Текст книги "Алексей Баталов. Жизнь. Игра. Трагедия"

В 1948 году папа ненадолго вернулся из ссылки. Во всяком случае, я успела познакомить его с Алешей. И муж мой молодой очень отцу понравился. В том же году папу снова посадили и отправили на поселение в Северо-Енисейск. Он вернулся через восемь лет, когда у нас с Алешей вот-вот должна была появиться на свет наша дочка. К слову, когда мы с Алешей расстались, больше всех горевал как раз папа. Он, расстроенный, говорил, что больше такого хорошего человека в жизни я не встречу. Может быть, он в чем-то был и прав…

Должна я также заметить, что, против ожидания, ко мне очень хорошо, просто-таки замечательно отнеслись родители Алеши. Когда я переступила порог квартиры Ардовых, Нина Антоновна меня обняла и сказала: «Мы тебя любим, ты будешь теперь жить у нас». А сам Виктор Ардов заметил: «Теперь ты мне все равно что дочка». Об этом его признании есть и документальное свидетельство – его книжка с дарственной надписью: «Дорогой Ирочке. Ты всегда останешься моей дочерью».

Сейчас я часто думаю о том, что, если бы мы с Алешей жили в отдельной квартире и если бы он работал, как и предполагалось, в театре, наша семья бы не распалась. А так мы существовали в основном поврозь, несмотря на штампы в паспортах.

После Школы-студии Алешу должны были взять на работу во МХАТ. Но пришлось ему отправиться на срочную службу в армию. Слава богу, его не отослали куда-нибудь на Дальний Восток, а оставили тянуть лямку при Театре Советской Армии, где в это время работала и его мама, Нина Антоновна. Одновременно муж играл и в некоторых спектаклях военного театра. Но настоящую славу ему, конечно, принесло кино. Надо признаться, не без помощи «папы Вити». Ведь это именно Виктор Ардов познакомил пасынка с Иосифом Хейфицем. Молодой актер ему приглянулся. Режиссер снял его в фильме «Большая семья», после которого, как говорится, мой супруг проснулся знаменитым. Ему как-то сразу стали надоедать поклонницы, порой не давая проходу. Не помогали ни черные очки, ни кепка, нахлобученная на нос. Повышенное внимание людей ему нравилось. Однако ранняя слава Алешку, к счастью, не испортила. Его влекла сама работа, он буквально влюбился в Хейфица, и это стало частью его жизни. Вот к кому я его по-настоящему ревновала, а вовсе не к фанаткам-нимфеткам. Представьте себе, сутками напролет муж разговаривает по междугородке с Хейфицем, пишет ему письма, а на все мои вопросы отвечает невпопад или вовсе их игнорирует. Признаться, такая ситуация больше всего меня напрягала. Мне бы, конечно, понять Алешину сосредоточенность и, возможно бы, даже разделить ее. Увы, тогда до меня плохо доходила с сегодняшней высоты не такая уж и сложная истина: он принадлежит не только мне и не только нашей маленькой дочке Наде. Он уже принадлежал отечественному кинематографу. Мои гордость и тщеславие мешали такому постижению.

Муж жил и работал на Ленинградской студии. Зато каждая наша встреча превращалась в праздник. Однажды мы поехали в Коктебель, где гостили у Александра Георгиевича Габричевского – историка, теоретика пластических искусств, литературоведа и переводчика. Огромный дом его чем-то неуловимым напоминал мне московскую квартиру Ардовых: в каждом углу кто-то жил. Нас с Алешей поселили в сарае. Утром муж стал строить нечто вроде вигвама – увил его диким виноградом, на крышу навалил травы и украсил кучу сена красными большими перцами, купленными на рынке. Все, кто заходил на дачу, сразу обращали внимание на наше жилище. Я была на седьмом небе от счастья. Но через пару дней пришла телеграмма – Алешу вызывали не то на пробы, не то на озвучку чего-то там. И я вновь осталась одна. Да что там говорить: Алеша отсутствовал дома даже тогда, когда родилась Надя. Меня поздравили семья Ардовых, мои родные, многие знакомые. От Алеши в тот же день пришла телеграмма-«молния», которая, конечно, была мне дороже любого букета. Цитирую ее по памяти: «На грехе себя ловлю:/ Девок сызмальства люблю./ Будь то Нина, Маша, Даша,/ Назови ее хоть Капа – / Счастлив будет грешник папа./ Сочиняя этот стих,/ Я уже люблю двоих. Ленфильм. Баталов». Помнится, читала те строки и думала: в какую копеечку мужу влетела эта «молния».

Чаще всего, в отсутствие Алеши, мы с Надей жили у мамы. Когда он приезжал, шли к Ардовым, если там не было Ахматовой. Это время муж целиком посвящал дочери. Купил ей пианино и стал учить Надю музыке. Пианино было очень старое, хотя и хорошей марки, но абсолютно расстроенное. Как-то прихожу с работы и вижу такую картину: вся комната завалена струнами и какими-то деревяшками. Оказалось, Алеша разобрал пианино, и мне подумалось, что навсегда. Однако он скрупулезно потом собрал инструмент, а главное, хорошо настроил его. Руки у мужа всегда были золотыми. Он же прекрасно рисовал. Мой отец, как редко кто разбиравшийся в живописи, всегда говорил: «В тебе, Лешка, пропадает классный художник».

Наверное, я повторяюсь, но все равно скажу, что редкие перерывы между съемками Алеши всегда были для меня праздниками. Тогда мы с ним посещали много интереснейших людей. О Габричевских я уже упоминала. Но мы же еще часто гостили у академика-атомщика Александрова, того самого, что возглавлял Академию наук Советского Союза. Его супруга Марианна Александровна великолепно готовила. Со стороны наша семейная жизнь для многих выглядела налаженной и прочной. Только я сейчас понимаю, что на самом деле это была только видимость. Мы, сами того не понимая, даже находясь друг возле друга, уже были порознь. Мне, молодой женщине, конечно же, не хватало мужского внимания. Праздники пролетали быстро, хоть и ярко, а после них отсутствие мужа в моей жизни ощущалось еще острее. Тем более что после десяти лет совместной жизни с Баталовым я встретила человека, который окружил меня таким вниманием, какого Алеша никогда не мог дать в силу своей погруженности в работу. И я от него ушла.

После Каннского фестиваля я, конечно, позвонила Алеше и поздравила его. Когда он сам женился и приходил к нам с Надей, то часто говорил мне: «И зачем нам надо было жениться? Ведь теперь мы дружим и не ссоримся». И по сей день мы хорошо относимся друг к другу, а Надя – всегда желанный гость в доме Алеши, его жены Гитаны и их дочки Машеньки». (Литературная запись Маргариты Рюриковой.)

Гранит лицедейной науки

Вернемся в Школу-студию МХАТ, в стенах которой мой герой провел четыре чрезвычайно насыщенных года обучения. Те годы, по существу, и определили всю дальнейшую его судьбу, при всей обыденности подобного утверждения. Руководил курсом, где учился Баталов, народный артист СССР Виктор Яковлевич Станицын (Гезе). Мельком о нем я уже упоминал. Добавлю, что родом он из Екатеринослава. В 1918 году поступил во 2-ю студию МХТ. Тогда же вышел на профессиональную сцену. С 1924 года – актер МХАТа. На этой прославленной сцене сыграл огромное количество ролей. В даровании Станицына удивительно сочетались лиризм, душевная исповедальность и комедийное начало, с годами все отчетливее проявлявшееся в характерных ролях. Как писал о нем знаменитый критик Ю. Юзовский: «Станицына всегда узнаешь в любом гриме, потому что он развивает свою излюбленную тему – благорасположение к людям». В кино Виктор Яковлевич сыграл лишь несколько заметных ролей. Однако за исполнение роли Ф. И. Толбухина в фильме «Третий удар» получил Сталинскую премию второй степени. Три другие сталинские премии ему присудили за постановки спектаклей «Победители» Б. Ф. Чирскова и «Вторая любовь» Е. Ю. Мальцева и Н. А. Венкстерн, а также за исполнение роли Леонида Федоровича Звездинцева в спектакле «Плоды просвещения» Л. Н. Толстого. Станицын был одним из ведущих педагогов Школы-студии МХАТ (профессор с 1948 года). Кроме того, он десятилетиями состоял членом художественного руководства театра. Можно без риска ошибиться утверждать, что именно Виктор Яковлевич завершил окончательный процесс формирования Баталова как актера классической русской драматической школы определяющего мхатовского направления. Алексей Владимирович часто повторял слова своего наставника: «Зрители платят деньги за то, что между словами. Пьесу они могут прочитать и дома». Если вдуматься, это и есть определяющая характеристика всей мхатовской школы. Так что далеко ведь не случайно существует устойчивый фразеологизм: мхатовская пауза.

Помогал Станицыну в обучении и воспитании студентов народный артист СССР, лауреат двух Сталинских премий Сергей Капитонович Блинников. В Гражданскую войну служил в Красной Армии. Учился в Театральном училище имени М. С. Щепкина. С 1922 года – актер МХАТа, где сыграл 59 ролей. Блинников – чрезвычайно характерный актер. Обучая молодых актеров, он особенное внимание всегда уделял мастерству сценической речи, искусству перевоплощения. Сам снялся в 50 художественных фильмах. Читателю, должно быть, он запомнился в лентах о солдате Иване Бровкине (председатель колхоза), «Кубанские казаки» (тоже председатель), «Девять дней одного года» (директор института).

На курсе Баталова учились одиннадцать студентов. Отсюда понятно, что преподаватели и репетиторы имели уникальную возможность доходить до каждого учащегося, уделять огромное внимание индивидуальным занятиям. Среди наиболее заметных его однокашников назову лишь некоторых. Прежде всего, это – Наталья Петровна Волконская, чрезвычайно одаренная актриса и вдобавок педагог высочайшего уровня по сценической речи. Долгие годы играла ведущие роли в театре на Малой Бронной. Работала в Москонцерте, выступала с сольными концертами в двух отделениях. Ее телесная хрупкость совмещалась с невероятной силой и неутомимым темпераментом, с которым она служила своей профессии.

Николай Николаевич Добронравов – ровесник Баталова, конечно же, прославился прежде всего как поэт, автор песен и драматург. А меж тем он после Школы-студии служил в Московском театре юного зрителя. Параллельно с работой на сцене начал профессионально заниматься литературой, окончил педагогический институт. Вместе с товарищем по ТЮЗу Сергеем Гребенниковым писал новогодние сказки, инсценировки и оригинальные пьесы для детского и музыкального вещания Всесоюзного радио, а также пьесы для кукольных театров «Колосок – волшебные усики», «Тайна старшего брата», которые были поставлены в кукольных театрах Москвы, Ленинграда, других городов России. В начале 1960-х годов по либретто Николая Добронравова и Сергея Гребенникова в Куйбышевском театре оперы и балета поставлена опера «Иван Шадрин» (музыка композитора Василия Дехтерева). В те же годы они писали повести для детей и юношества: «Отчаянный», отчаливай!», «Скоро каникулы», «Третий не лишний», «Остров Ястребиный рог». Особую популярность завоевали песни на стихи Николая Добронравова, написанные композитором Александрой Пахмутовой: «Геологи», «Главное, ребята, сердцем не стареть!», «Обнимая небо», «Знаете, каким он парнем был!», «Усталая подлодка», «Трус не играет в хоккей», «Нежность», «Мелодия», «До свидания, Москва» (песня исполнялась на церемонии закрытия Олимпиады 1980 года), «Надежда», «Нам не жить друг без друга», «Русский вальс», «Как молоды мы были», «Беловежская пуща», «Команда молодости нашей», «Яростный стройотряд», «И вновь продолжается бой», «Я не могу иначе» – в общей сложности более 400 произведений.

Николай Сергеевич Лебедев был на курсе самым старшим. С первых дней воевал на фронтах Великой Отечественной рядовым пулеметчиком. Летом 1941 года в ходе сражения под Уманью был контужен, попал в плен. Пять раз его вели на расстрел. После освобождения из плена прошел проверку СМЕРШем, и его полностью оправдали. Учился отлично. Был первым кандидатом во МХАТ, но его туда не взяли именно из-за плена. Случайно показался Юрию Завадскому, и тот принял его в Театр имени Моссовета. На прославленной сцене этого театра Николай Сергеевич служит до сих пор, когда пишутся эти строки! Поразительное творческое долголетие.

Позднякова Элла (Эльвия) Александровна прослужила во МХАТе сорок лет, сыграв там такие заметные роли, как Флоренс, «Домби и сын» Ч. Диккенса, Мария, «Школа злословия» Р. Шеридана, внучка Берленго, «Синяя птица» М. Метерлинка, Женя, «Иду на грозу» Д. Гранина, Настасья Ивановна, «Живой труп» Л. Н. Толстого, и еще более тридцати спектаклей. Нынче живет в городе Калгари, Канада.

Лилия Михайловна Толмачева после Школы-студии работала в Саратовском ТЮЗе, в Театре им. Моссовета. С 1956 года – актриса театра «Современник». В спектакле, с которого началась история «Современника» – «Вечно живые» по пьесе В. С. Розова, сыграла одну из главных ролей – Ирину Бороздину. Свой выбор на Толмачевой Олег Ефремов остановил далеко не случайно. Все дело в том, что он сам учился в Школе-студии всего лишь курсом старше Толмачевой. А потом на ней и женился. С конца 1970-х Лилия Михайловна вплотную занялась режиссурой. Ставила такие спектакли, как «Фантазии Фарятьева» Аллы Соколовой, «Генрих IV» Луиджи Пиранделло, «Все кончено» Эдварда Олби.

Турицына Галина Николаевна – единственная из всего выпуска 1950 года, проработавшая в шести театрах страны, в том числе в двух мхатовских: имени Чехова и имени Горького. Потом занялась педагогической деятельностью и ей посвятила сорок лет своей жизни. О ней я мог бы многое рассказать (посчастливилось знать лично), но приведу лучше отзыв Геннадия Ивановича Томина: «С Галиной Николаевной и ее мужем Шевцовым Георгием Яковлевичем (артист МХАТа имени Горького. – М.З.) впервые я познакомился в 1962 году. Галя очень хорошо знала моего тестя, Александра Павловича Шатова (доктор технических наук, профессор, преподавал в Бауманке. – М.З.), с которым Галя и Жора были знакомы, бывали у нас в доме на Беговой улице. У Гали наблюдалось удивительное качество – она помнила дни рождения не только А. П. Шатова, его супруги Шатовой Надежды Ивановны, но и всегда звонила, поздравляла. Вся жизнь Гали и Жоры прошла рядом с нами. Бывали мы у них на старой квартире, напротив стадиона Юных пионеров, потом – на Ленинградском шоссе, участвовали в домашних торжествах, на которые приходили Владимир Атлантов с женой Тамарой Милашкиной, Евгений Евстигнеев, другие актеры. Мне, человеку очень далекому от театра, всегда были интересны эти встречи. Мы вместе с Жорой чинили его автомобиль, встречались с их украинскими друзьями. Последние фотографии моих внуков, о которых Галя тоже все знала, я переслал ей по почте. Очень сожалею, что она не сможет теперь мне подсказать, как правильно читать то или иное стихотворение. У нас в доме на Кутузовском проспекте в последний приход Гали, до ее несчастья с ногой, она сказала мне: «Ты читаешь правильно, но запомни, что всегда нужно с чувством дочитывать до точки». После этого совета некоторые стихи, с которыми я выступаю перед сотрудниками милиции, вдовами погибших при исполнении служебного долга, стало значительно легче произносить. Спасибо Гале Турицыной. Буду ее помнить, пока живу. Похоронена она вместе с мужем на Ваганьковском кладбище».

Вот с такими братьями и сестрами в студенчестве Баталов грыз гранит театральной науки. Причем слово «грыз» в данном случае вовсе не дань фразеологической традиции. Недобравший знаний в средней школе, Алексей Владимирович в вузе учился чрезвычайно старательно. Много читал, регулярно ходил на все премьеры столичных театров, в консерваторию. Благо денег для этого не требовалось. Учащимся Школы-студии давали контрамарки по студенческим билетам. Вот его личное воспоминание о студенческой поре: «В студию к нам приходили такие корифеи МХАТа, как Качалов, Андровская, Москвин, другие. Они общались с нами вовсе не как старшие с младшими. Они делились с нами тайнами актерского мастерства, потому что заботились о славе МХАТа и его будущем. Однажды нас пригласила к себе домой Ольга Леонардовна Книппер-Чехова. Я храню фотографию того нашего визита. Вообще память об Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой остается со мной и по сей день. После показа нашего дипломного спектакля, где она была в приемной комиссии, Ольга Леонардовна подозвала меня к себе и сказала: «Принеси диплом, я подпишу». Мне стало ужасно неловко. «Да неси же, дурачок, потом поймешь». Я принес диплом из канцелярии, и она тут же его подписала».

Нам не дано знать, о чем конкретном думала на ту пору великая актриса. Но даже и безотносительно ее тогдашних мыслей, мы видим не умозрительную, а удивительно живую, почти материальную связь времен. Ведь Ольга Леонардовна была женой Чехова. И через нее артист Баталов словно бы пожал руку величайшему русскому писателю. И верх наивности полагать, что такая потрясающая близость к выдающемуся мыслителю впоследствии не удесятерила силы актера, когда он играл в фильме «Дама с собачкой» (к этой картине мы еще будем возвращаться) Дмитрия Дмитриевича Гурова, а по существу – воплощал в кино образ Чехова.

Встать в строй!

Летом 1950 года Алексей Баталов окончил Школу-студию МХАТ и сразу же был зачислен в труппу театра. Успел сыграть там, как и все молодые актеры, в нескольких массовых и групповых сценах. И даже получил одну маленькую роль в спектакле, который шел в филиале МХАТа. А к осени его призвали в ряды Вооруженных сил СССР. Внимательный мой читатель, должно быть, помнит, что автор, в прошлом военный и даже целый полковник, много лет назад, а точнее тридцать пять, весьма пристально интересовался военной службой героя. Разумеется, из определенно меркантильных соображений, поскольку был военным журналистом. Сам Баталов в своих интервью весьма скромно, если не сказать стыдливо, отзывался о собственной солдатской службе. Чаще всего на прямой вопрос «Вы служили в армии?» отвечал: «Ну, служил, наверное, громко сказано». В одной из своих книг вообще написал: «Но вскоре, несмотря на высшее образование и занятия военным делом в студии, по прямому распоряжению Сталина всю молодежь призывного возраста забрали в армию». Сделаем уточнения на сей счет для столь простительной неосведомленности человека, на самом деле чрезвычайно далекого от глубокого знания истории страны вообще, ее оборонительной составляющей в частности. И вовсе не в упрек Алексею Владимировичу, а просто истины ради.

Так вот, в СССР существовал принцип всеобщей воинской обязанности. Это значило, что любой гражданин мог быть призванным на действительную военную службу, за исключением отдельных категорий граждан. В ранние годы СССР призывались граждане вне зависимости от их занятий, в том числе и учащиеся учебных заведений. Позже последним предоставляли отсрочку до окончания образования. Те же, кто вместе с учебой в вузе заканчивал еще и военную кафедру, получали звание младшего офицера и, как правило, уже не призывались. Почему же во времена Советского Союза учебные заведения, имевшие военные кафедры, пользовались значительным приоритетом у абитуриентов? Школа-студия, другие театральные вузы страны никогда не имели полноценной военной кафедры. Там просто спорадически проводились различного рода военизированные мероприятия. Поэтому все выпускники-мужчины не получали званий младших лейтенантов и обязаны были по закону отслужить в армии. Так что Сталин здесь вовсе ни при чем, и Баталов упомянул его всуе по традиционной инерции «лихих девяностых», когда считалось демократической доблестью вешать на «усатого» всех исторических собак. Скажу вам больше. При Московской консерватории с 1935 года существовала военно-капельмейстерская кафедра. Однако мой хороший приятель, известный пианист и композитор Левон Оганезов, окончивший консерваторию по классу фортепиано, тоже вынужден был служить срочную. Рассказывал, что рядом с его стояла койка Владимира Коконина, будущего директора Большого театра. Его сослуживцами были преподаватель ГИТИСа Борис Нащокин, артист Малого театра Виктор Саламатин, ставший впоследствии крупным работником Министерства культуры. В период с 1946 по 1948 год призыв в армию и на флот вообще не проводился. Молодежь призывного возраста направлялась восстанавливать шахты, предприятия тяжелого машиностроения, на стройки. В 1949 году призыв возобновили, восстановив конституционную норму. И через год Баталова призвали в спецроту при Театре Советской Армии. Она, к слову, существовала все годы советской власти, до так называемой перестройки. И я точно знаю, что в казарме на шестом этаже знаменитого здания в виде пятиконечной звезды в разное время служили Михаил Швыдкой, Леонид Ярмольник, Сергей Шакуров, Александр Балуев, Олег Меньшиков, Александр Домогаров, Валерий Абрамов и еще многие другие. Положа руку на сердце признаем, что та, ушедшая в небытие власть была не такой уж и троглодитской, какой ее кое-кто нынче пытается изобразить. Во всяком случае, пианистов, скрипачей, актеров и искусствоведов по-своему щадила. И в этом щадящем режиме провел два года службы Алексей Баталов.

В своей книге «Сундук артиста» он напишет: «Попал я в команду при Театре Советской Армии. Сперва, как положено, нас разместили в казарме, но, поскольку в театре после спектакля мы разбирали декорации и возвращались очень поздно, невольно ломая принятый распорядок, было решено для иногородних предоставить места в расположенном неподалеку от театра общежитии, а москвичам ночевать дома.

Итак, я оказался в одном театре с мамой. Она пришла работать в Театр Советской Армии сразу после возвращения из эвакуации и совершенно не могла предположить, что и я попаду на эту же сцену. Таким чудесным образом судьба вернула меня в руки мамы, дабы первые актерские шаги на профессиональной сцене я сделал под ее надзором, так как мама была там не только актрисой, но и режиссером. В то время на сцене театра с оглушительным успехом шел спектакль «Учитель танцев», где заглавную роль играл прекрасный артист Владимир Зельдин. Именно этот спектакль пригласили на гастроли за рубеж. А в то же время спектакль «Замужняя невеста», где он также играл главную роль, должен был отправиться в поездку по частям Советской Армии. Мама поставила этот спектакль и сама в нем играла вместе с Зельдиным. Так вот они и ввели меня на роль вместо него. И таким образом я поехал на свои первые в жизни гастроли.

Всю мою сознательную жизнь я был увлечен автомобилями, и когда надо было выбирать воинскую профессию, я, не задумываясь, сказал, что хочу быть шофером. А по окончании службы получил профессиональные права, которые не раз пригодились мне в дальнейшей жизни. И совершенно неожиданным подарком свыше на последнем году службы оказались для меня съемки в учебном фильме по заказу Министерства обороны под названием «Служу Советскому Союзу!». В нем я должен был проиллюстрировать перед кинокамерой все, что обязан знать и уметь образцовый солдат, буквально от наматывания портянок до преодоления водных преград с автоматом в руке. При этом вместо режиссера съемкой командовали подполковник-строевик и старшина. И они добивались от меня безукоризненного исполнения задания. И я справился. Даже заработал благодарность и краткосрочный отпуск «на родину». Целых десять дней не появлялся в казарме театра.

Как вы понимаете, никаких эмоций и актерства для того фильма не требовалось, хотя у моего персонажа были имя и фамилия – Павел Соснов. Никогда в жизни потом я не встречал более жесткой «режиссуры». Но, несмотря на строгость и сложность заданий, именно эти съемки научили меня работать на камеру с полной отдачей и двигаться, не вываливаясь из кадра. Вот уж точно – нет худа без добра».

…В молодости автор сих строк написал книгу «Армия в моей судьбе». То был сборник интервью с известными деятелями отечественной культуры. С предисловием согласился выступить тогдашний начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота генерал армии А. Д. Лизичев. (М.: Воениздат, 1991. 411 с.: ил.). Издательский рекламный анонс сообщал: «Леонид Леонов, Константин Симонов, Булат Окуджава и Олжас Сулейменов, Людмила Зыкина и Майя Плисецкая. Величие таланта придает особую весомость каждому их слову. Просто и непринужденно рассказывают они и десятки других деятелей литературы и искусства о своем отношении к армии, к вооруженному защитнику Отечества. Некоторых из тех, с кем беседовал автор, уже нет в живых, однако остались навеки духовным запасом их мысли, чувства и замечательные творения, посвященные непреходящим в веках понятиям: Родина, патриотизм, воинский долг. Книга рассчитана на массового читателя».

Не ведаю, сколько мне жить осталось. Но до гробовой доски буду корить себя за то, что много лет назад не проявил профессиональной настойчивости и не убедил Алексея Владимировича Баталова войти в состав полусотни героев той книги. В его судьбе, как читатель убедился, армия сыграла весьма существенную роль. При том, что, конечно же, он всегда оставался до мозга костей сугубо гражданским человеком.