Текст книги "Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого"

Глава 14
ПОЛУНОЧНЫЙ КОФЕ С ЛИАНОЙ

Менее чем через неделю после кошмарной террористической атаки, уничтожившей несколько тысяч человек и два крупнейших нью-йоркских небоскреба Всемирного торгового центра, погрузившей в оцепенение и растерянность Соединенные Штаты, да и весь цивилизованный мир, в американском русскоязычном издании «Теленеделя» появилась информация из разряда «назло врагам», наполненная, можно сказать, высшим артистическим промыслом: чтобы ни случилось, если жизнь продолжается, значит – show must go on. «17 сентября 2001 года, после трех дней, проведенных в Московском международном аэропорту и попыток попасть на свой рейс, всемирно известный Московский еврейский хор прилетел в Майами представить свое новое блистательное шоу «Два часа еврейского счастья». Турне коллектива пройдет по 20 городам США и Канады и завершится 14 ноября выступлением в знаменитом «Карнеги-холле» в Нью-Йорке». Помимо того, что те гастроли стали заметным событием для коллектива Турецкого в целом, они оказались поворотным моментом лично для маэстро. Все началось с концерта в Далласе…

«Можешь не жениться – не женись», – порекомендовал Михаилу когда-то авторитетный раввин Адольф Шаевич и молодой хормейстер, после гибели своей первой супруги, дюжину лет следовал жесткому завету иудейского пастыря. Но на пороге собственного 40-летия, в ковбойском Техасе, крепкого Турка сразила любовная лихорадка. Увидев 31 октября, в «светлый» праздник Хэллоуин, дочь устроителя далласского концерта хора, молодую, сексапильную брюнетку Лиану, затрепетавший Михаил почувствовал, что ради этой дамы он готов пренебречь советом мудрого Шаевича. Очаровательная особа, кстати, уже имела к тому моменту не самый удачный опыт замужества, маленькую дочь Сарину, а к Турецкому поначалу испытывала не более чем сдержанный интерес.

«Наверное, Мишу это обижает, но честно признаюсь, я не смотрела на него, как на музыканта, на творческого человека, – откровенничает Лиана. – Я не то что не являлась тогда поклонницей его коллектива, но даже ничего о нем не знала. На тот концерт в Далласе, где мы познакомились, пришлось пойти вместе с дочкой и племянницей из уважения к папе. Все-таки он его организовывал. Хотя у меня имелись другие планы на вечер. Но для отца привоз артистов из России был любимым хобби. Он вырос на русской эстраде, скучал по ней. А в Далласе не сформировалось большой русскоязычной диаспоры, как в Чикаго или Нью-Йорке, и туда русские артисты не приезжали. Тогда папа сам взялся решить этот вопрос, взвалил на себя функции промоутера, хотя работал в Америке совсем в другой сфере – инженером-менеджером в компании Alcatel.

В США, как известно, все, что из России, – русское, в том числе, камерный еврейский хор. Поэтому отец его и пригласил, хотя ничего эстрадного, кроме «Мурки» у них в репертуаре тогда еще не было. Преимущественно – духовная музыка. Солисты одеты в длинные костюмы, талесы. Молодую девушку это, скажем так, не слишком заводило. И на концерте Турецкий не произвел на меня впечатления. А потом, за кулисами, нас представили друг другу…»

«На меня, как артиста, который провел месяц на гастролях, внешний вид Лианы – ее высокий каблук и открытый живот – произвел неизгладимое впечатление», – десятилетием позже доходчиво разъяснил Михаил в одном из интервью свое состояние в миг знакомства с будущей супругой.

«Он оказался настырным и упорным, – продолжает Лиана. – Буквально сразу принялся настаивать, что нам нужно поехать куда-нибудь попить кофе. А на дворе почти ночь была. Попыталась ему объяснить: что это Америка, после 11 вечера практически все рестораны закрыты. Но Миша продолжал уговаривать. Я согласилась: «Ладно, поехали. Попробую отвезти вас куда-то, где еще подают кофе». Обращалась к нему на «вы». Для меня это был человек, намного меня старше, к тому же русский. Короче, существовали нюансы…

Кофе пили втроем: я с дочкой и Турецкий. Он много говорил. Затем попросился ко мне в гости, поняв, что я девушка самостоятельная и независимая. Это нереально, – ответила я. – Вас, дорогой человек, никто потом не отправит оттуда в гостиницу, а моему ребенку нужно спать. Но Мишино «вероломство» дало результат – пришлось все же пригласить его к себе. И лишь глубоко за полночь, а скорее под утро, я вызвала ему car service, чтобы он уехал в отель. Сарина в тот час уже давно спала…

Прежде чем сесть в такси, Миша предложил мне отправиться с ним дальше в американский тур. Я отказалась, поскольку приучена разделять работу и частную жизнь. Нас в Америке воспитывали чуть иначе, чем русских. Для отдыха есть несколько недель отпуска, а спонтанно бросить все дела и поехать в путешествие, развлекаться – не в моих правилах. И вообще, наше первое свидание не оставило во мне глубокого следа. Но через пару дней Турецкий позвонил из Чикаго, потом из другого города. Наши телефонные разговоры стали регулярными. Один из них длился едва ли не шесть часов!

О чем мы столько времени говорили? Трудно ответить. Ни о чем и обо всем, не касаясь личных отношений. Миша рассказывал о ребятах из хора, о том, как проходит тур, я – о своих бытовых делах, бизнесе. Постепенно я открывала в нем мужчину, определяла его человеческие качества. С ним было интересно общаться.

И в этих разговорах он меня «приговорил». Я не из тех женщин, которым нужен условный Шварценеггер. Внешность, телосложение никогда меня в мужчинах сильно не интересовали. Важно внутреннее содержание, насколько он может меня увлечь. У Турецкого этого получилось. То, что мы столь долго общались по телефону, почти не зная друг друга, то, что у нас совпадали взгляды на многие вещи, не возникало споров, мы мыслили и чувствовали в одной тональности, меня ничего не раздражало – сыграло главную роль. Он, кстати, не упоминал в тех разговорах о своем участии в туре с Кобзоном, не бравировал другими звучными именами. Миша понимал: меня этими понтами не купишь. Я чуть-чуть другой человек, не воспитывавшийся на чинопочитании, преклонении перед сильными мира сего и т. п. В общем, когда Турецкий опять, после финального концерта тура в «Карнеги-холл», вернулся ко мне в Даллас, у нас начался серьезный роман. Мы решили жить вместе. Для этого либо Михаил должен был переехать в Америку, либо я в Россию.

В США у меня было все прекрасно, отличная работа, собственный двухэтажный дом. Это благополучная страна. Казалось бы – выбор очевиден. Но мужчина всегда должен ощущать себя мужчиной. Подкаблучник мне не нужен. Если бы Турецкий переехал в Америку, чтобы он там дальше делал? Я бы занималась бизнесом, а Миша просто жил в моем красивом домике. Через год он бы мне надоел, и каждый из нас принялся бы подыскивать себе новую пару. Мужчина, в моем понимании, должен быть неким гарантом для семьи, для женщины. А жена может ему помогать».

Старшее поколение Лианиных родственников, в частности дедушка, скептически оценили романтический порыв внучки: какая еще Россия, зачем муж-артист? А ее отец, как две капли воды похожий на Кобзона (вот же везет Турецкому на символичные знаки судьбы), честно предупредил будущего зятя, что с характером своей избранницы он еще намается. Влюбленных тем не менее ничто не остановило. Преодолев массу бюрократических сложностей (один лишь вывоз в Россию маленькой Сарины, удочеренной Михаилом, потребовал изрядных усилий), молодая семья перебралась в Москву.

«В Америке мне доводилось встречаться со многими известными исполнителями, которых привозил папа, – рассказывает Лиана. – С Сашей Песковым там познакомилась, Игорь Николаев с дочкой ко мне приезжали. Но до сих пор особенно вспоминается визит одного народного артиста, не буду называть его имени. О-очень знаменитая фигура на российской эстраде, его все знают. Он пришел ко мне домой после концерта, а тут позвонил Турецкий. Когда я закончила разговор, «народный» решил дать «добрый» совет: «Зачем тебе нужен этот еврейский хоровик? Ну, окрутит тебя, и что дальше? Я тебе расскажу: он продаст твой дом, запишет на вырученные деньги свой новый диск, получит американский паспорт. И отлично устроится. Ты что, дура, не понимаешь, зачем ты ему нужна?» Я выслушала всю эту мерзкую речь и выставила артиста вон. Больше мы с ним там не встречались. А в России, если пересекаемся на каких-то мероприятиях, прохожу мимо, не здороваясь».

Союз Лианы и Михаила даже записным злопыхателям трудно уличить и в другой известной расчетливости, предположив, что молодая, свободная девушка с ребенком умело вышла замуж за эстрадную звезду. Турецкий, при всей нарастающей востребованности его хора, выступлениях с грандами, типа Хулио Иглесиаса и того же Иосифа Кобзона, сольниках в «Карнеги-холл», звездой и даже просто преуспевающим музыкантом в начале «нулевых» еще не был. «Мужчина не определяется для меня высоким статусом или количеством миллионов на его счету, – замечает Лиана. – Важно, чтобы он не валялся праздно на диване, а ответственно выполнял свою работу, будучи артистом, инженером, водителем, кем угодно. Выйдя замуж за Турецкого, я сменила двухэтажный американский дом на двухкомнатную скромную московскую квартиру, где мы жили вчетвером с нашими дочерями Наташей и Сариной. И манна с небес нам не падала, и соседи специфические рядом находились. Но мы были счастливы. Иначе бы я, как человек вспыльчивый, что-нибудь решительно поменяла. Правда, я чуть-чуть прикрывала свой тыл, и дом в Америке не продавала. Так что, романтизм свой преувеличивать не буду…»

Хотя тесть и «стращал» Михаила крутым нравом Лианы, в семье Турецких как-то без надрыва воцарился гармоничный микроклимат. Даже самый потенциально сложный узел – налаживание контакта между взрослеющей Наташей и ее «новой мамой» – развязался легко и спокойно. «Мы друг друга не убили, – шутит Лиана. – А если серьезно: между нами не возникло отчуждения, дистанции, да и разница в возрасте у нас была не очень большая – девять лет. «Воспитывать» 17-летнюю девушку мне уже, конечно, не требовалось. Ну, я могла ей кинуть какие-то фразы, типа: «Наташа, убери со стола», «Наташа, помой посуду». А она отвечала: «Когда петух в попу клюнет, я все научусь делать». И действительно, когда «клюнул», то есть когда она стала жить отдельно от нас, то всему научилась.

У Наташи сразу возникла дикая любовь к Сарине. Кроме того, что они спали в одной кровати, она о ней заботилась. Я могла спокойно на нее оставить маленького ребенка, когда нужно было куда-то поехать. Я знала, что Наташа ее помоет, накормит, поведет куда-нибудь в зоопарк, в кино. И они так и выросли. У Наташи на сегодняшний день нет более любимого человека, чем Сарина».

В Лиане Турецкий обрел не только «хранительницу очага», но и верного соратника. «У нас никогда не существовало правила: пришел домой – оставь рабочие проблемы за дверью. Мы все жили единой работой, – говорит Лиана. – Приехав в Россию, я сразу вошла в жизнь хора. Помню, первые кассовые концерты при мне по Германии, кажется, в 2002-м. Я там и на контроле стояла, билеты отрывала, и количество зрителей подсчитывала, и еще много разных функций выполняла. Я сразу поняла, что это за проект и куда мы идем. То, что со временем мы стали жить более обеспеченно, а «Хор Турецкого» достиг больших высот, мне кажется, в некоторой степени плод наших совместных с Мишей усилий. Хотя, когда я так говорю, он смеется, полагая, что во всем его личная заслуга. Он действительно трудился безостановочно. У нас же свой офис, менеджмент появились лет пять назад. До этого были только артисты. Ни секретарш, ни пиарщиков, никого. Любые звонки шли напрямую Михаилу Борисовичу. Он сам себе был и секретарша, и пиарщик».

Да, в первой половине 2000-х маэстро продолжал сверхэнергичную деятельность. Он искал, доказывал, объяснял свою концепцию хора, просил средства для него и плавно готовил его ребрендинг. Одна из программ коллектива в Театре эстрады уже носила персонифицированное название «Вокальное шоу Михаила Турецкого».

Официальный пресс-релиз хора в 2002 году завершался следующим обращением за подписью Михаила Борисовича: «В случае Вашей заинтересованности в сотрудничестве с арт-группой «Хор Турецкого», в спонсорском и меценатском участии в нашем творчестве, мы предлагаем организовать встречу в удобное для Вас время. Мы готовы также дополнительно представить Вам более подробную информацию о самом коллективе и его текущих и перспективных творческих проектах».

А израильской газете «Нон-стоп», в мае того же года, Турецкий доходчиво растолковывал свою эклектичную художественную платформу: «Мы участвуем в московском фестивале «Черешневый лес», программа которого составлена из лучших исполнителей. Там нам заказывают нашу классическую программу. Это не эстрада, не хореография, а исключительно пение высочайшего уровня – программа на два часа. В ней звучат иные аранжировки, она акустическая, без микрофонов, без инструментального сопровождения, одни голоса. Это совсем другой подход. Израиль диктует другие подходы, иные требования, задачи. Мы существуем для людей, а не только для себя. Многие в зале не хотят слушать ничего классического. Они приходят ради шлягеров, «Мурки», «Бубликов», легкой и доходчивой музыки. Но и эту музыку мы стараемся сделать достаточно интеллектуальной, чтобы она не пробуждала низменные чувства, а заставляла людей слушать, как это сделано. Мы нашли новые интонационные повороты, новую музыкальную фактуру».

Летом 2002 года Турецкий привез свою команду на крупнейший на постсоветском пространстве международный музыкальный фестиваль «Славянский базар» в Витебске. Хэдлайнеры этого мероприятия выступают на сцене большого открытого Амфитеатра, камерные проекты представляют в компактном Театре им. Якуба Коласа. Именно там появился, можно сказать, на закате традиционного этапа своего творчества бывший московский синагогальный коллектив. Вырабатывая свою, впоследствии сделавшуюся фирменной, манеру шутейного конферанса Турецкий открыл вечер репликой: «Маленький еврейский хор приветствует большой славянский фестиваль!» «Тот концерт произвел на публику серьезное впечатление, – говорит Михаил. – Более того, генпродюсер телеканала «Россия» (транслировавшего фестиваль), Геннадий Гохштейн, тоже обратил на нас внимание и дал кое-какие рекомендации. Я понял, что хор с мужчинами в черных костюмах – это для телевидения не формат, к тому же мы малоизвестны. Чтобы попасть в эфир, нужно использовать одну из форм, интересующих телевизионщиков. Скажем, сделать концерт-бенефис, где с нами споют разные эстрадные звезды. Гохштейн так же заметил, что и название нужно менять. Эпитеты «мужской», «камерный», «еврейский», да еще звучащие все разом – для раскрутки безнадежно».

Пока Михаил размышлял, как лучше сменить тяжеловесное наименование своего проекта на нечто более эффектное, но «чтобы для поклонников хора осталось понятным, что это по-прежнему мы», ему, в ноябре 2002-го, присвоили звание заслуженного артиста РФ, именно как «художественному руководителю государственного учреждения «Мужской камерный еврейский хор» Московской хоральной синагоги еврейской религиозной общины». В одной официальной формулировке будто спрессовался весь академический отрезок карьеры Турецкого, который он в тот момент подытоживал перед «прыжком» в большой шоу-бизнес.

«Мы уже пять лет имели официальный статус, – подчеркивает Михаил. – Много работали для города, ездили по стране, как московский муниципальный коллектив. Естественно, я стал уже относительно заметной фигурой в музыкальном мире. И как любому человеку с советским воспитанием, мне приятно и важно, когда меня отмечает государство. Я не цеплял значок «заслуженного артиста» на лацкан пиджака, но если меня останавливали гаишники, говоря, что я нарушаю, я отмазывался своим званием и показывал соответствующий документик, подписанный Путиным. Это благотворно действовало на сотрудников автоинспекции».

Глава 15
НАЗВАНИЕ МЕНЯЕМ, ОТ МИЛЛИОНА ДОЛЛАРОВ ОТКАЗЫВАЕМСЯ

В январе 2003 года Турецкий окончательно отказался определять свой проект словосочетанием «еврейский хор». На всех концертах, от помпезных, правительственных, до скромных, в домах культуры и других небольших залах, его коллектив стали объявлять просто – «Хор Турецкого», иногда добавляя к названию приставку «арт-группа». Кобзон, за такое попрание Михаилом ранее декларированных принципов (ну, о возрождении еврейских песенных традиций, их популяризации и т. п.), едва не проклял своего молодого подопечного. Турецкий тщетно пытался доказать «ребе», что не совершил ничего крамольного, а лишь стремится к творческому развитию, да и, чего греха таить, «жить как-то надо». Иосиф Давыдович продолжительное время оставался непреклонен. Ругал Турецкого, язвил: «Тут он Хаим, там он Хамон», считал оборотнем.

«Для Миши нежелание Кобзона с ним общаться было большим ударом, – вздыхает Лиана. – Он сильно переживал. Слава богу, их помирил Юрий Михайлович Лужков. Думаю, Кобзон единственный человек, ради которого Михаил Борисович может, что называется, «прогнуться» и поступить так, чтобы Иосифу Давыдовичу было приятно. Оценивать, сколько он для Миши сделал, – смешно. Достаточно уже того, что Кобзон с ним рядом. Их отношения мне всегда напоминали отношения отца и сына. Сын что-то не так порой сделал, отец хочет его наказать, но из любви к нему – не наказывает.

А по поводу смены названия и репертуара хора я, признаться, Михаилу Борисовичу всегда говорила: нам камерный еврейский хор не нужен. Надо петь популярную музыку».

Приведу фрагмент своего давнишнего интервью с Турецким для газеты «Известия»:

вопрос: Мне кажется, название вашей группы не случайно возникло. Не «Великолепная десятка», «Десять соловьев» или «Компания поющих друзей», а именно «Хор Турецкого»…

ответ: Мы мучились с этим названием. Не очень хотелось употреблять слово «хор», и «Турецкого» не очень хотелось. Но просто не нашли другой формы.

в: А какие были варианты?

о: «Энергия голосов», «10 певцов», «Москва – Иерусалим», «Группа J» и т. п. Но все казалось каким-то безликим.

в: Кто все-таки принял окончательное решение и сказал: «Хор Турецкого» – это лучший вариант»?

о: Мы взяли одну девушку в административный состав. Она года два у нас работала, потом влюбилась в одного из участников группы, не нашла взаимности, начала мучиться и ушла из коллектива. Вот она-то и сказала однажды, что надо называться арт-группа «Хор Турецкого». Так что клянусь, это не моя идея.

Как видите, и женское слово в сугубо мужском коллективе иногда весомо. На «Славянском базаре-2003» «Хор Турецкого» уже выступал не в театральном витебском зале (как в 2002-м, когда он именовался «камерным еврейским»), а с сольным концертом в многотысячном Летнем Амфитеатре. В тот раз на фестивале подобного права удостоились еще шесть исполнителей: София Ротару, «Любэ», Николай Басков, Борис Моисеев, «Ночные снайперы» и «Би-2». Получалось, что коллектив Турецкого за год перевели в категорию топовых артистов, «делающих кассу» и рейтинг крупному музыкальному форуму.

Приученную к звездным гастролерам публику Амфитеатра Михаил приветствовал очередной легкой шуткой из своего конферансного багажа: «Наш хор объехал все страны бывшего Советского Союза, включая Израиль». Приемы ведения концерта, подмеченные Турецким еще в бытность работы в ансамбле политической песни «Голос», срабатывали безотказно. Народ сразу верил, что хотя перед ним и академические музыканты, должно быть «живенько» и оригинально.

Такому проекту теперь уж точно пригодился бы искушенный продюсер, получше Турецкого знакомый с лабиринтами и понятиями нашего доморощенного шоу-бизнеса. Не для раскрутки брэнда и выбора его формата, чего когда-то хотел Михаил от Юрия Айзеншписа, а для максимально эффективного продвижения готового, качественного продукта. Турецкий сделал еще одну (по большому счету – последнюю) попытку альянса с деловым партнером. Он обратился к Иосифу Пригожину. Но «кина не вышло», как и с Айзеншписом. Да, пожалуй, и не могло выйти, в силу специфического и абсолютно индивидуалистского мышления Михаила. О чем договариваться, если он сам подчеркивает: «Я не знаю, кому, кроме самого себя, могу доверить продюсирование своего хора». Впрочем, в ситуации с Пригожиным маэстро ссылается на недальновидность супруга певицы Валерии. «В 2003-м я пришел к Пригожину, но он отнесся к моему предложению с прохладцей, – рассказывает Турецкий. – Записи наши слушать почти не стал, интереса к проекту не выказал. Мы немного поговорили и разошлись. А уже через несколько лет я начал Пригожина подкалывать: «Йося, проглядел ты меня. Сколько бы мог сейчас «настричь» денег!»

«Ничего я не проглядел, – возражает Пригожин. – Я с большим уважением отношусь к творчеству «Хора Турецкого» и десять лет назад прекрасно понимал финансовую перспективность этого проекта. Но так же чувствовал, что мы с Мишей можем оказаться двумя медведями в одной берлоге. Я люблю быть полезным. А в игре, предложенной Турецким, мог оказаться лишним. Поэтому совершенно не жалею, что тогда отказался от нашего сотрудничества и не думаю, что чего-то потерял. Некоторые считают, что я без денег с места не сдвинусь, но это не так. В случае с «Хором Турецкого» речь изначально не шла об «освоении» некоего бюджета. Мы просто рассматривали с Мишей разные возможные формы моего участия в проекте. Но ведь Турецкий не просто дирижер и музыкант, он – бизнесмен и, по большому счету, никого к своему проекту не подпустит. Я предполагал, что и на меня будет оказываться давление. А человек он эмоциональный.

Максимум, я выполнял бы при нем функции администратора. Но это не мое. Согласиться на предложение Турецкого – все равно, что стать продюсером Филиппа Киркорова.

Когда Миша ко мне пришел, я оказался перед выбором: остаться его добрым товарищем или со временем нажить себе недруга, а то и врага, когда придет черед делить прибыль. Я предпочел первое. А Миша и сам стал чемпионом. Сделал суперуспешный проект. Никому сейчас ничего не должен. Его можно поздравить. Он вправе собой гордиться».

«Миша всю жизнь кого-то ищет в свою административную команду, – поясняет Лиана. – Ему кажется, если у него появится профессиональный менеджер, то сам он займется исключительно творчеством, а этот человек возьмет на себя все деловые контакты и разные технические моменты. Но к сожалению, Турецкий не найдет такого помощника никогда, поскольку никому стопроцентно не доверяет и, значит, все равно, будет влезать в любой вопрос, проверять. Миша сам себе директор и продюсер. От такого положения вещей он, конечно, очень устает, но получает и некий кураж. Хотя порой ему все-таки нужны полезные советы со стороны, чтобы избегать серьезных ошибок. Помнится, я предостерегла его от одной сомнительной сделки буквально вскоре после нашего знакомства. В 2001 году один советский эмигрант из Нью-Йорка предложил Турецкому трехлетний контракт стоимостью миллион долларов. Я, как только взглянула на этот документ, сказала: Миш, ты себя повяжешь по рукам и ногам. Вы с ребятами будете принадлежать этому человеку, как крепостные. Не связывайся. Заработаешь сам, может быть, меньше, но это будет твое.

Сейчас Турецкий шутит, что показал мне тот контракт, чтобы завоевать больший авторитет в моих глазах. А может, и вправду ему тогда не с кем было посоветоваться. А я хорошо разбираюсь в юридических тонкостях. В любом случае, главное, что Турецкий не полез в это дело. И через несколько лет появилось маленькое доказательство правильности моего совета. Тот человек опять сделал нам предложение: поехать в тур на несколько концертов. После чего он долго пытался увильнуть от полного расчета за эти выступления. Ему даже из Москвы звонили наши общие знакомые и советовали изменить свою позицию. В конец концов, ему, видимо, стало неудобно марать свое имя из-за десяти тысяч долларов (он человек не бедный), и деньги мы получили. Но осадочек-то остался и стало понятно, как могла бы развиваться ситуация с соблюдением того миллионного контракта…»

Неприятным и неожиданным моментом для Турецкого оказался и уход из его проекта в 2003 году сразу трех солистов! По степени странности их поступок теперь, наверное, сопоставим с «бруклинским бунтом» участников еврейского хора начала 1990-х. Трио рассталось с маэстро буквально за шаг до появления «новой формы существования коллектива», – как выразился Евгений Кульмис. «С первого же нашего сольного концерта в ГЦКЗ «Россия» в январе 2004 года, – продолжает Женя, – стало понятно, что мы отныне не еврейский хор, а арт-группа, нацеленная на создание яркого эстрадного шоу».

«Мы с Мишей после очередного американского тура задержались в Нью-Йорке, а ребята улетели в Москву, – говорит Лиана. – И оттуда они нам сообщили, что хор покидают Алексей Калан, Евгений Астафуров и Герман Апайкин. Проработав в коллективе семь лет, они вдруг решили, что еврейская тематика им чужда, они хотят исполнять «что-то свое», и всей компанией направились к Надежде Бабкиной. Ребята просто сглупили. Чуть-чуть не дождались репертуарных перемен в хоре и его взлета. Сейчас все трое довольно скромные карьеры сделали. Один в «Непоседах» преподает, другой, Гера, просится назад к нам. На мой взгляд, у парней профессиональная жизнь сломалась.

И еще хочу заметить, что в нашем шоу-бизнесе некоторые полагают, если переманить у Турецкого несколько солистов, то его проект повалиться, а у кого-то начнется прогресс. Это иллюзия. Пока есть Миша – «Хор Турецкого» всегда будет на виду».

Итак, обкатав свою арт-группу на «Славянском базаре», серьезно перекроив ее репертуар, наладив контакт с российским телевидением, выпустив диск «Хор Турецкого представляет…», где от еврейского уцелела лишь тема «Israel, Israel», да еще «Семь сорок» и «Одесское попурри», зато появились «Ой, мороз, мороз» в компании с Надеждой Кадышевой, «Летка-енка», «Ты ж менэ пiдманула», неаполитанская эталонная канцона «O sole mio» и другие «нетленки», Михаил Борисович взялся за подготовку первого своего крупномасштабного шоу «Десять голосов, которые потрясли мир».

«После нескольких лет выступлений в Театре эстрады, после «Славянского базара» мы уже отчасти «раскрутились» в новом качестве, и люди ждали нашего большого московского концерта, – объясняет Турецкий. – Чтобы показать его по центральному ТВ, нужно было собрать в программе представительный состав гостей, то есть сделать совместные номера с нашими поп-звездами. Никто из них не соглашался участвовать в проекте, пока я лично с каждым артистом не встречался. Изначально всегда ведь сталкиваешься со скепсисом. Аналогичную историю я уже проходил с Кобзоном. Поэтому просил то же самое: уделите мне несколько минут, и я растоплю лед вашего непонимания. Они видели мои горящие глаза, когда я рассказывал, что мы можем совместно сделать, реагировали на информацию о том, что все это покажет канал «Россия», и соглашались с нами поработать. Для каждого исполнителя у меня была готова идея номера, как правило, более оригинальная, чем предлагали они сами. Лайма Вайкуле, скажем, планировала исполнить с нами своего «Чарли», Олег Газманов – «Москву» и т. д. Я говорил, что все это, конечно, хорошо, но весьма предсказуемо, а хотелось бы удивить и восхитить публику. Поэтому Лайме, с ее низким голосом, иногда похожим на мужской, мы предложили спеть знаменитую тему «Memory» из мюзикла Ллойда Уэббера «Cats». Мы не просто перепевали с ней великую композицию, а сделали тонкую фортепианную аранжировку. Вайкуле появилась на сцене в мужском костюме, а наши солисты пели выше нее, фактически женскими голосами. С Олегом Газмановым очень выразительно сделали «Feelings», с Филиппом Киркоровым – «квиновскую» «Show Must Go On»…»

Два аншлаговых концерта в центровой «России» с телесъемкой и художественным оформлением Юрия Антизерского. Все понявший и простивший Кобзон в конце первого отделения пел с хором «Тум-балалайку», Николай Басков во втором – незабвенную «Мурку», а Борис Моисеев – старинный кинохит «Шар голубой» с куплетом на идиш. «Хава-нагила», «Ich hob dir», «Ba mir bistu shein» звучали, как салют славному прошлому «Хора Турецкого», смешиваясь с его настоящим и будущим, вечными шлягерами, популярными ариями из опер и мюзиклов. «Мы нигде не экономили впервые в своей жизни, – фиксировал Турецкий ощущения от такого события в своей автобиографии. – Роскошнейшие декорации, свет, концертные костюмы от Dolce & Gabbana… Вот это и называется «Ну, наконец-то!». Вся «Россия» аплодировала нам стоя, включая Аллу Борисовну Пугачеву». Получилась, бесспорно, мощная заявка на всеобщее признание нового (да, нового, несмотря на «чертову дюжину» прожитых хором лет) явления на отечественной поп-сцене. «При значительных тратах, никакого спонсора у меня тогда не было, – подчеркивает Михаил. – Но я «не попал» после тех двух концертов, то есть «отбил» расходы за счет продажи билетов. Абсолютная самоокупаемость. Тем мой проект и силен. На корпоративе мы, возможно, стоим меньше, например, Валерия Меладзе, но у нас свой дебет с кредитом. Нам нужно, образно говоря, не два часа на рынке постоять, как некоторым везунчикам, а целый день. Но мы заработаем столько, чтобы нормально кормить свои семьи и ни у кого не просить.

А телеканал «Россия» показал наше первое шоу, естественно, в усеченном виде – номеров шесть-семь. С Кобзоном, с Максимом Галкиным, с Киркоровым… Однако нас увидели во всех регионах страны. Хотя мне показалось, что и после этого нас еще не сразу восприняли, как самостоятельную творческую единицу, скорее – как бэк-вокалистов. Но во всяком случае, максимально широкая аудитория узнала, что есть такой «Хор Турецкого». И потихонечку число приглашений выступить в тех или других городах у нас стало расти. Челябинск, Уфа, Саратов, Екатеринбург, Пермь… Программа «Десять голосов, которые потрясли мир» поехала по России.