Текст книги "Война на восходе"

Глава 8
О человечности того, кто не имеет сердца

Тео открыл походную сумку и принялся укладывать свое скромное имущество. Он работал быстро, смахивая дрожащими руками волосы с лица. В голове все скрипел свинцовый голос: «Я думал, когда ты станешь нормальным…» Его обуревала ненависть. Он только-только обрел душевный мир и вновь его потерял.

Тео не мог спать. Мысли о могиле матери на Сычьем перевале сводили его с ума. Он вспоминал лицо хохочущего нелюдимца, и руки сжимались в кулаки. Хуже всего было то, что они так и не убили тень, а это значит, тот самый нелюдимец вернется. Или уже вернулся.

Этот урод – жив.

И мысли о том, что, быть может, за растерзанными путниками стоит убийца матери, вонзались в Тео гвоздями. Убийца сказал, что Йонва собирает нелюдимцев… Значит, он с Йонвой. Именно поэтому Тео так рвался отправиться с Виком и Охотниками на поиски нелюдимцев. Чтобы отыскать того самого.

И отомстить.

Открыв дверку чердака, Тео на мгновение замер, глядя на красную комету, полыхающую над горизонтом. Над погостом разносились скрипучие звуки – кладбищенский музыкант мучил поломанную скрипку. Тео вспомнилась сказка скрипача.

Сказка о Любви.

Что-то кольнуло в памяти. Это все рассказы Кобзаря… Шныряла – та отмахнулась, едва Тео заикнулся о Йонве. Но Теодору что-то не давало покоя. Что Глашатай пытался подсказать на этот раз? Ведь и в Полуночи он советовал… Они же пропустили все мимо ушей.

– Если ты меня слышишь, Кобзарь, – произнес Тео в сумерки, – если только слышишь – отзовись!..

Ветер унес зов на север, но ответом было молчание.

Спустившись в сырую мглу, едва озаряемую звездами, Теодор обнаружил в силках кролика. Выдвигаются в поход лишь в двенадцать, можно перекусить. Но только Тео пристроил кроличью тушку на огонь, как послышался странный перезвон. Казалось, какой-то пони, обвешанный с гривы до хвоста бубенчиками и колокольцами, скачет к нему во весь опор.

Дзиньк-брямц-бумц!

Пымц-пымц-пымц!

Ты-дыщ!

Тео удивленно приподнялся. Не может быть! Из-за холма выскочил Кобзарь. Согнувшись в три погибели, краснощекий Глашатай взбежал на пригорок и кинулся к Тео:

– …ива… вляется в путь… корее… рять ни мину… ах-ах-ах!

Кобзарь схватился за бок. Казалось, еще чуть-чуть, и запыхавшийся Глашатай грохнется в обморок. Тео пинком отправил бревно под ноги музыканту, и тот рухнул возле костра. Хлебнув из протянутой фляги, Кобзарь откашлялся:

– Обычно я люблю появляться более изящно, но дело не терпит отлагательств! – Он с трудом оторвал взгляд от кролика и тихо заговорил: – Йонва набирает силу. И теперь ищет тебя. Вас всех. Ты знаешь, Тео. Разве нет? Перевал Трандафир…

– Извор, Стежар… Да, знаю. Это все – Йонва?

Теодор до последнего надеялся, что они ошиблись и, выпустив Йонву, не совершили непоправимого.

– Ты звал меня? Я услышал тебя, как раз когда…

Кобзарь запнулся, отмахнулся от стукнувшего по носу здоровенного зуба, обмотанного розовой ниткой.

– Я спешу! Так что ты хотел, мальчик мой?

– Вы сказали… Сказали, что, когда в мире людей появляется великое зло, оно вызывает ответную реакцию – не менее великое добро. И я подумал… вдруг есть способ победить?

Кобзарь сощурил глаза.

– Ох, Тео… – Музыкант пробежался взглядом по лицу Теодора, читая что-то сокрытое от глаз, и вдруг помрачнел. – Мне очень жаль…

Тео знал, что Глашатай Смерти прочел в его глазах – отвернуться, чтобы скрыться за волосами, было уже поздно. На миг ярость и ненависть всколыхнулись чернотой. Он не желал, чтобы кто-либо читал его чувства – потому что там, в глубине сердца, он истекал кровью.

Кобзарь встал и шагнул ближе, но Тео отодвинулся.

– Почему ты думаешь, что, если запрешь боль внутри, тебе станет легче?

– Я… не хочу говорить об этом.

Тео уже жалел, что позвал Кобзаря. Зачем он это сделал? Мелодия скрипача напомнила о странной фразе, только и всего… Тео не желал, чтобы кто-либо сейчас читал все, через что он прошел в эти дни. Чтобы хоть единая душа узнала, что Теодор Ливиану впервые за долгие годы днем не спал, а сидел, прислонившись к чердачному окну, смотрел на ползущую по доскам полоску света и утирал при этом слезы.

– А если… со мной?

– Ни с кем.

Глашатай тяжело вздохнул.

– Нельзя перестать кого-то любить лишь потому, что он умер. Так же как нельзя потерять его любовь. Человек как цветок – он приходит в этот мир для того, чтобы весной расцвести, а после, когда наступит осень, умереть. Но разве он исчезает бесследно?

Тео отвернулся.

– Пожалуйста, прекратите!

– Если ты запретишь себе любить, потому что терять любимых – больно, то совершишь ошибку…

– Вам легко рассуждать об этом, не имея сердца!

– Напротив. Мне – труднее всех.

– Я хочу уничтожить этого Йонву. И… и всех нелюдимцев. Тео повернулся к Кобзарю и наткнулся на обеспокоенный взгляд. Но внутри уже поднималась волна. Решимость. Гнев. Жажда мести.

– Охотники ищут Йонву по всей Трансильвании, но его нигде нет. Словно он сквозь землю провалился. Это из-за венца невидимости? Вы сказали, что есть способ вернуть его в тюрьму. То есть я могу найти Йонву и этих нелюдимцев. Но как?

Кобзарь покачал головой:

– Ты не готов.

– Почему? Разве не это вы советовали тогда на холме? Объединиться против Йонвы? Воевать?

– Ты хочешь сделать это из ненависти. Не из любви. Кобзарь сощурил глаза, Тео стало немного не по себе – но он не отступил.

– Какая разница?

– Такая же, как между костром, который развели, чтобы согреться, и костром, на котором кого-то жгут.

– Вы не поможете?

– Ты же помнишь, на моих устах заклятие… Я вынужден молчать…

– Да, но… Если не можете сказать – напишите. Не знаю… покажите! Станцуйте, в конце концов, или сыграйте на кобзе! Ведь способ – есть? Я же прошу не подсказки в Макабре! Это другое!

Глашатай отвел взгляд и, покусывая губу, уставился на белые нарциссы, пробившиеся на верхушке холма. Крохотные цветы танцевали на ветру.

– Если я сделаю это, Теодор Ливиану, Смерти это не понравится.

– Я понял…

Теодор заправил волосы за уши и стал медленно переворачивать кролика. Так он и сидел, думая о чем-то своем – только о своем, чем не делился ни с кем. Никогда. Сзади не доносилось ни единого звука – видимо, Глашатай исчез внезапно, как и всегда. Но когда Тео обернулся, Глашатай по-прежнему стоял на холме. Крутя шляпу, Кобзарь нервно покусывал губы.

– Теодор Ливиану, кто я, по-твоему?

«Что он имеет в виду?»

– Ну. Скажи.

– Глашатай Смерти, – пожал плечами Тео.

Уголки губ Кобзаря дернулись, донесся едва слышный смешок и бормотание: «Да, разумеется…» Кобзарь устремил зелено-голубые глаза на восток. Он опустил шляпу, держа ее в одной руке, а другой задумчиво коснулся пуговицы-сердца. Наконец Кобзарь перехватил взгляд Теодора и сказал без своих обычных ужимок:

– Я помогу тебе. Если пообещаешь одну вещь.

– Какую?

– Ты откроешь сердце людям, которые этого ждут. И когда настанет час выбирать ненависть или любовь, ты вспомнишь…

– Вспомню что?

– Что даже в самом темном лесу обязательно есть поляна, на которой растут цветы, Тео. Но ее найдет лишь тот, кто ищет. Понимаешь?

– Вновь загадки…

– Некоторым нельзя знать много. По крайней мере сразу. Пообещай.

Тео кивнул. Кобзарь поднял шляпу, богато расшитую бирюльками и, пожалуй, самую огромную в мире. Что только не украшало ее поля и тулью… Золотые звезды, глаза, пуговицы, перья, но больше всего было колокольцев и бубенцов.

– В мире Полуночи живет некое существо… Оно зовет себя Черный Кик.

– Черный… кто?

– Кик, – улыбнулся Кобзарь. – О, это великое существо… Одним из первых пришло оно в мир Полуночи и обитает там поныне, сокрытое от глаз. Лишь единожды в год можно узреть Черного Кика – в Ночь всех Ночей, тогда, когда, по легенде, был создан мир Смерти. Кик, огромный черный козел, пляшет на перекрестках дорог в честь праздника. Сказывают, если какой смельчак выступит против Кика и сумеет чудом сорвать один из волшебных бубенцов – а они, между прочим, говорящие! – то может узнать ответ на любой вопрос. Стоит лишь задать его. Но если не справишься, не сорвешь бубенчик – Кик затопчет копытами.

Кобзарь протянул Тео шляпу. Бубенцы бряцнули, и Тео вдруг осенило.

– Черный. И не медли, пока я не передумал!

Тео нашел взглядом черный бубенчик – явно старинный, с вытравленной буквой «К».

Протянул руку, схватил его, и нитка, на которой он висел, тут же лопнула. Тео почувствовал, как металл завибрировал, и с удивлением увидел, что образующие крест зубчики бубенца раздвигаются. Из черного зева донесся скрипучий голос:

– Кристиан Вангели, он же Теодор Ливиану.

Тео чуть не разжал руку. Бубенец поворочался в пальцах, словно разглядывая юношу.

– О-о-о… Я вижу тебя насквозь, юнец. Не из мира Смерти ты – живой мальчишка, получивший в дар меня!

– Да будет ночь, – произнес с улыбкой Кобзарь.

Бубенец повернулся зубцами к музыканту.

– О, это вы… Во имя Истины – да будет ночь!

В их голосах слышался особый трепет – тот же, что звучал в тоне Кобзаря, когда тот впервые показал игрокам Полночь. Гордость и страх. Восхищение и ужас. Преклонение и печаль. Вот что послышалось Тео, когда эти двое обменялись странной присказкой – видимо, был в ней более глубинный смысл, чем тот, что открылся Теодору.

– Я слушаю тебя! Задавай вопрос – и узнаешь любую истину, что известна Великому Кику, да будет его тень бесконечна!

Бубенец буквально леденил пальцы, и по коже Тео поползли мурашки. Он открыл рот, но язык примерз к нёбу.

– Йонва… т-то есть Война… Он вырвался в наш мир, и я узнал, что есть нечто, способное его одолеть. Что это, как мне это получить?

– А-а… – раздался скрипучий смешок. – Ну что ж, Теодор Ливиану, слушай внимательно, ибо дважды я не повторяю.

 
Комета на небо восходит опять,
Свободу почуял воинственный тать.
Война тяжелеет на чаше весов —
Любовь открывает столетний засов!
 
 
Алтарь Невидимки сокрыт от людей,
Его и боится стоглазый злодей,
Но коли ты смеешь любить – то ищи,
А если ошибся, мой друг, трепещи!
 
 
Могилы скрывают заветный Алтарь,
Макабр восстанет как будто бы встарь:
Ступай от гробницы к гробнице вперед —
И где-то в конце тебя верная ждет!
 
 
Звезда начинает, ведет и вершит,
И ты за звездою идти поспеши!
Каждый игрок ключ хранит от двери,
И ключ ты увидишь, лишь сердцем смотри.
 

Пение бубенца стихло. Зубчики сомкнулись, дрожь прекратилась. Это снова был обычный металлический бубенец, какой можно купить на любой ярмарке.

– Какой-то Алтарь…

– Не какой-то, а ее самой!

Тео нахмурился. Кобзарь вытащил три карты:

– Если есть на свете Смерть…

Он развернул первую карту: туз треф.

– Война…

Кобзарь показал вторую: пиковый туз.

– То, стало быть, есть и…

Туз с красным сердцем по центру.

– Любовь?

– Amor vincit omnia, Тео. Безусловно, она существует, но вот уже добрую сотню лет ее никто не видел. Любовь появляется, лишь когда чаши весов Мира колеблются, когда Война тянет человечество вниз… Стало быть, у людей появится возможность получить что-то равное Войне по силе, и это приведет чаши в равновесие! Тот, кто разыщет Любовь, победит и Йонву, и нелюдимцев, ибо они есть порождение ненависти. Ты уже понял, как это сделать?

– Макабр?

– О, да!

Крутя в руках шляпу, Кобзарь зашагал вокруг Тео.

– Когда-то Любовь перестала показываться людям. Тот, кто заслужил право ее увидеть, получал имя Последнего Влюбленного. Он передавал ключ от Алтаря достойному преемнику, а тот – своему, и так далее… В какой-то момент Смерть решила включить в Макабр Войну, и эстафету перехватили игроки – в прошлом столетии один из них вновь упрятал Йонву за решетку.

– Я должен найти могилы игроков Макабра, потому что кто-то из них в прошлом столетии вызволил Любовь?

– Он был тем, кто видел Любовь в последний раз, прежде чем она вновь исчезла. И теперь хранит ключ от Алтаря.

– Но… Макабр проходил в другой стране, разве нет?

– О, да. И последний раз очень далеко отсюда.

– Как же тогда…

– Алтарь Любви откроется там, где вырвалась на свободу Война. То есть в Трансильвании. Правда, отыскать его нелегко. С некоторых пор Безликая не дается людям просто так. Они обидели ее в прошлом, так что теперь Любовь нужно… заслужить, – ухмыльнулся Кобзарь.

– О… И я?..

– Теодор Ливиану, извини, на твоем лбу не написано «Последний Влюбленный». По правде, как раз с любовью у тебя проблемы… Так или иначе, Преемником может стать любой из вас. Тот, кого выберет Она сама.

– И где же мне искать могилу?

– Действительно, где! – Кобзарь обвел взглядом надгробия вокруг себя. – Прям даже не знаю!..

Тео с подозрением заглянул за могилу.

– Эта?

– Балаур Великий, ну что за юноша! Тео, включи все же смекалку… «Звезда начинает, ведет и вершит, и ты за звездою идти поспеши!»

– Ни черта не понимаю!

– ЗВЕЗДА!

И тут в голове Теодора щелкнуло. Пазл сложился. Сказка о любви! Скрипач рассказал сказку о Любви, и упомянул, что его внезапно озарило после того, как…

– Звезда упала на могилу?

Кобзарь драматично закатил глаза. «Почему так долготе!» – перевел про себя Тео.

– Послушай моего совета, Тео… Ты мог бы отправиться один. Но если честно… – Кобзарь покачал головой. – У меня есть сомнения относительно того, выдержишь ли ты испытание. Выдержит ли вообще кто-либо из вас – ведь ваша компания далеко не сахар! И каждый носит под сердцем тьму. Но я говорю то, что и говорил… Человек становится иным, когда «я» превращается в «мы». Вам нужно измениться, чтобы найти Безликую…

– Искать Любовь?

– О, боже! Ты наконец-то произнес больше, чем первую букву! Кажется, ты меняешься, мой мальчик…

– Не знаю, это как-то… странно.

– Ты сам хотел.

– Да, но я не думал…

– Что? Теперь слабо? Или, быть может, не веришь в существование Любви – хотя уж ты во время Макабра насмотрелся на всякое!

– Просто снова эти загадки…

– Выбор за тобой. И если ты мне не веришь…

– Нет, просто…

– Я хоть раз подводил тебя, Тео? Хоть раз?

Казалось, с Кобзаря спала обычная маска беззаботного весельчака. Его скулы заострились, в глазах полыхало самое настоящее упрямство.

– Вспомни первый тур Макабра.

Тео смотрел в разноцветные глаза музыканта – и вдруг провалился в воспоминания… Кобзарь подсказывает ответ на загадки. Кобзарь просит не ходить в Золотой Замок. «Макабр – больше, чем просто игра!» И потом – когда друзья попали в ловушку Смерти, Кобзарь подсказывает, как их вытащить…

– Кто я, по-твоему? Человек без сердца? Глупец, позволивший себя обмануть? Очередной раб Смерти? Да? – Кобзарь горько усмехнулся. – А ты не думал, что я тоже могу чего-то хотеть?

Тео удивленно воззрился на Глашатая.

– Чего же?

Кобзарь уставился на бледные нарциссы.

– Я хотел бы жить, Тео. Как любой из вас. Хотел бы… – Кобзарь поднес руку к волосам, и локоны затрепетали на ветру. – Просто любить этот мир. Слушать пение птиц и людской гомон в городах. Я бы многое отдал, Тео, чтобы хоть на миг освободиться от договора. Я бы отдал что угодно, лишь бы…

Тео увидел перед носом Кобзаря кость – ту самую, обвязанную красной ниткой косточку кролика, которым он поделился с Глашатаем при знакомстве.

– И быть может, я желаю тебе счастья потому… – Кобзарь сглотнул. – Что ты для меня больше, чем игрок Макабра. Я рискую ради тебя, так как хотел бы… Хотел бы назвать тебя своим…

Слова давались Кобзарю тяжело. Он вцепился пальцами в пуговицу-сердце, по-прежнему вглядываясь в туманную даль. Только сейчас Теодор понял: это правда. Он всегда думал, что Вик, Шныряла и Санда – его друзья. Волшебный Кобзарь – Глашатай Смерти, он на вражеской стороне. И все-таки…

– Вы тоже мой друг.

– Ты уверен?

Теодор кивнул.

– Если Смерть посчитает, что я перешел границы дозволенного…

– Что с вами будет? – нахмурился Тео.

– Теодор Ливиану, ты волнуешься за меня? – Кобзарь приподнял бровь. – Воистину, ты уже не тот Теодор Ливиану, которого я встретил на этой самой поляне месяц назад. Я ведь говорил: никто не останется прежним. Что будет со мной… никто не ведает этого. Даже я, Волшебный Кобзарь, которому известна Истина.

Кобзарь снял с пальца кольцо и протянул Тео.

– Сохрани это у себя.

Вместо камня на кольце блестел хрустальный глаз.

– Это… не тот ли самый…

– Да, глаз Йонвы. Но не волнуйся – этот будет нам в помощь, так мы сможем общаться, если вдруг… – Кобзарь нахмурился. – Я должен спешить. И да сияют звезды над твоей головой, Теодор Ливиану. Ибо где сумерки…

– Там рассвет.

– Найди других игроков! Они в опасности!

Волшебный Кобзарь отступил на несколько шагов; его улыбка была печальна, и Теодор подумал, каково это – служить Смерти целую вечность? Он впервые представил себя Глашатаем Смерти. Чем занимается Кобзарь, когда его никто не видит? Улыбается ли так же, как на людях? И о чем говорит со Смертью, когда они остаются одни в черном зале…

От этих мыслей по спине побежали мурашки.

Закружил вихрь, Кобзарь махнул рукой, и Тео впервые ответил – ему вдруг захотелось, чтобы Глашатай задержался еще ненадолго. Они всегда говорили о Макабре… Но если кто-то тебе друг, ты должен знать о нем все. Какой чай любит Кобзарь? Какой его любимый цвет? О чем он мечтает, глядя на звезды?

Тео пообещал себе спросить его об этом, когда они увидятся вновь. Ведь этот человек, хоть и не имеет сердца, один из лучших, кто попадался Тео на пути.

На душе потеплело.

Тео понял: в этом мире у него появился еще один друг.

Глава 9
О расколотой могиле

До полуночи оставалось немного. С ночью кладбище ожило, и Теодор бросился на поиски скрипача – как назло, когда старик оказался нужен, того словно ветром сдуло. Тео даже не знал, где находится его могила. Он уж было совсем отчаялся, как вдруг на западной окраине кладбища заслышался дребезжащий звук. Тео увидел на холме знакомую фигуру и бросился к скрипачу.

– Вы нужны мне!

– Святые угодники, я как раз хотел рассказать тебе новую сказку. Слышал про Горбатую Принцессу?

– Погодите! Я хотел спросить про звезду. На вашу могилу действительно упала звезда?

– Я, по-твоему, лгу? Точнехонько на надгробную плиту – теперь там отвратительная трещина, и всем наплевать…

– А не происходило ли что-то странное?

– Честно говоря… – Старик склонил седую голову. – Мне все время чудится, что из моей могилы доносится голос. Но это абсурд – ведь в ней похоронен я сам! Не могу же я говорить сам с собой? Или… – он почесал подбородок, – могу?

– Не пускайте никого к могиле! Если кто-нибудь ей поинтересуется – тресните его скрипкой. Я скоро вернусь и все объясню!

Тео припустил в лощину, где за кущами колючек и чертополоха прятался домик Шнырялы. Тео так разогнался, спускаясь в яр, что пролетел колючие кусты, даже не оцарапавшись, и, бахнув кулаком по косяку, рванул дверь.

Раздался вопль.

Шныряла отпрянула от застывшего столбом Змеевика. Тео остановился, едва перенеся ногу через порог, и с большим опозданием понял: нужно было стукнуть еще разок.

А то и десять.

Лицо Шнырялы багровело, будто ее ошпарили кипятком. Она открыла рот и тут же захлопнула. Тео мог бы поклясться – еще секунду назад рука Змеевика, сейчас странно зависшая в воздухе, лежала на ее плече.

– Чего влетаешь как бешеный?! – наконец очнулась Дика. – Придурок! Недоумок! Болван! Вик, так сколько тебе нужно… э-э… полыни?

– А?..

– По-лы-ни!

Дика с яростью схватила со стола пучки каких-то трав. Тео неловко замялся, но отступать было некогда. Он быстро рассказал о том, что услышал от Кобзаря. Едва Шныряла услышала слово «Любовь», ее щеки вновь вспыхнули. Девушка запрокинула голову и ядовито расхохоталась, а затем посоветовала Теодору сходить к лекарю.

– Тео, а ты уверен? – нахмурился Вик.

Теодор вдруг приметил, что волосы парня как-то странно взъерошены. Да и голос у Вика был охрипший, словно тот выпил кувшин ледяной воды.

– Нет. Но мы можем проверить.

– Я уже сказала: мне ваш Макабр в печенках сидит!

– Кобзарь сказал, мы в опасности. Йонва где-то поблизости… и, быть может, он попытается…

– А это верно, – кивнул Вик. – Охотники нашли около Китилы следы нелюдимцев – они где-то здесь… Один из следопытов сообщил, что среди нелюдимцев заметили и его самого…

– Раз так, – заявила Шныряла, – я иду с вами.

Тео приподнял бровь, заметив, что Шныряла с Виком обменялись странными взглядами. Теодор уже начал догадываться, что все-таки происходило тут, прежде чем он рванул злосчастную дверь… «Господи, никогда бы не подумал!»

– Значит, мы втроем…

– Будем под охраной Охотников – а это лучшая охрана во всей Румынии. Сюда уже едет группа, чтобы подхватить нас, а после мы поедем по городам разыскивать остальных.

– Санда! – ахнул Тео.

Когда Шныряла рассказала, что Санду упрятали в приют, Теодор несколько вечеров околачивался под окнами унылого здания на окраине Китилы. Затем все-таки подкараулил, когда воспитанников вывели в сад на прогулку, и там, среди бледных детей, одетых во что-то похожее на робы, он приметил Санду. У Тео сердце екнуло при взгляде на девушку – до того потерянная и беспомощная. Он шикнул ей из-за изгороди, и они договорились встретиться ночью.

Наконец-то после Полуночи Тео и Санда смогли побеседовать наедине – правда, разговор то и дело перемежался неловкими паузами. Они не знали, как вести себя друг с другом. Девушка сожалела обо всей ситуации с Раду, и Тео сам до конца не простил…

Он все думал, как ей помочь. Будь у Тео дом… И если бы он вернул родителей…

– Я навещала ее вчера, – заговорила Шныряла. – Санда сказала, произошло что-то странное. Ее тетка, которая отхапала квартиру, куда-то запропала…

Тео заскрипел зубами.

– Чего ж ты раньше молчала?

– Ну, я не подумала, что…

Тео бросился к Вику:

– Это может быть Йонва! А если он ищет ее?

Шныряла уловила дрожь в голосе Тео. И Вик тоже. Они переглянулись.

– Мы договорились на полночь, так что времени немного…

Теодора не нужно было уговаривать: хлопнула дверь, и он бросился по направлению к Китиле, подгоняемый мыслью: «Пусть с ней все будет хорошо! Я уже бегу!»

Перемахнув забор, Тео бросил взгляд через плечо: вдалеке скользили две тени: человеческая и собачья. Тео не стал дожидаться друзей, сразу рванул к окну Санды и стукнул раз-другой по стеклу. Окно распахнулось, и появилось личико Санды – припухшее ото сна и такое милое, что Тео чуть не грохнулся: пальцы сами разжались, чтобы потянуться к девушке.

– Тео?

– Я за тобой, Санда.

Девушка жаловалась на то, как плохо ей живется в приюте, и просила друзей забрать ее. Но разве может жизнь на кладбище быть лучше? Теперь по одному только взгляду Тео Санда поняла, что он имеет в виду – и лицо ее озарила улыбка. Через несколько минут она появилась вновь – в другой одежде, с большой сумкой.

– Подержи, Тео!

Она быстро перекинула ноги через подоконник, а в следующее мгновение Теодор почувствовал ее маленькое теплое тело в своих руках, и теперь, когда у него появился предлог, Тео сделал то, что хотел уже долгие-долгие дни – прижал Санду к себе. И сердце ухнуло вниз, и колени задрожали – но не от высоты. Тео помог Санде спуститься, заметив, что ее темные отросшие локоны пахнут цветочным мылом, и мигом позабыв ту обиду, которая прожигала душу с тех пор, как Санда оставила его после покушения на Вангели и ушла с Раду…

Тео не хотел прощать.

Но знал, что бессилен перед этим чувством.

И простил.

Когда они перелезли через забор, Санда бросилась к Шныряле – та по-дружески похлопала девушку по плечу.

– Ну что? Теперь не будешь есть приютскую кашу.

– Ну ее. – Санда передернула плечами. – Это не самое худшее… Тетя Констанца…

Нижняя губа Санды задрожала. Услышав опасливый тон, все застыли.

– Она… Ее нашли… – Грудь Санды тяжело поднималась. – Нашли… Мертвой.

Змеевик сжал рукоять меча и заозирался – и всем вмиг стало неуютно.

– Нам нужно спешить… если это действительно один из нелюдимцев Йонвы и он охотится за тобой – это… очень плохо. Я не могу убивать нелюдимцев в одиночку, а мои друзья прибудут лишь к полуночи! Скорее, мы должны укрыться на кладбище!

– А как же могила? – удивился Тео. – Ведь Кобзарь…

– Хватит слушать этого рюшчатого! – перебила Шныряла. – Нам нужно спасать задницы, а не пускаться в новые приключения!

Тео насупился.

– Мы можем просто проверить…

– На это нет времени, Тео, – мягко сказал Вик. – А теперь – достаньте оружие. Нам предстоит пройти через город, где, возможно, затаился нелюдимец… или не один…

Путь по городу, казалось, тянулся бесконечно, но наконец компания добралась до кладбища. На главной тропинке околачивалась разъяренная тетка Фифика, тут же набросившаяся на друзей с жалобами:

– Это возмутительно! Нужно немедленно лишить его прав нежителя – пусть ищет другой погост! Старик Ионел сошел с ума! Напал! На меня! Средь самой ночи! И треснул своей мерзкой скрипчонкой по голове!

Тетушка зашаталась, драматично приложив руку ко лбу.

– Ах-ах… Я сейчас упаду в обморок…

– Эм… Но вы же мороайка и… как бы это… бестелесны… Разве вам больно?

Фифика, уже распластавшаяся на надгробии, вскинула голову и яростно зыркнула на Тео:

– Бестелесная – ну и что? Какая бестактность мне об этом напоминать!

Тетка подскочила и, подобрав юбки, с гордым видом двинулась мимо:

– Я всего-то хотела разузнать, что там приключилось на его могиле, – все кладбище только и гудит о падающих звездах!

Тео так и застыл, хлопая глазами. Потом резко развернулся.

– Что?!

Но тетушка Фифика уже растворилась среди надгробий. Тео взглянул на друзей – те лишь приподняли брови. Внутри его зародилось предчувствие, и на какой-то миг он даже испугался.

Макабр.

– В том стихе было сказано: «Звезда начинает, ведет и вершит!» Я уверен…

– Тео! – рявкнула Шныряла. – Я не буду искать эту… эту… любовь.

На последнем слове Шнырялу передернуло – слово связало ей язык, точно горсть черемухи. Теодор нахмурился, перед глазами вновь возник Кобзарь.

«Я рискую ради тебя, так как хотел бы назвать тебя своим…»

«Вы тоже мой друг».

Он принял решение.

– Тогда я иду сам.

– Тео, через час уже Полночь…

– Знаю.

«Я успею. Посмотрю, что там, и вернусь. Если не сделаю это сейчас – наверняка пожалею. Они ведь не слышали того, что слышал я. Кобзарь не мог ошибиться. Он был прав. Всегда».

– Ждите меня возле часовни.

Тео шел по кладбищу. Тут и там слышались шепотки:

– Снова звезда!

– Вы тоже видели?

Около часовни группа нежителей громко обсуждала недавнее чудо: на закате небо прочертила падающая звезда, а затем упала на западную окраину кладбища.

– Что-то происходит! – покачала головой Илиуцэ. – Но что?

Кладбищенские сплетники, заметив юношу, замахали ему руками, но Теодор проскочил мимо.

«Где же он? Сказал, его могила где-то тут…» Вдруг Теодор увидел ряд корявых слив – деревья скорчились, обугленные, будто в них ударила молния. Трава у корней почернела. Тео нагнулся к обгоревшему цветку, но от прикосновения бутон рассыпался в прах.

– Теодор Ливиану!

Перед носом Тео вырос кладбищенский скрипач: одежда прожжена, щеки испачканы в золе. От Ионела несло палеными волосами. Он поднял скрипку, корпус которой пересекла огромная трещина.

– Это уже ни в какие ворота! Звезда! Снова! Прямо с зенита – бац! – и снова на мою могилу! Вон до сих пор черная полоса на небе… Еле успел отскочить! А теперь, юноша, если вы что-то знаете – жду объяснений!

Старик упер руки в бока. Теодор заглянул за спину Ионела и посреди круга обожженной земли увидел разрушенную могилу. Надгробная плита была черная, будто прямо на месте упокоения какой-то вандал развел костер. Камень, весь в трещинах и подтеках, раскололся надвое. Теодор заглянул в раскол, ожидая увидеть там гроб или – не дай боже! – скелет, но в проеме царили лишь холод и тьма. Тео передернулся.

– И голос! Никак не замолкнет!

– Голос?

Тео склонился ниже и, когда неуемный старик наконец замолчал, сквозь шелест травы и ветра расслышал тихое:

– Назови… Назови…

Тео послушал бы еще, но над ухом запыхтели:

– Ну, теперь хоть по-румынски, а то лопотал на каком-то странном языке…

Тео отодвинул старика в сторону, встал на колени, затем сунулся в провал – и тогда услышал:

– Назови имя Безликой и войди…

Чарующий далекий голос заставил мурашки выступить на коже, но Теодор быстро сообразил, что от него требуют:

– Л…

В затылок снова захрипели. Теодор почувствовал себя полным идиотом – он собирался выкрикнуть в могилу это слово?

– Не могли бы вы заткнуть уши?

– А?

– Заткните уши!

И только когда скрипач с изумлением зажал ладонями уши, Теодор склонился к могиле и шепнул:

– Любовь?

Земля под его коленями вздрогнула. Могила затряслась и стала расходиться в стороны, а земля и камушки посыпались в черную пропасть. Тео вовремя отскочил, не то бы полетел носом в самую бездну. Скрипач же, увидев, что происходит с его могилой, бросился вперед, но Теодор вовремя перехватил его за ворот.

– Что ты наделал? Ты должен был все исправить, а не усугубить!!!

Пока Тео боролся со взбешенным скрипачом, могильная плита распалась на две половины и расползлась, открыв широкий проход во мрак.

– Успокойтесь, это всего-навсего могила!

– Это моя могила! Вот когда у тебя будет собственная, юнец, я посмотрю, как ты будешь говорить «всего-навсего могила»!

– Надеюсь, у меня она появится не слишком скоро… – буркнул Тео и подобрал с земли сухую ветку.

К счастью, в кармане нашлись спички, не то бы возился с кремнем еще лет сто. Подняв горящую ветку над головой, Теодор опасливо осветил провал – никакого гроба там не оказалось, только каменные ступени, уводящие в темноту. Тео глянул на перстень – в кристалле вдруг привиделось лицо Кобзаря. «Не подведи», – шепнул он кольцу, сделал первый шаг, затем еще и еще и наконец полностью исчез в могиле.

Вокруг быстро сгустился удушливый мрак, а язычки пламени затрепетали. Теодор на миг замер. Сердце гулко колотилось, в горле пересохло. Он был совершенно один – в могиле…

Одиночество подступило совсем близко, задышало в затылок холодом.

И вдруг наверху послышалась возня.

– А ну, отойдите! Моя могила что, медом помазана? Дома бы им сидеть, так нет – лезут и лезут! Что у вас с головами-то?

– Эй, харе языком чесать. И пиликалку убери, я сказала! Ишь ты, размахался! Патлатый туда полез?

– Я сказал, не пущу! Это моя могила!

Снова крики и звуки борьбы. Наконец с поверхности донесся крик и эхом разлетелся по подземелью:

– Теодор, ты там?

Одиночество, угрожающе нависшее тенью нелюдимца, растворилось во мраке. Сердце вдруг подпрыгнуло и пустилось в пляс.

– Я здесь! – крикнул Тео и с удивлением заметил, какой радостный у него голос.

Наверху затопали, зашуршали, и вскоре Теодор в свете горящей ветки увидел знакомые лица. Они пришли – те, с кем он прорывался через ужасные Багровые топи. Кто держал ладони на его плечах, когда он, терпя адскую боль, отрывал от себя воспоминания. Те, кого он назвал друзьями. Шныряла с ухмылкой на все лицо, высокий невозмутимый Змеевик, а чуть поодаль, с лучиной в руке, перепуганная и бледная, но все-таки пришедшая на помощь Санда.

Они снова были вместе. Как во время путешествия.