Текст книги "Маскарад"

Павел Григорич (холодно). Да! Я медлю!

Владимир. Вы… эта перемена! Вы…

Павел Григорич (гордо). Я остаюсь! Скажи своей матери и бывшей моей жене, что я не попался вторично в расставленную сеть… скажи, что я благодарю за приглашение и желаю ей веселой дороги!

Владимир вздрагивает и отступает назад.

Владимир. Как! (С отчаяньем.) Это превзошло мои ожиданья! И с такой открытой холодностью! С такой адской улыбкой? И я – ваш сын? Так, я ваш сын, и потому должен быть врагом всего священного, врагом вашим… из благодарности! О, если б я мог мои чувства, сердце, душу, мое дыхание превратить в одно слово, в один звук, то этот звук был бы проклятие первому мгновению моей жизни, громовой удар, который потряс бы твою внутренность, мой отец… и отучил бы тебя называть меня сыном!

Павел Григорич. Замолчи, сумасшедший! Страшись моего гнева… погоди: придут дни более спокойные; тогда ты узнаешь, как опасно оскорблять родителя… я тебя примерно накажу!..

Владимир (закрыв лицо руками). А я мечтал найти жалость!..

Павел Григорич. Неблагодарный! Неблагодарный! Чудовище! Мне ли ты не обязан?.. и с такими упреками…

Владимир. Неблагодарный? Вы мне дали жизнь: возьмите, возьмите ее назад, если можете… О! это горький дар!

Павел Григорич. Вон скорей из моего дома и не смей воротиться, пока не умрет моя бедная супруга. (Со смехом.) Посмотрим, скоро ли ты придешь? Посмотрим, настоящая ли болезнь, ведущая к могиле, или неловкая хитрость наделала столько шуму и заставила тебя забыть почтение и обязанность! Теперь ступай! Рассуди хорошенько о своем поступке, припомни, что ты говорил, – и тогда, тогда, если осмелишься, покажись опять мне на глаза! (Злобно взглянув на сына, уходит и запирает двери за собою.)

Владимир (который стоял как вкопанный, смотрит вслед, после краткого молчанья). Все кончилось!..

Уходит в другую дверь. Решительная безнадежность приметна во всех его движениях. Он оставляет за собою дверь растворенную, и долго видно, как он то пойдет скорыми шагами, то остановится; наконец, махнув рукой, он удаляется.

Сцена VIII

3 февраля. День.

Спальня Марьи Дмитревны. Стол с лекарствами.

Она лежит на постели. Аннушка стоит возле нее.

Аннушка. У вас, сударыня, сильная лихорадка! Не угодно ли чаю горяченького или бузины? Тотчас будет готово. Ах ты, моя родная, какие руки-то холодные: точно ледяные. Не прикажете ли, матушка, послать за лекарем?

Марья Дмитревна. Послушай! Что давит мне грудь?

Аннушка. Ничего, сударыня: одеяло прелегкое! Отчего бы, кажется, давить?

Марья Дмитревна. Аннушка! Я сегодня умру!

Аннушка. И! Марья Дмитревна! Выздоровеете! Бог милостив – зачем умирать?

Марья Дмитревна. Зачем?

Аннушка. Не всё больные умирают, иногда и здоровые прежде больных попадают на тот свет. Не пора ли лекарство принять?

Марья Дмитревна. Я не хочу лекарства… где мой сын? Да, я и позабыла, что сама его послала!.. Посмотри в окно, нейдет ли он? Поди к окну… что? Нейдет? Как долго!

Аннушка. На улице пусто!

Марья Дмитревна (про себя). Он уговорит отца! Я уверена… О! как сладко примириться перед концом; теперь я не стыжусь встретить его взор. (Погромче.) Аннушка! Что ты так смотришь в окно?

Аннушка. Я? Нет… это так-с…

Марья Дмитревна. Нет, верно… говори всю правду, что такое?

Аннушка. Похороны, сударыня… да какие препышные! Сколько карет сзади: верно, богач! Какие лошади! Покров так и горит! Два архиерея!.. певчие! Ну ж нечего сказать!

Марья Дмитревна. Аннушка! И мне пора… я чувствую близость последней минуты! О, поскорее! Поскорее, Царь небесный!

Аннушка. Полныте, сударыня, что вам за охота? Как если, не дай бог, вы скончаетесь, что тогда со мною будет? Кто позаботится обо мне? Неужто Павел Григорич к себе возьмет? Не бывать этому. Да я лучше по миру пойду: добрые люди из окошек накормят!

Марья Дмитревна. Мой сын, Владимир, тебя не оставит!

Аннушка. Да еще перенесет ли он вашу смерть? Вы знаете, какой он горячий; из малости уж вне себя, а тогда… Боже упаси!

Марья Дмитревна. Ты права… я должна тебя наградить: у меня в шкатулке есть восемьдесят рублей… дай несколько и старику, Павлу! Он всегда верно мне служил; и тобой я всегда, всегда была довольна…

Смутная радость изображается на лице Аннушки.

О, как сердце бьется! Что хуже: ожиданье или безнадежность?

Дверь отворяется. Тихо входит Владимир. Он мрачен. Молча подходит к постеле и останавливается в ногах.

Аннушка. Владимир Павлович пришел!

Марья Дмитревна (быстро). Пришел! (Приподымается и опять опускает голову.) Владимир… ты один! А я думала… ты один!

Владимир. Да.

Марья Дмитревна. Друг мой! Ты звал его сюда? Сказал, что я умираю? Он скоро придет?

Владимир (мрачно). Как вы себя чувствуете? Довольно ли вы крепки, чтоб говорить и… слушать?

Аннушка. Барыня без вас все плакала, Владимир Павлович!

Владимир. Боже! Боже! Ты всесилен! Зачем непременно я должен убить мать мою?

Марья Дмитревна. Говори скорее, не терзай меня понемногу: придет ли твой отец.

Молчание.

Где он!.. как предстать пред Бога… Владимир! Без него я не умру спокойно!

Владимир (тихо). Нет.

Марья Дмитревна (не слыхав). Что сказал ты?.. Дай мне руку, Владимир!

Владимир (слезы начинают падать из глаз его. Он бросается на колена возле постели и покрывает поцелуями ее руку.). Я возле вас! Зачем вам другого? Разве вам не довольно меня? Кто-нибудь любит вас сильней, чем я?

Марья Дмитревна. Встань… ты плачешь?..

Владимир (встав, отходит в сторону). Ужасная пытка! Если я все это вынесу, то буду себя почитать за истукана, который не стоит имени человека!.. Если я вынесу… то уверюсь, что сын всегда похож на отца, что его кровь течет в моих жилах и что я, как он, хотел ее погибели. Так! Я должен был силою притащить его сюда, угрозами, страхом исторгнуть у него прощенье… (С бешеной радостью.) Послушайте, послушайте, что я вам скажу! Мой отец весел, здоров и не хотел вас видеть! (Вдруг, как бы испугавшись, останавливается.)

Марья Дмитревна (вздрагивает. После молчания.). Молись… молись за нас… не хотел… о!

Аннушка. Ей дурно, дурно!..

Марья Дмитревна. Нет! Нет! Я соберу последние силы… Владимир! Ты должен узнать все и судить твоих родителей! Подойди. Я умираю. Отдаю душу правосудному Богу и хочу, чтоб ты, ты, мой единственный друг, не обвинял меня по чужим словам… Я сама произнесу свой приговор. (Останавливается.) Я виновна: молодость была моей виною. Я имела пылкую душу, твой отец холодно со мной обращался. Я прежде любила другого: если б мой муж хотел, я забыла бы прежнее. Несколько лет старалась я побеждать эту любовь, и одна минута решила мою участь… Не смотри на меня так. О! упрекай лучше самыми жестокими словами: я твоя злодейка! Мой поступок заставляет тебя презирать меня, и не одну меня… Долгим раскаяньем я загладила свой проступок. Слушай: он был тайною. Но я не хотела, не могла заглушить совесть – и сама открыла все твоему отцу. С горькими слезами, с унижением я упала к ногам его… я надеялась, что он великодушно простит мне… Но он выгнал меня из дому; и я должна была оставить тебя, ребенка, и молча, подавленная тягостью собственной вины, переносить насмешки света… Он жестоко со мною поступил!.. Я умираю… Если он мне не простил еще, то Бог его накажет… Владимир! Ты осуждаешь мать свою? Ты не смотришь на меня? (Голос ее под конец становился все слабее и слабее.)

Владимир (в сильном движении. Про себя.). Вижу! Вижу! Природа вооружается против меня; я ношу в себе семя зла; я создан, чтоб разрушать естественный порядок. Боже! Боже! Здесь умирающая мать – и на языке моем нет ни одного утешительного слова, ни одного! Неужели мое сердце так сухо, что нет даже ни одной слезы? Горе! Горе тому, кто иссушил это сердце. Он мне заплотит: я сделался через него преступником; с этой минуты прочь сожаленье! День и ночь буду я напевать отцу моему страшную песню, до тех пор, пока у него не встанут дыбом волосы и раскаяние начнет грызть его душу! (Обращаясь к матери.) Ангел! Ангел! Не умирай так скоро: еще несколько часов…

Аннушка (с приметным беспокойством посматривая на госпожу). Владимир Павлович!

Он услыхал и глядит на нее пристально. Она трогает за руку Марью Дмитревну и вдруг останавливается.

Прости Господи ее душу! (Крестится.)

Владимир вздрагивает, шатается и едва не упадает. Удерживается рукой за спинку стула и так остается недвижен несколько минут.

Как тихо скончалась-то родимая моя! Что буду я теперь? (Плачет.)

Владимир (подходит к телу и, взглянув, быстро отворачивается). Для такой души, для такой смерти слезы ничего не значат… у меня их нет! Нет! Но я отомщу, жестоко, ужасно отомщу. Пойду, принесу отцу моему весть о ее кончине и заставлю, принужу его плакать, и когда он будет плакать… буду смеяться! (Убегает.)

Долгое молчание.

Аннушка. И сын родной ее оставляет! Теперь всё, что я могу захватить, мое! Что же? Тут по мне нету греха; лучше, чтобы мне досталось, чем кому другому, а Владимиру Павловичу не нужно! (Подносит зеркало к губам усопшей.) Зеркало гладко! Последнее дыханье улетело! Как бледна! (Уходит из комнаты и призывает остальных слуг для совершения обрядов.)

Сцена IX

3 февраля. Пополудни.

Комната у Загорскиных. Наташа и княжна. Анна Николавна, входя, вводит двух старух.

Анна Николавна. А я вас сегодня совсем не ожидала! Милости просим! Прошу садиться! Как ваше здоровье, Марфа Ивановна?

Садятся.

1 Старуха. Эх! Мать моя! Что у меня за здоровье? Все рифматизмы да флюс. Только нынче развязала щеку. (К другой старухе.) Как мы съехались, Катерина Дмитревна! Я только что на двор, и вы за мной, как будто сговорились навестить Анну Николавну.

2 Старуха (к хозяйке). Я слышала, что вы были больны?

Анна Николавна. Да… благодарю, что навестили… теперь получше. А что нового не слыхать ли чего-нибудь?

2 Старуха. У меня, вы знаете, Егорушка в Петербурге; так он пишет, что турок в пух разбили наши; взяли пашу!

1 Старуха. Дай-то бог! А я слышала, что Горинкин женился. Да на ком! Знавали вы Болотину? Так на ее дочери. Славная партия… ведь сколько женихов за нею гонялось! Так нет… кому счастье.

Анна Николавна. А я слышала: граф Свитский умер. Ведь жена, дети.

1 Старуха. Да! Какая жалость… а что рассказывают! Слышали вы?

Анна Николавна. Что такое?

2 Старуха. Что такое? Странно! Я не слыхала!

1 Старуха. Говорят, что покойник – прости его Господи – почти все свое имение продал и побочным детям отдал деньги. Есть же люди! И говорят также, будто бы в духовной он написал, чтоб его похороны не стоили больше ста рублей.

2 Старуха. Нечего сказать, как в колыбельке, так и в могилку! Всегда был чудак покойник! Царство ему небесное! Что ж? исполнили его завещание?

1 Старуха. Как можно? Пожалуй, он бы написал, чтоб его в овраг кинули! Нет, матушка, пять тысяч стоили похороны; в Донском монастыре, да два архиерея было.

Анна Николавна. Стало быть, очень пышно было?

Наташа. Будто не все равно.

1 Старуха. Как так? Разве можно графа похоронить как нищего?

2 Старуха (после общего молчания). Анна Николавна! Вы меня извините! Я ведь только на минуточку к вам заехала! Спешу к золовке на крестины. (Встает.). Прощайте.

Анна Николавна. Если так, то не смею вас удерживать! Прощайте.

Целуются.

До свиданья, матушка. (Провожает ее.)

1 Старуха. Какова? Как разрядилась наша Мавра Петровна! Пунцовые ленты на чепце! Ну кстати ли? Ведь сама насилу ноги таскает! А который ей год, Анна Николавна, как вы думаете?

Анна Николавна. Да лет пятьдесят есть! Она так говорит.

1 Старуха. Крадет с десяток! Я замуж выходила, а у нее уж дети бегали.

Наташа (тихо Софье). Я думаю: потому что она замуж вышла тридцати лет.

Княжна Софья. Охота тебе их слушать, Наташа?

Наташа. Помилуй! Это очень весело!

Слуга входит.

Слуга. Дмитрий Василич Белинской приехал.

Анна Николавна. Что это значит? (Слуге.) Проси в гостиную.

Слуга уходит.

(Тихо старухе.) Пойдем со мною, матушка; я угадываю, зачем он приехал! Мне уж говорили. Он сам не так богат; но дядя при смерти, а у дяди тысяча пятьсот душ.

1 Старуха. Понимаю. (В сторону.) Посмотрим, что за Белинской! (Наташе.) О! плутовка.

Обе уходят.

Княжна Софья. Отчего ты так покраснела?

Наташа. Я?

Княжна Софья (махнув рукой). Ну ж! ничего не слышит и не видит! Наташа! Твои щеки пылают, ты дрожишь, ты вне себя. Что такое значит?

Наташа (схватив княжну за руку). Так! Это ничего! Кто сказал, что я дрожу? Ах, знаешь ли! Я отгадываю, зачем он приехал. Теперь все решится! Не правда ли?

Княжна Софья. Что решится?

Наташа. Какие глупые вопросы, кузина! Вчера была у нас княгиня, и…

Княжна Софья. Я тебя понимаю! Ты влюблена в Белинского. Ну что ж.

Наташа отворачивается.

Это очень натурально.

Наташа (с живостью). Послушай! Как он мил! Как он любезен!

Княжна Софья. Бедный Арбенин!

Наташа. Чем же бедный?

Княжна Софья. Он тебя так любит! Белинской свататься приехал: ты, наверное, ему не откажешь, так ли? А я знаю, что Арбенин тебя очень, очень любит. (Насмешливо улыбается.)

Наташа. Разлюбит поневоле. Впрочем, он очень умел притворяться прежде с другими, почему же не притворялся он со мной? Кто может поручиться? Правда, он мне сначала немного нравился. В нем что-то необыкновенное… а зато какой несносный характер, какой злой ум и какое печальное всегда воображенье! Боже мой! Да такой человек в одну неделю тоску нагонит. Есть многие, которые не меньше его чувствуют, а веселы.

Княжна Софья. Ты хотела бы все смеяться! (Смотрит на нее пристально.) Однажды в сумерки приехал к нам Арбенин. Сел за фортепьяно и с полчаса фантазировал. Я заслушалась. Вдруг он вскочил и подошел ко мне. Слезы были у него на глазах. «Что с вами?» – спросила я. «Припадок! – отвечал он с горькой улыбкой. – Музыка приводит мне на мысли Италию! Во всей ледяной России нет сердца, которое отвечало бы моему! Все, что я люблю, убегает меня. Прошу сожаленья? Нет! Я похож на чумного! Все, что меня любит, то заражается этой болезнью несчастия, которую я принужден называть жизнию!» Тут Арбенин посмотрел на меня пристально, как будто ожидая ответа… я догадалась… но ты не слышишь?

Наташа. Оставь меня. Какая мне нужда до твоего Арбенина; делай с ним что хочешь; клянусь тебе, не стану ревновать! Слышишь… вот, кажется, кто-то сюда идет… кажется, маменька!

Княжна Софья (в сторону). Небо прекрасно исполняет мои желанья! Судьба мстит за меня. Хорошо! Он почувствует всю тягость любви безнадежной, обманутой. Я недаром старалась охладить к нему Наташу: это меня радует. Однако что мне пользы? Я отомстила. За что? Он не знает, что я его так люблю! Но узнает! Я ему докажу, что есть женщины…

Входит Анна Николавна.

Анна Николавна. Наташа! Подойди ко мне! Я хочу говорить с тобой о важном деле, которое решит судьбу твоей жизни. Выйти замуж не порог перешагнуть. Все будущее твое зависит от одной минуты. Твое сердце должно бросить жребий, но рассудок также не должен молчать. Подумай: Белинской предлагает тебе свою руку. Согласна ты или нет? Нравится ли он тебе?

Наташа (в смущении). Я… не знаю…

Анна Николавна. Как не знаю! Помилуй! Он ждет в той комнате. Кому же знать? Решись поскорее: по крайней мере, дать ли ему надежду. Что ты молчишь? Он молодой человек, превоспитанный, честный, состояние есть, а ты знаешь, как наше расстроено. Белинской ожидает богатое наследство, подумай, тысяча пятьсот душ! Рассуди! Ты уж в летах, скоро стукнет девятнадцать. Теперь не пойдешь замуж, так, может быть, никогда не удастся. Сиди в девках! Плохо теперь: женихов в Москве нет! Молодые, богатые не хотят жениться, мотают себе вволю, а старые? Что в них? Глупы или бедны! Решись, Наташа. Ведь он там ждет. Ну скажи по совести: ведь он тебе нравится?

Наташа. Нравится…

Анна Николавна. Так ты согласна… я пойду…

Наташа (останавливает мать). Maman! Подождите… так скоро!.. ей-богу! Я все это вижу как во сне… как можно в одну минуту. (Слезы показываются на глазах; она закрывает их руками.) Я не могу! Разве непременно сейчас?

Анна Николавна (ласкает ее). Успокойся, друг мой. О чем ты плачешь? Разве не сама сказала, что он тебе нравится. Посмотри, как сердце бьется. Это нездорово! Ты слишком встревожилась; я опрометчиво поступила; однако сама посуди: ведь он ждет! Не надо упускать жениха!.. Ведь я тебя не выдаю насильно, а только спрашиваю. Ты согласна? И я тотчас ему скажу! Нет? Так нет! Беда не велика…

Наташа (утирая слезы). Он мне нравится! Только… дайте ему надежду, пускай он ездит в дом, пускай будет как жених… только! Я сама не знаю… вы так скоро мне сказали… я не знаю… мне стыдно плакать о глупостях. Maman! Вы сами сумеете как ему сказать… я наперед на все согласна.

Анна Николавна. Ну, и давно бы так… об чем же плакать, мой ангел? (Крестит ее.) Христос с тобой! В добрый час! (Уходит.)

Наташа. Ах!

Княжна Софья. Ты побледнела, кузина! Поздравляю тебя! Невеста!

Наташа. Как скоро все это сделалось! (Уходит.)

Княжна Софья. Правда. Когда мы чего-нибудь желаем и желание наше исполнится, то нам всегда кажется, что оно исполнилось слишком скоро. Мы лучше любим видеть радость в будущем, нежели в минувшем. Она счастлива… а я? Зачем раскаиваться? Люди невиновны, если судьба нечаянно исполняет их дурные желанья: стало быть, они справедливы; стало быть, мое сердце должно быть покойно, должно бы было быть покойно!

Сцена X

Февраля 4. Вечер.

Зала в доме Павла Григорича; слуги зажигают лампы.

1-й. Он, чай, был не в своем уме: от вчерашнего еще не опомнился.

2-й. Как сказал ему барин?

3-й. Проклинаю тебя, сказал он ему.

2-й. Владимир Павлович не заслужил этого.

1-й. А где старый барин?

3-й. Уехал в гости.

2-й. Был ли он встревожен, когда ты ему подавал одеваться?

3-й. Нимало. Ни разу меня не ударил. Проклясть сына, ехать в гости – эти две вещи для него так близки между собою, как выпить стакан вина и стакан воды.

1-й. А крепко поговорил молодой барин своему батюшке; тот сначала и не опомнился.

2-й. Оно все так; а только жалко, ей-богу, жалко. Отцовское проклятие не шутка. Лучше жернов положить себе на сердце.

3-й. Ивану не велено от него отходить; вот отец! Ведь проклял, а все боится, чтоб сын на себя рук не наложил.

2-й. Кровь говорит.

3-й. А по-моему, так лучше убить, чем проклясть.

Сцена XI

Февраля 4. Вечер.

Комната Владимира. Луна светит в окно. Владимир возле стола, опершись на него рукою. Иван у двери.

Иван. Здоровы ли вы, сударь?

Владимир. На что тебе?

Иван. Вы бледны.

Владимир. Я бледен? когда-нибудь буду еще бледнее.

Иван. Ваш батюшка только погорячился: он скоро вас простит.

Владимир. Поди, добрый человек, это до тебя не касается.

Иван. Мне не велено от вас отходить.

Владимир. Ты лжешь! Здесь нет никого, кто бы занимался мною. Оставь меня: я здоров.

Иван. Напрасно, сударь, хотите меня уверить в том. Ваш расстроенный вид, бродящие глаза, дрожащий голос показывают совсем противное.

Владимир (вынимает кошелек. Про себя). Я слышал, что деньги делают из людей всё! (Громко.) Возьми – и ступай отсюда: здесь тридцать червонцев.

Иван. За тридцать серебреников продал Иуда нашего Спасителя, а это еще золото. Нет, барин, я не такой человек; хотя я раб, а не решусь от вас взять денег за такую услугу.

Владимир (бросает кошелек в окно, которое разбивается. Стекла звенят, и кошелек упадает на улицу). Так пусть кто-нибудь подымет.

Иван. Что это, сударь, с вами делается! Утешьтесь – не все горе…

Владимир. Однако ж…

Иван. Бог пошлет вам счастье, хотя б за то только, что меня облагодетельствовали. Никогда я, видит бог, от вас сердитого слова не слыхал.

Владимир. Точно?

Иван. Я всегда велю жене и детям за вас Богу молиться.

Владимир (рассеянно). Так у тебя есть жена и дети?

Иван. Да еще какие. Будто с неба… добрая жена… а малютки! Сердце радуется, глядя на них.

Владимир. Если я тебе сделал добро, исполни мою единственную просьбу.

Иван. И телом, и душой готов, батюшка, на вашу службу…

Владимир (берет его за руку). У тебя есть дети… не проклинай их никогда! (Отходит в сторону к окну; Иван глядит на него с сожалением.) А он, он, мой отец, меня проклял, и в такой миг, когда я бы мог умереть от слов его! Но я сделал должное: она меня оправдает перед лицом Всевышнего! Теперь испытаю последнее на земле: женскую любовь! Боже, как мало Ты мне оставил! Последняя нить, привязывающая меня к жизни, оборвется, и я буду с Тобой; Ты сотворил мое сердце для себя, проклятие человека не имеет влияния на гнев Твой. Ты милосерд – иначе я бы не мог родиться! (Смотрит в окно.) Как эта луна, эти звезды стараются меня уверить, что жизнь ничего не значит! Где мои исполинские замыслы? К чему служила эта жажда к великому? Все прошло! Я это вижу. Так точно вечернее облако, покуда солнце не коснулось до небосклона, принимает вид небесного города, блестит золотыми краями и обещает чудеса воображению, но солнце закатилось, дунул ветер – и облако растянулось, померкло – и, наконец, упадает росою на землю!

Сцена XII

Февраля… Вечер.

Комната у Загорскиных. Дверь отворена в другую, где много гостей. Анна Николавна и княжна Софья входят.

Княжна Софья. Тетушка! Мы с Наташей сейчас приехали из рядов и купили все, что надобно: не знаю, понравится ли вам; по мне хорошо! Только блонды дорого.

Анна Николавна. Теперь некогда, Сонюшка: после посмотрю!

Входит гость.

Ах! Здравствуйте, Сергей Сергеич! Как ваше здоровье! Я вас совсем не ожидала: вы такие стали спесивые, и знать нас не хотите…

Гость 1. Помилуйте! Я узнал, что Наталья Федоровна ваша помолвлена, и приехал поздравить и пожелать ей всякого счастья!

Анна Николавна. Покорно вас благодарю! Дай-то бог! Человек, кажется, хороший!

Гость 1. И, я слышал, с прекрасным состоянием.

Анна Николавна. Как же-с! Да вы, я думаю, знаете г-на Белинского?

Гость 1. Видал-с. Прелестнейший молодой человек!

Анна Николавна. Милости просим в гостиную, Сергей Сергеич!

Уходят оба в гостиную.

Княжна Софья. Все идет по-моему. Отчего же я беспокоюсь? Разве у меня два сердца, что одна и та же вещь меня радует и огорчает? Как согласить внутреннее самодовольствие с исполнением желаний? Нет, главная моя цель еще далёко. Я желала бы знать, как всё это подействует на Владимира. Боже! Как мне душно в этой толпе людей, которые с таким жаром рассуждают о пустяках и не замечают, что каждая минута отнимает у меня по надежде и приносит мне какое-нибудь новое мученье! Где несчастливцы? На всех лицах я встречаю только улыбки! Одна я страдаю, одна я плачу, одна утираю слезы… если б он их увидал, то стал бы меня любить. Он бы не устоял! Невозможно, невозможно ему быть совершенно равнодушну!..

Наташа (вбегает; весело). Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Mа cousine[28]28
  кузина (фр.)


[Закрыть], послушай: если б ты была там, то насмеялась бы досыта. Ха! Ха! Ха! Боже мой! Ах! Я удерживалась до тех пор, что чуть-чуть не захохотала ему в глаза.

Княжна Софья. Кому?

Наташа. Насилу я вырвалась. Сергей Сергеич подошел меня поздравлять, смешался, заикнулся, забормотал… я ничего не поняла; он сам, я думаю, не знал, что говорил, умора! Так мы остались друг против друга… ха! Ха! Ха!

Княжна Софья. Как ты весела! Где Белинской?

Белинской (входит). Слава богу! Я опять с вами! Меня осадил весь очаковский век. Добрые люди, только нестерпимо скучны. Они всё толкуют о прошедшем, а я в настоящем так счастлив!

Княжна Софья. Это видно по вашему лицу.

Наташа. Mon cher ami[29]29
  Дорогой друг! (фр.)


[Закрыть]! Оставим ее: она не в духе. Сядем, поговорим.

Садятся.

Белинской (целует у нее руку). Теперь я имею право вызывать завистников.

Княжна Софья (про себя). Этот человек думает, говорит о счастье, отняв последнее у своего друга… отчего же я, хотя менее виновна, должна чувствовать раскаянье? О, как бы я заменила Владимиру эту потерю, если б… если б только…

Гость, молодой человек, выходит из гостиной, кланяется Софье и приближается к ней.

Гость. Здорова ли княгиня, ваша матушка?

Княжна Софья. Нет. Она очень больна.

Гость. Вы, верно, знаете Владимира Арбенина.

Княжна Софья. Он к нам ездит.

Гость. Вы не приметили: сумасшедший он?

Княжна Софья. Я всегда замечала, что он очень умен. Не могу догадаться, к чему такие вопросы?

Гость. Нет, я в самом деле не шучу. Несколько дней тому назад я был у его отца; вдруг дверь с шумом отворяется и вбегает Владимир. Я испугался. Лицо его было бледно, глаза мутны, волосы в беспорядке; я не знаю, на кого он был похож. Отец его остолбенел и ни слова не мог выговорить. «Убийца! – воскликнул Владимир. – Ты мне не верил, поди же, поцелуй ее мертвую руку!» – и с вынужденным хохотом упал без чувств на землю. Слуги вбежали, его подняли. Отец не говорил ни слова, но дрожал, хотя показывал или старался показывать, что не был встревожен… Я поскорее взял шляпу и ушел; потом я узнал, что Павел Григорич его ужасно бранил и даже проклял, говорят, но я не верю…

Княжна Софья (в сильном волнении). Проклял, говорите вы… он упал… но ему ничего не сделалось? Вы не знаете, что значили слова его? Нет! Это не сумасшествие, что-нибудь ужасное с ним случилось…

Гость (с улыбкой). Я не ожидал, чтобы вы приняли такое большое участие…

Княжна Софья. В самом деле? (С досадой в сторону.) Боже! Нельзя показать сожаленья!

Гость. Наконец, я узнал, что в этот самый день умерла у Владимира мать, которая с отцом была в разводе, но такое бешенство, такие угрозы показывают совершенное сумасшествие!.. Это в самом деле очень жалко: он имел способности, ум, познания…

Княжна Софья. По словам, которые вы мне повторили, отец его был виноват в чем-нибудь… он не заметил вас, и если только в этом состоит сумасшествие…

Гость. О нет, совсем нет! Я не хотел этого сказать. Но вы сами судите… мне стало жалко его; вот для чего я спросил…

Княжна Софья. Вы видите, что я не могу вам дать положительного ответа.

Гость (помолчав). Вы поедете завтра в концерт, княжна? Славная музыканьша будет на арфе играть… вы не слыхали еще? Она из Парижа… это очень любопытно! Если угодно, я билет…

Княжна Софья. Я не любопытна, я не имею этого порока.

Гость. Извините. Я желал вам услужить…

Княжна Софья. Вы очень милостивы!

Гость (раскланиваясь). Прошу вас поверить, что если я что-нибудь неприятное сказал вам, то мое намерение было совсем не таково… (Уходит.)

Княжна Софья (одна). Чуть-чуть он не сказал, что хотел меня обрадовать этими новостями! Прийти нарочно, простоять четверть часа здесь для того только, чтобы сказать зло про одного человека и опечалить другого!

Молчание.

Что ждет меня? Ужасно темнеет предо мной будущность, как бездна, которая хочет поглотить все, что во мне радуется жизнию! Владимир потерял мать, любовь отца и должен лишиться Наташи… Но первые два несчастья помогут ему перенести последнее с твердостию; несколько печалей не так опасны, как одна глубокая, к которой прикованы все думы, которая отравляет все чувства одинаковым ядом. Да, он мужчина, он крепок духом! А там… там… я могу еще надеяться; я примечала несколько раз, что глаза его пылали, когда он со мной говорил: может быть…

Наташа. Что он тебе рассказывал?

Княжна Софья. Про Арбенина.

Белинской. Что такое про Арбенина?

Княжна Софья. Не бойтесь!

Белинской. Чего же мне бояться?

Княжна Софья. Вы лучше знать должны.

Наташа (тихо). Разве он проведал, что я выхожу замуж?

Княжна Софья. За его друга? Нет! Арбенин потерял мать, и от этого он в отчаянье; его приняли за сумасшедшего… не знаю, вынесет ли он второй удар…

Белинской. О, поверьте, что он кажется гораздо чувствительнее, чем в самом деле есть.

Княжна Софья. Разумеется: вы это должны знать лучше нас; вы были его другом.

Белинской. Я дружбу принес в жертву любви.

Княжна Софья. Это очень хорошо – для вас.

Белинской. Впрочем, не думайте, что я с Арбениным очень дружен был. Приятели в наш век – две струны, которые по воле музыканта издают согласные звуки, но содержат в себе столько же противных.

Княжна Софья (Наташе). Прошу не прогневаться, кузина; а я скажу, что ты его любила; для жениха ты не должна иметь тайны; и, верно, господин Белинской со мной согласен!

Наташа при этих словах покраснела.

Наташа. Да, это правда: Арбенин мне сначала нравился и очень занимал воображение, но этот сон, как все печальные сны, прошел. Я тебя прошу, Софья, не напоминай мне более об нем.

Княжна Софья. Я не совсем что-то верю твоему пробуждению.

Наташа. Кузина, к чему это?

Белинской. Может быть, один сон сменился другим.

Княжна Софья. Однако послушайте, господин жених, не слишком ей верьте; она с давнишних пор носит на кресте стихи, которые дал ей Арбенин. Пожалуйста, скажите-ка ей, чтобы она их показала! А! а! попалась, душа моя?

Белинской. Я могу просить, и то, если она позволит. Впрочем, я в ней слишком уверен…

Княжна Софья. Излишества всегда опасны!

Наташа. Чтоб доказать моей кузине, что я нимало не дорожу этими глупостями… (Снимает с шеи ожерелье, на котором крест, и отвязывает бумажку.) Возьмите. Эта старинная бумажка была мною совсем позабыта. Прочти, мой друг… Эти стихи довольно порядочно написаны.

Белинской. Это его рука!

Княжна Софья (в сторону). Бесстыдный! Он так же спокоен, как будто читает театральную афишу! Ни одной искры раскаянья в ледяных глазах! Ужели искусство? Нет! Я женщина, но никогда не могла бы дойти до такой степени лицемерия. Ах! Для чего одно пятно очернило мою чистую душу?

Наташа. Прочти, мой друг!

Белинской (читает).

 
Когда одни воспоминанья
О днях безумства и страстей
На место славного названья
Твой друг оставит меж людей,
Когда с насмешкой ядовитой
Осудят жизнь его порой,
Ты будешь ли его защитой
Перед бесчувственной толпой?
 

* * *

 
Он жил с людьми как бы с чужими,
И справедлива их вражда,
Но хоть виновен перед ними,
Тебе он верен был всегда;
Одной слезой, одним ответом
Ты можешь смыть их приговор;
Верь! Не постыден перед светом
Тобой оплаканный позор!
 

Прекрасно, очень мило! (Отдает.)

Наташа (разрывает бумагу). Теперь спокойны ли вы, кузина?

Княжна Софья. О! Я на твой счет никогда не беспокоилась!

Белинской (в сторону). Эта княжна вовсе не по мне! К чему ее упреки? Что ей за дело?

Дверь отворяется, входит Владимир; кланяется. Все смущены; он хочет подойти, но, взглянув на Белинского и Наташу, останавливается – и быстро входит в гостиную.

Наташа (только что Владимир взошел). Ах! Арбенин!

Белинской (про себя). Вот некстати! Черт его просил? Он взбесится; он, верно, еще не знает, что я женюсь и на ком? Надо убраться, чтоб не сделаться жертвою первого пыла. (Громко.) Мне не хочется теперь встретиться с Арбениным. Вы его знаете…

Княжна Софья (кинув на него косвенный взгляд). Это правда!..

Белинской. Итак, прощайте! (Уходит в кабинет.)

Наташа. Невольный трепет пробегает по мне, сердце бьется… отчего? Отчего этот человек, которого я уже не люблю, все еще имеет на меня такое влияние?.. но, может быть, любовь к нему не совсем погасла в моем сердце? Может быть, одно воображение отвлекло меня от него на время? Однако, что бы ни было, я должна, я хочу показать ему холодность; я дала Белинскому слово, он будет моим мужем, и Арбенина должно удалить! Это будет мне легко! (Задумывается.).