Текст книги "Италия. Архитектурные загадки"

Сицилийская мозаика

оцион приятно совмещать с исследование. Пока все спали, Петр тихо выскользнул из дома и пробежался по линии былых городских стен Милана. Проверял предложение Антона: раз на миниатюре «Несение Креста» изображены городские ворота, то и колонну-пирамиду надо искать на границе прошлого и настоящего. На карте центр города опоясывали два уличных кольца – меньшее соответствовало средневековым стенам XII века, большее показывало размеры «испанского»[10]10
  Месторасположение Милана на пути из Центральной Европы в Италию делали этот богатый город объектом постоянных нападений соседей.


[Закрыть] города XVI века. Из старинных ворот первого оборонного ряда стояли только Порта Тичинезе. Единственные одноарочные, ведь направление в сторону города на реке Тичино не такое значимое, как дороги в Рим, Бергамо, Комо. Улицы в сторону больших городов расширяли в первую очередь, вот и выжили только ворота на второстепенном направлении, тичинские, правда, выросшему городу они стали узки, и по сторонам ясной древней дуги пробили еще два прохода уже со стрельчатыми арками.

Крепость, построенная в XVI веке в правление испанского короля Филиппа II, также не сохранилась, только пунктир ворот показывал былое место бастионов – Порто Ориентале, Романо, Нуово, Гарибальди… По вечной иронии истории эти ворота к испанской династии отношения не имели, их возвели уже в XIX веке, что демонстрирует имя Гарибальди, не напоминали они и городские въезды – их строили в виде триумфальных арок. Арка, или арка с кордегардиями, или одни кордегардии в шеренгах классических колонн. Историческую застройку сохранить может только бедная и мудрая власть. О чем думали миланские правители, Дивин не знал, но деньги здесь водились всегда, и город постоянно бодро перестаивали.

Домой Петр не пошел, сел за столик на площади, заказал два круассана, три столбика разноцветного желе на круглом печенье, названия он не знал и решил именовать облатками и тирамису. Попробовал тирамису – восхитительно! Сделал глоток капучино и отправил Антону заранее приготовленное сообщение: «Иди к библиотеке с женской головой на фронтоне. Дальше мимо ангелов, поддерживающих балконы, к дому с нарисованными дамами, собирающими виноград. На площади поверни направо к парным павильонам. Жду под зданием с красными львами на карнизе».

Они договаривались вместе погулять по городу, и Петр решил, что мальчик выйдет быстрее, если получит такой вызов.

Петр добирал ложкой остаток крема, когда на соседнее сиденье плюхнулся Антон.

– Ха, с закрытыми глазами, – заявил Антон, приветствуя Петра.

– Ни одной пирамиды у городских ворот я не нашел. Что тебе взять?

– Я говорил, пирамид здесь нет. Сок – апельсин и яблоко. А панну у нас едят только девочки, – оценил он заказ Петра.

Надо ли говорить, что когда Петр вернулся за столик с соком и еще одним кофе, облаток на тарелке не было.

Они доехали на метро до станции Lotto Fiera. Антон обещал показать «его Милан». Дивин ждал руины, заброшки, может быть, эмигрантский район с черными расслабленными стайками – взять его на слабо. Но Петр попал на бесконечный забор с граффити. Они шли уже десять минут мимо современной баллончиковой каллиграфии. Преобладали абстрактные композиции и орнаменты, сюжетные рисунки здесь оказались не в чести. В Барселоне в пакистанском районе или в нигерийском Палермо встречаются росписи колоритнее.

– О каких расследованиях будешь рассказывать в клубе? – не поворачивая головы, спросил Антон, но фразу явно готовил, предпочел обтекаемую форму простому: «Мама мне говорила о твоих делах».

– Ну, я же не Ватсон, криминальный блог не веду. Да, и не обо всём можно рассказывать. У детектива шишки свои, а секреты чужие, – например, томить Елену Петр не стал, хозяйка всегда хочет знать, зачем приглашали ее гостя, и он поведал о старинном семейном предании, начинавшемся с миниатюр Чудесного часослова. Но фотографию с полной загадкой не показывал.

– Приготовил доклад о секретах новейшей истории, в политике же все разбираются, вот пусть и поспорят. А для тебя у меня есть одна история…

– Пару лет назад зашел я в антикварную лавку в Палермо. В Палермо обычно продают яркую фаянсовую посуду и вазы в виде больших голов – сарацинов, красавиц, рыцарей – стандартный набор со времен нормандского завоевания. А здесь предлагали в основном изразцы и напольную плитку, на мой взгляд, старинную. В Палермо столько заброшенных зданий и закрытых церквей, что сковырнуть пару квадратов покрытия труда не составит.

– Появляется продавец, и я спрашиваю его, нет ли чего подороже. Он показывает старинную посуду. А еще подороже? Он открывает шкаф с мятыми дарохранительцами, светильниками. Нет, говорю, мне бы что-то пооригинальнее. Захотелось увидеть самое ценное в этой лавчонке. Я шел из университета, и на мне была недавно приобретенная тройка свекольного цвета. Под однотонным пиджаком жилет в серебряную полоску. Для Палермо с его горами мусора и сыпящимися домами я выглядел словно сбежавший со свадебной церемонии шафер.

– Причем продавец, похоже, был из наших – русский или украинец. Наверняка и меня он определил, но мы чинно карт не раскрывали и общались по-английски. Блефовать надо до конца. Следовало что-то купить, достаточно дорогое и за наличные. На одной из полок нашлась сцена фехтования на трех изразцах. Сюжет в Палермо популярный – рыцари в одинаковых доспехах, но у одного шлем с гребнем, а у другого чалмообразный и с полумесяцем.

– Мусульманин?

– Естественно, побеждает всегда христианин. Руку правую потешить – сарацина в поле спешить… Сцена, привлекшая мое внимание, отличалась неожиданными деталями, христианский рыцарь заступает ногой за ногу противника, словно делает заднюю подножку, а колет спереди снизу и прямо в открытый рот араба. Мне как раз нужен был подарок сыну, и я покупаю эти плитки, не раздумывая, сбив цену всего на каких-то десять евро.

Изразцы.

Мраморная мозаика церкви Иисуса, Палермо.

– Сын занимается фехтованием?

– Нет, самбо. Покупаю, значит, плитки и прошу показать что-нибудь действительно серьезное. Продавец мнется, мнется, но ведет меня в заднюю комнату, где к стене прислонена мраморная плита. Метра полтора в высоту… Ты в Палермо был?

– Нет, мы на острова ездили, рядом с Сицилией.

– Палермо славится церковной мраморной мозаикой. Храмы там снизу доверху покрыты панелями из наборного мрамора – по белому фону цветные вставки, причем часто объемные. Есть просто орнаменты, а бывают, особенно пониже, там, где верующим видно, целые сцены. Резные ангелы и кентавры, города, плывущие корабли со снастями и Левиафанами. Так украшали церкви в XVIII веке, – Дивин на корточках рассматривал плиту, когда продавец поинтересовался: «Coffee or tea?» Ага, с лимоном! Дивин попросил кофе, следовало играть в богача-иностранца до конца, но русский мотив взмыл над Палермо и бесцеремонно потащил Петра к приключениям.

Декор церкви Иисуса, Палермо.

– И вот в антикварном магазине передо мной такая плита. По сочному кобальтовому камню стелются белоснежные побеги, на них объемные желтые и темно-розовые цветы. Прямо чувствую, что плита старинная. Для современной работы сделано слишком просто, без выпендрежа. Да и мраморы больно качественные. Панель отчищена, может быть, и отреставрирована, а сзади видны свежие сколы – значит, снимали со стены ее недавно. О чем я сразу подумал?

– Что плиту эту украли в каком-то храме?

– Украли. Но снять незаметно такую плиту хлопотно. Скорее всего, это сделали во время ремонта. В Палермо не так много барочных храмов с мраморным убранством, я обошел их за пару часов. И обнаружил храм, закрытый на реставрацию. Его вход располагался на уровне второго этажа, обе наружные лесенки перекрыты цепочками, а наверху у дверей натоптано известкой.

– В здание во время ремонта попасть не сложно, и ночью я в этот храм проник. Все колонны забраны мраморными панелями, причем цвет камня похож на плиту у антиквара – синий фон, сочная сиена и коралл на вставках. Хожу среди мешков раствора и козлов с инструментами по кругу – все плиты на месте. Одни уже вычищены, другие грязные и с выпавшими вставками. Присел на жирафа, в некоторых храмах сохранились такие деревянные колесницы с огромной лестницей шеей – свечи в люстрах зажигать, и грущу, не знаю, как мне на след воров выйти. И тут меня осенило, с жирафа-то видней: безопаснее не просто красть, а подменять мозаичные плиты. А подменять проще наверху. Подкатил я свою лесенку к колоннаде, забрался наверх и щупаю. Мрамор и через слой пыли холодит, а рядом обнаружился теплый кусок. И еще один. Постучал, поскреб – напоминает покрашенное дерево. Подвинул лесенку, и в новом месте одна плита оказалась мраморная, а две – тусклые, гулкие.

Церковь Санта-Катарина, Палермо.

– «Слазь, нышпорка!» Я чуть с лестницы не грохнулся, вцепился в поручни, смотрю вниз. А там два мужика, они лесенку и тряханули. Один в меня пистолетом тычет, второй ногу на ступени поставил. «Быро слазь!» И на охранников они ни капельки не похожи. Я присел и прыгнул. Лестница катанулась назад, сбила, не сбила нижних, но загрохотало сильно, должно быть, попадали составленные штабелями лавки. А я повис на решетке. Моя лестница стояла в конце церкви рядом с хорами. Решетка хоров не доходила до потолка, и я полез. Снизу выстрелили, и бронзовые завитки аж запели в ладонях, должно быть, пуля ударила в решетку. С решетки спрыгнул на крышку органа, оттуда на пол. Пока те двое передвигали лестницу, я обежал храм по кругу.

– Церковь оказалась встроена в здание монастыря. Ее можно было обойти по периметру, на уровне второго яруса: сзади – балкон с органом, за алтарем – зал заседаний с креслами и троном настоятеля, по сторонам – коридоры с открытыми комнатками в сторону храма. В каждой такой нише стоял аналой, подставка под колени, широкое окно забрано ажурной решеткой. Чтобы монахи наблюдали за службой, не спускаясь к горожанам, всюду устроены окна. Я бегал, дергал двери, все они оказались заперты, и из каждого помещения через решетки посматривал, как мои преследователи перебираются на хоры. Они не торопились, знали, что деться мне некуда.

– Выбить стулом дверь я уже не успевал. Представляешь, какие в монастыре мощные двери? Бегать можно только по кругу. Спрятаться? Рано или поздно найдут. Я решил сыграть именно на их агрессии. Показался на длинной стороне – оба преследователя рванули ко мне. Лицо секануло штукатуркой от пулевого фонтанчика. Я пересек парадный зал, завернул за следующий угол… В сицилийских храмах много манекенов. В Милане я такого не видел. А на юге любят ставить деревянные статуи святых в настоящих рясах и балахонах, женщин в платьях. В начале коридора стояли толпой подобные статуи, скамейка запасных для храма. У стены лежали дополнительные детали. Я схватил деревянную голову и, как кегельный шар, катанул ее вдоль прохода. Голова застучала по полу, а я юркнул под плащ статуи.

– Я рассчитывал, что преследователи разделятся, побегут с разных сторон на шум и столкнутся в полутемных хорах. Получилось лучше – один из стрелков остался посередине коридора у окна в храм, а второй миновал меня и побежал по противоположному коридору. Первый увидел силуэт на решетках, принял его за меня и начал палить. И попал. Загонщик обратился в дичь.

– Антон, ты сцену в оперном театре Палермо из «Крестного отца» помнишь?

– Нет, я фильм не смотрел.

– Рассказывать не буду, чтобы не испортить впечатление, если соберешься смотреть. Но я решил поступить по сценарию фильма. Стрелявший постоял, что-то покричал и стал обходить церковь. Когда он вышел в наш коридор, то увидел раненого на полу и над ним напарника с пистолетом, наставленным на лежащего. Только в кожаной куртке напарника был уже я. «Получил, вылупок!» – хохотнул подходящий и хлопнул меня по спине…

– Это русские за тобой охотились?

– Мне показалось, украинцы или молдаване. Много слов незнакомых, но матерились они по-русски. Когда он подошел, я с разворота двинул его пистолетом по зубам.

– Это Глок был?

– Возможно, Антон, какой-то современный небольшой, угловатый.

– Что же ты с ними сделал?

– Знаешь, спасать тех, кто сходу стреляет в тебя, мне не хотелось. Я связал обоих монашескими поясами, спустился по приставленной к хорам лестнице и покинул храма так же, как вошел, – Дивин не стал рассказывать, что с пятого раза попал ключом в скважину, так тряслись руки, и, выйдя, первым делом выпил из горлышка полбутылки вина. – Дома не спеша попил чаю, скопировал номера всех служб Палермо – карабинеров, жандармов, налоговой полиции, больниц, муниципальных приемных, редакций газет. Вышел в сквер, отправил по всем этим адресам сообщение о двух раненых на втором этаже храма и о поддельных досках с телефона одного из этих бандитов. Выбросил телефон в фонтан и отправился спать.

– Чем закончилась история воровства мраморных плит? Этим мафия занималась? – спросил Антон.

– Я не знаток сицилийской мафии. И уж тем более не хочу вставать на пути группировки бывших соотечественников по Советскому Союзу. Свои бандиты всегда гаже! Стрельба в храме, раненый, эмигранты с пистолетами – в этом деле столько отягощающих обстоятельств, уверен, спускать на тормозах его не стали.

Расписной забор привел их к стадиону «Сан-Сиро». Стадион не выглядел огромным. Витой, прорезной, он покачивался над землей на пружинах-ножках. Зато огромным казался конь перед ним. Когда-то Леонардо да Винчи в замке Сфорца вылепил глиняного исполина. Мастер примерялся к отливке семиметрового коня. В Милане для этого проекта собрали шестьдесят тонн бронзы. Металл, в конце концов, пошел на пушки, глиняный макет рассыпался, и от идеи Леонардо остались наброски, некоторые совсем миниатюрные – два на три сантиметра. В наши дни по этим рисункам коня отлили – мощным, порывистым, с оскаленной мордой – именно так лошадей рисовал художник, такие бойцы ему нравились. Мало кто знает, что Леонардо не был тихоней-гением. В юности он брал призы за фехтование и побеждал на конных ристалищах.

– Если бы ему раздробили нос, как Микеланджело, обидчик бы не выжил, – злорадно прокомментировал Антон.

Антон знал историю коня и показал Петру деталь, которую замечал хорошо если один из тысячи футбольных болельщиков, ожидающих матч. Авторы памятника-реконструкции специально изменили важнейшую часть проекта – инженерную составляющую. Леонардо собирался вздыбить коня, но испугался, что не справится с распределением масс и не удержит огромную статую на двух точках опоры. Тогда он пустил коня бодрым шагом с опорой на три ноги. Конь перед «Сан-Сиро» касается земли только двумя копытами – современные технологии превзошли возможности ренессансных мастеров.

Дивин собирался прийти самостоятельно в «наш клуб», как говорила Елена. Антон же называл собрание русских эмигрантов довольно остроумно: «брызги ботокса». Елена с утра помогала устроителям и собиралась встретить Петра на месте. К нужной арке его направил плакат, залихвацкими разноцветными буквами сообщавший: «Гадание на прошлое по молчанию властей – Петр Дивин». Внутри оказалось сложнее. Небольшой двор полностью перегорожен автомобилями. За ними беззубая лестница вела к полуразрушенному фонтану – через эту террасу прохода нет. Слева в окнах первого этажа мелькали куртки поваров, правые окна закрыты жалюзи, и на улице перед ними беседующая группа. Офисная работа предоставляет больше досуга, подумал Дивин, но тут же заметил среди курильщиков двух молодых людей в фартуках поверх белых рубашек. Петр поднял глаза и начал изучать второй этаж. Наконец увидел за окнами справа высокие потолки с росписями, вернулся к входу и со второго раза нашел дверь на лестницу. Сзади его окликнул привратник. Как и следовало ожидать, привратник здания русского клуба по-русски не говорил, объяснения Дивина не понял, но в этом случае незнание языка послужило Петру пропуском.

Дивина встретил гомон, приветствия, стол с закусками, куда сразу же увлекла его Елена, со светской ловкостью сталкивая его с гостями на ходу. Карамболь от двух дам в угол. Начинать вечер с белого показалось Дивину разумно и беспроигрышно.

– Как вам понравился Милан? Какие впечатления увезете домой? – статная пожилая дама с гордым лицом, их знакомили, но он не помнил имени, стояла радом с Изиль Спада. Дивин решил вернуть должок. Во время первой встречи с Изиль Дивин достал шоколад. Он всегда бросал в чемодан стопочку плиток – ни к чему не обязывающий качественный презент. «Из России принято привозить икру», – отчеканила Спада.

– Из Италии принято увозить произведения искусства, – веско ответил Дивин.

…

– На вопросы отвечал час. Оставил автограф на стене. Потом записали на площади мини интервью для их канала. Снимала создательница программы «И просто красавица», ты не помнишь, передача шла в семидесятые-восьмидесятые. Я посмотрел начало видео… Точно из моей головы торчит фонарный столб. Попросил переписать, так совсем уж непрофессионально… – Дивин из своей комнаты пересказывал в экран события вечера.

– Ты камерой поводи, – прервала жена.

– Не понял?

– Я хвост распущенный плохо вижу…

К таким ушатам Дивин привык и продолжил рассказ, но уже не таким восторженным тоном. Затем на экране появился младший сын. Он выступал согнувшись, вытянув вперед шею, прижав локти к бокам. Его последнее увлечение – ящеры. В скрюченных пальцах – когтях дитя-завра – рисунок красками.

– Папа, я животное придумал. Милашка крокодил, он нежный, розовый. У него нет зубцов, – изогнулся, показывая спину, – короткий хвост и плавники.

На лбу напухла свежая шишка, пока желтоватая. Со вторым ребенком у Петра несколько остыла отцовская пугливость, когда заслоняешь от всего, заранее отсматриваешь мультики, бросаешься наперерез и заглушенным машинам, но наседкин глаз остался – с первого взгляда в любой детской мешанине он безошибочно находил сына по жесту, постановке головы. Комбинезоны при этом, как и положено отцу, он не помнил. Кто там в малиновой пижаме?

Старшего пришлось ждать. Из-за пределов монитора и реальности неслось:

– Я в игре. Я не могу! Через пять минут, – Петр дождался, когда экран заполнит взбитый чуб. Игру на компьютере можно ограничить по времени, а как контролировать расход геля в ванной комнате. Можешь выдавливать каждый день по сантиметру? И как предугадать, что мальчик в десять лет станет подбирать одежду по цвету и укладывать волосы?

– Ну, чем, папа, занимаешься?

– Да, есть небольшая загадка. Где бы ты стал искать колонну-пирамиду со сценами мучений Христа?

– В церкви.

– Мы там проверили…

– Ну, тогда прочекинь окрестности.

Ребус-треххвостка

елковистые завитки плавно опускались на дно чашки. После пробежки Петр обычно заваривал зеленый чай. В этот раз он осмотрел городской сад. Итальянские парки отличаются от леса количеством статуй. Если скульптур больше чем деревьев – парк, меньше – еще лес. Здесь стояли хорошие современные памятники, как понял Петр, в основном литераторам. Один даже с печатной машинкой на коленях, но такой натурализм не помешал создать выразительный образ. На стенке искусственной горки Петр обнаружил медальон с изображением архитектора парка, им, к сожалению, оказался не Спада, а некий Бальзаретти. В саду соседней виллы Бонапарта стеклянным кубом защищали великолепной работы мраморную группу из трех обнаженных юношей с названием «Жажда». Исхудавшие, но все еще мускулистые герои жадно пили из раковин. На голове одного из них Петр рассмотрел тонкий обруч-корону. Полцарства за глоток?

– Петр, Тоша ушел, – Елена стояла в проеме кухни.

– В школу, – растерянно спросил Дивин, понимая, что глупее и бессмысленнее вопроса придумать сложно.

– Из дома ушел. Прислал сообщение.

Елена не обнаружила сына в доме, когда встала в семь, хотя он никогда не уходил раньше восьми в школу. В классе он не появился, Елена это уже выяснила у учителя. Телефон Антона не отвечал. Что он взял с собой кроме одежды, Елена не знала. На телефон матери в 8:30 он прислал сообщение: «Его почитают в Милане выше князей. Three books will help you find me[11]11
  Три книги помогут вам найти меня.


[Закрыть]. Veni, vidi, scritto[12]12
  Пришел, увидел, победил.


[Закрыть]».

Дурак, обругал себя Петр, доигрался со своими квестами. Ушел мальчик из дома и оставил записку: «В моем исчезновении прошу винить дядю Петю».

Сообщение Антон написал на трех языках. Вернее, на языках трех стран. Тяжела и прихотлива жизнь полилингвического юноши. Первые два предложения по-русски и по-английски, затем латынь – цезарев афоризм с одним итальянским словом: пришел, увидел, написал. Последнее слово остается за Италией!

– Написал, написал, – подтвердила Елена. Дивин сомневался, правильно ли он угадал значение итальянского «scritto».

Все вместе составило: «Его почитают в Милане выше князей. Три книги помогут найти меня. Пришел, увидел, написал». Ребус-треххвостка. Дивин вспомнил плетку в руках палача на миниатюре. Вот ведь, действительно словом можно ударить больнее.

– Сейчас только девять. Через некоторое время он объявится, и объяснение будет самое простое – пошел к другу. Ну, или понадобилось срочно в магазин…

– Он не ходит в магазины, – мрачно ответила Елена. – Я чувствую, с ним что-то случилось.

– Я могу зайти в его комнату?

– Конечно, а я пока позвоню Тошиным друзьям.

Если бы не плакаты музыкальных групп на стенах и учебники на столе эта комнате ничем не отличалась бы от соседней комнаты Петра. Вещи в шкафу аккуратно сложены, на полу ничего не валяется. И это комната шестнадцатилетнего юноши? Антон настолько аккуратен или так убирается приходящая женщина? Это уже не уборка, а зачистка. Дивин мог бы поразмышлять о жизни на три дома и на три культуры, растворяющие личность, но дело не в многоязычности, у него самого дома хлама бы хватило на несколько квартир и дачу не из-за приверженности русскому языку.

Вито Тонджани. Памятник журналисту Индро Монтанелли.

Three books will help you find me – он не ждал найти нужные три книги на столе, но посмотреть стоило. В первую очередь руки потянулись к русским изданиям. Классика и современные авторы в твердых переплетах и мягкие карманные варианты – все изданы недавно. Похоже, московская библиотека до Милана не доехала. Когда-то в любой квартире Дивин находил одинаковый набор литературы, авторы легко идентифицировались по корешкам. Всюду стояли легендарные «сто томов» и собрания сочинений классиков. Если «Мастер и Маргарита», то бордовый переплет с буквами МБ, если Дюма, то серые корешки с виньеткой. Дефицит избавил сыщиков от необходимости изучать 140 сортов табака и особенности их пепла, знаешь отличие «Примы» от «Родопи», семь модификации Жигулей и ткани «Красной Розы» и достаточно. Изобилие осложнило дедукцию, но не повлияло на интуицию. Ведь люди оставались людьми. Любили славу и деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Оставались легкомысленными, увлекающимися, ранимыми…

Стопкой на столе сложены итальянские учебники. Дивин разобрал их и нашел несколько книг без иллюстраций, это могла быть художественная литература. В шкафу книги стояли вперемешку. На английском языке Дивин увидел пересказ шекспировских пьес и несколько мануалов графических программ. Отдельную полку занимали комиксы «Марвел».

Дивин был абсолютно уверен, что упоминаемые в сообщении Антона «три книги» находятся не в этой комнате. Русский, английский, латинский-итальянский – можно было разместить три тома на рабочем столе… но шестнадцатилетний юноша должен оперировать мировыми проблемами, посылать вас в библиотеку Конгресса, заставить искать эпистолии Грозного, но уж точно не позволять вам копаться в своей комнате.

Комната ответов не предполагала, но туда следовало заглянуть, на всякий случай. Если честно, то Дивин проверил под кроватью и пошарил на шкафу. Не нашел ничего и не продвинулся ни на шаг. Вернулся на кухню к остывшему чаю и посланию Антона. Пафос фразы предполагал серьезную загадку, и Дивин понимал, что мальчик не объявится через час с фразой: «Ой, я зарядку забыл».

«Его почитают в Милане выше князей. Three books will help you find me. Veni, vidi, scritto». «Его почитают в Милане выше князей. Три книги помогут найти меня. Пришел, увидел, написал».

Начнем с первого предложения. Кого почитают в Милане превыше всего? Наполеона. Он здесь короновался. На шпиле Дуомо его статуя. Одни из городских ворот посвящены ему, там Петр два дня назад jogдил[13]13
  Смешение английского слова jogg – «бег трусцой» и суффиксов – и, -л.


[Закрыть] в поисках колонны-пирамиды. Так, первая кандидатура – Наполеон. Император не писатель, но Кодекс Наполеона состоял из трех частей! Второй… Данте. «Божественная комедия» разделена на три части – Ад, Чистилище, Рай. Жил ли Данте в Милане, Дивин не знал, но одна из центральных улиц носила его имя, всюду встречались его изображения. Где конкретно? Дивин стал вспоминать… В пинакотеке Амброзиана он видел бюст Данте и витраж на тему «Божественной комедии». Как много Данте! Где-то он видел еще, чай-чай? выручай… Вспомнил – самое изысканное помещение палаццо Польди-Пеццоли родилось от соединения декоративных приемов модерна и магии имени Данте. В музее Польди-Пеццоли устроен альков-кабинет Данте, с барельефами, витражами, камином, статуями героев поэмы. Но посещал ли поэт город? Интернет послушно вытолкал на поверхность труд Голенищева-Кутузова о Данте. Дивин пробежал страницы монографии: Данте прибыл в Милан вместе с императором Генрихом VII, писал письма гвельфам и призывал к миру… Так, в деталях возиться не нужно. Кто еще мог превзойти своей славой князей? Леонардо да Винчи. В Милане настоящий культ художника. Одних музеев да Винчи пяток.

Дивину следовало выбрать из трех кандидатур. Наполеон? Отметаем. Раз сказано, «его почитают в Милане выше князей», то князя мира сего предпочесть нельзя. Данте? Конкретно с Миланом его связывала только кратковременная политическая интрига. Да Винчи? О сколько нам открытий чудных готовит интернета дух! Дивин знал, что «Тайная вечеря» находится в Милане, но не подозревал, что практически половину жизни Леонардо провел в этом городе – сначала с тридцати до пятидесяти, затем еще около десяти лет. Да, во Флоренции художник вырос, в Риме работал, но самые продуктивные зрелые годы провел в Милане. Именно здесь он рисовал «Даму с горностаем», «Мадонну Литту», «Джоконду». И Антон водил его к коню Леонардо!

Дивин поставил на да Винчи. Разбираем следующую фразу: «Three books will help you fi nd me. Три книги помогут найти меня».

– Тоши, нигде нет. Я звоню Сергею, – Елена стояла серая, опустошенная.

– Что он сделает? Примчится?

– Но он же должен знать!

Ей нужна была поддержка, как бы ни хотел Дивин отстраниться от совершенно не известных ему отношений Елены с бывшим мужем.

Вилла Реале – дворцово-парковый ансамбль эпохи классицизма.

– Обязательно позвони. Только не нагнетай. Пока ничего страшного не произошло. Мальчик загадал загадку и ждет, что ее разгадают, – Дивин не стал рассказывать о том, как ждал Антона в кафе, которое тот должен был найти по описанию. Сердце матери не обманывает, и в данном случае Антон не обнаружится за столиком ближайшей пастичерии.

Предположим, Антон выбрал Леонардо да Винчи, но были ли у художника три книги? Дивин помнил только Шахматный сборник с иллюстрациями Леонардо и Атлантический кодекс, составленный потомками из черновиков и зарисовок мастера, его он видел в библиотеке Амброзиана. За деталями следовало идти туда.

Петр застегивал пальто у дверей, когда из глубины квартиры вышла Елена:

– Я вызвала машину. Это автомобиль Сергея, он им пользуется, когда приезжает в Милан. Мерседес чуть дальше по улице. Черный… ты его найдешь… других не будет… Водителя зовут Вадим.

Машину Петр узнал сразу – миланцы на таких дорогих моделях не ездят. Пять минут до метро, там четыре короткие остановки, и до библиотеки минуты три, прикинул Петр. На машине получилось дольше – они сделали дугу к замку Сфорца и только оттуда въехали в центр. С Вадимом договорились, что он подождет рядом.

– Здесь можно стоять?

– Если надо, я встану прямо у дверей, – со спокойной улыбкой ответил Вадим. Петр с любопытством рассматривал его во время поездки – открытое невозмутимое лицо, короткие русые волосы с модным пробритым пробором, в Милане мужчины старше сорока стриглись чаще и современнее молодежи. Одет в неброский темный костюм и черную рубашку. Хотелось угадать, работает ли он в фирме Сергея и если работает, то в какой должности: охранник, начальник службы безопасности? Для спецагента у него был слишком невозмутимый вид. Вадим не только не задал ни одного вопроса, но даже ни разу не посмотрел на Петра.

Подлинник Атлантического кодекса эффектно размещался в центре главного библиотечного зала в окованном широкими металлическими полосами сундуке. Отдельные страницы или их копии вынесли на стенды. Перед стендами стояли модели зубчатых передач и военных машин с рисунков Леонардо. Дивин задержался у чертежа укрепления с подробным объяснением, как будут подниматься затворы, чтобы вода из внутренних резервуаров хлынула во внешний ров. Немного представляя Леонардо, Дивин был уверен, что затопление рвов предполагалось в момент захвата их неприятелем. Простое решение с подводом воды из ближайшей речки не устраивало великого мастера, он предпочитал сюрпризы.

На одном из листов Дивин увидел зубчатую передачу в движении: словно в мультфильме, сложная деталь прокатилась по листу, ритмично застывая в разных ракурсах. Рисунок был настолько сложен, что Дивин сначала принял его за компьютерное оживление наброска Леонардо. Всмотрелся, нет, рисунок выполнен пером. Но как точен рисунок мастера, насколько безупречно он владел перспективой!

Мешанина из загадок раздражала Дивина. Как хотелось обнаружить на одной из страниц Атлантического кодекса пирамиду-колонну со сценой Бичевания. Пройти по маршруту Витторио Спада с помощью подсказок Антона и в конце обнаружить юношу, веселящегося от того, что утер нос Дивину и первым натолкнулся на код. Учитель Леонардо увидев, как тот рисует на его картинах второстепенных ангелов, поклялся больше никогда не брать в руки кисть. Дивин должен признать поражение и вручить Антону лупу и любимый заварочный чайник. Ученику, превзошедшему учителя! Но пирамиды не видно, да и не стоит ее искать – выставку устроили уже после смерти nonno, выдумщика архитектора. Два сюжета существовали отдельно. Сокровища Спада, спрятанные сто лет назад, волновали Петра не сильнее клада Таинственного острова, их поиски были не более чем интеллектуальной игрой. А вот мальчик живой, где-то прячется, и найти его следовало быстро.