Текст книги "Русский медведь. Царь"

Михаил Ланцов
Русский медведь. Царь

В оформлении переплета использована иллюстрация художника П. Ильина

© Ланцов М.А., 2015

© ООО «Издательство «Яуза», 2015

* * *

Пролог

10 ноября 1700 года. Москва

Заканчивался последний год XVII века и восемнадцатый год с того момента, как обновленный Петр взялся за преобразование России.

Кем был тот человек, что вселился в Петра в его юности? Сложно в двух словах описать человека, прошедшего тяжелый путь от увечного старшины ВДВ, списанного на обочину жизни, до руководителя одной из наиболее успешных транснациональных корпораций на планете.

И вот этот умудренный годами и опытом, матерый танк оказался в шкуре подростка…

Впрочем, мы увлеклись.

Франсуа Овен[1]1
  Франсуа Овен – лидер ордена иезуитов в Российском царстве.


[Закрыть] сидел в плетеном кресле и наблюдал за тем, как русский царь плавал. Быстро. Энергично. И удивительно долго. Он бы давно выдохся, а Петр продолжал раз за разом отмахивать руками, рассекая водную гладь бассейна единственного в мире оздоровительного центра.

Какой оздоровительный центр в 1700 году, спросите вы? Самый что ни на есть обычный. Ведь Петр строил его для себя и своих близких, не желая прозябать в плену высокой духовности тех лет. А значит, стоял за крепкое тело и здоровое отношение к физической культуре и спорту. Как бы пафосно это ни звучало.

Просторный бассейн с теплой водой. Вышка для прыжков в воду. Сауна, ну или, если хотите, баня, благо различий между ними кроме названия не имеется. Купель. Мелкий бассейн с гидромассажем. Чудо! Франсуа был от него просто в восторге! Кроме того, имелось несколько залов для гимнастики и прочих групповых занятий, например рукопашного боя. Массажные комнаты. Тренажеры различные. Всевозможные турники, гимнастические стенки, канаты, брусья и так далее. Оснащение такого центра даже для начала XXI века было более чем достойным, разве что уступая в технологичности. Например, без той же электроники…

Как несложно догадаться, стоил абонемент в этот оздоровительный центр натурально безумных денег. И не имел льгот или исключений. Даже сам государь платил, дабы соблюсти порядок. И, как следствие, такое удовольствие могли себе позволить очень немногие. Что, в свою очередь, привело к заоблачному престижу, образовав своего рода элитный клуб России на весьма благостной платформе. Ведь такой формат общения много лучше коллективных пьянок или каких еще глупостей.

Кроме того, этот центр занимался ускоренным переформатированием мозгов, перестраивая людей на новый лад. Тот же Франсуа Овен никогда бы не надел плавки, чтобы в оных выйти перед людьми. Но то в обычных условиях. А тут… да за такие деньги… Ему «жаба» просто не позволила ломаться. Не говоря уже о том, что только в этом клубе можно было регулярно общаться с самыми влиятельными людьми государства в неформальной обстановке. А это дорогого стоило. Пожалуй, он бы и голышом щеголял ради такого, если бы потребовалось.

Аналогично обстояли дела и с дамами, которые поначалу совершенно не могли переступить через черту внутренних комплексов и надеть купальник. Однако Анна Росс[2]2
  Анна Росс – возлюбленная Петра и его верная спутница.


[Закрыть] и Мария Голицына[3]3
  Мария Голицына – первая супруга Петра, выбранная им взамен Лопухиной. Была вынуждена принять постриг, дабы сохранить жизнь во время интриг.


[Закрыть] потихоньку подтянули и остальных. Причем с Марией ситуация оказалась довольно щекотливой. Ведь она являлась духовной особой. Вот Петр и использовал ее в качестве приманки, выискивая людей с «фимозом головного мозга» в своем окружении, которые, по какому-то недоразумению, считают презрение тела и отрицание естества базисом духовного развития.

А какие разговоры там шли? Загляденье! Настоящий островок далекого будущего, совершенно не вписывающийся в 1700 год, резонируя с ним настолько, насколько это только было возможно.

– О, я вижу, ты снова пришел! – произнес Петр, вырывая руководителя российского отделения ордена иезуитов от задумчивого изучения филейной части одной уже не юной, но вполне симпатичной боярыни, крутящей педали велотренажера рядом с Ромодановским и о чем-то весело с ним щебечущей.

– А? – растерянно переспросил Франсуа.

– Как спина, спрашиваю, – с улыбкой сказал царь.

– Уже намного лучше. Вчера снова приходил – распаривал. А потом немного потренировал.

– А чего не плаваешь? Тоже ведь помогает.

– Так я не умею. Да и не хочется особо. Боюсь я. Разве что вон, в бурлящую ванну залезть можно.

– Ладно. Пойду погреюсь, – кивнул Государь в сторону сауны, намекая, что он готов пообщаться, раз уж Франсуа в очередной раз переступил через себя и пришел сюда в столь ранний час, а не как обычно – после полуночи.

Иезуит все понял и засеменил следом за царем, пользуясь его благодушным настроением.

– Итак, – произнес Петр, вопросительно посмотрев на иезуита. – Я весь внимание.

– Мне хотелось бы обсудить с тобой события, происходящие сейчас на западе Балтики…

– Успехи юного шведского короля?

– Да. Они озадачили многих серьезных людей. И это совершенно неожиданное вмешательство протестантских флотов…

– А что в этом удивительного? – пожал плечами Государь и, ловко подчерпнув ковшиком воды, поддал на камни. – Или ты думаешь, что коалиция, готовящаяся выступить против Франции, монолитна? Там натуральная свора собак, которые перегрызутся между собой при первой возможности. Я точно знаю, что целью как Англии, так и Голландии является всемерное ослабление и Франции, и Испании, и Священной Римской империи. Да и между собой они не ладят особо. Конкуренты как-никак. Поэтому их помощь шведам – замечательный повод ослабить Вену, которая не сможет успешно воевать с французами, помня о такой проблеме в своих тылах. А это лишние расходы. Да, Саксония и Пруссия не наследные владения Габсбургов, но сюзеренитет может потребовать отработки.

– Пока все слишком неопределенно…

– Почему же? – удивился Петр. – Карл – талантливый тактик. Если никаких случайностей не произойдет, то он относительно легко разобьет и Фридриха, и Августа. Тем более что они, насколько мне известно, никак не могут решить, кто главнее. Это, безусловно, приведет к кризису. Подумай сам – понравится ли Леопольду, что какой-то там шведский король так грубо вмешается в дела Священной Римской империи?

– Но Карл может проиграть.

– Может. Но пока он выигрывает. Пруссии нанесено серьезное поражение, которое, впрочем, не позволило Фридриху Вильгельму взяться за ум и уступить первенство Августу, чтобы хоть на какой-то платформе объединить армии. Вместо этого он отступил и готовится к новой битве. В сущности, это приведет только к одному – Карл их перебьет поодиночке, а потом начнет гонять ссаными тряпками по округе, подспудно разграбляя оба курфюршества. Согласись, хороший подарок императору, а главное – свое-временный. Ведь из Испании доходят очень тревожные сведения.

– Ты прав, эта ситуация очень неприятна, – чуть пожевав губы, произнес Франсуа.

– Не удивлюсь, если через несколько лет и Османская империя вступит в войну на стороне Франции.

– Но ведь она разбита!

– Франция смогла склонить ее к миру раньше, чем закончились ее силы. Много раньше. А потом тренировала и обучала армию. Продавала оружие. Уверен, что сейчас Стамбул сможет уже выставить тысяч восемьдесят, а то и все сто, вполне приличных строевых. И не только может, но и выставит, когда Леопольд уведет свои основные силы на запад, сражаться с Францией. Англия же с Голландией в силах предотвратить эту неприятность, но не станут. Ибо им нужно поражение не только Франции с Испанией, но и Священной Римской империи. Фактическое. А если и не полный разгром, то всемерное истощение.

– А ты?

– Что я?

– Ты не хочешь вступить в эту войну?

– Зачем? – улыбнулся Петр.

– Ну как же? Разве Россию не интересует выход в Балтийское море? – удивленно поднял бровь Франсуа Овен.

– У меня могут быть большие аппетиты, – лукаво подмигнул Государь. – Ты думаешь, Леопольд пойдет им навстречу? Особенно памятуя о Крымском ханстве.

– Не думаю, что в такой сложной обстановке он станет сильно воротить нос и привередничать. Тем более что его супруга, которая, как известно, имеет очень большое влияние на него, твоя поклонница.

– Ты серьезно?

– Более чем. Я с ней постоянно переписываюсь, рассказывая о том, как и что ты устраиваешь в России. И, признаться, более ярких хвалебных отзывов я еще не встречал. Особенно ее заинтересовало то, как ты выстроил отношения с Земским собором. А книга «Мер и весов», описывающая введенную в России практику государственного стандарта и единой взаимосвязанной системы измерений, произвела так и вообще натуральный фурор.

– Не думал, что она увлекается наукой.

– Она очень многогранная женщина, – лукаво улыбнувшись, отметил иезуит.

– Оттого и переживаю. Ведь такая мудрая женщина, как она, может начать испытывать вполне закономерные опасения. Россия крепнет с каждым днем, расширяет свои владения. Не удивлюсь, если она посчитает ее угрозой для короны своего супруга. Даже несмотря на хорошее отношение ко мне.

– Разумные опасения, – кивнул Франсуа. – Однако я уверен, что ту ситуацию, в которую загоняют Габсбургов их извечные враги – французы в союзе с протестантами, она видит еще отчетливее. А из двух зол выбирают то, что меньше вреда приносит. Кроме того, насколько я знаю, в Вене считают тебя важным союзником в борьбе с Османской империей. Ты нужен им.

– Так же, как и Людовику, – усмехнулся Петр. – Ты же помнишь, какое шапито они организовали вокруг польского наследства.

– Да, не очень красивая история, – согласился Франсуа с наигранно печальным видом.

– Как бы все не повторилось… Нет, я, конечно, люблю только Анну, но все равно не хочется вреда для Татьяны. Она хорошая женщина.

– Ты опасаешься повторения?

– Более чем. У Леопольда есть дочери вполне подходящего возраста. И я не исключаю того, что ему таким образом захочется оформить наш союз.

– Леопольд? – удивился Франсуа. – Но ведь, насколько мне известно, в покушении на Марию участвовали агенты Людовика.

– Конкретно в покушении – да, но люди Леопольда обо всем знали… – лукаво улыбнулся Петр. – Впрочем, это все не важно.

– Тогда ситуация становится еще печальнее, – уже с искренним разочарованием произнес иезуит, понявший то, что Петр все знал от начала до конца, держа руку на пульсе всей той вакханалии.

– Как я уже сказал – все это не важно. Сделка была вполне достойной. Элеоноре же можешь написать, что я готов сотрудничать и помочь своим союзникам в предстоящем деле. Тем более что у меня действительно есть там определенные интересы. Пусть присылают полномочного посла – будем поговорить.

После чего царь кивнул, говоря о том, что беседа закончилась, и, стремительно покинув сауну, с ходу окунулся в купель с холодной водой…

Часть I. Большие маневры

– Профессор, я никогда не видел ничего подобного!

– И не увидишь. Давай бомбу.

К/ф «Большие гонки»

Глава 1

21 сентября 1701 года. Москва. Кремль

Дни летели совершенно незаметно. Вся Европа потихоньку охватывалась войной, гудя как какой-то безумный улей. Новый век нес новые проблемы Большой войны. В чем-то она была связана, в чем-то нет. Однако даже разгорающаяся с новой силой Северная война, несмотря на кажущуюся изолированность, была гармонично вплетена в ту борьбу за гегемонию в Европе, что началась с новой силой между старинными противниками.

Ловко выведя из игры Данию, Карл XII со смаком и определенным изяществом врубился в нежное тело Пруссии и Саксонии. Штаргардское сражение. Битва за Берлин. Осада Вербена. И капитуляция, полная и безоговорочная, со стороны Фридриха Вильгельма. А потом генеральное сражение при Люббене, в котором шведские войска наголову разгромили Августа Сильного.

Все. Коалиция, собранная против Швеции, оказалась полностью разгромлена.

Однако юный король отлично знал, куда побежал курфюрст Саксонии, не пожелавший повторять судьбу Фридриха. А потому не спешил почивать на лаврах, энергично собирая силы для по-настоящему серьезной битвы с русским медведем, каковым за глаза именовали Петра. Пруссия, Речь Посполитая, лояльные саксонские аристократы, Мекленбург-Шверин, Мекленбург-Стерлиц, Гольштейн-Готторп, наемные банды Северной Европы. За короткий промежуток времени Карл смог собрать весьма значительную силу. Все-таки слава Петра заставляла опасаться борьбы с ним в одиночку. Медведь все же, не трепетная лань.

– Итак, мой друг, – начал Петр после предварительных приветствий, – теперь, я надеюсь, мы сможем перейти к делам?

– Очень буду рад этому, – кивнул с натянутой улыбкой Август Сильный. – Как ты знаешь, Карл разбил мою армию…

– Я понимаю твое горе, но у нас, как тебе известно, есть одно неразрешенное противоречие.

– Речь Посполитая?

– Именно. Понятное дело, что Станислав Лещинский, оказавшийся на ее престоле по протекции Швеции, совершенно не устраивает честных людей. Ведь законно претендовать на эту корону можем только мы с тобой. И пока это недоразумение не разрешится, я не смогу пойти тебе навстречу.

– Дело это хорошее, – чуть подумав, произнес Август. – Но я не вижу решений. Нас двое, а корона одна…

– И кто бы ни надел ее, второй затаит обиду.

– Верно. И что ты предлагаешь? – все еще не понимая, спросил курфюрст Саксонии.

– Нет короны – нет проблемы, – улыбнулся Петр. – Я полагаю, что если мы упраздним корону и разделим Речь Посполитую между собой, это позволит разрешить все наши претензии.

– Вот ты о чем, – грустно усмехнулся Август.

– Понимаю, что тебе хочется получить всю Речь Посполитую, но…

– Но мне это не по силам, – завершил за него курфюрст, изобразив гримасу страданий на лице. – Не нужно таких намеков. Я прекрасно понимаю, что в сложившейся ситуации моя выгода будет уже в том, что я ничего не потеряю. В Саксонии шведы. Денег нет. Армии нет. Да и выбора в общем-то тоже нет.

– Выбор есть всегда, – улыбнувшись, парировал царь.

– Не в этом случае, – подавленно буркнул Август.

– Ну же, не расстраивайся.

– Что конкретно ты хочешь от меня?

– Не так много. Во-первых, я хочу, чтобы ты принял на себя королевскую корону. Да, да. Не удивляйся. Мне выгодно создание Саксонского королевства. Во-вторых, твой сын возьмет в жены мою дочь и прибудет в Москву для получения образования. Лучшего образования в Европе и, пожалуй, в мире. Тут ничего особенного нет.

– Ты хочешь взять заложника, гарантирующего мою лояльность в дальнейшем?

– Ни в коем случае. Я хочу заложить долгую и взаимную дружбу между нашими странами. Если наши наследники станут друзьями, то вряд ли пойдут друг на друга войной. Скорее напротив.

– Со свадьбой, я думаю, не будет никаких проблем, как и с обучением, – после небольшого раздумья произнес Август. – А вот с короной я не уверен. Леопольд может и не согласиться с нашим желанием меня короновать.

– Я с ним уже этот вопрос решил.

– Серьезно?!

– За небольшие территориальные уступки он готов признать твои притязания на королевскую корону. Даже более того – выступить инициатором и лично ее возложить на тебя.

– Какие конкретно земли ты ему предложил? Много?

– Краковское воеводство и анклавы в Спише.

– О да! Леопольд будет доволен, – усмехнулся Август.

– Вот и я рассудил, что он согласится.

– А что получу я? Хм, кроме короны и невестки.

– Мое хорошее отношение, – с лукавой улыбкой произнес Петр. Однако Август выдержал шутку невозмутимо, так что Государь продолжил: – Кроме того, герцогство Польша, в которое будут сведены земли Великопольской провинции упраздненного королевства, а также воеводство Сандомир и Варминское епископство.

– И все? – спокойно переспросил Август.

– Да.

– Ну и аппетиты у тебя, – покачав головой, отметил курфюрст.

– Мне врач прописал больше кушать, говорит, что я очень худенький…

– Как я понимаю, выбора у меня нет? – не приняв шутливой формы Петра, поинтересовался Август.

– Почему же? Ты можешь отказаться. Я не настаиваю. В конце концов, я вообще не планировал в ближайшие годы связываться со Швецией. Карл тактик, а не стратег. А потому рано или поздно свернет себе шею, загнав свое королевство в безумные долги. Если бы не твои интересы, то я продолжил бы спокойно делать свои дела, благо что внутри России их превеликое множество.

– А как же слава?

– Я никогда ею не прельщался. Ее, как известно, на хлеб не намажешь. А моя страна не так богата, чтобы заниматься восторженными глупостями, пусть и красивыми. Разумный прагматизм и рационализм – вот лучшие друзья государя.

– Хорошо, – после небольшой паузы произнес Август, – я готов принять твое предложение.

– Отменно, тогда давай скрепим это на бумаге. – С этими словами Петр легким движением руки открыл папку, сиротливо лежащую на столе, и передал Августу заранее подготовленные договоры в трех экземплярах.

– О! Я вижу, Леопольд уже поставил свою подпись… – удивился курфюрст.

– Конечно. Как же иначе я мог с ним все это согласовать? Даже карты пришлось рисовать с весьма доброй проработкой деталей. Иначе он не соглашался ставить свою подпись.

– А если бы я не согласился? – повел бровью Август.

– Маловероятно. Тем более что венским ювелирам уже заказали королевскую корону Саксонии. Ты представляешь, какие пойдут после этого слухи?

Август от этой мысли поежился, фыркнул и, стараясь не медлить ни единой секунды, бросился проставлять свою подпись на всех экземплярах договора и визировать прочие листы. Да, у него не было выбора. Но какого черта? Хорошее ведь предложение! Тем более что внутри у него разгоралось легкое, но такое приятное злорадство. В свое время при выборах короля эти жалкие, ничтожные шляхтичи чуть ли не открыто насмехались над ним, стараясь выпятить свою важность и родовитость. А теперь… Где они теперь? Капли чернил на кончике прекрасного стального пера решали их судьбу не хуже звонкой монеты или клинка.

– Раз уж мы теперь станем родственниками, то я хочу попросить тебя об одном одолжении, – произнес Август, завершив подписывать договор. – Отгрузи мне партию таких перьев, – кивнул он на то, что держал в руке. – Мои запасы остались в Дрездене… – Курфюрст лукавил. Таких перьев не было нигде, кроме канцелярии русского царя, но разве можно было просить иначе?

– Присылай посыльного, – благодушно отозвался Петр. – Я тебе еще и чернил новых дам да бумаги особого качества и чистоты. Во всем мире только у меня в канцелярии такие имеются.

Глава 2

4 мая 1702 года. Окрестности Минска

Мягкий, обволакивающий молочно-белый туман неохотно отступал, обнажая свежую зелень травы и далекие силуэты. Начиналось новое утро.

Петр вышел из штабной палатки и окинул взглядом позиции. Грамотно сооруженные редуты. Прикрытие из люнетов второй и третьей линий. Резерв, отведенный на два километра от передовой. Все было практически безупречно. Даже выспавшиеся солдаты, уже добрых полчаса ожидающие начала сражения на позициях. И тишина. Если, конечно, не считать за шум утренние трели каких-то птиц в ближайших кустах.

Август, вышедший следом, был нахмуренным и каким-то взъерошенным. Двадцать пять тысяч русского войска не вызывали у него никакой уверенности в победе. И это против ста тысяч Карла! Лишь стыд и честь не позволяли ему покинуть расположение армии союзника. Да и банальное желание «позырить». Все-таки какое-никакое, а уважение к Петру у него уже появилось за те полгода, что он прожил в Москве. Не мог такой продуманный человек так глупо идти на фактически само-убийство. Или мог?

Государь же, прочитав по лицу своего союзника эти мысли, вдохнул с какой-то блаженной улыбкой свежий утренний воздух и, чуть нараспев произнес:

– Приятно вспомнить в час заката любовь, забытую когда-то…[4]4
  Отсылка к песне «Приятно вспомнить в час заката» из советской экранизации романа А. Дюма «Д’Артаньян и три мушкетера».


[Закрыть]

– Что? – удивленно вытаращился на него Август, неплохо подучивший русский язык за это время.

– Полезно вспомнить в час рассвета, – назидательно смотря на курфюрста, заметил царь, – слова забытого поэта: Щедра к нам, грешникам, земля. А небеса, – произнес Петр, скосив глаза наверх с наигранным ужасом, – полны угрозы. И что-то там еще… тра-ля-ля-ля… А! Перед грозой так пахнут розы… – Август ошалело оглянулся, натыкаясь на улыбки и ухмылки офицеров штаба корпуса, прекрасно понявших весь юмор момента.

– Не понимаю…

– Мы знаем все, ведь мы не дети. Опасно жить на белом свете, – с улыбкой продолжил Государь, кивнув в сторону позиций Карла. – Но как не жить на свете белом, коль любишь жить душой и телом! – самодовольно похлопав себя по животу, отметил царь.

– Щедра к нам, грешникам, земля, – подхватил Меньшиков, догадавшись повторить припев.

– А небеса полны угрозы, – с наигранным сожалением добавил Петр, сокрушенно покачав головой.

– Кого-то там уже тра-ля-ля-ля, – хохотнул Апраксин.

– Перед грозой так пахнут розы… – жутко фальшивя, потянули уже человек десять из окружения Государя, а потом громко расхохотались. Лишь Август стоял совершенно потерянным, не понимая этого веселья.

Когда все успокоились, Август поинтересовался буквально шепотом:

– Что это было? Я ровным счетом ничего не понял.

– Урок на будущее, мой дорогой друг. Если командир теряет веру в свою победу, то и воевать не стоит. А потому, какой бы безнадежной ни была ситуация – встречай ее с улыбкой. Конечно, кто-то подумает, что ты тронулся умом, но иные, видя твое спокойное, благодушное настроение, заразятся уверенностью и станут сражаться, не оглядываясь постоянно и не думая об отступлении.

– Но ведь Карл нас вчетверо превосходит! Как тут сохранять спокойствие?

– Плохо считаешь. Ой, плохо! Вот смотри. Мы стоим в обороне, а Карл наступает. Так? Так. Значит, уже вдвое он нас слабее. Ведь мы на редутах все. Да при пушках. А ему через поле под огнем идти да картечными салютами нас не угощать. Видишь – уже не так страшно. Дальше идем. Видишь – все мои стрелки с винтовками, то есть бьют на пятьсот шагов, причем не абы как, а прицельно. На сколько бьют солдаты врага? На сто от силы. Если прицельно, то и того меньше. Вот и считай, что не у Карла, а у нас уже преимущество. Да почитай как вдвое или более. А еще можно по мелочи посчитать. Картечь добрая, бьющая вдвое дальше обычного. Резерв. Тяжелая артиллерия. Так что, друг мой, нет никакой причины для тревоги. Армия шведского короля хоть и велика числом, но против меня на этих позициях и выеденного яйца не стоит.

– Мне сложно в это поверить…

– И не нужно, – усмехнулся Петр. – Думаешь, я не видел, как ты метался, помышляя лишь о бегстве от войск? Я бы тебя давно отпустил, но то, что сегодня произойдет, лучше один раз увидеть, чем потом слушать в пересказах. Для пущей крепости нашей дружбы.

После чего царь снова прильнул к зрительной трубе, наблюдая за движениями войск противника…

Но вот спустя примерно полчаса пехота шведского союза наконец-то двинулась вперед. Ровные, словно выверенные по линейке, линии мушкетеров и фузилеров согласно лучшим идеям тех лет шли как на параде. Шеренга за шеренгой. Под барабанные ритмы и звуки флейты. И важно так, пафосно, словно не в атаку идут, а по бульвару прогуливаются.

– Вот ведь цирк, прости господи, – усмехнувшись, бросил Государь, после того как первая шеренга прошла отметку триста метров.

Но Август не успел удивиться этим словам. Так как буквально следом за ними все редуты окутались клубами сизого порохового дыма. Это заработали винтовки и легкие полковые пушки, угостившие наступающую пехоту пулями Минье и железной картечью. Добро так. От души. Солдаты так и посыпались на землю, словно спелые сливы.

Не прошло и двадцати секунд, как к этим медленно расползающимся и тающим клубам порохового дыма добавились еще. Потом еще. Еще. Еще… Уже через пару минут Августу показалось, что в этом дыме и треске, перемежающемся уханьем пушек, совершенно потонуло все. А солдаты шведской коалиции сыпались на землю с какой-то немыслимой скоростью. В его представлении от редутов не огонь велся, а какой-то губительный ветер дул, уносящий жизни несчастных. Лишь Петр откровенно скучал, скрашивая себе ожидание попыткой подсчитать хотя бы «на выпуклый глаз» количество поверженных врагов. Хотя бы офицеров.

Однако всему на свете приходит конец. Вот и совершенно доведенный до отчаяния и ужаса один из полков, насмотревшись на засыпанное трупами поле, психанул и, нарушив строй, бросился вперед, дабы скорее добраться до редутов. Очень несвоевременно. Так как оказался на короткое время в фокусе внимания, приняв на себя бодрый залп всего редута. Да еще соседи немного помогли. И это жуткое «дуновение» свинцового ветра в буквальном смысле слова смело полк…[5]5
  В указанное время в Европе еще не выработалась традиция полков современного нам типа и численности. Шла только история их становления. Совершенно обычны и нормальны были полки в 800-1200 человек, состоящие нередко непосредственно из рот в 1–1,5 сотни.


[Закрыть]

Это стало последней каплей.

То тут, то там, как одиночки, так и целые группы стали разворачиваться и убегать, стремясь как можно скорее выйти из зоны столь губительного огня. Причем нередко бросая свое оружие. Поэтому не прошло и минуты, как это печальное действо превратилось в натуральное и всеобщее бегство. Ну, то есть массовое организованное отступление под защиту резервов и орудий.

– Ну что, друг мой, ты доволен? – обратился Петр к совершенно ошарашенному Августу. – Помогло шведам и их союзникам численное превосходство?

– Нет… – с трудом выдавил курфюрст, хотя этот ответ дался ему очень тяжело.

– И не поможет, – усмехнулся Государь, после чего кивнул вестовому, ждавшему его отмашки.

Меньше чем через минуту дивизион тяжелой артиллерии изрыгнул из себя беглый залп увесистых шестидюймовых стальных гранат с ударным взрывателем. Да, эти пушки были несовершенны: коротки стволом, заряжались с дула куда более легкими снарядами, чем могли бы. Какие-то жалкие тридцать килограмм стальной оболочки, начиненной дымным порохом. Но эти гостинцы летели на три с половиной километра и по местным временам оказались чем-то безумным… запредельным по разрушительной мощи.

Бедные, несчастные шведские батареи. Сорок полевых пушек, безрезультатно обстреливавших чугунными ядрами земляные склоны редутов, оказались буквально сметены двумя апостольскими залпами[6]6
  Подразумевается два залпа по 12 выстрелов. Ведь апостолов было 12.


[Закрыть]. Благо, что стояли очень плотно по практике тех лет, а дивизион тяжелой артиллерии заранее произвел все расчеты и имел карточки стрельбы…

Станислав Лещинский был при Карле и смотрел на поднимающиеся черные султаны земли с каким-то завороженным, мистическим восторгом, смешанным с цепенящим ужасом. Никогда в своей жизни он не видел ничего подобного… никогда.

Из состояния ступора его вывела оплеуха, настолько сильная, что пустила юшку.

– Что вы себе позволяете?! – взвился король Речи Посполитой, обнаружив перед собой герцога Фридриха Гольштейн-Готторпского. Однако возразить тот не сумел – шестидюймовый снаряд лег очень близко к ставке, отчего ударная волна завалила обоих. – Фридрих! – закричал Станислав, пытаясь выбраться из-под него. – Фридрих! Как вы смеете?!

Однако тот уже не слышал, смотря стеклянными глазами куда-то в вечность. Стальной осколок пробил ему затылок, обеспечив быструю, практически мгновенную смерть.

Грузному Лещинскому потребовалось время, чтобы выбраться из-под тела Фридриха, фактически спасшего ему жизнь. Но лишь поднявшись на ноги, он осознал весь ужас произошедшей трагедии: ставку накрыло двумя снарядами, отчего те, кто там находился, либо погибли, либо упали ранеными, за редкими исключениями. Скосило все руководство шведской коалиции, включая Карла XII, лежащего ничком с неестественно вывернутой головой и торчащими из спины обломками ребер.

Ужас, тихий ужас охватил короля, начавшего затравленно озираться. Но никто больше не тратил снаряды на испуганного одиночку.

– Ваше величество! – воскликнул подбежавший полковник. – Петр атакует! – С этими словами он махнул в сторону редутов, откуда по полю приближались не линии, а батальонные колонны противника. Причем не мерным шагом, а стремительно. По-суворовски. Хотя этого, конечно, Лещинский не знал.

Станислав окинул взглядом совершенно расстроенное войско, среди которого регулярно рвались снаряды, вздымая черные султаны земли… Да, наступало едва ли десять тысяч, но пушек, чтобы встретить их картечью, не было. Пехота деморализована и сбилась в испуганную толпу, то есть ни штыком, ни залпом встретить русских не сможет. Да что уж там – побежит еще дальше при их подходе.

– Выводи гусар[7]7
  В те годы гусары были тяжелой кавалерией, в облегченных доспехах, наподобие кирасиров.


[Закрыть]. Нужно остановить продвижение этих. – Он махнул на русскую пехоту.

– Слушаюсь, – кивнул полковник и направился к стоящей поодаль кавалерии, которую даже и не собирались вводить в бой, рассчитывая на успех пехоты.

Шесть тысяч гусар, сверкая белыми перьями и начищенными доспехами, двинулись вперед.

– Гусары, – произнес Август, задумчиво и вопросительно посмотрев на царя, который хранил самодовольное спокойствие. – Это ведь большая сила. Двадцать лет назад именно они смогли снять осаду с Вены, отбросив османские войска.

– Поверь, в современной войне успехи двадцатилетней давности ничего не значат. Впрочем, скоро ты и сам все увидишь.

Бабах! Ударила пристрелочным первая шестидюймовка. И спустя несколько секунд за ней остальные одиннадцать пушек, снаряды которых кучно вошли в нежное тело тяжелой кавалерии, строящейся для атаки. Как несложно догадаться, двенадцать тридцатикилограммовых стальных гранат, даже начиненных дымным порохом, взорвавшись в скученной толпе кавалеристов, наделали очень много самых неприятных дел. И, разумеется, об атаке после первого же накрытия все резко позабыли. Когда же пришло третье, обезумевшие от ужаса люди и лошади думали только об одном – как можно скорее убежать куда-нибудь подальше.

А от редутов выступил в поддержку пехоты тысячный полк русских гусар, сверкая серебристым металлом доспехов. В свою очередь строясь для атаки… Это стало последней каплей. Войска шведской коалиции окончательно дрогнули и побежали, бросая все.

– Вот как-то так, – отметил Петр, передавая зрительную трубу адъютанту. – Битва выиграна. Мы можем наступать дальше.

– Невероятно… – выдохнул Август, присев в растерянности на услужливо подставленный ему раскладной стул. – Этого просто не может быть…

В этот момент откуда-то издали стали доноситься выстрелы.

– Что это? – спросил вскочивший курфюрст. – Шведы контратакуют?

– Нет, что ты, – усмехнулся Петр. – Это мой полк конных егерей. Я ведь его еще по туману отправил обойти противника с тыла и встать гребенкой встречать отступающие войска.

– То есть?

– У них там сейчас, считай, тренировочная площадка – учатся стрелять по бегающим мишеням. Ну и в перезарядке на скорость упражняются.

– Вы добиваете бегущего врага?! – взвился курфюрст. – Как же так? Это… это не вяжется с порядками войны!

– Один очень умный человек сказал, что если враг разбит и отступает, то это поражение. А вот если разбит и уничтожен – то только в этом случае успех можно назвать победой[8]8
  Петр ссылается на высказывание Суворова Александра Васильевича.


[Закрыть]. И я не смею оспаривать сие здравое суждение.