Текст книги "Эффект присутствия"

6

05 января 2000 года. Среда.

С утра до 17.00 час.

Саша Кораблёв торопился вернуться в Острог. Весь шестидесятикилометровый отрезок трассы Москва-Уфа он гнал под сотню, снижал скорость лишь перед засадами ГИБДД, о которых миганьем фар его предупреждали встречные автомобили. Непонятный звонок Оли, из которого он смог понять, что у девушки что-то случилось, накрутил его ещё больше.

Впереди кораблёвской «девятки» по полосе мотался от обочины к осевой «Москвич 412» ядовито-зеленого колера, не позволяя обойти. Когда Саша, прибавив газу, пошел на обгон, водитель «Москвича», дедок в очках с толстыми стеклами, тоже притопил. Кораблёв, водитель с десятилетним стажем, хорошо знал, что первый признак идиота за рулем – прибавлять скорость, когда тебя обгоняют. Впереди на горке показался встречняк – груженая фура, за ней – ещё одна. Саша не стал рисковать, сбавил скорость, дав деду оторваться, и снова пристроился за ним. Так за этим ископаемым «Москвичом» он и пилил километра два до самых Соломинских Двориков, где на развилке сделал левый поворот на Острог. Площадка перед стационарным постом ГИБДД пустовала. Кораблёв глянул на часы, они показывали двадцать минут четвертого, дежуривший на посту наряд убыл в город сдавать смену.

Саша возвращался из областной прокуратуры не солоно хлебавши. То ли Олег Андреевич, реализуя свой иезуитский план, настроил вышестоящих товарищей против своего и.о. зама, решившего посоветоваться по делу Рязанцева, то ли по природе своей они были такими злобными. Конструктивного обсуждения не получилось, Кораблёва банально опустили ниже плинтуса.

Для начала над ним поглумился зональный прокурор отдела по надзору за следствием, дознанием и ОРД[92]92
  ОРД – оперативно-розыскная деятельность.


[Закрыть] Хоробрых Андрей Леонидович. Брезгливо пролистав длинными суставчатыми пальцами пухлый том уголовного дела, пробежав по диагонали постановление о привлечении Рязанцева в качестве обвиняемого и протокол его допроса, Хоробрых, глядя сквозь сидевшего напротив Кораблёва, тихим, пропитанным зловещими интонациями голосом поинтересовался целью приезда собеседника.

Саша ответил, что они с прокурором разошлись во мнениях по поводу перспективности дела. Олег Андреевич считает, что оно пройдёт в суде, а он сомневается. Его сомнения поддерживает и старший помощник прокурора Веткин Александр Николаевич. Фамилию Веткина Кораблёв назвал специально, Александр Николаевич работал в системе давно, в областной его знали многие. Однако для Хоробрых не существовало авторитетов среди тех, кто занимал нижестоящие должности, в общении с ними из всей палитры красок он различал только чёрный цвет.

– А когда вы дело возбуждали, вы с нами советовались? – безгубый рот Хоробрых находился в постоянном движении.

Настрой его определился с первых минут аудиенции. Битых полчаса скрипучим негромким голосом он сверлил в Сашиной голове дырку, растолковывая азбучные истины о разграничении функций между районными прокуратурами и областной инстанцией. Из этих нравоучений следовало, что ни при каких обстоятельствах работники нижнего звена не должны перекладывать свои прямые и непосредственные обязанности по объективному расследованию уголовных дел на сотрудников областного аппарата, в обязанности которых входит осуществление надзора за принятыми – в этом месте он со значением воздел острый указательный палец к потолку, – принятыми! – процессуальными решениями.

Кораблёв крепился изо всех сил, кляня себя за то, что приехал. Тратить время, которого и так катастрофически не хватало, силы, нервы, а также собственный бензин на то, чтобы его банально поимели, было идиотизмом высшей степени.

Воспитание молодого и.о. заместителя прокурора не закончилось общением с зональником. Хоробрых отконвоировал Сашу в кабинет начальника отдела Ворониной Генриетты Саркисовны.

Кораблёв шел по коридору за сутулым зональным прокурором с тяжелым сердцем. Воронину отличал истеричный характер, самой употребляемой фразой в её лексиконе было: «лишить ежемесячной надбавки за сложность и напряженность».

Генриетта Саркисовна, женщина с худым нервическим лицом, выглядевшая гораздо старше своих сорока с совсем небольшим, вместо «здравствуйте» метнула восточными глазищами молнию в возникшего на пороге ее кабинета Кораблёва.

– Опять Острог! Только с Коваленко вашим разобрались! Когда же у вас порядок наступит?!

Правильного ответа на этот вопрос Саша не знал, поэтому счёл нужным промолчать. Хоробрых монотонно, как пономарь, доложил ситуацию по уголовному делу, с которым без согласования приехал Кораблёв. Начал старший прокурор отдела с того, что еще накануне по данному делу истек срок содержания обвиняемого под стражей.

– Кто расследовал? – у глаза Ворониной дернулся живчик.

– Винниченко, – сказал Саша.

– Как надоел этот разгильдяй! Этот неряха! Десять лет работает следователем и ничему не научился! В народное хозяйство гнать таких бездельников надо! – бушевала Генриетта Саркисовна.

Кораблёв смотрел на нее и думал, что нудила Хоробрых гораздо опасней, чем эта климактеричка. Саша воспользовался приемом, рекомендованным ему Веткиным, он отстранился от происходящего и мысленно отключил звук. Вопли, изрыгаемые Ворониной, пропали. Осталась только измученная, явно не имеющая нормальной личной жизни тетка, беззвучно разевающая рот, в котором мелькали неровные желтоватые зубы и покрытый белесым налетом сизый язык.

– Напишите объяснение по поводу допущенных вами нарушений закона! – последние звуки, изданные на особенно высокой ноте, смогли прорваться сквозь защитную сферу.

Кораблёв учтиво попрощался с начальником отдела, прошел в кабинет к Хоробрых, где аккуратным почерком написал объяснение из трёх строчек о том, что обязанности заместителя прокурора он исполняет с четырнадцатого декабря прошедшего года, и что срок содержания под стражей обвиняемого Рязанцева А. В. истёк четвёртого января текущего года.

Потом он не спеша оделся, посмотрелся в зеркало, спустился по лестнице, вышел из здания, сел в свою «девятку» и закурил.

– Козлы! – ожесточенно выкрикнул он, сделав первую затяжку.

Несколько минут Саша яростно матюкался. Выбравшись из города на трассу, он вдавил в пол педаль акселератора. Он так и не мог определиться, какое решение следует принять по делу Рязанцева. Его бросало из одной крайности в другую. То он мысленно рубал шашкою, зарекаясь, что сто пудов вернет эту тухлятину на допрасследование. Развивая мысль, он формулировал в голове конкретные убедительные доводы, препятствующие направлению уголовного дела в суд. Внезапно его пробивало, какие последствия повлечет этот демарш. Кроме того что он мгновенно попадет в немилость к прокурору, который на примере с Коваленко показал, как он поступает с теми, кто не желает с ним мирно сосуществовать, его нанижут на вертел областные щелкоперы. Незаконное содержание под стражей – серьезнейшее нарушение, замечанием или простым выговорешником здесь не отделаешься, только строгач! И никто не заступится, не скажет, что парень жужжал последние две недели как электровеник, раньше десяти вечера с работы не уходил. Бессменно дежурил в качестве ответственного от руководства, выезжал на все происшествия, подпадающие под приказ Генерального, составлял и сдавал годовые отчеты, проверял милицейские дела, которых под конец отчетного периода в прокуратуру нанесли больше тридцати… А разве кто прошлые заслуги вспомнит? Шесть полных лет он отпахал следователем, и всю дорогу на хорошем счету! Никто доброго слова не промолвит в его защиту, в течение часа щелкоперы спроворят приказ о наказании, подсунут прокурору области, – а тому в кайф подчиненных плющить, – и по факсу скинут для ознакомления. Объяснение уже написано, процедура соблюдена. При желании можно даже организовать проверочку в порядке статьи сто девятой УПК РСФСР, на предмет установления, не содержится ли в действиях исполняющего обязанности заместителя межрайонного прокурора признаков должностного преступления, повлекшего существенное нарушение конституционных прав гражданина…

Кораблёв тряс головой, отгоняя черные мысли, убеждал себя, что зря заводится, что до проверки в отношении него не дойдет, однако дурные предчувствия упорно продолжали лезть в голову.

По пути к прокуратуре он завернул к городской администрации. Надо было выяснить, что случилось у его девочки. Парковка у серого здания, бывшего горкома КПСС, обсаженного голубыми елями, ожидаемо оказалась забитой автомобилями разных марок. Пришлось пробираться дальше по улице и притулиться на обочине, у сугроба. Там Саша извлек из подставки купленную вчера красивую игрушку – мобильник – и набрал единственный пока имеющийся в записной книжке номер.

– Да, – Олин голосок, раздавшийся из решеточки динамика, показался обиженным.

– Привет, зайчонок, – тепло произнес Кораблёв, думая, какой второстепенной ерундой он забивал себе мозги целых полдня. – Я рядом. Не сможешь выглянуть на минутку?

– Конечно.

Его «девятка» стояла багажником к зданию, поэтому Саше пришлось повернуться на сиденье, чтобы наблюдать через заднее стекло за выходом. Вскоре из массивной двери на крыльцо выскользнула знакомая стройная фигурка в накинутой на плечи шубе. Оля осматривалась по сторонам, выискивая взглядом автомобиль жениха. На улице уже прилично стемнело, поэтому Саша дважды мигнул фарами и коротко посигналил. Девушка заметила его и сбежала со ступенек. Чтобы меньше ей было месить по снежной квашне, Кораблёв осторожно сдал назад, сокращая расстояние.

Гибкой змейкой прошмыгнув в приоткрытую дверь, Оля обвила жениха руками за шею и поцеловала. Касание губ было долгим, одурманивающим и волшебно-мягким, от ненавязчивого лилейного аромата парфюма закружилась голова.

Не оставляя объятий, девушка быстро рассказала о недавнем происшествии в супермаркете «Грошик». Говоря, она несколько раз тяжело вздохнула, совсем как ребенок, доверивший взрослому свои беды.

Дослушав, Саша отстранился, чтобы увидеть Олино лицо.

– Ты чего? Не смотри, я некрасивая, – трогательно надула она губки, отворачиваясь.

Свежих слёз Кораблёв не увидел, но припухлость вокруг глаз была заметной, значит, до этого она все-таки плакала.

– Не понимаю, как этот проклятый батончик оказался в моём кармане, – всхлипнула девушка.

Саша слышал о таких подставах в больших городах.

– Подельник охранника незаметно подсунул. Было такое, что тебя толкнули или прижали там как бы случайно?

– Ой, да! Когда я входила, в овощном отделе очередь стояла, вот к ней меня притерли… Ты думаешь, тогда?! – Оля прикрыла рот ладошкой.

– Суки! Гондоны! – Кораблёв ударил руками по рулевому колесу.

За все время знакомства он впервые выругался в Олином присутствии.

Выпустив первую порцию пара, Кораблёв выспросил у невесты приметы охранника. Внутри его продолжало клокотать, словно в вулкане. Проблема, происшедшая с любимым человеком, ускорила процесс брожения дрожжей от утреннего унижения в прокуратуре области. Подкатывало желание немедленно лететь в этот гребаный «Грошик» – придумают же название – сгрести за грудки ушлёпка-охранника и разбить в кровь его хориную морду. Но выдохнув носом, Саша сумел унять прилив агрессии. Во-первых, он не имел привычки и навыков драться, во-вторых, и в главных, от подобной выходки будет только хуже. Милиция собрала материал, составила протокол, в Олиных действиях, если основываться на собранных доказательствах, налицо состав мелкого хищения, ее взяли, что называется, с поличным. Но опускать руки, мириться с провокацией нельзя, надо раскручивать эту шарагу. Они, пацаки, еще не знают, с кем связались.

– Ты чего молчишь? – девушка коснулась Сашиной руки.

– Думаю. Ты Валентину Борисовичу рассказала?

– Не успела, он на совещании.

– Собираешься?

– Обязательно.

– Правильно, умница. Надо всегда говорить правду, – Кораблёв белозубо улыбнулся, потом подмигнул невесте: – Иди, зайчишка, дорабатывай, меня тоже на службе заждались, вечером встретимся.

Оля прильнула к нему с поцелуем:

– Я люблю тебя, Санечка.

– А я тебя еще больше…

Несколько минут спустя Саша, стоя у входа в торговый зал супермаркета «Грошик», проводил рекогносцировку на местности. Охранника, плюгавого альбиноса, он по описанию узнал сразу – такого дрища не перепутаешь. Преисполненный важности тот стоял, заложив руки за спину и расставив ноги шире плеч, около стеллажа с ячейками, в которых покупатели оставляли свои сумки. Ячейки были оборудованы самыми примитивными запорными устройствами, отомкнуть которые можно при помощи гвоздя. На боку стеллажа висело объявление: «За сохранность имущества, оставленного в камере хранения, администрация магазина ответственности не несет».

«Все в лучших отечественных традициях, – хищно усмехнулся Кораблёв. – С поклажей не пускают, краж боятся, а за оставленные по их же требованию вещи граждан отвечать не желают».

Толкнув преграждающую штангу турникета, он вошел в зал. Над планом действий Саша заморачиваться не стал, решив, что будет ориентироваться по ходу пьесы.

У свободной кассирши он деловито поинтересовался, где можно найти заведующую. Его приличный прикид, дипломат в руке и серьезное выражение лица внушили кассирше доверие. Она без лишних расспросов указала пальцем на дверь левее стеклянной витрины с элитным алкоголем. Кораблёв поблагодарил и прошел в нужном направлении, оказавшись в квадратном, скудно освещенном подсобном помещении. Там он быстро осмотрелся и без стука вошел в маленький кабинет без окон.

За столом сидела коротко стриженая брюнетка средних лет в синей синтепоновой куртке. Оторвавшись от экрана монитора, она встретила посетителя по-острожски любезно:

– Что вам надо, мужчина?! Вы чего врываетесь, как к себе домой?!

Она говорила в нос, будто у нее полипы.

Саша отработанным небрежным движением распахнул перед лицом женщины красную книжечку служебного удостоверения:

– Прокуратура! Вы заведующая?!

Женщина приподняла нарисованную смоляную бровь:

– Вообще-то, я менеджер отдела. А в чем, собственно, дело?

В скромной меблировке кабинета имелся еще один стул, на который Кораблёв присел без приглашения. Свой дипломат Саша по-хозяйски выложил на стол, подвинув им лежавшие с краю бумаги.

– В моем производстве находится заявление гражданки Соболевой О. В. на действия ваших сотрудников, которые незаконно ограничили свободу заявительницы и обыскали ее.

Саша смотрел на менеджера в упор, многозначительно постукивая пальцами по красноватому, под крокодиловую кожу боку дипломата.

Женщина стушевалась:

– Это недоразумение. Наши охранники хорошо знают свои права, обыскивать им категорически воспрещено.

– Не знаю, заявительница пишет, что ее подвергли досмотру, причем это сделал мужчина. Кто у вас сегодня дежурит?

– Артем. Он опытный работник, на подобное не способен, – брюнетка, очевидно, имевшая немалый опыт работы в торговле, оправилась от первого напора.

– Пригласите его сюда, – Кораблёв решил обойтись без волшебного слова.

Менеджер отдела на секунду задумалась, потом произнесла: «Ага», поднялась из-за стола и вышла. Саша обвел глазами помещение. Спартанскую обстановку рабочей каморки скрашивал большой глянцевый плакат с Майклом Джексоном на стене.

Из подсобки донеслись приближающиеся шаги и перебивающие друг друга голоса, персонал «Грошика» на ходу обсуждал нештатную ситуацию.

Брюнетка вошла, гундосо тараторя:

– Оказывается, все не так было, товарищ следователь… извините, не запомнила вашу фамилию. Гражданка ваша украла шоколадный батончик, мы вызвали милицию, милиция приезжала…

– Минуточку! – прервал ее трескотню Кораблёв. – Следствие во всем разберется…

– Нет, а почему вы только эту воровку слушаете, а нас игнорируете?! – заставить замолчать работницу торговли со стажем оказалось задачей не из лёгких.

Саша, не вставая, повернулся всем корпусом к охраннику, остановившемуся в проеме двери.

– Ваша фамилия, имя, отчество.

Охранник хмыкнул с вызовом:

– Ну, Камыш. Ну, Артем Леонтьевич. И чего?

«Сокращено КАЛ», – мысленно сложил заглавные букв в аббревиатуру Кораблёв. – «Вот почему ты такой говняной, Артем Леонтьевич».

Щелкнув замками дипломата, Саша открыл крышку и достал серый бланк повестки. Заставляя себя не торопиться, он ладонью смел со столешницы возможные крошки, провел указательным пальцем, проверяя результат, и только затем положил бланк и заполнил его.

– Завтра ожидаю вас к девяти ноль-ноль. Адрес прокуратуры и номер кабинета в повестке указан, – протягивая листок, официальным тоном отчеканил Кораблёв.

– Я завтра, эт самое, как оно, утро работаю, – охранник, взяв листок обеими руками, принялся его рассматривать.

– Там все написано. Ваша явка обязательна, в случае неявки будете подвергнуты принудительному приводу. Кроме того, предупреждаю вас об административной ответственности за невыполнение законных требований следователя. Распишитесь в получении.

Саша подвинул к краю стола неровно оторванный корешок повестки. Охранник склонился, взял ручку и, сосредоточенно сопя, очень медленно вывел корявыми печатными буквами «КАМЫШ». Неразработанность почерка свидетельствовала о наличии у него в лучшем случае неполного среднего образования, а также об отсутствии навыков к письменной работе.

От охранника так едко и остро пахнуло потом, что Кораблёв отодвинулся вместе со стулом, проскрежетав ножками по бетонному полу.

«И этот скунс глумился над девочкой моей любимой», – усилием воли Саша удержался, чтобы не дать Камышу совет почаще мыться и желательно с мылом.

Подобная фраза могла выдать его личные мотивы, тогда как следовало создать полное впечатление, что вмешательство прокуратуры носит сугубо официальный характер.

– У вас видеозапись ведется? – Кораблёв едва не забыл уточнить столь важную деталь.

– В первом квартале планируем установить, – по реакции менеджера стало ясно, что ей наступили на любимую мозоль. – Удовольствие, знаете, не из дешевых. Пока не можем себе позволить.

– Как не можете? А камера в зале? В самом конце, где бытовая химия? Я видел.

Брюнетка замялась, в куриную гузку сжала губы.

– Извините, а нельзя еще раз на ваш документ взглянуть, – женщина успела занять свое место за столом. – Мне надо будет руководству сообщать о «чэпэ». У нашей сети магазинов безупречная репутация по всей России.

– Так с камерой-то что? Чего вы в сторону уходите? – Саша настаивал на ответе по существу.

– Вы понимаете, на бытовой химии муляж установлен, чтобы, значит, покупатели думали, что как бы наблюдение ведется, – женщина говорила с запинкой, очевидно, сомневаясь, правильно ли она поступает, раскрывая служебную информацию.

Кораблёв молча принял сообщение к сведению, повторно извлек из внутреннего кармана дубленки удостоверение и, раскрыв, приблизил к лицу брюнетки. Та торопливо переписала данные на листок.

– Простите, Александр Михайлович, а юрист первого класса – это как? Должность такая? – менеджер стремилась к тому, чтобы предстоящий доклад начальству был максимально содержательным.

– Это классный чин, соответствует званию капитана. Должность моя – старший следователь.

– Да, да, да. Понятно, – кивала головой женщина.

Саша односложно попрощался с присутствующими и решительно двинул на выход. Охраннику пришлось отпрянуть в сторону, чтобы пропустить государева человека. Гонора у мелкого явно поубавилось, усмешки на его крысиной мордочке уже не заметно было.

«Завтра я тебя, родной, покручу у себя в кабинете. Наизнанку через сфинктер выверну», – мысленно пообещал Кораблёв, шаркнув все-таки плечом охранника, хотя тот и прижимался к стене.

На улице Саша без промедления закурил. Он физически ощущал вброс адреналина в кровь, чувствовал, как мобилизовался, ввязавшись в авантюру. У него прибыло сил, теперь он знал, что и в какой последовательности следует делать.

Вечером он отберет у Оли заявление на имя городского прокурора о том, что в супермаркете «Грошик» ее обыскали и незаконно лишили свободы. Саша добуквенно объяснит ей, как и что нужно написать. С ублюдками, способными на подобные гнусные провокации, надлежит бороться их же методами.

«Оля говорила, что треклятый батончик она вынула из кармана сама. Кроме охранника это наблюдали: грузчик, вероятно, кассирша (если и не видела, будет утверждать обратное, одна шайка) и дедок-покупатель. Скучно старому дома сидеть, ходит-бродит по городу, развлечений ищет… Дед – это плохо, это так называемый независимый свидетель, на старика не надавишь и к разуму его не взовешь. Старый люди – в подавляющем большинстве упрямые, как черти, а если этот еще из разряда правдоискателей, так его вообще лучше не трогать. Вывод: ситуацию в зале оставляем как было, а вот в биндейке менеджера, где события происходили с глазу на глаз, конфигурацию изменим в свою пользу. Именно здесь охранник, превысив свои полномочия, обыскал Олю и удерживал в течение длительного времени, не позволяя покинуть кабинет, закрыв при этом дверь на шпингалет… Нет, про шпингалет – лишнее, я не обратил внимания, какое на двери запорное устройство. На этой детали можно проколоться. Да и “гэбээровцы” скажут, была дверь открыта, когда они приехали, или нет, или прямо перед ними её кто-то открывал. Идем дальше, по формальной стороне проверки… Олино обращение с заявлением именно в прокуратуру выглядит вполне естественным, тут комар носа не подточит. Статья 127 УК РФ: незаконное лишение свободы относится к прокурорской подследственности, правда, прокуратура расследует только квалифицированные ее составы, первая часть – в компетенции милиции. Но это частность, для того чтобы квалифицировать действия лица, как раз и требуется провести доследственную проверку. Больше риска в том, если выяснятся наши с Олей отношения, хотя это маловероятно… В светской хронике сообщение о нашей помолвке не проходило, в связи с отсутствием соответствующей рубрики в местных газетках… Фамилии у нас разные, к тому же я обычных торгашей собираюсь раскручивать, у них мозгов не хватит выявить нашу связь… Заявление заштампуем сегодня, сам себе его я списывать не буду, лучше завтра с утра шефа попрошу резолюцию наложить. Ему такие непринципиальные мелочи по одному месту… Скажу, обратилась женщина на личном приеме, а на “Грошик” этот медный и раньше граждане жаловались. Вот чего! Нужно срочно запросить в милиции всю административную практику по супермаркету, проанализировать ее и с гражданами, которых привлекли за мелкое хищение, встретиться. Хотя бы с парочкой. А вдруг такие же подставы всплывут, просто люди сломались и не захотели связываться. Еще надо у бэпников[93]93
  Бэпник – сотрудник ОБЭП (проф. сленг).


[Закрыть] спросить, что у них по “Грошику” имеется. Может, материалы какие есть или были. Как бы их заинтересовать? Если опера к проверке подключить, дело живее пойдет. Но нужен стимул, хороший побудительный мотив… Материал, который на Олю сфабриковали, надо запросить в УВД… И это тоже нужно сделать срочно, пока их канцелярия не закрылась… В противном случае с утра они загонят материал в суд, а оттуда выцепить его проблематичней… Вообще, административку похерить не проблема, самый простой способ – запросить ее и держать два месяца, пока срок привлечения не истечет. Принцип в другом – надо размотать это кубло, чтобы поняли они: не все на Руси караси, есть и ерши!»

К зданию прокуратуры Кораблёв подъезжал настроенный по-боевому. Припарковавшись под окном своего кабинета, он подхватил «дипломат», сунул под мышку пакет с почтой, полученной в области, и вбежал в здание с заднего входа, громко хлопнув дверью. Курившая в тамбуре секретарша Эльвира, завидев его, чуть не подпрыгнула.

– Ну наконец-то вернулся! – Эля, как бабочка крыльями, хлопала загнутыми кверху накладными ресницами.

– А чего такое? – достоверно знавший причину беспокойства девушки, Саша решил тем не менее прикинуться шлангом.

– Да с этим Рязанцевым мне милиция весь мозг взорвала! Аббасов каждые пятнадцать минут звонит, хоть трубку не бери! Два раза сюда приезжал! Срок прошел, а перечисления – нет! – Девушка порывисто затягивалась.

– Сопроводиловки у тебя хоть напечатаны? – Саша достал из бокового кармана дубленки пачку «Золотой Явы», небрежно сунул сигарету в рот.

– Хо-оть! Давно уже! Со вчерашнего вечера! – возмущенным тоном ответила Эля, поднося следователю зажженную зажигалку.

– Ну так чего ты ждешь? Раскуриваешь тут в рабочее время. Неси давай на подпись, – Кораблёв смачно прикурил.

У него вдруг обнаружилось игривое настроение.

Секретарша стартовала с высокого старта и умчалась, рассыпав по коридору стремительную дробь каблучков. Саша свернул за угол; кабинет его располагался очень удобно, первым от запасного выхода. Открыв замок, Кораблёв вошел в темное помещение. Он успел только включить свет и наполовину вылезти из рукавов дубленки, а проворная Эльвира уже была тут как тут. От быстрого бега на ее скулах сквозь косметику проступил естественный румянец.

– Хорошо выглядишь, мать, как яблочко наливное, – вешая дублёнку на плечики во встроенный шкаф, сделал Саша комплимент девушке.

– Да ла-адно уж, – поморщилась та. – Куда мне до некоторых.

Намёк был более чем прозрачным. Их трёхлетним отношениям пришел конец с появлением в жизни Кораблёва Оли Соболевой. В Эльвире Сашу устраивало многое. Она обладала лёгким характером, умела прощать обиды, имела отдельное жилье в виде комнаты в коммуналке, доставшейся после умершей бабушки. Не по душе было единственное – Эля слишком хотела женить его на себе. В последнее время это желание сделалось у нее идеей фикс. На тему узаконения отношений девушка говорила даже во время секса. В результате Саша стал уклоняться от свиданий, ссылаясь сперва на занятость, после – на плохое самочувствие, затем – на скверное настроение, пока в один из воскресных дней они не столкнулись нос к носу в парке культуры и отдыха ордена Ленина экскаваторного завода. Кораблёв фланировал по центральной аллее под ручку с броской, модно и дорого одетой девицей, а Эля покупала племяннику сахарную вату на палочке. В первый рабочий день с Сашиной стороны последовали объяснения, перемежавшиеся со сдержанными извинениями, а с Элиной – слезы в три ручья, базарные ругательства и страшные проклятия. С тех пор прошло полгода, страсти поулеглись, Эльвиру после работы стал встречать какой-то кекс на белой «четверке», но Кораблёв чувствовал, что в ней ещё теплится надежда реанимировать их связь. Пару раз, крепко подвыпив, он звонил ей по ночам. Один раз разбуженная соседка зло гаркнула, что Эли нет дома, и Саша шибко озадачился, у кого она может ночевать. В другой раз, по осени, Эльвира подошла к телефону, они проговорили почти час, вдохновленный Кораблёв заявил, что сейчас приедет, возражений со стороны девушки не последовало. Однако перед поездкой Саша решил для восстановления сил прилечь на пятнадцать минут – и продрал глаза лишь в девять утра, опоздав на работу. Потом он извинялся за навязчивое поведение, за ночной звонок, клялся, что больше такого не повторится, а Эля кусала губы и смотрела в сторону, думая, что прощения просить подлецу нужно за то, что она как дура прождала его до самого утра, не сомкнув глаз.

Теперь, общаясь на службе с Эльвирой, Кораблёв беспрестанно юморил, используя шутливый тон в качестве средства самозащиты.

– Ну, давай свои сопроводы, – устроившись за столом, Саша сдёрнул колпачок с гелевой ручки.

Эльвира подсунула три сопроводительных письма. Одно уйдет вместе с уголовным делом в суд, второе – в ИВС, им содержащийся под стражей обвиняемый перечислится за судом, а третье вошьётся в корки прокурорского надзорного производства, заводящегося на каждое дело, оконченное производством.

Кораблёв подписал вчерашним числом, четвертым января, сопроводиловки, а затем – три экземпляра обвинительного заключения по делу Рязанцева. Он торопился, словно боялся передумать. Итак, выбор сделан. Неизвестно, куда выведет его кривая дорожка, на которую он ступил, но движение по ней дает определённую свободу маневра, тогда как ход в противоположном направлении моментально заведет в тупик. Сейчас у Саши на первом месте находилась ситуация, в которую угодила его Олечка. Нужно было неотложно разруливать эту проблему.

«Сколько можно чужие вопросы решать? Один раз и на себя поработать не грех», – убеждал себя Кораблёв, доставая из «дипломата» увесистый том уголовного дела по обвинению Рязанцева А. В. в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» части 3 статьи 286 УК РФ.

– В суде канцелярия до пяти работает? Успеваем? – он передал дело и сопроводиловки Эльвире.

– Сколько сейчас?

– Без четверти пять, – поддернув рукав пиджака, Саша глянул на циферблат часов, – успеем добежать до канадской границы[94]94
  Цитата из кинофильма «Деловые люди», снятого по рассказам О. Генри.


[Закрыть].

– Развизжатся там девки.

– Пусть визжат, рабочий день еще не закончен. Пятнадцать минут еще. Лети! Вещдоки Боря передал?

– Ага. А в милицию кто перечисление отнесет? Факсом они не примут, нужен подлинник.

– Боря и отнесёт, проблемы-то и его тоже. Пойдем, печать шлёпнешь. На вот еще почту из областной захвати.

Эля, прижимая к груди дело и конверт, унеслась. Кораблёв направился вслед за ней в канцелярию, там залез в стоявший в углу обшарпанный сейф. Вынул из верхнего отделения гербовую печать и стукнул ею по сопроводительному письму, предназначавшемуся для личного дела следственно-арестованного.

Тем временем Эльвира, прихватившая в придачу к уголовному делу журнал исходящей корреспонденции и сверток с вещественными доказательствами, в накинутой на плечи каракулевой шубке, вылетала из приемной. На крутом вираже она успела распахнуть смежную дверь в кабинет прокурора.

– Олег Андреевич, можно Валера меня в суд свозит?! Надо стражное дело срочно отвезти! – выкрикнула она и, не дожидаясь ответа, умчалась, оставив дверь открытой.

Саша поздоровался из приемной с шефом, сегодня они не виделись, Кораблёв уехал в прокуратуру области рано утром, прямо из дома.

Трель ответил подчиненному сдержанным кивком, он находился в кабинете не один. За приставным столом спиной к Саше сидел корпусной мужчина в переливчатом костюме. Незнакомый складчатый загривок лежал на вороте пиджака посетителя.

Кораблёв вернул печать на место, закрыл сейф и покинул приемную.

Боря Винниченко был на рабочем месте, допрашивал пожилую женщину. Предложение немедленно прервать следственное действие и бежать в милицию с подписанной сопроводиловкой энтузиазма у следователя не вызвало, равно как и у допрашиваемой.

– Мне внука из садика забирать, – категорично заявила женщина. – Я ждать не буду. Знаете, как воспитательницы злятся на детишек, которых последними забирают?

Саша проявил иезуитскую настойчивость:

– Борис Сергеевич, я ведь могу и другое решение принять. Ситуация стрёмная, сам знаешь…