Текст книги "Выступления полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации (2012–2015 годы). Сборник"

Устанавливая административную ответственность, федеральный законодатель в силу имеющейся у него дискреции может по-разному, в зависимости от существа охраняемых общественных отношений, конструировать составы административных правонарушений и их отдельные элементы, в частности определять такой элемент состава административного правонарушения, как объективная сторона, исходя из положений федерального закона, регламентирующего соответствующие отношения, которым противоправным деянием причиняется вред или создается угроза причинения вреда (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 18 мая 2012 года № 12-П).

Принимая во внимание существенное влияние, которое могут оказывать на оценку степени общественной опасности административных правонарушений наступившие в результате их совершения негативные последствия, федеральный законодатель вправе на основе разграничения формальных и материальных составов административных правонарушений дифференцированно подходить к закреплению признаков их объективной стороны. При этом в число признаков объективной стороны материального состава административного правонарушения наряду с самим деянием (действием или бездействием), а также местом, временем, способом совершения и иными прямо указанными в диспозиции соответствующей нормы характеристиками его внешнего проявления обязательно включается наступление вредных последствий. В таких случаях для привлечения лица к административной ответственности недостаточно установить само их наличие: необходимо доказать причинно-следственную связь между деянием (действием или бездействием) и наступившими последствиями, т. е. убедиться в том, что они явились результатом нарушения административно-правовых запретов именно лицом, привлекаемым к административной ответственности.

Исходя из этого привлечение к административной ответственности организатора публичного мероприятия либо не являющегося публичным мероприятием массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах на основании соответственно части 4 статьи 20.2 или части 2 статьи 20.2.2 КоАП Российской Федерации возможно, только если причинение вреда здоровью человека или имуществу явилось непосредственным следствием противоправных действий или бездействия (притом что они не содержат признаков уголовно наказуемого деяния) именно самого организатора соответствующего мероприятия – физического или юридического лица, взявшего на себя обязательство по организации и проведению публичного мероприятия или фактически выполнявшего организационно-распорядительные функции по организации и проведению не являющегося публичным мероприятием массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах.

По смыслу статей 49, 50 и 64 Конституции Российской Федерации и в силу конституционных требований справедливости и соразмерности, наличие вины является необходимым признаком состава правонарушения (и, соответственно, основанием привлечения к юридической ответственности), а бремя ее доказывания возлагается, по общему правилу, на уполномоченные органы государства и их должностных лиц (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 27 апреля 2001 года № 7-П, от 25 апреля 2011 года № 6-П, от 18 мая 2012 года № 12-П и др.). Конкретизируя эти требования, Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях закрепляет принцип презумпции невиновности в сфере привлечения к ответственности за административные правонарушения: согласно его статье 1.5 лицо подлежит административной ответственности только за те административные правонарушения, в отношении которых установлена его вина (часть 1); лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, считается невиновным, пока его вина не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу постановлением судьи, органа, должностного лица, рассмотревших дело (часть 2); неустранимые сомнения в виновности лица, привлекаемого к административной ответственности, толкуются в пользу этого лица (часть 4).

При этом применительно к физическому лицу данный Кодекс признает административное правонарушение совершенным умышленно, если лицо, его совершившее, сознавало противоправный характер своего действия (бездействия), предвидело его вредные последствия и желало наступления таких последствий или сознательно их допускало либо относилось к ним безразлично (часть 1 статьи 2.2), и совершенным по неосторожности, если лицо, его совершившее, предвидело возможность наступления вредных последствий своего действия (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение таких последствий либо не предвидело возможности наступления таких последствий, хотя должно было и могло их предвидеть (часть 2 статьи 2.2); юридическое же лицо признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установлено, что у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, за нарушение которых данным Кодексом или законами субъектов Российской Федерации предусмотрена административная ответственность, но данным лицом не были приняты все зависящие от него меры по их соблюдению (часть 2 статьи 2.1).

Приведенные законоположения имеют универсальное значение в правовом регулировании применения наказаний за совершение административных правонарушений и, следовательно, исключают возможность привлечения к административной ответственности организатора публичного мероприятия на основании части 4 статьи 20.2 КоАП Российской Федерации, а организатора не являющегося публичным мероприятием массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах – на основании части 2 его статьи 20.2.2 при отсутствии отвечающей указанным нормативным характеристикам вины соответствующего физического или юридического лица, доказанной в установленном законом порядке. Иная интерпретация наказуемости действий (бездействия), формально подпадающих под признаки состава административного правонарушения, противоречила бы принципам презумпции невиновности и виновной ответственности, приводила бы к объективному вменению и в конечном счете – к отступлению от вытекающих из Конституции Российской Федерации принципов правового государства, юридического равенства и справедливости (преамбула; статья 1, часть 1; статья 19, часть 1; статья 49).

Таким образом, пункты 7 и 8 статьи 1 Федерального закона от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ в указанной части (часть 4 статьи 20.2 и часть 2 статьи 20.2.2 КоАП Российской Федерации соответственно) не противоречат Конституции Российской Федерации, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования предполагают наступление административной ответственности за предусмотренные ими административные правонарушения только при наличии причинно-следственной связи между виновными противоправными действиями (бездействием) организатора публичного мероприятия или не являющегося публичным мероприятием массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах, повлекших нарушение общественного порядка, и наступившими последствиями в виде причинения вреда здоровью человека или имуществу.

Что касается части 6 статьи 20.2 КоАП Российской Федерации в редакции пункта 7 статьи 1 Федерального закона от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ, то ее положение, закрепляющее административную ответственность за нарушение установленного порядка проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования, повлекшее причинение вреда здоровью человека или имуществу, совершенное участником публичного мероприятия, если его действия (бездействие) не образуют уголовно наказуемого деяния, распространяется, как прямо следует из его содержания, на лиц, являющихся участниками публичного мероприятия, и, соответственно, не может толковаться как возлагающее административную ответственность на его организатора как лицо, которое осуществляет именно функции организации и проведения публичного мероприятия, за причинение вреда здоровью человека или имуществу участником данного публичного мероприятия.

4. Конституционным признанием Российской Федерации демократическим федеративным правовым государством с республиканской формой правления, императивом которого является соблюдение Конституции Российской Федерации и законов всеми органами государственной власти, органами местного самоуправления, должностными лицами, гражданами и их объединениями, определяется особая значимость деятельности Федерального Собрания – парламента Российской Федерации и законодательных (представительных) органов субъектов Российской Федерации, как обладающих – в силу осуществления государственной власти в Российской Федерации на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную – исключительными полномочиями по принятию законов (статья 1, часть 1; статья 10; статья 11, часть 2; статья 15, часть 2, Конституции Российской Федерации).

В развитие данных положений, образующих основы конституционного строя России, Конституция Российской Федерации устанавливает, что принятие и изменение федеральных законов, будучи предметом ведения Российской Федерации (статья 71, пункт «а»), относится к компетенции Государственной Думы, которую она реализует как в сфере ведения Российской Федерации, так и в сфере совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов (статья 76, части 1 и 2; статья 105, часть 1). При осуществлении своих законодательных полномочий Государственная Дума обязана соблюдать порядок принятия федеральных законов, причем не только прямо закрепленный статьями 104–108 Конституции Российской Федерации, но и вытекающий из иных ее положений, конкретизированных в Регламенте Государственной Думы, наличие которого рассматривается Конституцией Российской Федерации в качестве обязательного условия организации парламентской деятельности (статья 101, часть 4).

Необходимым процессуальным элементом надлежащего, основанного на требованиях Конституции Российской Федерации порядка принятия федеральных законов является соблюдение Государственной Думой процедур законодательной деятельности, что отвечает существу подлинного народного представительства, поскольку гарантирует соответствие содержания федеральных законов свободному и осознанному волеизъявлению депутатов, призванных руководствоваться в своей деятельности принципами независимости и объективного выражения интересов избирателей, и тем самым в силу статей 3 (часть 2), 32 (части 1 и 2) и 94 Конституции Российской Федерации согласуется с целями народовластия и обеспечения участия граждан – через своих представителей – в управлении делами государства (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 22 января 2002 года № 2-П и от 29 октября 2010 года № 19-П).

Нарушение Государственной Думой процедурных правил, вытекающих из Конституции Российской Федерации, позволяет констатировать отход от ее требований. Вместе с тем – по смыслу правовых позиций, выраженных в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации от 20 июля 1999 года № 12-П, от 5 июля 2001 года № 11-П и от 23 апреля 2004 года № 8-П, – для оценки федерального закона на предмет соответствия Конституции Российской Федерации по порядку принятия принципиальное значение имеет нарушение тех процедурных правил, которые оказывают определяющее влияние на принятие решения, т. е. основаны непосредственно на предписаниях ее статей 104–108 либо закрепляют такие существенные условия порядка принятия федеральных законов, без соблюдения которых невозможно с достоверностью установить, отражает ли принятое решение действительную волю законодателя, а следовательно – и представляемого им многонационального народа России.

Аналогичной позиции придерживается в своей практике Европейский суд по правам человека, увязывая требование о соблюдении парламентской процедуры при принятии решений, затрагивающих права и свободы, с недопустимостью нарушения решением палаты парламента принципа правовой определенности (постановление от 9 января 2013 года по делу «Александр Волков (Oleksandr Volkov) против Украины»).

Вопрос о том, нарушения какого рода имели место при принятии федерального закона и, как следствие, адекватно ли его содержание реальному волеизъявлению депутатов, а значит, соответствует ли этот федеральный закон Конституции Российской Федерации по порядку принятия, – при наличии в каждом конкретном случае обращения, отвечающего критерию допустимости, – подлежит разрешению Конституционным Судом Российской Федерации. При этом Конституционный Суд Российской Федерации в силу своей компетенции, установленной статьей 125 Конституции Российской Федерации и Федеральным конституционным законом «О Конституционном Суде Российской Федерации», не связан обязанностью интерпретировать любое нарушение установленной процедуры принятия федерального закона как свидетельство его неконституционности, – иное означало бы осуществление фактической проверки соответствия федерального закона по порядку принятия не Конституции Российской Федерации, а иным нормативным правовым актам.

4.1. В соответствии с правовой позицией, выраженной в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 23 апреля 2004 года № 8-П, из Конституции Российской Федерации, в частности ее статей 71 (пункт «а») и 76, не следует обязательность направления законопроектов по предметам совместного ведения субъектам Российской Федерации и специальное рассмотрение их предложений Федеральным Собранием, но, поскольку проекты федеральных законов вносятся именно в Государственную Думу и федеральные законы принимаются Государственной Думой (статья 104, часть 2; статья 105, часть 1, Конституции Российской Федерации), сама Государственная Дума вправе предусмотреть в своем Регламенте положения о направлении законопроектов по предметам совместного ведения субъектам Российской Федерации для дачи предложений и замечаний. Соответствующие правила наряду с Регламентом Государственной Думы (статья 109, части вторая и пятая статьи 118, части первая, пятая, седьмая и восьмая статьи 119) содержит Федеральный закон от 6 октября 1999 года № 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» (пункты 1 и 4 статьи 26.4).

Установление процедурных правил, предусматривающих направление Государственной Думой законопроектов субъектам Российской Федерации, рассмотрение внесенных ими предложений и замечаний в комитетах Государственной Думы и создание согласительных комиссий, состоящих из депутатов Государственной Думы и представителей заинтересованных субъектов Российской Федерации, призвано обеспечить принятие федерального закона, отражающего интересы и Российской Федерации, и ее субъектов (особенно в случаях, когда значительное их число высказывается против законопроекта в целом либо против его существенных положений), но одновременно не должно препятствовать реализации вытекающего из статей 71 (пункт «а»), 94 и 105 Конституции Российской Федерации полномочия Федерального Собрания самостоятельно принимать федеральные законы, в том числе по предметам совместного ведения.

Требование о направлении субъектам Российской Федерации проектов федеральных законов по предметам совместного ведения имеет целью достижение координации действий всех обладающих в силу Конституции Российской Федерации (статья 76, часть 2) соответствующими законодательными полномочиями органов государственной власти, тем более что, как неоднократно отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, федеративные отношения в силу своей природы не допускают реализацию федеральными органами власти принадлежащих им по предметам совместного ведения полномочий без соотнесения с интересами субъектов Российской Федерации и местом их органов в системе публичной власти (постановления от 9 января 1998 года № 1-П, от 11 апреля 2000 года № 6-П, от 3 февраля 2009 года № 2-П и от 15 ноября 2012 года № 26-П).

Из этого, однако, не вытекает безусловная обязанность Государственной Думы удовлетворить пожелания, выраженные субъектами Российской Федерации, – проведение соответствующих процедур предполагает выяснение и обсуждение их мнения для выработки возможно более согласованного проекта федерального закона, а не получение одобрения законопроекта либо отдельных его положений. Тем не менее нарушение Государственной Думой указанного требования может свидетельствовать об отступлении от имеющих конституционное значение правил принятия федеральных законов по предметам совместного ведения.

Что касается Федерального закона от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ, проект которого, как следует из представленных материалов (и не оспаривается представителями Государственной Думы, Совета Федерации и Президента Российской Федерации), не направлялся субъектам Российской Федерации ни на одной из стадий законодательного процесса, то при оценке его соответствия Конституции Российской Федерации по порядку принятия Государственной Думой необходимо учитывать сложную комплексную природу предмета регулирования данного Федерального закона, охватывающего не только сферу совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, но и сферу ведения исключительно Российской Федерации.

Основное предназначение Федерального закона от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ состоит в регулировании конституционного права собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование путем определения порядка и условий реализации данного права, а также в защите прав и законных интересов граждан при проведении публичных мероприятий, т. е. им затрагивается одновременно как сфера ведения Российской Федерации, а именно регулирование и защита прав и свобод человека и гражданина (статья 71, пункт «в», Конституции Российской Федерации), так и сфера совместного ведения, а именно защита прав и свобод человека и гражданина (статья 72, пункт «б» части 1, Конституции Российской Федерации).

В части регулирования административной ответственности за нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования как института административного и административно-процессуального законодательства, составляющего предмет совместного ведения (статья 72, пункт «к» части 1, Конституции Российской Федерации) и в то же время неразрывно связанного с ограничением прав и свобод человека и гражданина, данный Федеральный закон в силу статей 17 (часть 3) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации также не может быть полностью выведен из сферы ведения Российской Федерации (статья 71, пункт «в», Конституции Российской Федерации).

Кроме того, Федеральный закон от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ не предусматривает ни самостоятельного регулирования органами государственной власти субъектов Российской Федерации соответствующих общественных отношений, ни их обременения дополнительными к ранее установленным исполнительно-распорядительными полномочиями, влекущими расходы бюджета. Возложение же на субъекты Российской Федерации таких полномочий, как определение органами исполнительной власти субъекта Российской Федерации единых специально отведенных для проведения публичных мероприятий мест и установление законом субъекта Российской Федерации порядка использования таких мест, норм их предельной заполняемости и предельной численности лиц, участвующих в публичных мероприятиях, уведомления о проведении которых не требуется, а также дополнительное определение мест, в которых запрещается проведение собраний, митингов, шествий и демонстраций, по смыслу правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в постановлении от 27 апреля 1998 года № 12-П, следует рассматривать как конкретизацию – путем установления федеральным законом полномочий государственных органов субъектов Российской Федерации (что не исключается Конституцией Российской Федерации) – участия субъектов Российской Федерации в определении условий реализации конституционного права на свободу мирных собраний, регулирование которого относится к сфере ведения Российской Федерации.

Такое сочетание в Федеральном законе от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ различных аспектов правового регулирования, объединенных единством целей и вместе с тем относящихся к ведению Российской Федерации и одновременно – к совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов, позволяет сделать вывод, что ненаправление законопроекта субъектам Российской Федерации перед рассмотрением Государственной Думой в первом и во втором чтениях не может служить достаточным основанием для признания его не соответствующим Конституции Российской Федерации по порядку принятия – тем более учитывая, что претензии заявителей по настоящему делу к содержанию конкретных положений данного Федерального закона преимущественно сводятся к установлению необоснованных и чрезмерных, по их мнению, ограничений права на свободу мирных собраний, – и тем самым подтверждает, пусть косвенно, основное предназначение данного Федерального закона именно как осуществляющего регулирование названного конституционного права, составляющее предмет ведения Российской Федерации.

Кроме того, имея в виду, что Федеральный закон от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ не был оспорен органами законодательной и исполнительной власти субъектов Российской Федерации, следует предположить, что его содержание в целом не расходится с представлением субъектов Российской Федерации относительно такого правового регулирования, интересы которых к тому же, по смыслу правовой позиции, сформулированной Конституционным Судом Российской Федерации в постановлении от 9 июля 2012 года № 17-П, нет оснований считать неучтенными их представителями в Совете Федерации (статья 95, часть 2, Конституции Российской Федерации), одобрившими данный Федеральный закон 6 июня 2012 года.

Исходя из этого Конституционный Суд Российской Федерации в настоящем деле не усматривает оснований для признания Федерального закона от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ в связи с несоблюдением Государственной Думой требования о направлении законодательным (представительным) и высшим исполнительным органам государственной власти субъектов Российской Федерации законопроекта по предмету совместного ведения перед его рассмотрением в первом и втором чтениях не соответствующим Конституции Российской Федерации по порядку принятия, что не исключает возможности усовершенствования законодательных процедур, в том числе посредством внесения изменений в Регламент Государственной Думы, применительно к принятию федеральных законов, положения которых относятся к предметам как федерального, так и совместного ведения.

4.2. Согласно части первой статьи 118 Регламента Государственной Думы при рассмотрении законопроекта в первом чтении обсуждается его концепция, дается оценка соответствия основных положений законопроекта Конституции Российской Федерации, его актуальности и практической значимости.

Деление процедуры рассмотрения законопроектов на чтения и собственно каждое из чтений, как отметил Конституционный Суд Российской Федерации в постановлении от 5 июля 2001 года № 11-П, имеют значение как для обеспечения поиска наиболее адекватных нормативных решений, так и для проверки соответствия их текстуально оформленного содержания подлинному волеизъявлению законодателя; принятие акта последовательно в каждом из трех чтений – при их различном назначении в едином нормотворческом процессе – является также гарантией учета исходной позиции субъектов законодательной инициативы, поскольку изменение концепции акта не может происходить на этапе внесения поправок к нему, чтобы имеющие принципиальное значение изменения не появлялись в результате случайных, не связанных с обсуждением концепции решений; нарушение же требований к чтениям в законодательной процедуре, приводящее к искажению изначального волеизъявления и тем самым влияющее на судьбу акта в целом, свидетельствует о неконституционности такого акта не только по порядку принятия, но, в конечном счете, и по содержанию норм.

Имеющимися в настоящем деле материалами подтверждается, что в Государственную Думу был внесен и принят в первом чтении проект федерального закона «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях». Вместе с тем в постановлении Государственной Думы от 22 мая 2012 года № 397-6 ГД «О проекте федерального закона № 70631-6 «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях» было прямо указано, что при подготовке данного законопроекта к рассмотрению Государственной Думой во втором чтении должны быть учтены поправки, предусматривающие дополнение законопроекта новой статьей, посвященной внесению изменений в Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях». Таким образом, концепция Федерального закона от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ уже по итогам первого чтения была рассчитана на правовое регулирование как вопросов ответственности за административные правонарушения, так и правил организации и проведения публичных мероприятий.

В силу указанных обстоятельств – тем более что частью второй статьи 121 Регламента Государственной Думы прямо допускается изменение названия законопроекта в процессе второго чтения – Конституционный Суд Российской Федерации не находит подтверждения тому, что в данном случае имели место такие нарушения установленной Регламентом Государственной Думы процедуры законодательной деятельности, которые повлекли за собой концептуальные изменения законопроекта после его принятия в первом чтении.

4.3. В соответствии с Регламентом Государственной Думы законопроект направляется в Совет Государственной Думы, как правило, не позднее чем за 14 дней до его внесения на рассмотрение Государственной Думы (часть третья статьи 114); депутаты – авторы поправок к законопроекту имеют право на не более чем трехминутное выступление по каждой поправке в целях ее обоснования (часть вторая статьи 56, часть седьмая статьи 123); голосование по принятию закона в целом в день принятия законопроекта во втором чтении может быть проведено только при наличии окончательного текста законопроекта (часть тринадцатая статьи 123).

Как следует из представленных Конституционному Суду Российской Федерации материалов, отступления от некоторых из указанных требований Регламента Государственной Думы при принятии рассматриваемого Федерального закона имели место. Однако, оценивая их, необходимо учитывать, что в современной парламентской деятельности нередки ситуации, когда депутаты, находящиеся в оппозиции, пытаются затянуть принятие закона, против которого они возражают, а парламентское большинство, соответственно, стремится ускорить прохождение законопроекта. Это актуализирует потребность в регламентных нормах, обеспечивающих возможность адекватного противодействия попыткам искусственного блокирования законодательного процесса и одновременно гарантирующих разумные сроки рассмотрения и принятия законов, с тем чтобы воля парламентского большинства, презюмируемая как воля народа, могла быть реализована с помощью имеющихся в его арсенале правовых средств.

Регламент Государственной Думы предусматривает ряд процедур, направленных на оптимизацию сроков законодательного процесса: так, председательствующий по истечении установленного времени предупреждает об этом выступающего, а затем вправе прервать его выступление (часть третья статьи 56), с согласия большинства присутствующих на заседании депутатов Государственной Думы он может установить общую продолжительность обсуждения вопроса, включенного в порядок работы заседания Государственной Думы (часть пятая статьи 56). Отступления же от стандартных парламентских процедур при прохождении в Государственной Думе проекта рассматриваемого Федерального закона, на наличие которых указывают авторы запроса, лишены такого рода правовой основы, поскольку в системе действующего регламентного регулирования специальные нормы о возможности ускорения рассмотрения проекта федерального закона отсутствуют.

Любое нарушение парламентских процедур, чем бы оно ни мотивировалось и ни объяснялось, не может восприниматься как совместимое с правилами осуществления законодательной деятельности, прямо установленными Регламентом Государственной Думы, и как таковое не может быть признано допустимым, даже если воля парламентского большинства, выраженная в соответствующем федеральном законе (в данном случае – в Федеральном законе от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ), скорее всего, получила бы подтверждение и при неукоснительном следовании требованиям Регламента Государственной Думы как в части действующей процедуры прохождения законопроектов, так и – если бы порядок принятия федеральных законов был скорректирован в сторону сокращения ее продолжительности – в части, наделяющей депутатов Государственной Думы обширными полномочиями по изменению регламентных норм (части первая и вторая статьи 217) и самостоятельному определению порядка рассмотрения вопросов, не предусмотренных Регламентом Государственной Думы (часть третья статьи 217).

Вместе с тем следует учитывать, что процедурные правила, нарушенные в процессе принятия рассматриваемого Федерального закона, не относятся к числу непосредственно конкретизирующих предписания статей 104–108 Конституции Российской Федерации и не направлены на урегулирование таких существенных элементов порядка принятия федеральных законов, без неукоснительного соблюдения которых невозможно с достоверностью определить, отражает ли принятое законодательное решение действительную волю депутатов Государственной Думы. Отступление от них не могло привести к последствиям, способным исказить предназначение и результат законодательного процесса и тем самым поставить под сомнение конституционность данного Федерального закона по порядку принятия. При этом едва ли можно считать нарушенными права парламентской оппозиции: в процессе подготовки законопроекта ко второму чтению депутатами Государственной Думы и членами Совета Федерации было внесено 430 поправок, а при рассмотрении во втором чтении ни один из депутатов – авторов поправок (при наличии у всех депутатов, как того требует Регламент Государственной Думы, таблиц поправок, рекомендованных ответственным комитетом к принятию или отклонению) не был лишен права на выступление. Кроме того, по информации Комитета по регламенту и организации работы Государственной Думы, окончательный текст законопроекта перед его принятием в третьем чтении был подготовлен и доступен для всех депутатов Государственной Думы, притом что во втором чтении текст законопроекта не претерпел каких-либо изменений и был принят в редакции, предложенной ответственным комитетом. Более того, сама острота имевшей место парламентской дискуссии, интенсивность противодействия принятию данного Федерального закона со стороны парламентского меньшинства красноречиво свидетельствуют о том, что содержание законопроекта не могло остаться без внимания и осознания депутатов, проголосовавших как «за», так и «против».