Текст книги "Запретные страсти великих князей"

Итак, всех внебрачных отпрысков Николая I не сосчитать, поскольку это было тайной за семью печатями. Их скрывали и давали другие фамилии; даже сами дети порой не знали, кто их настоящий отец. Характерная деталь – после всех своих «дурачеств» Николай Павлович приходил в спальню и «опочивал с императрицей» в одной кровати.

Однако вернемся к Нелидовой. Александра Федоровна, законная жена императора, была полностью в курсе взаимоотношений Николая с фрейлиной и даже, говорят, их одобряла. Весьма характерно поведение Нелидовой в последние часы жизни императора. Как известно, он умер в феврале 1855 года. Фрейлина Тютчева, присутствовавшая при кончине государя, писала: «Я вдруг увидела, что в вестибюле появилась несчастная Нелидова. Трудно передать выражение ужаса и глубокого отчаяния, отразившихся на ее растерянных глазах и в красивых чертах, застывших и белых, как мрамор». Александра Федоровна спросила умиравшего, с кем бы он хотел проститься, назвала она и Варвару Нелидову. Как писала Тютчева, император ответил: «Нет, дорогая, я не должен ее больше видеть, ты ей скажешь, что я прошу меня простить». Николай I оставил ей по завещанию 200 тысяч рублей, которые она немедленно пожертвовала на благотворительность – передала их в Инвалидный капитал. О том, что между Александрой Федоровной и Нелидовой установились хорошие отношения, свидетельствует и тот факт, что императрица распорядилась выделить ей один час в течение дня для прощания с телом Николая, пока оно находилось в Зимнем дворце. После похорон Варвара Нелидова больше во дворце не появлялась, хотя Александр II и просил ее остаться. Замуж она так и не вышла, пережила Николая более чем на 40 лет и умерла в 1897 году в возрасте 82 лет.

Несмотря на увлечения на стороне, Николай Павлович был примерным семьянином, любящим, но строгим отцом. Своих сыновей он воспитывал по-спартански, а дочерям прививал чувство простоты в общении – чтобы не зазнавались. Ни о каких амурах и речи не могло быть, хотя он сам этим грешил.

В своем завещании Николай I написал: «Благодарю всех меня любивших… Я был человек со всеми слабостями, коим люди подвержены… Я умираю с благородным сердцем… с пламенной любовью к нашей славной России, которой служил… верой и правдой…» Точнее не скажешь.

Есть две версии смерти Николая I – одна правдивая, а вторая… ну, скажем так – романтическая. Шла Крымская война 1853—1856 годов. Дела в Севастополе шли не очень успешно. С фронта поступали безрадостные сообщения. Николай Павлович поехал на смотр Измайловского и Егерского полков, отправляющихся на театр военных действий. Стоял двадцатиградусный мороз, а император был в легком плаще. Он простудился и ночь провел без сна. На следующий день, несмотря на настояния медиков, он снова поехал на смотр войск, чем усугубил свое состояние. Его бил сильный озноб, он не мог стоять на ногах и согласился прилечь, укрывшись ветхой шинелью. В последующие дни ему становилось все хуже и хуже – началась пневмония (воспаление легких). Если бы в ту пору были антибиотики, лечение Николая Павловича не составило бы труда, но увы, их еще не изобрели. Император скончался.

А теперь романтическая версия. Якобы Николай I не в силах был пережить позор поражения в Крымской войне и сам попросил лейб-медика Мантда дать ему яду. Мертвые сраму не имут… Во время болезни императора медик сам приносил лично приготовленные порошки и не допускал к императору других врачей. Это посчитали подозрительным; неприязнь, враждебность к Мандту была так велика, что он вынужден был уехать за границу. Все это романтично, конечно, и вполне соответствует духу Николая I, стойкого оловянного солдата, но это неправда.

Николай I воевал всю жизнь: Отечественная война 1812—1815 годов, русско-персидская война 1826—1828 годов, русско-турецкая война 1828—1829 годов, подавление Польского восстания 1830—1831 годов, подавление Венгерского восстания 1849 года, взятие крепости Коканд в 1853 году, бесконечная Кавказская война и, наконец, несчастливая Крымская война. В то же время николаевские времена стали золотым веком для русской культуры. Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Гоголь, Тютчев, Кольцов, Хомяков, Грановский, Востоков, Брюллов, Кипренский, Тропинин, Венецианов, Иванов, Бове, Монферран, Тон, Росси, Глинка, Даргомыжский, Якоби, Струве, Шиллинг, Бэр, Аносов, Щепкин, Мочалов, Истомина – все их таланты расцвели при Николае I.

А что же Александра Федоровна? Как она пережила кончину обожаемого ею супруга? Нервное потрясение, пережитое ею, было страшным. Она резко изменилась внешне, чаще стала болеть, начала слепнуть. Вдовствующая императрица часто выезжала для лечения за границу, но неизменно возвращалась в Россию. Скончалась Александра Федоровна в I860 году в возрасте 62 лет.

Княжна Мери
Великая княгиня Мария Николаевна

Великая княгиня Мария была любимицей своего отца, императора Николая I, и характером походила на него. Вот как описывал Герцен их отношения в своих мемуарах «Былое и думы». Однажды Николай I решил попробовать свой оловянный взгляд на Марии Николаевне. «Она была разительно похожа на отца, и ее взгляд напоминал его страшный взгляд. Дочь смело вынесла отцовский взор. Он побледнел, щеки задрожали у него, а глаза сделались еще свирепее, тем же взглядом отвечала ему дочь. Все побледнело и задрожало вокруг, лейб-фрейлины и лейб-генералы не смели дохнуть от этого каннибальского поединка глазами… Николай встал, он почувствовал, что нашла коса на камень».

Мария Николаевна, или, как называли ее домашние, Мери, действительно была достойна своего отца. Такая же целеустремленная, настойчивая, темпераментная, влюбчивая и властная. Она родилась в 1819 году и была вторым ребенком августейшей четы. Мери получила прекрасное домашнее образование под руководством поэта Жуковского. По описанию ее младшей сестры Ольги, Мария Николаевна выглядела так: «Ее особая красота соединяла строгость лица и необычайную мимику. Лоб, нос и рот были абсолютно правильны, плечи и грудь прекрасно развиты, талия так тонка, что ее мог обвить обруч ее греческой прически… Очень скорая в решениях, очень целеустремленная, она добивалась своего какой угодно ценой…»

Насчет красоты. Если говорить прямо, то понятия о красоте в XIX веке были иными, чем сейчас. Судя по портретам и фотографиям, Мария Николаевна обладала самой заурядной внешностью. Например, глядя на ее фото в зрелом возрасте, мы видим какую-то мещанку в широкой юбке с оборками и в капоте. Впрочем, не будем забывать, что это писала ее сестра, несомненно приукрашивавшая действительность. Простим ей этот маленький грех. А вот насчет целеустремленности и умения добиваться своего любой ценной – тут Ольга абсолютно права. Она была целеустремленной не только в делах, но в любви тоже. Однако обо всем по порядку.

Двадцати лет от роду ее выдали замуж за герцога Максимилиана Евгения Иосифа Августа Наполеона Лейхтенбергского. При чем тут Наполеон, мы расскажем ниже. Выдали вот почему. В принципе Марию Николаевну следовало бы отдать за какого-нибудь принца королевской крови, не ниже: все же дочь русского императора! Но вышло так, что за герцога ее выдали не по любви и даже не по расчету, а по необходимости. Дело в том, что за два года до этого пылкая 18-летняя княжна Мери влюбилась в князя Александра Барятинского и даже намеревалась выйти за него замуж. Красавец князь был на четыре года старше ее – почти ровесники. Николай I узнал, что его дочь влюбилась в человека, стоявшего ниже ее по социальной лестнице. Узнав об этом, Николай отправил бретера на Кавказ в действующую армию и устроил свадьбу дочери с герцогом. Барятинский совершил в диких горах несколько дерзких подвигов и получил от чеченцев пулю в бок, за что был награжден золотым оружием «За храбрость». Кстати, князь Барятинский всю жизнь провоевал на Кавказе, стал фельдмаршалом и взял в плен самого предводителя мятежных горцев Шамиля.

А теперь о Наполеоне. Чтобы не загружать читателя излишними подробностями, кратко изложим необычную родословную герцога. Во Франции была такая дама – Жозефина Богарнэ. От первого брака (муж-генерал казнен по приговору трибунала во время Французской революции) у нее было двое детей – сын Эжен (Евгений) и дочь Гортензия. Вторым браком она была замужем за императором Франции Наполеоном Бонапартом. Своих детей у них не было, поэтому Наполеон усыновил приемных. Сына Евгения он назначил вице-королем Италии. В 1806 году этот Евгений женился на баварской принцессе Амалии. На свадьбу тесть подарил безродному зятю замок Лейхтенберг. В 1817 году у них родился сын Максимилиан. Он получил чин лейтенанта баварской армии и в 1837 году приехал в Россию наблюдателем на большие кавалерийские маневры, произвел благоприятное впечатление на Николая I и был приглашен на службу в русскую армию. Максимилиан с радостью согласился, и ему было присвоено звание гвардейского подпоручика.

Вот тут он и обратил на себя внимание императора как потенциальный жених Марии Николаевны – вместо князя Барятинского. Как-никак сын пасынка самого Наполеона! Так княжна Мэри в 1839 году нежданно-негаданно для себя стала замужней женщиной. А все из-за несчастной любви! Николай I тут же наградил Максимилиана орденом Андрея Первозванного и пожаловал ему чин генерал-майора. Неплохая карьера – из подпоручиков сразу в генералы! И это в 22 года! Император был щедр – Марии он выделил 2,4 миллиона рублей на обзаведение хозяйством; еще 700 тысяч рублей ей выдавалось в качестве ежегодного содержания. Зятю он распорядился выплачивать по 100 тысяч ежегодно, а еще он повелел построить для своей любимой дочери дворец, расположенный на Исаакиевской площади, позже названный Мариинским.

Как выглядел новоявленный муж Марии Николаевны? Путешественник маркиз де Кюстрин оставил от нем такие заметки: «Герцог Лейхтенбергский – молодой, высокого роста, крепко и хорошо сложенный человек. Черты его лица невыразительны, глаза красивы, но рот неправильной формы и слишком выдается вперед. Вся внешность его лишена благородства, и лишь мундир, очень ему идущий, придает его фигуре некоторую элегантность. В общем, он похож скорее на хорошего подпоручика, чем на герцога». К этому следует добавить, что Максимилиан был мягкотелым и бесхарактерным человеком, а Мария обладала сильной волей и верховодила в их семье. Вот и поживи с таким криворотым и нелюбимым мужем!

Но герцог был образованным человеком. Он увлекался гальванопластикой, электричеством, минералогией и неплохо рисовал. Поэтому Николай I назначил его в 1843 году президентом Академии художеств, а в 1844 году – главой Корпуса горных инженеров. В 1852 году Максимилиан простудился во время инспектирования уральских заводов и умер 35 лет от роду.

В браке с Марией он имел семерых детей. Всему потомству герцога и своей любимой дочери Николай I пожаловал наименование князей и княжон Романовских с титулом «императорское высочество». Однако ходили упорные слухи, что многие князья и княжны Романовские имели других отцов. В чем тут причина? А причина была в том, что Мария Николаевна вышла замуж не по любви, а по принуждению. Женщиной она была темпераментной, влюбчивой, как и отец, и поэтому, очевидно, имела связи на стороне.

Некоторые дети, как полагал А. Н. Добролюбов, были все от того же князя Барятинского: «Он (Николай I), выдавши (замуж), сказал ей (Марии), что теперь она опять может взять себе в адъютанты Барятинского, и он был возвращен. Впрочем, он ей скоро надоел, наконец, говорили о ее нежных отношениях с Марио». Кто такой этот Марио? Граф Джованни Марио был одним из лучших певцов в Европе, в 1849—1853 годах выступал в Петербурге; ему было тогда сорок лет. Многие дамы просто сходили с ума от его бархатистого и полнозвучного голоса. Конечно, он мог понравиться и Марии Николаевне. Впрочем, доказательств у нас никаких нет – одни слухи. Тайна сия велика есть.

После смерти мужа Мария Николаевна впала в депрессию, или, как говорили тогда – в меланхолию. Однако довольно скоро вышла из этого состояния, стала появляться на публике и заниматься делами Академии художеств, президентом которой она была назначена после смерти герцога. Казалось бы, оправдывается известная мудрость, что время лечит, но не это повлияло на чудесное преображение вдовы. Она была в очередной раз влюблена. Ее избранником стал граф Григорий Строганов, выходец из купеческой семьи. Они сблизились, еще когда был жив герцог Лейхтенбергский, но скрывали эту связь. Теперь Мария Николаевна, отличавшаяся решительным характером и «христианским благочестием», не захотела уподобляться какой-нибудь даме полусвета и жить с мужчиной без церковного благословления. Для этого она была слишком горда и самолюбива, и поэтому у нее возникла идея обвенчаться с Григорием (он был младше ее на пять лет). Формально после годового траура по усопшему мужу она имела на это право, если бы не одно препятствие. Она – царская дочь, а значит, требовалось согласие отца. Но о том, чтобы его получить, и речи быть не могло! Николай I всегда воспринимал морганатические браки как личное оскорбление. Трудно даже представить себе, что было бы, если бы с подобной просьбой к нему обратилась любимая дочь. Гнев отца был бы неописуем!

Мария Николаевна собралась убедить отца следующими доводами. Она вышла замуж, не испытывая к мужу ни малейшего влечения. Герцог Максимилиан был сухим и напыщенным педантом. Она могла бы на пальцах пересчитать светлые моменты их супружества. И лишь с графом Строгановым она поняла, что значит любить и быть любимой. Граф – образованный, учтивый человек, тонкий ценитель красоты. Мери собиралась рассказать отцу, как она, тридцатипятилетняя вдова, трепетала при встрече со Строгановым, как какая-нибудь несмышленая провинциальная барышня, увидевшая наяву героя из французского любовного романа. Однако это было невозможно. Он бы ее в порошок стер, а графа загнал туда, куда Макар телят не гонял.

Однако Мария не собиралась отступать. Ее задушевная подруга Потемкина говорила, что «темперамент Марии Николаевны не позволяет ей обходиться без мужа, не впадая в грех». Иными словами, секс ей был просто необходим, без него она жить не могла. А грешить (то есть иметь связь вне брака) ей гордость не позволяла. Так или иначе, но Мария решила тайно обвенчаться с графом Строгановым вопреки воле отца и матери. Для нее личное счастье было дороже мнения родителей. Григорий Строганов прекрасно сознавал опасность этого рискованного предприятия – император мог сослать его в Сибирь волков морозить. Но он давно любил Марию и был готов ко всему, даже к самому худшему. Пожертвовать собой во имя любви – для мужчины нет более значимого почета! Летом 1854 года в селе Гостиницы Петербургской губернии состоялось обручение графа и царской дочери. Свидетелями при этом были князь Василий Долгоруков и граф Михаил Виельгорский. Первый сильно рисковал – он был военным министром, и если бы император узнал, что он участвовал в тайной церемонии, его служебная карьера рухнула бы. Но за Марию Николаевну просил ее брат Александр, наследник престола. И Долгоруков не устоял. Граф Михаил Виельгорский оказался в Гостилицах случайно. Сначала Мария Николаевна обратилась со своей деликатной просьбой к его брату Матвею, который был у нее управляющим двором. Но Матвей испугался и порекомендовал обратиться к Михаилу. Тот был любителем муз – сочинителем музыки и скрипачом-любителем. Композитор Шуман отзывался о нем как о «гениальнейшем из дилетантов». Михаил Виельгорский считался в петербургском обществе человеком рассеянным и немножко с придурью, так что в случае чего Николай I не стал бы строго наказывать убогого. Тайная брачная церемония проходила в ноябре того же года в Мариинском дворце – самом сердце Петербурга. Со священником тоже получилась закавыка. Духовник Марии Николаевны отказался венчать их, сославшись на то, что ему, мол, нужно получить разрешение от вышестоящего церковного начальства. В общем, струсил. Но Мери нашла выход и на сей раз – опять пригласили сельского батюшку из Гостилиц. Тот быстро обвенчал их – и немедленно сложил с себя сан, получив от молодоженов более чем щедрое вознаграждение, которого ему хватило на всю жизнь. Умный был поп, что и говорить.

Бракосочетание Марии Николаевны с графом Строгановым держалось в строгой тайне. И хотя о нем многие знали, никто и словом не обмолвился императору. Все понимали – царский гнев мог обрушиться не только на участников церемонии, но и на тех, кто знал, но молчал. Трудно сказать, сколько бы эта игра в молчанку продолжалась; рано или поздно кто-нибудь проболтался бы. Главные участники тайной церемонии с ужасом ждали развязки. Одна только Мария Николаевна была свежа, бодра и весела: она все-таки добилась своего! Мужа она уверяла, что со временем все расскажет отцу, и не сомневалась, что он «сумеет принять свершившееся». Так она тянула с признанием, пока Николай I не умер в феврале 1855 года.

Новым императором стал Александр II, человек, полностью посвященный в тайну брака Марии и даже способствовавший ему. Она обсудила ситуацию с братьями Александром и Константином, и оба пришли к выводу, что рано или поздно, все равно надо о ее браке сообщить публично. Но прежде решили выждать несколько месяцев траура по усопшему отцу. Александр II ничего предосудительного в поступке сестры не видел – она имела право на любовь. Но это противоречило закону, который гласил, что дети царя должны жениться только на представительницах (выходить замуж за представителей) правящих или правивших династий Европы. Выходцы из купцов в этот круг никак не входили. Однако Александр II считал, что если на семейном совете все придут к единому мнению, то этот случай можно будет рассматривать как исключение из правил. Самым трудным было сообщить об этом матери, Александре Федоровне. Несколько раз Александр II с сестрой обдумывали, как это сделать потактичнее, чтобы не травмировать ее. Однако в апреле 1855 года кто-то из придворных все же проболтался. Царь был вне себя от гнева, и попытался выяснить, кто наушничал Александре Федоровне, но безрезультатно. Новость потрясла вдовствующую императрицу. Она только стала понемногу приходить в себя после смерти мужа – и вот на тебе, новый удар! Она сначала не поверила, а когда убедилась, что это так, то залилась слезами. Насколько в жизни она была тихой и покладистой, настолько резки и обидны были ее слова к детям: «Я думала, что со смертью императора я испытала горе в самой его горькой форме; теперь я знаю, что может быть горе еще более жестокое – быть обманутой своими детьми». Потрясение матери подействовало на детей как ушат холодной воды. Только теперь они осознали, что натворили – мать не вынесла нового удара судьбы. Действительно, это был первый случай неравнородного брака после 1797 года, когда Павел I издал законоположение об императорском доме. За это полагалось суровое наказание – вплоть до изгнания за границу и лишения всего имущества и титулов. Но Александр II был на стороне сестры, ничего против нее предпринимать не стал, а решил выждать еще некоторое время. Однако Мария Николаевна обладала твердым характером (вся в отца) и в начале 1856 опять вынесла этот вопрос на семейный совет. Александра Федоровна в этот момент находилась на лечении за границей, и следовало ожидать, что семья с пониманием отнесется к ее намерению обнародовать свой тайный брак. Собрались все представители Дома Романовых; братья были за, но неожиданно выступила против тетка Марии – нидерландская королева Анна Павловна. Она без обиняков заявила Александру II: «Ваше Величество в то время были первым подданным Вашего отца и не должны были изъявлять согласия на свадьбу, которую Он не дозволял, и которая совершилась в тайне от него. Теперь вы царствуете: что бы Вы сказали, государь, если бы Вас ослушались таким образом? Я полагаю, что брака моей племянницы, а вашей сестры признавать официально невозможно». На семейном совете воцарилось молчание. Крыть было нечем. Так эта тема была закрыта навсегда, и больше к ней не обращались.

В итоге Мария Николаевна и граф Григорий Строганов все последующие годы прожили вместе, оставаясь тайно обвенчанными. У них была дочь Елена Григорьевна, которая никакими привилегиями не обладала, хотя и приходилась племянницей Александру II. Еще был сын Григорий Григорьевич, умерший в младенчестве. Умерла Мария Николаевна в 1876 году в возрасте 57 лет. Все же права была ее сестра Ольга, говорившая, что Мария добивается своего любой ценой. Цена же была страшная: поступив против воли отца, она ускорила смерть матери. В начале XIX века и в простых семьях это было немыслимо, а уж в царской – тем более. Не сожалела ли она потом о своем поступке? Как знать…

В продолжение темы расскажем о внучке Марии Николаевны – Дарье Богарнэ, такой же авантюристке, как и ее бабушка. У нее была самая экстравагантная биография среди потомков Николая I. Ее отец – Евгений Максимилианович – тоже, как и его мать, заключил неравнородный брак и женился на некой Д. Опочиновой (правнучке Кутузова). От этого брака в 1870 году у них родилась дочь Дарья, которой император Александр II дал фамилию и титул – графиня Богарнэ. Она родилась во дворце своей бабушки – Мариинском. Казалось, ей была уготована судьба светской львицы – богатая жизнь, балы и развлечения. Все называли ее Долли, на американский лад. В 1893 году Дарья вышла замуж за князя Льва Кочубея – прекрасная партия! – богатого наследника прославленной фамилии. Однако спокойная светская жизнь Долли не устраивала, и в 1905 году она уехала в Париж учиться в Сорбонне. По ее словам (а мы знаем о ее похождениях в большинстве случаев только из ее слов), она покинула Россию вынужденно, якобы из-за каких-то резких высказываний о царской семье. С мужем Кочубеем графиня развелась, а в 1912 году встретила своего нового избранника. Им стал морской офицер, командир броненосца «Полтава» барон Вольдемар фон Гревениц. По рассказам Долли, он увидел ее в бинокль, когда плыл по Балтийскому морю, а она стояла на палубе другого корабля, шедшего навстречу броненосцу. Он с первого взгляда влюбился в Долли, взял ее на борт, и вскоре они обвенчались. Как романтично, не правда ли?

Николай II намеревался примерно наказать командира корабля за его поступок, но узнав, кого он принял на борт, рассмеялся, и сказал: «Он и так довольно наказан!» Видно, он уже привык к выходкам графини Богарнэ. Во время Первой мировой войны Дарья окончила курсы медсестер и в январе 1917 года на свои средства организовала санитарный отряд, который отправился на Южный фронт. Опять же, по заверениям самой Долли, Февральскую революцию она встретила с восторгом, приказав поднять над лазаретом красный флаг. Однако русская армия уже разваливалась, государство рушилось, и в октябре 1917 года она уехала в Германию, где приняла баварское подданство. Почему именно баварское? Потому что ее прабабушка была баварской принцессой.

А дальше в судьбе Долли происходят и вовсе невероятные события. В 1918 году, в самый разгар Гражданской войны, в голод, холод и всеобщую разруху, она возвращается в Советскую Россию. Напоминаем, о том, что происходило с ней, мы знаем по рассказам самой Долли. Официальной причиной своего возвращения в Россию она называла командировку по линии Австрийского Красного Креста. В России ей пришлось туго, и она чуть не умерла с голоду. Однажды она чуть не упала на улице, и ее, замерзавшую и голодную, подобрал и привез к себе домой некий гражданин, по имени Виктор и по фамилии Маркизетти. Он был австрийским подданным и приехал в Петроград в 1918 году работать в Комиссии по улучшению быта австро-венгерских военнопленных. Вот тут-то он и встретил Дарью Евгеньевну. Вскоре они поженились.

Как австрийский подданный, Маркизетти в любой момент мог выехать из страны со своей женой, но почему-то они остались в РСФСР. Вероятно, в целях некой конспирации Дарья сменила фамилию и стала называться Дорой Евгеньевной Лейхтенберг. Вместе с мужем она работала в библиотеке издательства «Всемирная литература», организованного М. Горьким. Когда в 1924 году издательство прекратило свое существование, его библиотека влились в фонды Публичной библиотеки (ныне Российская национальная библиотека в Петербурге). Однако супругов туда не взяли, и они переехали в Москву. Прекрасное знание иностранных языков позволило им работать в одном из старейших книгохранилищ столицы. В 1927 году бывшая графиня Богарнэ приняла советское гражданство.

Ее жизнь в Советском Союзе была полна загадок и тайн. То она выезжала в Финляндию, где жила в доме самого Маннергейма. То хвасталась своим знакомством с Лениным и Троцким, с которыми она якобы встречалась, еще когда была за границей. Не без оснований сотрудники библиотеки считали, что она служит в ОГПУ, и боялись при ней вести откровенные разговоры. В то же время с ней часто случались смешные истории. Одна из библиотекарш вспоминала, что однажды, когда она еще работала во «Всемирной литературе», увидела величественную, статную даму в безукоризненном темном платье, которая с непередаваемой грацией разливала половником по тарелкам какую-то баланду для голодных работников издательства. Странное впечатление она производила и в читальном зале: «Дама шествовала, останавливаясь перед столами, протягивала благосклонно руку как бы для поцелуя (которую никто не целовал)… в ее речах на всех пяти языках вперемешку сверкали, как самоцветы в драгоценной оправе, имена бабушки Марии Николаевны и дедушки Максимилиана Лейхтенбергского…» Да, экстравагантная была графиня Дарья Евгеньевна!

В 1929 году началась зачистка библиотеки от вражеских элементов. Дарью вызвали на комиссию, где она заявила, что работает на ОГПУ, и ее отпустили. Однако в протоколе записали: «…несмотря на то, что со времен Октябрьской революции Д. Е. Лейхтенберг живет и работает в Советской России, она не изжила характерных черт своего класса, проявляющихся до сих пор в ее взаимоотношениях с сотрудниками, в частности, есть определенные указания на антисемитизм и высокомерие». Как анекдот звучит рассказ о том, что когда следователь спросил, почему она, бывшая графиня, вернулась в СССР, то Дора ответила, что ей так посоветовал поступить в письме один хороший знакомый. «Кто же он?» – поинтересовался следователь. «Ленин, слышали, наверное, о таком?» Следователя это не смутило, он еще и не такие враки слышал: «Может быть, еще и письмо это покажете?» – с издевкой спросил он. «Вот оно», – и Дора Евгеньевна вытаскивает из своего ридикюля заветное письмо!

Работа в библиотеке продолжалась, но в 1937 году Лейхтенберг и Маркизетти были сначала из нее уволены, а потом и арестованы. «Бывшую графиню, скрывшую свое социальное происхождение», обвинили в работе на австрийскую разведку, участии в «монархической террористической организации», созданной из германских политических эмигрантов по заданию гестапо. В октябре 1937 года ее расстреляли. Ее муж, Маркизетти, был казнен чуть позже – в 1938 году. Бывшую графиню Богарнэ, правнучку Николая I, праправнучку Кутузова и императрицы Жозефины Бонапарт, реабилитировали только в 1989 году.

Дети Дарьи Евгеньевны от первого брака после революции выехали вместе с отцом за рубеж; ныне их потомки проживают во Франции.

Начало эпатирующим семейным происшествиям в Доме Романовых положила дочь Николая I княжна Мери, а закончила ее внучка графиня Долли. Но это были только цветочки; о ягодках мы расскажем далее. Во второй половине XIX века династию вновь и вновь потрясали «громкие истории». Императорские законы и престиж фамилии непрестанно подвергались серьезным испытаниям.