Текст книги "Русский медведь. Царь"

Глава 7

15 мая 1708 года. Цицикар

Русская дивизия, не спеша продолжая свое наступление, подошла к городу Цицикар, где стояли стянутые со всей Маньчжурии войска армии «Восьми знамен». Конечно, какая-то часть находилась в Пекине, что-то ушло на юг подавлять восстание. Однако сто двадцать тысяч командующие Цин смогли собрать.

Маньчжуры не спешили атаковать, даже имея столь серьезное преимущество. Слишком уж болезненным был первый удар. Своего рода шок. И теперь им хотелось прощупать русских уже из обороны. Посмотреть, как они себя покажут в этом непростом деле. Ведь известно, что наступающий должен нести большие потери, ибо находится в менее выгодном положении, нежели обороняющийся. Однако генерал Евдокимов, заранее получивший довольно точную «картину маслом» благодаря действиям конных егерей, решил продолжить работать от обороны. То есть спровоцировать противника на атаку. При двенадцатикратном численном преимуществе маньчжуров штурмовать укрепления Цицикара ему казалось безумием. Так что он встал на реке немного южнее города и обрезал водное сообщение.

День шел за днем. Все занимались своим делом. Маньчжуры ждали нападения русских. А Евдокимов строил укрепленный лагерь. Практически идиллия. И все бы хорошо, если бы командующий войсками Цин не имел на руках письмо Императора, требующего как можно скорее уничтожить этих варваров. Слишком уж опасным выглядело восстание юга, к которому присоединялось все больше и больше провинций. И там действовали уже не отряды в десять тысяч. Отнюдь. Там сторонники возрождения Мин бегали группами по пятьдесят-семьдесят тысяч голов. Все казалось настолько печально, что даже отряд, посланный вернуть контроль над Нанкином и Шанхаем, был вынужден отступить. Последние войска Пекина на южном направлении нельзя было так бездарно потерять.

И даже более того, Император требовал «поставить под ружье» каждого маньчжура от мала до велика, что только способны сражаться. Ситуация накалялась буквально с каждым днем. Потеря флота и части южных провинций выглядела только началом в предстоящей череде испытаний. Русские отряды, продвигающиеся на больших плоскодонных лодках по Амуру. Несколько конных отрядов, действующие на северо-западе. Успешно, кстати, громящие монголов и угрожающие выйти к Сыньчжоу и верховью Хуанхэ со всеми вытекающими последствиями.

Командующий маньчжурской армии не знал покоя ни днем ни ночью, обдумывая сложившуюся обстановку. А командир корпуса, разбитый на границе, раз за разом рассказывал ему все, что только удалось узнать о действиях русских войск, силе их оружия и тактике. Он и так, и этак прикидывал сценарий сражения, но Евдокимов не спешил выступать, начав неспешную осаду Цицикара. Конечно, он не полностью отрезал город от обеспечения, но наличие столь значительной армии в его пределах делало реку архиважной транспортной магистралью, без которой сто двадцать тысяч не прокормить. Командующий маньчжуров не знал, что в качестве походных запасов продовольствия русские используют сублимированные и консервированные продукты, а также шоколад и сухофрукты. В сущности – эту деталь вообще никто не знал из соседних держав, так как настоящий поход стал первым с новым «стандартом питания». Однако догадывался, что здесь дело нечисто. Ведь в противном случае не мог же генерал Евдокимов занять столь невыгодную в плане своего снабжения позицию. А значит, тут что-то не то. Да и обустраивались русские основательно.

И вот двадцать первого мая, получив очередное письмо от Императора с требованием не затягивать, командующий не выдержал…

Маньчжуры атаковали сразу с нескольких сторон, дабы русские не смогли концентрировать огонь по какой-либо из групп. Даже по реке плоты пустили с пехотой. Благо, что столь чудовищное численное превосходство позволяло такие маневры.

Евдокимов, как увидел разом полезших со всех сторон противников, так и обомлел, потеряв дар речи. Слишком все произошло буднично. А особенности местности мешали оценить действительное число наступающих. Казалось, что они везде. То тут лезет группа, то там.

– Полковник, – зычно гаркнул Меньшиков, обращаясь к начальнику штаба. – Огонь по готовности.

– Есть, – козырнул тот, лишь искоса взглянув на генерала, все еще озиравшегося с выпученными глазами.

– Не дури, – зло бросил Евдокимову граф Александр Данилыч, прописав увесистую оплеуху.

Афанасий Петрович от неожиданности вспыхнул, едва не накатив в ответ, но спохватился и сразу же включился в работу. Не до сантиментов.

Минометы, картечницы, карабины, револьверы – все пошло в дело. Даже местами штыками и шашками отмахивались, ибо не получалось фокусировать огонь и кое-кто из противников прорывался к редутам. Однако такое обстоятельство сыграло злую шутку больше с самими маньчжурами. Если бы всей толпой ломанулись с одного направления, то, получив свою порцию «маминых люлей и отцовских лещей», развернулись бы и отступили. А тут – разрозненные группы не были так подвластны эффекту толпы и мало понимали, что происходит на некотором удалении. Дым взрывов, неровности местности, высокая трава и прочее очень способствовали своеобразной изоляции групп. Что приводило к более напористому наступлению, ибо, осознавая колоссальное численное превосходство, каждый командир отдельного отряда считал, что если не тут, то вон там или там его соратники уже ворвались. И нужно лишь поднапрячься, чтобы эта ужасная бойня прекратилась. Возможно, командующий Цин на это и рассчитывал, сделав вывод из чудовищного разгрома на границе. И, вероятно, все у него бы получилось… если б хватило войск. Слишком уж губителен оказался минометный и стрелковый огонь по открыто расположенной живой силе. Особенно на дистанциях до трехсот-четырехсот метров, да еще и в плотных построениях.

Волна за волной, группами от роты до батальона с разных направлений маньчжуры стремились приблизиться к редутам. А метров с пятидесяти еще и открывая ответный огонь – где стрелами из луков, где редкими залпами аркебузиров, которые таки у них все же были. Пусть и немногочисленные. Артиллерийские корректировщики и штаб дивизии буквально падали с ног от напряженной работы, управляя минометными батареями, дабы оперативно подавлять то тут, то там замеченные отряды. Батареи картечниц же, напротив, стреляли самостоятельно, контролируя заранее нарезанные и распределенные сектора.

Весь день продолжались атаки, совершенно измотавшие бойцов. Полчаса-час – это максимальный перерыв, который маньчжуры давали русским. А потом снова. Причем разом со всех сторон. И лишь когда солнечный диск коснулся земли на западе, наступила тишина. Ну… как тишина. Просто прекратили стрелять, что после постоянных выстрелов и взрывов в течение дня казалось чем-то невероятным. Почти божественным.

– Как думаешь, – обратился к Меньшикову Евдокимов, – завтра продолжат?

– А черт их знает! – ответил тот, баюкая руку, в которую угодила шальная стрела, выпущенная, видимо, наугад. – Они весь день рвались сюда…

– Думаешь, отступят из-за больших потерь?

– На начальной стадии битвы под Брестом войска Лещинского тоже весь день атаковали. Но там у нас было поплоше оружие. Да и у них артиллерия имелась… А тут… Нет, не знаю. Непонятно, сколько мы положили. Иногда мне казалось, что уже несколько сот тысяч…

– Ваша милость, – козырнул жутко уставший начальник штаба дивизии, – подсчитали боеприпасы.

– Ну наконец-то. Сколько осталось?

– К «Ели» и «Кедру» часа на три боя мин осталось. К «Пихте» часов на шесть.

– А патроны?

– Еще хуже. Порядка пятидесяти на ствол. Это без учета расхода картечниц, которые жрут их, словно безумные. Как вы понимаете…

– Приплыли… – тихо выдохнул, сев на раскладной походный стул, граф. – С такими запасами минут через десять пехота останется только с холодным оружием.

– А что с людьми?

– Тысяча двести пять ранено, из них триста восемь серьезно. Четыреста двенадцать – убито. Но из тяжелораненых многие до утра не доживут. Сильные кровотечения. Да еще и грязи много в ранах. Дивизионный медик говорит о том, что если полсотни встретит рассвет – уже хорошо. На ноги вообще никого из них не обещает поставить в этих условиях.

– Хреново, – хмыкнул граф. – Получается, у нас без малого тысячу безвозвратно выбили.

– Получается так, – согласился полковник. – Плюс еще кто-то из средних и легких умрет от заражения крови. Слишком много грязи в ранах.

– А сколько мы выбили у маньчжуров, оценить можете? – поинтересовался Евдокимов.

– Никак нет. Даже порядки. Полагаю, что слово «много» вас не устроит.

– Верно полагаешь, – усмехнулся Меньшиков. – Так и мы считать горазды.

– Кроме того, нужно утра дождаться. Слышите – все поле стонет. Это раненые, что не смогли на своих двоих уйти с поля боя. Сколько их доживет до утра, я не знаю. Но им, в отличие от наших раненых, никто медицинской помощи не оказывает. А грязь там не хуже. Да и кровотечения.

– А к нам не полезут?

– Я усилил посты. Приказал добивать.

– Хорошо. Не до них сейчас… Ступай. Хотя бы часик вздремни. Досталось тебе, – по-отечески мягко произнес Евдокимов.

– Но дела не требуют отлагательства.

– Если завтра будет новый бой, то ты будешь нужен со свежей головой и на ногах много больше меня. Я так, – махнул Евдокимов рукой, – знамя. Ступай. Поспи. Это приказ. И ты, Александр Данилыч, отправляйся в палатку. Царапина – оно царапина. Но все одно крови много потерял. А тут уж я посижу…

Утро было на удивление солнечным, а чистое голубое небо казалось каким-то совершенно неестественным. Меньшиков даже поежился.

– Что, Александр Данилыч, не по себе? – поинтересовался с усмешкой генерал.

– Есть немного.

– Мне тоже показалось, что утро слишком доброе… после вчерашней драки. Однако… – Евдокимов замолчал, хитро улыбнувшись.

– Что?

– Оно оказалось действительно добрым. Конные егеря, что я отправил в ближнюю разведку, донесли – маньчжуры отступают на Гирин. Их заметили, но лишь выставили небольшой заслон в пару сотен. В бой вступать не решились, опасаясь спровоцировать нас на удар. Видимо. Хотя кто их знает?

– А языки что говорят?

– Ничего. Нет пока ни одного. Я приказал нашим не геройствовать. На новую бойню у нас нет боеприпасов.

– Да уж… – покачал головой Меньшиков. – Получается, что мы их таки сломили?

– Кто их знает… – пожал плечами генерал. – На первый взгляд так. Но может, и военная хитрость какая. Впрочем, нам их маневр на руку. Я уже выслал курьерскую группу в Нерчинск за боеприпасами. Там уже должны были подготовить обоз с охранением. А мы пока здесь, в городе посидим. Осмотримся.

– И сколько ждать? Не упустим ли инициативу?

– А вы хотите наступать без патронов? – удивленно повел бровью Афанасий Петрович.

– А они знают, что у нас их нет?

– Если мы выдвинемся, то они, безусловно, продолжат беспокоить наш походный ордер набегами. Сколько мы сможем отстреливаться? День? Два? Три? А потом нас раздавят. К тому же у нас есть замечательный повод – нужно похоронить павших. А их тут должно на поле остаться несколько десятков тысяч. При меньших потерях они бы не отступили.

– Это дел максимум на неделю. А что потом? Что мы бойцам скажем?

– Что после тяжелого боя им нужно отдохнуть. Серьезно. С боями шли столько дней. С бабами помиловаться. Поесть-поспать спокойно. Да и раненых, кого можно, на ноги поднять. Мы не в том положении, чтобы оставлять их. Перебьют. Как есть перебьют. А так, тех, что не встанут за эти две-три недели, отправим обратно с охранением, что приведет обоз.

– Не думаешь, что местные взвоют от такой радости?

– У нас есть выбор? – усмехнулся генерал. – Больше тысячи раненых нас сковывают по рукам и ногам. Считай, десятая часть дивизии. Главное, бардак не допустить, грабежи и прочие гадости. Но то мы с местными старейшинами все обсудим. Патрули по улицам городка пустим. Да разъезды по округе. Порядок нам самим на руку. Ведь они будущие подданные Государя нашего.

– Еще неизвестно, – хмуро ответил Меньшиков.

– Думаешь, можем проиграть? – удивленно переспросил Евдокимов.

– Отнюдь. Победа неизбежна. Но вот то, что они будущие подданные Петра Алексеевича, еще не предопределено. Я видел заготовку мирного договора. У них есть шанс уйти на юг.

– Ну и бес с ними тогда, – пожал плечами генерал. – Но порядок все одно нужен. И отдых. Хотя бы на пару недель.

Глава 8

19 июня 1708 года. Тяньцзинь

Владимир смотрел в зрительную трубу на приближающийся китайский порт – не только ключевой в Бохайском море, но и ближайший к столице Цин. Война шла своим чередом. И теперь, оттянув основные силы Императора на север и юг, герцог, согласно плану отца, планировал ударить в самое сердце – в столицу.

Они шли открыто – никого не стесняясь. Пять шхун и тридцать восемь флейтов. Редкие рыбачьи и торговые корабли прыскали в разные стороны, только лишь завидев русский флот. Многие из них принимали участие в заманивании, и мало кто хотел сейчас держать ответ за те дела. Да и вообще.

Однако, несмотря на изрядную публичность и неспешность продвижения, в порту их не встречали войска Цин, стянутые со всей округи. Напротив, их ждала делегация руководства города… чуть ли не с хлебом-солью.

Владимир с огромным удивлением подошел к делегации, все еще не веря своим глазам.

– Но почему? – прозвучал его первый вопрос, который тотчас же перевели переводчики.

– В Пекине стало известно о страшном поражении под Цицикаром, в котором русские войска вынудили Восьмизнаменную армию отступить. И теперь он стремится собрать все доступные силы для ее разгрома. Отозвал войска, что прикрывали Пекин от повстанцев юга. Стягивает все гарнизоны. Призывает вассалов.

– Но разве мы не русская армия, а вы не подданные Императора?

– Мы не считаем его законным правителем, – сухо ответили хань. – Кроме того, мы слышали, что ваш Государь стремится восстановить династию Мин. И даже укрыл наследного принца, что томился в плену Цин. Поэтому городской совет посчитал неразумным оказывать вам сопротивление. Мало того, мы собираем ополчение, желая поддержать вас в походе на Пекин.

– Благое желание, – кивнул Владимир. – Вам известно, куда Император стягивает войска? В Пекин?

– В столице сейчас очень скромное войско. При вступлении в Пекин мы больше будем опасаться беспорядков и голода, чем сопротивления маньчжуров. Основные силы двигаются на север. В Шэньяне они должны будут соединиться с отступающими частями Восьмизнаменной армии и дать новое сражение вашим войскам, идущим от Гирина.

– Погодите-ка… – слегка смутился Владимир. – А в Гирине маньчжуры разве не задержались?

– Нет. Немного отдохнув и приведя себя в порядок, войска организованно покинули Гирин еще до подхода русских войск, посчитав, что оборонять его не в силах. Город просто не готов пару месяцев содержать маньчжурскую армию. А голод не лучший советчик на войне.

– А Шэньян, значит, сможет?

– Туда активно завозят провиант и фураж.

– Хорошо… – чуть подумав, кивнул Владимир. – Тогда нам не нужно медлить. Если Император узнает о приближении русской армии, то покинет Запретный город и война затянется.

– Да-да, конечно, – охотно кивнул глава городского совета и предложил следовать за ним, дабы обсудить детали.

То же время. Версаль

– Сир, – с довольным выражением произнес министр иностранных дел, – у нас хорошие новости.

– Что же вас так обрадовало?

– Мне удалось купить у датчан карту минных постановок.

– И что она нам даст? – скептически поинтересовался король.

– Уже дала, сир. Дело в том, что русские ставят очень мало мин. Вероятно, у них сложности с их изготовлением. На сей день проливы едва перекрыты. Я посоветовался с моряками, и те считают, что мы можем применить брандеры. По крайней мере, их тактику. Для чего потребуется десятка два крупных барж, груженных камнем, дабы осадить поглубже. Пустим их вперед по удобному фарватеру, и они, подорвавшись, проложат нам дорогу.

– Вы уверены, что к началу войны русские там не поставят в несколько раз больше мин?

– Полностью, сир. Они не ожидают такой хитрости от нас, поэтому изготавливают свои адские машинки, никуда не спеша.

– Очень хорошо, – кивнул Людовик XIV с довольной улыбкой. – Прекрасно!

– И это не единственная хорошая новость.

– В самом деле?

– Дания готова закрыть глаза на наше вторжение. Ведь она не связана узами союза с Россией.

– Вот как? А мне казалось, что им выгодно сотрудничество с Москвой.

– Они хотят вернуть Скорне и выйти из Таможенного союза. Ибо он им, конечно, выгоден. Но весьма мало. Ведь их вклад в его деятельность ничтожен. При таком раскладе основной жар загребает Москва. А вот если они снова смогут оседлать проливы и взымать таможенную пошлину со всех товаров, – тогда да.

– И как они видят свое будущее после завершения войны?

– Только в союзе с вами, сир. Ради такого дела король Дании даже готов принять католичество. Он понимает, что в одиночку ему не под силу тягаться с русским медведем, который не простит им предательства.

– Понимают, значит? – усмехнулся Людовик. – Предателей никто не любит. Хорошо, что они это ясно видят.

– Деньги, сир. Им бы и мысли подобные в голову не лезли, если бы их экономика не трещала по швам. Король и руководство Дании уже отчетливо понимают, что Петр шаг за шагом подчиняет их державу с помощью денег. Связывая по рукам и ногам их самостоятельность. Пройдет еще лет пятнадцать-двадцать, и их король окажется лишним на этом празднике жизни, а купцы и банкиры вслед за Швецией пригласят на престол Петра, продвигающего их интересы. Им будет хотеться чего-то большего, чем просто беспошлинной торговли в рамках Таможенного союза.

– Понятно… – кивнул резко погрустневший Людовик. – Этот лис слишком опасен, чтобы его недооценивать.

– Датчане боятся, жутко боятся потерять независимость. Они видят, какие процессы идут в Соединенных провинциях, где партия сторонников Петра как верховного штатгальтера набирает силу с каждым днем. Уже сейчас у него нет достойных конкурентов.

– Так что же его сдерживает?

– Не знаю, сир, – пожал плечами Кольбер. – Полагаю, что он знает о нашей подготовке к войне и надеется после ее завершения разрешить эту проблему. Ведь, приняв сейчас этот титул, ему придется подставить Соединенные провинции под удар в предстоящей войне. А популярности это не добавит.

– Ну да, ну да… все как обычно, – произнес, горько усмехнувшись, король. – Но если так, то обстановку с Данией он тоже должен понимать. Может, это ловушка?

– Понимать-то понимает, но вряд ли осознает, насколько они боятся его. По сведениям нашей разведки, основные военные приготовления идут на юге. Балтику охраняют только два тяжелых корабля, обшитых листами стали. И несколько шхун, количество которых постоянно меняется из-за военных действий в Тихом океане.

– Не понимаю я его, – покачал головой Людовик. – Если он понимает, что мы готовимся его раздавить, то зачем оттягивает войска в такую даль? Сколько он туда уже вывел?

– Тысяч двадцать, может, больше, – пожал плечами министр. – По слухам, у него там одна сплошная война – от Каспийского моря до Тихого океана. Просто удивительно, как он умудряется сдерживать целые орды столь малыми силами. Тем более война с Империей Цин. Дураку понятно, что ее быстро не завершить. Он там уже увяз на десятилетия. Но увяз. Сам. Намеренно. Бред. Не понимаю.

– Сир, ваше величество, – осторожно произнес Кольбер, – мы не всегда понимаем то, к чему стремится Петр. Сейчас по сведениям, которые мы получили от наших османских друзей, он пытается занять азиатские степи. Зачем? Не ясно. Они считают, что таким образом Петр пробует защитить свои владения от постоянных набегов кочевых народов. Логика в этом есть, но он мог бы и подождать. Хотя…

– Что? – насторожился король.

– При дворе персидского шаха считают, что русские смертельно опасны. Они уверенно держатся на всем пространстве азиатских степей. Против них никто не в силах устоять. Поэтому, если, зная о предстоящей войне с нами, Петр увел часть войск на восток, дабы разгромить Империю Цин, значит, оставшихся, по их мнению, должно хватить.

– Хватить? Хватить?! Они шутят? Сколько у него там осталось? Тридцать? Сорок тысяч?

– Где-то так, сир. Плюс гарнизоны, укомплектованные и вооруженные больше по старинке.

– И этой горстки людей, по их мнению, должно хватить, чтобы победить армию в триста-четыреста тысяч? Это безумие! Безумие!

– Да, сир. Но Петр побеждает. Всегда побеждает. Возможно, этот успех вскружил ему го-лову.

– Хорошо бы.

– Сир? – удивленно переспросил Кольбер.

– Хорошо бы это было так. Но пока я склонен считать, что этот чертов византиец готовит какую-то каверзу. Пакость. И мне это не нравится.