Текст книги "Герцогиня-дуэлянтка"

«Кстати о раздражении… Почему ты снова о нем думаешь? Немедленно выброси эту газету и возвращайся к работе!» – приказал строгий внутренний голос.

Недовольно заворчав, Сесиль уже намеревалась подчиниться, но опять остановилась.

Она уже давно перестала читать газеты, чтобы не узнать о Гае то, что непременно причинит ей боль. Хватит с нее и того, что светское общество несказанно взволновало известие о его решении наконец-то остепениться и заняться поисками жены.

Внезапно Сесиль разозлилась на себя: какого черта! Почему она должна отказывать себе в удовольствии?

– А потому что ты трусиха: позволила ему тобой руководить!

Она и не заметила, что произнесла эти слова вслух, но они придали ей смелости.

Не закрыв гроссбуха и не выпустив из рук пера, она быстро развернула газету и начала перелистывать страницы в поисках нужного раздела, но уже через десять секунд Сесиль стало трудно дышать. Слова словно плясали и подпрыгивали у нее перед глазами, насмехаясь над ней.

Наконец случилось то, чего она так страшилась, из-за чего перестала читать проклятые газеты: любимец высшего света объявил о своей помолвке.

Сесиль услышала щелчок, поняла, что сломала свое любимое перо, и выругалась:

– Merde![3]3
  Черт! (фр.)


[Закрыть]

Вот что бывает, когда слишком много думаешь о Гае Дарлингтоне: драгоценные вещи ломаются.

«А что тебя так удивляет? Ты знала, что рано или поздно это случится. Так почему ты ведешь себя, как влюбленная школьница?»

Сесиль все прекрасно понимала, пыталась выбросить из головы мысли о Гае и унять разрывавшую сердце боль, но все же не могла перестать думать о нем или пытаться его увидеть.

Странно, но возникший у нее перед глазами образ вовсе не напоминал того Гая, что стоял на палубе пакетбота, отправлявшегося из Франции в Англию: отчаявшегося, обиженного и злого, словно это она его предала.

Нет, сознание Сесиль до сих пор рисовало яркий и живой портрет того Гая Дарлингтона, каким он был год назад, в тот день, когда она впервые его встретила…

Часть II. Прошлое

Глава 2

Лондон

Конец января 1815 года

Было воскресенье – любимый день недели Сесиль. Она не только могла в одиночестве расположиться в гримерной, чтобы отрепетировать свой номер в тишине и спокойствии – если, конечно, не считать выстрелов? – но и с наслаждением предаться своему любимому греховному занятию, не опасаясь при этом вмешательства шумных коллег или владельца цирка Барнабаса Фарнема, имевшего обыкновение ее задирать.

Налив чашку горячего черного чая и поставив чайник на крошечную плиту в углу гримерной, Сесиль смахнула с дивана на пол гору одежды и сценических костюмов, освободив место для себя, и, устроившись поудобнее и положив ноги на расшатанное деревянное кресло, развернула первую из тех газет, что собрала за неделю. Впрочем, это были не совсем полноценные газеты, а вырезки из определенных страниц, где размещались новости светской хроники, или колонки сплетен, как называли их те, кто презирал подобное чтиво.

Каждую неделю Сесиль собирала интересовавшие ее статьи, чтобы воскресным утром насладиться чтением.

Сесиль увлеклась чтением светской хроники несколько лет назад, когда переехала в Бостон. Она так тосковала по дому, что тратила значительную долю своего ничтожного денежного пособия на покупку лондонских газет. И ей было неважно, каким числом они датированы. Самые пикантные новости, в которых описывались богато украшенные танцевальные залы, роскошные бальные платья и сногсшибательные дерзкие аристократы, не устаревали никогда.

Шло время, и Сесиль научилась разбираться во всем. Что происходило в высшем свете, а узнав, что в разных газетах светские сплетни освещались по-разному, стала просить соседей, сотрудников магазина шляп, в котором проработала несколько лет, и даже своих любовников сохранять для нее прочитанные газеты.

И никому из них было невдомек, что Сесиль интересуют лишь несколько драгоценных страниц. Тайная порочная страсть так сладка именно потому, что она тайная.

Теперь Сесиль, когда вернулась в Лондон и стала зарабатывать гораздо больше, чем прежде, могла потворствовать своей страсти, не довольствуясь подачками и газетами не первой свежести.

И все же она установила для себя правило, собирать газеты всю неделю, а потом в определенный день разом прочитывать интересовавшие ее статьи.

Удовлетворенно вздохнув, она развернула первую газету. «Уорлд икзэминер». Газеты были сложены стопкой в порядке возрастания приоритетов. Самые любимые экземпляры Сесиль оставляла на десерт.

Что делало одну газету лучше другой? Например, некоторые из них специализировались на преследовании какого-то определенного представителя высшего света.

Несмотря на то что Сесиль обожала читать обо всех знаменитостях, составлявших основу так называемых сливок общества, у нее были свои любимчики. В этом отношении «Уорлд икзэминер» не представляла для нее интереса. Внимания заслуживала разве что статья о леди Л., упавшей в фонтан с шампанским – Сесиль очень хотелось бы увидеть его собственными глазами, поскольку в последний год подобные фонтаны были на пике популярности, – на балу в честь помолвки дочери леди Г.М.

Несмотря на то что статьи были написаны с использованием довольно хитроумной шифровки, имена действующих лиц легко угадывались теми, кто из недели в неделю жадно следил за светской хроникой.

Под литерами Л.Г. скрывалась леди Луиза Гарбер – скандально известная дочь маркиза, которая выходила в свет третий сезон. Она частенько теряла что-нибудь из одежды, падала откуда-то или куда-то.

За буквами Г.М. угадывалась герцогиня Мерритон. Все знали, что лишь недавно состоялась помолвка ее дочери леди Офелии с наследником графа Синглтона.

Эта новость была устаревшей и совершенно неинтересной.

Сесиль пришлось прочитать еще три газеты, прежде чем она добралась до весьма пикантной заметки в газете «Лондон обсервер», потребовавшей еще одной чашки чая.

Это был эксклюзив – именно так называли газетчики подобные статьи, – в котором говорилось об одном из самых скандальных и безнравственных джентльменов Англии Гае Дарлингтоне, маркизе Карлайле, любимчике высшего света.

Сесиль проглотила статью, словно липкую горку турецких сладостей.

«Читателей нисколько не удивит тот факт, что М.К. вновь принялся за старое! Его трофеем стала не кто иная, как очаровательная и неприступная Г.Л., до недавнего времени обладавшая броней более прочной, нежели стены Эдинбургского замка. К. не только пробил эту броню, но и был застигнут в разгар штурма самим Г.Л.».

Сесиль опустила газету, почувствовав, как челюсть непроизвольно отвисла от прочитанного. Не поверив собственным глазам, перечитала еще раз.

Любимчика высшего света застали на месте преступления вместе со сногсшибательной герцогиней Лестер? Сесиль знала, что она действительно красавица: не раз видела изображения новоявленных супруг пэров, выставленные в витринах различных типографий. Вышеозначенная леди не только обладала потрясающей красотой, но и была на двадцать пять лет моложе своего слепо обожающего ее мужа.

О, какой же Дарлингтон бесстыжий и безнравственный!

Есть ли что-то такое, на что этот возмутитель спокойствия не способен?

Впрочем, лорду Карлайлу не впервой делать мужей рогоносцами. Не проходило и месяца, чтобы его не ловили во время бегства из будуара какой-нибудь очередной искательницы приключений. Поговаривали, будто однажды ему и вовсе пришлось спускаться по оконным решеткам с третьего этажа. Любимчик высшего света с завидной регулярностью попадал в щекотливые ситуации, непременными атрибутами которых были красивые женщины и скандально малое количество одежды.

Но чтобы обманутый муж действительно застукал маркиза на месте преступления? Это что-то новенькое. И к тому же восхитительно, отвратительно скандальное.

Не оставалось никаких сомнений в том, что скандал такого масштаба непременно будет увековечен в витрине типографии мистера Хамфри. Несмотря на то что дюжины типографий города выставляли на потеху прохожих сатирические карикатуры, мистер Хамфри всегда выбирал самые скандальные. Беднягу не раз отправляли за решетку из-за непристойного содержания карикатур.

Улыбнувшись, Сесиль вновь сложила газеты аккуратной стопкой. Если эта история уже растиражирована в газетах, значит, велика вероятность, что соответствующая иллюстрация появится в витрине мистера Хамфри уже сегодня днем.

Остальные газеты можно прочитать потом, а сейчас она собиралась переодеться в свой новый темно-синий костюм для прогулок и отправиться…

Внезапно дверь гардеробной распахнулась и на пороге возникла Марианна со свирепым выражением лица и двумя незнакомцами за спиной.

При виде Сесиль, гнев ее сменился удивлением.

– О, я не ожидала, что здесь кто-то есть. Но мы можем…

Сесиль поднялась.

– Нет-нет, я как раз собиралась уходить. – Ее взгляд скользнул по мужчинам – явно рабочим, судя по одежде, – а потом остановился на Марианне, обычно бледные щеки которой теперь пылали, а взгляд карих глаз горел гневом.

– Что-то не так? – поинтересовалась Сесиль.

– Нет, все нормально.

Сесиль показалось или ее подруга действительно выглядит… виноватой?

Она вновь перевела взгляд с Марианны на мужчин. Один из них показался ей смутно знакомым, а при ближайшем рассмотрении выяснилось, что он весьма привлекателен.

Где же она могла его видеть? Он не был похож на обычного зрителя из тех, что приходили посмотреть представление, но вместе с тем его поношенная одежда выглядела как-то не так, будто он к ней не привык.

Отмахнувшись от этой мысли, Сесиль переключила внимание на его приятеля.

Интересно. Он тоже ей очень понравился: откуда здесь такие красавчики?

Сесиль вновь перевела взгляд на первого мужчину, и тот еле заметно сдвинул брови, выражение лица его вроде бы слегка изменилось.

В то же самое мгновение рот Сесиль открылся помимо ее воли. Неудивительно, что мужчина показался ей знакомым! Она действительно видела его раньше, только сейчас он выглядел совсем иначе. Это был не кто иной, как герцог Стонтон, которого светские хроникеры прозвали лорд Безупречность.

Сесиль узнала его, так как в последние несколько недель не раз видела среди зрителей на собственных представлениях и на боксерских поединках Марианны.

Герцог был известен как социальный реформатор, поэтому его присутствие на представлениях в цирке заставляло Барнабаса изрядно нервничать. Ему казалось, что Стонтон выискивал нарушения каких-то норм, которые дали бы властям повод закрыть цирк. Но Сесиль считала беспокойство Барнабаса совершенно безосновательным, поскольку не сомневалась, что герцог приходил поглазеть на Марианну.

И сейчас он действительно стоял рядом с ней и был совершенно на себя непохож. Его красивые светлые локоны стали прямыми и приобрели каштановый оттенок, а на носу красовались очки, которым, однако, было не под силу скрыть его выразительных светло-зеленых глаз.

Раньше он появлялся на публике в дорогих вечерних туалетах, теперь же был одет в униформу рабочего, хотя при ближайшем рассмотрении совсем на такового не походил.

О герцоге Стонтоне Сесиль мало что знала, его поведение было столь безупречным, что он совершенно не давал поводов для сплетен.

Ирония заключалась в том, что Стонтон, чье имя никогда не упоминалось в колонках светской хроники, считался закадычным другом того, чьи похождения были у всех на слуху, того, о ком Сесиль читала всего несколько минут назад.

Она медленно повернулась ко второму «рабочему», с улыбкой смотревшему на нее, и вытаращила глаза, узнавая. Да, она понимала, что таращится на него, точно неотесанная деревенская простушка, но попросту отказывалась верить собственным глазам.

Нет, этого не может быть, это невозможно.

С непроизвольно открытым ртом она наверняка напоминала умалишенную, но никак не находила в себе сил его закрыть. Кроме того, только таким образом она могла наполнить легкие воздухом, потому что присутствие этого человека в гардеробной словно лишило ее кислорода.

Господь всемогущий! Это же он!

Все верно. Стоявшее перед Сесиль божество оказалось не кем иным, как Любимчиком общества, и он был великолепен, неотразим, само совершенство.

Она узнала бы его, даже напяль он парик и бальное платье. Единственная причина, по которой его не слишком хитроумная маскировка ввела Сесиль в заблуждение, заключалась в неправдоподобности появления самого маркиза в тесной гримерной цирка.

Сесиль множество раз лицезрела его изображения, но ни разу не видела его во плоти, да еще какой. Сказать, что он представлял собой шесть футов исключительно мужского совершенства, значило преступно преуменьшить его достоинства. Он был на дюйм выше своего друга герцога и чуть стройнее, и каждая черточка его совершенного лица и фигуры буквально кричала об утонченности и аристократизме. Густые темные волосы завивались непослушными блестящими локонами, а карие глаза излучали теплый золотистый свет, подобный тому, что льется сквозь витражи в церквях. Только вот во взгляде этих восхитительных глаз не было ничего религиозного.

Более того, Дарлингтон разглядывал Сесиль так же бесцеремонно, как и она его, а когда исполненный любопытства взгляд его подернутых поволокой глаз замер на лифе ее платья, сердце ее затрепетало так отчаянно, что готово было выскочить из груди.

Ведь она давно мечтала о том, чтобы он посмотрел на нее вот так. Подобными мечтаниями не делятся даже с лучшими подругами, ведь при одном только воспоминании о них начинают непроизвольно сжиматься бедра.

Из газетных заметок Сесиль знала, что Дарлингтону тридцать два года. Лучики морщинок возле глаз и очаровательные ямочки делали его совершенно неотразимым.

Господи, ну почему он так хорош, почему в нем нет ни одного изъяна?

Он принадлежал к той редкой категории представителей противоположного пола, которые могли лишить Сесиль способности дышать и заставить от души смеяться – что было для нее совсем нетипично, – и собственная реакция на него привела ее в настоящее смятение. Низ живота тотчас обдало жаром, и она вдруг остро ощутила существование тех частей тела, о которых обычно не задумывалась.

Сесиль оторвала взгляд от ухмыляющегося лица маркиза и переключила внимание на его друга. Ей казалось, что она таращилась на него целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд. Марианна умоляюще взглянула на подругу. Ее взгляд говорил красноречивее всяких слов: «Прошу, не задавай никаких вопросов!»

Неужели Марианна действительно считает, что она не произнесет ни слова?

Губы подруги тем временем беззвучно зашевелились: «Пожалуйста».

Сесиль так глубоко вдохнула, что болью пронзило грудь, а потом коротко кивнула и многозначительно посмотрела на подругу, давая понять, что та дорого заплатит за то, что втянула ее в эту сомнительную историю.

Поэтому вместо того, чтобы хорошенько ее встряхнуть и получить ответы на интересующие вопросы, Сесиль заставила себя улыбнуться и, поразившись собственному спокойствию, произнесла:

– Это новые рабочие?

Еле заметно сгорбившись, Марианна указала на герцога:

– Да, это Джон Синклер, но он предпочитает, чтобы его называли Син.

Син? Сесиль пришлось закусить губу, чтобы удержаться от смеха. Ну что за восхитительная ирония! Один из самых добродетельных мужчин Англии хочет носить имя Син[4]4
  От англ. sin – грех.


[Закрыть].

– Мисс Трамбле, – произнес герцог, почтительно склонив голову.

Кивнув в ответ, Сесиль перевела взгляд на маркиза, лицо которого украшала улыбка, от которой подкашивались ноги. Дьявольские искорки, плясавшие в глубине его бархатисто-карих глаз, свидетельствовали о том, что он прекрасно об этом осведомлен.

– А это Гай Дарлинг, – представила его Марианна.

Сесиль непроизвольно фыркнула. Гай Дарлинг? Это лучшее, что они могли придумать?

Маркиз отвесил поклон.

– Enchanté[5]5
  Очарован (фр.).


[Закрыть], мадемуазель Трамбле.

От ужасного французского маркиза Сесиль поморщилась.

Вот вам и образец совершенства. Слава богу, у этого мужчины все же нашелся хоть какой-то изъян. Мысль, что он не так уж идеален, позволила Сесиль вновь почувствовать себя собой, а не неотесанной деревенщиной.

– Должно быть, это новые плотники, о которых упоминал Барнабас? – спросила Сесиль, насмешливо взглянув на Марианну.

– Э-э… нет. Мистер Синклер займет место Джека в нашем предстоящем туре.

Ответить на данное заявление было нечего. Господи, должно быть, это просто сон.

– Мистер Синклер займет место Джека Нельсона в качестве твоего помощника во время нашего тура на континент, – механически повторила Сесиль, стараясь не говорить слишком громко, чтобы не разбудить себя и не положить конец этому увлекательному сну.

– Совершенно верно.

Сесиль кивнула с таким видом, словно это в порядке вещей, когда герцог помогает на ринге женщине-боксеру, и повернулась ко второму мужчине, чье лицо видела в своих снах едва ли не каждую ночь.

– А как насчет мистера… Дарлинга?

– Он займет место возницы нашего фургона, будет ухаживать за лошадьми и выполнять другую случайную работу.

Сесиль переводила взгляд с одного мужчины на другого, ожидая, что один из них наконец рассмеется и признает, что это всего лишь шутка. Странная, конечно, но все же шутка. В конце концов, представители аристократии нередко заключали самые безумные пари, чтобы скрасить скуку, но никто не засмеялся.

Впервые с момента, как все трое вошли в гримерную, Марианна улыбнулась, но улыбка получилась не из веселых.

– Ты будешь рада услышать, что оба этих рабочих вызвались… э-э… участвовать в ваших с Блейд номерах.

Брови Сесиль взметнулись вверх.

Ей придется стрелять в Дарлингтона? Нет, невозможно, это не может быть правдой, и все же, судя по убийственному взгляду, брошенному герцогом Стонтоном на Марианну, та говорила вполне серьезно.

С ума сойти!

– Весьма неожиданно. Я как раз собиралась сказать Барнабасу, что мне нужен новый помощник.

Марианна ухмыльнулась:

– О господи, Дональд что, до сих пор испытывает трудности?

– Да. Ему нужно подыскать себе другую работу, иначе в один прекрасный день он подпрыгнет прежде, чем я выстрелю, и вот тогда у нас точно будут проблемы. – Сесиль взглянула на герцога, теперь похожего на грозовую тучу в человеческом обличье. – Я бы хотела начать репетировать с вами обоими немедленно.

С трудом сдерживая рвущийся наружу гнев, герцог Стонтон бросил на Марианну уничтожающий взгляд и рявкнул:

– Если желаете, чтобы я добровольно вызвался стать мишенью, вам придется сначала поинтересоваться у мисс Симпсон, найдется ли в моем плотном графике свободная минута.

Маркиз же поднял свою холеную руку: совсем как примерный ученик – и с обворожительной, неотразимой, сводившей с ума улыбкой спокойно заявил:

– Я в вашем полном распоряжении, мисс Трамбле.

Сесиль еще не приходилось встречать человека, который так стремился бы стать мишенью.

– Есть еще и третий работник, – добавила Марианна.

Сесиль сгорала от нетерпения узнать, кого же еще решила притащить сюда ее предприимчивая подруга. Принца-регента? И чем будет заниматься он? Убирать навоз и чистить уборную?

Марианна и впрямь оказалась более искусным магом, нежели Франсин Гордон – штатная фокусница цирка, – поскольку доставала из шляпы не каких-то там кроликов, а настоящих аристократов.

– Со следующей недели я включу всех троих в график ваших с Блейд репетиций, – пообещала Марианна, не обращая никакого внимания на горящий яростью взгляд герцога. – Есть какие-нибудь пожелания?

– Мне все равно, как они распределят между собой дни, – заметила Сесиль, повернувшись к маркизу и незаметно ущипнув себя за руку.

Нет, это определенно не сон.

Заметив пляшущие в глазах Карлайла веселые искорки, она одарила его ледяным взглядом:

– Просто постарайтесь быть на этом самом месте ровно в десять часов в означенный день.

Но ее взгляд не возымел никакого действия, и на лице маркиза – хотя придется привыкнуть называть его Гаем – расплылась довольная улыбка.

– С удовольствием, мэм.

Сесиль проигнорировала его ответ, или, вернее, постаралась проигнорировать, поскольку считала это единственным способом не лишиться рассудка.

Откашлявшись, герцог многозначительно посмотрел на Марианну:

– Не забудьте, что мы обсуждали с вами кое-что еще, мисс Симпсон.

Марианна нахмурилась, но потом вспомнила, и лоб ее разгладился.

– Ах да, верно. – Она повернулась к Сесиль. – Никто из них не будет принимать участия в представлениях до тех пор, пока мы не отправимся в тур. Третий работник – его зовут Смити – в твоем полном распоряжении, если тебе понадобятся его услуги.

Сесиль было очевидно, почему эта парочка не собиралась появляться на сцене. Хотя теперь герцог, когда выкрасил волосы в почти черный цвет и нацепил на нос очки, вполне мог остаться неузнанным представителями высшего света, посещавшими представления, а вот замаскировать до неузнаваемости Дарлингтона будет попросту невозможно.

– Я скажу дяде, что теперь, когда Дональд больше не нужен, тебе станет помогать Бэзил, – сказала Марианна.

Речь шла о работнике сцены, который выступал в роли ассистента, когда это было необходимо. Он был настолько флегматичен, что не подскочил бы и не закричал, даже если бы в него стреляли десять женщин одновременно. Единственная проблема состояла в том, что его невозмутимость никак не вписывалась в комедийные аспекты программы Сесиль.

Ее взгляд скользнул по стройной фигуре Дарлингтона и ненадолго задержался на подернутых поволокой глазах и улыбающихся губах. Усмехнувшись, она решила, что присутствие этого мужчины привнесет пикантное разнообразие в повседневную рутину, не говоря уже обо всем остальном.

– Боже милостивый, да она красавица! – заметил Гай, шагая рядом со Стонтоном по грязной, запруженной людьми улице.

– Да, она ничего, – пробормотал тот.

– Ничего? – возмутился Гай. – Да она чертовски хороша, приятель! Я видел ее всего раз, да и то из зрительного зала, и счел просто привлекательной, но на самом деле она бесподобна. Даже не подумаешь, что ей уже за тридцать.

– О чем это ты? – вскинул голову Стонтон. – Ей всего двадцать лет.

Гай посмотрел на друга.

– Я говорил о мисс Трамбле.

Стонтон удивленно вскинул брови, и его раскрасневшиеся от холода щеки стали почти пунцовыми.

– О…

– А кого имел в виду ты? – поинтересовался Гай, хотя догадаться было совсем не трудно.

Но друг лишь пожал плечами.

Хм. Интересно.

– Раз уж она тебя так очаровала, может, ты и будешь выполнять для нее всю работу? – раздраженно произнес Стонтон.

– Видел, как она стреляет? Я совсем не нервничаю.

Друг посмотрел на него с недоверием.

– Что? – спросил Гай. – Эта женщина самый искусный и меткий стрелок… или как их там называют… – Он на мгновение задумался. – Более искусного стрелка я не встречал. Точка. Знаешь кого-нибудь, кто стреляет так же? Нет, не знаешь. – Она удивительная.

– Гай… – начал Стонтон, но осекся и стиснул зубы.

– Что?

– Ничего.

– Нет уж, продолжай. Выскажи все, что думаешь.

– Ты ведь понимаешь, что мы будем путешествовать по Франции вместе с этими двумя женщинами и остальными артистками цирка Фарнема на протяжении двух месяцев?

– Да, Син, – изобразил вселенское терпение Гай. – Я знаю, что мы ввязались в это по весьма серьезным причинам, а вовсе не ради развлечения. Или ты уже забыл, что я тоже присутствовал при обсуждении наших планов? Думаешь, мне плевать на предстоящую нам миссию? Или полагаешь, что я не хочу помочь тебе спасти Бенджамина?

– Я вовсе так не думаю, Гай. Знаю, что ты так же, как и я, приложишь все силы к тому, чтобы выкупить моего брата и вернуть в Англию целым и невредимым. И все же мне кажется, ты недооцениваешь эффект, какой, скорее всего, произведешь на артисток цирка Фарнема. И мне кажется, ты не совсем понимаешь, что, если закрутишь роман с одной из этих женщин, нам придется разгребать последствия на протяжении нескольких недель, а то и месяцев.

– Последствия, – повторил Гай.

– Да, и ты знаешь, о чем я.

– Это взрослые женщины, а не школьницы, Син.

– Все твои любовницы тоже были взрослые женщины, и все же это не помешало некоторым из них… – Стонтон всплеснул руками. – Черт возьми, приятель! Ты знаешь, что я пытаюсь сказать.

– Да, знаю.

К сожалению, беспокойство его друга имело под собой веские основания.

Как бы старательно Гай ни пытался избежать последствий, некоторые из его любовниц преподносили ему сюрпризы. И не всегда приятные. Иногда они воображали, что влюблены в него, что не только причиняло неудобство, но и выглядело нелепо. Нет, в него, конечно же, можно было влюбиться – во всяком случае, так полагали его мать и сестры, – но Гай никогда не проводил со своими любовницами больше нескольких часов и всегда избегал эмоциональной близости.

Стонтон откашлялся:

– Какой бы привлекательной ни казалась тебе мисс Трамбле, возможно, ты постараешься сохранить с ней исключительно деловые отношения? Хотя бы до тех пор, пока мы не спасем Бенджамина и не отвезем домой. Как только завершим свои дела во Франции и вновь окажемся в Лондоне, можешь делать с ней все, что тебе заблагорассудится.

Гай положил руку другу на плечо, призывая замолчать, ибо этот разговор был слишком серьезным, чтобы вести его, шагая по улице.

Когда же они остались наедине, Гай произнес:

– Я знаю, что следующие несколько месяцев имеют решающее значение, как знаю, что мы отправляемся в Европу за Бенджамином, а вовсе не для того, чтобы я мог насладиться давно откладываемой поездкой на континент.

Вторая часть фразы заставила Стонтона улыбнуться, как и надеялся Гай, и он пообещал:

– Я не сделаю ничего такого, что поставило бы под удар нашу миссию или жизнь Бена.

Стонтон шумно выдохнул:

– Я знаю это, Гай, и не хотел тебя обидеть. Просто ты… э-э… склонен оставлять за собой след из разбитых женских сердец.

Гай хотел возразить, что по нему сохло не так уж много женщин, но в целом его друг был прав. Гай беспечно относился к своим любовным похождениям и всегда надеялся, что его любовницы – а он никогда не связывался с юными девицами, только с опытными женщинами – воспримут их совместное времяпрепровождение как то, чем оно, по сути, и было, а именно возможностью насладиться чувственным удовольствием. Случалось, правда, что дамы меняли свои планы и пытались склонить Гая к браку, хотя поначалу у них и в мыслях этого не было, даже у замужних дам возникали подобные навязчивые идеи.

По собственному опыту Гай знал, что лучший способ избежать крушения надежд любовницы – прекратить отношения с ней задолго до того, как она начнет на что-то надеяться. Именно поэтому он заработал репутацию бессердечного распутника, что, по его мнению, было несправедливо – ведь он всего лишь старался не разбивать сердца.

Капля дождя ударила Гая по носу и вывела из раздумий. Стонтон все еще смотрел на него, озабоченно хмурясь.

Улыбнувшись, Гай похлопал друга по плечу:

– Ты не обидел меня, старина. По правде говоря, последнее, что мне сейчас нужно, это любовные приключения. Только не после разговора, состоявшегося у меня с дедом на прошлой неделе.

Стонтон поморщился:

– Плохие новости?

– Да, его светлость сообщил мне, что дела в герцогском поместье значительно ухудшились.

– Гай, ты уверен, что действительно хочешь отправиться во Францию? Я не стану тебя осуждать, если…

– Не говори глупостей! Конечно же, я еду. К тому же дед сказал, что в конце года необходимо объявить о помолвке. А это уже совсем скоро. Свадьбу же можно отложить до середины следующего года.

Гаю не нужно было объяснять другу подтекст, звучавший в словах старого герцога. Они оба и так знали, что он имел в виду. Как только мужчина объявлял о помолвке с богатой наследницей, кредиторы тотчас же становились терпимее и выражали готовность предоставить еще больше кредитов.

Поместье Фейрхерст остро нуждалось и в том и в другом.

Стонтон сочувственно вздохнул:

– Есть кто-нибудь на примете?

Дождь усилился, и они двинулись дальше. Гай невесело рассмеялся:

– Нет. Но мать и дед уже составляют список.

Гай собирался заняться изучением этого списка сразу после Пасхи, но из-за того, что он намеревался отсутствовать в Англии примерно до конца апреля, у него появилась небольшая отсрочка.

Гай знал, что предстоящее путешествие во Францию совсем не безопасно, и посему его решение помочь другу нельзя было назвать легкомысленным. И все же он с нетерпением ждал возможности провести некоторое время в компании своих двух лучших друзей.

Со Стонтоном он виделся довольно редко, а с Эллиотом Уингейтом – тоже отправлявшимся во Францию – и того реже, несмотря на то что делил с ним жилье. Эллиот работал на правительство в столь секретной организации, что у нее даже названия не было. Последние несколько лет он буквально с ног сбивался, выполняя многочисленные задания, но Гай надеялся, что теперь, когда война закончилась и корсиканский дьявол заключен под стражу на острове Эльба, положение дел изменится.

Когда друзья добрались до небольшого неприметного дома, который использовали для своих приготовлений к поездке во Францию, Стонтон спросил:

– Не хочешь зайти и обсохнуть?

– Нет, отправлюсь домой.

– Я увижу вас с Эллиотом на ужине в клубе сегодня вечером?

– За Эллиота не поручусь, поскольку не видел его уже два дня, но сам там буду.

– Отлично.

– И кстати, Син, – произнес Гай, когда друг уже хотел войти в дом. – Я не злоупотребляю доверием женщин, самостоятельно зарабатывающих себе на хлеб, поэтому не стану флиртовать ни с мисс Трамбле, ни с какой-либо другой дамой-артисткой цирка Фарнема. Даю тебе слово.

Только вот тогда Гай еще не знал, что не раз вспомнит об этом своем обещании, и случится это совсем скоро.