Текст книги "Горячая весна 2015-го"

1 марта 2015 года. Россия, Новгородская область

С юго-запада дул пронизывающий ледяной ветер. Пейзаж не баловал разнообразием. Ровное заснеженное поле слегка опускалось к юго-востоку, где километрах в семи начиналась ледяная гладь озера Ильмень. С севера и запада на границе зрения жесткой щеткой чернел лес. Машина, остановившаяся на проселке среди этого белого безмолвия, была стандартным кунгом на базе «Урала» с черными военными номерами, но пятеро людей, выбравшихся из его теплых недр и теперь расхаживающих по полю, были в гражданском.

– Ну что, товарищи офицеры, нравится? – спросил один из них, одетый в щегольскую желтую дубленку.

Полковник Кузнецов разгреб ботинком снег и попинал носком мерзлую землю.

– В Отечественную штурмовики, может, и садились, но у нас-то машины потяжелее будут… Не увязнем?

– Не увязнете! – заверил его тот, что в дубленке. – У нас конструкции листовые, быстросборные. Как только снег сойдет – сделаем вам тут такую полосу, что любо-дорого. В штабе армии давно все просчитано.

– Ну-ну…

До того как возглавить войсковые испытания первых русских истребителей пятого поколения, подполковник Кузнецов служил в штабе 6-й армии ВВС и ПВО и довольно скептически относился к ее уровню.

– Я вообще не понимаю, почему мы собираемся размещаться здесь? – встрял в разговор подполковник Барышев – штурман полка. – Я еще понимаю, что ни Псков, ни Остров нам не светят – граница рядом. Но почему не в Кречевицах? Или не в Сольцах? В Старой Руссе прекрасный аэродром при авиаремонтном заводе… А мы вместо этого собираемся перебазироваться, – он окинул взглядом окружающую местность, – в чистое поле.

– Коля, не суетись, – прервал его командир, – все давно оговорено. В Латвии деревня такая есть – Аудрины. Знаешь?

– Так точно, – сник штурман.

– Ну так ответь мне, чем она известна?

– Деревня Аудрины, под Резекне. Там располагается центр радиоэлектронной разведки НАТО. Основная мощность центра – трехмерная радиолокационная станция воздушного слежения TPS-117.

– Правильно, – сказал Кузнецов. – Дальность ее обзора до тысячи километров. И все наши аэродромы в этом радиусе под плотной ее опекой. Значит, размещаться нужно, во-первых, там, где нас не ждут.

– А во-вторых?

– Во-вторых – только после того, как начнутся боевые действия. Станцию эту сметут в первые же минуты. Только после этого мы можем сажать полк на это поле. К этому моменту здесь в воздухе будет твориться такое, что это будет чудовищно сложным занятием. На навигационные системы полагаться будет нельзя. А американцы знают, что таких, как мы, на всю Россию единственный полк. И догадываются, что мы его используем. А значит, и искать его будут тщательнее. Чтобы накрыть одним ударом.

– Все правильно, – подтвердил представитель штаба армии, – маскировку мы обеспечим. Зенитное прикрытие тоже. Только в Новгороде ваши пилоты, которые приедут поле смотреть, как и мы сами сейчас, должны быть в гражданке. И аэродромщиков это касается. Но вообще-то в городе лучше вам светиться поменьше. Людей предлагаю разместить здесь, – он указал на юг, – в Бороке. И вон там – в Базловке. Под глиссаду вам все озеро выделено со стороны Прилук. Приводные маяки будут. Диспетчерское обеспечение – пока свои службы не развернете, вами будут рулить из Кречевиц. Боевое обеспечение – из Острова или с полевого КП армии, под Великими Луками. Ну да в документах все это есть.

Полковник Кузнецов еще раз оглянулся на поле. Отсюда через месяц или два он должен будет поднимать свои машины на реальные боевые задачи. Пока в возможность такого верилось слабо, но годы службы приучили его к мысли, что осуществляться могут самые маловероятные идеи.

10 марта 2015 года. Польша, Познань

Штаб тактического авиационного командования коалиции размещался в Любони, южном пригороде Познани. Последние два месяца здесь никогда не бывало тихо – шум двигателей самолетов, взлетающих и садящихся на полосы авиабазы Кшесины, смешивался с грохотом составов на железнодорожной станции Любонь, через которую проходили воинские эшелоны с военной техникой, выгруженной с американских кораблей в портах Голландии и Бельгии.

Четырехзвездный генерал Обадия Джонсон, командующий вооруженными силами коалиции, предпочел не вызывать командующего коалиционной авиацией в Варшаву, а прилететь в его штаб самому. Авиация, как и в прочих операциях американских вооруженных сил по всему миру, являлась его главным козырем и основной ударной силой.

Томасу Гатлингу, бывшему командующему 17-й воздушной армией ВВС США, командование тактической авиацией коалиции досталось «по наследству», после того как его армия влилась в нее в полном составе. На совещание он прибыл с опозданием и в дурном расположении духа. Вчера вечером из-за нечеткой команды польского диспетчера столкнулись при заходе на посадку на аэродром Бжег два F-22A из 27-й эскадрильи тактических истребителей. Потеря двух ценных самолетов из-за какого-то идиота, плохо говорящего по-английски, конечно, не могла помешать сосредоточению авиации на польских аэродромах, но нервов попортила достаточно. Впрочем, пилоты выжили, хотя вряд ли они смогут принять участие в планируемой кампании.

– Я слышал о вчерашнем инциденте, – сказал Джонсон Гатлингу. – Надеюсь, это не помешает сосредоточению ваших сил? Или есть еще проблемы?

– Нет, не помешает. Хотя проблемы есть, конечно. Стратегическое авиационное командование отказывается выделять нам бомбардировщики. Мы можем включать B-2 и B-52 в свои планы, но в полное наше распоряжение их не дадут.

– Том, ты сам должен понимать. Юридически мы – стабилизационный контингент. Почти миротворцы. А зачем миротворцам бомбардировщики? Вот дойдет до драки – все у тебя будет. Кроме того, стратегические силы нужны, чтобы удерживать русских от соблазна расширить масштаб конфликта. Все должно решиться здесь – в Польше и Балтии.

– Русские… Обадия, я ведь мечтал воевать с русскими. С курсантских времен. Нас к этому готовили. Когда война закончится, уйду в отставку. Просто больше не останется целей в жизни.

– Рано еще говорить об этом. У русских чертовски сильная система ПВО. Хотя и устаревшая, но лучшая в мире.

– Точнее – единственная в мире, – кивнул Гатлинг. – Мы слишком полагаемся на ребят в кабинах, русские же подошли к этому более основательно. – Он вздохнул. – Это вообще будет незабываемо: сильнейшая авиация против сильнейшей ПВО. Армагеддон в пробирке. Но мы справимся. Русские уже не те, что прежде.

– Не те? Что ты имеешь в виду?

– Не те, что при Советах. Самолетов у них осталось мало, да и из тех, что есть, в воздух поднимутся немногие. Ракетных батарей полно, но те парни, которые ими командуют, пришли в армию еще во времена кризиса, и, как ты догадываешься, это не лучшие…

Джонсон вопросительно приподнял бровь.

– Например?

– Смотри сам. Иваны имеют в анклаве два зенитно-ракетных полка, вооруженных дальнобойными ракетами SA-12 и SA-20[18]18
  SA-12 и SA-20 – американское (натовское) обозначение российских ЗРК С-300В и С-300ПМУ2 «Фаворит».


[Закрыть]. Сейчас они их усилили до пяти-шести дивизионов каждый.

– Не вижу в этом их ошибки. Это хорошие комплексы.

– Да, но не в том случае, если располагаются на передовой. А анклав простреливается нами чуть ли не насквозь. В результате мы подавим их очень быстро, в течение суток быть может, и эти ценные и дорогие виды оружия окажутся бесполезными.

– Недооценка противника опасна. Русским всегда не хватало гибкости, но они не идиоты. Наверняка они предусмотрели подобный вариант!

– Да, предусмотрели. Теперь их дальнобойные комплексы прикрывают ЗРК малого радиуса. В каждой бригаде или полку по батальону SA-22 на мобильном шасси. Но все это как мертвому припарки, нам потребуется немного больше времени – и только.

– А за это время они сомнут латышей и литовцев и приедут в анклав на танках? Не забывай, что у них и под Калининградом не меньше танковой дивизии. Нарваться на контрудар в первые же минуты конфликта будет очень неприятно…

– Не успеют, – помотал головой Гатлинг. – В первые сутки конфликта мы бросим основные силы на анклав и отделаем там русских как бог черепаху. За это время их танки не успеют надрать вам задницу.

– Пожалуй, так. Но основная масса наших войск с первых минут начнет действия в зоне, небо над которой контролируют русские зенитчики. Это не добавляет оптимизма. Я опасаюсь ударов с воздуха в «бутылочном горлышке» между Польшей и Литвой.

– Пусть это тебя не тревожит. Я не могу гарантировать, что на ваши головы не упадет совсем ничего, но в «бутылочном горлышке» отсутствие массированных ударов по вам гарантирую. Очень скоро русские убедятся, что их результаты не окупают потерь.

21 марта 2015 года. Россия, Калининград

Аллеи острова Канта, окружающие отреставрированный Кафедральный собор с могилой великого философа, были любимым местом отдыха калининградцев, и сейчас, благодаря установившейся к выходным теплой погоде, здесь было довольно много народу.

Эдуард Гуськов, лидер Балтийской радикальной партии, регистрация которой была аннулирована Министерством юстиции Российской Федерации две недели назад, торопливым шагом пересек реку по Медовому мосту и, повернувшись спиной к собору, нашарил в кармане мобильник. Он звонил своему помощнику, находящемуся сейчас на площади Победы.

Радикалы еще месяц назад подали заявку на проведение там митинга, прямо перед мэрией. Заявку, разумеется, немедленно отклонили, но Гуськов неоднократно заявлял в интервью, что митинг будет проведен в любом случае. Сейчас на площади концентрировался, наверное, весь областной ОМОН, десятка два иностранных журналистов, желающих лично видеть, как власти будут расправляться с сепаратистской оппозицией, и сотни полторы политически активных калининградцев, готовых лично намять бока самому Гуськову и его сторонникам. А вот их-то на площади и не наблюдалось. Точнее, их было всего трое: его помощник, присевший сейчас на край чаши пустого по сезону фонтана, и двое «отморозков», которые по сигналу должны были поднять растяжку с абрисом области на синем фоне и надписью «Балтийская республика». Ребят, конечно, задержат, растяжку отберут, корреспонденты зафиксируют очередное нарушение прав человека, но все это, в полном соответствии с законами конспирации, – только отвлекающий маневр. Главное, то есть выступление самого Гуськова, должно состояться здесь, на острове, перед могилой Канта. Об этом знали всего около десятка наиболее верных последователей, которые должны были составить аудиторию, и четыре иностранные съемочные группы, рассредоточившиеся сейчас по парку. Гуськов предпочел бы англичан и американцев, на худой конец – поляков с прибалтами, но они покинули блокированную область еще зимой, и приходилось довольствоваться корреспондентами нейтральных стран – шведами, немцами, чехами и стрингером, работающим на BBC.

– Здесь все по плану, – сообщил ему помощник, – ментов около сотни, патриётов столько же. Начинаем ровно в двенадцать, как и договаривались.

– Добро, – кинул в трубку Гуськов.

Бросив взгляд на комплекс «Рыбной деревни» на другом берегу, он зашагал к собору. Его уже ждали. Аудитория, кучковавшаяся у гранитных столбов и решеток могилы философа, пристроенной к стене собора, при его появлении оживилась и начала вытаскивать голубые флажки с символикой партии. Коротко кивая своим, Гуськов нашел взглядом репортеров и быстрым шагом направился к памятнику герцогу Альбрехту, на гранитной лавке возле которого примостился Артурчик с большой клеенчатой сумкой. Нужно было торопиться: милицейский пост находился в начале соборной аллеи, метрах в трехстах, и, прежде чем менты разберутся и прибегут, следовало сказать все самое важное.

Мимоходом потрепав Артурчика по бородатой морде, из-за которой тот напоминал возвышавшийся над ним памятник – один в один, только без меча, свитка и в вечной своей дурацкой кепке, он строго-настрого запретил себе думать о дальнейшем – сначала дело, а развлечения потом! Гуськов запустил руку в сумку и, зашуршав газетами, извлек оттуда мегафон. Потом, подсаженный Артурчиком, молодцевато взгромоздился на скамейку и, щелкнув тумблером, поднес микрофон к губам.

– Сограждане! – с металлическим лязгом разнеслось над островом. – К вам обращаюсь я в этот тяжелый час!

Гуляющие, оказавшиеся неподалеку, поворачивали головы на звук, операторы уже вовсю вели съемку. Вместе с однопартийцами выходило уже человек под тридцать – на телеэкранах будет смотреться солидно!

– Родина наша находится в опасности, твердят каждый день нам с телеэкранов. Но подмятые преступным режимом Рогова СМИ говорят вам не всю правду! Потому что главная опасность исходит не из-за польской границы! Польша – это демократическая страна, входящая в Европейский союз! А американские войска там находятся для ее защиты от тоталитарной России, армия которой оккупирует и нашу Родину, нашу Калининградскую область. Нас, радикалов, многие обвиняют в сепаратизме. Но еще великий Иммануил Кант говорил: «Мы часто краснеем из-за бесстыдства другого, который обвиняет нас в чем-либо!» Режим Рогова – бесстыден! Чиновники, которых Кремль назначает управлять нами, как колонией, – бесстыдны! Толстожопые генералы, протаскивающие к нам свои ржавые атомные бомбы, из-за которых весь цивилизованный мир вынужден держать нас в карантине, – бесстыдны!

Радикалы слушали Гуськова с привычным восторгом, случайные же прохожие начали переглядываться, не понимая, что же такое происходит. Ментов видно не было, и Гуськов с воодушевлением продолжал:

– Сегодняшнее положение Балтийской республики, которую мы привыкли называть Калининградской областью, – незавидно! Владея ключевой точкой Балтийского побережья, мы серьезно уступаем в уровне жизни нашим соседям, которые входят в ЕС! Если в России не хотят нашего отделения, они должны немедленно поддержать и наше вступление в эту организацию. Мы, балтийцы, должны возвысить свой голос за деколонизацию Кенигсберга! Это даст нам возможность самостоятельно управлять нашим ресурсным, производственным, научным, культурным, человеческим потенциалом, обеспечивать свое развитие так и в таких формах, которые отвечают в первую очередь нашим, балтийским, потребностям, нуждам и чаяниям!

– Ах ты гнида! – раздался громкий женский голос, когда Гуськов прервался, чтобы вдохнуть воздуха. – Вот я тебе сейчас покажу колонизаторов!

Женщина средних лет в коричневой куртке решительно раздвинула заслушавшихся радикалов и как танк двинулась к Гуськову, но на подходе была перехвачена Артурчиком. Корреспонденты, предвкушая «жареное», заводили объективами.

«Нервный народ с этой блокадой стал, – с опаской подумал Гуськов, – ладно покричать, но чтобы в драку сразу…» А вслух продолжил:

– Балтийцы! Я призываю вас саботировать все действия назначенной Москвой колонизационной администрации! Рогов хочет, чтобы мы воевали с американцами, хотя Америка дружественная нам держава! Демократии не воюют с демократиями! А президент Рогов – это всего лишь мелкий тиран, продолживший богатые традиции подавления свободы в России и собирающийся сделать то же самое и у нас!

Старик-ветеран в длинном пальто что-то кричал, потрясая клюкой, не слышное за мегафонным голосом, наступая на двух радикалов. Те орали что-то в ответ, и наконец, не выдержав, один из них оттолкнул старика.

– Тоталитарный режим России наполняет Калининградскую область войсками, – зачастил Гуськов, наблюдая, как гуляющие вступились за ветерана и один из радикалов покатился по земле от молодецкой зуботычины, – но они нужны для того, чтобы держать нас в повиновении, а сражаться с американцами, которые несут нам свободу, они хотят заставить нас, калининградцев!

Молодой парень в распахнутой куртке, ловко увернувшись от попытки его задержать, пнул Артурчика под колено, вскочил на лавку и, прежде чем председатель политсовета Радикальной партии успел увернуться, ударил его в лицо. Мир взорвался для Гуськова ослепительным фейерверком, мелькнула, закатываясь куда-то в сторону, реклама «Мегафона» на крыше серого жилого дома за Деревянным мостом, и он мешком повалился с лавки к подножию памятника основателю Кенигсбергского университета.

Когда через минуту к могиле Иммануила Канта одновременно подбежали милиционеры от фасада собора и комендантский патруль из-за его угла, со стороны Медового моста, все уже закончилось. Трясущийся Гуськов, поддерживаемый Артурчиком, сидел на земле за памятником, промакивая платком рассеченную бровь, и демонстрировал репортеру-шведу мегафон с раздавленным микрофоном и помятым рупором. Флажки с партийной символикой валялись в лужах, а нескольких особо упертых радикалов сознательные прохожие загнали на набережную и едва не покидали в воду. Задержано было человек десять со стандартной формулировкой – «За нарушение общественного порядка». Гуськов, рассчитывавший именно на такой исход, довольно ухмылялся про себя. На лице он держал маску решимости и демонстрировал репортерам из-за стекол милицейского «пазика» фигуру из двух пальцев. Знак V – победу.

28 марта 2015 года. Россия, аэропорт Пулково

Огромный аэрофлотовский Ил-86 принял в свое чрево целый батальон. Теперь половина личного состава с изумлением таращилась на интерьеры воздушного судна, а вторая половина немедленно воспользовалась удобными креслами по одному из их прямых назначений – заснула. Солдаты всегда отличались умением засыпать где угодно – доказано многочисленными торжественными собраниями и показом кинофильмов по вечерам. Когда зажигался свет, половина зрителей беззастенчиво дрыхла.

– Я думал, на «семьдесят шестом» полетим, – сказал Василий.

– Хотели на «семьдесят шестом», – сказал лейтенант по фамилии Пшеничный, командир их взвода, устроившийся в одном ряду с Василием, но ближе к проходу. – Только американцы перехватывают каждый самолет, летящий в Калининград. Атаки имитируют. Узнают про переброску – могут сбить. Скажут, что случайно. А на атаку гражданского самолета труднее решиться. Хотя и такие случаи бывали. В прошлом.

– Ё!!!

– Вот именно.

Сон у Василия пропал как-то сам собой. Лайнер, простояв минут пятнадцать, вырулил в начало полосы. Со своего места Василий видел, как на задней кромке крыла шевелятся закрылки, элероны и прочая механизация, которую летчики опробовали перед полетом. Вспомнив свой недолгий опыт перелетов, он подсознательно ожидал появления стюардессы, которая расскажет, как пользоваться кислородными масками в аварийной ситуации и спасательными жилетами. Но вместо этого в проходе появилась высокая и сутулая фигура комбата, произнесшая краткий, но энергичный спич, заключавшийся в простых правилах: «Всем сидеть на местах, с кресел не вставать, по салону не ходить. Кому приспичило – терпеть до Калининграда». Самолет разбежался по полосе и, легко поднявшись в воздух, начал набирать высоту, иногда проваливаясь в воздушные ямы.

Минут через сорок, когда под самолетом было только море с какими-то продольными грязными полосами, не то водорослями, не то разлитыми нефтепродуктами, Василий выглянул в окно и обнаружил чуть ли не на расстоянии вытянутой руки от крыла их лайнера другой самолет. Он казался маленьким, но под крыльями висели самые настоящие ракеты, а острый нос и двойной стабилизатор придавали ему какой-то хищный оскал. В первое мгновение Василий пожалел, что с собой нет видеокамеры или хотя бы фотоаппарата. Потом до него дошло, что выкрашенный серым пришелец – это и есть тот, кто теоретически может их сбить.

– Товарищ лейтенант! – произнес он таким громким шепотом, что на него обернулась чуть ли не половина салона.

Возникла короткая возня, во время которой офицеры переместились к иллюминаторам правого борта, а сержанты, матерясь, удерживали с противоположной стороны рядовых, тянущихся посмотреть, что случилось.

– «Суперхорнит»[19]19
  F/A-18E/F «Суперхорнит» (англ. F/A-18 Super Hornet) – американский палубный истребитель-бомбардировщик.


[Закрыть], – произнес майор Кротов, протиснувшись к окну рядом с Василием. – Американская морская авиация, эмблему не разберу… Страшно, Царев?

– Нет, товарищ майор.

Минут через десять американский истребитель вдруг резко ушел вверх и пропал из поля зрения. Еще минут через пять появился снова, но уже в порядочном отдалении, почти на границе поля зрения. А ближе, почти на его старом месте, оказалась еще одна крылатая машина. Она тоже имела острый нос, два киля и ракеты. Но визуально выглядела немножко больше и была не серой, а камуфлированной бледно-голубыми пятнами.

– «Сушка», – сказал лейтенант. – Надо же, прикрывают! Приятно.

30 марта 2015 года. Польша, Модлин

Рабочий день командующего стабилизационным контингентом коалиции в Польше генерала Джонсона обычно начинался с просмотра новостей. Он смотрел только американские каналы, отдавая преимущество либеральному CNN, изредка переключаясь на более консервативный «Фокс ньюс». Приглашенные им на совещание терпеливо ждали конца выпуска. Стереотип о том, что журналисты могут выдавать более полную и оперативную информацию, чем та, которая доступна разведчикам и военным, был важной составляющей мифа об американской демократии.

Обадия Джонсон, в отличие от большинства своих коллег, относился к представителям СМИ довольно терпимо. Репортеры, так же как и он сам, всего лишь делали свою работу. Они, конечно, были назойливы, не умели держать язык за зубами, когда нужно. Путались под ногами и готовы были раздуть скандал из-за малейшей оплошности. Но иногда могли быть поистине незаменимы.

Журналист на экране, кратко упомянув о том, что группировка войск коалиции в Польше является невиданной в свободном мире после «Бури в пустыне», перешел к критике режима президента Рогова, который подвергает страданиям население Калининградской области благодаря своим безудержным амбициям, из-за которых демократические государства «Балтийского измерения» вынуждены держать анклав в блокаде.

– Пользуясь гуманитарным воздушным коридором, оставленным силами коалиции для доставки продовольственных и медицинских грузов страдающему населению, президент Рогов перебрасывает туда новые сотни военнослужащих. Вот вчерашние кадры одного из подконтрольных Кремлю телеканалов, которые показывают прибытие воинских частей в аэропорт Калининграда.

Картинка сменилась. Из чрева огромного авиалайнера один за другим спускались на аэродромный бетон русские солдаты. Потом мелькнула импровизированная трибуна на фоне футуристического здания аэропорта с четырьмя оранжевыми башнями. Несколько офицеров в фуражках застыли на ней, приложив руку к виску, а мимо трибуны печатало шаг вновь прибывшее воинство.

Генерал Джонсон внимательно вглядывался в непроницаемые лица русских. Информация о параде, которому русские, а затем и иностранные журналисты по неизвестным причинам уделили столько внимания, была во вчерашней сводке, но увидеть это своими глазами было интересно.

– Их же совсем немного, – удивился он.

– Около трехсот пятидесяти человек, – подсказал полковник Салливан, офицер РУМО, отвечавший за разведку коалиционной группировки, – с легким оружием. Призывники из части под Петербургом.

– Зачем? – спросил Джонсон. – У них что, людей не хватает?

Полковник пожал плечами.

– Неизвестно. Может быть, для поддержания порядка в тылу. В результате блокады отношения между Москвой и населением анклава должны обостриться, возможно, русское командование не может полагаться на местных.

– Дмитрий Голдберг, Джо Флетчер, специально для CNN, – закончил между тем журналист.

Генерал убрал звук и повернулся к полковнику.

– Начнем, пожалуй. Что там у нас сегодня?

Полковник уже выкладывал на стол несколько прозрачных папок с бумагами.

– Тут персональные данные на военных руководителей России и Белоруссии. В обоих государствах Верховными главнокомандующими являются президенты, но это чисто номинальные должности. Русские и белорусы еще много лет назад заявили о создании Союзного государства. Опыт не очень успешный, но только не в военной области. Тут у них все неплохо организовано. Поскольку министр обороны у русских тоже гражданский, оперативное руководство войсками будет осуществлять начальник Генерального штаба, генерал армии Владимир Семенов. Вот он.

– Что о нем известно? – спросил Джонсон, разглядывая фотографию русского. – Какие-нибудь характерные особенности?

Ничего особенного на фотографии не было: круглое, в оспинах лицо, жесткий взгляд и нос картошкой.

– Пятьдесят восемь лет, русский, родился в Центральной Азии, – начал перечислять полковник, – воевал в Чечне. Во время первой кампании там был ранен. Во второй некоторое время был начальником группировки русских войск. Был сторонником жестких действий, так называемых «zachistok», обвинялся международными организациями в военных преступлениях…

– Это важно, – отметил Джонсон, – ребята из «четвертой группы» знают?

Он имел в виду 4-ю группу сил психологических операций, отвечавшую за пропагандистскую войну.

– Разумеется, – кивнул полковник. – Вот важная деталь: когда с повстанцами в Чечне было в основном покончено, Семенов и еще несколько генералов покинули военную службу, перейдя на гражданские должности. Видимо, в Кремле побаивались их популярности в народе. Сам Семенов несколько лет возглавлял одну из областей, но потом вернулся в армию и продолжил карьеру.

– Жестокий военный, не ладящий с политическим руководством, – словно пробуя слова на вкус, протянул Джонсон. – Есть данные, что у него возникнут сложности со своим президентом?

– В Вашингтоне этого не исключают, – согласился разведчик. – В военной области Семенов известен своим вниманием к боевой подготовке войск и реформами в их организационной структуре. Критически относится к коммандос. Были жалобы на то, что в Чечне он использовал «specnaz» в качестве штурмовых подразделений.

– Это кстати, в Балтии у русских мощная разведсеть. Хотя дело прошлое, все могло измениться… Кстати, в каких войсках он начинал?

– Воздушный десант. Типичный «крутой парень». Говорят, что на посту начальника Генштаба собрал неплохую команду. Основными группировками русских командовать будут его креатуры. – Полковник выложил еще две фотографии. – Это генерал-полковник Рукавицын. Главнокомандующий сухопутными войсками, видный военный теоретик, преподавал в Академии Генерального штаба. Один из авторов идеи замены традиционных русских военных округов на региональные командования. Недавно возглавил Западное региональное командование и сформировал на его основе группировку «Виктор».

– Значит, будет проверять свои идеи на практике, – машинально кивнул Джонсон. – Дальше.

– Это, – полковник постучал пальцами по второй фотографии, – генерал-лейтенант Маслов. Он недавно назначен командующим группировкой «Кило». Русские сухопутные войска в анклаве до последнего времени подчинялись штабу Балтийского флота, но теперь у них есть и отдельный командующий. До этого замечен на штабной работе в Сибири. На границе с Китаем у русских еще с советских времен сохранилась система инженерных укреплений…

– Которую он, вероятно, попытается создать и здесь, – подхватил Джонсон. – Придется объяснить ему, что мы не китайцы.

– Южнее, в Белоруссии, наши возможности ограничены. Белорусы традиционно более закрыты, чем русские. Так что по персональному составу командования тут, к сожалению, мы знаем недостаточно. Известно, что белорусская армия будет действовать с русскими по единому плану. Известно, что она будет включать в себя две группировки. Группировка на литовской границе со штабом в Молодечно, получившая кодовое наименование «Майк», является совместной, русско-белорусской. Ее основой являются десантные и аэромобильные части обоих режимов, а вот количество бронетехники и артиллерии в их составе ограничено. Зато имеется мощная противовоздушная оборона.

– То есть удара во фланг 1-му корпусу с ее стороны мы можем не опасаться?

– Скорее всего нет. Эти войска могли бы справиться с литовцами, но американские части им явно не по зубам. Вероятнее всего, их целью является активная оборона с целью прикрытия Минска. Более тяжелые подразделения белорусов концентрируются в районе Бреста, это группировка «Браво». Русских частей среди них мало, а те, что есть, имеют явно вспомогательных характер.

– То есть наступления на Варшаву от них ожидать не приходится?

– Могут попытаться. Есть данные, что группировка «Браво» довольно плотно опекается высшим армейским руководством Белоруссии, а на днях в Бресте побывал и их президент. Но поляки создали на варшавском направлении плотную оборону, так что быстрого успеха им не добиться. А справившись с русскими на севере, мы легко разобьем и белорусов.

– Ладно, с этим закончили, – потянулся Гровз. – Насчет русских генералов сделай запрос в Госдеп, может быть, там раскопают про них еще что-нибудь интересное. На прошлой неделе я просил тебя подобрать пять-шесть надежных журналистов, которым можно без опаски сообщить конфиденциальные данные, если это потребуется. Сделал?

– Конечно. – На стол легла еще одна папка. – Я проконсультировался с ЦРУ и в пресс-центре. Отобрал шестерых. Все лояльны, благонадежны. Работают в разных компаниях. Одного из них мы, кстати, только что видели.

– Да? – удивился генерал. – Этот, с репортажем про парад? Голдберг?

– Да, сэр. Он сам обратил на себя внимание, когда попытался чуть ли не завербовать нашего сотрудника. Кроме того, он родом из России. В США привезен ребенком, так что в чрезвычайных симпатиях к нам его никто не заподозрит. В свое время ему предлагали подготовку в учебном центре ЦРУ, но он отказался.

– Прыткий, люблю таких. Позаботься о том, чтобы все они были прикреплены пресс-центром к передовым бригадам 1-го и 5-го корпусов.

– Уже сделано. Штабы бригад предупреждены, что их командующие должны встречаться с корреспондентами не реже раза в трое суток.

– А этого, – генерал кивнул на телевизор, на экране которого беззвучно тараторила что-то ведущая, судя по антуражу, обсуждающая очередной виток цен на нефть в преддверии конфликта, – к какой бригаде прикрепил?

– Этого, сэр? – Салливан на секунду закатил глаза, припоминая. – 1-я бригада 1-й бронетанковой.

– К старине Янгу? – ухмыльнулся Джонсон. – Дональд их терпеть не может, я помню. Ладно, с ним я еще поговорю лично.