Текст книги "Проект «Калевала»"

– Если мы победим сегодня, – начал Уоллес достаточно спокойным голосом, – То на следующую битву под этим знаменем пойдёт сам Эдуард! Попомните мои слова, друзья! – он оживился, – Мы обязаны победить! К бою!

***

Живее, болваны! Живее! – слышались крики командиров. Английская армия готовилась к бою.

Джон де Варрен, граф Суррей, главнокомандующий, был человеком необщительным и холодным, но среди воинов зарекомендовал себя как прекрасный командир. Бойцы не слишком любили и не боготворили его, но безмерно уважали, что для него самого было гораздо важнее. Пожилой граф разделял со своими воинами тяготы походной жизни, в битвах никогда не стоял в отдалении и принимал участие в рукопашных схватках. Его приказы не обсуждались и выполнялись чётко.

Он сражался с молодым королём Эдуардом в крестовом походе! Тогда король просто пленил его сердце воина своей силой и самоотверженностью. Граф Суррей готов был отдать жизнь за своего сюзерена, отдать десять жизней, сто, тысячу, если бы таковые у него имелись. Де Варрен обожал короля и был готов выполнить любой его приказ.

Он не любил карательные походы в покорённой Шотландии. Он был полководцем, а ремеслом его была война. Вырезать деревни с крестьянами де Варрену было не по душе. Но он даже не допускал мысли усомниться в королевском приказе. Если нужно было жечь простолюдинов для устрашения прочих, для предотвращения восстаний – он делал это! Он знал, что судьба короны, судьба королевства гораздо важнее, чем тысяча ничтожных жизней. Однако всё равно в глубине своей чопорной души понимал, что это, наверное, неправильно… Жалость? Граф Суррей не знал этого чувства, но порой ловил себя на мысли, что испытывает к безвинно убиенным нечто вроде жалости…

Сейчас он был рад, что наконец-то вышел на бой с настоящей армией, а не с кучкой голодных оборванцев. Это отвечало его рыцарским принципам чести. Он по праву относил себя к рыцарям и всю жизнь придерживался особых правил и кодексов, что было почти не свойственно иным английским дворянам, имеющим золото и титулы. Пусть прочие аристократы за спиной посмеивались над ним, граф старался не обращать на приводных дураков внимания. И со своими принципами дожил почти до семидесяти лет.

Однако сейчас радость близости грядущего сражения сменилась раздражением от того, что рядом присутствует Хью Крессингем. Де Варрен получил личный приказ от короля покончить с восстанием, но так как Крессингем был королевским наместником, граф был обязан подчиняться ему в отсутствии государя.

– Как собираетесь атаковать позиции этих дикарей, граф? – спросил Крессингем со свойственной ему надменностью.

– Переправлю авангард по мосту и выстрою для взятия лагеря врага на холме. Около трёх тысяч пехоты отошлю к броду, с ними тысячу лучников и тяжёлую конницу. Остальная часть пехоты будет находиться здесь и переправится на другой берег в случае необходимости, – граф Суррей говорил спокойно, стараясь не злиться на то, что Крессингем пытается лезть не в своё дело. Но если королевский наместник требовал отчёта, значит де Варрен этот отчёт должен был предоставить.

– Слишком много людей вы посылаете к броду, это лишнее! Верните тяжёлую конницу к мосту. После того как авангард завершит переправу, я лично возглавлю рыцарей и раздавлю это жалкое восстание!

– Ваша светлость! – жестким, но таким же спокойным и уверенным голосом продолжил де Варрен, – Обратите внимание на то, что часть пехоты противника покинула холм и отправилась в сторону брода. Я не хочу рисковать и буду стараться обеспечить безопасность каждому английскому отряду!

– Безопасность!? У вас армия или бабский двор!? Вы должны давить мятежников, как блох, а не думать о безопасности своих воинов!

– Ваша светлость, любой командир думает о безопасности своих воинов! А тем более, когда каждый воин – подданный короны Его Величества!

Граф надеялся, что эти слова вернут наместника с небес на землю, но тот не унимался.

– Зато я так не думаю! – де Варрена передёрнуло, – Мои войска будут давить это вонючее отребье и приносить славу короне! Подданный короны Его Величества не должен бояться погибнуть во славу королевства! – после фразы мои войска граф готов был кинуться на наместника и свернуть ему шею. Но сдержался.

– Сначала мы сомнём лагерь на холме, – продолжал ненавистный де Варрену голос, – А затем конница вернётся к броду и раздавит крыс, которые устроили там засаду, ваши же лучники поддержат наступление с другого берега. Оборванцы окажутся зажатыми с двух сторон. Де Варрен! – ухмыльнулся Крессингем, – Это же элементарно просто! Я удивляюсь, почему командир с таким опытом смеет вообще предполагать возможность какой-либо угрозы со стороны мятежной шайки!

Но именно военный опыт графа подсказывал ему благоразумные варианты. А бездарный лжеполководец портил всё на корню.

– Ваша светлость, напоминаю, что это – уже не мятежная шайка, а армия.

– Армия?! Ты сказал армия?! – наместник стал захлёбываться в собственном гневе, словно был весь начинён им, – Вот армия! – он указал на медленно выстраивающихся рядами английских бойцов, – Или ты ставишь своих же воинов в один ряд с ними? – он ткнул пальцем в сторону противоположного берега, – Нет, ты думаешь о другом! Ты хочешь сам стать героем подавления мятежа, а потом отчитаться об этом королю лично. Но напоминаю, что наместник здесь я!!! И мне не нужно выслушивать советы престарелого труса! Приказывай, как я сказал! Иначе волей, данной мне королём, я сегодня же буду судить тебя как ослушника, граф!

– Хорошо, Ваша светлость, – сухо проговорил де Варрен и, отвернувшись от Крессингема, зашагал к своим бойцам отдавать новые распоряжения, но в какой-то момент обернулся…

Наместник смотрел на противоположный берег. «Да уж… – подумал граф Суррей, – Подданный короля Эдуарда уже представляет, как его сюзерен одаривает своего вассала очередной долей почестей. Именно сэр Хью Крессингем должен сегодня в первых рядах взобраться на тот холм, где пока возвышаются знамёна мятежников. И победа окончательно утвердит его статус второго человека в государстве… Но раз так угодно Его Величеству, то мне предстоит лишь подчиниться!»

***

Дуглас и де Моррей увели свои отряды к броду. Уоллес остался один с полутора тысячами людей и собственными мыслями. Не было смысла приводить отряд в боевую готовность до начала переправы англичан. Шотландские воины отдыхали, расположившись на сырой земле. У войска Уоллеса не было достойного обмундирования и вооружения. Каждый пришёл сражаться за свою землю и был экипирован настолько хорошо, насколько мог себя сам обеспечить. Роберт Бойд и Томас де Морхам были дворянами, рыцарями. Ещё несколько мелких дворян без титула, как и сам Уоллес, могли себе позволить более или менее прочные мечи и латы. Остальные сражались в чём попало и чем попало…

Бойд и де Морхам активно спорили, тыча пальцами в сторону берега. Уоллес с грустной усмешкой вздохнул: «Пусть…» и не стал им ничего говорить. Ещё совсем молодые, на подбородках только-только пробились жидкие бороды. Но ведь они рыцари! И рыцари, настоящие не только по званию, но и по духу, знал Уоллес. Рыцари благородные… «Сейчас обсуждают тактику… Что ж, обсуждайте… Это лишнее, но вам об этом знать не следует. Уже скоро внизу у моста начнётся кровавая мясорубка… Там будет не до тактики… Ваша задача: быстро повести отряды вперёд… Всё! И быть в бою мужчинами, а не юношами…»

Уоллес разбил свои войска на три шилтрона⁹ по пятьсот человек. Его шилтрон встал чуть впереди, в авангарде, шилтроны Бойда и де Морхама сзади, разбившись на правый и левый фланги. Уильям дал приказ рыцарям перед сближением с противником раскрыться шире, ударив на англичан справа и слева, и тем самым увеличить площадь поля боя.

Бойцы ополчения, которым вскоре предстояло решить исход битвы, были угрюмы и сосредоточены. Ещё несколько часов назад, когда Уоллес, Дуглас и де Моррей совещались на вершине холма, в лагере можно было услышать шутки и задиристые песни. Сейчас же было явно не до них. Если кто-то и напевал себе под нос какую-то песню, то, скорее всего, она была грустной и очень сокровенной, где говорилось об оставленном доме, потерянных близких или несуществующем счастье. Все шотландцы сидели с непокрытыми головами, шлемы, а в большинстве просто железные или кожаные шапки, лежали рядом. Лишь немногие воины были одеты в стеганые куртки до колен, кольчуги имелись не более чем у двадцати-тридцати человек. Экипировка самых бедных воинов представляла собой шерстяное тряпьё, обмотанное вокруг голого тела, и прямой меч из самого скверного железа, вышедший из-под руки деревенского кузнеца. Единственным опознавательным знаком войска ополченцев был андреевский крест – две белые ленты, нашитые на одежду, обычно на груди, в области сердца. Уоллес оставил каждому шилтрону по полторы сотни длинных деревянных пик для воинов первых рядов. Остальные бойцы были вооружены мечами, топорами и кистенями. Почти тысячу пик Дуглас забрал с собой к броду.

Все конные воины ушли с де Морреем. Оставив лишь несколько лошадей для связи.

Люди Уоллеса ненавидели англичан как завоевателей и угнетателей. Но сейчас Уильям смотрел в их глаза и не находил там ненависти. «Это правильно…» – думал он, – «Ненависть почти вся осталась в городах и деревнях, которые ныне захвачены… А ведь ненависть так же слепа, как и любовь… Сейчас же нас ждёт долгожданный бой с грозным противником. И вести людей вперёд должен не слепой гнев, а жажда справедливости и свободы».

Сам Уильям всегда считал, что сражаться нужно за что-то, за конкретную цель, а не против чего-то. «Интересно тогда, а за что будут драться англичане?» – Уоллеса стали одолевать воспоминания. Он снова видел, как при осаде крепости Данди с группой товарищей атакует небольшой отряд противника. Первый удар, несомненно, смертельный, он наносит совсем юному воину. Тому едва ли было шестнадцать. Уильяму почему-то до сих пор вспоминается его умирающее лицо. Застывшее, изображающее удивление. Мальчик так и не понял, за что он умер. «А ещё он не осознавал, что был оккупантом, что причинял боль и зло другим людям. Был ли это его осознанный выбор? Он мог примкнуть к английской армии по нужде, а может быть, просто всю жизнь хотел стать воином. Что вряд ли. Воины, пусть даже самые юные, не должны удивляться случайной смерти. Скорее всего, его просто согнали в армию рекрутом и облачили в доспехи, так и не объяснив что к чему. И зачем вообще англичане вторглись в наши земли? Шотландия всегда была бедной и малонаселённой страной. Какую выгоду извлечёт английский король, покорив нас? Неужели столь сильно его самолюбие и жажда власти? Ради клочка голой земли он готов калечить судьбы людей и отнимать у них последнее. И ещё заставлять заниматься этим своих подданных! Интересно, а наступят ли времена, когда у человека будет выбор, браться за меч или просто мирно пахать свою землю? И стал бы я сам на путь воина, если бы не обстоятельства? Смог бы просто мирно возделывать землю, наслаждаясь свободой и покоем вместе со своей семьёй, детьми… Детьми! Мерион носила в себе моего ребёнка, когда была казнена проклятым шерифом…» – очередная волна пустой боли сотрясла нутро Уоллеса: «Как бы ни завершилась эта война, я никогда не исправлю главную ошибку своей жизни! Не верну свою женщину и нерождённого ребёнка».

– Но сделаешь большее!..

Уоллес поднял глаза. Перед ним стояла Мерион, такая же молодая, такая же красивая. Глядела на него своими проникновенными глазами…

– Ты здесь?.. Но как?.. – шептал он.

– Не могла же я тебя оставить перед боем! – Мерион склонилась к нему и тихо поцеловала в лоб.

– Скажи мне! Умоляю, скажи мне, что это не так!

– Конечно же, не так! Ты начал войну не из-за чувства мести, а из-за желания подарить своему народу счастье и свободу!

– Это – не оправдание, это правда! Верни мне судьба шанс, я бы защитил тебя!

– Всё хорошо, любовь моя… У тебя в жизни есть иное предназначение… А мы с тобой ещё встретимся…

– Спасибо тебе! Спасибо, любимая! Это всё, что я хотел услышать…

Призрак Мерион исчез. Уоллес встряхнул головой.

«Задремал? Или пригрезилось?»

Мерион часто являлась к нему в видениях, и он задавал ей один и тот же вопрос…

А на противоположному берегу произошли изменения. Воспоминания о Мерион вмиг исчезли.

Авангард примерно из четырёх тысяч воинов уже выстроился узкой колонной у моста и был готов начать переправу. Но неожиданно на дороге у небольшого перелеска показалась конница англичан. Уоллес поднялся на ноги. Всадники неслись довольно быстро, держа направление в сторону авангарда. Они всё более растягивались, а из-за деревьев появлялись новые и новые фигуры. Беглым взглядом их можно было насчитать уже более семи сотен.

«Де Варрен не повёл конницу через брод! Невероятно!!!» – нужно было срочно отправлять посыльного к своим товарищам.

– Малыш Том! – рявкнул Уоллес, – Быстро сюда!

– Да, сэр! – длинный худощавый мальчишка с конопатым лицом и рыжей кучерявой головой встал перед Уолессом. На секунду Уильям даже заметил внешнее сходство Тома и убитого им у стен Данди английского юноши, о котором недавно вспоминал.

– Бери самую быструю лошадь и быстро, быстро, насколько можешь, несись к сэру Эндрю! Передай следующее, слушай внимательно и не перепутай: вся или почти вся конница врага стоит у моста рядом с его авангардом! Пусть оценит ситуацию и действует по своему усмотрению!

Малыш Том всё это время кивал головой, а потом неуверенно добавил:

– С-с-сэр… Только Снежинка буквально сейчас подвернула ногу и скатилась с холма… И… сбила с ног Серогрива и Рыську… Теперь все трое хромают…

– Дьявол!!! – взревел Уоллес, – Почему не сообщил сразу???

– Я как раз шёл…

– …кто остался?

– Кривой Шон, Старина Эд…

– Бери Камненога и скачи живо!

– Как Камненога?.. Вашего коня?..

– Да, чёрт бы тебя подрал! Живо!

– Слушаюсь, сэр…

– Повтори, что должен передать!

– Вся или почти вся конница врага у моста рядом с авангардом! Пусть сэр Эндрю оценит положение и действует по своему усмотрению! – протараторил мальчишка.

– Абсолютно верно! – Уоллес понял, что был с парнем слишком груб. Конечно, не со зла, так сложились обстоятельства. Но преданный Том явно не заслужил подобного обращения. Потому Уоллес приобнял его, а после потеребил за курчавые рыжие волосы, – Ну, давай же, малыш! Скачи!

Том аккуратно запрыгнул на коня своего командира. Несомненно, честь для юнца! Уоллес пристально оглядел его: «Наверное, мальчишка уже представляет, как вечером у огня будет хвастать старшим товарищам о своём важном деле, которое он с честью выполнил. И о том, как сэр Уильям доверил ему для этого дела своего коня…»

– И поласковей с ним, – Уильям потрепал Камненога по гриве, так же, как только что потрепал парня, а потом с силой шлёпнул по ляжке, – Пошёл!!!

Камненог неторопливой рысью поскакал в сторону брода.

Тем временем английский авангард начал переправляться через мост. Как и предполагал Уоллес, воины шли узкой колонной, по три человека. Расстояние между тройками издалека можно было оценить ярдов в десять. Похоже, де Варрен тоже оценил ненадёжность моста. Граф-командующий не рисковал.

Уоллес дал сигнал своим воинам, чтобы они пока не вставали, но были готовы к атаке. Важно было как можно дольше путать противника. Первые английские пехотинцы уже пересекли мост и начали выполнять построение. Уильям внимательно уставился на переправу, пытался высчитать оптимальное время, чтобы поднимать своих бойцов. Он волновался как никогда, сердце бешено колотилось.

И вот англичан на шотландском берегу оказалось больше пяти сотен. Тогда Уоллес понял, что нужный момент наступил.

– Стро-о-ой! – прокричал он и развернулся к воинам.

Всего лишь за несколько секунд те нахлобучили шлемы и шапки, застегнули ремни на броне и выполнили построение в три отряда.

– Жители вольной Шотландии! – Уоллес начал своё обращение к войску, и самому ему казалось, что громовым голосом он сотрясает весь простор, – Эти поганые псы долго шатались по нашим землям и разоряли их! Они обращались с нами хуже, чем со скотом! Они считали и продолжают считать нас рабами! Но ведь ещё совсем недавно мы имели своё собственное государство. Мы были свободными! Перед вами захватчики, которые пришли сюда, чтобы отобрать у вас всё! Не жалейте их! И не бойтесь умереть в сегодняшнем бою, иначе мы потеряем надежду! Вперёд!!! За Шотландию!!!

– За Шот-лан-ди-ю!!! — подхватили сотни мужских глоток.

Уильям Уоллес повернулся лицом к противнику и выхватил из ножен меч.

– Свобода!!! – прокричал он и взмахом клинка повёл своих воинов на англичан.

– Сво-бо-да!!! – повторяли на бегу шотландцы.

Уильям устремился вперёд, увлекая за собой ополченцев. Он слышал сзади лишь топот и неистовые крики, но чувствовал рядом присутствие каждого бойца, чувствовал свой шилтрон, чувствовал Бойда и де Морхама, хоть отдалился от них уже чуть ли не на сотню ярдов, чувствовал, что где-то у брода с такими же горячими сердцами своего часа ждут де Моррей, Дуглас, друг детства Косматый Джон…

В передних рядах шилтронов находились самые крепкие и рослые бойцы, бежавшие с четырёхметровыми пиками, нацеленными на противника. Бежали с горы, направив пики вперёд, но не падали, держались на ногах ровно. Будто сама шотландская земля забыла о своей сырости и выступила на стороне родного народа.

Уже было видно, как первые ряды ещё не построившихся в боевые порядки англичан робко переглядываются… Растерялись! Явно не были готовы к такому повороту событий! Их командиры, сквайры и капитаны судорожно вопили приказы. «Занимать оборону, олухи! Встречайте врага!» Но воины спотыкались, мешкались, не понимали, где им нужно становиться. Уоллесу нравилось это зрелище… Он добавил скорости! Не терпелось наконец-то вклиниться в эти ряды опешившего противника… Шотландцы приближались с диким криком… До англичан оставалось лишь несколько ярдов…

* * *

Де Варрен стоял на соседнем берегу и пытался продолжать руководить переправой, которая становилась всё более хаотичной. Он подгонял воинов, чтобы те переходили мост быстрее, при этом пытался напомнить им о необходимости соблюдать дисциплину. Бесполезно! Его люди путались, а боевые порядки давно нарушились.

Наспех выстроенные бойцы авангарда выставили вперёд щиты и копья. Граф Суррей теперь наблюдал, как шилтрон Уоллеса приблизился к их позициям на тридцать ярдов и резко остановился. Два других шотландских шилтрона обходили англичан с левого и правого флангов. Тут первые ряды отряда Уоллеса расступились, и около ста лучников дали нежданный залп по ещё не построившимся бойцам авангарда де Варрена. Послышались крики боли, несколько десятков человек рухнуло наземь. Это произошло настолько стремительно, что англичане застыли в замешательстве, и шотландцы без всякого сопротивления дали второй залп. Граф пришёл в себя первым и что есть духу заорал на своих лучников:

– Лу-у-уки!!! Залп!!! Залп!!! Дождь из стрел!!!

А капитаны авангарда дали команду наступать. Но было поздно! С двух сторон на неприкрытые фланги англичан обрушились длинные пики двух крайних шилтронов шотландцев. Они буквально смяли подданных короны в огромную кучу-малу, всё плотнее и плотнее прижимая их друг к другу. Движения английских воинов стали скованными, те явно не понимали, куда должны двигаться. Далее началась бойня. Мятежники мечами и топорами хладнокровно рубили английские тела, не способные более защищаться.

Королевские лучники наконец-то выпустили первые стрелы. Но по зычной команде Уоллеса, которую де Варрен услышал даже с противоположного берега, щиты взметнулись над головами шотландцев. Часть стрел с клёкотом впилась в дерево. Остальные поразили спины воинов своей же армии.

Де Варрен понял бесполезность приказа и дал лучникам команду отбоя. Теперь он мог лишь безучастно смотреть на то, как остатки авангарда завершают переправу по мосту, ещё не зная, что тела воинов первых рядов обратились в кровавую кашу. Участь всех этих бойцов была предрешена…

– Что дальше?!!! – в истерике залепетал Крессингем.

– Отступать для перестроения! Во-ойско! Слушай мою команду! – графу Суррею уже было глубоко наплевать на мнение наместника.

– Отступать?! Чёртов безумец! Ты потерял почти треть войска и ещё хочешь отступить?

– Мы в ловушке!

– Мы не уйдём отсюда без победы!

– Но…

– Сэр Майкл!

– Да, Ваше сиятельство! – огромный и бесстрашный, но простодушный до тупости рыцарь, старший сын лорда Глостера и любимчик Крессингема, возник перед ними.

– Возглавляйте конницу! – обратился к рыцарю наместник, – Организуйте быструю переправу и сомните ряды врага! Не гнушайтесь топтать тела наших павших собратьев! Им уже ничем не помочь, а погибли они бесславно!

– Будет исполнено! – пробубнил густым басом Майкл Глостер и захлопнул забрало шлема.

– Но я приказываю!.. – пытался вмешаться де Варрен.

– Именем короля! Здесь приказываю Я! – оборвал Крессингем, – Глостер, выполнять!

– Слушаюсь, Ваше сиятельство! – сэр Майкл, всегда отличавшийся покорностью более чем умом, видимо, счёл безумный приказ Крессингема вполне адекватным и начал подготовку к стремительному рейду.

– Что же ты творишь, осёл безмозглый… – отрешённо прошипел де Варрен, но наместник его уже не слышал.

Крессингем просто не мог оценить катастрофическое положение своей армии и подписывал ей смертный приговор. А граф, в свою очередь, уже не мог остановить этого…

«Его не волнует судьба бойцов!» – понимал де Варрен, – «Важнее сохранить свой статус в глазах короля! Конечно, если Эдуард узнает, что мы положили треть войск, а повстанцы сохранили своих людей и спокойно ушли, то завидное положение Крессингем вмиг утратит… Теперь победа нужна ему любой ценой! А жертвы этой бойни он уже легко спишет на меня, Шестого графа Суррея! Таковой будет моя награда за верность…»

Единственное, что успел сделать де Варрен вопреки воле Крессингема – это отправить гонца к засадному отряду с приказом отступать, оставив лучников прикрывать брод.

Сэр Майкл во главе отряда пустил коня рысью и устремился к противоположному берегу, где люди Уоллеса довершали свою беспощадную резню. Грузные лошади, облачённые в металл, с такими же тяжёлыми всадниками помчались следом. Пролёты моста заплясали вместе с несущими конструкциями, но выдержали. Некоторые шотландцы подняли пики и выставили их перед самым мостом, перекрывая английской коннице дальнейший путь. Глостер на мощном жеребце в стальной броне ринулся через стену шотландских копий. Конь не испугался и проломился вперёд. Какой-то шотландский командир, вставший на его пути, просто отскочил в сторону… Тяжёлым молотом с металлическими набойками огромный английский рыцарь проломил головы нескольким воинам первых рядов, других же просто стал раскидывать в стороны, как щенков. Всадники хлынули в образовавшуюся воронку, пытаясь следовать примеру своего предводителя. Поглощённый же неистовой агонией рыцарь, похоже, уже не различал очертаний врагов впереди и лишь крушил всё наотмашь своим молотом. Шотландцы стали выкрикивать слова отчаянья, мол, никто не сможет остановить непобедимого всадника. Пара-тройка человек даже помчалась прочь…

Граф Суррей в какой-то момент подумал, что, возможно, не всё ещё потеряно, что шотландцы дрогнут…

…но в этот момент здоровенная туша Глостера, облачённая в сталь, выскочила из седла, чуть ли не перекувыркнувшись. Из глазной прорези в шлеме торчало копьё.

Де Варрену показалось, что даже он ощутил дрожь земли, когда поверженный рыцарь рухнул вниз.