Текст книги "Княжич"

VII глава

На следующий день генуэзцы сами попросили о встрече. Я не стал чиниться, а так же, как и вчера, пришёл сам.

– Ваше сиятельство, – начал Дориа, – мы обсудили ваши слова и хотим официально представиться князю, уже как послы Генуи в Чернигов. Не стану скрывать, что никаких договоров мы пока заключать не вправе, и лишь выскажем свои намерения и пожелания.

«Кто бы сомневался», – подумал я. Пока не убедитесь в правдивости моих предсказаний, и пальцем не пошевельнёте. Удачно я нарыл этот материальчик в компе. Работал по теме «Лучшие арбалеты в Средние века», а попутно, вольно или невольно, запоминал некоторые другие вещи. А поскольку лучшие арбалеты были в Генуе, то и внимание истории этого города-государства уделил не в пример больше остальных. И ведь пригодилось же?

– Вы же понимаете, – продолжал Дориа, – такие договорённости должен одобрить магистрат. И нам бы хотелось услышать ваши планы в случае положительного решения этого вопроса.

– А также ваши пожелания, – это уже Гримальди подсластил пилюлю.

Ну, да я не в обиде. В таких делах обижаться себе дороже. Они, конечно, прожжённые торгаши и политики, но тягаться с человеком, который прошёл девяностые, я вас умоляю!

– Я понимаю вашу озабоченность, сеньоры, и не ожидал от сегодняшней встречи большего. Сам я буду тоже по возможности краток. Как говорил один мой знакомый, краткость – сестра таланта, а время – деньги.

– Какие замечательные фразы, особенно вторая! – влез Франческо.

«Ещё бы, торгашеская твоя душа. По-моему, любая фраза, где присутствует слово „деньги“, для тебя прекрасна», – это я не сказал, это я подумал.

– Поэтому перейдём к делу. Первое. Через четыре года я намерен вернуть Тмутараканское княжество, когда-то принадлежавшее Чернигову, и крепость Белая Вежа, которая находится в устье Дона и называется сейчас Тана. Второе. Ещё через два года – взять под контроль восточную часть Таврики. И, наконец, третье. К 6723 году от сотворения мира вся Таврика и ключевые точки на побережье вплоть до Днепра включительно должны быть под моей рукой. Теперь о пожеланиях. Хорошо бы получить в течение трёх-четырёх лет следующее:

1. Меч-гладиус с длиной клинка по образцу – пятьдесят сотен штук.

2. Шлем тяжёлого пехотинца, рисунок прилагается – пятьдесят сотен штук.

3. Наконечники копий, рисунок прилагается – пятьдесят сотен штук.

4. Болты для арбалета, рисунок прилагается – пятьдесят сотен штук.

Всё это из лучшего металла на сегодняшний день.

Табун лошадей в пятьсот голов, польских и венгерских полутяжеловозов.

Ну и средства на текущие расходы. Это на ваше усмотрение. Хочу сказать вам, сеньоры: с вашей помощью или без – я выполню то, о чём говорил, но если «без», тогда Генуя будет на равных со всеми прочими гостями в нашем новом доме. И самое важное. Если Генуя не использует сейчас этот шанс, то как государственное образование она исчезнет в 6888 году от сотворения мира. Через 165 лет. Я всё сказал, сеньоры. Встретимся завтра на приёме у князя.

Я поговорил с отцом. Просил его поласковей принять послов и ничему не удивляться. Зря волновался. Всё прошло чинно и благородно. Были вручены и приняты подарки. Стороны заверили друг друга в самых искренних намерениях дружить семьями, то есть государствами я хотел сказать, откушали за княжеским столом, попили медов стоялых и баиньки. Через день посольство отбыло восвояси.

Да, Никколу Паганини (Николая) я выпросил у сеньоров. Мол, обучать моих мастеров надо. А они и рады. Задание ему дали – за мной присматривать. Он смеётся теперь. Говорит, что его сиятельство под колпаком у Паганини. Тоже мне Мюллер недоделанный.

Вернулся Аллурх. Процесс наладил – чего там отсиживаться? И началось. Подъём, пробежка, гимнастика, завтрак, тренировка и к кузнецам. Обед, тренировка и к кожемякам. Ужин, разговор по душам с двумя соратниками и на боковую. Утром… Ох, и где же вы, мои каникулы?

Замучился объяснять мастерам дел кожевенных, что я хочу получить в итоге. Когда совсем уже было надежду потерял, на третий день они выдали:

– Так бы сразу и сказал!

Нет, а я что, стихи им два дня читал? Или у них традиция такая – над княжичами издеваться? Скрытая форма классового противостояния – понимаешь? Ещё и озадачили. Два десятка дубовых форм вынь да положь.

– А иначе никак. В сроки не уложимся. А заказчик – дюже грозный, ругаться будет. Лица вроде серьёзные, но в глазах бесенята гопак отплясывают.

Побежал к плотникам. Те руками разводят. Уж больно заказ сложен. Сел на лавку, опустил руки, свесил голову. Душераздирающая картина. Сработало.

– Да не печалься ты так, княжич. Это мы для пущего разговора. А заказ что? И серьёзней работали.

Теперь уже в моих глазах эти самые, не к ночи будь помянуты, гопака пляшут. Русского человека заставить что-либо делать от души трудно, особливо если ему это не нравится. А вот на жалость и сочувствие, как щука на живца, ведётся. Цинично? Да. Но самую малость, в плепорцию. Не своей выгоды ради, а пользы только для. С кузнецами проще. Шутить не любят. Работа не располагает. Разбирались недолго. Попросили рисунок наплечников в сборном виде и рисунок всего боевого доспеха. Огромный, как медведь, кузнец говорил:

– Сурьёзная работа, княжич, торопливости и суеты не выносит. Начинать надо вовремя, хорошо всё продумав. Мы начнём, когда первый панцирь будет готов. Соберёшь тогда нас всех, кузнецов, шорников. И мы окончательно решим, что и как работать. Это что касается наплечников и пластин. А поножи и наручи сразу ковать будем, как только рисунки с размерами принесёшь. Годится?

– Годится, Савелий Поликарпович.

– За величание благодарствую. А за остальное не переживай, сработаем. Чай не глупее басурман.

За делами и за работами время летело быстро. Вот и пятнадцатый день липица наступил. Июль в моём времени. Третьего дня проводили обоз с товарами в Персию. Огромный по этому времени. Шесть десятков вместительных телег и семь десятков вьючных лошадей. Купцы в полном составе, все семеро, отправились в путь. Хотят сами пощупать за вымя один из богатейших восточных рынков. До ставки Юрия Кончаковича их сопровождает сотня княжеских дружинников. Далее – половцы, до самой посадки на корабли. Лишь десяток княжеских воинов уйдут Хвалынским морем вместе с купцами. Обратно – таким же порядком.

Пот стекал с меня ручьями. Заливал глаза и мешал разглядеть движение клинков, сливающихся порой в одну сплошную серебристую линию. Уже скорее интуитивно я отбивал удары Аллурха. Минут пятнадцать идёт учебный бой, а он не может меня достать. А ведь старается. Но что-то сегодня не так. Не с ним. Со мной. Появилась вдруг необычная лёгкость и ясность мысли. Вес клинков перестал ощущаться. Тело само знало, что делать в ту или иную секунду. Оно просило отпустить его в необычный манящий танец. И настойчиво так. Пришлось отпустить. Пару минут гот испытывал примерно те же ощущения, какие были у меня при первом нашем спарринге. И потом правый клинок вылетел у него из руки, а мой, левый, остановился в миллиметре от его груди. Всё, учебный поединок закончен. Аллурх сиял от удовольствия.

– Вот теперь я могу сказать, что не зря прожил свою жизнь. Воспитать ученика, способного провести в бою танец с клинками, это, это… ну я не знаю, – гот задыхался от избытка чувств. – Впервые вижу такое. Слышать слышал, что кто-то где-то когда-то, но сам ни разу.

– И что, обучение закончилось?

– Размечтался!.. Всё только начинается. Теперь будешь учиться управлять этим чудом. А ещё топором, копьём, луком, щитом.

– А щит-то здесь каким боком?

– А он, княжич, в умелых руках очень даже эффективное оружие. Я потом подробно всё покажу.

Глубоко вдохнул и выдохнул. Не сомневаюсь, что покажет. А мне, пока не научусь, придётся собирать синяки и шишки. Ох, чувствую, большую корзину приобретать надо. В прежнюю не войдут.

В ворота детинца влетела тройка всадников. Один прокричал:

– Послание для его сиятельства из Генуи! – и спрыгнул с коня.

Я подошёл и протянул руку:

– Давай! – Достал из торбы футляр, вытащил из него свиток с печатью. – Посмотрим, чем они нас порадуют. – Сломал печать, развернул и разочарованно вздохнул: – На итальянском.

– А ты ожидал, что кириллицей писано будет? – заглянул в свиток подошедший Аллурх.

– Давай переведу. Али ты запамятовал, что я пять лет в Милане служил?

– Ну, что там? Да читай же уже!

«Его сиятельству князю-наследнику Великого княжества Черниговского

Довожу до вашего сведения, что условия и пожелания, высказанные вами на прошлой встрече, приняты магистром безоговорочно.

Делегация Генуи прибудет в Чернигов к концу лета с первой партией оговорённых изделий. Мне поручили возглавлять эту миссию. С правом подписывать от имени магистрата любые договора.

Памятуя ваши слова о краткости, которая сестра таланта, спешу откланяться.

С надеждой на скорую встречу,

флотоводец и член магистрата Андреа Дориа»

VIII глава

Великий князь Святослав Глебович не узнавал своего сына. После поездки к половцам его словно подменили. Не то чтобы изменился в худшую сторону. Совсем даже наоборот. Но всё же, всё же. Придумки его эти. По отдельности вроде как обычные увлечения отрока. А сложи всё вместе – и становится понятно, что они подчинены одной цели – походу на Тмутаракань. Оно бы, конечно, неплохо, но ведь и надорваться можно. В устье Дона крепость Тана, её ведь тоже брать придётся. А она под Венецией. Такая каша может завариться, что не дай бог. С другой стороны, Юрий Кончакович к нему благоволит. Чуть не за сына держит. А это мощный тыл за спиной. Да и собирается он начинать не сейчас, а через три года. А за это время много чего измениться может. А пока всё, что ни делает, идёт на пользу княжеству. Вот взять хотя бы крепостницу в устье Сона. Или…

– Отец, ты меня совсем не слушаешь, – прервал его размышления княжич.

– Слушаю, сынок, слушаю. Так что ты про мельницу говорил? «Наливай кума сначала». Ладно, пройдёмся ещё раз.

– В Тмутаракани мне понадобится лес. Много леса. А его там нет. Вот я и хочу в верховьях Дона, на границе с Рязанским княжеством, поставить большое мельничное колесо. Итальянец Никкола обещает, что сделает приспособление, которое будет зараз распиливать целое бревно на несколько досок. Потом эти доски надо выдержать два-три года и только тогда использовать. Поэтому заготавливать его надо сейчас. А когда придёт время, будем на дощаниках сплавлять в Белую Вежу.

– Так, и что для этого надо?

– Как что? Твоё разрешение.

– И всё? – хитро прищурился князь.

– Ну и денег немного. Для начала.

– А потом откель возьмёшь?

– Через два месяца деньги будут. Генуэзцы привезут для спонсирования похода.

– Для какого спон… спон… тьфу, и не выговоришь!

Оп-па. Прокол. Внимательней надо быть.

– Ну, это у них слово такое, означает «помощь». Выгодно им венецианцев потеснить. Ты меня извини, отец, что я за твоей спиной договаривался. Но и сам до последнего дня не очень-то верил в это. А сегодня гонец привёз письмо. Со всеми моими условиями они согласны.

Ну и выдал по полной, всю информацию. Он минут десять ходил по горнице. Туда-сюда. У меня аж в глазах зарябило. Потом остановился напротив и вперил в меня свои глазищи. Всё, сейчас прикроет эту лавочку, и накроются медным тазом все мои потуги.

– Вырос ты, Иван, а я и не заметил. Быть по сему. Но! – Поднял указательный палец вверх. – Если всё, как ты говоришь, будет в договоре указано.

Фу. Пронесло. Не в смысле «пронесло», а в том смысле, что гроза прошла стороной.

И опять закружило, завертело. В делах, тренировках, думках. В Новгород отправился купеческий приказчик с чертежами Николая. Велено было заказать по ним пилы из шведского железа в количестве пятидесяти штук. А сам он с кузнецами и плотниками мудрил над образцом арбалета, каковой и представил через две недели на мой княжеский суд. Хорошая получилась машинка. Вес не то чтобы лёгкий, но вполне приемлемый. Что-то около трёх с половиной килограмм. Удобный приклад, отличный спусковой механизм и удобная прицельная планка. Дуга, изготовленная из трёх пород дерева, усилена металлической пластиной. Болт с четырёхгранным калёным наконечником пробивал двухмиллиметровую металлическую пластину со ста пятидесяти метров насквозь. Кольчугу – с двухсот метров, а добротный кожаный доспех с поддоспешником – с двухсот пятидесяти. Для незащищённого человека болт был опасен на расстоянии до четырёхсот метров.

Никто не снимал ответственности с мнимого итальянца за пилораму, которую планировалось изготовить в разобранном виде для удобства транспортировки на места. Выяснилось, что это самое место Николаю уже известно.

– Есть там река небольшая, – рассказывал он, – Красная Меча называется. Она в Дон впадает. Шириной десять – двенадцать метров. Сейчас может быть шире. Рыбачили там. Так вот, долина Дона метров на пять ниже уровня этой речки. И имелся там, я помню, небольшой такой водопад, как раз на эту высоту. А рядом проходит другое старое русло. Наверное, оно сейчас и есть настоящее. Поставим под будущим водопадом колесо. Установим пилораму. А потом поможем реке найти новое русло. Там работы с гулькин… В общем, немного там работы. Единственное, острог какой-никакой ставить от лихих людей. Смотри, княжич. Здесь у меня всё отлажено. Ложе и дуги от арбалета будут делать отдельно. На дуги потом сухожилия клеить будем. Это ещё двадцать пять процентов мощности. А пока надо впрок закупать эти самые сухожилия у половцев. Давай я, пока лето, рвану с артелью на Красную Мечу.

Здорово, когда есть такие помощники. Поторапливать не надо. Сами меня подгоняют.

– Хорошо. Собирайтесь, грузитесь, и с Богом! А я вам десяток дружинников у отца выбью. Да и артельщиков копьями вооружить не лишним будет. А мы с Аллурхом за всем остальным присмотрим. Да стройку на Снове закончим.

Незаметно пролетели полтора месяца. И второго дня вересеня (сентябрь) прибыло, раньше ожидаемого срока, генуэзское посольство. Предупредив отца о том, что проведу предварительную встречу, отправился в гостиный двор, расположенный здесь же. Встретились с Дориа как старые добрые знакомые. Обнялись, раскланялись, поулыбались друг другу. Нет, правда. Есть в нём что-то первобытное, настоящее, не испорченное европейской цивилизацией. А уж Генуя, Венеция и Папский двор вообще стоят особо. Гадючники отдыхают. И если остался человеком в этом змеином клубке, это говорит о многом. Вот ещё одно подтверждение тому, что не бытие определяет сознание. А бородатый Карла просто очень умело, в нужный момент, втюрил обществу свои идеи. Да что говорить, когда тому примеров тьма. Взять хотя бы квадрат Малевича. Ведь это как надо пропиариться, чтобы выдать это недоразумение за шедевр! И ведь стоит определённая публика у рамки с этим квадратом и рассуждает с глубокомысленным видом о якобы присутствующих там достоинствах. Либеральная элита общества, блин. Знаем мы этих либералистов. Встречались. Нет, всё, хватит. Давайте о хорошем.

– Как там Пиза после вашего вежливого обмена мнениями с её флотом?

– Ха-ха-ха. Рассмешили старика, ваше сиятельство. Это непременно надо рассказать в магистрате. Не поверите, у меня было пятнадцать галер, у пизанцев – двадцать восемь. И ничем не хуже и по ходовым качествам, и по вооружению. И в результате, как вы сказали, ха-ха-ха, вежливого обмена, двадцать пизанских «мнений» пошли на дно, а оставшиеся восемь – сдались. В общем, дрянь моряки. Ну да бог с ними. Давай поговорим о наших делах. Впечатлились господа магистры твоими предсказаниями. Но ты же понимаешь, чудеса, знамения, предсказания отцы города в кошелёк к себе положить не могут. А вот когда они просчитали все возможные прибыли с Северного Причерноморья, в случае вытеснения венецианцев, вот тогда их проняло по-настоящему. В общем, я прибыл с самыми широкими полномочиями для заключения договора. И не одного. Для всех, кто не посвящён в наши договорённости, мы заключим торговый. А наедине с вашим батюшкой и вами другой – о взаимной помощи. Последний, как вы понимаете, до поры до времени разглашению не подлежит. Десять тысяч флоринов выделил магистрат для осуществления твоих замыслов. Ну и всё остальное, что обговаривалось. Единственное условие, выдвинутое отцами нашего города, – чтобы крепость Тан, а желательно и порт Тмутаракань, не позднее чем через три года контролировались вашим сиятельством. И в течение пяти лет только генуэзские купцы могли там торговать, беспошлинно.

– Сеньор Дориа, я заверяю вас и готов вместе с отцом подписать соответствующие бумаги, что и в Тане, и в Тмутаракани в течение пяти лет не появится ни одного купца, помимо генуэзских. Что до остальных портов в Таврике, то они будут руководствоваться будущими договорённостями. Главное – сделан первый шаг. А в остальном, как говорят на Востоке, дорогу осилит идущий.

Помимо денег, Андреа Дориа привёз пятьсот шлемов, пять тысяч арбалетных болтов, тысячу наконечников для копий и тысячу великолепных мечей из прекрасной стали и с отличной балансировкой. Похоже, Генуя всерьёз рассматривала тотальный захват причерноморских рынков. Ну что же, флаг им в руки. Препятствовать ей в этом я не намерен. В конце концов, какая разница, с кем торговать? Кроме того, остальные порты Таврики, которые я собираюсь прибрать к рукам, не оговариваются в договоре, и я постараюсь, чтобы помимо Генуи в них – «Все флаги в гости были к нам!»

IX глава

Я смотрел на толпу оборванцев, заполнивших двор детинца. Мамочка моя! И вот из этого придётся делать пехоту? Непобедимую железную пехоту? Легион с большой буквы? Твою ж мать! Их что, в концлагере держали?

– Ярух, что же они такие тощие?

– Анда Иван, эти ребята всё лето у касогов в загоне для скота сидели. Объедками с их стола питались. Как ты думаешь, можно с такой еды жир накопить?

Половецкий хан выполнял своё обещание. Эти три с половиной сотни подростков были взяты при набеге на касожские земли. Их собирали для продажи на невольничьем рынке Кафы. В основном это были русичи. Но попадались среди них поляки, литвины, торки. Смотрел в их глаза и видел надежду, настороженность, любопытство. Даже дерзость и нахальство присутствовали. А вот отрешённости и испуга не просматривалось. Не сломленные парубки, однако. А это главное. Сработаемся. А худоба не беда. Откормим. Средства теперь есть. Да и Ярух вон отару овец в тысячу голов пригнал, из того же набега взятую.

Отец принял его очень тепло. Одарил мехами. И на пиру, посадив по левую руку, оказывал всяческое внимание. Мудрый человек папанька. Выпросил у него дозволения передарить арбалет, привезённый Николаем. Только рукой махнул. Мол, твой, так и делай с ним что хочешь. Надо было видеть, в каком восторге был побратим. Еле утра дождался. Поднял меня ни свет ни заря. Видите ли, не терпится ему опробовать новую игрушку.

Я его понимал. Сам неравнодушен к подобным вещам. Помню по прошлой жизни: часами мог простаивать на выставке у витража с холодным оружием. Да и редко какой мужик может равнодушно пройти мимо хищно изогнутого клинка. Тысячелетнее наследие предков сказывается. Гены, однако.

К обеду настрелявшийся по мишеням Ярух получил ещё один подарок. Лорика сегментата с рельефным рисунком смотрелась на нём очень эффектно. Само собой, наручи и поножи также прилагались.

– Анда Иван, ты самый лучший на свете анда. Я даже не знаю, чем равноценным смогу отдариться. Но я думаю, когда мы с тобой приедем в орду, дед обязательно найдёт что-нибудь, достойное такого дара.

Наверное, на моём лице можно было прочитать крайнюю степень удивления.

– Разве я тебе не сказал, что хан приглашает тебя принять участие в походе на касогов?

Ну что за человек?! Три дня как приехал, а о приглашении только сейчас сообщает.

– И когда? – поинтересовался я.

– Поход через седмицу. Выезжать надо завтра.

Вот так, всё просто. Номады, что с них взять? Хан сказал: «Алга». И через полдня весь народ уже пылит по степи на новое место. Поэтому Ярух искренне недоумевает, чем это я так удивлён.

Пришлось срочно предпринимать ряд действий в связи с отъездом. Отказываться по нынешним временам – смертельная обида. А потому оставшиеся полдня прошли в веренице посещений кузнецов, шорников, кожевников. С отцом и Аллурхом я говорил уже вечером. Если для первого приглашение хана оказалось в порядке вещей, лишь приказал сотню молодой дружины с собой взять, то второй негодовал во всю ширь своей готской души. Он понимал, что оставлять всё, кроме как на него, больше не на кого. И из-за этого злился ещё больше. Я пытался его утешить, но получалось не очень.

– Аллурх, мне самому сейчас уезжать не хочется. Столько дел навалилось. Но раз так всё сошлось, на тебя одна надежда. Ведь в крепости к проживанию всё готово. Так что собирай обоз, отару овец прихвати и веди ребят. Десяток коров уже там. Сено накошено. Дрова в наличии имеются. Откармливай будущих бойцов. Ну и присматривайся, кто на что годен. Если возникнут вопросы, обращайся к князю. Он поможет. С ним говорено.

И снова стелется под копыта коней степная трава. Только не та радующая глаз весенняя зелень, а пожухлая, кое-где вытоптанная почти до полного исчезновения. Мимо проплывали рощи, наполовину сбросившие свою жёлто-багряную листву. А сверху эту грустную картину поливает мелкий занудный дождик. Как там ослик Иа говорил? «Душераздирающее зрелище». Совсем не похожее на весеннее возвращение в Чернигов. Отчего же так настойчиво, так ярко проявляется ощущение дежавю? Помотал головой, словно застоявшийся жеребец, пытаясь избавиться от наваждения. И сразу вспомнились строчки из будущего, мною же и написанные:

 
Я помню со мною в пространстве
Во время иное, как блиц,
Плывут в ясновидящем трансе
Периоды действий и лиц.
И то, что со мной происходит,
Во времени было уже,
И цепкая память находит
Повтор на крутом вираже.
Но, выгнувшись в бешеном танце,
Замкнулось пространство на «я»,
 
 
Не дав ни единого шанса
Во времени встретить себя.
Лишь изредка только поманит
Знакомое всем дежавю,
Но снова обманет, как прежде, обманет,
Прошепчет: «Я здесь не живу.
Я там, где пространство и время
Единого целого суть,
Я там, где сознанье безмерно,
Где боги проложили путь.
Я эхо того, что не спето,
Я тень твоих прежних теней.
Я отблески тёмного света.
Я тьма самых ярких огней».
Прошепчет, поманит и бросит —
Такая вот, блин, дежавю,
А странное эхо в эфире разносит:
«Запомни, я здесь не живу».
 

О, стоило о дежавю вспомнить, заклинание в стихах прочитать, как сразу и дождь закончился. Может, в шаманы переквалифицироваться?

– Ратибор! – махнул рукой уже сотнику молодшей дружины. Растут люди. А вот мне придётся всю жизнь в князьях проходить. Никакой перспективы, понимаешь. – Разбирайте копья с повозок. Разомнёмся немного. Анда Ярух, ты как считаешь, не остаться ли нам здесь до утра? Смотри, какое хорошее место! Роща дубовая. Ручей. Холмы со всех сторон. Замечательная долина.

– Я так же считаю, анда Иван. Торопиться не надо. У вас, русов, есть хорошая поговорка: «Поспешишь – и люди хохотать будут», – выдал свою версию народной мудрости побратим.

Памятуя о том, что каждый солдат должен знать свой маневр, собрал вокруг себя всех дружинников.

– Вы привыкли пользоваться сулицами – короткими копьями для метаний. Это хорошее оружие. Но чтобы прорвать вражеский строй, его недостаточно. Нужен таранный удар. А для этого должен быть другой строй и другие, длинные копья. Вот мы с вами и займёмся перестроением с рассыпного строя в клин. Ратибор, люди, которым удобнее работать левой рукой, есть?

– Есть, как не быть? Почитай, каждый девятый.

– Все они должны быть на левом фланге.

Нарисовал схему построения. Ещё полчаса ушло на распределение в строю. И вот, пешие дружинники, рассыпавшись у основания долины, по сигналу начали стягиваться в какое-то подобие клинка. Очень даже неплохо для начала. Ещё пару раз отработали в пешем режиме и пересели на коней.

Толковые ребята в молодшей княжеской дружине. Впрочем, по-другому и быть не может. Ведь с детства готовили. Профессионалов растили.

Прошло три седмицы с того момента, как мы покинули Чернигов. Половецкое войско подходило к Къобане – так называлась сейчас река Кубань. Касоги, а вернее, их самое крупное племенное объединение – зикхи медленно отходили вглубь своей территории. Может, подыскивали удобное место для битвы, а может, в ожидании подкрепления. Но, наконец, настал час, когда противники решили померяться силой. Трудно сказать, чем руководствовались зикхские князья, выбирая позицию, но худшие условия для обороны вряд ли можно было найти на Кубанской равнине. Река здесь делала большую петлю, и расстояние в её горловине не превышало двух километров. Однако даже это расстояние их рать не перекрывала, давая возможность половцам выйти в тыл. Я рассматривал классическое, по этим временам, построение. В центре – пешие воины, по флангам – конница. Вся эта масса людей едва перекрывала половину расстояния между руслами Кубани.

Юрий Кончакович был опытным воеводой и хорошим тактиком. Он разделил своих всадников на три отряда. Один нависал над правым флангом зикхов, не давая их коннице тронуться с места. Второй стоял в центре вместе с моей дружиной. А третий закружил карусель на левом крыле, расстреливая из луков вражеских всадников. А когда те, не выдержав роя жалящих стрел, бросились вперёд, половцы, не приняв боя, стали отходить.

– Теперь вы с Ярухом, – хан вернулся ко мне, – берите моих латников, все семь сотен, и рассеките конницу зикхов, потом развернитесь и бейте их в тыл.

И восемьсот всадников, набирая скорость и стягиваясь в клин, на острие которого была моя сотня, понеслись от центра к левому флангу. Удар был страшным. Не успел опомниться, как ряды врагов закончились, а впереди лежала голая степь. Скачу по крутой дуге. Верный Ратибор рядом. И почему-то без копья. Потом замечаю, что и у меня в руке переломанное древко. Кричу Ратибору:

– Всех, у кого сохранились копья, в первые ряды.

Небольшая заминка – и мы обрушиваемся на противника сзади. Уже не клином, а широким, в сотню всадников, фронтом. А спереди ударили вернувшиеся половцы. Через полчаса всё было кончено. Небольшие группки зикхов, нахлёстывая коней, уходили в степь. От Юрия Кончаковича прискакал гонец. Мне с сотней и Яруху велено к нему быть. А командиру половцев приказано маячить в виду левого крыла вражеской пехоты. Но никаких действий не предпринимать.