Автор книги: Михаил Пиотровский
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Бедного «Вольтера» то уносили, то возвращали, то вновь закрывали, прятали, убирали прочь с глаз. Васильчиков принял резкое решение – «Вольтера» вернули на почётное место. Васильчиков дал понять – он будет поступать так, как считает нужным: «Советы – прекрасны, к ним нужно, конечно, внимательно прислушиваться. Но принимать решения должен один человек, директор Эрмитажа». Я считаю – он прав. «Пользуйтесь, но не злоупотребляйте. Я не разделяю ваших убеждений, но я отдам жизнь за то, чтобы вы могли их высказывать», – говорят, это высказывание, приписанное Вольтеру, особенно нравилось Васильчикову.
Васильчиковы – древний княжеский род, очень знаменитый: к нему принадлежала одна из невенчанных жён Ивана Грозного – Анна – и один из фаворитов Екатерины Великой, Александр. Его брат, Василий Семёнович, был женат на дочери гетмана Кирилла Разумовского. У них было четверо сыновей, наиболее известный – Алексей Васильевич Васильчиков, действительный тайный советник, сенатор, «человек самый обыкновенный, но добрый и честный, и предприимчивый». Ему удалось «пробить» в Цензурном комитете разрешение на издание первого в России «Педагогического журнала». Он вышел в отставку в 1833 году и увёз троих детей в Киевскую губернию – «уберечь от развращённого влияния большого света». В 1841 году Васильчиковы уехали в Европу, а по возвращении обосновались в Москве. Об Алексее Васильевиче вспоминают с уважением, но равнодушно: «Князь необщителен, холоден в обхождении, придерживается идей славянофилов и живёт на старинный манер, с детьми – строг».
Каждую среду в доме Васильчиковых устраивались великолепные вечера, на которые съезжался весь цвет московского общества и где «с большим изяществом убирал буфет дворецкий итальянец Пилети, приехавший из Парижа». Сохранился портрет князя кисти Василия Андреевича Тропинина: «…красивый человек, уверенная осанка, надменное выражение лица, холодный взгляд, руки – изящные, тонкие, длинные пальцы». Его жена – умная, властная Александра Ивановна Архарова, дочь московского военного губернатора Ивана Петровича Архарова. О ней вспоминают: «Женщина высокой добродетели, постоянно озабоченная воспитанием своих семерых детей – самые лучшие педагоги, самые лучшие книги, знакомства, путешествия». Одно время воспитателем в доме служил молодой Николай Гоголь. Александр Алексеевич Васильчиков, по его словам, «рос в атмосфере любви, заботы и поощрения умным увлечениям». Он поступил в университет, блестяще окончил историко-филологический факультет, работал в Министерстве иностранных дел при Российской миссии в Риме, потом – в Русском посольстве в Германии, в Карлсруэ.
Иван Сергеевич Тургенев дружил с ним и всегда с удовольствием вспоминал «встречи, обаятельные беседы». Тургенев называл князя «Длинным Васильчиковым»: милый, спокойный, любезный, но в некоторых вопросах, особенно в вопросах чести – человек решительный. В доме Васильчиковых в Карлсруэ всегда собиралось в высшей степени превосходное общество: писатели, учёные, музыканты. Антон Рубинштейн – один из любезнейших друзей князя, а Полина Виардо – «божественная Полина» – возлюбленный друг. Тургеневу нравилось бывать у Васильчиковых и «с большим удовольствием читать чудесному собранию свои новые сочинения». Тургенев вспоминал, как написал рассказ «Собака»: «Вдруг на меня нашёл какой-то стих, и я, как говорится, не пимши, не емши, сидел над небольшим рассказом, который сегодня кончил и сегодня же прочёл в маленьком русском обществе, причём получил необыкновенный успех… Название ему довольно странное, а именно – “Собака”». Этюд мистического в человеке и в жизни.
Странное, таинственное в жизни очень волновало и возбуждало людей XIX столетия. Интерес князя Васильчикова к сверхъестественному удивительным образом уживался с его чётким, вполне материальным отношением к жизни. Его считали талантливым дипломатом, умным, лукавым, умеющим находить подход к самым сложным персонам и блестяще выходить из трудных и щекотливых ситуаций. Он умел дружить с царями и при этом не терять чувство собственного достоинства. Служба – службой, но у Александра Васильевича было и личное увлечение: его интересовала эпоха Петра, личность этого великого и странного человека. В книге «О портретах Петра Великого» (исследование Александра Васильчикова до сих пор вызывает интерес) открываются многие подробности жизни царя. Например, первый из известных портретов Петра I помещён в так называемом «Царском титулярнике» («Большая государева книга, или Корень российских государей»), который был создан Посольским приказом как справочник по истории дипломатии и геральдике в 1672 году. Очень поучительная книга, в ней много акварельных портретов, а Пётр изображён ребёнком – «наивный, в глазах – испуг и настороженность».
Существовало специальное распоряжение Петра, предписывавшее лицам из царского окружения иметь в доме портрет Петра работы Ивана Никитина, а художнику брать за исполнение по 100 рублей. Есть запись в «Юрнале» Петра от 30 апреля 1715 года: «Его Величества половинную персону писал Иван Никитин». Персонных дел мастер Иван Никитин – любимый художник Петра, сын священника, который служил в Измайлове, родовом имении Романовых, и близко знал Петра. Талантливый сын священника был отправлен в Петербург, в рисовальную школу, где получил «наивысшую науку в рисовании», затем за отличные успехи послан за границу – учился во Флоренции, в Гааге, и числился в «списке лучших учеников» – и «не только мастерству обучился, но и изрядно итальянскому языку». Никитин вернулся в Россию и «ласково был встречен». Пётр, сразу по приезде Никитина, «пошёл на квартиру его, поздравил с приездом, похристосовался и благодарил за прилежность в учении». Во время обеда государь послал Никитину «со стола своего несколько блюд кушанья и несколько бутылок разных напитков». Царь подарил художнику дом на Адмиралтейской стороне и оказывал всяческие милости, очень гордился мастером – «дабы знали, что есть и из нашего народа добрые мастера, не хуже мастеров европейских».
28 января 1725 года Никитин писал Петра последний раз – «Пётр I на смертном ложе». Никитина вызвали во дворец через несколько часов после смерти Петра, и художник при свете свечей писал его портрет. Потрясающая картина, гениальная работа – «мощный реквием гению и безмерная печаль по уходящей эпохе».
В 1732 году Никитина арестовали: Тайная канцелярия обвинила его в особо тяжком государственном преступлении – пять лет он провёл в одиночной камере Петропавловской крепости, был «бит плетьми и послан в Сибирь». Елизавета пришла к власти и распорядилась немедленно освободить Никитина. В 1742 году на пути в Москву великий «персонных дел мастер» умер.
Судьбы, события, борьба идей – многое открывается, если всмотреться в старинные портреты.
Ещё одна история – она многое говорит о характере Петра Алексеевича. Пётр I с большим почтением и интересом относился к Людовику XIV, который правил Францией 72 года. Король скончался за два года до приезда русского царя, а прежде не желал принимать молодого Петра. Обида, конечно, была, но интерес к личности Людовика, к его двору, к его окружению был сильнее. Пётр I решил познакомиться с Людовиком XV, с регентом Филиппом II – графом Орлеанским, и маркизой де Ментенон. Сохранились любопытные воспоминания об этой поездке и портрет Петра. Вот что рассказывают исследователи:
Пётр I прибыл в Париж, его повезли в Лувр, но он отказался жить во дворце – предпочёл гостиницу «Ледигьер». На следующий день состоялась встреча с французским королём – Пётр напишет Екатерине: «Объявляю вам, что в прошлый понедельник визитировал меня здешний королище… дитя зело изрядное образом и станом, но по возрасту своему довольно разумен». Королю – семь лет, русскому царю – 44 года: Пётр взял ребёнка на руки и поцеловал.
Пётр посетил монастырь Сен-Сир и навестил маркизу де Ментенон – возлюбленную жену Людовика XIV. Маркиза приняла Петра необычным образом: она лежала в постели и величественно беседовала с диковинным русским. Пётр спросил её, чем она больна, – маркиза ответила: «Старостью».
Знаменитый французский живописец, мастер парадного портрета Гиацинт Риго, удостоился чести писать русского царя. Пётр смиренно позировал. Однажды он зашёл в мастерскую маэстро и не застал его там, но увидел свой неоконченный портрет: посмотрел – ему понравилось, вероятно, выражение лица. Он ножом вырезал голову и увёз с собой в Россию. Вырезанный портрет он подарил дочери Елизавете, которая в своё время пожаловала подарок отца Алексею Григорьевичу Разумовскому.
Мелочи жизни, случайности, забавные анекдоты, печальные происшествия… они плетут причудливый узор событий, которые мы называем историей.
Александр Алексеевич Васильчиков, наверное, с интересом принял новое назначение на пост директора Государственного Эрмитажа в чине «гофмейстера двора». Звание значительное.
Гофмейстер – управляющий монаршим двором. Звание появилось в Испании, а знаменитый художник XVII века Диего Родригес де Сильва Веласкес был гофмейстером при дворе Филиппа IV. Чин гофмейстера соответствовал званию полковника. «В отличие от действительных чинов двора – то есть тех, кто нёс придворную службу, – все лица “в должности” чинов двора имели гражданские или военные чины соответствующих классов. Люди, имевшие эти звания, считались кандидатами на придворные чины, а также получали право на мундиры. Это было серьёзное назначение, особая милость царя».
Васильчиков принял должность с достоинством и, конечно, считал её высоким служением и почётной миссией. Быть хранителем памяти и сокровищ – великая цель.
Я изучал документы из канцелярии Императорского Эрмитажа. Бывают, конечно, странные сближения, например, – текст знаменитого рапорта Васильчикова, который в 1881 году был направлен Его Сиятельству господину министру Императорского двора:
«Я имел честь словесно объяснить Вашему Сиятельству, что состояние вверенного моему управлению Императорского Эрмитажа далеко не удовлетворительное. С половины шестидесятых годов издержки по Эрмитажу затормозились. В Министерстве двора вводилась строжайшая экономия, и скоро всякие новые приобретения вовсе прекратились. Между тем музеи на Западе быстро шли вперёд, выгодно обогащаясь новыми произведениями искусства и широко растягивая свои здания. Таким образом, почти незаметно Императорский Эрмитаж отстал от подобных себе учреждений. И много денег потребуется теперь для приведения его собраний хотя бы в относительную полноту».
Денег нет… Нет денег – что делать?! Читаю – и узнаю свои проблемы вчерашние, сегодняшние, завтрашние. Некоторые вопросы, как ни грустно, до сих пор не решаются. Монеты… не стало возможности их покупать: прошло больше ста лет, а проблема осталась. Когда-то мы получали обязательный экземпляр всего, что чеканилось в России, а теперь наступила рыночная экономика: платите деньги – получаете товар. Обязательных экземпляров мы не получаем. Что делать? Просить! И я не вижу ничего унизительного и оскорбительного в умении, вернее, в искусстве просить: сумеем грамотно попросить – многое сможем выиграть. «Никогда не проси того, что не сможешь взять», – говорят на Востоке.
Васильчикова беспокоило: Эрмитаж не собирает современное искусство. Существовали опасения – шедевры ли работы современных художников, достойны ли они находиться в музейных залах? Сегодня эти же опасения смущают многих чиновников и музейщиков. Я считаю – бояться не нужно: все шедевры когда-то были работами современных художников. Современного искусства не существует: есть искусство сегодняшнего дня, которое останется или не останется в истории. Из того, что остаётся, выстраивается прямая линия истории искусства. Нет принципиальной разницы между «Цепной собакой» Паулюса Поттера – голландского живописца XVII века, и «Кошкой, поймавшей птицу» Пабло Пикассо. Этому учит музей.
Эрмитаж всю жизнь занимается современным искусством: Екатерина Великая покупала произведения непосредственно из мастерских художников, Николай I с азартом собирал современное искусство. Музей принимает решения – какие картины выставлять, какие покупать – и несёт ответственность перед историей. Хороший вкус и чувство собственного исторического достоинства – вот главные критерии. Мы продолжаем традицию и чтим завет Васильчикова, да не забываем лишний раз напоминать: должен быть хороший бюджет в музее, должна быть выделена серьёзная сумма для закупок. «Смею заверить Ваше Сиятельство, что я последним дозволением злоупотреблять не буду», – Васильчиков умел покупать и удивлять приобретениями, а иногда приводил в смущение экзотическим выбором.
В Эрмитаже есть фрагмент фрески из монастыря Святого Доминика во Фьезоле (недалеко от Флоренции) – это фреска одного из величайших художников раннего Возрождения Фра Беато Анджелико – «брат Блаженный Ангельский».
Он родился в Тоскане в маленьком городке Муджело около 1400 года. В 20 лет вступил в Доминиканский орден, в монашестве стал братом Джованни, сменив мирское имя Гвидо, данное ему при крещении. Вёл жизнь тихую, уединённую, строгую. Вазари, его биограф, писал, что он был человеком редкой доброты и смирения, никто никогда не видел его гневающимся на братьев: «Он… столь же отменный живописец, как и отменный инок, хотя он мог бы беззаботнейшим образом жить в миру и приобрести сверх того, что имел, всё, что захотел бы… Он пожелал для своего удовлетворения и покоя, будучи от природы уравновешенным и добрым, для спасения своей души принять на себя послушание». Он чуждался всех мирских дел, писал картины, стоя на коленях, никогда не исправлял и не переделывал свои работы – оставлял такими, какие они получились с первого раза – значит, в таком виде они угодны Богу. Никогда не брался за кисть, не помолившись. «Всякий раз, когда он писал Распятие, ланиты его обливались слезами». Недаром в ликах и положении его фигур обнаруживается доброта его искренней и великой души:
А краски, краски – ярки и чисты,
Они родились с ним и с ним погасли.
Преданье есть: он растворял цветы
В епископами освящённом масле.
И есть ещё предание: серафим
Слетал к нему, смеющийся и ясный,
И кисти брал и состязался с ним
В его искусстве дивном… но напрасно.
Николай Гумилёв
Фреска «Мадонна с младенцем, святыми Домиником и Фомой Аквинским» создана в 1430 году. Предполагают, что она украшала дормиторий – общую спальню монахов, а может быть – стену возле лестницы, ведущей к кельям. Монастырь упразднили в 1870 году, фреску сняли со стены и долгое время она хранилась в частной коллекции. Васильчиков убедил Александра III приобрести этот шедевр для Эрмитажа.
На фреске Мадонна с младенцем окружена небесно-голубым светом – символом чистоты, вечности, святости. Рядом – святой Доминик: он держит в правой руке цветок лилии, означающий чистоту, невинность, его аромат олицетворяет Божественность; в левой – раскрытую книгу. У Фомы Аквинского, почитаемого теолога, в руках открытая книга – вероятно, тексты псалмов, и один из самых пронзительных – 103-й: «Благослови, душа моя, Господа! Господи, Боже мой! Ты дивно велик, Ты облечён славою и величием… Плодами дел Твоих насыщается земля… Как многочисленны дела Твои, Господи! Всё создал Ты премудро: земля полна произведений Твоих».
Николай Гумилёв посвятил Фра Анджелико нежнейшие строки:
Мария держит Сына Своего,
Кудрявого, с румянцем благородным,
Такие дети в ночь под Рождество
Наверно снятся женщинам бесплодным.
………………………………………..
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
Васильчиков умел убеждать и увлекать. В Эрмитаже хранилась половина знаменитой картины Рогира ван дер Вейдена «Святой Лука, рисующий Мадонну». Зачем картину разделили – неизвестно, возможно, по частям её дороже можно было продать. Часть картины, на которой изображён Лука с карандашом в руке, приобрели в 1850 году при распродаже коллекции короля Нидерландов Вильгельма II, женатого на дочери Павла – Анне. Редчайшей красоты вещь, и Васильчиков мечтал приобрести вторую половину и воссоединить их. Случай представился – Васильчиков обладал даром не терять времени и никогда не упускал счастливый момент: вторую часть картины он увидел в 1884 году у парижского антиквара Антуана Бера, сумевшего очень выгодно приобрести картину у королевы Испании Изабеллы II, жившей в Париже. Левая и правая половинки через 34 года соединились в Эрмитаже усилиями блестящих мастеров-реставраторов.
Братья Сидоровы – Николай, Александр и Михаил – легендарное семейство из крепостных Костромской губернии. Благодаря таланту, трудолюбию, упорству они стали первыми людьми в лучшем музее мира, их называли «хирургами» за точность, аккуратность и красоту работы. «Мадонна Литта», «Мадонна Конестабиле», «Юдифь» Джорджоне, «Союз Земли и Воды» Рубенса… десятки великих картин благодаря их таланту и мастерству обрели новую жизнь, среди них – шедевр ван дер Вейдена.
Рогир ван дер Вейден – религиозный живописец, портретист, его называли «Великий фламандец». Жил в XV веке в Брюсселе. О нём, его жизни известно очень мало: был знатен, уважаем, благополучен в семейной жизни, богат, любимый мастер монарших особ. Тайна судьбы, внутренний мир человека, его тревоги, радости, надежды – всё это интересовало художника. Его взгляд на мир и людей – печальный и таинственный.
«Святой Лука, рисующий Мадонну» – особенная работа, в ней много загадок, намёков. Фигура апостола Луки всегда вызывает большой интерес, он считался покровителем живописцев, художников в самом высоком значении слова.
Лука происходил из Сирии (скорее всего, был греком), образован, воспитан, умён, в переводе с греческого его имя означает «Свет». Он – один из первых апостолов – увидел воскресшего Иисуса на дороге из Иерусалима в Эммаус. Он шёл вместе с Клеопой, когда им повстречался Иисус, но они его не узнали. Вечером во время трапезы, когда Иисус, благословив, преломил и подал им хлеб, они всё поняли и сообщили счастливую весть о воскресении Христа. Лука стал верным спутником Павла, который называл его «врачом возлюбленным», вместе они отправились проповедовать в Македонию. Под руководством Павла Лука писал своё Евангелие. Язычники повесили Луку на оливковом дереве. Ему исполнилось 84 года, он смиренно, спокойно и стойко принял это испытание. По преданию, когда погребали Луку, Господь послал на землю благодатный ливень, и все, кто страдал глазными болезнями, излечился, а слепые вновь обрели зрение и увидели свет.
Христианский богослов Андрей Критский, живший в VIII веке, говорит о том, что существовали образы, написанные евангелистом Лукой: «Лука собственноручно изобразил как самого воплотившегося Христа, так и Его непорочную Матерь». В «Соборном послании трёх восточных патриархов к императору Феофилу» (примерно 845–846 годы) передаётся, что «боговдохновенный Лука ещё при жизни Пресвятой Богородицы – в то время, как Она обитала на Сионе, живописными составами начертил на доске Ея честный образ». Легенды о Луке передаются из века в век. Однажды Дева Мария с младенцем Христом явилась Луке во сне: он зарисовал её – эта картина и считается первой иконой Богоматери. Существует ещё несколько преданий, они менее известны, но – чудесны. Богоматерь явилась святому Луке в храме во время молитвы: она была окутана сверкающими облаками, два ангела держали над ней царскую корону, а на руках у неё, прижавшись головкой к левой щеке, сидел младенец Христос. Лука опустился на колени, затем – будто в забытьи – поднялся и начал писать портрет Мадонны на холсте. Лука показал картину Богородице. Пречистой понравилось: «Благодать родшегося от меня и моя милость с сими иконами да будет».
Картина ван дер Вейдена наполнена тишиной, таинственностью, спокойствием, и в ней много знаков. Считается, что в образе Луки художник изобразил себя, дерзнувшего прикоснуться к священному образу. Интересно, что традиция присваивать иконописцу-апостолу своё лицо появилась у художников как раз в XV веке. Может быть, эту традицию начал Вейден и это первый подобный опыт в живописи, первый автопортрет?
Если внимательно вглядеться – откроется много важных деталей быта того времени.
В руках у Луки серебряный карандаш – типичный инструмент художника той эпохи. Он одет по моде: розовато-пурпурный плащ с меховыми отворотами, на голове – маленькая коричневая шапочка, на поясе – чернильница. За спиной святого Луки через приоткрытую дверь видны бык и раскрытая книга – традиционные атрибуты евангелиста. Луку изображали с быком-тельцом, подчёркивая жертвенное, искупительное служение Спасителю. Слева, у подножия трона, сидит Мадонна, которая кормит грудью младенца Христа. Трон напоминает о её будущей роли Царицы Небесной, он украшен фигурками Адама и Евы – напоминание о первородном грехе, который искупят Христос и Мария. Интересная и важная деталь: Мария кормит грудью, и мы видим живую капельку молока. Мадонна «Млекопитательница» («Галактотрофуса») – этому образу поклонялись во время эпидемии и голода, и Мадонна всегда помогала. Художники XV века часто изображали Марию с обнажённой грудью во время кормления, но в середине XVI века такие изображения стали строго запрещены, и образ постепенно исчез.
Ещё одна экзотическая покупка Александра Алексеевича Васильчикова – триптих Лукаса ван Лейдена (Луки Лейденского) «Исцеление иерихонского слепца». История картины – настоящее приключение. Николай I на одном из аукционов продал две створки от триптиха. Прошло время, Васильчиков купил их обратно, и тем самым картина была восстановлена. Что мы знаем о жизни Луки?
Лукас ван Лейден жил в начале XVI века, рисовать начал очень рано, и работы его приобрели большую известность. Жил скромно, нрав имел тихий, а хрупкое здоровье причиняло ему много хлопот и бед. Лукас женился на благородной девице и очень сожалел, что потерял много времени на пиры и увеселения. Его жизнь была короткой – он покинул этот мир, не прожив и сорока лет. О нём вспоминают с уважением: «Из многих даровитых мастеров живописи, уже с юных лет приобретших известность, мало кто может сравниться с Лукой Лейденским, который был рождён живописцем и гравёром с кистью и резцом в руках. Можно сказать, что он был всеобъемлющим, то есть искусным и сведущим во всём, что имеет связь с живописью». Вазари писал: «Композиция его гравюр отличается чрезвычайным своеобразием, и всё передаётся так выразительно, без сбивчивости и неловкости… Всё – с большой точностью». Лукасу нравились бытовые сценки: люди, их привычки, повадки, выражения лиц, жесты… «Всё человеческое, слишком человеческое привлекало его и радовало». Его картины – яркие, энергичные, живые. «Исцеление иерихонского слепца» – одна из последних работ Лукаса – рассказ об одном из чудес Иисуса, описанном в Евангелии от Марка (10:46–52).
«Слепец по имени Вартимей сидел у края дороги вблизи ворот Иерихона. Услышав шаги приближающихся людей, он спросил:
– Кто это?
– Идёт Иисус Назарянин, – ответили ему.
Вартимей стал громко взывать:
– Иисус! Сын Давидов! Помилуй меня.
Христос остановился и велел позвать его. Слепец сбросил с себя верхнюю одежду и быстро подбежал к Иисусу.
– Чего ты хочешь от Меня? – спросил Спаситель.
Тот ответил:
– Учитель! Чтобы мне прозреть.
Иисус сказал:
– Иди, вера твоя спасла тебя.
Тотчас слепец прозрел, стал благодарить и славить Бога».
Мудрая притча, но художнику хотелось написать не религиозную, а жизненную историю: воины, торговцы, старики, молодые женщины… люди XVI века – смеются, удивляются, благодарят, волнуются… Мы чувствуем шум площади, слышим голоса людей, нам интересно погружаться в мир их повседневных хлопот, забот, тревог. Художник передал нам эмоциональное состояние людей – мы прониклись настроением и, конечно, подумали о том, что все мы в какой-то степени слепцы и нам есть смысл попытаться освободиться от тьмы и прозреть.
Лукас считается одним из первых художников Нидерландов, которые заинтересовались жанровой живописью. Картина, скорее всего, была написана для Лейденского госпиталя и обращала внимание людей на путь духовного прозрения, а значит – освобождения, искупления.
«Меня пригласил в гости мастер Лука, – вспоминал Альбрехт Дюрер, – это маленький человечек родом из Лейдена, из Голландии. Я сделал его портрет и был поражён малым ростом Луки по сравнению с его великим именем».
Васильчиков активно участвовал в переговорах о покупке знаменитой коллекции Базилевского. Обладая особенным административным обаянием, он умел находить деликатные подходы к неформальным ситуациям, учил торговаться, убеждать и создавать атмосферу.
Александр Петрович Базилевский – русский аристократ, представитель древнейшего рода – человек очень богатый, увлекающийся и упрямый. Он получил прекрасное образование, сделал блестящую карьеру дипломата, дослужился до чина коллежского советника (гражданский чин VI класса в Табели о рангах соответствовал чинам армейского полковника и флотского капитана 1-го ранга). Служба наскучила, он уехал в Париж и посвятил своё время лучшему, интереснейшему занятию в мире – собирал чудеса, искал «ненаходимое» и «удивительное». В его роскошном особняке в Париже, на улице Бланш, хранились сокровища – редчайшей, изысканной красоты произведения средневекового искусства. По понедельникам в его кабинетах собирались знаменитые уважаемые авторитетные специалисты – историки, археологии, художники, коллекционеры, рассматривали чудеса Базилевского, обсуждали. По пятницам граф пускал к себе всех желающих, умеющих наслаждаться красотой: «Моя цель – собрание работ в непрекращающемся развитии от первых образцов христианского искусства из катакомб до последних примеров эпохи Возрождения».
Ему удалось: на Всемирной выставке 1878 года у Базилевского был целый павильон. Говорят, выстраивались огромные очереди желающих полюбоваться: «Этот потрясающий зал господина Базилевского не может сравниться ни с чем. Какое великолепие! Резная кость, ювелирное искусство, рукописи, оружие, эмали, керамика, резное дерево… словом – здесь находится всё, что производили художественные ремёсла от начала Средневековья до конца XVI века. Это музей в музее».
«Я буду скучать без этих безделиц, но… времена меняются», – грустно, но Базилевский решился расстаться со своим собранием – сокровищами, которые он любовно собирал 40 лет. Музейщики, коллекционеры, просто любители заволновались: получить такую коллекцию – мечта, но цена была назначена очень высокая. Начались долгие мучительные переговоры и уговоры: и директор Эрмитажа, и художник Алексей Петрович Боголюбов – учитель живописи императора Александра III, и русский посол во Франции – государственный секретарь Александр Александрович Половцов… Торговались долго. «Я всё-таки русский», – сказал Базилевский и согласился отдать коллекцию за пять с половиной миллионов франков. Александр III заплатил из личных средств, и в 1885 году драгоценный груз прибыл в Петербург: 99 ящиков, наполненных невероятными ценностями и богатствами.
Коллекция Базилевского значительно изменила облик Эрмитажа: появились новые возможности, идеи экспозиций эпохи Средневековья и Возрождения, новые отделы и, конечно, редчайшие, фантастической красоты экспонаты. Резной рог, украшенный узорами, христианскими и мусульманскими символами, – причудливое соединение различных влияний. Чудесна персидская ваза – совершенна по исполнению: виртуозно вырезанные фигурки людей, музыкантов, игроков, симпатичных животных – причудливый узор жизни. Всё безупречно… и вдруг видишь крошечное тёмное пятнышко. Ошибка мастера или величайшее смирение?
Художник – творение Божье и не может быть совершенным. Всё или слишком просто, или сложно. Например, изумительные реликварии – ларцы или сосуды сложных форм, предназначенные для хранения реликвий, имеющих сакральное значение. Ларец-реликварий святой Валерии – изящнейшая, тончайшая работа лиможских мастеров. Лиможские эмали… сказочной красоты и тончайшего мастерства! Специально сваренное стекло тщательно растирали в мельчайшую пудру и добавляли окиси различных металлов для особого цвета: кобальт давал синий, яркий цвет, хром – зелёный, олово – белый, марганец – фиолетовый, а золото – розовый и пурпурный. Этой удивительной смесью заполняли углубления на изделии, потом его высушивали и обжигали – рождалось чудо.
Святая Валерия (Лиможская; Аквитанская) жила во II–IV веке, происходила из знатной и богатой семьи. Она приняла христианство, отказалась выйти замуж за язычника и была принесена в жертву идолам. Валерию арестовали, жестоко пытали и обезглавили. Во время казни произошло чудо: молния ударила в палача и убила его, а Валерия взяла свою главу и пошла в храм Святого Стефана. Католики почитают святую Валерию и просят её помощи, молятся ей в трудных жизненных обстоятельствах.
Золотой крест святого Трудперта – образец изысканной ювелирной работы, иногда его называют Фрайбургский крест. Он создан в XIII веке для бенедиктинского монастыря, недалеко от Фрайбурга, на месте кельи отшельника Трудперта, которого называли «Просветитель». Он жил в VII веке, проповедовал Евангелие в Германии, славился добротой и чудесами. Крест высотой 72 сантиметра был сделан для хранения частиц Животворящего Креста, привезённых монахами из Палестины, и выносили его во время торжественных религиозных праздников (поэтому его называют выносной или процессионный). Он поражает красотой: выполнен из золота, серебра, редкого дерева и усыпан множеством прекрасных драгоценных камней.
В начале XIX века была секуляризация, в ходе которой монахам пришлось покинуть монастырь. Аббат забрал Животворящий Крест и спрятал. Прошло несколько лет, на новом месте тоже возникли проблемы. Тогда монахи вытащили из креста святые частицы, а сам крест продали Базилевскому.
Ещё одна уникальная вещь – ваза Фортуни, XIV век, одна из редчайших альгамбрских ваз. Мариано Фортуни-и-Марсаль – художник, коллекционер, поэт – однажды летом 1871 года гулял в окрестностях очаровательной Гранады, зашёл в маленькую церквушку и замер в восхищении – он увидел необыкновенного изящества вазу, на которой стояла чаша со святой водой: «Если я куплю её, я стану обладать редчайшей вещью в мире». И Фортуни уговорил священника продать ему вазу. Чудесный мавританский орнамент на вазе говорил о её принадлежности к редчайшим вазам Альгамбры.
Альгамбра (красный замок) – дворец-крепость мавританских правителей, «изумрудная жемчужина»: сады, мечети, террасы с фонтанами, каналы, таинственные переходы, уютные дворики – земной рай. Существует предание, что в трёх огромных золотых вазах, стоявших в руинах Альгамбрского дворца, нашли золотые монеты, но надпись на одной из ваз говорит о том, что в них держали воду – бесценный священный напиток, который люди ценили дороже золота:
И если кто в полдневный зной придёт
Сюда искать целения от жажды,
Моих пусть сладких, чистых, ясных вод
Отведает – и возликует каждый.
Альгамбрские вазы притягивали, радовали глаз изумительным золотистым оттенком. Секрет заключался в особой технологии изготовления такой керамики: техника люстрирования придавала своеобразный сверкающий оттенок. Мухаммед говорил, что употребление посуды из золота и серебра – награда достойным людям, достигшим высшего блаженства. Обыкновенные мусульмане в знак смирения должны пользоваться простой посудой из дерева или глины, но иногда люди желали украсить свой быт – хотелось яркости, блеска, роскоши. И художники придумали, как превратить обычное повседневное в удивительное, и создали мерцающий блеск, напоминающий сияние золота.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?