то в тебе такое говорило, не знаю, совесть ли, но что-то ТОЧНО говорило.

Я ухмыльнулся. А ведь было и вправду славно. Надо как-нибудь повторить. Но спонтанно на самом-то деле вышло… Я не успел закончить мысль про спонтанность и не успел выдать ее другу. Володя вдруг сказал очень просто:

– А давай отложим теорию. Возьмем и… сделаем что-то хорошее.

– Э-э-эм, давай.

– Сегодня вечером, в шесть. Как раз Новый год скоро. Поможем кому-нибудь накануне. Я тебя заберу из офиса.

– Сегодня как раз двадцать пятое…

– Да хоть сто девятое! Не важно. Я вот православный, но есть и католики, и протестанты. И пускай. Давай просто возьмем и сделаем что-нибудь хорошее сегодня. Ты со мной или как?