Текст книги "Врата времени"

– Представляешь, Дима, сколько готовы заплатить правительства за подобный переход?

Быков напустил на себя скучающий вид и сказал:

– Не думаю. Ты развеял мои мечты, Тимур. Если прошлое, настоящее и будущее взаимосвязаны и существуют в одном цельном блоке, то, получается, все равно ничего невозможно изменить или переделать. Все уже сделано, все существует. Гитлера до прихода во власть не убить, Линкольна и Кеннеди от убийц не спасти. На кой черт такие путешествия военным и разведчикам?

– А вот не скажи. – Тимур вытер капли борща с подбородка хлебным мякишем, поднес ложку ко рту и испачкался снова. – Изменения как раз возможны. Только в комплексе. Поменяется сразу все там, здесь и там.

Иллюстрируя сказанное, он ткнул пальцем через плечо, потом себе в грудь и, наконец, указал куда-то вперед.

– По-твоему, существуют идиоты, готовые пойти на это? – спросил Быков.

– Почему нет? И почему обязательно идиоты? Что, если настоящее кого-то настолько не устраивает, что они готовы все перечеркнуть или даже стереть?

Борщ закончился. Быков отодвинул тарелку. Ему не терпелось выйти на свежий воздух.

– Мне пора, – сказал он.

– Посидел бы еще, – сказал Тимур.

Было видно, что эти слова произнесены из вежливости. Тимуру хотелось, чтобы гость ушел. Сильно хотелось.

– В другой раз, – сказал Быков. – Я дверь захлопну, не провожай.

– Ты надолго домой? – спросил Тимур, задержав его пятерню в своей.

Смысла врать не было, и все же Быков зачем-то соврал.

– Я вообще больше уезжать не собираюсь, – сказал он. – Надоело мотаться по свету. Дома лучше. Пора о семье подумать.

– Это правильно, – одобрил товарищ. – С семьей куда лучше, чем без нее. Никакого уюта, холодильник пустой, рожа небритая. – Он потер щеки. – Спасибо за заботу, Димка. Хорошо, что ты заглянул. Борщ был замечательный, просто объедение.

– Ты добавку бери, отъедайся, – крикнул Быков из прихожей. – Еще увидимся. Ленке привет.

По пути домой он попытался разобраться, чем была вызвана его тревога. Пожалуй, это было поведение Тимура. Он явно возбудился, услышав рассказ про генерала и профессора. И оживление его не было обычным любопытством. За ним крылось нечто иное. Быков, шагая по тротуару, оглянулся. Ему вдруг показалось, что за ним следят. Не стукнул ли Тимур «куда следует»? В памяти всплыли его слова: «Военные никого так просто не отпускают. До конца дней ты у них на крючке». Что-то в этом роде. И сказано это было со знанием дела, так, словно Тимур сам находился на крючке у спецслужб. Если это так, то Быков попал в поле зрения пресловутых рыцарей плаща и кинжала. Хорошо, что он не поделился своими планами об отъезде. Пусть предполагаемые шпики считают, что Быков действительно собрался отсиживаться дома. Тогда у него есть шанс улизнуть из страны незаметно, пока его не взяли в оборот.

«Сегодня, – решил он, поднявшись к себе. – Понятно, что от страха глаза велики, но мне все равно не сидится в четырех стенах. Привычка путешествовать берет свое. Махну-ка я в Австралию, которую так и не видел. Там будет что поснимать до начала экспедиции, к тому же ехать далеко не придется, когда Хофман свистнет всех наверх. Отплывем, должно быть, с Новой Гвинеи. Старик пока пункт сбора не назвал, ну и правильно. Хорошо, что я при Тимуре язык не распустил. Подозрительный он тип, хоть и друг детства».

Быков давно хотел побывать в Австралии – и сделать это, не будучи связанным никакими контрактными обязательствами, свободным и расслабленным. Страна эта – место удивительное, полное парадоксов и странных, ни на что не похожих вещей. Взять хотя бы то, что одна из самых молодых стран мира расположена на одном из древнейших материков. Или тот факт, что Австралия является единственным государством, которое занимает целый континент и не имеет сухопутных границ с соседями. Сравнимая по площади с Европой, она наиболее безлюдная часть света, где на один квадратный километр приходится менее трех человек. На бескрайних территориях обитают самые древние, почти не изменившиеся за миллионы лет звери, каких не встретишь больше нигде. Побережья опоясаны тропическими джунглями, в центре полыхают жаром пустыни, а у мысов на южной оконечности материка плещутся пингвины и тюлени, заплывающие из Антарктиды.

Войдя в квартиру, Быков принялся собираться. Стемнеть пока не успело, поэтому свет он не зажигал. Скорее всего, это была паранойя, но ему хотелось проделать все скрытно.

Поскольку Быков часто находился в разъездах, то сборы были делом привычным и не отняли много времени. Он не стал вызывать такси из квартиры, а сделал это не раньше, чем покинул двор и откатил чемодан подальше. Ноутбук и кофр с фотокамерами висели у него на плечах. Он нервничал и чувствовал себя большим, неуклюжим, привлекающим внимание.

Лишь в аэропорту, сдав багаж и пройдя контроль, он сумел перевести дух и расслабиться. Сидя в своем секторе, он вспомнил, что Австралию недаром прозвали не только Зеленым континентом, но и «Землей вверх тормашками». Ведь для нас, живущих в Северном полушарии, там все ходят вниз головами и множество вещей, привычных здесь, выглядят иначе. Диск луны, например, на котором «верх» и «низ» поменяны местами. А еще в Австралии наше лето официально называется зимой, а зима является летом.

«Удивительное место, – заключил Быков. – Значит, и события меня ждут удивительные».

Вверх тормашками

Остров Майклмас представляет собой песчаную отмель в Коралловом море, которое, в свою очередь, является довольно-таки условной частью Тихого океана между Австралией, Новой Гвинеей и Новой Каледонией. Остров совсем невелик. В самом широком месте он метров восемьдесят, в длину – меньше двухсот, Быков проверил это лично, включив шагомер на мобильнике. Во время отлива клочок суши увеличивался в два, если не три раза. Там, куда не достигали волны прилива, гнездились птицы. Коралловый песок был мелким, как пудра. Ходьба по нему доставляла физическое удовольствие. Порой Быкову чудилось, что он гуляет по затерянному острову во сне. В последние дни его часто преследовало ощущение нереальности окружающего мира. Он объяснял это свое странное, потустороннее состояние знакомством с бетелем и воздействием его на свою нервную систему.

Попробовать эту штуковину предложила его давняя подруга Камила Джамирдзе, с которой они когда-то искали песчаного дракона буньипа. Она была австралийкой, и он позвонил ей, как только приземлился в Кэрнсе. До этого они списались, и она сообщила, что находится совсем рядом на своей яхте, так что пусть Быков не останавливается в отеле, а проведет ночь у нее.

– Потом я отправляюсь в Дарвин, – предупредила она, – где выхожу замуж. Так что вряд ли у нас будет другая возможность вспомнить старые добрые времена.

– Я буду, – пообещал Быков.

Камила ему нравилась. Агатовые глазищи, черные как смоль волосы, ослепительно-белые зубы, полная, крепкая грудь, глянцевая кожа. Не красавица в полном смысле этого слова, но весьма привлекательная женщина лет сорока. Быков был рад, что она сохранила о нем добрые воспоминания и хочет с ним встретиться. В дополнение ко всем своим достоинствам, Камила свободно владела русским языком, а это облегчало общение. Когда долго говоришь по-английски, устаешь с непривычки. Приходится затрачивать усилия на обдумывание и построение фраз, а это держит в постоянном напряжении.

В жилах Камилы текла адыгейская кровь. В семидесятые годы прошлого века ее предки сбежали из СССР в Австралию. Там она и появилась на свет, но, поскольку все родичи жили вместе, переняла многие привычки, обычаи и язык, кстати русский, а не адыгейский. В десятилетнем возрасте ее сосватали за сына богатого соплеменника, однако, повзрослев, она вышла замуж за австралийца, чем навлекла на себя гнев всех родственников, включая самых близких. Родители не просто отреклись от нее, а прокляли. Возможно, это и послужило причиной гибели ее первого мужа и единственного ребенка. Овдовевшая и осиротевшая Камила превратилась в отшельницу. Яхта была ее убежищем, ее единственным пристанищем и источником заработка. Тогда ей повстречался Быков, пригласил в путешествие и спас от черной депрессии. За это она платила ему преданностью и не всегда только дружескими чувствами.

Прежняя яхта Камилы затонула, но новую она тоже окрестила «Амелией».

– Здесь все по-прежнему, – с удовольствием отметил Быков, поднявшись на борт. – Молодец, что восстановила яхту.

– Это прошлое, – сказала она, грустно улыбнувшись. – Которое всегда со мной. Тебе приготовить отдельную каюту? Или переночуешь со мной?

– Лучше отдельную, – произнес Быков, немного смутившись.

Она кивнула:

– Это хорошо. Правильно. Не хочется начинать семейную жизнь с измен и лжи.

– Вот и молодец, – сказал Быков. – Я не в обиде.

Камила благодарно улыбнулась. Люди могли бы посчитать их отношения странными, но они так не думали. Телесная близость имела значение, но она не была для них главным фактором. Им нравилось и просто общаться. Разговаривать. Смотреть друг на друга.

За ужином было выпито немало замечательного австралийского вина и рассказано множество увлекательных историй. Потом они устроились в шезлонгах на палубе под вечерним небом и Камила спросила:

– Зачем ты приехал, Дима? Куда направляешься?

– К папуасам, – ответил он. – Больше сказать не могу. Не моя тайна.

– К папуасам, гм. А не боишься? Они же дикие совсем.

Быков пожал плечами:

– Конечно, за такой короткий промежуток времени, как век или полвека, папуасы просто не в силах были перенять наши современные ценности. Но, возможно, это даже хорошо. У них аскетический быт, я думаю. По сути, им не нужны каменные дома, автомобили, инструменты, множество одежды, дорогие украшения, бесконечное разнообразие пищи, деньги и прочие вещи, без которых мы не в состоянии обходиться.

– Я знаю кое-что, без чего папуасы действительно жить не могут.

– И что же это такое?

– Дурман, – пояснила Камила. – Бетель. Но не тот, обычный, каким плюются во многих странах Азии.

– Погоди, – произнес Быков, морща лоб. – По-моему, бетель есть бетель и он везде одинаковый. Я прекрасно помню… Betle nuds – плод арековой пальмы, который жуется вместе с особым стручком мастарда, также растущего на пальме. И добавляется гашеная известь, чтобы лучше впитывалось в десны.

– Аборигены используют порошок, который получается при растирании особого вида ракушечника, – уточнила Камила. – Лайм называется.

– Пусть лайм. В общем, во рту все ингредиенты вступают в химическую реакцию со слюной и приобретают красный цвет. На кровь похоже. Через несколько минут непрерывного жевания смесь выплевывается. Глотать нельзя, а то разъест желудок, и тогда язва обеспечена. Что касается эффекта… – Быков пренебрежительно поморщился, пошевелив пальцами в воздухе. – Лично я предпочитаю пиво или что-нибудь покрепче. Бетель, конечно, стимулирует центральную нервную систему и дает легкий одурманивающий эффект, но это не для меня. Насколько я помню, это даже не считается наркотиком. Наверное, как крепкого кофе или чая напиться.

– Нет, – сказала Камила. – Настоящий бетель из Папуа – штука непростая. Хочешь попробовать?

Быков задумался, чего не произошло бы, будь он трезвым. Его энциклопедическая память позволяла ему обойтись без интернета. Он и так все помнил. Бетель – любимое развлечение австралийских аборигенов и народов, населяющих близлежащие острова. Его постоянно употребляют все поголовно – мужчины и женщины, старики и дети. Все необходимое для его жевания стоит гроши и продается на каждом углу или растет рядом с домом. Двигай челюстями и сплевывай, сколько душе угодно. Судя по тому, что аборигены жуют бетель с утра до вечера, их жизнь, должно быть, протекает, словно в тумане. От непрерывного жевания бетеля рты и зубы их всегда кроваво-красные, так что улыбки выглядят весьма зловеще. Создается впечатление, что они только что съели человека и плотоядно скалятся в твою сторону.

Наконец Быков решился.

– Яхту испортить не боишься, Камила? Я читал, что потом красные плевки не отмываются. В Новой Гвинее из-за этого жевание бетеля в общественных местах запрещено. Там повсюду таблички висят. И штрафуют.

– Нас не оштрафуют, Дима, – ответила она на это. – Мы не в Новой Гвинее и плевать куда попало не станем. Для этого есть море.

Она кивнула в сторону борта.

– Давай, – согласился Быков. – В этой жизни нужно все попробовать.

В его не вполне трезвую голову не пришла мысль о том, что аборигены, употребляющие бетель, не пьют перед этим вино, да еще в немалых количествах. Они придвинули шезлонги к борту и поставили между собой небольшой пластмассовый столик. Уже стемнело, и все небо искрилось от звезд. Яхта стояла на якоре в отдалении от других кораблей, никто не мог видеть, чем они занимаются. На столе перед ними лежал зеленый плод бетеля, напоминающий по виду крупный миндаль, обтянутый бархатистой кожицей. Камила принялась чистить его, чтобы вытащить сам орех. Она делала это зубами, не воспользовавшись лежавшим рядом ножом.

Быков понюхал пахучий мастард, потрогал белоснежный порошок в блюдечке.

– Слушай, – сказал он. – Это безобидно? Мы не наделаем глупостей?

– Наоборот, – заверила его Камила. – Я потому и предложила. После бетеля на глупости не потянет.

– Ну тогда давай, – сказал Быков, протянув руку за орехом, напоминающим по виду вареный желток куриного яйца.

– На вкус как жареный каштан, – определил он. – Только не сладковатый, а кислый. Аж скулы сводит. – Он прикоснулся к щеке. – Это от дубильных веществ, думаю.

– Возьми мастард. – Камила протянула ему пупырчатый стручок размером с сигарету и пахнущий лимоном. – Это чтобы во рту не вязало. Только в порошок макни. Он гасит кислоту… Ну что? Нравится?

Быков поморщился:

– Как будто древесную кору жуешь. С лимоном.

Несмотря на добавки, челюсти все равно сводило. Жевать приходилось через силу. Рот наполнился тягучей слюной.

– Сразу не плюй, – предупредила Камила, тоже откусывая кусок бетеля. – Пусть усвоится.

– И что потом?

– Увидишь.

– Подташнивает, – пожаловался Быков.

– Пройдет, – сказала Камила. – Терпи.

– Какая-то каша во рту. Я все-таки сплюну.

– Еще немного, Дима.

Быков притих. Бетель начал действовать. Ему стало жарко, к лицу прилила кровь, голова закружилась, тело обмякло, руки стали ватными. Все происходило как во сне, хотя сознание было совершенно ясным. Еще около минуты Быков жевал бетель, потом решил, что для первого раза хватит. Он встал, чтобы сплюнуть за борт. Но не тут-то было! Ноги и руки отказывались слушаться. Изо рта на грудь потекла красная жидкость. Быков был вынужден добираться до перил чуть ли не на карачках. К счастью, они были высокие и уберегли от падения в море. Упираясь грудью в перила, Быков принялся пускать слюну вниз. Борт покрылся красными потеками. Джинсы Быкова тоже не избежали этой участи.

Весь покрывшийся испариной, он с трудом повернул гудящую голову, чтобы посмотреть, как чувствует себя Камила. Изображение было мутным и перекошенным, как будто яхта сильно накренилась. Все было затянуто розоватой дымкой.

– Мне не нравится, – промямлил Быков. – Все как в тумане.

– Сейчас прояснится, – пообещала Камила, речь которой была невнятной из-за красной жвачки во рту. – Нужно волевое усилие.

– Какое?

– Любое. – Она встала и побрела к борту. – Волевое усилие, Дима. – Она сплюнула. – Попробуй, например, соединить указательные пальцы рук.

– С закрытыми глазами?

Она засмеялась:

– Хоть с закрытыми, хоть с открытыми. Все равно не получится. Тут главное, чтобы заставлять себя пересиливать сонливость. Тогда сработает.

– Я уже не хочу, – сказал Быков. – Я хочу очнуться.

– Ты и так в сознании. Своди пальцы.

– Не могу.

– Тогда похлопай в ладоши.

Он попытался. Получалось плохо. Координация движений была близка к нулю. Руки и ноги Быкова жили своей жизнью, без всякого согласования с остальным телом и головой. При всем при том что он находился в полном сознании и прекрасно понимал, что с ним творится, он не был прежним собой, да и окружающий мир стал совершенно иным.

После упражнений с пальцами и ладонями туманная пелена спала с глаз и он стал видеть яснее и четче, чем когда-либо в жизни. Эффект присутствия был невероятным. Как будто Быкова долго заставляли смотреть какой-то нудный черно-белый фильм сквозь толщу воды или дымовую завесу, а потом вдруг перенесли в кинозал со стереофоническим звуком и изображением. Каждая деталь обретала особый, волшебный смысл.

Быков хотел поделиться впечатлениями с Камилой, вот только сказать ничего не смог – язык не ворочался во рту. Он сделал усилие. Получилось протяжное:

– Да-а.

– Я говорила, что это особенный бетель, – сказала Камила. – Его можно найти только у папуасов в самых отдаленных, труднодоступных местах. Они не жуют бетель постоянно, как это делают жители городов и селений. Только во время важных обрядов и для совершения колдовства.

– Понимаю, – промямлил Быков, кое-как добравшийся до шезлонга и брякнувшийся на него.

Утром он проснулся на том же месте, в испачканной одежде и с обожженной полостью рта. Но самым неприятным было то, что после того вечера ему еще долго казалось, что он находится под воздействием бетеля и видит вокруг себя не настоящую жизнь, а галлюцинации, наподобие тех, которые преследовали его до утра. С Камилой он расстался холодно, пожелал ей удачного замужества и, не удержавшись, добавил:

– И совет на прощание. Выбрось эту дурь и никогда больше к ней не прикасайся. Жить нужно с ясной головой.

– Ты уверен, что она у тебя ясная? – спросила Камила.

– Да, – отрезал Быков, хотя на самом деле временами его посещали сомнения.

Так случилось и здесь, на острове. Не привиделся ли он? Не является ли плодом воображения?

Будь проклят этот бетель! Дьявольское зелье!

Выбравшись из палатки, Быков направился к краю голубой океанской глади. Два дня он пребывал на острове в полном одиночестве, для чего и преодолел шестьдесят километров, отделяющих это райское место от материка. Яхта, доставившая его сюда, бросила якорь на подветренной стороне, после чего Быкову было предложено преодолеть оставшееся расстояние на шлюпке. Как объяснил капитан, частным суднам запрещено подходить к острову ближе чем на пятьсот футов. Быков прибыл сюда не для того, чтобы насладиться жизнью Робинзона, а для подводных съемок. Островок являлся частью знаменитого Барьерного рифа, с его бесподобными подводными пейзажами. Снаряжение было взято напрокат. Всякий раз, когда Быков брал загубник акваланга в рот, его коробило от брезгливости, сколько бы он ни обрабатывал дыхательную трубку всевозможными дезинфицирующими средствами.

Правда, о таких мелочах забываешь, как только погружаешься в удивительный неземной мир, где вокруг тебя порхают разноцветными попугайчиками рыбешки, на дне ворочается какая-нибудь двухметровая камбала, а навстречу тебе вальяжно выплывает черепаха, размахивающая ластами, как крыльями. Никакие фотографии и видеоролики не способны передать красоту коралловых зарослей, этого царства безмолвия, ярких красок и солнца. На глубине десяти метров кораллы представляют собой совершенно фантастическое зрелище, глядя на которое думаешь, что радуга слишком бедна красками, чтобы соперничать с этим богатством оттенков. Сколько же разных существ обитает в этих окаменевших зарослях, сколько тут жизни и движения! После плавания здесь тропические джунгли покажутся вам безжизненными, как кладбище…

А вот хищников, представляющих угрозу для человека, под водой намного меньше. Если отбросить акул, барракуд, осьминогов и электрических скатов, то фактически останутся только медузы. Быков повидал их здесь превеликое множество: и круглых, и плоских, как тарелки, в форме дирижабля и клубка спутанных щупалец, похожих на нечто вроде гривы. Кто бы мог подумать, что к числу самых опасных относятся кусачие крошки, прозванные морскими осами.

По пути на остров владелец яхты предупредил, что именно их следует остерегаться больше всего.

– Трудно поверить, что эти маленькие комочки слизи на самом деле настоящие убийцы, – сказал он. – Вот только встреча с ними едва ли не опаснее, чем с акулой. Яд морской осы настолько силен, что при попадании в кровь способен за несколько минут остановить сердце. Их в наших водах полно. На пляжах Австралии от их укусов погибает как минимум один человек в год.

Поначалу Быков постоянно озирался и всматривался в воду вокруг, отыскивая проклятых ос. Однако это отравляло все удовольствие от дайвинга. Быков спросил себя: а сколько, к примеру, людей тонут от судорог или каких-либо приступов? Он сверился с интернетом, ужаснулся статистике и понял, что вероятность столкнуться со смертоносной медузой ничтожно мала. Это его успокоило. Быков перестал вести себя в воде с опаской, и ощущение безоблачного счастья к нему вернулось.

Он плавал часто, практически с утра до вечера, выбираясь на сушу лишь для того, чтобы отдохнуть, поесть и заправить акваланг. На плоском острове заняться было решительно нечем. Там не было ни деревца, ни кустика, а солнце палило, несмотря на то, что по австралийским меркам была лишь середина весны. Кроме того, досаждал гвалт, устраиваемый ежедневно всевозможными птицами, от мелких морских ласточек до бакланов. Чаек было на острове столько, что, когда они садились отдыхать, берег казался покрытым снегом. При восточном ветре запах разогретого птичьего помета становился просто невыносимым, и тогда, хочешь не хочешь, приходилось снова надевать ласты и лезть в воду.

Пребывание на необитаемом острове затянулось. Хотелось поскорее выбраться отсюда и приступить к поискам входа в туннель времени вместе с профессором Хофманом. Быков также соскучился по обществу его племянницы. Она позвонила ему на днях и так дотошно выясняла, где именно он находится и как к нему добраться, что зародила в нем надежду на свой скорый и неожиданный приезд. Однако Маричка так и не появилась, а перезванивать ей Быков постеснялся. Их связывала парочка приключений, но не более того. Маричка молодая девушка, которой совершенно незачем скрашивать одиночество мужчины почти вдвое старше себя. К тому же это могло очень не понравиться ее дяде. И тогда прощай, экспедиция? Только не это! Не родилась еще на свете женщина, которая заменила бы Быкову приключения и путешествия по миру.

Приближаясь к берегу, он задержался, чтобы пофотографировать неуклюжих пятнисто-серых птенцов крачек, сушивших пушок на солнце. Мамаша терпела присутствие человека недолго. Дала ему сделать несколько снимков и кинулась прогонять, пронзительно вскрикивая и размахивая крыльями.

– Ладно, ладно, – пробормотал Быков. – Уже ухожу.

Он оставил фотоаппарат на берегу, взял с собой подводную камеру и стал заходить в океан, пятясь, чтобы не цепляться ластами за мелкую волну.

Прибрежные воды приняли его в свои ласковые объятия. Энергично работая ногами, Быков устремился в открытое море. Сегодня он решил выплыть за рифовый барьер, чтобы посмотреть, что делается с другой стороны. Инстинкт самосохранения твердил, что не стоит делать этого, чтобы не столкнуться с рыскающими в океане акулами, однако часто ли мы прислушиваемся к своему внутреннему голосу, уговаривающему нас не искать приключений на свою голову и ту часть нашего тела, которая зачастую заменяет нам голову? Быков не был исключением.

Добравшись до кораллового рифа, он некоторое время плыл вдоль, ища наиболее удобное место для пересечения. Отыскав зазор, где не было риска порезаться при набеге волны, Быков вытянулся в струнку и заработал ластами.

Вода снаружи была значительно холодней. Он понял, что долго здесь не пробудет, и внутренне обрадовался этому. Получалось, что он все же осуществил задуманное, пересилив инстинкт самосохранения, и при этом не подвергал себя чрезмерной опасности.

Едва эта мысль успела вспыхнуть и погаснуть в голове, как из глубокого сумрака бездны медленно всплыло какое-то исполинское чудовище. Быкову оно показалось размером с автобус. Рассмотрев приплющенную башку создания и четкие белые пятна на черной шкуре с косым спинным плавником, он понял, что видит перед собой китовую акулу длиной примерно метров восемь или даже больше. Пятнистая окраска смахивала на камуфляжный костюм. Брюхо ее было значительно светлее спины, что придавало ей нарядный и изящный облик. Она двигалась с легкостью, несопоставимой со своими размерами и весом, который наверняка был никак не меньше семи тонн.

Быков, сам не зная зачем, поводил перед собой ладонью в приветственном жесте. Ему было известно, что китовые акулы никогда не нападают на людей. Хотя она находилась всего в нескольких метрах, подталкивая себя вперед ленивыми взмахами хвоста, он не сделал ни малейшей попытки отклониться. Наоборот, включив фотокамеру, Быков принялся снимать обращенную к нему круглую пасть размером с канализационный люк. В эту черную дыру попадали креветки, мелкие рыбешки и планктон – основная пища китовой акулы. Вся ее жизнь была сплошным процессом насыщения. Столь огромная туша требовала все новых и новых порций еды. Она жрала и жрала без остановки. Оставалось только порадоваться, что человека природа устроила иначе.

Или все же не природа, вернее, не без руководства свыше?

Плохо верилось, что столь совершенное существо появилось произвольно, в результате беспорядочных трансформаций, спариваний и мутаций.

Чтобы лучше разглядеть человека, болтающегося у нее перед носом, акула повернулась к нему боком. Быков увидел, что живот у нее сильно раздут: то ли она ожидала потомство, то ли желудок у нее был до отказа набит пищей. Он понятия не имел, как определить пол плывущей рядом особи, поэтому ограничился тем, что двинулся параллельным курсом.

Вильнув хвостом, акула изменила направление, чтобы отдалиться от назойливого человека. При этом морда ее сохраняла абсолютное безразличие. Снимая ее, Быков подумал, что рыбы, должно быть, лишены большинства известных нам эмоций. Не удивляются, не радуются, не испытывают тревоги, не умиляются при виде своих детенышей. Как же бедна, как пуста их жизнь! Или отсутствие чувств – благо? У акулы не бывает счастливых моментов, да, но и трагедии ей незнакомы.

Повинуясь неосознанному импульсу, Быков несколько раз взмахнул ластами и, приблизившись к пятнистой туше вплотную, коснулся ее свободной рукой. Акула не замедлила и не ускорила своего движения. Можно было подумать, что она прислушивается к своим ощущениям от прикосновения и оно доставляет ей какое-то смутное удовольствие. Что касается Быкова, то он откровенно наслаждался ситуацией. Плыть вплотную к этому таинственному гиганту, бороздящему моря в гордом одиночестве, было приятно. Благодаря ладони, лежащей на пятнистой шкуре, Быков словно бы соприкасался с живой и древней природой.

Акула начала постепенно уходить на глубину, где клубилась густая темно-синяя мгла. Быков не отставал. Во время занятий подводной археологией он привык к давлению и научился не бояться океанской пучины, над которой парил. Акула подвигала хвостом, и Быков понял, что начинает отставать. Тогда он вовсю заработал ластами, нагнал величественную спутницу и схватился за ее шероховатый боковой плавник.

Теперь он мог не выбиваться из сил, чтобы выдерживать заданную скорость, но вместе с тем погружение было слишком быстрым. Каждую секунду Быков говорил себе, что пора остановиться, однако какой-то упрямый бес внутри него не позволял сделать этого. Акула уходила на глубину, и он вместе с ней. Впечатление было такое, что он превратился в воздушный шарик, увлекаемый локомотивом.

Когда давление стало предельным, Быков наконец убрал руку. Он остался висеть в синем тумане, провожая взглядом темную громадину, постепенно растворяющуюся в глубине.

Всплытие заняло больше времени, чем он рассчитывал. Увлекшись, он опустился слишком глубоко. Безрассудство! Мальчишество! И снимки никудышные получились, даже в Сети выставлять стыдно. В общем, поплавал. Остался почти без кислородной смеси, да еще в добром километре от кораллового рифа. Ничего себе!

Сдвинув маску на голову и выплюнув бесполезный шланг, Быков поплыл по поверхности. Акваланг был пластиковый, но с металлическими накладками, чтобы не препятствовать погружениям, так что вес его на спине ощущался и мешал движениям. Очень скоро Быков начал выбиваться из сил. В придачу он обнаружил, что из носа у него идет кровь. Видимо, сосуды лопнули от резкого перепада давления. Нехорошо. На запах крови могут собраться акулы помельче, но зато куда более прожорливые. Не чурающиеся, так сказать, человечинки.

Расхожая теория о материальности мысли нашла свое подтверждение всего несколько мгновений спустя, когда Быков увидел под собой две темные тени. Это были акулы, ведущие себя примерно так, как голодные бродячие собаки, повстречавшие одинокого путника. Еще не нападали откровенно, но делали обманные броски и угрожающие движения, норовя приблизиться к Быкову вплотную.

Сказать, что это ему не понравилось, значит, ничего не сказать. За свою жизнь, богатую приключениями, он неоднократно сталкивался с акулами и ни одна из этих встреч не оставила приятных воспоминаний. Надвинув маску на лицо, Быков опустил голову, чтобы следить за двумя проворными тварями, выписывающими кренделя в опасной близости от его конечностей. Они были относительно невелики – примерно полутораметровые в длину, но размаха пастей и остроты зубов хватало, чтобы отхватить ногу или руку с первого раза.

Памятуя правила поведения пловцов при встрече с акулами, Быков издал угрожающий вопль с плотно сжатыми губами, а потом пустил россыпь пузырей, которые, как утверждают инструкции, способны отпугнуть хищниц. Ничего подобного не произошло. Акулы продолжали увиваться рядом, сталкиваясь и меняясь местами. То ли они давно ничего не ели, то ли их раздражало присутствие человека в их владениях.

Быков поднял голову, проверяя, как далеко осталось до пенистой полосы, обозначавшей линию рифов. Конечно, акулы вполне могли погнаться за Быковым и дальше. Не факт, что в лагуне к ним не присоединятся другие хищницы, которые наверняка уже спешат к месту потенциальной кормежки. Эти твари всегда собираются стаями, чтобы рвать жертву со всех сторон… а потом и друг дружку, если жратвы на всех не хватит.

Плыть оставалось никак не меньше четырехсот метров, что было довольно приличной дистанцией, даже при наличии ластов на ногах. Кроме того, акваланг словно бы наливался свинцом и не позволял плыть во всю силу. Недолго думая, Быков нырнул и, вертясь в окружении зубастых хищниц, стащил ремни с плеч. Теперь обе руки его были заняты – фотоаппаратом и баллоном, но он не спешил избавляться от лишнего груза. Аквалангом следовало распорядиться иначе. Быков уже знал как.