Текст книги "Мне жаль тебя, герцог!"

19
Черное домино

При жизни Анны Иоанновны Бирон, будучи страстным игроком, проводил вечера за картами. Теперь, когда тело императрицы стояло еще во дворце, где жил Бирон, ему предаваться карточной игре было неудобно, и он обыкновенно в послеобеденное время приглашал к себе того или иного сановника под предлогом обсуждения важных государственных дел. Между тем это делалось по другим поводам: он подозревал кого-нибудь, и ему хотелось убедиться в личных разговорах, что против него никто не злоумышляет.

После своего разговора с Остерманом и Минихом о том, что они, как немцы, должны поддерживать друг друга, Бирон верил им больше других, так как рассчитывал, что слишком красноречиво им доказал их собственную выгоду в том, чтобы они держались его. Но все-таки Миних чаще других приглашался герцогом к обеду и вечером.

Раз, после одного из таких обедов, Миних вышел из дворца, укутанный в свой суконный военный плащ, и, ежась от волны холода и пронизывающего ветра, вскочил на опущенную гайдуком подножку и сел в карету. Гайдук захлопнул дверцу, быстро поднял подножку, крикнул кучеру: «Пошел!» – и вскочил на запятки. Тут только Миних почувствовал, что он в карете не один и что рядом с ним сидит еще кто-то.

– Кто тут? – быстро спросил он и нагнулся к окну, чтобы опустить стекло и, очевидно, остановить карету.

– Неужели фельдмаршал Миних боится женщины? – прозвучал рядом с ним красивый, звонкий голос.

Миних обернулся. Как раз в этот момент свет, упавший из большого зеркального окна дворца, осветил внутренность кареты, и Миних увидел закутанную в черное домино женскую фигуру с черной маской на лице.

– Я ничего и никого не боюсь! – сказал он. – Но только к чему этот маскарад?

– Под маской удобнее разговаривать, – спокойно ответили ему. – То, что скажешь под маской, никак нельзя сказать просто, а потом, может быть, я вовсе и не красива!

– Вот этого я не думаю! – проговорил Миних, которому голос маски успел уже понравиться, и его воображение, довольно тонкое несмотря на зрелые года, нарисовало ему привлекательный женский облик. – Ты мне вот что скажи, маска, – продолжал он, – ты мне друг или враг?

– Я думаю, Миних привык встречать врагов на поле сражения, а не у себя в карете, да еще в черном домино!

– А как ты решилась одеть это домино? – спросил он. – Ведь теперь по случаю смерти императрицы всякие маскарады запрещены?

– Уж будто всякие?

– Однако, такой указ издан.

– Тогда что же не исполняется этот указ в самом дворце?

– В самом дворце? Но кто же там рядится?

– Рядятся там все, и все носят личину! Герцог Бирон первый!

– Герцог Бирон?

– Конечно! Он носит личину дружбы к тебе, когда на самом деле…

– Молчи, маска! Это – не твоего ума дело!

– Почем же ты знаешь, каков мой ум, если и лица моего не видишь?

– Во всяком случае, если у тебя и есть ум, то он слишком дерзок.

– Для того чтобы говорить правду, нужно быть дерзкой! Вот ты только смел и отважен, но не дерзок, и потому даже самому себе не решаешься сказать правду.

– Постой! Какую правду?

– Да то, что ведь герцог Бирон – только тень твоя; ведь твоими победами воспользовался он, ведь власть, которая в его руках теперь, по праву должна принадлежать тебе! Ты сильнее и честнее всех, а должен кланяться какому-то выходцу из конюшни!

– Погоди, маска! Ты, кажется, хочешь втянуть меня в заговор?

– Разве так поступают заговорщики? Нет, я веду просто с тобой маскарадный разговор, мне захотелось поинтриговать тебя, потому что все, что я о тебе знаю, правится мне! В маскараде я с тобой встретиться не могла, потому что, ты сам сказал, маскарады запрещены, и вот я решилась сесть в твою карету. Впрочем, может быть, меня и на самом деле нет, а это только тебе кажется, что я тут, возле тебя?

– Но ведь я явно слышу твой голос!

– Это, может быть, – голос твоих желаний и стремлений, голос тайника твоей души?

– Ну а что если я, чтобы убедиться, что ты существуешь, отвезу тебя сейчас в кордегардию и велю там снять с тебя маску, чтобы посмотреть, кто ты такая?

– Ты шутишь, конечно? Миних не может так поступить с женщиной, которая доверилась ему.

– Хорошо! – сказал Миних. – Подай мне все-таки свою руку.

Она исполнила его желание. Ручка была маленькая, затянутая в черную перчатку.

– Кто бы ты ни была, – произнес после некоторого молчания Миних, – но ты очень искусна в разговоре!

– К сожалению, только в маскарадном разговоре, а я хотела бы, чтобы ты серьезно подумал о том, что я говорила тебе.

– Если мне отнестись серьезно к тому, что ты мне говорила, то я по закону должен буду сообщить по крайней мере в Тайную канцелярию.

– И, полно! Что я сказала такого особенного? Что ты велик своими победами? Но это всем известно и без меня; ведь у тебя дома на стене висит ковер, на котором сделана надпись: «Тот истинно велик, кто похож на Миниха!»

– Ты бывала у меня в доме?

– Может быть и была!

В это время карета остановилась у ворот миниховского дома.

– Мы, кажется, приехали? – сказал Миних. – Может быть, ты, маска, хочешь войти?

– О нет! Этого я не хочу! – рассмеялась она. – А вот что, вели-ка карете проехать еще хоть на Невскую першпективу до Фонтанной и назад.

– Зачем это?

– Я не успела сказать тебе еще все, что нужно. Да неужели тебе так со мной скучно, что ты не хочешь исполнить мою просьбу?

– Пошел по Невской першпективе до Фонтанной и назад! – приказал Миних в распахнувшуюся дверь гайдуку.

Дверца в тот же миг захлопнулась, гайдук крикнул кучеру, и карета снова покатилась.

20
Вот так делаются дела

– Вот что, фельдмаршал Миних! – сказала Миниху маска, как только карета отъехала от его дома. – Мы сидим теперь в карете, которая обита стеганым штофом, и окна у нее подняты; никто не услышит нас – даже гайдуки, стоящие на запятках, потому, что кроме всего, наши слова заглушаются еще и стуком колес. Донести на тебя я не могу, потому что, во-первых, сама должна бы донести на себя самое; а во-вторых, никто бы мне не поверил, что я очутилась у тебя в карете и каталась с тобой. Поэтому мы можем разговаривать свободно, и ты меня слушай без стеснения. Ты – слишком предприимчивый человек, чтобы оставаться бездеятельным, когда тебя обижают.

– Разве меня обижают? – усмехнулся Миних.

– А разве нет? – воскликнула она. – Разве не обида то, что делают с тобой? Тебе отказали в герцогстве Украинском, тогда как Бирона сделали герцогом Курляндским. Ты по праву желаешь быть главнокомандующим войсками, которые ты водил в бои, а тебе в этом отказывают и отвечают тем, что дают тебе место чуть ли не камеристки принцессы Анны Леопольдовны!

– Ну довольно! Будет об этом! – остановил ее Миних.

– Хорошо! Об этом я не буду говорить, потому что все это ты и без моих слов отлично чувствуешь. Ты только не знаешь, как начать, но действовать ты готов!

– Почему ты это знаешь?

– Потому, что иначе ты не был бы Минихом!

– А кто мне поручится, что ты – не подосланная ко мне шпионка?

– Кем подосланная? Ведь только герцог мог подослать меня; но зачем ему это делать, когда он и без этого знает, что ты – его враг?

– Откуда же он может знать это?

– Он знает это оттого, что вы слишком непохожи друг на друга. Такой человек, как Миних, не может не быть врагом такого человека, как Бирон, и герцог чувствует это. Но я понимаю, что тебе трудно начать, что ты не знаешь, как приступить к этому делу. Ну так начнут другие, помимо тебя, а ты пользуйся обстоятельствами, хотя, конечно, если бы ты захотел, ты бы мог помочь. Ведь вся суть теперь в принцессе Анне Леопольдовне; надо, чтобы она получила смелость и решительность действовать, важен первый толчок.

– Право, когда я тебя слушаю, – перебил ее Миних, – мне кажется, что, не будь у тебя твоей маленькой ручки и звонкого голоса, я подумал бы, что со мной говорит мужчина с хорошими мужскими мозгами.

– Мужчины ты не слушал бы! Так вот, дело в том, чтобы принцесса решилась на первый шаг. Ну хоть переехать на жительство в Зимний дворец и увезти туда сына!

– Кто же ей скажет об этом?

– Принцесса Анна – женщина, и с ней нужно действовать по-женски. Она, наверно, интересуется гадалками, ворожеями.

– Почему ты так думаешь?

– Потому, что она – молоденькая! Потому, что женщина, и потому, что влюблена!

– Ого!

– История с графом Линаром ни для кого не секрет, а влюбленная молодая женщина, в особенности если предмет ее любви в отдалении, не может не интересоваться гадалками. У меня есть хорошенькая француженка гадалка! Надо провести ее к принцессе, а она уж наговорит так, что Анна Леопольдовна получит необходимую ей бодрость.

– Но чем же я тут могу помочь?

– Да больше ничем, как только указанием своему сыну Иоганну на то, что есть хорошенькая француженка-гадалка. Пусть он скажет об этом своей жене – Доротее, а та – своей сестре Юлиане.

– А где живет эта гадалка? – спросил Миних.

– Ремесло у нее такое, что ей нужно скрываться, поэтому она своего адреса не даст.

– Но как же тогда быть?

– А вот это надо придумать. Самое лучшее, чтобы присланный пришел в кофейню Гидля и там сказал за прилавком, что просят француженку Дюкар туда-то; она уж придет. Мне кажется, что это будет лучше всего.

– Но как же ты хочешь, чтобы я провел к принцессе под видом гадалки совсем незнакомую француженку?

– Какой ты смешной! Ведь вовсе не ты проведешь ее: ты тут останешься совсем в стороне.

– Но какое ручательство в том, что тут нет никакого предательства и что эта француженка действительно достойна того, чтобы привести ее к принцессе?

– Никакого ручательства нет, кроме разве моих слов. Но в данном случае мне должна помочь твоя проницательность. Я ни с кем не решилась бы на этот разговор! Но ты можешь оценить то, что я – не дура, и рассудить, что если я – не дура, то могу найти подходящую француженку!

– Что же, ты ее подкупишь, чтобы она говорила то, что ты хочешь?

– Миних, обзови уж лучше меня дурой, вопреки моему самомнению, чем говорить такие вещи; человек, работающий из-за денег, сегодня служит одному, а завтра будет служить тому, кто даст ему больше! Нет, моя француженка будет действовать в своих интересах!

– В каких интересах?

– Ну разумеется в любовных!

– A-а, это дело другое! Но по крайней мере скажи мне, сделай милость, сама-то ты кто такая?

– Нет, ты положительно смешной! Зачем тебе нужно отягощать себя лишним? Ведь теперь ты можешь дать кому угодно честное слово, что не знаешь, откуда и как явится француженка, а если я назову себя, то установится между нами совершенно не нужное для тебя знакомство! Неужели ты не понимаешь, что я из деликатности, ради тебя надела эту маску и домино? Ты помни только одно: я тебя ни к чему не обязываю и ничего от тебя не требую; поступай как знаешь, по личному своему разуму и опыту. Однако, вот мы и приехали! – сказала она, увидев, что карета снова остановилась у ворот минихского дома.

– Ты положительно не хочешь выйти со мной? – спросил Миних.

– Положительно не хочу.

– Но как же мои гайдуки? Ведь они могут поднять шум, заметив тебя в карете?

– Важное дело, что фельдмаршал Миних проехался в своей карете с женщиной!.. Как будто это случилось в первый раз!

Маска была права: это действительно случилось не в первый раз.

– Но все-таки помни, что я решительно ничего не сделаю из того, что ты мне тут наврала! – сказал Миних, выходя из кареты.

Один из двоих гайдуков, стоявших на запятках, откинул подножку и, высадив Миниха, повел его к входной двери, а другой отворил карету с противоположной стороны и, не откидывая подножки, выхватил высунувшуюся к нему маску в домино, и оба они исчезли в темноте.

Под домино и маской оказалась Грунька в своем суконном плаще и шелковом расфуфыренном платье.

Человек, высадивший ее из кареты, был, разумеется, Митька, одетый гайдуком Миниха.

– Ну что? Удалось тебе? – спросил он.

– Удалось! – ответила она. – Он сказал мне, что не станет меня слушать, но это – верный признак того, что он сделает все так, как я ему сказала.

21
Селина де Пюжи

Предположения Митьки оправдались с совершеннейшей точностью.

Француженка Селина де Пюжи была в Дрездене в «амурных», как тогда говорили, отношениях с графом Линаром и явилась одним из многих мимолетных увлечений красивого и богатого молодого вельможи.

При саксонском дворе того времени, соперничавшем в пышности и блеске с версальским, были прочно установлены легкие французские нравы, которые предписывали молодому мужчине одновременно иметь три любовные связи: одну – с женщиной легкого поведения – по-тогдашнему с метреской, другую – с какой-либо дамой общества, лучше всего замужней, и наконец, молодой человек непременно должен был наряду с этими двумя питать любовь платоническую к какой-нибудь девице, томной и жеманной конечно, за которой он ухаживал открыто. Чем чаще менял светский «любезник» эти три любви, тем больше у него было завистников, и тем успех у женщин был ему более обеспечен.

Селина де Пюжи была одной из метресок Линара, с которой он, повозившись некоторое время, вздумал расстаться, полагая, что это так же легко удастся ему, как удавалось до сих пор с другими.

Но в данном случае он ошибся. Селина, вопреки всякой моде и обычаю, влюбилась в него настолько, так крепко-цепко, что никак не хотела примириться с этой разлукой. Она находила, что лучше, умнее и привлекательнее, чем была она, нет женщины на свете и что поэтому такой наделенный всеми достоинствами человек, как граф Линар, не должен покидать ее.

Чтобы отделаться от француженки, он ей сказал, что должен ехать в Петербург, и действительно уехал из Дрездена так быстро, что Селина не сразу смогла опомниться.

Она продала все, какие у нее были, драгоценности и тоже отправилась в Петербург в надежде найти там Линара и снова вернуть его к себе. Для нее, француженки, возвращение в Петербург графа было весьма правдоподобно, потому что она знала из его рассказа в минуту откровенности, что в России у него было что-то такое с русской принцессой.

Приехав в Петербург, Селина отправилась во французское посольство, разыграла роль путешествующей маркизы, и ей помогли найти дом и обставили его, как нужно. Но ни с кем из трех нанятых слуг она не могла разговаривать, потому что они были русские и не понимали по-французски. Бывшая у нее в Дрездене горничная-француженка отказалась ехать в Россию, испугавшись нравов «дикой» северной страны, как она говорила.

По совету посольского чиновника Селина опубликовала в «Санкт-Петербургских ведомостях», что ей нужна горничная, знающая французский язык; по этой публикации явилась Грунька и была нанята без дальних разговоров.

В первый же день де Пюжи стала ее спрашивать, как найти в Петербурге графа Линара, а через два дня Грунька знала всю ее историю и могла сообщить Митьке, что его предположения вполне оправдались и правильны.

Тут они оба выработали план, и первым шагом к его выполнению была отважная поездка Груньки в карете Миниха с самим фельдмаршалом.

В подробности этой поездки француженка посвящена не была; ей только было сказано, что Грунька отправилась за справками относительно графа Линара и что для этого ей нужна шелковая роба и черное домино с маской.

Само собой разумеется, что всё это ей дала Селина, которая с нетерпением ожидала ее возвращения, беспокойно ходя по комнатам своего кокетливо обставленного домика.

– Ну что, ты узнала что-нибудь? – сейчас же стала спрашивать Селина, как только Грунька появилась в дверях.

Грунька, уже наученная Митькой, как и что говорить, произнесла таинственно и весьма доверительно:

– Его еще здесь нет, но ждут, что он приедет.

– Неужели же это правда? – воскликнула француженка.

– Так по крайней мере говорят! – стала рассказывать Грунька. – Главное, все зависит, конечно, от принцессы, но надо ее подтолкнуть, чтобы она решилась.

– Решилась? На что?

– Дать свое согласие на приезд графа Линара в Петербург, а это зависит от нее. И вот появилась возможность подтолкнуть ее, но в этом деле не обойдется без вас!

– Без меня? – удивилась француженка.

Дело было в том, что Грунька хотя сравнительно очень недурно говорила по-французски, но все же руководствовалась при этом не столько тем, что хотела выразить, сколько теми словами, которые знала; поэтому Селина не всегда могла отчетливо понять ее.

– Да! Тут существует целый план… понимаете?.. План! – стала пояснять Грунька.

– Какой же это план?

22
План действий

– План вот какой! – сказала Грунька. – Хотите видеть принцессу, вашу соперницу?

Селина де Пюжи была уверена все еще, что Линар покинул ее ради русской принцессы, и Грунька ее в этом не разубеждала.

– Я? Видеть принцессу? – удивилась Селина. – Но как же это будет?

– Очень просто! Вы должны будете разыграть роль гадалки, под видом этой гадалки будете проведены к принцессе Анне Леопольдовне и скажете ей все, о чем мы с вами условимся.

– И это – правда?

– Клянусь вам.

– Ты – золото, а не девушка. Само Провидение послало мне тебя. Недаром мне моя мать сказала: «Помни, Селина, когда я умру, я буду за тебя молиться там, и Провидение будет хранить тебя». А она умерла, моя бедная мать! Но только я боюсь, сумею ли хорошенько разыграть роль гадалки.

– Влюбленная женщина – вы ведь влюблены в графа Линара – сделает все, что нужно, и сумеет все!

– О да! – подхватила француженка. – Как хорошо ты это сказала! Влюбленная женщина сумеет все!

– Тем более, что это так легко! О прошлом вы можете рассказывать такие подробности, какие граф Линар мог сообщить вам, но принцесса же этого подозревать не может, а потому будет поражена и уверится в вашем искусстве; а затем, раз уверившись, поверит и во все, что вы ей скажете о будущем.

– Но что я ей скажу о будущем?

– Что она должна действовать с открытой энергией, что она должна выписать графа сюда, в Петербург.

– Но постой! – остановила ее Селина. – Как же это так? Я должна сама своей сопернице подсказывать мысль, чтобы она скорее вызвала сюда графа и была с ним счастлива, когда я… нет, ни за что! Ты с ума сошла!

– Но граф все равно приедет и без того, и все равно они увидятся и будут счастливы, если вы не встанете между ним и ею!

– Да, все равно они будут счастливы! – вздохнула Селина.

– Ну так вот и нужно помешать этому!

– О да, нужно помешать! Но как?

– Посоветовать принцессе побыстрее выписать сюда Линара. Ведь чем скорее он приедет, тем скорее вы и сами увидите его!

– Ах да, это правда! Ведь тем скорее я сама увижу его.

– А затем, – таинственно продолжала Грунька, – надо внушить принцессе, чтобы она начала смелее действовать против Бирона. Герцог-регент Бирон будет, конечно, сильнее ее и, раз она пойдет против него открыто, сам того не зная, станет вашим сообщником, может быть, низложит принцессу и заключит ее в монастырь.

– О-о! – пролепетала француженка.

– И вы будете отмщены! – заключила Грунька.

– Да, я буду отомщена! Все это придумано гениально!

– Мы, русские, привыкли к этому! – вдруг ни с того ни с сего ляпнула Грунька, больше для того, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Я только теперь начинаю узнавать русских! – сказала Селина. – Недаром ваша империя стала так могущественна и сильна! Но что будет, если принцесса окажется сильнее герцога-регента и сумеет сделать так, что победа будет на ее стороне? Ведь это создаст ей новый ореол, а мы потеряем все!

Однако и на этот вопрос у Груньки был уже готов ответ.

– В России есть другая принцесса, – понижая голос до шепота, сказала она. – Это дочь Петра, великого императора. Народ обожает ее и не желает видеть на престоле другую. Теперь она еще не может вступить в открытую борьбу против принцессы Анны и герцога Бирона, когда они вместе. Но, если принцессу оставить одну, хотя бы и победив Бирона, она уже не сможет быть такой страшной для дочери Петра, и дни ее властвования будут сочтены. Вы меня понимаете?

– О да! Я понимаю и сделаю то, что ты говоришь: я поссорю эту ненавистную мне принцессу с герцогом Бироном! Это тебе говорит Селина де Пюжи. О да, теперь я понимаю, что нужно делать дальше. Теперь я смело буду говорить с принцессой Анной о графе Линаре и хорошо разыграю свою роль. Когда нужно будет идти? Сейчас?

– Погодите, погодите, не так все скоро! – рассмеялась Грунька. – Ведь у вас сейчас даже подходящего костюма нет!

– Костюм сейчас найдется! Да он и не нужен; я видела гадалок великолепно одетых и катающихся в золоченых каретах! О-о, в Дрездене, где я жила в последнее время, они в большой моде, гадалки и гадальщики! Всесильный граф Брюль только и бредит ими. А свое лицо мне менять не нужно, потому что меня все равно никто не видел в Петербурге и никто не знает!

– Да, но ведь впоследствии вас могут увидеть и узнать!

– Ну и что же такое? Пусть я явлюсь в петербургском обществе в качестве предсказательницы грядущего! Авось при твоей помощи мне как-нибудь удастся продолжать разыгрывание этой роли.

– Ну а граф Линар?

– Что же граф Линар?

– Графу Линару вовсе не следует знать, что вы под видом гадалки виделись с принцессой и впутали ее в политическую паутину.

– В самом деле, ты права, тысячу раз права. Значит, мне нужно будет как-нибудь измениться?

– Совершенно верно. Мы это обдумаем и все устроим.

Селина задумалась и после довольно продолжительной паузы проговорила:

– Знаешь, Грунья (имя Груньки на русский лад она произносить не могла, и у нее выходило «Грунья»)? Знаешь, Грунья, а что как вдруг меня поймают и посадят в тюрьму?

– За что? – рассмеялась Грунька. – За то, что вы станете предсказывать будущее? Да ведь тогда всех женщин у нас пересажать надо – все они на картах гадают!

– Но если узнают, что я не гадалка?

– А кому здесь, в Петербурге, известно, кто вы именно? И затем, у вас тут уже есть защитник.

– Защитник? Откуда? Здесь, в Петербурге, у меня никого нет.

– Но ведь вы – француженка, и вас защищает ваш французский посол, маркиз де Шетарди.

– В самом деле ты, Грунья, гениальна!

Грунька учтиво, как субретка на сцене, присела и отчетливо произнесла:

– К вашим услугам, сударыня!