Текст книги "Проект «Калевала»"

– Меня зовут Скотт.

– Меня Энн! – обида вмиг улетучилась.

– Куда ты едешь, Энн?

– В Фолкерк, к бабушке!

Скотт не знал, что ещё можно спросить, но вдруг девочка ошарашила его необычным вопросом:

– А ты веришь в единорогов?

– Э-э-э… – Скотт задумался. Ему очень хотелось сказать да. Действительно, ведь он постоянно только и мечтал, что о таинственном замке с драконом и единорогом. И почему сейчас запнулся, сам не знал. Видимо, решил быть честным с девочкой до конца. А если быть честным до конца, то получалось, что не верил. Мечтал, но не верил, – Наверное… Они есть! Просто прячутся… – в итоге Скотт просто глуповато пожал плечами.

– А я один раз видела единорога! – бодро заявил Энн.

– М-да? – Скотт попытался наиграть заинтересованность, – И где же?

– Как раз у бабушки дома! В Фолкерке! У бабушки есть большой сад! Не маленький внутренний двор, а большой настоящий сад! Там много деревьев и кустарников. И даже есть фонтан. Один раз, ночью, все в доме спали. А было полнолуние. А я одна не могла уснуть. И вдруг мне очень сильно захотелось выйти в сад… Я вышла, а у фонтана стоит он. Такой белый-белый… И грива прям светится. А в глазах, больших таких, луна отражается!

– Может, тебе всё это приснилось? – небрежно предположил Скотт. Он пытался говорить ненавязчиво, но девочке его позиция удовольствия явно не доставляла.

– Понятно… – Энн опять насупилась, – Ты мне не веришь!

– Ну почему же! – мужчина понял, что опять сказал глупость, – Верю. Просто мне кажется, что единороги просто так не придут к людям. Они существуют, но не здесь, где-то в другом мире. Ведь если бы они просто так разгуливали по нашим садам, то люди бы стали ловить их, охотиться на них. И единороги перевелись бы… – в это время объявили, что поезд прибывает к станции Камелон, Скотт лишь улыбнулся девочке, – Прости, Энн! Мне пора выходить!

– Всё-таки ты мне не веришь… – продолжала бурчать она. А Скотт ласково потрепал её по белой голове и выскочил в тамбур.

Остался небольшой осадок, что невольно обидел ребёнка.

Но сердце уже радостно заколотилось. Поезд затормозил около аккуратного ухоженного перрона. Скотт не мог дождаться момента, когда двери наконец-то откроются и он сделает первый шаг в своё забытое детство.

Он сошел на ухоженной станции, окружённой клумбами с летними цветами, маленький городок распахнулся перед ним. В груди точно укололо. Нежное и тёплое ностальгическое чувство стало разливаться по телу. А на глазах проступили крупные слёзы. Скотт их не стыдился.

«Почему же я раньше не испытывал подобного чувства?» – задал он вопрос сам себе. И тут же вспомнил, как давно не был в Камелоне. Шесть лет! Сколько всего поменялось за это время! Он смотрел на родные улочки, дома, деревья и узнавал их. Казалось, что даже узнавал человеческие лица. «Да-да, я же видел их почти каждый день, когда жил здесь», – восклицал про себя он. Одни постарели, другие повзрослели, так же, как повзрослел и постарел сам Скотт. Но оставался один нюанс. Вернувшийся скиталец узнавал почти всё и всех, но никто и ничто не узнавало его. Как на гостя смотрели на него не только люди, но и сам город. Камелон был для Скотта родным, но Скотт стал для Камелона чужим.

В этот день, проходя мимо зеркала на вокзале Бирмингема, он в очередной раз отметил, сколько в его внешности истинно шотландского: высокий рост, светло-рыжие волосы, такого же цвета щетина, грубая светлая кожа. А сейчас этот эпичный шотландец вспомнил себя мальчишкой, уезжавшим из родного города, конопатым, худым, неуверенным в себе. И вот мальчик вернулся мужчиной… «Но не поздно ли?»

Неспешными шагами где-то за полчаса Скотт дошёл до своего дома. Его родители иногда приезжали сюда. Не так часто, но порядок внутри и снаружи поддерживался. Траве и кустам в саду не давали разрастись, а в комнатах на мебели никогда не находилось места для пыли. Скотт некоторое время постоял у калитки дома, небрежно пролистав в голове очередную книгу воспоминаний. Но, не зайдя в дом даже для того, чтобы умыться и оставить вещи, он повернул в сторону Эндрю.

Рядом с уютной отреставрированной церковью Святого Джона было тихо и таинственно. Особых изменений за шесть прошедших лет Скотт не увидел, но в глаза бросалась новая черепица и невероятно большое количество цветов вдоль ограды и рядом с самой церковью. «Ну вот», – грустно ухмыльнулся он, невольно вспомнив садик Меган, – «Теперь ещё и садоводом стал. Только таким и делать невероятные открытия». Скотт нажал кнопку звонка на калитке, которая была заперта.

Отец Эндрю, в свои пятьдесят с лишним выглядевший невероятно хорошо, с радушной, но сдержанной улыбкой заковылял ко входу из церковной пристройки, являвшейся для него уютным домом. Скотт, ожидавший увидеть у друга вчерашние эмоции, заметил в его движениях напряжённость.

– Я очень рад… – сказал Эндрю тихо и как-то натянуто, но тут же обнял Скотта действительно искренне, так, как можно обнимать старого друга, которого давно не видел, – Проходи!

Сняв обувь и верхнюю одежду, затем умывшись, Скотт растянулся на старом диване напротив небольшого деревянного стола, который отец Эндрю смастерил сам.

– Заметь, сегодня я пунктуален, – улыбаясь, проговорил Скотт, – Ровно к обеду. А с радушным хозяином что-то случилось? Не знаю, куда пропало твоё вчерашнее безумное настроение, но, честно, сейчас меня занимает не это. Не помню, когда последний раз был таким голодным, а ты встречаешь меня пустым столом!

Священник усмехнулся. Тут же на столе появились свиная нарезка, копчёная утка, свежие ягоды, перемешанный с овощами жареный сыр. Стало ясно, что отец Эндрю всё же ждал Скотта и ждал именно к этому времени. Он не жаловал продукты из магазинов, покупал их только при необходимости, зато имел небольшой, но кормивший его с достатком, огород, получал съедобные подарки от соседей, а иногда рыбачил и даже охотился.

Поставив на стол последнюю тарелку, священник поймал взгляд гостя и скрылся на несколько минут. Скотт, конечно же, знал, где он пропадает в это время. Вернулся Эндрю с грязной запечатанной бутылкой в одной руке и небольшим бочонком в другой. Взгляды мужчин опять встретились, и Скотт своими глазами постарался передать похвалу и восхищение. Старый друг с годами не менялся. Несмотря на затворнический образ жизни, вкусно поесть и выпить отец Эндрю очень любил! В подвале его церкви хранились бочонки с элем и виски. После длительной выдержки виски разливался по бутылкам, а те запечатывались до наступления какого-либо важного события или дарились близким людям. Скотт разделял гастрономические слабости священника и буквально был влюблён в его волшебный подвал.

Пенный эль хлынул из бочонка в две массивные деревянные кружки. Друзья чокнулись и осушили их до дна. Скотт почувствовал приятную расслабленность в теле и принялся за еду. Священник медленно и аккуратно большим ножом срезал с бутылки пробку. Затем поднёс горлышко к своему носу и, закрыв глаза, медленно стал вбирать в себя запах. Завершив глубокий вдох, он одобрительно кивнул.

– Не удивлюсь, если этот виски старше тебя, – сказал Скотт.

– Не-е-ет, – потянул Эндрю, – Ты же знаешь, у меня только своё. Но это как раз самый первый розлив. Восемьдесят седьмой год!

– Мне не хватало своего хмельного подвала!

– Представь себе, что именно он стал косвенной причиной того, что мы сейчас встретились, – со странными нотками в голосе сказал священник, разливая виски в небольшие стеклянные стаканы.

– Ты нашёл одну из бутылок старого запаса и решил распить её со мной? – небрежно бросил Скотт.

– А почему нет? – уже с явным раздражением вставил Эндрю, – Скотт, ты хоть помнишь, когда был здесь в последний раз? Это же нелепо… Ты сегодня добрался сюда всего за два-три часа, а готовился к этому шесть лет. Так разве бутылка старого виски не тот повод, чтобы двое друзей наконец-то могли пообщаться? Если других поводов, как оказалось, нет!

– Повод… – согласился Скотт, пригубив виски и смакуя вкус на губах. При этом он был на сто процентов уверен, что причиной их сегодняшней встречи всё же стала не бутылка двадцативосьмилетнего виски, – Я знаю, что звучит глупо; но всё же, извини, мы могли бы действительно встречаться чаще.

– И правда, глупо, – согласился отец Эндрю. Он тоже отпил, – Знаешь, очень мягкий вкус, не ожидал…

– Не думай, что моё отношение к тебе как-то изменилось, – сказал Скотт, и это уже прозвучало как оправдание, – Ты для меня по-прежнему близкий друг, который мне очень много дал, который… воспитывал меня… – он сделал небольшую паузу, – Жизнь… Я сам не понимаю, чего хочу от неё. Семья, работа, быт – всё, как у всех. Это душит! И я рад, что ты вчера позвонил и дал мне повод для… ну, пусть будет, побега!

– Заметь, ты окончательно согласился с тем, что бутылка доброго виски – это повод для встречи, только сейчас!

Скотт только развёл руками.

– А если душит, то почему не бежал раньше? – продолжил отец Эндрю.

– Я насовсем! – Скотт резко изменил голос. Теперь он был дерзким и уверенным. – Я не вернусь к прошлой жизни. К дому, семье, работе. Понимаешь, я в пустоту падал! А твой голос мне вчера надежду подарил! Надежду, что можно жить по своим правилам: искать, стремиться, а не поддаваться событиям извне! Мне, конечно, крайне интересно, на пороге какого именно великого открытия стоим мы, – мы он особенно выделил, – Но даже если ты позвал меня выпить виски, я всё равно тебе благодарен! Друг! Ты опять повлиял на мою жизнь. Если ты не расскажешь о великом сегодня, я пойду искать великое завтра сам! Только потому, что ты мне внезапно открыл глаза.

– Брось, я не открывал глаза, это ты сам захотел, чтобы они открылись… Ты же знаешь, что мог ко мне в любое время… и без приглашения…

Священник замолк. Повисла тишина. Наконец он выдохнул:

– Но дело, и правда, далеко не в одной этой бутылке… – он держал её в руках и пристально разглядывал жидкость внутри, нарочно отводя взгляд от Скотта, – На самом деле у меня дилемма… Я уже обещал тебе, и после твоей реакции отказать не могу. Но и… Есть ещё кое-какие обстоятельства… Появились недавно… Я немного растерян…

Скотт весь день замечал в своём друге нервозность, но теперь отец Эндрю начал просто забываться и путаться в словах.

– Чёрт возьми! – выкрикнул Скотт, но тут же встретил упрекающий взгляд, – А, прости… – он вспомнил, что находится рядом с церковью и беседует со священником; немного помолчав, продолжил, – Так вот! Я тебя вижу таким впервые. Таким озабоченным, как вчера, и столь озадаченным, как сегодня. Честно, я не могу предположить, что случилось! Но если ты будешь что-то бубнить про себя, я думаю, что так ничего и не узнаю. Абсолютно ничего! А потому, расскажи мне всё и… мы… вместе… решим, как поступить лучше.

– Да, действительно! Прости! – священник встрепенулся, – Тогда слушай! – он опять выдержал паузу, – Я возился в погребе. Хотел его немного расширить, – он улыбнулся при этих словах, и Скотт улыбнулся тоже. – Разобрал кладку стены, стал копать и колоть землю и тут же наткнулся на ещё одну кладку! Я аккуратно очистил от земли всю стену. Сравнил камни кладок… Знаешь, вторая была положена совершенно в другое время, нежели фундамент: либо раньше, либо… позже. И это очень странно. Я восстанавливал церковь по кусочку, но не встречал предпосылок того, что здесь могут быть помещения, построенные в другие эпохи. Я острожно выбил несколько камней из новой кладки, и за ними оказалась пустота. Я стал всё больше укрепляться в мысли, что этот новый подвал – место тайное! И я не ошибся! Представь, там был небольшой полый короб, предполагаю, что изначально он закладывался как гробница, буквально метра полтора величиной во всех направлениях, а посредине небольшой сундук… Явно из далёких веков! Честно, хотел дождаться тебя и вскрыть замки вместе. Но не утерпел! Всё же взломал! Замки заржавели, но дерево вокруг подгнило. Просто сковырнул их ломом…

Опять воцарилось молчание.

– Не томи! – попросил Скотт.

– Внутри я нашёл кое-что… – отец Эндрю резко встал и вышел в соседнюю комнату. Хлопнула дверца шкафа. Меньше чем через минуту Эндрю вернулся с небольшим подносом. На нём лежал свиток, которого священник боялся даже слегка коснуться.

Скотт внимательно осмотрел реликвию. Старая, уже не жёлтая, а бесцветно-серая бумага была готова рассыпаться в прах от малейшего дуновения. Сгорая от волнения дрожащими пальцами Скотт расправил пергамент, видимо, пролежавший в свёрнутом состоянии много веков. К его радости свиток распрямился, совершенно не собираясь обращаться в тлен. На тёмном мутном фоне довольно хорошо читались не потерявшие цвет чёрные чернила. Глаза Скотта забегали по буквам. Мозг пытался активировать все знания, полученные за прошедшие годы, ныне позабытые. По почерку, аккуратно выведенным буквам было видно, что их автор – человек высокого рода и положения. Но к концу текста строчки начинали гулять, а символы теряли ровность. Человек явно торопился…

Скотт ещё раз вгляделся в письмо: «Гаэльский язык, причём довольно древнее наречие, около десяти веков назад». Отдельные слова были ему понятны, но остальные он или не помнил, или не знал. Скотт довольно быстро, но внимательно прошёлся по всему тексту и добрался до подписи: «Виллем Третий Смелый, Лорд Дуглас». Причём лорд подписался среднеевропейским производным своего имени – Виллем, а в тексте также присутствовало английское имя Уильям.

«Дуглас был сподвижником и боевым товарищем самого Уильяма Уоллеса, самого знаменитого национального героя Шотландии! Неужели в этом тексте лорд говорит о нём?!» – взгляд Скотта продолжал судорожно бегать по тексту. Теперь он выделил для себя ещё два легко переводимых слова: «Стерлинг» и «Фолкерк». Это были города, при которых состоялись две самые знаменитые битвы Уоллеса с англичанами. Первая стала его триумфом, вторая крахом. Сомнений не было, Дуглас писал о Уоллесе! «Но здесь не стоит дата… К моменту поражения Уоллеса при Фолкерке Дуглас уже скончался узником в Тауэре…» – сути текста молодой историк так и не мог разобрать, как бы ни напрягал мозг.

– Сдаюсь! – резко выдохнул Скотт и посмотрел в глаза священника, но тут же опустил взгляд. Стало стыдно. Человек, мечтавший посвятить свою жизнь истории, не смог расшифровать первую же загадку, встретившуюся на пути. Загадку, которая бы могла стать открытием из его мечты!

Скотт смотрел в пол, он знал, что Эндрю в этот момент направил свой взор на него, ухмыляясь и празднуя свою победу. Оставалось только вздыхать про себя: «Тот самый человек, который к великому никогда не стремился, замкнув свой мир на маленькой церквушке, случайно находит то, что другие не могут найти, посвятив поискам всю жизнь. Да ещё ко всему, он наверняка уже смог перевести то послание, которое я не смог расшифровать со своим образованием историка!»

– Победил, старый лис! – Скотт поднял глаза, – Сколько времени подряд я должен признавать себя неправым? – в голосе чувствовалось раздражение.

– Я и не пытался побеждать, это ты досрочно признаёшь своё поражение. А сдался ты, кстати, очень быстро. Скажу без язвительности – я разочарован! Скотт, ты ли это? Я могу просто поразиться, и поразиться с великой тоской в сердце образованию в современных в университетах. Чему вас учат?

– Я не могу прочитать и половины слов! Хотя до этого переводил со старого гаэльского без словарей!

– Интересно, что же ты переводил? Тексты из интернета? Скотт, если бы ты заезжал почаще в родной город, ты мог получать гораздо более полезные знания, – священник опять встал из-за стола и жестом позвал Скотта за собой.

Они прошли в комнату, откуда священник принёс свиток. Как и все помещения в доме Эндрю, она была обставлена просто, местами даже грубо, но со вкусом и колоритом. Хозяин открыл резные дверцы большого шкафа. Внутри, на полках аккуратно были сложены старинные книги.

– Собрал за два года, – указывая на них, сказал священник, – По окрестностям… не дальше чем за двадцать миль от Камелона. И теперь готов поспорить, в области языков старой Шотландии это собрание будет получше университетских библиотек Глазго, Лондона и Бирмингема!

– И Оксфорда, и Кембриджа в придачу, – добавил Скотт, – Тебе ещё не надоело удивлять меня сегодня?

Священник горько усмехнулся:

– Нет! Это только начало.

– Ну, хорошо, – Скотт говорил с улыбкой, но с улыбкой уже доброй, и с некоторым трепетом, – Я знаю: ты прекрасно перевёл содержимое этого свитка. Усмири уже моё любопытство и расскажи, о чём там говорится.

Эндрю же с каждой секундой становился всё более задумчивым и грустным. Услышав просьбу Скотта, он лишь скривил рот и отрицательно покачал головой.

– Нет?! Может быть, хочешь вручить мне все книги своей библиотеки и заставить переводить меня самого?

– Боюсь, это единственный выход…

Скотт ничего не понимал:

– Ты мне приготовил такое наказание? Не глупо ли? Мы всё-таки друзья. А ты начинаешь себя вести, как строгий учитель, решивший проучить непутёвого ученика…

– Я же говорю, боюсь, это единственный выход. А не наказание, – с тем же задумчивым спокойствием проговорил священник, – Дослушай лучше меня до конца.

– Извини, – тут Скотт понял, что здесь кроется что-то более серьёзное.

– Свиток я нашёл позавчера вечером, потратил на перевод полночи и вчерашний день. Когда я перевёл весь текст, я сразу же позвонил тебе и… в штаб-квартиру церкви Шотландии, там, в Эдинбурге на Джорж-стрит. Сам понимаешь, всё-таки данный вопрос частично должен находиться в её компетенции…

– Да, конечно.

– Секретарь сказал мне, что Эдинбургская пресвитерия в срочном порядке рассмотрит факт моей находки, и мне перезвонят. Но я не думал, что они подойдут к вопросу настолько серьёзно. Примерно за полчаса до твоего приезда мне позвонил модератор нашей церкви⁵. Он спросил, сделал ли я перевод, и насколько он может быть точным. Я сказал, что выполнил перевод дословно. Его тон из вежливого официального сделался жёстким и даже грубым: «Никому его не показывайте! Вы слышите? Дайте клятву!» Скотт! Дайте клятву! Как это понимать? Потом он сказал, что содержимое письма должно быть немедленно обсуждено на заседании парламента Шотландии. А также внепланово будет созвана генеральная ассамблея церкви!

– И ты удивляешься? Это нормально! Эндрю, ты в своей глуши забыл о суете мира. Конечно же, этот вопрос неотложный и важный! Пока не знаю, что там, но, видимо, ранее неизвестный факт о Уоллесе, а ни о ком другом там речь идти и не может, важен для всей Шотландии. Ну, вот ты и сделал открытие…

– Пока нет. В тексте свитка, в послании, я не увидел ничего такого, что требовало бы срочного созыва генеральной ассамблеи.

– Ещё вчера ты мне говорил, что мы… на пороге… великого открытия! – Скотт картинно делал в словах размеренные паузы.

– Я считал его великим для себя… и для тебя… Извини, если задеваю твои амбиции такими словами. То, что открытие может стать настолько масштабным, что будет рассматриваться на государственном уровне, я не предполагал.

– Эх! Не смог меня день подождать… Но что ты хочешь от меня сейчас? Чтобы я переводил текст по твоим книгам?

– Да. Я дал клятву. Значит, я её не нарушу. Я не покажу его никому. Но для себя я понял: его – это перевод. А не письмо на старогаэльском, – Эндрю протянул Скотту сложенный лист белой бумаги. Гость развернул его и увидел почти точную копию свитка. Буквы были выведены с такой же аккуратностью, как в оригинале, почерк почти не отличался, даже в конце, где буквы начинали нервно приплясывать.

– Есть ли смысл? Ты предоставишь свиток парламенту и ассамблее, а они уже подключат своих людей, – Скотт чувствовал себя расстроенным и ненужным: «Конечно же, именно я должен был заняться этой находкой! Житель Камелона, один из реконструкторов старой церквушки, историк со степенью магистра и настоящий патриот Шотландии. Но нет! Заниматься ей, скорее всего, будут посторонние люди! Мир несправедлив!»

– Наверняка ассамблея спросит моё мнение. Я могу порекомендовать тебя как профессионала, – приободрил его Эндрю.

– Ты только что увидел, какой из меня профессионал.

– Всё же я хочу, чтобы ты сделал перевод. Какой-то тайный смысл ускользнул от моих глаз, и я чувствую, что уже никогда его не узнаю.

– За свитком приедут?

– Да, сегодня. Модератор сказал, около восьми вечера.

Скотт посмотрел на часы:

– Успеем допить бутылку.

– Я подумал о том же!

Напрасно Скотт надеялся, что в процессе распития язык священника развяжется и он хотя бы своими словами опишет суть послания Виллема Смелого. Эндрю то молчал и нервно потирал руки, то на время забывался и пытался разговаривать со Скоттом об отвлечённых вещах; о том, что его не устраивает в семейной жизни, о том, почему работа не приносит ему удовлетворения и так далее. Но здесь уже Скотт шёл на разговор вяло, не хотел перетирать то, от чего убежал прошедшим утром. Внутри молодого человека боролись любопытство и апатия. Конечно же, ему было невероятно интересно узнать суть содержимого: «Какой факт о Уильяме Уоллесе может поставить на уши политическую и религиозную элиту Шотландии?» Но банальная человеческая лень со свойственной для себя тяжестью удерживала вторую чашу весов. Скотт с ужасом представлял шкаф с пожелтевшими книгами, которые нужно было перелистать, а может быть, и прочитать: «Все! И вряд ли хоть одна из них окажется словарём со старогаэльского на английский». Может быть, только сейчас Скотт по-настоящему осознал, насколько скучна профессия историка. «Действительно, получается, что быть историком – это не открывать сказочные замки с драконами и единорогами. Быть историком – это значит сидеть круглые сутки над пыльными книгами в поисках какого-то ранее неизвестного исторического события, описанного безымянным автором. И при этом непонятно вообще, происходило ли это событие на самом деле».

– А всё-таки возвращаться когда планируешь? – задал очередной вопрос Эндрю, и вдруг Скотта как ошпарило.

– Я же сказал, что насовсем! – чуть не вскрикнул он.

– Да, прости, подумал, что ты отказываешься…

– От чего? От перевода?

– От всего! – с какой-то несвойственной для себя жёсткостью отрезал Эндрю. Лень Скотта после этого моментально испарилась.

Снова вспомнив о тихом бирмингемском быте, молодой человек сказал самому себе: «И чего я боюсь? Я же приехал сюда насовсем и за другой жизнью. Может быть, этот свиток – подарок судьбы? Может быть, я открою что-то новое, причём открою это раньше официальной делегации!» Наверно, он не верил в это сам. Не верил, но знал, что у любого жизненного витка должно быть своё начало. Работа над переводом могла отвлечь его и на время заставить смотреть на мир по-новому. «А что будет дальше – покажет всё то же время! Сейчас же у меня есть неделя кропотливой работы! И нужно подойти к этому со всей серьёзностью».

– Поможешь донести книги до дома? – обратился он к Эндрю.

– Помогу, – согласился священник с почти ликующим выражением лица, – Давай прямо сейчас. Думаю, ассамблея может попросить предоставить источники перевода. Не хочу отдавать… Я эти книги десять лет собирал. Лучше сошлюсь на сомнительные ресурсы в интернете, а настоящие кладези знаний пока побудут под твоим присмотром.

Мужчины в два захода перенесли книги в дом Скотта, а затем вернулись к столу. Оставалась четверть бутылки.

– Как думаешь, текст свитка может опорочить Уоллеса или, наоборот, добавить славы его героическому образу? – говорить на отвлечённые темы у Скотта упорно не получалось.

– Я же говорил тебе, что не знаю! – с усталостью ответил Эндрю, – По мне, ничего не значащий факт. По их мнению, – священник ткнул пальцем в пустоту за спиной, – Значащий. Как я уже сказал, сам я вряд ли узнаю что-то новое. А вот ты не отставай!

– Не отстану! Завтра с самого утра сяду за перевод…

– Давай, давай… я верю…

Над столом нависло затянувшееся молчание.

– А! – вспомнив что-то важное, прервал тишину Эндрю и улыбнулся, – Хелен спрашивала про тебя!

– МакКинли?

– А ты знаешь здесь ещё какую-то Хелен?

– Она в городе?

– Да, представь себе, молодой девушке может быть интересно жить в Камелоне.

– Ты говорил, что она окончательно переехала в Эдинбург.

– А потом вернулась.

– А когда она спрашивала про меня?

– Вчера.

– Ни с того ни сего?

– Нет, конечно же! Мы встретились вечером после нашего с тобой разговора, и я не мог не рассказать последних новостей о тебе.

– Тогда так уж и говори: «Я рассказал Хелен МакКинли о твоём приезде!», а не: «Хелен про тебя спрашивала!»

– Просто она сильно заинтересовалась твоим приездом. Говорит, что очень бы хотела тебя видеть.

Скотт махнул рукой:

– Женщины!.. Сами не знают, чего хотят. Не вижу смысла встречаться. Я уже давно перегорел ей. Хотя… в Камелоне нельзя жить и не встречать знакомых на улице. Рано или поздно всё же увидимся. У неё кто-то есть?

– Ты же перегорел!

– Нет, просто ради интереса. Чтобы знать, чем может завершиться встреча.

– Насколько я знаю, здесь – никого.

– Это хорошо… Наверно…

Скотт бросил взгляд на часы на стене.

– Семь пятнадцать. Думаю, мне лучше пойти. Сильным мира сего явно не понравятся гости в твоём доме при их дотошном подходе.

– Верно!

– Позвони завтра, как освободишься!

– Обязательно!

– Друг, – Скотт положил руку на плечо священнику, – Я был очень рад увидеть тебя снова. Верю, нас ожидают интересные события! Прекрасные дни настали!

– Я тоже рад, – ответил Эндрю, и они обнялись, – Доброго вечера и спокойной ночи! Надеюсь, не в паб?

– Конечно, нет! Не собираюсь портить послевкусие. Лучше высплюсь!

Скотт вышел на улицу, захлопнув церковную калитку. Он не пошёл домой по прямой, а сделал небольшой круг. В теле и голове витала приятная пьяная расслабленность, при том что и тело, и голова всё ещё прекрасно слушались. В ноздри бил аромат июньских цветений: липы, вереска и чертополоха. Лёгкий ветерок также доносил с полей слабый запах скотины. Горные пейзажи сверкали изумрудной травой, а закат стал плавно перекрашиваться из светло-жёлтого в красный. Скотт чувствовал себя счастливым, и сейчас ему ничего другого не хотелось: ни думать о том, что будет завтра, ни вспоминать о том, что было вчера. Ему нравилось просто чувствовать себя счастливым здесь и сейчас, наслаждаться каждым мгновением этого вечера. Таким он дошёл до двери своего дома, скинул одежду и упал на диван, окружённый стопками древних книг.

Через полминуты он уже храпел.