Текст книги "Белый Ворон"

Вот это да! Вот это координация! Никогда ничего похожего не видел! Одновременное движение обеими ногами по разным траекториям! Попробуйте одновременно (обязательно одновременно) начертить в воздухе одной рукой круг, а другой квадрат, и вы поймете, почему восхищение на какую-то долю секунды затмило все прочие мои чувства.

Вспышка невольного восторга угасла столь же мгновенно, как и возникла. Удар Дракона сломал Захару шею. Голова его запрокинулась назад и вывернулась столь неестественно, что, наверное, последнее, что увидел Захар, были его собственная спина, ягодицы и пятки.

Китаец приземлился за секунду до того, как упало на пол тряпичным болваном то, в чем доселе обитала душа Захара Смирнова. Мастер равнодушно отвернулся от конвульсивно подергивающегося трупа и не спеша пошел обратно на свое место возле стенки. Живот Мастера равномерно вздымался, он даже не сбил дыхание, прыгнув. Раскосые глаза ничего не выражали, кроме разве что скуки.

Мертвый Захар Смирнов лежал в двух шагах от только-только поднявшегося на ноги Лешки Митрохина. Алексей схватился рукой за живот, с видимым усилием выпрямил спину, не сдержавшись, застонал, прикрыл глаза. Ему здорово досталось, он, казалось, еле удерживается на ногах. Полуживой человек рядом с мертвецом. Лешка пошатнулся, я подумал, что он падает, и все, наверное (и китайцы, и властелин наверху), подумали точно так же.

Но Лешка не упал. Он успешно маскировал остатки сил, собирая волю в кулак, концентрируя нерастраченные резервы. Прав был человек со шрамом, избрав пунктом наблюдения прозрачную крышу. Не я один подходил на роль камикадзе. Будь гадина с рваной рожей достижима, кто знает, а вдруг мы бы на пару с Митрохиным его и достали? Скоротечная смерть Захара окончательно развеяла иллюзии. Не подчиняться – вот единственное желание, которое завладело и мной, и Митрохиным!

Лешка не упал. Он покачнулся и прыгнул к трупу Захара на полу. Длинный, низкий прыжок, и Лешка рядом с мертвецом, возле все еще вздрагивающей руки, сжимающей остро отточенный тесак.

Сверху истошно закричал что-то наш мучитель. Я не вслушивался, что конкретно, во все глаза смотрел на Митрохина, затаив дыхание. Лешка подхватил нож с пола и, не теряя темпа, кинулся на ближайшего от него китайца, Мастера-Дракона. Получилось! Лешка застал Дракона врасплох. Тот шел к своему месту у стеночки, находился к Митрохину спиной, а крики из-под потолка заглушили топот Лешкиных ног. Мастер не видел и не слышал Лехи! Митрохин же был быстр, как никогда в жизни. В последнюю долю секунды Дракон все же почувствовал движение у себя за спиной, обернулся, но было поздно. Лешка весь вытянулся в яростном, отчаянном выпаде и вогнал клинок по самую рукоятку в почку китайцу. В узких глазах Мастера застыло удивление. По инерции Лешка налетел на него, опрокинулся вместе со смертельно раненным Драконом на пол, выдернул лезвие из кровоточащей раны и, кувыркнувшись назад через голову, вскочил на ноги.

Лешка стоял широко расставив ноги, стиснув в руке багровый от крови тесак, в метре от него извивался на полу умирающий Дракон. Лешка тяжело и часто дышал, на лице у него расцвела улыбка безумца, глаза лучились сумасшедшим счастьем.

– Съели, падлы?! – заорал Лешка, жадно хватая ртом воздух. – Ну, желтые обезьяны, кто следующий?! Ну? Подходите, кто не боится! Ну же!!!

Лешка взмахнул тесаком. Во все стороны разлетелись багровые капли с клинка. Лешка рассмеялся, и смех его был страшен.

Да! Тысячу раз да! Ни один Мастер не застрахован от ошибки. Сколько раз я видел, как молокососы-подростки, пришедшие на тренировку второй раз в жизни, по полной дури попадали кулаком в нос опытнейшему тренеру-инструктору. Или вот совсем недавно вся желтая пресса растиражировала эпизод в американском кабаке – пьяный байкер поссорился с Жан-Клодом Ван Даммом, врезал кинозвезде и отправил в нокдаун. Ничего хорошего не хочу сказать про Жан-Клода, звезда он, что называется, «дутая», однако в силу своей профессии обязан поддерживать форму, и, безусловно, реакция у Ван Дамма много лучше, чем у пьянчуги-байкера. Без соответствующей реакции фиг бы звездюк сумел выполнить самый простенький кинотрюк. А плюшку от байкера все одно проморгал! Так же и китаец. Выполнил работу, сломал шею Захару Смирнову и задумался на мгновение о чем-то своем, китайском. Быть может, молился, кто знает? Ушел в себя китаец и поплатился жизнью. Лешка реализовал свой шанс, один из тысячи!

Лешка стоял посреди помещения, размахивая ножом, ругался и обещал порезать всех китайцев подряд. А китайцы между тем оставались невозмутимы. Только один, самый худощавый, поднял голову и выкрикнул короткую фразу на своем гортанном языке. После небольшой заминки сверху, из-под потолка, ему ответили на родном языке. Не иначе китаец спросил: «Что делать?» Толмач Антошка перевел вопрос, получил инструкции от режиссера-постановщика подпорченной самоуправством статиста Митрохина пьесы и отдал распоряжение китаезе относительно дальнейшего течения событий.

Худощавый китаец, услышав ответ на свой вопрос, кивнул, отделился от стены и медленно двинулся в сторону Митрохина, а из-под потолка зазвучал голос урода со шрамом:

– Захар Семенович умер быстро, без мук и унижений. Моментальная смерть – награда Захару Семеновичу за победу в схватке и сговорчивость. Вы же, Алексей Владимирович, выказали излишнюю инициативу, нарушили мои планы и…

– Пошел в жопу, гондон штопаный! – заорал Леха. – Сейчас полосну себя ножом по горлу и насрать на твои планы! Я сам за себя отвечаю, понятно тебе это или нет?

– Нет! Вы забыли, дорогой Алексей Владимирович, что ваша мама…

– Ты сволочь!!! – взвыл Леха. Улыбка безумца на его лице преобразилась в гримасу боли. – Ты псих! Сумасшедший! Больной!

– Пусть так, но вы все равно будете выполнять мои болезненные фантазии. Я так хочу! Ясно вам?!

Леха промолчал, закусил губу, двумя руками схватился за рукоятку тесака, отслеживая лезвием, словно это не лезвие ножа, а пистолетный ствол, приближающегося к нему худощавого китайца.

– Так-то лучше, Алексей Владимирович, – изрек невидимый снизу генератор «безумных фантазий» на прозрачной крыше. – Вы только что вызывали на бой «желтую обезьяну». Жаль, но специалистов стиля Обезьяны среди моих китайских гостей нету. Зато есть Мастер стиля Змеи. Ежели вы и его зарежете, мон ами, я все прощу, так уж и быть, и дарую вам, Алексей Владимирович, счастливую жизнь обеспеченного человека, любящего сына живой и здоровой старушки-матери.

Человек со шрамом силился говорить прежним надменно-повелительным тоном, но удавалось ему это плохо. Мы предсказуемы? А вот хрен тебе в глотку!!! Отчаянный демарш Митрохина подмочил репутацию и китайцам, и их нанимателю. Уже не будет поражения всухую. Кровь Дракона испортила общую картину образцово-показательной мести. Молодец Митрохин, черт побери! Не ожидал от него.

А что же я? А я еще себя покажу, будьте уверены! Обо мне все забыли. Я одиноко подпираю стену, китайцы стоят у другой стены. До смерти Дракона Журавль нет-нет, да и косил в мою сторону взглядом, сейчас смотрит на тело погибшего соплеменника. Большая ошибка! И неудивительно, в жизни всегда так – одна ошибка тянет за собой другую, затем наступает полный обвал. Приятно, ядрена вошь, когда ошибки и просчеты допускаешь не ты, а твои враги! Чертовски приятно!

Пока я внутренне ликовал, Мастер стиля Змеи не спеша шел навстречу вооруженному тесаком Алексею Митрохину. Когда расстояние между Лешкой и узкоглазым сократилось до пяти-шести шагов, китаец остановился, перенес вес тела на правую ногу, левую выдвинул далеко вперед и низко-низко присел. Тощие руки китайца замелькали перед худощавой грудью, выделывая замысловатые пассы, и он снова двинулся навстречу Митрохину. Теперь Мастер перемещался зигзагом, умудряясь сохранять поразительно низкую стойку. Он буквально стелился по полу, перетекал из одной позиции в другую словно сгусток ртути.

…Змея у китайцев считается символом мудрости и потаенной магической силы. На протяжении веков стиль Змеи считался тайным и распространялся лишь в среде буддийских монахов. Однако рано или поздно все тайное становится явным. Но главные тайны стиля Змеи так и остались тайной.

Основное движение (основная координация) змеиного стиля называется «укус змеи» – удар кончиками пальцев по болевым точкам. Методика «набивки» так называемой «головы змеи» и является, пожалуй, самым большим секретом школы. Собственно, внешняя сторона закалки ударной поверхности очевидна: сначала нарабатываются удары кончиками пальцев по мешку с рисом, потом по мешку с песком, а затем и по мешку с речной галькой. Однако это приводит к потере зрения. И только хитро составленные травные отвары помогают и зрение сохранить, и превратить кисть руки в «голову змеи», способную с одного тычка раздробить булыжник. Рецепт упомянутых отваров, естественно, держится в строжайшем секрете…

Какие бы коленца ни выделывал Мастер, но «голова змеи» – согнутая в запястье кисть руки с плотно сомкнутыми выпрямленными пальцами – беспрестанно оставалась направленной в одну точку – глазницу (то правую, то левую, но непременно на глазницу) моего друга Алексея Митрохина.

Китаец приблизился к Лешке на расстояние удара ногой. Митрохин размахнулся и попытался достать извивающегося Мастера длинным секущим махом клинка. Китаец поднырнул под свистящую в воздухе сталь, рука его распрямилась, и кончики пальцев коснулись века вооруженного противника. Я ожидал услышать крик боли, увидеть сгусток слизи вместо глазного яблока, но Лешка лишь заморгал часто-часто. Человек-Змея мог, легко мог лишить Митрохина глаза, но предпочел ограничиться слабым касанием. Ему так велено – подольше поиздеваться над жертвой, сначала лишить воли, потом жизни.

Нож в руке Лешки еще раз рассек воздух. И снова Мастер избежал встречи с клинком, опять «голова змеи» лишь пощекотала на этот раз другой глаз Алексея.

То же самое действо – мах клинком, «поцелуй» в глаз – повторилось еще и еще раз. Соперники кружили посреди помещения, невдалеке от того места, где стоял я. Лешка, теряя силы, нападал, китаец изящно уходил от его атак и отвечал легким касанием попеременно то левой, то правой глазницы Алексея.

А я стоял и ждал того единственного мгновения, когда можно будет отпустить пружину ярости, распиравшую грудную клетку.

Подходящий момент, как это обычно случается, представился внезапно, неожиданно. Отчаявшись, Лешка попытался достать китайца нелепейшим тычковым ударом клинка. Китаец проворно отскочил, Митрохин потерял равновесие, сделал лишний шаг вперед, а его противник, отступив еще на полшага, приготовился остановить Леху более сильным, чем обычно, быть может, смертельным ударом «змеиной головы». Но тут в игру вступил я, доселе так долго стоявший у стенки будто неодушевленный предмет интерьера.

Отступая, китаец оказался совсем близко от меня, шагни пошире, и можно дотянуться рукой до его спины. Вот я и шагнул. Оттолкнулся спиной от стены и бросился вперед.

У меня был выбор. Мог ударить китайца в спину ногой. Но тогда Мастера швырнет прямо на Лешку, он, прекратив дурачиться, и от ножа сумеет уйти, и Лешку, если не убьет, то покалечит. Мог подсечь китайца, уронить его на пол. Но черт его знает, что он успеет сделать в падении, какой фортель выкинет. Я выбрал самый простой, глупый до тупости, вариант атаки, памятуя наставления Биня: «Когда не знаешь, как действовать, действуй просто!»

Я налетел на китайца грудью, животом почувствовал его позвоночник, обхватив тощее тело руками и закричал:

– Режь его, Леша! Мочи его на хер!!!

– Получай!!! – выдохнул Леха, улыбаясь и наплевав на равновесие, выбросил вперед вооруженную руку, в падении достал кончиком клинка скуластое лицо!

Нога китайца со страшной силой ударила падающего Митрохина в живот. Клянусь, я слышал, как порвались ткани брюшины и как треснул, надломился Лешкин позвоночник. И это было последнее, что я слышал. Китаец выскользнул из моих объятий, резко присев на корточки. «Голова змеи» мне ударила в солнечное сплетение. В глазах потемнело. Я пытался проглотить воздух, втолкнуть порцию разбавленного кислорода в легкие и не смог. Последнее, что я увидел, – скуластое, узкоглазое лицо, перечеркнутое красной полоской. Китаец будет жить, но правый глаз он потерял. Из правой глазницы на меня, теряющего сознание, полилось нечто мерзкое, с помутневшим зрачком, плавающим в растекающемся по щеке кровавом сгустке…

…Я, бестелесный сгусток энергии, мчался по темному, витому, как бараний рог, тоннелю, навстречу ослепительно-яркому теплому свету далеко-далеко, за тысячи, миллионы километров впереди. Я мчался с огромной бешеной скоростью, и свет становился все ярче и теплее. Но вдруг скорость моего полета стала падать. Я напрягся, стараясь преодолеть ту силу, что тормозила, тянула обратно, вспять. Возвращаться назад не хотелось. Далекий свет манил покоем и счастьем. Я сопротивлялся нехорошей силе, возвращающей мое естество в мир страданий и скорби, как мог, но безуспешно. Меня тащило назад все сильнее и сильнее, и я прекратил сопротивляться. Влекомый чужой силой, рывком возвратился к истокам тоннеля. Ощущение счастья сменилось чувством боли. Болело все тело, каждая клеточка. Как противно снова очутиться в собственном теле, в этой смердящей, требующей пищи, воды и воздуха клетке души.

Я открыл глаза. Смутные, расплывчатые пятна нехотя принимали относительно четкие очертания. Надо мной склонились несколько человек, и до тошноты знакомый голос произнес с облегчением:

– Славно! Вы только что вернулись с того света, Станислав Сергеевич. Опять вам не удалось убежать, скрыться от меня на небесах…

Я закрыл глаза. Вздохнул. Глубокого вдоха не получилось. Болела грудь. И все тело тоже болело, ныло, будто гнилой зуб.

– А ну-ка, Станислав Сергеевич, откройте глазки и постарайтесь пошевелиться. Быстренько, не притворяйтесь мертвым, вам не идет.

Глаза я открывать не стал, а пошевелиться попробовал. Пошевелиться удалось на диво легко. Мышцы покорно сокращались, суставы гнулись. Я поднатужился, сел, разлепил веки.

Все вокруг закружилось, завертелось, я пошатнулся, однако сумел удержаться в сидячем положении. И, наконец, сумел сделать глубокий вдох. И еще один. С каждым вдохом уходила боль и возвращались жизненные силы. Ощущение такое, словно просыпаешься после долгого сна в неудобной позе.

– Дорогой Станислав Сергеевич! Поверите ли, я так перепугался за ваше дражайшее здоровье. Великое счастье, что один из китайских гостей владеет искусством точечного массажа. Он, гость с Востока, и вернул вас к жизни. Обещал, что через десять минут вы будете как новенький. И, промежду прочим, не побрезговал усугубить действия массажа искусственным дыханием изо рта в рот. Можете теперь хвастаться – целовались с китайским мастером, ах-ха-ха-ха-ха… Но, вообще, в целом, скажу вам по секрету, я разочаровался в китайцах. А вы меня порадовали. И вы лично, Станислав Сергеевич, и ваши дружки… упокой Господи их гордые души. Теперь не стыдно рассказывать, как в годы минувшие Алексей Владимирович валял меня по полу. Чего мне теперь стесняться? Вон каким молодцом оказался господин Митрохин. Патриарха школы Дракона завалил, Мастера стиля Змеи глаза лишил. То, что я проиграл десять лет назад в рукопашной такому молодцу, каковым был покойный Алексей Владимирович, вовсе не позорно, а где-то даже престижно. Улавливаете мою мысль, Станислав Сергеевич? Китайцы вам не ровня! Куда им до вас? Отрадно за отечество, ей-богу… Ах-ха-ха-ха… Нуте-с, дорогой Станислав Сергеевич, пора и бабки подбить, как говорится. Все события сегодняшней ночи я старался спланировать в духе малобюджетного гонконговского кинобоевика. Героизм Алексея Владимировича чуток поломал сценарий, зато у нас теперь есть погибший герой – Леша Митрохин, героический соратник героя, воскресший из мертвых Стас Лунев и… живой пока предатель Анатолий Иванов!.. Вы удивлены? Можете не отвечать. Знаю, что удивлены. Я не стану посвящать вас в детали измены Анатолия Ивановича, вскоре вы сами сможете вдоволь с ним наговориться. Давайте лучше я изложу придуманный мною только что финал-апофеоз сегодняшнего кровавого шоу. Я решил, вопреки всему, придерживаться изначальной ориентировки на кинобоевик кунгфу мейд ин Гонконг. Вам, как киноснобу, рафинированному интеллигенту, сия ориентировка может показаться пошловатой, а мне, как выходцу из простого народа, импонируют незатейливые сюжеты малобюджетных боевичков… К слову, если помните, мой более навороченный сценарий про олигарха Иванова вы безжалостно обозвали говном. Посему не стану мудрствовать… Финал будет таков – через минуту вас оставят один на один с Анатолием Ивановичем Ивановым. Вплоть до восхода солнца вас с господином Ивановым никто не потревожит. Но едва утреннее светило окрасит багрянцем подернутую росой травку, я загляну к вам и безжалостно расстреляю обоих вполне свинцовыми пулями, в том случае если… Слушайте внимательно!.. Если до восхода солнца доживете вы оба! Если же я, сладко позевывая после недолгого сна, увижу утром одного из вас мертвым, то живой, я обещаю, обретет и свободу, и деньги, и мои глубочайшие извинения. Сообразили? К утру либо вы убьете Анатолия Ивановича, либо он вас, либо умрете оба… Как вам такой сценарий?

Пока человек со шрамом говорил, голова моя перестала кружиться, и зрение окончательно пришло в норму. Я сидел все в том же солярии. Прожектора сверху освещали опустевшее помещение. Трупов на полу не было, только бурые засохшие пятна крови. Помимо меня в помещении находились еще три персонажа. Ближе всех стоял, удобно расставив ноги, переводчик Антон с пистолетом в руке. Пистолетный ствол Антошка направил прямо мне в лоб. Он держал пистолет, как киношный герой Стивена Сигала, обеими руками, чуть согнув локти. За спиной у Антошки Сигала, второй линией обороны, замер китаец-Журавль. Дальше всех расположился долбаный Монте-Кристо. Сумасшедший со шрамом не спеша прогуливался, два шага влево, три – вправо и обратно. Прогуливался и продолжал вещать бред, поносить словами:

– Обычно кинорежиссеры искусственно заставляют экранных героев действовать согласно законам высокой драматургии. Я же хочу, чтобы они жили по законам дешевого кинобоевика. Вы, как человек искусства, должны меня понимать… Вы не ответили, Станислав Сергеич, как вам итоговая версия сценария?

– Дешевка… – выдавил я из себя, будто выплюнул.

– Именно дешевка! Вы уловили основную идею! Искусство обесценилось, согласитесь. Где новые Тарковские, Феллини и Антониони? Где, я вас спрашиваю? Нету их! Не родятся. Искусство есть отражение реальной жизни. Так? Да, именно так! Уровень искусства прямо пропорционален культурному уровню его потребителя. Культура выродилась в масскульт, пусть же и жизнь соответствует пошлым, дешевым штампам! Вы вправе мне возразить, но все равно вам, Станислав Сергеевич, не избежать участия в моей постановке.

– Мы с Толиком будем грызть друг другу глотки, а ты, извращенец, будешь смотреть и наслаждаться?

– На первый раз «извращенца» я вам прощаю. А насчет «смотреть»… Зрителей не будет совсем. На сей раз я не желаю наблюдать процесс. Хочу сразу увидеть результат… Знаете, как это иногда бывает – читаешь детектив, ломаешь голову, кто же убийца, а потом плюнешь и заглянешь на последнюю страничку, и все сразу ясно… Ладно, побеседовали, и будет… Вижу, вы окончательно пришли в себя, раз начали злиться. За сим позвольте откланяться. Встретимся утром… Или не встретимся. На всякий случай прощайте, Станислав Сергеевич. Приятно было с вами разговаривать. Адью!

Сумасшедший устроитель безумного шоу махнул рукой и энергично пошагал к выходу. Вслед за ним поспешил китаец. Последним двинулся Антон, пятясь задом, он держал меня на мушке вплоть до того, как дверь за всей троицей закрылась.

Я остался один в солярии. Медленно поднялся. Размял руки, ноги. Странно, но я хорошо себя чувствовал. Точечный массаж, выполненный китайцем, сотворил самое настоящее чудо. Вообще, акупунктура и акупрессура, иглотерапия и точечный массаж, – настоящее медицинское волшебство, если, конечно, манипуляции с вашим больным телом выполняет настоящий специалист. Мне рассказывали, что в Китае «иголкам», акупунктуре, врач, уже имеющий европейское высшее медицинское образование, обучается еще дополнительно шесть лет. Иголки, в зависимости от врачебной надобности, применяются и золотые, и деревянные, и костяные. Не то что у нас в отечестве. Курсы иглотерапевтов – два месяца, в ходу одна-единственная, утвержденная Минздравом, «универсальная» стальная игла. Акупрессура, точечный массаж, требует по сравнению с иглотерапией еще более высокой степени мастерства. По существу, специалист (настоящий!) по акупунктуре обязан быть экстрасенсом, причем высшей квалификации. Меня всегда умиляло, с какой легкостью советские, а затем и российские «экстрасенсы» («сенсы», как они сами себя называют) манипулируют в досужих разговорах такими понятиями, как «энергетика», «внутренняя энергия», «энергетические каналы» и т. д., и т. п. Да, человеческое тело пронизывают эфемерные энергетические «каналы и меридианы», на Востоке они давно известны и изучены. Однако их изучение сродни занятиям высшей математикой. Не освоив арифметику, алгебру, нечего соваться в высшие математические сферы. А наши «сенсы» суются, да еще как! Им все, извините, по херу, лишь бы «капусту» рубить, бабки мести… так же и со спортивной дисциплиной «ушу». Простейший тест – мах прямой ногой, сохраняя идеально прямую спину, девять десятых тренеров ушу ни за что не выполнят…

Я не просто так, от скуки, философствую на темы восточной медицины. Без этих рассуждений трудно объяснить доходчиво, что со мною произошло, какой фатальный просчет допустил человек со шрамом. В средневековой Европе цирюльники были еще и зубодерами и костоправами. На Востоке профессионалы боевых искусств, как и европейские средневековые парикмахеры, тоже занимались врачеванием. И непременно следует еще раз отметить, что подлинную восточную медицину даже сравнивать с примитивным ремеслом европейских коновалов и то преступно.

Меня возвращал к жизни Мастер стиля Журавля. Сразу же вспомнилось «Искусство Белого Журавля» – специальная «оздоровительная», как принято говорить, методика регулирования жизненной энергии в организме. На высших ступенях мастерства жизненная энергия – «ци» – такая же сила воздействия на противника, как и сила мускулов. Мастер-Журавль лишил меня чувств на подходе к отделению милиции, куда я так стремился, легким касанием, он же воскресил меня к жизни похожими касаниями к «активным точкам» моего тела. В первом случае он сгенерировал «темное ци», во втором – «светлое ци». Журавль – наемник. Согласился служить, выполнять болезненные прихоти сумасшедшего за бабки. Его дело, не мне его судить, откуда я знаю, может, китайца тоже шантажировали? Будда ему судья. Велено взять живым-невредимым Стаса Лунева, будьте любезны. Велено воскресить Лунева, ради бога. Он вдохнул в меня жизнь и силы, вернул утраченное и приумножил. Все системы организма взаимосвязаны. Хороший автослесарь если уж чинит автомобиль, то до последнего винтика. Автомобиль с исправным мотором все равно не поедет без колес. Воздействуя на меня, Журавль поправил не только физику и энергетику, но и психику! В Европе лечат отдельную болезнь, в Азии всего человека.

Я человек неуравновешенный и впечатлительный, к чему скрывать. То воображаю себя камикадзе, через минуты снова хочу жить. Я слишком контрастно и ярко настроен. Гнев, равно как и радость, туманит мой разум. Да, определение «ярко», пожалуй, самое подходящее. Журавль отрегулировал меня, как автослесарь экстракласса машину. Получил приказ и выполнил работу добросовестно, без халтуры. За это ему и платят. Сказано – «излечи», он и «излечил», все системы организма наладил. И мотор-сердце, и рессоры-мышцы, и поршни-мускулы. И, самое главное, крышу подлатал, уменьшил вышеупомянутую эмоциональную «яркость». Спасибо ему. Теперь я действительно опасен, и мой шанс выиграть гонки со смертью гораздо больше, чем один из тысячи!

Мышцы побаливали, однако это не симптом болезни, а следствие усталости. Мышцы ныли, как после хорошей тренировки. Приятная боль для тех, кто понимает. Голова стала ясной и чистой. Ощущение такое, словно принял транквилизатор, заглотал сразу горсть успокоительных таблеток. Я посчитал пульс. 73 удара в минуту. Как у космонавта. Немного беспокоила резь в грудине, память об ударе «змеиной головой». Это нормально и естественно. И вовсе не страшно.

Дверь, за которой совсем недавно скрылись урод-кукловод, толмач и мой потенциальный убийца, оказавшийся спасателем, эта дверь, щелкнув замком, опять открылась, и в солярий вошел Толик Иванов. Без галстука. В мятых брюках и порванной рубашке. Я заметил, что пузо Толика под рубашкой перетянуто белым марлевым бинтом в тех местах, где кожу прожгла кислота.

Толик, как и я недавно, прищурившись, в первую очередь посмотрел наверх и закрыл глаза, ослепленный прожекторами. Дверь у него за спиной громко хлопнула. Толик вздрогнул, и больше я его не видел. Прожектора погасли. Помещение погрузилось во тьму.

– Привет, – сказал я. Эхо повторило мое «привет» несколько раз.

– Привет… – ответил Толик тихо, едва слышно.

– Иди ко мне, на голос, Толя. Иди смело, не бойся споткнуться, мы здесь одни.

– Я знаю…

Под весом Толика заскрипели половицы. Он шел осторожно, вдоль стены. Глаза быстро привыкали к темноте, и я различал его очертания достаточно хорошо. А над головой, за прозрачной преградой, светили звезды.

– Толик, я думал, тебя убили, когда ты выскочил из камеры.

– Мне брызнули в морду струйку какой-то гадости, и я отрубился.

– Я недавно догадался, что ты живой до сих пор… Блин, слова «живой», «мертвый», «труп», «смерть» сегодня я произнес про себя столько раз… За всю предыдущую жизнь меньше поминал смерть, чем за вчера и сегодня…

– Стас, ты уже знаешь о… – Толик замолчал, но я понял, о чем он хотел поговорить.

– О том, что утром нас с тобой шлепнут, если мы раньше не придушим друг дружку?

– Да…

– Подойди поближе. Общаться будем шепотом. Там, внизу, в подвале, в камере были микрофоны. Нас подслушивали.

– С чего ты взял? – Толик не двинулся с места.

– Они знали, где на меня устраивать засаду.

– Микрофон ни при чем. Это я рассказал, куда ты побежишь.

– Ты?!

– Я люблю жену и дочь, Стас. Тебе этого не понять…

– Конечно! Куда уж мне.

– Не ерничай. Для тебя бабы всегда были только тремя дырками на двух ногах…

– Угу! Молодец, Толик. Расскажи, какой я нехороший, успокой свою совесть и сломай мне, мерзавцу, хребет. Утром тебя отпустят, денег дадут…

– Мудак! Какие деньги?! Я сам отдал ему все, что имел. Все сбережения, квартиру. Целый день подписывал бумажки, по нотариусам мотался.

– Серьезно? – Я удивился, конечно, но не особо.

– Куда уж серьезней…

– Значит, весь этот кровавый антураж с китайцами всего лишь прикрытие наезда на олигарха Анатолия Иванова?

– Какой там, к свиньям, олигарх, ты чего мелешь?! Никакой я не олигарх… Квартира была хорошая. Пять комнат, евроремонт, обстановка… Штук двести он за нее выручит влегкую… Счастье, что жены и дочки в Москве нет, в загранке отдыхают… Наликом у меня было припрятано сорок семь штук, машина штук на шесть потянет… Вот и считай… Я нищ, как церковная крыса. Все отдал, лишь бы они моих не трогали… Я знаю, откуда ты выкопал словечко «олигарх». Мы как раз от нотариуса возвращались, когда этот пидор рваный тебе по сотовому звонил, херню про сценарий с олигархом и сторожем у ворот нес…

– Погоди-ка, Толик! Что ж это получается? Мой побег никто не провоцировал, да? И охранник у ворот – отнюдь не невинно пострадавший пацан?

– Так и есть. Он все с ходу сочинил. Когда ты в бассейн прыгнул, разозлился ужасно. Грузил – если тебя не поймают к вечеру, то мою дочку сегодня же…

Толик замолчал, захлюпал носом. Он плакал!

– Успокойся, старик… – попросил я, стараясь говорить насколько возможно добрее и искреннее. – Брось, Толян, прорвемся…

– Не гони пургу! Никуда мы не прорвемся! Знаешь, что самое обидное? Ладно бы, все эти китайцы, спарринги и все остальное действительно было бы дымовой завесой, чтоб меня на бабки опустить или еще для чего. Так нет же! Основное для него – игра в Монте-Кристо! Развлекается человек, оттягивается, мать его! Разбогатевший Чикатило веселится от нечего делать! Меня на бабки опустил между делом. Оправдал расходы на развлекуху. Сумасшествие какое-то, шизофрения… Ты удрал, я на все согласился, все, что знал, рассказал, заложил тебя, сказал, что бежишь на встречу к милиционеру Верховскому, и думал, конец сумасшедшему дому. Сели в машину, поехали в Москву, к нотариусу, отписал я ему свою хату, тачку, гараж, поехали… в другое место, сорок семь штук я в доме не хранил, прятал сбережения на даче… Одно название «дача». Шесть сраных соток и времянка у черта на рогах, он ее и отбирать-то у меня побрезговал, сказал – там и будешь с семьей жить, на даче… Едем, и тут ему звонят, докладывают про твою поимку. Он сразу велит ехать сюда, положить на сорок семь тысяч долларов! Тебе по дороге звонит, чушь всякую мелет, а у самого глаза блестят… Приехали, меня потащил на крышу, заставил смотреть, как… как все тут у вас было… Я видел, как Захара, и Алешку, и тебя… все видел… Когда… когда все закончилось, я думал, сейчас поедем на мои шесть соток за деньгами… Хер! Один поехал, меня сюда впихнул и… тьфу, какая сволочь!

Толик смачно сплюнул, сильно треснул кулаком об стенку и заматерился. Он больше не плакал.

– А мне намекнул, дескать, спать ляжет, – произнес я задумчиво, переваривая услышанную историю.

– Ни хера подобного! Помчался мои бабки откапывать. Вернется к утру и… ну, и… сам знаешь…

Толик замолчал. Молчал и я. Тишина длилась долго. Я первым не выдержал, спросил:

– И чего мы с тобой будем теперь делать, старина?

– Драться.

– Чего?! – Я не поверил своим ушам, может, ослышался или не так понял старого друга. – С кем драться?

– Между собой.

– Толя, ты в своем уме? – Я шагнул к нему, но Анатолий вдруг закричал:

– Стой на месте, Стас! И не мечтай меня обмануть! Подойти с разговорчиками и чиркнуть по горлу ножичком – идейка подходящая, но и я не лыком шит, Стасик, не надейся.

Я остановился в нескольких шагах от Толика. Он держался стены и в темноте представлялся большой черной массой. Надо мной прозрачный потолок и звезды. Меня лучше видно…

«Ни фига себе! Я уже рассматриваю диспозицию с точки зрения схватки с Толиком. Автоматически произвожу предварительную оценку собственных действий, оцениваю плюсы и минусы своего местоположения!.. Выходит, сумасшествие – штука заразная». Эта мысль, промелькнувшая в голове, удивила и отрезвила. Я вскинул руки, демонстрируя пустые ладони, и заговорил с Толиком вкрадчиво, как говорят с разбушевавшимся вдруг пьяницей: